Wundefwaffe

Глава V. В Черном море

 

Минная бригада в Евпатории

 

В последние предвоенные дни минная бригада Черного моря участвовала в боевой, "опытной и по­казательной" стрельбе флота по бывшему броненосцу "Екатерина II". Корабль был потоплен 7/20 октября 1914 г. в результате сосредоточенного огня всего фло­та. Искусство массирования огня или сосредоточения его с нескольких кораблей по одной цели — то самое, которое обеспечило японцам победу в Цусиме, проде­монстрировали и корабли 3-го дивизиона.

Привлечь внимание к артиллерийскому искус­ству на кораблях дивизиона, как и на других минонос­цах, помогла инициатива командира "Капитана Сакена" капитана 2 ранга флигель-адъютанта С.С. Погуляева. "Неоспоримо, — писал он 12 ноября 1912 г. в рапорте начальнику 2-го дивизиона, — что миноносец создан не для артиллерийского боя, но также неоспоримо и то. что раз на миноносцах стоят орудия, сила их в бою должна быть использована в возможно полном объеме". Этому мешала продолжавшаяся так­же и на Черном море традиция частой сменяемости офи­церского состава. Усиливавшийся после войны с Япо­нией некомплект заставлял начальство, как и прежде, перебрасывать офицеров с корабля на корабль. Об ущербе для артиллерийской подготовки, требовавшей постоянной практики, при этом не задумывались.

Невелик был и выбор офицеров, пригодных для управления огнем. Их в распоряжении командира обычно имелось только два, и оба уже должны были делить между собой четыре совмещавшиеся должнос­ти: артиллериста, минера, штурмана, ревизора. По этим причинам на миноносцах приходилось обязанности вахтенных офицеров возлагать и на механиков. К тому же далеко не каждый офицер обнаруживал таланты и желания посвятить себя артиллерийскому искусству. И если командиры хорошо справлялись с одиночными стрельбами, то в искусстве пристрелки миноносцы от больших кораблей продолжали отставать.

Теперь же в канун войны (Турция еще торго­валась с Германией об условиях нападения на Россию) командир "Капитан-лейтенанта Баранова" капитан 2 ранга Б.Б. Жерве (1878-1934), один из героев боев Владивостокских крейсеров, впоследствии начальник советской Морской академии, также настаивал на улучшении артиллерийской подготовки миноносцев. В своем срочном донесении за октябрь 1914 г. он обра­щал внимание на слишком уж искусственные условия, в которых проходили стрельбы. "Екатерина II" представляла собой "огромный неподвижный щит, курсо­вой угол дивизиона был точно известен, следователь­но, на всех миноносцах дивизиона был довольно точ­но известен ВИР, а также известно было и первоначальное расстояние". Кроме того, напоминал командир, "до беглого огня было сделано не менее шести пристрелочных залпов, так что расстояние и ВИР были окончательно определены". Наконец, даже курс дивизиона относительно ветра был выбран наиболее благоприятный, вследствие чего "дым не закрывал пе­редним миноносцам показания прицела и целика с при­стрелочного миноносца". Да и расстояния стрельбы "были малы" — всего 35-25 кабельтовых. "Все это, — настаивал Б.Б. Жерве, — вряд ли будет иметь место в действительном бою, когда коренные недостатки этой организации, неоднократно указывавшиеся мною в пре­дыдущих записках, скажутся ярко и принесут свои вредные последствия".

10/23 октября весь дивизион занимался в море маневрированием по новой утвержденной начальником бригады схеме минных атак. Утром 14/27 октября вышли в море для выполнения самих атак. Но стрель­бы из-за 5-6-балльного волнения пришлось отложить. Днем уже во время стоянки в Евпатории на "Капитан-лейтенанте Баранове" разорвало магистральную тру­бу (как уже было 4 октября) рабочего пара. Для заме­ны магистрали силами плавучей мастерской "Кронштадт" корабль ушел в Севастополь. Бригада же осталась в Евпатории.

Несмотря на уже полыхавшую в мире войну, флот в Черном море находился в состоянии той нео­пределенности, в которой порт-артурскую эскадру застало японское нападение 26 января 1904 г. Флот также не приводили в полную боевую готовность и также удерживали от активных действий. Так же. как и накануне японского нападения, не были приняты во внимание и поступавшие одно за другим множествен­ные предостережения об обострении обстановки, о лихорадочных приготовлениях Турции и готовности "Гебена" и "Бреслау" напасть на русские берега.

Когда "Гебен" и выведенные им в море дивер­сионные группы кораблей уже шли для нападения на берега России, А. Эбергард, словно находясь в сговоре с адмиралом Сушоном, отдает в тот вечер приказание об отправке в Ялту заградителя "Прут". Он должен был доставить туда один батальон солдат, без которо­го, видите ли, 62 дивизия не может отправиться на фронт. Время же на марш по крымским дорогам терять не хотели. И царедворец со ста­жем А.А. Эбергард не находит для этой цели более подходя­щего судна, чем наполненный новейшими минами загради­тель "Прут". "Прут" по воле адмирала отправляется в Ялту, но. не успев приступить к вы­полнению поручения, получа­ет приказание держаться ночь в море. Здесь на виду наблю­дательных постов он. оказав­шись подогнем "Гебена", под­нял боевые стеньговые флаги (их на постах почему-то при­няли за белые!) и героически потопил сам себя со своим бес­ценным грузом новейших мин.

Иных подвигов импе­раторские флотоводцы совер­шать не умели. Героический подвиг дозорных миноносцев, не задумывавшихся броситься в атаку на "Гебен", помочь "Пруту" не смог. Но еще тремя часами раньше, чем был потоплен "Прут", из Одессы пришло (это было в 4 ч. 15 м. 16/29 октября) принятое всем кораблям открытое радио дежурного парохода РОПиТ (коммерческий флот оказался орга­низованнее военного): "Турецкий миноносец взорвал "Донец", ходит в одесском порту и взрывает суда". Это сообщение в штабе А.А. Эбергарда осмысливали в течение часа. Только в 5 ч. 20 м. на флот была "спу­щена" директива вскрывать пакет № 4Ш.

О развернутых на побережье наблюдательных постах никто не вспоминает, и служба связи по соб­ственной инициативе оповещает их о начале войны. Горько, но факт: сообщение с поста Лукулл об обна­ружении "Гебена" поступило в 5 ч. 30 м., но до штаба Командующего дошло лишь через 20 минут. С такой же скоростью — в продолжение 19-20 минут передава­лось и приказание о включении крепостного минного заграждения. В итоге всей этой завидной распоряди­тельности учеников адмирала Эбергарда, утопив "Прут", обстреляв крепость, рейд и город, партию траления и державших ближний дозор миноносцев 4-го дивизиона, "Гебен" благополучно миновал заграж­дения севастопольской крепости.

В историю вошли трогательные подробности этого редкостного военно-морского головотяпства. Оказывается, неотлучно сидевший у коммутатора де­журный офицер все это время терпеливо выжидал, пока посланный им на пирс унтер-офицер найдет начальни­ка минной обороны (он решал там какие-то неотлож­ные распорядительно-хозяйственные дела) и призовет его на станцию для отдачи личного (таков был стро­гий порядок!) приказания о включения заграждения.

Прояви этот коммутаторный офицер личную инициа­тиву и элементарное гражданское мужество — с "Гебеном" (он, как потом выяснили, несколько минут ма­неврировал на заграждении) могло быть покончено в тот же первый день войны.

Не лучшим образом распорядился и А.А. Эбер­гард и его штабные чины с имевшимися в их распоря­жении внушительными минными силами. Лишь в 7 ч. 30 м., то есть спустя 3 ч. 15 м. после сообщения о нападении на корабли в Одессе, приказ о вылете в море получили два гидросамолета и о съемке с якоря -подводные лодки "Лосось" и "Судак". Что мешало дер­жать эти лодки (пусть даже поочередно) на дежурстве в море— этот вопрос при фиктивном разбирательстве (император не хотел осуждения своего любимца) вовсе не поднимался. "Гебен" в это время уже около полу­часа как удалялся на юг. Не поддается объяснению и роль минной бригады. Словно самой судьбой изготов­ленная к атаке, она в числе 19 миноносцев в ночь нападения на Одессу в полной готовности оставалась на рейде Евпатории, то есть почти что на пути шедше­го в Одессу турецкого отряда. Проведя здесь минные стрельбы, бригада ожидала дальнейших указаний.

В 20 ч. 35 м. на бригаде было принято радио командующего морскими силами: "Положение весь­ма серьезное. "Гебен" видели с двумя миноносцами около Амастро. С рассвета положение первое. Госпи­тальным судам то же к 9 часам, транспортам пока четвертое." Но за этими обоснованно тревожными предостережениями никаких указаний не последова­ло. О бригаде забыли. Не получая указаний и уловив, может быть, каким-то шестым чувством приближение противника (турецкие миноносцы и "Гебен" были уже близки к широте Севастополя), начальник минной бригады решился наконец выразить тревогу по поводу своего неопределенного положения. В 23 часа он ради­ровал в штаб флота: "Ввиду серьезности положения полагал бы необходимым иметь полный запас топли­ва. Жду распоряжений."

В штабе не нашли нужным отозваться на ини­циативу бригады. Развертывание завесы не состоялось, уроки минувшей войны использованы не были, рутина бездумного исполнительства оставалась в силе. В ответе штаба флота говорилось: "Приготовьтесь к бою, возвращайтесь в Севастополь, подходя в зону обстре­ла батарей и к минному заграждению не раньше рас­света. В случае появления неприятеля вскройте пакет № 4Ш". Иными словами, командование флота по-прежнему не видело необходимости в использовании своего самого скоростного маневренного соединения для прояснения зловеще сгустившейся обстановки.

В это время два германо-турецких эсминца -близкие сверстники по типу с проектом "Лейтенанта Шестакова" - преодолевали три последних десятка миль, остававшихся на пути к Одессе. Они уже зашли в тыл ощущавшей смутное беспокойство и все-таки продолжавшей бездействовать бригаде. Дерзость и холодный расчет германо-турецкого адмирала Сушона и на этот раз оправдались.

Судьба, как это не трудно видеть в войнах XX в.. до последнего благоприятствовавшая русским, и в этой ситуации предоставила им еще один шанс. "Гебен", допустив ошибку в счислении, поднялся к северу выше Севастополя. Здесь в конце Лукулльской мерной линии его должны были увидеть эсминцы минной бри­гады. Но не увидели, потому что шли без дозора. Полоса тумана, как когда-то было с заградителем "Амур" 1 мая 1904 г. под Порт-Артуром, разделила противников. На пути "Гебена" оказалась державша­яся на инкерманском створе группа дозора 4-го диви­зиона. Связи с бригадой она не имела. Пытаясь спасти шедший с запада к Севастополю "Прут", головной дозора "Лейтенант Пущин" повел корабли в почти безнадежную в дневных условиях и столь малыми силами атаку. Прекратив стрельбу по городу и крепо­сти, "Гебен" открыл залповый огонь из 150-мм пушек. Получив несколько попаданий (было убито 7 и ранено 11 человек), но, по счастью, не потеряв ход, "Лейтенант Пущин" в расстоянии около 50 кабельтовых отвернул и ушел в Севастополь. Оставшиеся в строю "Живучий" и "Жаркий" помочь "Пруту" уже не смогли.

Совершенно бесполезным оказалось для фло­та присутствие в Евпаторийском заливе остальных 15 миноносцев Минной бригады. Пропустив к Одессе миноносцы "Гайрет" и "Муавенет", а к Севастополю "Гебен" с тралившими перед ним (10-узловой скоро­стью) миноносцами "Ташос" и "Самсун", бригада не заметила и появления действовавших самостоятельно заградителей "Самсун" и "Нилуфер". Не предприня­ли попыток перехвата кораблей, напавших и на Одес­су. Строго исполняя полученное накануне приказание и не ведая о происходящих событиях (из штаба ника­кой информации не поступало), она в 6 ч. 10 м. утра неторопливо двинулась к Севастополю. В 7 ч. 40 м., пройдя по недавнему кильватерному следу "Гебена" и еще видя на горизонте его дымы и рангоут, бригада под берегом вошла на севастопольский рейд.

Во всем этом не был повинен флот. Он свой долг выполнил с честью. Но понятна и тяжесть сто­явшей перед ним задачи при бесталанном командую­щем и отсутствии скоростных кораблей. Не сумев ис­пользовать в Евпатории свой единственный шанс торпедной атаки ("Гебен", шедший с тралящими миноносцами, ничего не стоило застать врасплох), минная бригада должна была ждать теперь готовно­сти черноморских "новиков" типа "Дерзкий". А пока на кораблях не раз, наверное, недобрым словом по­минали строителей, и министерство, и великого князя Александра, устроивших флоту сооружение в 1905 г. кораблей вчерашнего дня.

Стыдно сказать, но скоростные по определению корабли типа "Лейтенант Шестаков" с их "парадной", давно забытой 25-уз скоростью не имели шансов уйти от преследования со стороны "Гебена" — их современ­ника. "Весомо, грубо, зримо" продолжала себя являть в этих кораблях рутина доцусимского и цусимского мышления верхушки флота. Турки и те сумели потра­тить свои деньги благоразумнее. Не мучая себя твор­ческими изысканиями, они взяли да и приобрели в Германии в 1910 г. четыре немецких 35-уз. миноносца (S-165—S-168). Два из них и участвовали в налете на Одессу. Они, как можно судить, принадлежали к тому самому типу "Тартар", который наперебой предлага­ли из-за границы и который для русского флота, вплоть до появления "Новика", оставался недосягаемым.

Справочники опровергают один другого, и если принять, что это были еще поршневые корабли с более умеренной 28-30-уз. скоростью, то и в этом случае они должны были оставлять наши миноносцы типа "Лей­тенант Шестаков" далеко позади себя. Пусть читатель сам выберет слова, какими следовало бы назвать ту техническую политику и тех людей, которые упорно обрекали Россию на отставание от мирового прогрес­са. Так или иначе, но в условиях развязанной войны наши корабли при встрече со своими турко-немецкими миноносными двойниками (при 620 т водоизмещении они имели только по 2 88-мм пушки) могли рассчиты­вать лишь на свои 120-мм орудия, а с "Гебеном"— толь­ко на счастливый случай.

 

Боевой путь "Геройского дивизиона

 

Так , наверное, должны были называть в Сева­стополе корабли, носившие звучные имена тех, кто в прошлых войнах прославил русский Черноморский флот. Этими проверенными в истории (вопреки нынеш­ним традициям увековечивания "друзей по службе") именами людей корабли третьего дивизиона могли по справедливости гордиться. И честь этих имен они не посрамили. Всю войну наравне со вступавшими в строй "новиками" они несли напряженную боевую службу. Во всех сторонах Черного моря — от болгарского

берега до кавказских гор и предгорий Анатолии, под крымским берегом, у пляжей Эльтигена и Таманского полуострова, близ Афонского монастыря и берегов Колхиды можно было опознать их характерные, очень современно выглядевшие двухтрубные силуэты.

Лишь в 16 часов 16/29 октября адмирал Эбергард, кое-как оправившись от шока и желая реабили­тироваться в глазах высшего начальства, вывел кораб­ли в море. Держась к югу от Крыма и в половине расстояния от Анатолии, эскадра совершила 12 гигантских зигзагов. Но противник, израсходовав в даль­них диверсиях запасы топлива, находился в то время уже на пути в свои базы, и перехватить его можно было лишь совершив незамедлительный бросок к Бос­фору. Но адмирал предпочел заниматься "парадом" посреди Черного моря.

В этой впечатляющей, если бы германо-турки могли ее наблюдать, демонстрации боевой мощи флота участвовали обе бригады линейных кораблей. До­зор впереди флота возглавлял крейсер "Память Мер­курия". В двух колоннах за флотом шла минная бригада. Левую составляли "Гневный" (брейд-вымпел начальника бригады), "Беспокойный", "Дерзкий", "Пронзительный". В правой шли "Лейтенант Шестаков" (брейд-вымпел начальника 3-го дивизиона капи­тана 1 ранга И.С. Кузнецова), "Лейтенант Зацаренный", "Капитан-лейтенант Баранов", "Капитан Сакен" и 35-тонные миноносцы "Зоркий", "Звонкий". "Жи­вучий", "Живой", "Жаркий". С этими силами, не зная, видимо, что же следует предпринять, адмирал в про­должение двух суток и кружил посредине Черного моря. Двинуться сразу к Босфору, чтобы там перехватить диверсантов, разделить свои силы на две завесы, кото­рые там же могли бы успеть прийти на помощь одна другой при появлении "Гебена", адмирал не решился.

Практически п бездействии пребывали и новей­шие, только что вступившие в строй четыре "Новика". Что-то могли сделать и 25-уз. миноносцы — от "Шестакова" до "Жаркого". Они на исходе вторых суток крейсерства успели в составе бригады "сбегать" в Севастополь для пополнения запасов топлива п в 6 час. утра 19 октября снова присоединились к флоту. Он тем временем продолжал ходить по кругу. Всего в это необъяснимое крейсерство, продолжавшееся четыре дня. прошли до 700 миль. Это было примерно втрое больше расстояния от Севастополя до Босфора.

Многообещающим был поход миноносцев с флотом, начатый 22 октября/4 ноября. Он должен был помешать все еще ожидавшейся высадке десанта про­тив Одессы. На этот раз путь флота пролегал к Бос­фору. Дивизию линейных кораблей составляли "Евстафий" (флаг командующего флотом), "Иоанн Златоуст", "Пантелеймон (флаг вице-адмирала) , "Ростислав". Впереди шли дозорные крейсера: "Память Меркурия" (флаг контр-адмирала) слева, "Кагул" справа. "Алмаз" (его чаще называли все же крейсером) в центре.

В кильватер линейной дивизии шли три диви­зиона эскадренных миноносцев— все четыре типа "Лейтенант Шестаков" (3-й дивизион), 4-й дивизион в составе всех четырех миноносцев серии "Ж" п мино­носцы 5-го дивизиона "Звонкий" и "Зоркий". Поход имел целью, помимо возможного артиллерийского боя с германо-турецкими кораблями, провести постановку минных заграждений с четырех миноносцев. Приняв по 40 дрейфующих мин и 20 всплывающих, они в полночь вышли из Севастополя ив 10 ч. утра 23 ок­тября присоединились к флоту. По технической выуч­ке и организованности флот, как это показали все походы, далеко ушел от цусимского уровня.

В полночь, находясь на долготе Очакова и широте Констанцы, продолжали держать курс на Мидию (к западу от Босфора). Таким путем рассчи­тывали, видимо, разминуться с противником, если бы он в самом деле вышел на Одессу. Никаких завес ми­ноносцы всех трех дивизионов не развертывали, а по­тому немцы (всеми операциями руководили именно они, заменяя на кораблях командный состав, а часто и команды) имели немалые шансы обойти русский флот мористее или под болгарским берегом. О моти­вах этой тактики адмирала нам и па этот раз прихо­дится лишь гадать.

Вместе с постановкой заграждений готовился и первый обстрел Угольного района. Этот участок ту­рецкого побережья, располагавшийся в 130 км от Босфора с городами и селениями Зунгулдак, Козлу, Эрегли, Килимли, Парфени и др., с начала войны ста­новился главной целью экспедиций русского флота к Анатолии. Перерыв доставки морем (сухопутных до­рог через горы не было) до Босфора добывавшегося в горах угля мог нанести ощутимый урон военной эко­номике Турции и подорвать ее способность вести вой­ну. Об усилении блокады Угольного района союзники неоднократно в течение войны просили Россию.

Первый шаг к началу операций против Уголь­ного района был сделан после полудня 23 октября, когда "Капитан-лейтенант Баранов" подошел по при­казанию командующего к борту сначала "Кагула", а затем "Ростислава" и сообщил о предстоящем им на следующий день обстреле главного порта района -Зунгулдака. Огнем двух кораблей надо было уничто­жить кран для погрузки угля на молу, на малой при­стани, а также землечерпалки и ремонтные мастерские. Стрельбу предписывалось вести не более часа, держась в море не ближе 100-саженной глубины. "Ростиславу" разрешалось израсходовать не более 60 254-мм и 110 152-мм снарядов. В 14 ч. 10 м. дивизион отделился от флота. а миноносцы 4-го и 5-го дивизионов начали с больших кораблей пополнять запасы угля.

В 16 ч. 45 м., находясь на долготе Босфора в расстоянии от него около 65 миль, флот лег на курс 91°, то есть почти строго па восток. В 6 ч. утра 24 октября открылся анатолийский берег. "Кагул" и "Ро­стислав" в сопровождении шести миноносцев 4-го и 5-го дивизионов повернули на юг, к берегу. Остальные миноносцы и весь 3-й дивизион остались для охраны флота. Стрельбу начали в 8 ч. 20 м. с расстояния 75 каб. Но уже через 10 минут пошел дождь. Огонь при­шлось вести фактически по площадям. После получа­совой стрельбы, выпустив 24 снаряда (запись в вахтен­ном журнале корабля), "Ростислав" лег на курс 12° для присоединения к державшемуся в море флоту. Из 152-мм пушек за дальностью расстояния и плохой видимо­сти не стреляли. Подошедший ближе "Кагул" выпус­тил по порту до 226 152-мм снарядов п в 9 ч. 45 м. также повернул к флоту.

Широкие клубы пожарищ как будто свидетельствовали об эффективности стрельбы, но о пря­мых результатах судить было трудно. Составлявша­яся в суровую сталинскую эпоху "Боевая летопись русского флота" (М., 1948) весьма нейтрально сооб­щала о том, что у Босфора 1-й дивизион миноносцев "поставил в ночь на 6 ноября заграждение из 240 мин". Лишь позднее, в пору слегка приоткрывшейся исто­рической гласности авторам труда "Флот в мировой войне" (М., 1964) позволено было уточнить, что, вообще-то, это "первое активное русское минное заг­раждение было в большой своей части уничтожено в момент постановки". Эта явная неудача, обратившая в прах очередную партию мин, созданных непрерыв­ным трудом московских и петербургских рабочих, была прямым следствием очередного легкомыслия или А.А. Эбергарда или его штаба.

И все же судьба продолжала благоприятство­вать русским. Уже через час после обстрела Зунгулдака, в 10 ч. 30 м. 24 октября на пути флота оказались три турецких военных транспорта. Без всякого прикры­тия, уповая только на волю аллаха, они с военными грузами шли из Босфора на Трапезунд. Там сосредо­точилась турецкие войска, пытавшиеся остановить успешно развивавшееся русское наступление.

Первыми неясные силуэты судов с расстояния около 5 миль заметили на "Шестакове", о чем немед­ленно сообщили на "Гневный". Пройдя вдоль линии кораблей, начальник бригады оповестил о возможном появлении противника. Ожидая встречу с "Гебеном", на кораблях пробили тревогу. Но миноносцы в атаку снова не послали. Проступившие во мгле ненастного дня неизвестные суда в течение 15 минут были подвер­гнуты обстрелу с "Иоанна Златоуста" и "Ростислава".

Когда же в них опознали транспорты, в их расстреле приняли участие и миноносцы. Полное господство в море позволяло в принципе отвести суда в Севастополь. Это было бы хорошим продолжением традиции, поло­женной в предшествовавших войнах на Черном море, когда еще в 1877 г. русский импровизированный крей­сер "Россия" привел в плен транспорт с войсками "Мерсина". Но охвативший всех азарт охоты и волне­ния первого боя не позволили преподнести предмет­ный урок туркам и их немецким покровителям. Транс­порты потопили. С них сняли 224 человека, но обстоятельного допроса не провели. Убоявшись начав­шегося норд-остового шторма, бесцельно потеряв вре­мя и пройдя всего 600 миль, адмирал к вечеру 25 ок­тября/7 ноября повернул флот в Севастополь.

Шторм, которым шедший впереди "Ростислав" валяло до 25-26° на борт, для малых кораблей оказал­ся одним из нечасто выпадавших на их долю испыта­ний. Ночью мгла и дождь скрыли дымы линейных кораблей, и минная дивизия из-за участившихся пере­боев винтов должна была уменьшить скорость до К) уз. Держась прежнего курса и приводя против ветра и зыби, корабли к полудню 25 октября шли к парал­лели мыса Ай-Тодор. Ветер крепчал, зыбь усилилась, на кораблях ощущали сильные удары волн о корму. Скорость по счислению была не более 7 уз.

Свою борьбу со штормом вели оторвавшиеся от дивизии "Капитан-лейтенант Баранов", "Лейте­нант Зацаренный", "Капитан Сакен" и "Живой". Тщательно выгадывая каждый порыв ветра, возглав­лявший группу командир "Баранова" к полудню 25 октября сумел зайти за мыс Судак и тем ослабить яростные атаки шторма. Пользуясь ослаблением зыби, пошли к Гурзуфу. Встретили там отставшего "Лейтенанта Шестакова". Лишь к 14 часам минонос­цы 3-го дивизиона смогли соединиться и к 16 часам вошли в Севастополь.

Оказалось, что за время шторма на "Шестакове" ударами водяных валов разбило и смыло двойку, разболтало штыри румпеля, оборвало радиоантенну. От изгибов корпуса на волне в палубе образовалось несколько волнообразных вмятин (гофров). На "Лей­тенанте Зацаренном" водяной вал, вкатившийся на мо­стик, снес сигнальный ящик. Разбило четверку и ее кильблоки, выломало несколько петель у крышек машинных люков. На "Капитан-лейтенанте Барано­ве" также разбило четверку. Снесло забортные рель­сы для постановки мин заграждения, помяло палуб­ный рельсовый путь. Больше всех пострадал "Капитан Сакен". На нем разбило и унесло за борт двойку, сломало стеньгу, помяло кожух задней дымовой тру­бы, поломало вентиляционные раструбы и петли крышек машинных люков, помяло палубу и разбол­тало руль в сальниках и штыри в румпеле. На всех миноносцах оказались раздавленными несколько сте­кол в иллюминаторах, погнуты леерные стойки, по­мяты комингсы люков.

Все эти повреждения, как докладывал началь­нику Черноморской минной бригады начальник 3-го дивизиона капитан 1 ранга И.С. Кузнецов, не приве­ли к гибели кораблей лишь благодаря самоотвержен­ному поведению их команды и офицеров. В отчаян­ной борьбе с безостановочно гулявшими через палубы громадными валами люди успевали убирать вниз сорванные предметы или крепили их на месте, не допуская опасных разрушений на палубе. "В особен­ности отлично работала машинная команда, благо­даря чему машины и котлы не сдали, несмотря на большие перебои и качку".

Неудачи преследовали и в третьем, как и преж­де, проходившем вслепую походе 2-5/15-18 ноября 1914 г. Автор классического по глубине анализа разбора двух боевых столкновений флота в той войне М.А. Петров ("Два боя". Л., 1926) писал, что А.А. Эбергард, зная, что "Гебен" находится в море, имел основания ожидать с ним встречи и, значит, должен был по всем правилам военной науки избрать соответствующий походный строй. Учитывая превосходство противника в скорости, он должен был в максимальной степени реализовать боевую мощь флота в тот краткий миг, когда столкновение может вдруг произойти. "Имея миноносцы впереди, расположить их походный поря­док так, чтобы они могли сразу атаковать обнаружен­ного противника, охватить его кольцом четырех диви­зионов, или, ударив с двух сторон, может быть, подорвать его, чтобы сделать добычей линейных сил флота и решить проблему принуждения к бою неуло­вимого "Гебена"— вот, что по мысли М.А. Петрова, должен был сделать командующий.

Ведя флот в чисто цусимском порядке адмирал упустил возможность дать миноносцам проявить себя в условиях столь подходящей для атаки пасмурной погоды. И "Гебен"-таки появился, и прямо навстречу флоту. Это было у мыса Сарыч (45 миль к зюйд-осту от Херсонского маяка) в 12 ч. 10 м. 5/18 ноября 1914 г. Неудачный строй, неправильное маневрирование, ненадежность связи, сбой системы массирования огня (которой флот обоснованно гордился перед войной), явная невыдержанность адмирала не позволили рас­стрелять "Гебен" тем самым сосредоточенным огнем всего флота, чем он еще в 1907 г. блистал под коман­дованием контр-адмирала Г.Ф. Цывинского. Обменяв­шись несколькими залпами с головным "Евстафием", "Гебен" поспешил скрыться в тумане. Флот его не искал и не преследовал, миноносцы в атаку или для поиска отправлены не были. Даже нефтяные миноносцы ("Ге­бен" мог иметь в результате боя серьезные поврежде­ния) адмирал послать в погоню не решился.

Четвертый поход 7/20 декабря флот совершил в особо увеличенном составе: 5 додредноутов, 2 крей­сера, 14 миноносцев, 4 заградителя. В 70 милях от Бос­фора заградители отделились и под прикрытием 3-го дивизиона в ночь на 9/22 декабря поставили 607 мин.

Уже на четвертый день после постановки результат был достигнут, и "Гебен", возвращаясь с очередной дивер­сии, подорвался на двух минах и на четыре месяца вышел из строя. Будь заграждение более плотным и мощным, и главный противник Черноморского флота не отделался бы так легко. И не получилось это во многом потому, что флот не располагал запасом мин - их истратили под Одессой.

Странная история произошла с операцией по закупорке Зунгулдака, которую было решено осуще­ствить одновременно с постановкой заграждения у Босфора. Операция разрабатывалась без участия ко­мандира "Ростислава", и он, уже находясь в море, был поставлен перед фактом возложенного на него руко­водства всеми собранными и не проводившими ника­кой предварительной подготовки силами. Связь меж­ду "Ростиславом", четырьмя выделенными для затопления пароходами, миноносцами, которым было поручено вывести всю экспедицию к цели, и, наконец, находившимися в прикрытии кораблями эскадры ока­залась организованной из рук вон плохо. Еще хуже оказалась сама организация и выполнение операции. Миноносцы не смогли сразу выйти к Зунгулдаку, па­роходы ("Олег", "Исток", "Атос", "Эрна"), не имея опыта совместного плавания, в ночи потеряли один другого. Когда же один из них ("Атос") попал в руки бродившему неподалеку "Бреслау", (его почему-то за­ранее не обнаружили), не было сделано ни попытки оказать пароходу помощь, ни перехвата самого "Бреслау". Обстрел парохода никакой тревоги на эскадре не вызвал. Как записывал один из флаг-офицеров на "Трех Святителях", несмотря на звуки выстрелов, флот курса не менял, и, по-видимому, никаких вопросов о том, что случилось, "Ростиславу" не делалось. В неведении о происходящем были и миноносцы 3-го дивизиона. Их просто поставили в строй за пароходами, но ни поход­ный порядок, ни цель задачи им не разъяснили. Не допытывался о том и начальник дивизиона.

Совершив к началу 1915 г. уже 20 боевых по­ходов и отказавшись окончательно от планов штур­ма Босфора, флот сосредоточил свои усилия на унич­тожении всех без разбора судов вдоль анатолийского побережья. В этом периодически совершавшемся "про­чесывании" прибрежных вод, помимо постоянно дей­ствовавших блокадных нефтяных миноносцев (они могли уйти от преследования "Гебена" или "Бреслау"), участвовали и сопровождавшие флот миноносцы 3-го дивизиона. Но и турки изощрялись в борьбе за су­ществование. С августа 1915 г. их мелкие суда, про­бираясь вплотную вдоль берега, начали переправлять уголь не в Босфор, а до устья реки Саккария и дальше вверх по реке и грунтовым дорогам. В поисках этих судов приходилось, как тогда говорили, "буквально обшаривать берега". Непомерная, хотя и явно не оп­равдывавшая себя нагрузка ложилась и на минонос­цы 3-го дивизиона.

Не раз порознь встречавшиеся на пути флота германо-турецкие "Гебен" и "Бреслау", по-турецки перекрестившиеся в "Явуз султан Селим" и "Мидили", а на флотском жаргоне именовавшиеся не иначе как "дядя" и "племянник", всегда успевали улизнуть из-под огня русского флота. И миноносцы шестаковского дивизиона, в лучшем случае обменявшись с противником несколькими выстрелами, должны были с завистью наблюдать, как в погоню за надоедливыми германо-турками устремлялись 30-узловые (от проек­тировавшихся 36 узлов, как это было на "Новике", при­шлось отказаться по условиям упрощенных испытаний) нефтяные миноносцы.

Нехватку скорости (еще раз хвала великому князю и мудрецам из МТК) можно было существенно компенсировать установкой более мощной и дально­бойной артиллерии 130-150-мм калибра. Удачное по­падание из такой пушки могло при случае хорошо "тормознуть" разбойника и позволить приблизиться к нему для расправы другим кораблям. Немцы и здесь успели опередить русских. 105-мм пушки на "Бреслау" они заменили 150-мм, отчего уже и "новикам" сбли­жение с ним грозило большой опасностью. На соот­ветствующем усилении вооружения настаивали и ко­мандиры крейсеров "Кагул" и "Память Меркурия". Они хотели избавить экипаж своих кораблей от "того обидного характера полной беззащитности", на ко­торую их при встрече с "Гебеном" обрекали далеко не дальнобойные старые 152-мм пушки. На миноносцах же обошлись установкой по 1-2 47-мм зенитному орудию с углами возвышения 82-87° и добавлением от 1 до 3 пулеметов.

Во время капитального ремонта ("Капитан-лейтенант Баранов" в 1914 г., остальные корабли в 1915 г.) их корпуса были подкреплены, но от перегрузки избавиться не удалось. Водоизмещение кораблей (как и на Балтийских кораблях) продолжало составлять от 780 до 802 т. Изначальное отсутствие проектных ре­зервов немецкого прототипа устранить было невоз­можно. Оставшийся конструктивный резерв — тор­педные аппараты с их торпедами - - в войне использован не был. Один-два аппарата на случай счастливого выстрела по "Гебену" или "Бреслау", может быть, и стоило сохранить, но пушки кораблю требовались в каждом походе.

Совершался очередной исторический парадокс на тему о роли личности в истории: корабли и их экипажи оказывались почти непоправимо скованны­ми в своих возможностях по вине конкретных админи­страторов, когда-то стоявших у истоков их проектов. От них зависело: принять в заданиях на проектирование кораблей прогрессивные,, опережающие время тех­нические решения или оставаться на бесхлопотной дорожке рутинного проектирования. Ушли со сцены и забыли о своих деяниях эти люди (только великий князь, сделавшись в 1915 г. без особых подвигов уже полным адмиралом, занимался авиацией в действую­щей армии), а корабли продолжали нести на себе клей­мо его недомыслия.

Невольно свидетельствуя об этом, А.А. Эбергард в декабре 1914 г. вынужден был докладывать в Ставку, что для крейсерства и поддержания блокады сил ему катастрофически не хватает, "так как за ис­ключением четырех миноносцев (речь, понятно, шла о "новиках" — Р. М.), только что вступивших в строй, не было ни одного судна, которое можно было отде­лить от флота". Шестаковский дивизион в этом спис­ке состоять, увы, не мог.

 

3-й дивизион эскадренных миноносцев Черноморской Минной бригады у Босфора в 1914 г.

 

Секретно Начальнику 3-го дивизиона эскадренных миноносцев Черноморской Минной дивизии от 12 декабря 1914 г. за № 201. Начальнику Черноморской минной бригады.

 

Рапорт

 

6 декабря принял от капитана 1 ранга Кузнецо­ва дивизион и в командование оным вступил. Ночью была получена радиограмма № 83 от Командующего флотом, по которой в 8 час. утра 7 декабря был в бое­вой готовности. В 7 час. утра в Сухарную балку были отправлены баржа и нижние чины для приемки шрап­нелей (1/4 боевого запаса), а 1/4 боевого запаса сда­валась на транспорт "Петроград". По полученным те­лефонограммам от артиллерийского офицера дивизи­она шрапнели в должном количестве могли быть изго­товлены для миноносцев дивизиона только к 15 часам, а потому с разрешения Вашего Высокоблагородия, я приехал в штаб Командующего, где и получил разре­шение выйти с опозданием. В 12 ч. дня пришла баржа из Сухарной балки с 40 сегментными снарядами, все, что могла изготовить Сухарная балка, а потому прика­зал весь этот запас выгрузить на "Капитан Сакен". Окончив погрузку в 13 час. 15 мин., снялся со шварто­вов и пошел на присоединение к флоту. Догнав флот в 16 час. 10 мин., вступил в ночной строй. Ночью и днем до 16 ч. 8 декабря располагал курсами согласно сиг­налам адмирала. В 15 час. 30 м. дня 8 числа по сигна­лу командующего совместно с заградителями пошел по назначению. Назначение дивизиона состояло идти со­вместно с заградителями к берегам Босфора, где первые должны были ставить заграждение, а дивизион должен охранять и оказывать поддержку в случае на­падения на них противника. По заранее выработанно­му плану контр-адмиралом Львовым и объявленному мне, действие каждого миноносца было строго опре­делено и указано, при каком заградителе какой мино­носец состоит и что делает.

В 21 ч. подошли к берегам Босфора и меняя кур­сы по флагманскому заградителю, разделились на две группы и в 21 ч. 40 мин. начали постановку загражде­ний. Идя на зюйд-вест 80 градусов, параллельно заг­радителю "Великая княгиня Ксения", несколько раз ви­дел огонь быстро двигавшегося судна, из чего можно заключить, что это было разведочное или дозорное судно неприятеля.

За время постановки заграждений насчитал око­ло 26-ти взрывов мин, от взрывов которых получал очень ощутимые содрогания всего корпуса. В 22 ч. 25 минные заградители первой группы окончили постанов­ку, почему, следуя движению флагманского заградите­ля взял курс 20 градусов и 12-узловым ходом, держась на его траверзе, пошел к месту рандеву с флотом.

В 6 ч. 45 мин. 9 декабря увидел силуэты наших судов и начал делать опознательные согласно получен­ному приказанию начальника заградителей. Присоединившись к флоту с дивизионом, вступил в его охрану. С заходом солнца вступил в ночной походный строй.

10 декабря с рассветом догнал флот и вступил в его охрану. К флоту присоединились крейсер "Алмаз", 6-й дивизион и четыре коммерческих парохода. В 16 час. присоединились к линейному кораблю "Ростис­лав". По сигналу с "Ростислава" вступил в свое место в кильватер "Алмазу" и пошел курсом 185 градусов, ука­занным начальником авангарда. Начиная с 21 часа ве­тер стал сильно свежеть, достигая своими порывами до 6—7 баллов. Боковая качка была настолько сильна, что минные аппараты пришлось поставить по диамет­ральной плоскости. В 3 час. 50 мин. 11 декабря по на­правлению к "Ростиславу" были усмотрены лучи про­жекторов и орудийные выстрелы. Описал коордонат вправо и лег на старый курс, где освещали прожекто­ра. Ввиду свежей погоды пароходы держались плохо и очень часто становились поперек курса и потому уви­денный мною пароход справа на траверзе был пропу­щен, так как я не имел твердой уверенности, что паро­ход не принадлежит нам, а также боялся приступить к его уничтожению, не зная точно, где наши миноносцы, еще ранее скрывшиеся из вида.

С наступлением рассвета увидел "Алмаз" с ми­ноносцами 4 и 5 дивизионов, на 225 градусов по сво­ему курсу линейный корабль "Ростислав", идущий на норд-ост. Изменил курс и присоединился к нему, от ка­питана 1 ранга Кузнецова получил приказания идти по назначению, которого не знал, так как ни на одном за­седании, бывших в Севастополе до выхода, мне не было сказано, что должны делать миноносцы 3 дивизиона при операции у Зунгулдака. Доложил об этом ко­мандиру "Ростислава" и просил разрешения идти к "Евстафию" и просить дать инструкции относительно даль­нейших действий. С "Олега" получил семафор, что он видит на ост-норд-ост от себя плавающие шлюпки с людьми, о чем капитан 1 ранга Кузнецов приказал до­ложить в штаб командующего. Подойдя к "Евстафию", передал о вышеизложенном семафором и донес, что на миноносцах имеется всего до 80 т угля. Получил приказание дивизионом вступить в дозор, что и было исполнено.

В 10 час. 30 мин. при появлении дыма неприя­тельских кораблей на горизонте по сигналу адмирала построился в боевой порядок и следовал курсом за эс­кадрой. В 10 час. 40 мин. флот повернул на курс 20 гра­дусов, а дивизион вступил в охрану. Ночью, идя в по­ходном строю, располагал курсами, данными с вечера с "Евстафия. В 7 ч. 30 мин. 12 декабря догнал эскад­ру, вступил в охрану. По донесению крейсера "Алмаз" о появлении неприятельского корабля на горизонте занял свое место в боевом строю, следуя за эскадрой. В 5 час. 53 мин. эскадра открыла прицельную стрель­бу. Крейсера и 1-й дивизион пошли в атаку. В 9 час. на эскадре был сделан сигнал "отбой" и флот повер­нул в Севастополь. Согласно сигналу адмирала увели­чил ход и вступил в охрану. В 13 час. ошвартовался в Килен-бухте и приступил к пополнению запаса угля.

За время похода на "Сакене" лопнуло 4 трубки, на "Капитан-лейтенанте Баранове" — 2.

Подписали: Капитан 1 ранга князь Трубецкой

Флаг-офицер лейтенант Сабовский

(РГА ВМФ, ф. 601, оп. 1, д. 391)

 

В охране "Императриц"

 

Прошли два года войны. Привычной, хотя и все более тягостной становилась боевая страда. Всех угнетали однообразие и отсутствие видимых результа­тов деятельности. Флот совершал новые и новые по­ходы, миноносцы, сменяя одна группа другую, вели блокаду и едва ли вдохновляющее "обшаривание" турецкого побережья. Сложилось устойчивое разделе­ние сил. Угольные миноносцы в основном занимались охраной походов флота, нефтяные (иногда с привлече­нием угольных) вели блокаду.

С вводом в строй долгожданных дредноутов ("Императрицы Марии" - 28 мая 1915 г., "Императ­рицы Екатерины Великой" — 5 октября 1915 г.) изме­нилась тактика флота. Вместо вынужденных плавать все время вместе (чтобы успеть дать отпор "Гебену") с предельной 16-узловой скоростью двух бригад линей­ных кораблей - додредноутов появилась более мобиль­ная форма тактических соединений. Каждый 21-узловый дредноут с приданным ему 23-узловым крейсером и выделявшимися для охраны миноносцами образовы­вали компактную маневренную группу. Встреча с каж­дой из них могла для "Гебена" обернуться катастро­фой. Они поочередно, а иногда и в одно время уходили в море для операций. Додредноуты теперь реже выхо­дили в море, но и им вскоре нашли применение: про­должение обстрелов побережья противника, охрана Констанцы и одесского района.

Менялся и состав сил охранения. Он мог состо­ять только из нефтяных миноносцев. По общему пра­вилу угольные миноносцы преимущественно были заняты охраной маневренных групп. На угольные миноносцы возлагалась также охрана крупных кораб­лей во время проведения ими плановых практических стрельб под Севастополем. Стабильным был лишь состав групп: первую составляли "Императрица Ма­рия" и "Кагул", вторую — "Императрица Екатерина Великая" и "Память Меркурия". В третью группу включили додредноуты "Евстафий", "Иоанн Злато­уст" и "Пантелеймон". Эти корабли с близким соста­вом артиллерии могли в наибольшей степени реали­зовать преимущества бригадного метода массирования огня, чего так всегда боялся "Гебен". Эту прежнюю довоенную бригаду считали резервной. В случае выхода в море ее предлагали усилить, доба­вив два додредноута "Три Святителя", "Ростислав" и один крейсер. До вступления в строй "Екатерины" третью группу называли второй.

Такой порядок установился после состоявше­гося под прикрытием всего Черноморского флота (в три линии завес, начиная от подводных лодок у Бос­фора) 25-30 июня перехода из Николаева в Севасто­поль первого черноморского дредноута "Императри­ца Мария". Миноносцы 3-го дивизиона, завершив капитальный ремонт, обеспечивали ускоренный курс маневрирования и стрельб, который в море под Сева­стополем проходил первый дредноут флота. Уже 17/30 октября он вышел в свой первый боевой поход на Зунгулдак. В охранении были крейсера "Память Мер­курия" и "Алмаз", миноносцы "Капитан Сакен", "Лей­тенант Зацаренный", шесть угольных типов "Ж" и "3", 5 нефтяных, а также присоединившиеся к флоту уже по возвращении его в Севастополь "Лейтенант Шестаков" и "Капитан-лейтенант Баранов".

Разделившись и выбрав цели в районе Килимли-Зунгулдак, додредноуты выпустили по береговым сооружениям и портам до 1200 снарядов. "Гебен" благоразумно не показывался. Дождавшись ухода флота, он возобновил продолжавшееся в последние месяцы конвоирование (такова была острота кризиса) угольных транспортов в Босфор. Турки все еще по-прежнему находили пароходы, переводившиеся, види­мо, со средиземноморского побережья.

Вместе с миноносцами 4-го и 5-го дивизионов миноносцы 3-го дивизиона 25 октября 1915 г. охраняли стоянку шедшего из Николаева второго черно­морского дредноута "Императрица Екатерина Вели­кая". Утром 26 октября миноносцы развернули заве­су в море для прикрытия перехода дредноута в Одессу, а затем 30 октября вступили в охрану его на переходе в Севастополь. На время испытания дредноутом сво­ей артиллерии в море дивизион в полном составе перешел в охранение державшейся неподалеку 1-й маневренной группы.

Плавания этого дня стали новым испытанием для миноносцев: дождь, временами туман, мгла, све­жий ветер и зыбь сбивали с курса. Миноносцы с тру­дом держались с флотом. Дредноут этой непогоды как будто и не замечал. Корабль отлично держался в строю, уверенно и точно управлялся, строго выдерживал за­данное расстояние. Моряки, успевшие обучиться на "Императрице Марии", обеспечивали быстрое вступ­ление нового корабля в строй. Отлично показала себя во время проведенных в этом походе первых стрельб и артиллерия корабля. Флот торжествовал. Никто не сомневался, что дни "Гебена" сочтены.

Вступление Болгарии в сентябре 1915 г. в вой­ну выявило новый объект действий флота — порт Варну, где предполагалось развертывание базы герман­ских подводных лодок. Новые обстоятельства войны резко увеличили нагрузку и на миноносцы. Вместо 70-100-мильных переходов, как это было на Балтике при обороне Моонзунда и Рижского залива, черноморским миноносцам, ощутимо изнашивая механизмы, приходилось одно за другим совершать плавания по 700-1000 миль. А потому была налажена особая система замены охранных миноносцев во время перехода маневренной группы, когда вновь прибывшие продолжали выпол­нять боевую задачу тех, которые для пополнения запа­сов топлива уходили в Севастополь. Приемки топлива в море с транспортов, как это позволили себе немцы посреди Балтики, в Черном море не практиковались.

База Зунгулдак в этих обстоятельствах могла бы оказаться очень полезной. Но А.А. Эбергард никак не хотел воспользоваться уроком, о котором напоми­нал подобным же образом устроенный японцами под Порт-Артуром в 1904 г. порт Дальний. И очень заб­луждаются те, кто привык верить, что в русском флоте уроки той войны были усвоены сполна и "в лучшем виде". Многое, слишком многое осталось забытым.

Особо показательным, хотя вряд ли кто из участников имел время об этом вспомнить, был поход 7-9/20-22 октября 1915 г. Корабли шли к недавно дру­жеским, а теперь ставшим вдруг враждебным берегам Болгарии, где все названия на карте напоминали о славе побед русского флота и дружбе славянских стран. Но все осталось в безвозвратном прошлом. Неузнаваемо изменились и люди и корабли. И только флаг, славный Андреевский флаг — символ нации, вековой носитель доблести и чести флота, как и встарь, осенял корабли. И флот, выполняя веление долга, с веками отработан­ной исполнительностью совершал очередной, но не приближавший Россию к победе поход.

Обстрел портовых сооружений Варны и Евксинограда вели "Евстафий", "Иоанн Златоуст", "Панте­леймон". В прикрытии находились "Императрица Мария", крейсера "Кагул", "Память Меркурия" и 10 миноносцев. Из-за отсутствия разведывательных дан­ных, плохой погоды, не позволявшей корректировать стрельбу (гидрокрейсеры с самолетами в поход не взяли), операцию не довели до конца, и она оказалась, по существу, безрезультатной.

Обстрел решили повторить в следующий раз с одновременным ударом с воздуха. Этот поход состо­ялся 12-15/25-28 октября 1915 г. Но немцы, как и после первого обстрела Зунгулдака, без промедления восполь­зовались сделанным предупреждением и поспешили оборудовать в Евксинограде базу для своих пришед­ших в Черное море первых подводных лодок. В новом походе, как и прежде, участвовали 1-я и 2-я маневрен­ные группы с охранявшими их крейсерами и минонос­цами. В дневном походном порядке "Лейтенант Шестаков" держался около крейсера "Кагул", а "Капитан-лейтенант Баранов" при "Памяти Мерку­рия". До начала бомбардировки противник был ата­кован самолетами гидрокрейсера. Среди его летчиков был лейтенант В.Р. Качанский, ранее служивший стар­шим офицером на "Лейтенанте Шестакове", а с 1914 г., получив подготовку и звание морского летчика, уча­ствовавший в действиях авиации под Севастополем и экспедициях совместно с флотом.

Обстрел сосредоточенным огнем мыса Галета, порта и его сооружений продолжался с 8 ч. 57 м. до 9 ч. 33 м. Батареи Варны пытались отвечать, но к концу обстрела замолчали. По наблюдениям коман­дира 3-го дивизиона капитана 1 ранга A.M. Клыкова (ранее в 1913-1915 гг. командовал "Шестаковым") уже после прекращения огня были видны два неподвижно стоявших дыма, позволяющие думать о взрыве поро­ха или боеприпасов.

Успевшие выйти в море из Евксинограда две германские подводные лодки UB-7 и UB-8 выбрали для атаки концевой "Пантелеймон". Атак лодок ожидали и с миноносцев 3-го дивизиона, не раз обращая вни­мание на подозрительные предметы, оказывающиеся при приближении к ним либо масляными пятнами, либо остатками выброшенного с кораблей мусора. Это рас­пыляло бдительность (о чем в донесениях командиров предлагалось сделать вывод на будущее), и опытные немецкие подводники сумели обойти корабли охране­ния. Но удача им не сопутствовала. Первая лодка выстрелить не успела — "Пантелеймон" сделал непред­виденный поворот и ушел из-под прицела. Вторая лодка промахнулась. Энергичный огонь по воде из 152-мм пушек одновременно открыли "Пантелеймон" и "Евстафий". Разрывы их снарядов немецкие подводники и приняли за взрыв торпеды, который они, как писал немецкий историк, "хорошо слышали".

На обратном пути, когда флот поднялся вдоль берега до широты Констанцы и повернул на восток к Севастополю, "Лейтенант Шестаков" и "Капитан-лейтенант Баранов" по сигналу с "Императрицы Марии" отделились и пошли на север к Одессе. Здесь они дол­жны были обеспечить испытания крейсера "Прут". Этот новый корабль русского флота ранее был турецким крейсером "Меджидие".

Желая реабилитировать себя в глазах обще­ственного мнения, А.А. Эбергард пытался интенсифи­цировать действия флота. За последние три месяца маневренные группы совершили 10 походов. В них почти всегда в полном составе участвовали и корабли 3-го дивизиона. В тяжелых зимних условиях, проделы­вая в дневное время уже неукоснительно требовавший­ся противолодочный зигзаг (в Черном море это назы­валось "ломать курс"), с риском нарваться на плавающие мины (одну из них в походе 11 ноября рас­стрелял "Зацаренный"), корабли неустанно бороздили море. Множилось число выходов в море уже вполне сформировавшихся двух дредноутных соединений, росло количество поставленных мин и потопленных турецких пароходов, фелюг и магонов (только в вос­точной части моря их было потоплено 778), но глав­ные разбойники Черного моря оказались неуловимы­ми. Адмирал, вместо устройства надежной западни, все еще полагался лишь на счастливый случай.

Большой поход с "Императрицей Марией" состоялся 18-22 декабря 1915 г. Три дня — с 19 по 21 декабря — корабли держались на широте Инады (около параллели 42°). Но "Гебен", словно почуяв опасность, из пролива не выходил, и командующий, потеряв терпение, повернул к Севастополю. С 21 по 22 декабря с присоединившимися для усиления охра­ны "Лейтенантом Зацаренным", Капитаном Сакеном", "Пронзительным" и "Пылким" занимались ма­неврированием. Утром 22 декабря во время практической стрельбы "Императрицы Марии" встретили направляющуюся к Босфору 2-ю маневрен­ную группу. Ее в этот раз возглавлял начальник крей­серской бригады контр-адмирал князь Н.С. Путя­тин. В охранении шли крейсер "Память Меркурия", нефтяные миноносцы "Быстрый", "Дерзкий", "Гнев­ный", "Поспешный".

Если бы "Императрица Мария", придя в пол­день в Севастополь, поспешила, экстренно пополнив запасы, вслед за "Императрицей Екатериной" и при­соединилась к ней вместе с вышедшими вдогонку днем 23 декабря "Лейтенантом Шестаковым" и "Лейтенан­том Зацаренным", события тех дней могли бы стать самыми знаменитыми в истории русского флота. Но А.А. Эбергард предпочел отдохнуть после трудного похода, а послать на охоту за "Гебеном" другого флагмана не решился. Не исключено, что славу поим­ки "Гебена" адмирал приберегал для себя. Но судьба благоволит лишь к тем, кто умеет воспользоваться данным ему случаем. И случай этот был представлен именно в ту ночь.

Изнурительная блокадная служба русских ми­ноносцев наконец-то была вознаграждена. Ночью они у о. Кирпен перехватили и потопили шедший в Зунгулдак за грузом угля пароход "Кармен". От людей, сня­тых с парохода, стало известно, что утром их соби­рался взять под охрану сам "Гебен". Бросившись в погоню за утопившими пароход миноносцами "Прон­зительный" и "Пылкий", "Гебен" полным ходом спе­шил в подготовленную ловушку. Новый интерес для погони вызывали у него появившиеся с севера "Лей­тенант Шестаков" и "Лейтенант Зацаренный". С них уже были видны дымы "Гебена". Корабли подняли стеньговые флаги и приготовились к бою. Им оста­валось лишь отойти в сторону от шедшей за ними "Императрицы Екатерины", а ей дождаться, пока увлеченный погоней "Гебен" не сблизится на доста­точно близкое расстояние.

Но мужицкая мудрость 1812 г. "не замай, дай подойти", к несчастью, не осенила князя Путятина. Не выдержав ожидания, он поспешил преждевременно броситься на сближение. Немецкий историк прямо пишет об огромных клубах черного дыма, которым "Екатерина" преждевременно выдала себя. В 9 ч. 51 м. русский дредноут сделал поспешный, оказавшийся недолетным залп. Через 9 минут "Екатерина" достигла накрытия, но "Гебен" без промедления бросился на запад. Погоня была недолгой, и уже через 7 минут он вышел из зоны досягаемости огня "Екатерины". "Им­ператрицы Марии" у Босфора не было. Не оказалось там и русских подводных лодок. В 10 ч. 32 м. на ко­раблях пробили отбой боевой тревоги, в 10 ч. 40 м. повернули влево на обратный курс, в 10 ч. 50 м., следуя движению адмирала, спустили стеньговые флаги. Это было даже против Морского устава, требующего под­нимать стеньговые флаги "в виду неприятеля". "Гебен" еще виднелся по пеленгу 200°.

Свои шансы не использовали миноносцы, хотя настойчивое преследование еще могло дать свои резуль­таты. Столь же непостижимо и отсутствие у Босфора подводных лодок, которые следовало высылать туда (на случай возможной погони за "Гебеном") при каж­дом выходе в море маневренных соединений. Но и князь Путятин не оказался флотоводцем.

С почти таким же соотношением сил из-под огня "Екатерины" 3 апреля 1916 г. вернулся и "Бреслау". И опять погоня оказалась неорганизованной. Корабли действовали несравненно удачнее своих "флотоводцев". На третьем дивизионе с завистью узнавали о лихих действиях крейсеров, о ликвидации пиратствовавшей у кавказских берегов подводной лодки UC-13. Выбро­шенная штормом на берег на половине пути от Зунгулдака до Босфора, она была 17/31 декабря уничтожена миноносцами. Такая же участь постигла и две турец­кие канонерские лодки, пытавшиеся помочь UC-13 сойти на воду."Флотоводцы" же могли записать себе в актив лишь те операции, где не требовалось напря­женного поединка воли и интеллекта с противником. И тогда замыслы штабов удавались. Это продлевало век командующего, которого на флоте уже давно за глаза называли "Гебенгард".

Вслед за масштабной комбинированной опера­цией против Зунгулдака 24 января/6 февраля 1916 г. с применением корабельной авиации (14 гидросамолетов) состоялась другая, еще более впечатляющая. По суще­ству, это была запоздалая реализация тех возможнос­тей флота, от которых А.А. Эбергард по необъясни­мым причинам уклонялся с первого дня войны. Но теперь ход событий — натиск турок на кавказском фронте — не позволял флоту оставаться в стороне. Там с 1915 г. на флангах русских войск действовали мино­носцы "Стремительный", "Строгий" и восстановлен­ная канонерская лодка "Донец".

С начала 1916 г. к отряду присоединился ли­нейный корабль "Ростислав", канонерская лодка "Ку­банец", миноносцы "Лейтенант Пущин" и "Живой". Затем для усиления охраны "Ростислава" от подвод­ных лодок пришли "Лейтенант Шестаков" и "Капитан-лейтенант Баранов". Отличное взаимодействие с армией позволило отбросить турок от Батума. 31 марта в Батум под конвоем "Императрицы Марии" (в охра­не "Дерзкий" и "Беспокойный") пришел "Пантелей­мон". Его огневая поддержка сделала возможным уже решительное наступление. Тем временем в Новорос­сийск по железной дороге был доставлен десантный корпус в составе 1-й и 2-й пластунских бригад и 2-го артиллерийского дивизиона.

Плацдарм для высадки своим огнем подгото­вили "Ростислав" и "Пантелеймон". Они все эти дни энергично действовали, надежно прикрытые с моря миноносцами "Строгий", "Лейтенант Шестаков" и "Капитан-лейтенант Баранов". Они же прикрывали и высадку десанта в Ризе. Ожесточение боя доходило до того, что корабли приближались к берегу, чтобы вве­сти в действие и пулеметы. За один день 1 апреля 1916 г. "Ростислав" и "Пантелеймон" выпустили 540 и 680 снарядов калибром 152 мм. Турки откатились на 8 км и очистили селение Сурмене. На следующий день вой­ска продвинулись еще на 12 км. За ночь турки отошли еще на 16 км и без огня очистили город и порт Трапезунд. Он стал временной базой флота.

Опыт подготовки к Босфорской экспедиции, для чего и была создана огромная транспортная флотилия (до 180 судов), и отлично налаженное взаимодействие с войсками позволили с блеском реализовать план высадки. Действия Батумского отряда и всего флота по справедливости считаются в истории образцом орга­низованности и эффективности, классическим приме­ром взаимодействия армии и флота. Столь же успешно флот — дредноуты и минная дивизия в мае 1916 г. справились с доставкой на 30 транспортах (во главе с на­чальником высадки контр-адмиралом М. И. Каськовым) из Мариуполя двух пехотных (123-я и 127-я) дивизий. Они обеспечили прочное удержание фронта.

Поняв все ничтожество командующего, импе­ратор скрепя сердце наконец расстался со своим столь долго оберегаемым любимцем. Вместо А.А. Эбергарда был назначен с производством в вице-адмиралы начальник Минной дивизии Балтийского моря А.В. Колчак. Шанс отличиться новому командующему пре­доставился почти сразу. Чуть ли не в первый день вступления в должность А.В. Колчак 8/21 июля 1916 г. получил агентурные сведения о выходе "Бреслау" к Новороссийску. Утром 9/22 июля он вышел в море, подняв свой флаг на "Императрице Марии". С ним шли "Кагул" и 5 или 6 (сведения расходятся) нефтя­ных миноносцев.

Караулившая русских у фарватера подводная лодка UB-7 была загнана под воду атаковавшими ее гидросамолетами. Но что-то в операции не заладилось. Нетерпение охотника и горячая натура А.В. Колчака помешали принять правильное решение. Командующий не захотел послать к Босфору "Екатерину" (она, как он потом доносил, была занята очень важным, по его мнению, делом — привязыванием к бортам сетей) и соответственно рассчитать место поимки "Бреслау". Словом, никаких новых решений в тактике А.В. Кол­чак не продемонстрировал.

Перелом в ходе событий могло бы создать приобретение флотом в союзной Румынии базы Кон­станца. В конвоировании отрядов с войсками для Румынии участвовали и корабли 3-го дивизиона. В море отряд Констанцы прикрывал конвои от атак немецких подводных лодок и самолетов, действовал на турецких путях сообщения у Босфора.

В начальный период обороны Констанцы, когда она еще не носила катастрофического характе­ра, корабли 3-го дивизиона участвовали в блокадных походах маневренных групп к анатолийскому побере­жью. "Лейтенант Шестаков" в одном из сентябрьских походов ставил мины, в другом возглавлял колонну заградителей. 2/15 сентября 1916 г. "Капитан-лейтенант Баранов" и флагманский корабль 3-го дивизиона "Лейтенант Шестаков" вместе с миноносцами "Пыл­кий", "Быстрый" и "Громкий" 220 минами заградили только что протраленный турками фарватер у Босфо­ра. Об этом фарватере стало известно из расшифро­ванной радиограммы немцев, оповещавших об ожида­нии подхода из Угольного района турецкого парохода "Патмос". Не раз уже ускользавший от стороживших прибрежье русских миноносцев и подводных лодок, пароход на этот раз попал в ловушку. Подорвавшись на одной из мин, он выбросился на берег.

Но в Констанце сил для противодействия на­тиску болгаро-турецко-немецких войск отчаянно не хватало. Безостановочным огнем, рассеивая колонну за колонной, подавляя батарею за батареей и одновре­менно отбиваясь от настойчивых атак авиации, "Лей­тенант Шестаков", "Капитан-лейтенант Баранов", "Зоркий" и "Звонкий" сделали невозможное и обеспе­чили организованную эвакуацию базы, румынских войск и русских ополченцев.

"Ростислав" прикрывал отход, ведя огонь с территории порта. В последний день обороны 9/22 октября 1916 г. он выпустил 276 снарядов калибром 152 мм и 41 снаряд калибром 254 мм. Эти снаряды (еще одно диво отечественного судостроения — постройка корабля с уникальным для флота калибром) приходи­лось беречь. Остается загадкой, почему флот не при­слал в Констанцу дредноуты с 305-мм артиллерией, почему флот, получив почти прибосфорскую базу, не вцепился в нее всеми силами и не пытался отстоять ради собственного будущего. Однозначного ответа и здесь пока не найти. Свою роль сыграла и произошедшая в те дни в Севастополе неслыханная в русском флоте катастрофа. Утром 6/19 октября в результате последо­вательно произошедших внутренних взрывов погибла "Императрица Мария".

Еще год с лишним продолжалась после этого боевая деятельность флота, а с ним и 3-го дивизиона, но гибель "Марии" словно бы стала предвестником рокового рубежа, к которому Россия в результате фа­тально несчастливого правления императора Николая II подошла 28 февраля 1917 г. "Адмирал Тихого океана" своим неподдающимся описанию неумением разумно царствовать (с чем вполне справлялись все современные ему европейские монархи) верной доро­гой привел Россию к неудержимо разрушавшей ее смуте. И А.В. Колчаку при всех его несомненных талантах оказалось не под силу справиться ни с на­следием А.А. Эбергарда в Черноморском флоте, ни тем более с неудержимо начавшей подтачивать флот смутой. Несмотря на митинговщину и усиливавший­ся произвол судовых, городских и прочих комитетов, корабли, исполняя боевые приказы, продолжали вы­ходить в море. Свою роль сыграла и неутомимая деятельность А.В. Колчака.

Решительно применив балтийский опыт, он в итоге нескольких целенаправленных экспедиций начи­сто перекрыл выход из Босфора в Черное море. Эскад­ренные миноносцы поставили 2147 мин и подводный заградитель "Краб" 90 мин. Немцы вывели из Варны свои подводные лодки, и с декабря 1916 г. они в Чер­ном море не показывались. Но уже в июне 1917 г. ко­мандующий флотом, безоговорочно признавший фев­ральскую революцию и власть Временного правительства, но пытавшийся сохранить на флоте порядок, оказался неугоден "революционным массам". Его заменил начальник 2-й бригады линейных кораб­лей В.К. Лукин. Как и на Балтике, не прекращалась на флоте и на кораблях вредоносная чехарда смещения ко­мандиров и офицеров. Менялись командиры и на ми­ноносцах 3-го дивизиона.

Но офицеры и часть матросов из судовых ко­митетов старались поддерживать боеспособность ко­раблей, и они вплоть до октября 1917 г. продолжали операции, предусмотренные штабом. Из-за блокады доставка топлива из Угольного района составляла в мае лишь 5955 т, в июне 13000 т, в июле 12000 т. Немецкий историк с недоумением отмечал: "Почти ежедневно русские эскадренные миноносцы, подвод­ные лодки появлялись у анатолийского побережья и топили каждое судно, попадавшее им в руки. Перед Босфором постоянно появлялись новые мины, и ни одного дня нельзя было провести без траления".

Но социальная демагогия большевиков и эсе­ров, рвавшихся к власти, все более захватывала умы и сознание матросов. Офицеры, как и на Балтике, ока­зались фатально неготовыми бороться с этим злом. Германо-турки, сумевшие уберечь свои вооруженные силы от этого зла, не замедлили воспользоваться ме­нявшейся в пользу их обстановкой. 10/23 июня 1917 г. в море вышел "Бреслау". В ночь с 11 на 12 июня он поставил вокруг о. Змеиного (Фидониси) заграждение из 70 мин, разрушил обстрелом маяк и радиостанцию, захватил 11 человек в плен, а также 5 винтовок и пулемет. Уходя, "Бреслау" поставил на подходе к ос­трову отдельную банку из числа оставшихся у него 10 мин. На них, по-видимому, несмотря на проведенное траление, и подорвался пришедший сюда 17/30 июня для восстановления радиостанции миноносец "Лейте­нант Зацаренный". Оторванная взрывом носовая часть (до первого аппарата) затонула сразу, а кормовая, которую сопровождавшие корабль тральщики пыта­лись буксировать к острову, затонула через час в рас­стоянии 2,5 каб. от берега. Погибли 37 человек коман­ды и все три офицера, включая командира.

Последний шанс перехватить "Бреслау" выпал флоту 19 октября/2 ноября 1917 г., но матросы дред­ноута были уже вовсю распропагандированы не то большевиками, не то анархистами. Под предлогом нежелания участвовать в "империалистической войне" матросы потребовали от командира ухода с назначен­ной кораблю позиции (у румелийского побережья), а "когда он отказался выполнить их требование, они сами привели корабль в Севастополь". Операция, впервые организованная по всем правилам военного искусства (на перехват были посланы именно три маневренные группы, как это и должен был когда-то сделать А.А. Эбергард), была провалена "революционными" матро­сами. Действия во время этой операции во второй груп­пе (с гидрокрейсером "Румыния" и дредноутом "Воля"), эскадренного миноносца "Капитан-лейтенант Баранов" стало, по-видимому, последним боевым эпизодом уча­стия в войне кораблей славного дивизиона. Но "Бреслау" корабли этой группы не увидели — он ушел кори­дором, оставленным для него "Свободной Россией". Свершился октябрь 1917 г., и "Капитану Сакену" выпала сомнительная честь возглавить экспедицию революционных матросов на Дон против "контррево­люции" атамана Каледина. Не минули корабли и кем-то умело организованные массовые расстрелы офице­ров в декабре 1917 г. Размахом они превзошли февральские убийства в Кронштадте и Гельсингфорсе. На "Гаджибее" убили почти всех (исключая одного) офицеров с командиром В.М. Пышновым. На учебном судне "Рион" убили командира капитана 1 ранга А.Ю. Свиньина (в 1913-1914 гг. командовал "Капитаном Сакеном"), на "Пылком" командира В.И. Орлова (в 1915-1916 гг. командовал "Капитан-лейтенантом Бара­новым"). Расправились и с бывшим командиром "Им­ператрицы Марии" капитаном 1 ранга И.С. Кузнецо­вым. Счастливо избежал смерти командир "Свободной России" В.М. Терентьев (в 1916-1917 гг. командовал "Лейтенантом Шестаковым"). Офицеры все более

становились игрушками в руках своих команд.

Кораблям еще хватало боеспособности на то, чтобы 30 апреля 1918 г. в обстановке ожесточенной митинговщины и полного смятения умов (никто не знал, надо ли уходить из Севастополя или следует смести и обратить в пыль готовившиеся войти в город немецкие оккупационные войска) совершить свой последний в истории поход в Новороссийск в качестве пока единого Черноморского флота.

В этом походе из состава 3-го дивизиона не принял участие ремонтировавшийся "Капитан Сакен". Флот был спасен от захвата немцами, но митинговая стихия забушевала с новой силой, когда стал известен

приказ Совета народных комиссаров о потоплении кораблей. Флот раскололся. "Революционный" экипаж "Свободной России" за время стоянки в Новороссий­ске настолько поредел, что ему не хватало людей для поддержки пара в топках. Он, семь "новиков" ("Прон­зительный", "Громкий", "Поспешный", "Фидониси", "Гаджибей", "Калиакрия", "Керчь") и пять угольных миноносцев ("Заветный", "Сметливый", "Стремитель­ный", "Баранов", "Шестаков") были потоплены 17-18 июня 1917 г. в Цемесской бухте.

К чести 3-го дивизиона (независимо от продол­жающихся споров: надо ли было топить корабли и по-

чему их потопили не на мелком месте) остается ска­зать, что последним сохранившим свой экипаж кораб­лем вместе с "Керчью" (командир старший лейтенант В.А. Кукель) остался основоположник серии —"Лейте­нант Шестаков". Он под командованием своего после­днего командира мичмана Анненского выполнил самый горестный акт совершавшейся на рейде трагедии — буксировку обреченных на потопление миноносцев к выходу из бухты. В.А. Кукель писал об этом: "Гру­стная и тяжелая картина — гавань вымерла, пусто, и только медленно идущие на буксире миноносцы, бес­помощные, без признаков жизни на них, с отдельными мрачными фигурами, в количестве 5-6 человек на па­лубе, как зачумленные и обреченные на смерть, с ко­торых все живое сбежало и от которых все сторонятся. Сильное впечатление производит эскадренный мино­носец "Гаджибей", который, будучи взят на буксир, поднимает сигнал "Погибаю, но не сдаюсь" и держит его все время".

На кораблях были взорваны заложенные под­рывные патроны, открыты кингстоны и клинкеты и отдраены иллюминаторы. "Фидониси" и "Свободная Россия" были потоплены торпедами "Керчи". "Картина гибели корабля была столь величественна и тяжела, что почти у всех стояли слезы на глазах, многие сняли фуражки, и все мрачно и молча с грустными сосредо­точенными лицами следили за происшедшим".

Так революция покончила с Черноморским флотом, а с ним и с 3-м дивизионом. Оставшийся в одиночестве "Капитан Сакен" успел еще послужить во флоте генерала Врангеля и участвовал в боях с крас­ными. В составе каравана горя и отчаяния он в ночь на 31 октября 1920 г. покидал с остатками флота Севастополь, идя на буксире плавучей мастерской "Кронштадт", чтобы в далекой Бизерте найти свой последний приют. 5 лет (до 30 октября 1924 г.) про­должал развеваться славный Андреевский флаг. Ос­тавшийся без надзора после ликвидации по решению правительства Франции Бизертской эскадры, корабль затонул в Бизертском озере и в 1930 г. был разобран.

 

"Описание операции эскадренного миноносца "Лейтенант Шестаков" против неприятельской подлодки у реки Шахе 19 июля 1916 г."

 

19 июля 1916 г. эскадренный миноносец "Лей­тенант Шестаков" находился в охране транспортов, идущих из Новороссийска в Батум. Транспорты растя­нулись ввиду того, что один из них буксировал баржу. Головным шла канонерская лодка "Кубанец", концевым эскадренный миноносец "Капитан-лейтенант Баранов", а эскадренный миноносец "Лейтенант Шестаков" цир­кулировал по правому борту транспортов. В тот мо­мент, когда "Лейтенант Шестаков" был в конце колон­ны, около 9 час., близ устья роки Шахе, на "Кубанце" произвели с левого борта выстрел и одновременно сигнал по трехфлажной книге: "Подводная лодка". Сиг­нал был плохо виден, так как было далеко — около 30 каб и дым закрывал его. Все же на миноносце "Лейте­нант Шестаков" пробили тревогу и он, дав 16 узлов ходу, пошел вдоль линии транспортов вперед. Сигнал был разобран, но в то же время ничего подозритель­ного не заметили. "Кубанец" слегка отклонился влево, а транспорты шли ему в кильватер.

Спустя 15 минут по носу на 45 градусов справа был замечен перископ кабельтовых в 5 - 6 от минонос­ца, был открыт огонь, и миноносец повернул на под­лодку. Одновременно подлодка выпустила 2 мины, из которых одна шла непосредственно в "Лейтенант Шестаков", но не попала, так как миноносец увернулся, и мина прошла по носу и по левому борту в расстоянии 6-8 сажень. Хорошо ложились снаряды от кормового орудия: два у самого перископа, остальные вблизи. Лодка шла контркурсом миноносцу, который шел на таранный удар. Одновременно с огнем миноносца от­крыли огонь не ныряющими, а фугасными снарядами "Кубанец" и "Донец". Вследствие того, что миноносец быстро сближался с подлодкой, снаряды канонерок ло­жились вплотную по носу и по корме миноносца. Ког­да форштевень подходил к перископу, с миноносца стали бросать бомбы, первую, когда миноносец был форштевнем у перископа (немного пройдя), вторую когда перископ был у шлюпбалок, и остальные в пос­ледовательности от взрывов предыдущих бомб. Сбро­сили 6 бомб. Ход у миноносца был около 8 узлов, так как не могли дать больше хода после циркуляции. На­чиная от носового мостика до кормового, перископ шел по правому борту почти вплотную, а за кормой его уже не было видно.

При доковом осмотре миноносца, начиная от но­сового и вплоть до кормового мостика на расстоянии 40 шпангоутов, ясно замечена царапина в 3-4 мм ши­риной и глубиной в 1,5 мм в металле, получившаяся от

столкновения с подлодкой. Вторая бомба дала отличи­тельный взрыв от других, взрывом выбросило сбитую нефть с воздухом, а затем еще некоторое время снизу стала поступать на поверхность та же жидкость, кото­рая и покрыла большую площадь, не расходившуюся еще долгое время. Миноносец более двух часов оставал­ся в том же районе и пятно не расходилось — что дает уверенность, что неприятельская подлодка погибла.

По приказанию с мостика быстро и правильно были изготовлены 6 бомб, которые и сбросили и 4 при­готовили в запас. Несмотря на минимальный промежу­ток, все запасные бомбы были вовремя вооружены и ударники вставлены. Удары от взрыва бомб были на­столько сильны, что люди, стоявшие на юте, едва удер­жались на ногах. Удары были от того так сильны, что миноносец не успел дать большой ход во время бро­сания бомб (около 8 уз).

За время боя с подлодкой от резких перемен хо­дов попала вода в динамо и она стала, отчего у маши­ны и у котлов, в самое критическое время, когда при­ходилось уклоняться от мин и идти на таранный удар, была полная темнота. В то же время в непосредствен­ной близости от судна со всех сторон рвались 6-дюй­мовые фугасные снаряды с канонерок, стрелявших по лодке, бывшей около миноносца, а затем судно полу­чало удары от взрывов 6 наших бомб. Несмотря на это машинная и кочегарная команда доблестно и самоотверженно оставались на местах и точно выполняли все приказания с мостика, дала возможность получить до­стигнутые результаты боя и в то же время исправила случившиеся от перемены ходов повреждения. Бом­бовая партия, готовившая и бросавшая бомбы под огнем хотя от разрывов и своих снарядов с каноне­рок, но тем не менее все же рисковавшая жизнью, работала выше всяких похвал с точностью, спокой­ствием и хладнокровием.

Считаю своим долгом также подчеркнуть смелое управление рулевым старшиной миноносцем, который хотя выполнял мои приказания, но в момент перед са­мым ударом, когда потребовалось чувствовать самые ничтожные повороты судна, до известной степени про­явил и личную самостоятельность, так как надо было нанести удар по предмету всего в несколько дюймов величиной, и командир, не стоя в это время на штур­вале и таким образом, не чувствуя в полной мере по­воротливости судна, одними голосовыми приказания­ми без некоторой помощи со стороны рулевого в том, положить ли сейчас 10 или 1'2 градусов руля, вряд ли сможете такой математической точностью попасть пря­мо-таки в точку, а между тем миноносец не только про­шел над подлодкой, но и прочертил ее рубкой у себя борт в расстоянии 40 шпангоутов.

Капитан 2 ранга Пчельников (РГА ВМФ, ф. 609, оп. 2, д. 886)

 

"Из опыта командования эскадренными миноносцами во время войны". (Из отчета, представленного на имя А.В. Колчака в письме из Ревеля от 23 июня 1916 г.)

(РГА ВМФ, ф. 609, on. I, d, 391, ля. 74-87)

 

... До назначения командиром "Поспешного" я годе лишком командовал эскадренным миноносцем "Ка­питан-лейтенант Баранов". Большая часть этого времени протекала в условиях усиленной работы миноносцев по обстоятельствам военного времени и за это время у меня сложилось вполне определенное отношение к котлам с угольным отоплением. Вполне понятное во время войны стремление увеличить район плавания миноносцев застав­ляло в начале войны заполнять кочегарки углем и прини­мать его также в мешках на верхнюю палубу. В результа­те оказывалось: рассыпавшийся по кочегарке мелкий уголь попадал под кингстонные клапана эжекторов в кочегар­ных трюмах (двойного дна корабли не имели — Р. М.) уголь смешивался с водой и масляными остатками, образуя гу­стую и едкую грязь, разъедавшую котельные фундаменты и площадки. Кочегарам приходилось работать (по две сме­ны) в непролазной грязи, глотая угольную пыль, евшую и глаза. Находившийся на верхней палубе уголь помимо уже того, что совершенно загромождал и без того узкие про­ходы на палубе миноносца, ослаблял, как казалось, бим­сы и самую палубу.

Уголь хорошего качества (кардиф) был израсходо­ван в Черном море в начале октября. Сперва на минонос­цы взамен его стали давать особо отборный сорт донецкого угля ("мытый орешек"), при котором еще сравнитель­но нетрудно было поддерживать пар; дым из труб, хотя и был значительно гуще, чем при кардифе, но все же еще терпимым, факелы из труб вырывались значительно реже.

Но и "мытого орешка" хватило ненадолго. С декаб­ря 1914 г. Черноморская Минная бригада стала принимать донецкие брикеты. Сжигая эти брикеты, Черноморский флот всю войну ходит, окутанный невероятным угольным облаком, видимым за колоссальную дистанцию (до 40 миль и более). Уже за 25 миль при хорошей ясности ат­мосферы, подходя к флоту, можно отчетливо различить отдельные большие дымы кораблей и малые — минонос­цев. Ночью факелы от труб — явление на угольных мино­носцах заурядное.

По приходе с моря миноносцы немедленно идут грузить уголь. Для облегчения утомленной за поход ко­манды для погрузке угля заранее назначаются нижние чины из второго комплекта Минной бригады, но желание поскорее закончить погрузку, чтобы вымыться, поесть и отдохнуть — заставляет все-таки и команду миноносца принимать участие в этой работе, которая заканчивает­ся обыкновенно только к вечеру, когда миноносец пере­ходит на свое место у минной базы и команда, едва умыв­шись и наскоро поужинав, ложится спать. Со следующего дня начинаются приборка на миноносце, мытье рабо­чего платья и исправления в механизмах и вооружении. А между тем, часто бывает, что через день миноносцы сно­ва идут с флотом, или без него, в море. Времени для уче­ний и занятий, не говоря уже об увольнении на берег, по­ложительно не хватало.

На нефтяных миноносцах служба личного состава при большей частоте и продолжительности походов не­сравненно легче. На палубе и в кочегарках чисто, нет жид­кой и едкой грязи, скапливавшаяся под котлами нефть пе­риодически промывается и выгоняется вместе с водой эжекторами. Кочегары вместо утомительной физической работы у котлов с угольным отоплением здесь лишь регу­лируют открывание форсунок и следят за работой вспо­могательных механизмов.

Вопрос с дымом из труб на нефтяных миноносцах удалось наладить удовлетворительно, и уже давно они мо­гут считаться бездымными. Первый год войны я командо­вал "Капитан-лейтенантом Барановым", котлы которого к началу военных действий были уже истрепаны до после­дней степени. Намучившись с этими котлами в первую зимнюю кампанию, я вполне проникся первостепенной важностью с самого начала существования котлов обра­тить неослабное внимание на надлежащий за ними уход. К сожалению, именно на "Капитан-лейтенанте Баранове" котлы в течение всех шести лет их службы подвергались самому варварскому обращению — как это вполне явству­ет, например, из сохранившегося на корабле архива. Чи­стки котельных трубок почти не производились, щелоче­ние их по существовавшим правилам полагалось произ­водить через 500 рабочих часов, но в действительности, вследствие выполнения учебных программ и разных не­предвиденных поручений сроки их удлинялись более, чем вдвое. Зимой, находясь в вооруженном резерве, минонос­цы сами себя отапливали, вода для котлов часто давалась недостаточно свободная от солей. Надо было удивлять­ся, как выдерживали 6-летнюю работу, при таком обра­щении, котлы миноносцев этого дивизиона.

С началом войны, когда на эти миноносцы (как са­мые мореходные и сильные, так как нефтяные миноносцы только еще начали вступать в строй) легла особенно силь­ная работа, котлы стали решительно сдавать. Редкий по­ход обходился без того, чтобы ежесуточно не выводились на 15-20 часов (необходимое время для прекращения пара в котле, продувания из него воды, отыскания лопнувшей трубки, ее заглушения, наполнения котла водой и разводки в нем паров) на одно-двух миноносцах дивизиона по од­ному, а то и по два котла вследствие лопнувших трубок. Редко дивизион выходил в отдельное от флота поручение в составе более трех миноносцев (четвертый в это время оставался при флоте, имея один или два котла выведен­ными из действия). С каждым походом дело ухудшалось, а так как одновременно с этим и подводные части этих ми­ноносцев настоятельно стали требовать капитального ре­монта, то в начале 1915 г. решено было весь этот диви­зион отправить в Одессу для капитального ремонта на ча­стных заводах.

Получив столь тяжелый опыт на этих миноносцах, личный состав Черноморской Минной бригады с особой тщательностью начал уход за котлами новых миноносцев. Ко времени их вступления в строй в Южной севастополь­ской бухте была устроена база, для миноносцев. На бере­гу этой базы поставлены котлы для отапливания минонос­цев. Паропровод для этого от котлов проведен вдоль на­бережной; в особом канале, изолирован асбестом и со­ломой; отростки его выведены в особые ниши в стенке на­бережной и закончены ниппелями, к которым приращива­ются приемные паровые шланги (вот когда пришло время осуществления "станции миноносок", которую С.О. Мака­ров предлагал (еще в 1884 г.! — Р. М.) с миноносцев. Кро­ме того, на минной базе имеется трансформаторная стан­ция для подачи на миноносцы электрической энергии. Здесь же, на набережной устроены склады для хранения свезенного (не нужного для походов) с миноносцев иму­щества; строятся баня и лазарет; для нефтяных минонос­цев постоянно у базы стоят баржи с нефтью. Специально для обслуживания Минной бригады имеется два водона­ливных парохода, которые подают и котельную, и питье­вую воду. Щелочение и чистку котлов постановлено про­изводить через 300 часов.

Условия Черноморского театра требуют, чтобы ми­ноносцы во время совершения, операций всегда были го­товы дать полный ход; вследствие чего миноносцы не мо­гут производить чистку котлов поочередно, как это дела­ется в Балтийском флоте, но должны приступать сразу к чистке всех своих котлов. Обыкновенно срок чистки кот­лов затягивается, но никогда не превосходит 400 часов. Для очередной чистки котлов нефтяных миноносцев дают до 14 дней. Практика показала, что этот срок ни в каком случае нельзя считать чрезмерным для основательного вы­щелачивания и чистки всех пяти котлов. (Речь идет о кот­лах нефтяных миноносцев — Р. М.).

Ночной выстрел из минного аппарата сопровождается яркой вспышкой горящего в аппарате пороха. В пос­леднее время на Черном море на миноносцы были выда­ны патроны с мало горящим порохом. До конца моего ко­мандования миноносцем опыты с этими патронами не дали еще определенных результатов, хотя яркость вспышки при выстреле действительно уменьшается."

Капитан 2 ранга Жерве, 23 июня 1916 г., г. Ревель

 

Боевые действия "Добровольцев" минной бригады Черноморского флота в 1916—1917 гг.

 

Практику широкоохватного или, как бы мы сказали сегодня, "звездного" набега на турецкое побережье мин­ная бригада осуществила в январе 1916 г. В таком набе­ге, охватившем побережье Анатолии от Самсуна до Батума, протяженностью 300 миль (расстояние от Севастопо­ля до Босфора), в числе шести пар миноносцев, представ­ляющих все последние их поколения — от усовершенство­вавших "соколов" до "новиков" приняли участие — на от­резке побережья Самсун-Унье — "Лейтенант Шестаков" и "Капитан-лейтенант Баранов". В итоге всех подобных 83 набегов и крейсерств, совершенных флотом в 1916 г., Турция потеряла 778 судов разных величин и типов.

1/14 февраля 1916 г. "Лейтенант Шестаков" (брейд-вымпел начальника 3 дивизиона) возглавил отряд охра­нения ("Поспешный" и "Беспокойный") дредноута "Импе­ратрица Екатерина Великая" (в "Боевой летописи русско­го флота" ошибочно названа "Императрица Мария"— P.M.). Корабли шли в Батум, чтобы обеспечить прикрытие и возвращение от берегов Лазистана действовавшего там линейного корабля "Ростислав". С середины января 1916 г. он в составе Батумского отряда действенным огнем (вплоть до 254-мм снарядов) поддерживал операции При­морского фронта кавказской армии, продвигавшейся вглубь территории Турции.

Оставив сильно укрепленные горные позиции с мно­гоярусными окопами и галлереями у р. Архаве, турки от­ступили на 20 км к селению Вице, а затем, также под ог­нем "Ростислава", вынуждены были уступить русским столь же сильно укрепленные позиции и ущелья у Яникей. После 4 км отхода турок на новые сильно укрепленные позиции фронт временно стабилизировался. В ожидании перегруп­пировки сухопутных сил "Ростислав" получил возможность небольшой передышки и отдыха. Соединившись с дей­ствовавшими с "Ростиславом" миноносцами "Лейтенант Пущин" и "Жуткий", все корабли 6/19 февраля 1916 г. бла­гополучно прибыли в Севастополь.

В плавании 13-31 марта 1916 г. 3-й дивизион вме­сте со всем флотом участвовал в грандиозной операции по переброске морем десантного корпуса на кавказский фронт. Корабли действовали на всем протяжении пути транспортов из Одессы в Новороссийск для приема войск и в последующей охране их движения под охраной флота на юг. Четырьмя отрядами 29 транспортов вышли из Одес­сы 15/28 марта. Минную бригаду в этом походе представ­ляли эскадренный миноносец "Счастливый" (флаг началь­ника бригады), "Пылкий", "Гневный", весь состав 3-го ди­визиона и 5 миноносцев 4-го и 5-го дивизионов. "Лейте­нант Шестаков" (брейд-вымпел начальника дивизиона ка­питана 1 ранга А. М. Клыкова) и "Лейтенант Зацаренный" охраняли 3-й отряд (7 транспортов), "Капитан Сакен" и "Капитан-лейтенант Баранов" — 4-й отряд (8 транспортов). В Новороссийск пришли 18 марта.

Здесь на подходах к порту дивизион нес противо­лодочный дозор и охрану крейсировавшего в море дред­ноута "Императрица Екатерина Великая". Поблизости на­ходился "Бреслау", искавший случая для очередной дивер­сии. После залпов дредноута он поспешил отойти на про­сторы Черного моря. В охране транспортов дивизион со­вершил марш-маневр в уже захваченный к этому време­ни турецкий порт Ризе, после чего, охраняя район высад­ки, крейсировал в море.

Пополнив 27 марта в Батуме запасы угля, корабли конвоировали транспорты при их возвращении 28-29 мар­та в Новороссийск. 31 марта вернулись в Батум. 1/14-2/15 апреля охраняли обстреливавшие вражеские ук­репления линейные корабли "Ростислав" и "Пантелеймон". С наступлением темноты, когда большие корабли уходи­ли в Батум, дивизион крейсировал в море между мысами Ираклия и Иерос. Но случай для ночной атаки "Гебена" и "Бреслау" не представился. Попеременно оставляя пози­ции и уходя в Батум для пополнения запасов топлива, ко­рабли с 1/14 апреля включались в обстрел берегов, а с 3/15 апреля заменили ушедшие линейные корабли и про­должали огневую поддержку наступавших частей Примор­ского фронта. Держась попарно и вводя в действие даже пулеметы, корабли с расстояний 2-4 каб. метким сосре­доточенным огнем уничтожали скопления вражеских войск, кавалерии, их позиции и батареи.

Корректировку огня и связь с наступавшими войс­ками генералов Ляхова и Юденича осуществлял предста­витель дивизиона лейтенант С.С. Веревочкин. После зах­вата с помощью огня кораблей последних господствовав­ших над Трапезундом высот турки 3/16 апреля начали эва­куацию города и покинули свои позиции. Третий дивизи­он тем временем не прекращал громить отступавшие ча­сти противника. В результате флот — редкий случай в ис­тории — заставил противника отступить без сопротивле­ния. Войскам Приморского фронта оставалось лишь 6/16 апреля 1916 г. осуществить церемонию торжествен­ного входа в опустевшие город и порт. (Турецкое населе­ние ушло с войсками).

Отличившееся в командах всех четырех кораблей 3-го дивизиона были награждены очередными георгиев­скими крестами и медалями. Героями были, конечно, ко­мендоры. О них ходатайствовали командиры всех кораб­лей — капитаны 2 ранга А.А. Пчельников ("Лейтенант Ше­стаков"), А.П. Гезехус ("Лейтенант Зацаренный"), В.И. Ор­лов ("Капитан-лейтенант Баранов"), А.А. Макалинский ("Капитан Сакен"). Редкий подвиг был совершен на "Сакене". В момент особенно интенсивного боя на корабле последовательно лопнули звенья основной и запасной штуртросовых цепей. Стрельбу прекратили, и инженер-

механик старший лейтенант А.А. Оглуздин и мичман Г.П. Марантини в течение 10 минут перевели управление на привод в корме. Вскоре было восстановлено и управле­ние с носового мостика. Корабль выручил кочегарный ун­тер-офицер Елиазар Семенович Логай. Искусный кузнец, он, не теряя времени, развернул на шкафуте импрови­зированную кузницу и из стального прута под огнем про­тивника отковал звенья взамен лопнувших. Цепи были восстановлены.

Как писал командующему флотом в своей доклад­ной записке участвовавший в том бою начальник распорядительного отделения штаба флота старший лейтенант Н.А. Рябинин, благодаря искусству унтер-офицера ко­рабль, восстановив управление, "быстро вышел на по­зицию и пятью залпами снял обнаруженную мною бата­рею". Фланг противника был дезорганизован, войска от­казались от дальнейшей обороны позиций и оставили их, а затем и город, без сопротивления. Ходатайство стар­шего поддержал и новый командир капитан 2 ранга В.В. Одржеховский. На "Лейтенанте Зацаренном" Георгиевским крестом 4 степени был награжден артиллерийский кондуктор Тимофей Данилович Стетюха, который в тече­ние двух дней управлял огнем носового плутонга. Так осу­ществлялась инициатива , еще до войны выдвинутая фли­гель-адъютантом Погуляевым: Награждены были и офи­церы, а начальник дивизиона и командиры кораблей по­лучили золотое оружие.

С появлением 6/19 апреля на берегу депутации с белым флагами (это были оставшиеся в городе греки) ко­рабли прекратили стрельбу. "Лейтенант Шестаков" и "Жут­кий" подошли к берегу, и жителям были розданы воззва­ния русского командования. Так корабли сыграли еще и роль миротворцев на турецкой земле. 1/11 мая 1916 г. 3-й дивизион в полном составе вышел в море для встречи и конвоирования возвращавшейся из крейсерства "Импе­ратрицы Марии". Дредноут уже приближался к выходу в протраленный канал, когда на "Капитане Сакене" (это было в 4 милях от мыса Фиолент к югу от Херсонесского маяка) в 13 часов с расстояния 12 кабельтовых были замечены перископы двух подводных лодок. Они, видимо, маневри­ровали для выхода в атаку на готовившие фарватер заг­радители. Открыв огонь и бросившись в таранную атаку, "Сакен" успел войти в струю, вызванную крутым поворо­том одной из лодок, но та уже успела скрыться под во­дой. Угроза атаки дредноута была предотвращена.

Первым заметивший перископ сигнальный боцман­мат Аникей Васильевич Белоус был представлен коман­диром к награждению Георгиевским крестом 4 степени. Георгиевскими медалями 4 степени наградили артилле­рийского унтер-офицера Ивана Семеновича Мандрыку, матроса 2 статьи Александра Ивановича Шеремета и ру­левого Ивана Михайловича Очередько. Медали 3 степени получили (имевшие уже медали 4 степени) артиллерийс­кий унтер-офицер Савелий Гаврилович Сапронов и боц­манмат-комендор Алексей Сергеевич Лютый. Все они от­лично действовали на своих постах и без промедления позволили атаковать подводную лодку.

Новое оружие противолодочной борьбы применил (по-видимому, в числе первых) "Лейтенант Шестаков". Снабженные уже гидростатически действовавшими взры­вателями бомбы (вслед за ныряющими снарядами) появи­лись в конце 1915 — начале 1916 гг. Запас их, как и пер­вых торпед в 1877 г., был ограничен — к лету их на весь флот имелось всего 149 штук. Поэтому и тактика их ис­пользования при подозрениях о появлении подводных лодок разработана не была. Вероятно, по этой причине на "Лейтенанте Шестакове" их в подобной ситуации при­менили не сразу. Обстоятельной атаки, которую 19 июня/ 2 августа 1916 г. произвела, как предполагается, немец­кая подводная лодка U-38, изложено в приложении. Ох­рану конвоя из 4 транспортов и двух барж, шедших на бук­сире одного из них, составляли 4 боевых корабля. Такая сильная охрана была назначена вследствие того горького урока, который та же лодка преподала русским, когда 25 мая /8 июня без помех потопила сразу три шедших без охраны транспорта. Но курсировавший вдоль строя кон­воя "Лейтенант Шестаков" не решился на превентивное бомбометание после первого подозрения о появлении лодки и атаковал ее лишь в момент уже совершенного двухторпедного залпа.

Экипаж корабля действовал безукоризненно, но одна торпеда успела поразить транспорт № 55, которому пришлось выброситься на берег. Применением всех ви­дов оружия (артиллерия, таран, глубинные бомбы) лодке были нанесены значительные повреждения, заставившие ее отказаться от попыток возобновить атаку.

Отличившийся особенно меткой стрельбой первый наводчик кормового орудия старший комендор Виктор Миронович Мальков (крестьянин Саратовской губернии) был награжден Георгиевской медалью 2 степени. Меда­лями 3 и 4 степеней было награждено еще до 20 отли­чившихся в бою. Главными же героями были матросы бомбовой партии, наглядно продемонстрировавшие эф­фект нового оружия. Вместе с сигнальщиком-дальномер­щиком Назаром Ядыкиным (он первым заметил перископ немецкой лодки) и рулевым боцманматом Георгием Немцулом (командир особенно отмечал его искусство при таранной атаке) Георгиевскими крестами 4 степени был награжден весь расчет бомбовой партии: пять минеров, минный машинист и входивший в ее состав кок Михаил Сивак. Так формировались опыт и новая тактика проти­володочной борьбы.

В ночь с 1/14 на 2/15 сентября "Лейтенант Шес­таков" (командир капитан 2 ранга Терентьев) и "Капитан-лейтенант Баранов" (командир капитан 2 ранга Г.Ф. Гильдебрандт) вместе с тремя "новиками" осуществили эк­стренную постановку заграждения из 220 мин. Мины при­шлось ставить в светлую лунную ночь в расстоянии 25 каб. от батареи Кара-Бурну на турецком берегу. Сведе­ния о фарватере, которым должен был пройти из Зунгулдака германский пароход "Патмос", были получены из пе­рехваченной и расшифрованной радиограммы противника. Несмотря на исключительно опасные обстоятельства операции, корабли блестяще выполнили задание. "Все мины встали", — подчеркивал в своем ходатайстве о наградах трех особенно отличившихся минеров коман­дир "Шестакова". Также отлично действовал и экипаж "Баранова" — турки ничего не заметили. Достигнута была и цель операции — пароход, идя назначенным фарвате­ром, подорвался на минах и должен был, чтобы не зато­нуть, выброситься на берег.

20 октября/2 ноября 1916 г. "Капитан Сакен", "Лей­тенант Зацаренный" совместно с миноносцем "Строгий" .и транспортом "Святогор" совершили набег на охраняе­мую стоянку турецких судов в устье р. Термес. На берег был высажен диверсионный отряд в составе 40 дружин­ников и 150 армянских добровольцев. Из обнаруженных в реке 50 фелюг до 20 увели в море моторными катерами с кораблей. Приказом командующего флотом от 20 марта 1917 г. особенно отличившиеся участники операции по­лучили очередные георгиевские награды. Точно так же семь смельчаков с "Капитана Сакена" отличились 2/15 декабря 1916 г., когда на "моторе" корабля высадили под Босфором на берег группу разведчиков (приказ команду­ющего флотом вице-адмирала А. В. Колчака № 1059 от 20 марта 1917 г,).

8/21 декабря 1916 г. "Лейтенант Шестаков" поддер­живал у Тульчи на Дунае отход русских войск. Искусные маневры командира на узком фарватере и самоотвержен­ная помощь взятого на берегу лоцмана-добровольца (уро­женца г. Сулина) Дмитрио Козадини (его командир пред­ставлял к награждению Георгиевской медалью) позволил кораблю не сесть на мель и устоять под огнем несколько раз накрывавших корабль фугасных и шрапнельных сна­рядов. Здесь же на Дунае пять "охотников" с "Капитан-лей­тенанта Баранова" вместе с двумя специалистами служ­бы бонового дела в ночь с 31 декабря 1916 г. на 1 января 1917 г. установили противоминный бон. 9/22 января 1917 г. "Капитан-лейтенант Баранов" участвовал в прикрытии перехода из Одессы в Сулин отряда транспортов с войс­ками Балтийской морской дивизии.

С нового 1917 г. к кораблям отряда Северо-запад­ной части Черного моря присоединились пришедшие из Батума "Капитан Сакен" и "Лейтенант Зацаренный", кото­рый уйдя в Севастополь 16 января, до 25 января оставал­ся флагманским кораблем начальника отряда судов и пор­тов восточной части Черного моря контр-адмирала князя Н.С. Путятина. 11/24 мая 1917 г. одновременно с очеред­ными постановками флотом минных заграждений у Бос­фора состоялась воздушная разведка у Синопа. В охране гидрокрейсера "Авиатор" (5 самолетов) участвовал "Лей­тенант Зацаренный".

16/29 мая 1917 г. к прикрытию дивизиона корабель­ной авиации, шедшего для осуществления налета на за­нятую немцами и болгарами Констанцу, присоединился вышедший из Сулина "Капитан-лейтенант Баранов". Он же участвовал в охране новой операции дивизиона корабель­ной авиации. Вышедшие в Одессу 20 июня гидрокрейсера "Авиатор" и "Республиканец" (бывший "Император Александр Г, ранее "Александр III"), приняв по 8 гидроса­молетов, шли для обеспечения предстоящего перехода из Николаева в Севастополь дредноута "Воля" (бывший "Им­ператор Александр III").

Вместе с "Лейтенантом Шестаковым" "Капитан-лей­тенант Баранов" охранял дредноут и во время совершен­ной перед входом в Севастополь первой практической стрельбы по щитам в море. Торжество присоединения к флоту нового дредноута омрачила своим "революцион­ным" поведением команда "Республиканца". Перед назна­ченным на 28 июля походом из Одессы в Николаев для не­посредственного авиационного прикрытия перехода дред­ноута судовой комитет гидрокрейсера объявил, что из-за недостатка кочегаров переход будет для команды слиш­ком утомительным. Не смея противиться воле масс и не пытаясь воззвать к их революционному долгу, начальник дивизиона счел за благо поход отменить.

Но могучий организм флота все еще продолжал му­жественно сопротивляться все более облекавшей и про­низывавшей его заразе "революционного" разложения. Офицеры и подавляющее большинство команд оставались верны долгу службы. Корабли продолжали совершать бо­евые походы. Еще не была забыта и практика довоенных регулярных боевых стрельб линейных кораблей по щитам на море. Вступил в строй после ремонта "Борец за сво­боду" (бывший "Пантелеймон"). В охране его выхода с "Евстафием" и "Иоанном Златоустом" на стрельбу участво­вал 28 июля (с четырьмя нефтяными миноносцами) и "Ка­питан-лейтенант Баранов".

Неизменно всю войну сопутствовавшая дивизиону удача изменила его кораблям 17/30 июня 1917 г. когда по­гиб "Зацаренный".

В ночь на 7/20 июля 1917 г. "Лейтенант Шестаков" входил в состав отряда прикрытия ("Свободная Россия", "Память Меркурия" и "новики": "Керчь", "Фидониси", "По­спешный") обеспечивавшего очередную большую и ока­завшуюся последней во время войны минно-заградительную операцию у Босфора. Продолжая набеги миноносцев на турецкое побережье, "Шестаков" и "Баранов" 28 июля/ 11 августа 1917 г. потопили в Синопе две баржи с бензи­ном и тем нанесли ощутимый урон германо-турецкой авиа­ции. Не досчитались турки и 20 фелюг, приготовленных для прорыва в Зунгулдак.

В операции по отлову "Бреслау", состоявшейся 17 октября/1 ноября 1917 г., то есть за восемь дней до погу­бившего флот и Россию большевистского переворота, "Капитан-лейтенант Баранов" и гидрокрейсер "Румыния" на­ходились в охранении дредноута "Воля". Выведя в море все три маневренные группы флот наконец имел верные шансы поймать неуловимого диверсанта и отомстить за "Лейтенанта Зацаренного". Но сделавшийся к этому вре­мени уже вполне "революционным" экипаж дредноута "Свободная Россия" (1-я маневренная группа), заскучал на боевой позиции и, повторив опыт "Республиканца", пожелал вернуться в Севастополь.