Wundefwaffe

БЕГСТВО «ГЕБЕНА»

 

 

Вообще-то этот эпизод практически во всех истори­ческих работах назван гораздо более эффектно — прорыв «Гебена» и «Бреслау». Но при слове «прорыв» перед гла­зами невольно возникают поднятые стеньговые флаги, бешеная стрельба с обоих бортов, кипящий носовой бу­рун, шлейф густого черного дыма, стелящийся за кор­мой... И лихорадочное, напряженное ожидание: кто же первым попадет в цель? Преследуемый всадит снаряд под ватерлинию догоняющему, и тот будет вынужден сба­вить ход, чтобы под напором воды не затрещали пере­борки, или догоняющий вобьет противнику снаряд в машинное отделение, и несчастная жертва остановится, окутавшись облаками пара... Однако при ближайшем рас­смотрении эпизод, которым открывается война на Сре­диземном море, больше напоминает унылую прогулку сонных осенних мух по оконному стеклу. Туда, сюда, вправо, влево... Не спеша, вперевалочку, с остановками и раздумьями. А самое главное — бессмысленно и бес­цельно, по крайней мере, для одной из сторон.

Вопрос о бегстве «Гебена» стал одним из самых обсуж­даемых и в историографии, и, особенно, в популярной литературе. Упражняются в толковании виртуальной исто­рии все, кому только не лень. Не обошли стороной сей вопрос и русские историки, благо нас проблема «Гебена» касалась впрямую. Очень рекомендую прочитать прекра­сную повесть Бориса Лавренева «Стратегическая ошибка».

История эта началась в 1912 году, во время Первой балканской войны. Турция была наголову разбита коали­цией балканских стран (Болгария, Сербия и Греция), па­дение Константинополя казалось вопросом дней. И тогда великий визирь обратился к основным европейским дер­жавам с просьбой прислать эскадру для защиты турец­кой столицы. Страны, подписавшие в конце прошлого века Берлинский трактат, такую эскадру прислали. Им­ператор Вильгельм II неожиданно оказался провидцем, и отправил в Средиземное море 2 новейших корабля — линейный крейсер «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау» (Среди младших офицеров этого корабля мы встречаем будущего гросс-адмирала Деница), хотя можно было ограничиться каким-нибудь броненос­ным крейсером, который не ослаблял германский флот на его главном театре — Северном море. Командующим Средиземноморской дивизией 23 октября 1913 года был назначен контр-адмирал Вильгельм Сушон, известный среди коллег под прозвищем «дипломат».

Весной 1914 года «Гебен» совершил ряд походов, его машины требовали ремонта, также необходима была очи­стка днища. По утверждению германского историка Гер­мана Лорея (С апреля 1915 по август 1916 года он командовал турецким броне­носцем «Барбарос Хайреддин», а с ноября 1915 по июнь 1917 года — броненосцем «Торгуя Рейс») «Гебен» мог надежно держать не более 14 узлов и лишь на короткое время развивал 20 узлов. По­этому после убийства австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, которое произошло в Сараево 28 июня, ли­нейный крейсер был спешно отправлен в австрийскую военно-морскую базу Пола для ремонта. Полностью от­ремонтировать машины не удалось, но все-таки теперь «Гебен» мог развить до 24 узлов.

На совещании в марте 1914 года Сушон и командую­щий австрийским флотом адмирал Антон Гауе решили, что главной задачей морских сил Центральных Держав на Средиземном море является предотвращение перевозки французских войск из Алжира в метрополию. При вы­полнении этой задачи немцам должны были помогать австрийские и итальянские легкие крейсера и эсминцы. «Гебен» и «Бреслау» 2 августа прибыли в Мессину, но никаких австрийских или итальянских кораблей там не нашли. Более того, итальянцы не дали ему ни угля, ни провизии. Единственное, что смог сделать Сушон — при­нять уголь с германского парохода «Генерал», преду­смотрительно вызванного в Мессину. 2 августа Адмирал-штаб сообщил Сушону, что начаты военные действия против России, и война с Францией стала неизбежной. Сушон самостоятельно решил нанести удар по алжир­ским портам Бон и Филиппвилль. В ночь со 2 на 3 августа германские корабли покинули Мессину.

А что же союзники? У них царил полнейший разброд, причем собственные политики делали все возможное и невозможное, чтобы сбить с толку своих же военных. Впрочем, сами военные тоже показали себя с нелучшей стороны. Англия имела на Средиземном море эскадру линейных крейсеров, базирующуюся на Мальту. «Инфлексибл», «Индефетигебл» и «Индомитебл» были во­оружены 8 — 305-мм орудиями и имели проектную ско­рость 25,5 узлов. Их поддерживала 1-я эскадра крейсеров — «Блэк Принс», «Дифенс», «Дьюк оф Эдинбург» и «Уорриор». Эти 4 броненосных крейсера были вооружены 234-мм, 190-мм и 152-мм орудиями, но не могли ходить быстрее 23 узлов. Кроме них на Средиземном море Бри­тания имела 4 легких крейсера типа «Таун» (152-мм ору­дия; скорость 25,5 узла) и флотилию эсминцев. Этими силами командовал адмирал сэр Арчибальд Беркели Милн, имевший твердую репутацию паркетного адми­рала. Он добился своего звания и поста лестью, но никак не профессиональными качествами. И в ходе дальней­ших событий Милн продемонстрировал полнейшую бе­зынициативность и откровенную глупость. В 1912 году Фишер писал Черчиллю: «Назначив сэра Беркели Милна, вы предали флот. Ведь вам отлично известно, что он совершенно не способен быть командиром эскадры, од­нако вы дали ему этот пост». Несдержанный на язык Пер­вый Морской Лорд ненавидел Милна и еще 5 лет назад публично назвал его «гадюкой самого гнусного толка». 1-й эскадрой крейсеров командовал контр-адмирал Эр­нест Трубридж, потомок одного из лучших капитанов Нельсона. Он считался одним из лучших адмиралов Ко­ролевского Флота.

Справедливости ради укажем, что стратегическая си­туация на Средиземном море сложилась крайне запу­танная. Французы имели 3 дредноута, из которых 2 пока еще не были полностью боеспособны, и 10 броненос­цев. Им противостояли 3 австрийских дредноута и 3 бро­неносца. Если к австрийским кораблям добавятся 2 ита­льянских дредноута и 6 броненосцев, то шансы соеди­ненной англо-французской эскадры станут довольно со­мнительными. Впрочем, у британского главнокоман­дующего на Средиземноморье хватало забот и кроме борьбы с итальянскими и австрийскими дредноутами. Как говорил еще Наполеон: «Главный вопрос: кто вла­деет Константинополем?» За влияние на султана Мех-мед-Решада V соперничали многие державы, Британия послала военно-морскую миссию под руководством контр-адмирала Артура Лимпуса для обучения турец­ких моряков. Германия отправила свою миссию под командой генерала Лимана фон Сандерса для обуче­ния турецкой армии.

Основная часть сил Милна находилась в восточном Средиземноморье, пока 27 июля Адмиралтейство не передало:

 

«Европейская политическая ситуация делает войну вполне возможной. Будьте готовы преследовать корабли возможных противников. Возвращайтесь на Мальту на обычной скорости и оставайтесь там со всеми кораблями, завершая бункеровку».

 

Эта телеграмма вернула Милна в Ла-Валетту, где он 30 июля получил новое распоряжение:

 

«Позиция Италии не определена. Чрезвычайно важ­но, чтобы ваша эскадра не вступала в серьезные бои с австрийцами, пока итальянцы не сделают это же. Вашей первой задачей является помощь французам в перевозке их Африканской армии путем конвоирования. Если воз­можно, навязывайте бой отдельным германским кораб­лям, особенно «Гебену», который может помешать пе­ревозкам. На этой стадии не вступайте в бой с превосхо­дящими силами. Скорость вашей эскадры вполне доста­точна для выбора подходящего момента. Будьте сдержан­ны поначалу, мы надеемся позднее усилить Средизем­номорский флот».

 

Следует отметить, что в дальнейшем Мили будет жа­ловаться на малый ход своих линейных крейсеров, кото­рые тоже требовали очистки днища. Но отметим, что, в отличие от Сушона, Милн не сделал никаких попыток привести свои корабли в порядок. Инструкции Адмирал­тейства сфокусировали внимание Милна на французских войсковых конвоях из алжирских портов в Марсель. Они не содержали даже намека на то, что германские кораб­ли могут пойти на восток. Но ведь британский посол в Константинополе сэр Луис Малле предупреждал, что Оттоманская Империя все больше склоняется на сторо­ну Германии. Дело в том, что германский посол фон Ван-ген гейм убедил турецкого военного министра честолю­бивого Энвер-пашу (ему было всего 33 года) передать армию под командование энергичного фон Сандерса.

Но только к вечеру 2 августа Милну разрешили уста­новить контакт с потенциальным союзником и коллегой французским вице-адмиралом Лапейрером. Он попытал­ся сделать это по радио, а когда это не получилось, вы­шел на легком крейсере «Дублин» в Бизерту с письмом. Он не знал, что французское правительство боялось шелохнуться, чтобы только не спровоцировать развязы­вание войны, и до утра 3 августа флоту было запрещено покидать Тулон. Наконец поступил приказ: «Следить за «Гебеном» и прикрыть перевозку французских войск», но их погрузка так и не началась до прибытия Лапейрера в Бизерту 5 августа, когда Сушон уже нанес первый удар. 3 августа Милн получил новый приказ:

 

«Гебен» должны преследовать два линейных крейсера. Подходы к Адриатике должны охраняться крейсерами и эсминцами. Сами оставайтесь возле Мальты».

 

Не имея более свежих новостей о «Гебене» и «Бреслау», кроме сообщения, что в конце июля они принима­ли уголь в Бриндизи, Милн отправил легкий крейсер «Чатам» сторожить Мессинский пролив, а «Индомитеблу», «Индефетигеблу», 1-й эскадре крейсеров, легкому крейсеру «Глостер» и 8 эсминцам приказал крейсировать в Отрантском проливе. Эти довольно значительные силы находились под командой человека, носившего имя од­ного из самых прославленных капитанов Нельсона. Од­нако контр-адмирал Эрнест Трубридж, поднявший флаг на броненосном крейсере «Дифенс», не слишком долго чувствовал за спиной прочную опору — 2 линейных крей­сера. Когда «Чатам» сообщил, что в Мессине никого нет, в Адмиралтействе отсутствие сведений о кораблях Сушона вызвало серьезную тревогу. Было решено, что они могут попытаться прорваться в Атлантику, и Милну приказали отправить «Индомитебл» и «Индефетигебл» в Гибралтар. Как себе представляли Их Лордства прорыв германских кораблей через узкий пролив, догадаться трудно.

«Чатам» разминулся с германскими кораблями всего на несколько часов. Зная, что его страна воюет с Фран­цией, Сушон утром вышел из Мессины и на большой скорости пошел на запад, намереваясь помешать погруз­ке французского XIX корпуса. На рассвете 4 августа германский линейный крейсер появился у Филиппвилля, а его спутник — у Бона. С 6.08 до 6.18 линейный крейсер обстреливал порт из 150-мм орудий, выпустив 43 снаря­да. В это же время «Бреслау» выпустил 60 снарядов по Бону. По мнению немцев, они нанесли серьезный ущерб портовым сооружениям и задержали отправку француз­ских войск. На самом деле это было не так. Французский адмирал Буэ де Лапейрер сразу решил перевозить войска только конвоями под прикрытием главных сил флота, игнорируя распоряжение морского министра. 1 августа адмирал получил телеграмму из Парижа:

 

«В ночь с 31 июля на 1 августа «Гебен» и «Бреслау» пришли в Бриндизи. Снимайтесь с якоря, и если вам будет сообщено о начале военных действий, задержите их. Кроме того, совет министров постановил, чтобы вой­сковые перевозки осуществлялись одиночными транс­портами. Военное ведомство идет на связанный с этим риск».

 

3 августа главные силы французского флота вышли из Тулона. Группой А командовал вице-адмирал Шошпра. Она состояла из броненосцев «Дидро» (флагман), «Дантон», «Кондорсе», «Вольтер», «Мирабо» и «Верньо», 4 броненосных крейсеров и 12 миноносцев. Эти корабли должны были следовать в Филипвилль. Сам Лапейрер командовал группой В, которая состояла из дредноута «Курбе», броненосцев «Верите», «Демокра­та», «Жюстис», «Патри» и «Републик», 3 броненосных крейсеров и 12 миноносцев. Лапейрер направился в Ал­жир. Группа С, которой командовал контр-адмирал Гепратт, состояла из старых броненосцев «Жоригиберри», «Сюффрен», «Сен-Луи», «Голуа» и 4 миноносцев. Она получила приказ следовать в Оран. Как Сушон намере­вался атаковать французские транспорты при наличии таких сил прикрытия, остается неясным. Он ведь не мог знать о безобразной подготовке французских артилле­ристов. Германский адмирал, решив добиться мелкого тактического успеха, поставил свои корабли в опасное положение.

Радиостанции Бона и Филиппвилля открытым текстом передали сообщение об атаке немцев и их отходе на за­пад. Лапейрер приказал группе А как можно скорее пере­хватить «Гебен» и навязать ему бой. Однако скорость эс­кадры была ограничена 15 узлами, больше не позволяли развить текущие котлы «Мирабо», и она опоздала на 2 часа. Кроме того, Лапейрер был введен в заблуждение ложным маневром Сушона и повернул свои силы на за­пад. С этого момента французский флот можно было спи­сать со счета. А ведь если бы не злосчастные котлы, если бы не странный поворот... Впрочем, история не знает сослагательного наклонения.

Завершив обстрел, немецкие корабли соединились, чтобы продолжить свой путь. Утром 4 августа Сушон по­лучил радиограмму из Берлина:

 

«Заключен союз с Турцией. «Гебену» и «Бреслау» немедленно следовать в Константинополь».

 

Адмирал не знал, что, отдавая этот приказ, Тирпиц немного опережал события: интриги фон Вангенгейма еще не возымели полного результата, и Энвер-паша не был до конца убежден, что союз с Германией — в инте­ресах младотурков, которые почти полностью управляли страной. Однако эти тонкости мало беспокоили адмира­ла, ведь чтобы совершить предложенный переход, его кораблям следовало сначала заправить бункера. Поэтому Сушон решил снова зайти в Мессину.

Но немцам не удалось проскочить туда незаметно. 4 августа в 10.30, вскоре после их ухода от Филиппвилля и Бона, они были замечены «Индомитеблом» и «Индефетигеблом», надо добавить — совершенно случайно. Нака­нуне вечером линейные крейсера отделились от эскадры Трубриджа и направились в Гибралтар. Они разминулись с «Гебеном» на контркурсах на расстоянии всего 8000 ярдов. Британия и Германия не воевали, и орудия были развернуты на ноль. Капитан 1 ранга Ф.У. Кеннеди, командир «Индомитебла», командовавший соединением, воздержался от обычного салюта адмиральскому флагу, хотя такое нарушение международных обычаев могло быть превратно истолковано. Он знал свой долг: линейные крейсера развернулись и начали преследование, держась поодаль на каждой раковине. В 10.36 Кеннеди отправил радиограмму Милну, сообщив, что встретил «Гебен» и «Бреслау». Немецкий легкий крейсер немедленно увели­чил скорость и ушел на север. Эта новость восхитила Чер­чилля. «Отлично. Держим их. Война неизбежна», — отве­тил он Уайтхоллу, а позднее написал, больше поддав­шись чувствам, чем желанию воспроизвести детали:

 

«Весь долгий летний вечер три огромных корабля, преследуемый и преследователи, вспарывали прозрач­ную воду Средиземного моря, храня тягостное, напряженное молчание. В любой момент «Гебен» мог быть со­крушен огнем 16 — 305-мм орудий, выпускавших втрое больше металла, чем он сам. В Адмиралтействе мы испы­тывали муки Тантала. Около пяти часов вечера принц Луи заметил, что до темноты еще достаточно времени, чтобы потопить «Гебен».

 

«Я не мог промолвить и слова», — завершает Чер­чилль, потому что кабинет не разрешил бы никаких дей­ствий до истечения в полночь срока ультиматума Герма­нии. Адмиралтейство еще за 2 часа до предъявления уль­тиматума Германии настаивало на разрешении атаковать «Гебен», если он нападет на французские порты. Когда пришло известие об обстреле Бона, такое разрешение было дано, но Милн получил его только в 17.00. С другой стороны, возникали сомнения: так ли уж легко будет справиться с «Гебеном»? Пока что он поддерживал ско­рость 22,5 узла, временами развивая 24, несмотря на неисправности в котлах, которые так и не удалось устранить. Британские линейные крейсера не выдерживали этой гонки. Они давно не были в доке и имели кочегарные команды, укомплектованные по штатам мирного време­ни, то есть уменьшенные. К 15.36 Сушон так оторвался от преследователей, что Кеннеди сообщил о потере кон­такта с противником. Более быстроходному «Дублину», примчавшемуся из Бизерты, удавалось продержаться на хвосте у немцев чуть дольше. Командир «Дублина» запро­сил разрешение открыть огонь по «Бреслау», но получил отказ. В результате после 21.00, когда до истечения срока ультиматума оставалось менее 3 часов, «Дублин» тоже потерял немцев из виду. Здесь нужно сделать небольшое отступление. Известный британский историк Вильсон рассказывает сказку, что «Гебен» после ремонта в Поле мог развить скорость на 2 узла больше, чем показал на испытаниях, то есть 30 узлов. В то же время, дескать, британские линейные крейсера не могли дать более 22 узлов. Но как при этом Кеннеди удерживался на хвосте Сушона целых 5 часов? Ведь за это время «Гебен» должен был оторваться на целых 40 миль!

Предполагая, что германские корабли должны вер­нуться в Адриатику, Кеннеди должен был двигаться на восток и закрыть своими линейными крейсерами север­ный вход в Мессинский пролив. Однако он получил из­вестие, что Италия покинула Тройственный Союз и объя­вила о своем нейтралитете. Она запретила кораблям вою­ющих держав подходить на расстояние менее 6 миль к своим берегам. Уайтхолл потребовал соблюдать этот зап­рет. В результате «Индомитеблу» и «Индефетигеблу» было приказано соединиться с «Инфлексиблом» и легкими крейсерами «Чатам» и «Веймут» к западу от Сицилии. Милн установил там зону патрулирования, чтобы поме­шать Сушону атаковать транспорты, перевозящие фран­цузские войска. Британский главнокомандующий, одна­ко, допускал, что германцы будут гораздо меньше ува­жать итальянский нейтралитет, и приказал Трубриджу отделить легкий крейсер «Глостер» капитана 1 ранга Говарда Келли для наблюдения за южным входом в Мессинский пролив.

Сушон получил серьезное преимущество: германский морской атташе в Риме передал: «Несмотря на участие в Союзе, Италия останется нейтральной, но флотское командование не одобряет этого и расположено дружески к нам». Поэтому он не колебался, когда 5 августа в 5.00 повел свои корабли в Мессину. Итальянские власти не помешали ему заправляться с немецких угольщиков до 17.00, когда Сушон снисходительно согласился учесть международные правила, запрещающие кораблям вою­ющих стран оставаться в нейтральном порту более 24 часов. При этом он вел отсчет времени не с момента захода корабля в порт, а с момента получения ноты итальянских властей. С такой интерпретацией «дружес­ки настроенные» итальянцы не спорили, поэтому «Гебен» и «Бреслау» оставались в Мессине 36 часов, до 17.00 6 августа. «Гебен» принял 1580 тонн угля, а «Бреслау» — 495 тонн. Кроме того, они пополнили команды моряка­ми с угольщиков. Однако германскому адмиралу при­шлось столкнуться с более серьезной проблемой, чем бункеровка. Фон Вангенгейм выступил категорически против попыток фон Тирпица склонить Энвер-пашу на сторону Германии путем посылки военных кораблей в турецкие воды. Этого оказалось достаточно, чтобы Адмиралштаб передал Сушону: «По политическим сооб­ражениям переход в Константинополь невозможен. Вы должны следовать в Полу или в Атлантику». Но остава­лись необоснованные подозрения, что Австро-Венгрия, которая сделала все для создания кризиса, поставивше­го мир на грань войны, последует примеру Италии и останется нейтральной. Поэтому распоряжение было немного изменено: окончательное решение должен был принять сам Сушон, причем подразумевалось самое про­стое решение — Адриатика. Сушон туда не собирался, но на всякий случай передал 5 августа по радио в Полу адмиралу Гаусу:

 

«Настойчиво прошу вас как можно скорее выручить «Гебен» и «Бреслау», находящиеся в Мессине. Англий­ские крейсера держатся возле Мессины, французских ко­раблей здесь нет. Когда можно ждать вашего прихода в район Мессины, чтобы выйти вам навстречу?»

 

6 августа германский морской атташе телеграфировал из Вены, что австрийцы отказываются помогать, так как думают, что помощь опоздает. Хотя была сформирована эскадра, чтобы прикрыть прорыв германских кораблей в Адриатику, выходить в Средиземное море австрийцы не собирались.

Сушон должен был выкручиваться самостоятельно. Вряд ли можно найти более удачный пример предостав­ления свободы выбора. Германский адмирал был уверен, что Австрия не изменит Тройственному Союзу, и не ви­дел смысла усиливать ее маленький флот, запертый в Адриатике. Он просчитал, что превратить Турцию в со­юзника более выгодно, чем попытаться нанести удар по французским конвоям в Средиземном море или по тор­говле союзников в Адриатике. Он потребовал выслать угольщики в заранее оговоренные точки на своем марш­руте в Константинополь. Выйдя из Мессины 6 августа в 17.00, Сушон пошел на восток. Угольщик «Генерал» вы­шел из Мессины на 2 часа позже «Гебена» и самостоя­тельно направился через все Средиземное море. В пути он получил приказание адмирала идти не к острову Санторин, а в Смирну, куда благополучно прибыл во второй половине дня 9 августа. «Гебен» и «Бреслау» были заме­чены у южного выхода из Мессинского пролива «Глосте­ром». Пылкие итальянцы представляли, как немцы по­падут в когти британских линейных крейсеров, ожидаю­щих за горизонтом. Они были уверены в скорой гибели немецкой эскадры.

Однако 3 линейных крейсера Милна не могли пере­хватить немцев, хотя Адмиралтейство спешно отменило свой запрет входить в Мессинский пролив. Мили писал:

 

«Первейшей моей заботой была защита французских транспортов от германских крейсеров. Я знал, что они имеют преимущество в ходе перед нашими линейными крейсерами не менее 3 узлов, и потому был вынужден занять положение, при котором можно было бы отре­зать «Гебен», если он пойдет на запад».

 

Мили, очевидно, полагал, что 1 дредноута и 15 бро­неносцев недостаточно для защиты транспортов от «Гебена». Поэтому «Инфлексибл», «Индефетигебл», «Веймут» и «Чатам» бессмысленно мотались между Сицилией и Сардинией. «Индомитеблу» Милн приказал идти в Бизерту за углем. «Дублин» и 2 миноносца принимали уголь на Мальте. Если бы британский адмирал поменьше ду­мал о французских транспортах (и если бы он сумел на­ладить нормальное взаимодействие с Лапейрером), он приказал бы всем кораблям заправляться на Мальте. От­туда «Индомитебл» смог бы двинуться на соединение с Трубриджем. А так лишь 1-я эскадра крейсеров и флоти­лия эсминцев находились между Сушоном и его целью. Но Милн полагал, что 4 броненосных крейсера и 8 ми­ноносцев, а также «Дублин» с 2 миноносцами сумеют преградить «Гебену» путь в Адриатику. О попытке проры­ва на восток Милн даже не думал.

«Глостер» неотступно преследовал немцев, постоян­но донося об их курсе. Британский крейсер начал терять противника на фоне берега, поэтому Говард Келли ре­шил зайти между берегом и германскими кораблями, чтобы лучше видеть их. Однако «Бреслау» пошел напере­рез и вынудил «Глостер» отвернуть. Крейсера разошлись на расстоянии всего 20 кабельтов, так и не открыв огня.

Так как сначала германский адмирал взял курс на Адриатику, Трубридж предположил, что он направляет­ся в Полу. Поэтому английская эскадра, находившаяся возле Корфу, направилась на север, чтобы перехватить германцев. Трубридж так и не понял, что неправильно оценил ситуацию, более того, когда Говард Келли сообщил, что «Гебен» и «Бреслау» идут к Матапану, он ре­шил, что это ложный маневр. В 0.10 произошла стычка «Бреслау» с «Глостером», который продолжал следить за «Гебеном», идущим на SO. Сушон был вынужден вме­шаться, дав пару залпов. Лишь тогда Трубридж понял свою ошибку и повернул на юг. Нехватка угля на эсмин­цах помешала выслать их вперед. Однако имелись еще эсминцы «Бигль» и «Бульдог», расположенные очень выгодно. В 14.00 они вышли с Мальты вместе с «Дубли­ном», который принимал там уголь перед тем, как при­соединиться к Трубриджу. В 20.30 Милн приказал этим трем кораблям атаковать «Гебен» торпедами, используя свет луны. Брат Говарда Келли, капитан 1 ранга Джон Келли повел «Дублин» и крошечные эсминцы на пере­хват. К 3.30 он рассчитывал выйти в голову германским кораблям и обнаружить их. Но... «Черт побери, мы пропу­стили их!» — рявкнул Джон Келли. Никто не заметил «Гебен». Получив предупреждение с «Бреслау», который обнаружил «Дублин», линейный крейсер сумел остаться незамеченным. Сушон отвернул и проскользнул по пра­вому борту британских кораблей, экипажи которых ожи­дали его появления по левому! Джон Келли видел «Брес­лау», но не атаковал его, так как его целью был «Гебен». События на борту «Дифенса» приняли другой оборот, когда после полуночи Трубридж повел 1-ю эскадру крей­серов на перехват к мысу Матапан. В 2.45 флаг-капитан Фосетт Рэй спросил Трубриджа, собирается ли он ата­ковать «Гебен»? «Да», — ответил адмирал и объяснил свое невыполнение приказа Адмиралтейства «не вступать в бой с превосходящими силами» так: «Я знаю, что по­ступаю неправильно, но не могу опозорить имя Среди­земноморской эскадры». Через 45 минут Рэй сказал ад­миралу, что не видит шансов на успех в предстоящем бою с таким мощным противником. «Я тоже», — ответил адмирал. Тогда Рэй добавил: «Я не вижу, что мы можем сделать, сэр. «Гебен» может кружить вокруг нас, держа эскадру под обстрелом, а сам находясь вне пределов досягаемости наших орудий. Это будет самоубийство эскад­ры». «Я не могу отвернуть, подумайте о моей чести», — возразил Трубридж. «Что может изменить ваша честь в сложившейся ситуации, сэр? На карту поставлено бла­гополучие нашей страны», — убеждал Рэй. Это был до­вод, определивший судьбы целых наций, хотя связывать судьбу Великобритании с судьбой 4 устаревших броне­носных крейсеров было слишком смело. Через 10 минут, в 3.55, когда 1-я эскадра крейсеров находилась возле Занте и в 70 милях от «Гебена», Трубридж прекратил пресле­дование. Рэй так прокомментировал его решение: «Это самый отважный поступок в вашей жизни». Но адмирал плакал, уже наполовину осознав, что позволил убедить себя совершить самую страшную ошибку в своей жизни.

Теперь все зависело от «Глостера», который неутоми­мо преследовал врага. Сразу после полудня Говард Келли принял отважное решение навязать бой «Бреслау», что­бы притормозить бегство «Гебена». Он плюнул на приказ Милна, требовавший «держаться за кормой и избегать столкновений», и в 13.35 открыл огонь с дистанции 11500 ярдов. «Бреслау» начал отвечать. Немцы были убеждены, что стреляли отлично и нанесли «Глостеру» поврежде­ния. Они даже видели черный дым, поднимающийся над палубой английского крейсера. Как и надеялся Келли, «Гебен» немедленно повернул назад, чтобы отогнать его огнем 280-мм орудий. В 13.47 перестрелка прекратилась. Чуть позднее Келли снова сделал вид, что ему неизвес­тен запрет Милна заходить к востоку от мыса Матапан, если это не позволяют запасы угля. Но, к величайшему своему разочарованию, в 16.40 капитану «Глостера» все-таки пришлось прекратить преследование, так как топ­лива действительно оставалось мало.

Милн, тем временем, привел свои 2 линейных крей­сера на Мальту для заправки углем. Зная по опыту Кен­неди, что ему потребуется вся скорость до последнего узла, он не собирался бросаться вдогонку за Сушоном, пока не примет уголь. Поэтому лишь 8 августа в 0,30 эскадра покинула Мальту. Спустя 14 часов, когда Мили был на полпути к Матапану, судьба сыграла с ним скверную шутку. Клерк Адмиралтейства, вернувшись с ленча, уви­дел на конторке соседа пачку телеграмм, подготовлен­ных для отправки. Предположив, что их случайно поза­были, клерк отправил все. Одна была адресована Милну: «Начать боевые действия против Австрии». Снова Мили повернул линейные крейсера на север для помощи Трубриджу в действиях против австрийского флота. Прошло 4 часа, прежде чем он сообразил, что это была ложная тревога. Но поскольку Адмиралтейство предупредило, что ситуация с Австрией остается критической, Милн не изменил своего решения. Только на следующий день 9 августа в 12.30 в Адмиралтействе разобрались, что про­исходит, и передали сигнал:

 

«Войны с Австрией нет. Преследуйте «Гебен».

 

Но 24 драгоценных часа были потеряны. 9 августа в 5.32 «Гебен» бросил якорь в пустынной бухте на восточ­ном берегу острова Денуза. Вскоре туда же пришел «Бреслау». Лишь в 15.45 прибыл угольщик «Богадир». Началась погрузка угля, которая длилась всю ночь. Германские корабли двинулись дальше только 10 августа в 5.45. Как раз в этот день линейные крейсера Милна вошли в Эгей­ское море, и стало ясно: не задержись они для бункеров­ки на Мальте, либо не отреагируй на ложную тревогу, они захватили бы «Гебен» и «Бреслау» у Денузы. В пол­день 11 августа Милн находился в 40 милях к северу от этого острова, когда получил разочаровывающее извес­тие, что корабли Сушона еще в 17.00 накануне вошли в Дарданеллы. В последний момент германский адмирал засомневался в приеме, который его ожидал. Последняя радиограмма из Берлина гласила: «Чрезвычайно важно, чтобы «Гебен» как можно скорее вошел в Дарданеллы». За ней последовала радиограмма от фон Сандерса, кото­рую 10 августа в 13.00 передал все тот же «Генерал»:

 

«Входите, требуйте капитуляции крепости и берите на борт лоцмана для прохождения минных полей».

 

Поэтому Сушон подходил к мысу Хеллес с дурны­ми предчувствиями, корабли были подготовлены к бою. Но стрельба с фортов так и не началась. Подошел ту­рецкий дозорный катер, который провел немцев через узости в Мраморное море. В 19.35 германские корабли стали на якорь возле Чанака. После наступления тем­ноты в Дарданеллы проскочил и удачливый «Генерал». И когда на следующий день Милн послал «Веймут» к Дарданеллам, чтобы напомнить нейтральной Турции, что корабли воюющей страны могут находиться в пор­ту только 24 часа, капитан 1 ранга С. Р. Друри-Лоу к величайшему своему изумлению узнал, что «Гебен» и «Бреслау» «проданы» Турции. 16 августа на них был поднят флаг с полумесяцем.

 

Плачевные последствия прибытия «Гебена» в Констан­тинополь сразу стали ясны всем, кроме лордов Адмирал­тейства. Министр иностранных дел Великобритании сэр Эдвард Грей телеграфировал в Каир:

 

«Это означает, что Турция присоединилась к Герма­нии и, возможно, бросится на Египет».

 

Но Адмиралтейство думало иначе. Британский офи­циоз «Нэйвал энд милитари рекорд» писал:

 

«С тех пор, как строятся корабли, ни одно военное событие не было столь неожиданным, как бегство «Ге­бена» и его маленького спутника «Бреслау». При одном виде легкого крейсера «Глостер» германские корабли удрали под прикрытие Дарданелл. Чем бы ни кончилась война, это событие навсегда останется непонятным. Маловероятно, чтобы германский Морской Генеральный Штаб выступил, наконец, с разъяснениями и признался германскому народу в бесславном жребии, выпавшем на долю обоих кораблей в Средиземном море».

 

Вскоре и само Адмиралтейство заявило: «Распоряже­ния адмирала Милна и расположение сил, принятое им по отношению к германским крейсерам «Гебен» и «Бреслау», тщательно проверены Адмиралтейством, в резуль­тате чего лорды Адмиралтейства во всех отношениях одоб­рили принятые меры». Когда 12 августа Австро-Венгрия окончательно взяла сторону Тройственного Союза, Милн решил, что Сушон все-таки попытается прорваться в Адриатику. Поэтому он оставил 2 линейных крейсера в бухте Бесика, а сам на «Инфлексибле» отправился в Ан­глию во исполнение соглашения с Лапейрером, кото­рый должен был стать главнокомандующим морскими силами на Средиземном море, но уступал в чине Милну. Когда Милн прибыл в Лондон, Черчилль и Баттенберг были вполне удовлетворены его объяснениями. 30 авгус­та они формально одобрили его «диспозицию и действия», а потом сделали благодушное заявление, что он полнос­тью преуспел в «решении главной задачи — помешать немцам сорвать перевозку французских войск из Афри­ки». Милн ушел в отпуск, совершенно уверенный, что, как и было обещано в июле, он станет командующим военно-морской базой в Норе.

Но не все думали так. «Знать, что именно флот в пер­вую очередь повинен в этом провале, для меня просто страдание», — писал Битти жене. Но не только он по­нял, как здорово Германский Императорский Флот на­тянул нос Королевскому Флоту в самом начале воен­ных действий. Фишер заявил: «Лично я расстрелял бы сэра Беркели Милна за «Гебен». 30 октября он стал Пер­вым Морским Лордом и получил возможность свести счеты с «сэром Беркели Гебеном». Он написал Черчил­лю: «Разумеется, его нужно немедленно снять! Разуме­ется, его ни в коем случае нельзя назначать командую­щим в Норе после такой вопиющей бездарности! Мы должны сохранить Нор для Джеллико, когда тот вер­нется с одной рукой!!!» В результате Черчилль 19 ноября сообщил Милну, что он не получит вожделенного на­значения, не утруждая себя какими-либо объяснения­ми. Милна перевели на половинное жалование, а в 1919 году вышибли в отставку.

Трубриджу повезло меньше. «Ни одно из его объяс­нений <нежелания навязать «Гебену» бой> не может быть принято. Эффективная дальность стрельбы 280-мм и 234-мм орудий отличаются не слишком сильно. Гер­манский корабль является гораздо более крупной мише­нью, чем противостоящие ему 4 английских корабля. Пре­восходство в скорости одиночного корабля можно нейт­рализовать правильной тактической диспозицией 4 ко­раблей. Бегство «Гебена» остается самым позорным эпи­зодом войны», — написал Баттенберг на его рапорте. Черчилль с ним согласился.

9 сентября Трубриджу приказали возвращаться в Анг­лию, чтобы дать объяснения следственному комитету, заседание которого состоялось 22 сентября. «Нежелание Трубриджа искать боя — прискорбно и противоречит тра­дициям Британского флота», — решили адмиралы сэр Джордж Каллахэн и сэр Хедуорт Мьё <Meux>. Они не признали «Гебен» «превосходящим по силе соединени­ем», на чем строились все объяснения Трубриджа.

5 ноября на борту броненосца «Бульварк» в Портлен­де Трубридж предстал перед судом военного трибунала, состоящим из 9 адмиралов и капитанов 1 ранга. Предсе­дательствовал адмирал сэр Джордж Эгертон. К этому времени негодование против Трубриджа разгорелось на­столько сильно, что обвинитель, контр-адмирал Сид­ней Фримантл, был вынужден обвинить его в постыд­ной трусости. Однако практическая невозможность дока­зать такое обвинение заставила Фримантла поменять формулировку на «небрежение или невыполнение своих обязанностей, которые помешали преследованию «Гебе­на», являющегося вражеским кораблем». Он отметил два ключевых момента: Трубридж имел четкий приказ, в котором «Гебен» определялся как его главная цель; он не был «превосходящим по силе соединением». Милн, вызванный в качестве свидетеля, заявил, что Трубридж не должен был прекращать погоню. Однако Трубридж ответил, что 2 августа во время встречи на Мальте он сказал Милну: «Я считаю линейный крейсер превосхо­дящим меня по силе соединением», на что получил от­вет: «Этот вопрос не возникает, так как вы получаете «Индомитебл» и «Индефетигебл». После этого он немед­ленно сообщил своим капитанам, что не будет вступать в бой с «Гебеном», так как тот имеет заметное превос­ходство, если не будет иметь поддержки линейных крей­серов. Трубридж считал, что либо Милн сам будет пре­следовать «Гебен», либо пришлет линейные крейсера.

Адмиральский салон на броненосце «Бульварк» был выделен суду, чтобы он спокойно мог выработать свой приговор, шел уже пятый день заседаний. Когда Трубриджа пригласили в салон, он поспешно посмотрел на свой кортик, лежащий на столе председателя, и с об­легчением увидел, что тот повернут эфесом к нему, а не клинком. Уже немного успокоившись, он слушал, как Эгертон читает приговор:

 

«Учитывая инструкции Адмиралтейства главнокомандующему, подтвержденные его приказами и радиограммой от 4 августа, суд считает, что обвиняемый был прав, полагая «Гебен» «превосходящим по силе соединением» по отношению к 1-й эскадре крейсеров. Хотя име­лась возможность навязать «Гебену» бой у мыса Матапан или в проливе Черви, суд считает, что обвиняемый, имея приказ охранять вход в Адриатику, был прав, отказавшись от преследования, так как не было никакой возможности выделить ему подкрепление. Поэтому суд считает обвинения, выдвинутые против обвиняе­мого, недоказанными и считает его с честью оправданным».

 

Совет Адмиралтейства возмутился на эту неприкры­тую критику своих инструкций. Третий Морской Лорд адмирал Тюдор заявил, что Трубриджу дважды указали, что его главная цель — «Гебен», после чего должно было стать совершенно ясно, что Адмиралтейство не считает линейный крейсер «превосходящими силами», и Трубридж должен дать бой «Гебену». Тюдор утверждал, что «Гебен» никак не мог уничтожить эскадру Трубриджа, ведя бой на дальних дистанциях. Процент попаданий бу­дет слишком мал, и германский корабль просто расстре­ляет весь боезапас. Второй Морской Лорд адмирал Га­мильтон заметил, что если Трубридж полагал преследо­вание «Гебена» несовместимым с охраной входа в Адри­атику, он должен был запросить указаний Милна. И хотя Совет не пошел так далеко, чтобы отвергнуть приговор и потребовать отставки Трубриджа, тому пришлось-таки проглотить горькую пилюлю — больше он в море не вы­ходил. Его тоже перевели на половинное жалование. Хотя потом он был назначен главой британской морской мис­сии в Сербии и прекрасно справился со своими задача­ми, а в 1919 году получил звание полного адмирала, это было слабым утешением. Милн и Рэй также пострадали, но даже не получили возможности ответить на обвине­ния. Совет устроил повторное разбирательство действий командующего, после чего Черчилль сообщил Милну, что он не получит ни поста командующего в Норе, ни какого другого. Флаг-капитану Трубриджа капитану 1 ран­га Рэю было остановлено продвижение по службе за со­вет, который он дал своему адмиралу, и за поддержку решения прекратить преследование «Гебена». Его пере­вели командиром на совсем древний крейсер «Талбот», который вдобавок был вдвое меньше «Дифенса».

 

Каков же приговор истории? В начале 1915 года Труб­ридж сказал Рэю, что должен был, несмотря на его со­вет, навязать бой «Гебену». Рэй ответил, что его непра­вильно поняли, что он сам «был удивлен, когда Трубридж объявил, что прекращает погоню». Но ответствен­ность никогда и не возлагали на Рэя, решал адмирал и только он, какие бы советы ни давали подчиненные. То, что Милн — и Адмиралтейство — поставили адмирала в крайне трудное положение, не отрицал никто. Но совер­шенно ясно, что, отказавшись от преследования «Гебена» и вернувшись к входу в Адриатику, Трубридж совер­шил страшную ошибку. Австрия еще не воевала, да и после того, как она вступила в войну, ее линейный флот не сделал ни единой попытки прорваться в Средиземное море. С другой стороны, если бы Сушон принял бой, 4 броненосных крейсера могли атаковать «Гебен» с двух бортов. Это вынудило бы его разделить огонь, и англича­не имели все шансы нанести ему такие повреждения, которые заставили бы «Гебен» укрыться в ближайшем порту. В итоге Сушон не достиг бы своей цели, пусть даже это и стоило бы потерь эскадре Трубриджа. Решение ком­модора Харвуда атаковать с 2 легкими и 1 тяжелым крей­серами германский карманный линкор, вооруженный 280-мм орудиями — прекрасный пример того, как сле­довало действовать. С другой стороны, если бы Сушон решил уходить, «Гебен» мог израсходовать боеприпасы в напрасной стрельбе на предельных дистанциях (разве что было бы очень удачное попадание...), и таким образом был бы обезврежен. Именно так и произошло при стрельбе эскадры Стэрди по кораблям Шпее.

Но, если это окончательный вердикт по делу Трубрид­жа, получается, что он совершенно правильно обвинял Адмиралтейство в некомпетентности. Лорды попали в кап­кан, которого избежал германский Адмиралштаб. Они ре­шили — совершенно безосновательно — что радиосвязь позволит им взять на себя руководство операциями на за­морских театрах, вместо того, чтобы предоставить это ко­мандующим на местах, находящимся в несравненно луч­шей позиции. Во-вторых, поскольку Морской Генераль­ный Штаб был недавним нововведением, ни Первый Мор­ской Лорд, ни начальник Штаба не знали, как его использовать. Баттенбергу и Стэрди, вдобавок, приходилось бороться с энергичным Первым Лордом Адмиралтейства, который не желал оставить руководство морскими опера­циями в руках профессионалов. Более того, все трое в эти первые решительные дни войны были настолько заняты проблемами импорта, что их решения часто оказывались непродуманными, их приказы — торопливо написанны­ми и допускающими двоякое толкование. И то, и другое было принципиально ошибочным, как бы Черчилль ни отрицал это в своих мемуарах.

Остается доля ответственности Милна за уход «Гебена». Попросту говоря, он всегда на один ход отставал от про­тивника. Он следил за прикрытием французских войсковых конвоев на западе, а «Гебен» шел на восток. Второй ошиб­кой была передача подчиненным, Трубриджу в частности, двусмысленных инструкций Адмиралтейства без малейших разъяснений. Но, если Милну не хватало качеств, необхо­димых для самостоятельного командования театром, он был далеко не единственным британским главнокомандующим, чьи планы были расстроены непродуманным вмешатель­ством Уайтхолла. Как мы увидим далее, иногда такое вме­шательство приводило к катастрофическим последствиям, хотя и не имевшим столь длительного воздействия на ход войны, как бегство «Гебена» и «Бреслау».

Сначала Адмиралтейство считало бегство «Гебена» чуть ли не собственным успехом, но потом и до него дошло, какие серьезные последствия будет иметь прибытие «Ге­бена» и «Бреслау» в Константинополь. Это означало не только необходимость держать линейные крейсера в Сре­диземном море. По словам Черчилля: «Неотвратимое бед­ствие обрушилось на Турцию и Средний Восток». Турция присоединилась к Центральным Державам, англичане получили кровавые и унизительные кампании в Дарда­неллах и Месопотамии, Россия была изолирована от со­юзников. Однако утверждение, что именно закрытие про­ливов привело к военному краху России, выглядит все-таки преувеличением.

В середине сентября Черчилль написал вице-адмиралу С. Г. Кардену, таланты которого более подходили для по­ста Суперинтенданта мальтийских доков, чем для коман­дования флотом:

 

«Примите командование эскадрой возле Дарданелл. Вашей единственной задачей является потопление «Гебена» и «Бреслау», если они выйдут, под каким бы фла­гом они это ни сделали. Мы не воюем с Турцией, но адмирал Сушон командует турецким флотом, и немцы в большой степени контролируют его».

 

Странно: обжегшись на Милне, Черчилль снова на­шел «подходящую» кандидатуру. Но Сушон был слиш­ком крупной акулой, чтобы попытаться так просто ки­нуться в лапы мощного флота союзников. За два месяца он сделал гораздо больше, чем адмирал Лимпус совер­шил за много лет. Сушон сумел вернуть к жизни издыха­ющий турецкий флот, все 3 «линкора» которого были броненосцами, построенными еще в XIX веке. Он помог фон Вангенгейму и фон Сандерсу раздуть пламя ненави­сти к Черчиллю в сердцах турок. Ведь тот захватил почти законченные на британских верфях 2 турецких дредноу­та, которые теперь получили названия «Азинкур» и «Эрин». В последнюю неделю октября он выбил последние козы­ри из рук колеблющихся. По секретному соглашению с Энвером, Сушон ввел турецкую эскадру в Черное море, якобы для учений. Чуть позднее он сделал то, что в дей­ствительности явилось неприкрытым актом агрессии, как нападения японцев на Порт-Артур и Пирл-Харбор. На рассвете 30 октября «Гебен» открыл огонь по Севастопо­лю, «Бреслау» — по Новороссийску, крейсер «Хамидие» — по Одессе. На следующее утро русский посол в Констан­тинополе затребовал паспорта, почти сразу за ним последовал его британский коллега.

Практически вся русская историография единодушна в оценке эпизода с «Гебеном». Это не что иное, как гнусные происки британского империализма, который зло­намеренно помешал доблестным русским воинам овла­деть вожделенными проливами. При этом-де британское Адмиралтейство (истинный виновник странного «проры­ва») пошло на прямое предательство интересов союзни­ка. При этом мы видим довольно странное единодушие как марксистов, кричащих об «империалистических ин­тересах», так и царских офицеров, для которых «англи­чанка всегда гадит». Но так ли это на самом деле?

Если бы англичане действительно желали усилить ту­рецкий флот, то им просто не следовало захватывать по­строенные турецкие дредноуты. Появление в составе отто­манского флота «Султана Османа I» никак не меняло стра­тегическую ситуацию ни в Северном море, ни в Средизем­ном. Уже в 1914 году обычные дредноуты почти потеряли свое боевое значение. Адмирал Джеллико ничего не выиг­рал, получив «Азинкур», зато политические отношения между Великобританией и Турцией были испорчены очень серьезно. Поэтому конфискация, по крайней мере, этого конкретного корабля (мы пока не будем говорить об «Эрине») выглядит грубейшей ошибкой. Безусловно, не кон­фискация турецких линкоров предрешила вступление Тур­ции в войну, однако она оказалась очень серьезным аргу­ментом в пользу такого решения. И появление на Черном море «Султана Османа» изменило бы ситуацию ничуть не более, чем появление «Гебена», даже переименованного в «Явуз». Более того, этот корабль не имел превосходства в скорости над строящимися русскими линкорами.

Почему-то никому не приходит в голову более про­стое объяснение. Адмиралтейство в начале войны совер­шило столько ошибок, что их хватило бы на два — три года. Вспомним хотя бы подготовленную общими усили­ями катастрофу при Коронеле, трагедию 7-й эскадры крейсеров и многое другое. На этом фоне эпизод с «Гебеном» выглядит почти незаметной мелочью. При этом не следует говорить о какой-то «стратегической ошиб­ке», просто Адмиралтейство заблудилось в трех соснах.