СОБЫТИЯ
Как
мы уже отмечали выше, историю военных действий
в годы Первой Мировой можно было бы назвать «Крушение
иллюзий». Мы уже упоминали, что в ходе военных
действий вместе с десятками военных
кораблей погибли
и многие теории, причем с таким же ужасным грохотом,
какой сопровождал гибель «Куин Мэри» в
Ютландском бою. Вольно или невольно, но мы
вынуждены
рассматривать все события этого периода
через призму англо-германского
морского противостояния. Все остальные
театры имели откровенно второстепенный
характер, что подчеркивалось выделенными
для этих театров
силами. Англичане для действий на
Средиземном море не
нашли ничего лучше старых броненосцев. Даже
появление «Гебена»
в составе турецкого флота не взволновало
Адмиралтейство. Оно решило, что «Лорда
Нельсона» и «Агамемнона»
хватит для нейтрализации кошмара, перед
которым трепетал весь российский
Черноморский флот.
То же самое можно сказать и об отношении
немцев к Балтике. Они до такой степени
считали ее «Тевтонским озером»,
что против русской бригады линкоров не нашли
ничего лучше пары легких крейсеров. Когда
нам громогласно сообщает о том, что для
«усиления» своего флота
на Балтике немцы перебросили туда 4-ю
эскадру линкоров,
следует вспомнить, что на самом деле это
были броненосцы
типа «Виттельсбах», которые потеряли всякое
боевое значение еще лет 10 назад.
Главным
определяющим фактором в годы войны стала
полная изоляция морских театров военных
действий. Если русский
Балтийский и Черноморский флоты, а также
австрийский флот оказались в вынужденной
изоляции,
продиктованной самой географией театра, то
мы без труда можем
найти и примеры самоизоляции. В течение
всей войны русские с ужасом ожидали
появления на Балтике
дредноутов Флота Открытого Моря.
Действительно,
пару раз они туда заглядывали в ходе первой
и второй Моонзундских операций
германского флота. А ведь Кильский
канал строился именно как внутренняя операционная
линия! Но в 1915 году немцы перебросили на Балтику
лишь одну эскадру линкоров с кораблями сопровождения.
Трескучая «Операция «Альбион», состоявшаяся
в 1917 году, была не более чем цирковым представлением.
Она не имела решительно никакого военного
и политического значения и ни на что не
повлияла. Германское
командование, судя по всему, просто хотело
как-то развлечь изнывающие от безделья
экипажи своих линкоров.
А заодно реализовало смутные подсознательные
стремления, чему сильно порадовался бы
старик Фрейд. Если не
удается десант на меловые скалы Дувра, то
пусть болотистые равнины Эзеля сойдут за «балтийский
Альбион».
В
точно такой же самоизоляции оказался и
Средиземноморский
театр. Даже для проведения Дарданелльской
операции Адмиралтейство не направило туда
ни одного боевого
корабля, имеющего реальную ценность. Конечно,
в начале 1915 года у берегов Турции появились
линейный крейсер «Инфлексибл» и
линкор «Куин Элизабет».
Но... Как я предполагаю, причиной абсолютно
бессмысленного
похода первого стало стечение
обстоятельств. Просто
до января 1915 года корабль ремонтировался в Гибралтаре
после Фолклендского боя и в нужное время оказался
под рукой в нужном месте. А грозный линкор в тот
период вряд ли был полноценной боевой
единицей. Он только что вошел в строй (официальная
дата — январь 1915
года), и Адмиралтейство, судя по всему, решило
провести испытания машин и артиллерии в «обстановке,
максимально приближенной к боевой». Как я
думаю,
Адмиралтейство в турецких батареях не
видело совершенно
никакой опасности для этого корабля.
Особняком
стоит история эскадры графа фон Шпее. Эти
события явились единственным примером
мобильности морской
силы и взаимосвязанности театров. Действия
фон Шпее привели к вынужденному отвлечению части
сил Гранд Флита из Северного моря, причем в
достаточно критический момент. Однако если
рассмотреть эту
операцию под микроскопом, то выяснится, что и
здесь не все обстоит просто и ясно.
Действительно, адмирал
Фишер приложил прямо-таки нечеловеческие
усилии, чтобы вытолкнуть «Инвинсибл» и
«Инфлексибл» в море
как можно раньше. А далее почти все книги
рассказывают, как
линейные крейсера совершили стремительный
бросок в Южную Атлантику. На самом же деле
их плавание более
напоминает неспешный выставочный вояж
мирного времени. Экономическая скорость,
частые остановки..
Наверное, недаром Фишер так озлился на
победителя при Фолклендах адмирала Стэрди.
Ведь тот ухитрился
опоздать в пункт назначения на 4 суток! А мог
опоздать и еще
больше, упустив возможность перехватить
фон Шпее.
Главным
театром военных действий, или точнее бездействий,
стало Северное море. Немцы упрямо ждали, что
англичане приступят наконец к ближней
блокаде Гельголандской
бухты. А коварный Альбион столь же упрямо
отказывался это делать. После первой
вылазки адмирала
Битти англичане не предпринимали
самостоятельных
действий больше 3 лет. Немцы в рамках своей
теории «малой войны» совершили
несколько набегов на берега Англии,
обстреляв беззащитные города Уитби,
Сандерленд, Скарборо и другие. Выманить и
уничтожить часть сил британского флота они
не сумели, зато за линейными
крейсерами адмирала Хиппера прочно
закрепилась черная
слава «детоубийц». Впрочем, это прекрасно
вписывалось в
общую картину «гуннских зверств», которые немцы
совершали с присущим только этой нации
отсутствием такта и здравого смысла. Эти
набеги не принесли немцам
совершенно никаких успехов, они даже не
сумели потопить
случайно застигнутые в атакованных портах несколько
легких крейсеров и эсминцев.
А
весной 1915 года случилось неизбежное:
эскадру Хиппера
перехватили британские линейные крейсера и
потопили «Блюхер». После этого интерес к
набеговым операциям у германского
командования пропал надолго. Вдобавок
немцы начали подозревать, что противник
проявляет
подозрительную осведомленность обо всех их
планах. И
действительно, это было так. Часто
англичане узнавали о
планируемой операции еще до того, как
германские корабли
покидали порты. Это было результатом
счастливого
совпадения двух факторов. Первый — в
британском Адмиралтействе
уже достаточно давно действовал разведывательный
отдел, который имел в своем составе особо засекреченное
подразделение — так называемую Комнату 40.
Это подразделение занималось
радиоперехватом и расшифровкой радиограмм
противника. Второй — в августе 1914
года в Балтийском море сел на камни
германский легкий
крейсер «Магдебург», на котором были
захвачены кодовые
и сигнальные книги германского флота.
Русские охотно
поделились этим с англичанами. Но если
Комната 40
сполна использовала подарок судьбы, то
британские адмиралы,
как мы увидим ниже, воспользоваться предоставленными
им сведениями не сумели.
В
1916 году главные силы двух флотов
встретились у берегов полуострова Ютландия
(так думали англичане), или
вблизи пролива Скагеррак (так полагали
немцы). Однако
генеральное сражение, которого все ждали и
боялись, не состоялось. В очередной раз
сцепились эскадры линейных
крейсеров, а линкоры ограничились кратковременной
перестрелкой. После этого немцы в августе
того же года
совершили демонстративный выход в море, на чем
действия линейных флотов завершились. Все
происходившее в
Северном море с сентября 1916 года по ноябрь
1918 года нельзя назвать даже малой войной.
Это была какая-то
микроскопическая война. Даже перестрелки
эсминцев можно
было пересчитать по пальцам одной руки.
Кризис
идей привел к довольно странной трансформации
самой морской войны. Динамичная и
масштабная по
самой своей природе, она совершенно
неожиданно превратилась
в дурное подобие окопного сидения на суше. Позиционная
морская война — такого раньше никто представить
себе не мог даже в кошмарном сне. В этом
состояло
кардинальное отличие Первой Мировой войны
от Второй
Мировой. Для последней характерным было следующее
развитие событий: в понедельник Соединение
Н выходит
из Гибралтара в Средиземное море, чтобы
обеспечить
проводку очередного конвоя на Мальту. А в
пятницу оно уже
принимает участие в охоте на «Бисмарка» где-то
посреди Атлантики. Лучший британский
адмирал XX
века
Эндрю Браун Каннингхэм в 1914 — 18 годах командовал
одним из эсминцев Средиземноморского флота,
а в 1939 — 43 годах командовал уже самим
британским Средиземноморским флотом. Он
позднее в своих мемуарах
напишет, что под его командованием британские
линкоры проводили в море больше времени,
чем он сам ранее на
эсминце.
Вынужденная
пассивность линейных флотов привела к
страшным последствиям. Причем страшным не
для противника,
а для страны, затратившей огромные деньги и силы
на создание этих самых линейных флотов. «Великое
сидение»
в базах завершилось серией кровавых
мятежей, прокатившихся
практически по всем флотам без исключения.
Единственное различие этих бунтов
заключалось в том, что флоты-победители
продержались немного дольше.
Зато если говорить о потерпевших поражение...
Чем завершилось
выступление моряков-балтийцев, знают все, ведь
без ополоумевшей от безделья матросни
Великая Октябрьская
контрреволюция шансов на успех не имела (Придется
сделать сноску. В октябре 1917 года
недоразвитый капитализм
в России был заменен развитым феодально-бюрократическим
строем, который описал Карл Маркс в
своем «Капитале» под названием азиатского
способа производства. Да еще с ярко
выраженными элементами рабовладения —
речь идет о ГУЛАГе. Поэтому октябрьский
переворот иначе как хрестоматийной
контрреволюцией назвать нельзя. Недаром
отдел пропаганды ЦК КПСС в свое время
запретил книгу Карла Маркса
«Тайная дипломатия царской России». Вот уж
нашли антикоммуниста!).
Те же самые
последствия имел для Германии и мятеж в
Киле в 1918 году. В том же самом 1918 году
рвануло на кораблях австрийского флота
в Поле, хотя там бунт был уже
следствием развала двуединой монархии. В 1919
году взбунтовались
экипажи французских линкоров, находящихся
в Черном море. И завершилось все
Инвергордонским
мятежом в Королевском Флоте. Ей-богу, пора
писать книгу «Линейный флот как
источник революционной
заразы».
В
незапамятные времена персидский царь
Ксеркс осерчал на
море, точнее на пролив Босфор, разметавший
цареву понтонную переправу, и приказал
высечь негодника
плетьми. В годы Первой Мировой вполне
серьезные адмиралы совершили нечто очень
похожее по своей противоестественности.
Они сумели вырыть на море окопы, потому
что иначе назвать Дуврский и Отрантский
барражи трудно.
Чтобы помешать подводным лодкам выходить в
море, поперек проливов были развернуты
линии дрифтеров с подвешенными сетями,
установлены минные заграждения.
Началась позиционная война на море, апофеозом
которой стала установка Великого минного
заграждения
поперек всего Северного моря. Более бессмысленное
расточительство придумать было трудно.
Впору было
вспомнить фразу Фридриха Энгельса о
бессмысленной
гонке вооружений, в ходе которой «нация как бы
топит часть своего совокупного продукта в
море». И действительно, взяли и утопили,
потому что десятки тысяч
мин этого заграждения никого не остановили
и никому не
помешали.
Правда,
в самом конце войны британское Адмиралтейство
очнулось от летаргии и предложило испытать новый,
а точнее давно забытый способ борьбы с
подводными
лодками. Было решено затопить на входных
фарватерах
бельгийских портов Остенде и Зеебрюгге
брандеры, чтобы эти
самые фарватеры перекрыть. Наверняка британские
адмиралы вспомнили попытки адмирала Того закупорить
бутылочное горлышко входа в гавань Порт-Артура.
Операции были проведены с потрясающей смелостью,
жаль, что они не увенчались успехом.
Брандеры были затоплены не совсем точно
и фарватеров не перекрыли.
А потому без ответа, остался другой вопрос:
стоило ли это делать вообще? Сколько
дней потребовалось бы
немцам, чтобы устранить помеху в порту,
который находится
в самом центре Европы? Это ведь не осажденная
дальневосточная крепость.
В
отношении подводной угрозы практически все
участники
войны продемонстрировали почти
младенческое невежество.
О метаниях германского командования мы уже говорили.
Но британское оказалось подготовлено
ничуть не лучше.
Уже давно было известно, что конвой - это
наилучшая система защиты торгового
судоходства. Даже неохраняемый
конвой лучше, чем отсутствие конвоев. Но
Адмиралтейство и правительство ввели
систему конвоев, только оказавшись
на краю пропасти. Преодолеть сопротивление судовладельцев
им удалось с величайшим трудом.
Характеризуя
военные действия на море в целом, следует
сказать, что они имели фрагментарный,
мозаичный характер.
Война на море распалась на ряд почти не
связанных между
собой эпизодов, что и обусловило название нашей
книги — «Морские битвы Первой Мировой войны».
Единые целенаправленные кампании, вроде
Битвы за Атлантику или
кампании на Соломоновых островах, флоты
вести пока еще не научились. Чуть ли не
единственным
исключением явились действия русского
Черноморского флота по поддержанию
приморского фланга Кавказской
армии. Причем это было двойное исключение.
Мало того, что русский флот дал пример
многомесячной планомерной
работы, он еще показал нехарактерный для Первой
Мировой образец умелого взаимодействия с
армией. И этим мы
можем вполне законно гордиться.