Wundefwaffe

В морях и океанах

 

Отъездом наследника со свитой 21 мая на украшенных цветами тройках (в тот же день на "Корейце" отправились в Иокогаму принц Георг и командир Ломен — их путь лежал че­рез Америку в Европу) жизнь на "Памяти Азова", как и на всей эскадре, потеряла все то многоцветье непрерывного праздника, в кото­ром она протекала минувшие семь месяцев. Наступила проза боевой подготовки и жизнь по далеко еще не обжитой и казавшейся очень неблагоустроенной (особенно после Японии) окраине России. Можно лишь разводить рука­ми, читая откровенно непатриотические сло­ва, которые по поводу Владивостока и его лю­дей позволял себе в письмах Ф.В. Дубасов. Город, его люди, климат вызывали его крайне неудовольствие и раздражение. "Мы осироте­ли", — писал и Г.Ф. Цывинский.

4 июня проводили уходивший в Россию "Адмирал Нахимов". На нем в Японию отпра­вился начальник эскадры, чтобы сдать коман­дование сменявшему его вице-адмиралу П.П. Тыртову (1836-1903).

Летние месяцы и осень "Память Азова" провел во Владивостоке, изредка для учений и стрельб выходя в Амурский залив. 7 ноября пришли для докования в Иокогаму, 16 декаб­ря вместе с "Владимиром Мономахом" для зимней стоянки в Нагасаки. 15 ноября "Па­мять Азова" прибыл в Гонконг, 28 марта в Чифу, 30 марта — в Нагасаки. Здесь 4 апреля проводили уходивший в Россию "Владимир Мономах". "Память Азова" остался един­ственным крупным кораблем в сильно поре­девшей эскадре. Ее теперь вместе с ним со­ставляли лишь четыре канонерские лодки, которые и продолжали нести задачи предста­вительства русского флота в водах обширно­го театра. Уже 9 октября из Иокогамы для возвращения в Россию редким экзотическим маршрутом — через Сидней и Фолклендские острова — ушел "Джигит".

Летом 1892 г. ожидалось подкрепление - крейсера "Дмитрий Донской" и "Витязь". Эскадра продолжала оставаться чисто крей­серской. Ее корабли, как повторилось в офи­циальном отчете, каждый год с 1 мая по 1 ок­тября плавали у собственного побережья, занимаясь учениями, которых нельзя было производить в иностранных портах, выполня­ли дефектные работы и изучали бухты собственных вод. Остальное время корабли про­водили в портах Японии и Китая, пополняя знания о них офицеров. Малые корабли обяза­тельно посещали Тянь-Цзинь, Ханькоу и Фучаго, откуда поступали большие партии чая для русских торговцев.

5 мая 1892 г. в командование только что прибывшего во Владивосток "Памяти Азова" вступил капитан 1 ранга Г.П. Чухнин (1848-1906). Ранее он отличился образцовым коман­дованием в 1886-1890 г. канонерской лодкой "Манчжур", которую благодаря почти фана­тической преданности долгу и обязанностям службы (сродни П.С. Нахимову), сумел довес­ти (и в боевом, и техническом отношении) до пределов совершенства. Так, лично обследо­вав состояние котлов корабля, он добился от механика устранения всех недостатков и с за­конной гордостью в вахтенном журнале запи­сывал: "После моего осмотра машина переро­дилась, пар с 50 поднялся на 70, обороты с 70 до 80, а ход 7 до 8 уз." В предания флота вош­ло поразившее всех отчаянное плавание "Манчжура" без лоцмана в продолжение двух недель по неизвестным шхерам китайских рек. В книге А. Беломора "Вице-адмирал Григо­рий Павлович Чухнин" (СПб, 1909 г.), соста­вившей обстоятельную картину его подвиж­нической жизни и службы, немало сказано и о переменах, которые он совершил, командуя крейсером "Память Азова".

В равной мере достойно, настойчиво и въедливо входил он во все стороны жизни, быта, техники, организации службы, обучения и воспитания матросов и офицеров морской практики, штурманского искусства и боевой подготовки. Это была разительная противо­положность того образа "службы", которого, судя по описанию Г.Ф. Цывинского, придер­живался, например, образцово цензовый ко­мандир "Владимира Мономаха" О.В. Старк (1846-1928, Гельсингфорс), который сменил допекавшего всех офицеров Ф.В. Дубасова. "Спокойный и молчаливый флегматик имел характер типичного финлядца, ничему не мешая и ни к кому не придираясь, предостав­лял флотской службе идти своим порядком". Ночевал этот командир всегда на берегу при жене, на фрегат являлся к подъему флага и "после завтрака уезжал домой до следующего утра" (Г.Ф. Цывинский, с. 122)

Отличался Г.П. Чухнин и особой непри­миримостью к недоделкам и необязательно­му отношению к работам на корабле со сто­роны портовых и заводских служб, ни одной работе он ни позволял оставаться невыпол­ненной или неоконченной. Всегда и непре­менно с проверкой на месте, он умел обнару­жить и конструктивную несостоятельность установки инженерами матросских умываль­ников (из-за слишком тесного расположения к ним нельзя было подойти), и неудобство, малые размеры и тесноту коек офицеров. Без переделок не оставлял он и нерациональное расположение мебели в офицерской каюте, где выдвинуть ящик стола мешала почему-то не учтенная инженерами грелка парового отопления. "Нигде нет столько беспокойства, как на этом "Азове", — говорили инженеры завода и порта (А. Беломор, с. 39). Эту непри­миримость к недостаткам и почти угнетаю­щую требовательность Г.П. Чухнин проявлял в продолжение всей своей службы, на всех за­нимавшихся им должностях.

И если бы сохранилась в советском фло­те в неприкосновенности школа требователь­ности адмирала Чухнина, не было бы тех неле­пиц проектирования вроде клинкетного привода, выступавшего из корпуса над голо­вами людей за габарит отсека подводных ло­док проекта 613. На этот шедевр заботы о лю­дях, нам студентам ЛКИ, в продолжении всей плавательной практики в 1957 г. на С-348 не переставали напоминать команда и офицеры лодки. Умей офицеры флота (и тогда, и в наши дни) проявлять чухнинскую требователь­ность, многие нелепые аварии и ужасающие катастрофы могли бы не состояться.

Школа управления адмирала Г.А. Чух­нина, не позволяя кораблю выйти в море с не­доделками, гарантировала его действитель­ную боеспособность. Таким образцовым для всего флота оставался "Азов" в продолжение всего времени командования им Г.П. Чухниным. С блеском и в пример флоту выполнял он все возлагавшиеся на него поручения.

С блеском провел Г.П. Чухнин свой ко­рабль с Дальнего Востока на Балтику. На об­ратном пути летом 1892 г. крейсер под паруса­ми держался хорошо, крен был "умеренный, качка спокойная, руль ходил прямо". Но ни приемлемой скорости, ни лавировки паруса при их малой площади и большой длине ко­рабля обеспечить уже не могли; отказ от этого тяжеловесного и явно не оправдывавшего себя вспомогательного движителя был предрешен. Обратный путь на запад "Память Азова" про­делал большей частью под парами. 23 июля "Память Азова" был в Сингапуре, 21 августа в Адене, 20 сентября в Кадиксе. Здесь 24 сентяб­ря, накануне выхода в Шербур, было получе­но приказание остаться для участия в испанс­кой части торжеств 400-летия открытия Америки X. Колумбом.

25 сентября, встретив все пришедшие ко­рабли иностранных держав в составе между­народной эскадры, участвовали в большом параде, который на рейде Уэльва принимал испанский король.

2 октября вышли в Шербур. 16 октября 1892 г., завершив свое первое полукругосвет­ное плавание, так тогда говорили, корабль прибыл в Кронштадт. Весь поход Г.П. Чухнин вел тщательные всесторонние наблюдения над техническим состоянием и мореходностью ко­рабля, который по существу в море всерьез еще не испытывался. Проверялись и парусные качества, обучали парусному искусству почти еще не владевшую им значительно обновлен­ную команду и офицеров. Оказалось, что под парусами крейсер держался хорошо, но ветер мог прибавить не более 0,7 уз хода. Площадь парусов была явно недостаточна для его раз­меров. Крен доходил до 5-6°, отчего, "чтобы рангоуту не было так тяжело", приходилось убирать брамсели. По пути в Сингапур зыбь доходила до высоты 18-20 фт, длина волны 160-200 фт, почему, докладывал Г.П. Чухнин, "крейсер (этот термин по классификации 1892 г. заменил прежде применявшийся "фрегат" P.M.) стал много брать воды полубаком, и вследствие недостаточного количества шпига­тов вода стояла на палубе". Из-за этого нельзя было поддерживать скорость даже в 9-9'/2 уз.

Поясняя обстоятельную таблицу, коман­дир писал: "Крейсер держался на волне хоро­шо, воду брал только полубаком. Боковая качка была незначительна, но килевая поря­дочная". Выяснилась настоятельная необхо­димость поставить резиновые уплотнения на порты 6-дм носовых пушек. Даже при неболь­шой волне в 12-15 фт вода через неплотности портов "бьет фонтаном", отчего в носовой ча­сти постоянно сыро. Из-за недостаточной прочности порт левого 6-дм орудия № 2 вда­вило волной внутрь.

Вообще же отмечалось, что "под паруса­ми крейсер держится хорошо, крен умерен­ный, качка покойная, руль ходит прямо". В другом донесении говорилось, что в галфвинд при 8-балльном ветре и волнении 7 баллов ко­рабль совершал до 11 '/,-12 розмахов, крен до 7°. В крутой бейдевинд (6-7 баллов) и волне­нии боковая качка отсутствовала, а килевая при скорости 11 '/4 уз доходила до 19,6 розма­хов в минуту. Уклон от горизонтального по­ложения составлял 1-1'/,°, иногда увеличивал­ся до 3-4°. При попутном ветре насчитывали 10'/4-12 розмахов в минуту. (Морской Сбор­ник, 1892, № И).

В рапорте от 28 августа отмечалось, что по выходе из Коломбо встретили жестокие ливни и шквалы, и особенно высокие и даже громадные волны высотой 28 фт и длиной 300-350 фт. Чтобы облегчить работу машинам, убавили число оборотов до 50 в минуту и шли со скоростью 8-9 уз. Корабль имел запасы провизии на 1 месяц, полные запасы воды (и еще 28 т пресной воды в междудонном про­странстве для мытья) и 923 т угля. Осадка кор­мой составляла 26 фт 9 дм и носом 22 фт 5дм (средняя 24 фт 7 дм). По чертежу средняя осад­ка составляла 23 фт, что означало перегрузку 1 фт 7 дм. По приходе в Аден имели 535 т угля и среднюю осадку 23 фт 27, дм.

Устранение перегрузки, а также всех тех недоделок, с которыми корабль спешно от­правляли в плавание в 1890 г. и, наконец, про­ведение требовавшегося кораблю ремонта со­ставили главную заботу Г.П. Чухнина в зиму 1892-1893 г. Уже 12 декабря он в рапорте ("по команде!") в штаб Кронштадтского порта предлагал обширный перечень мер по устра­нению перегрузки. Сделать это было тем бо­лее необходимо, так как из-за переуглубления в 1 фт 9 дм (причем "до полного груза" еще не хватало 100 т угля). Корабль не может при­нять требуемые по штату боеприпасы. Их на корабле для больших орудий имеется по 30% (53 снаряда вместо 160 на 6-дм орудия, а для скорострельного — на 25% меньше).

Нуждаются в замене зарядные ящики, ко­торые второпях были приняты при уходе в 1890 г. (штатные не были готовы). Они вмеща­ют только по два заряда, а для третьего места не хватает, отчего зря пропадает емкость по­греба. Г.П. Чухнин предупреждал, что при уходе в новое плавание опять обнаружится не­поправимое "невозможно малое количество выстрелов на орудие". Пополнение боеприпа­сов до штатной численности потребует увели­чения нагрузки до 18т (для больших орудий) и 17,6 т (для скорострельных орудий). Чтобы

компенсировать это прибавление груза и ос­тальную перегрузку, предлагалось в первую очередь заменить обширные площади жилой палубы, кают и кают-компании, покрытых ка­фелем и "каменной мастикой". Сделать это к весне можно было лишь в носовой части жи­лой палубы. В каютах же и в кают-компании замена была сопряжена с чрезвычайно трудо­емкой работой по демонтажу покрытий, а за­тем сооружению его заново.

Снять можно было все прямые паруса с их мощными реями, стеньгами и бушпритом, заменив его на утлегарь, а стеньги — легкими стеньгами для сигналов. Впоследствии Г.П. Чухнин считал возможным снять одну мачту, а существующие громоздкие марсы заменить боевыми. Не оправдавшим себя имуществом считал он и вспомогательный котел Бельвиля. Для опреснения он не годился, для обеспече­ния работы динамо-машин его паропроизводительность была недостаточна. Поэтому в плавании он оставался без применения. Снять следовало и шесть машинок для подъема му­сора (эта работа без труда выполнялась вруч­ную), а также шесть вентиляторов для форси­рованного дутья. Излишними оказались и 81 вторичный элемент (аккумуляторы) — систе­ма освещения от динамо-машин оказалась вполне надежной и дублирования не требова­ла. Без употребления оставались и подпалубная цистерна пресной воды для ванн. Осво­бодиться можно было и от семи мин загражде­ния. При нехватке помещения, для хранения всех штатных 36 мест корабль мог принять только 24 их якоря. Вообще же можно было ограничиться 20 минами, так как "несравнен­но большее значение", чем мины, имеет вос­становление штатной численности артилле­рийских боеприпасов. Осуществление всех названных предложений позволяло разгру­зить корабль на 128,2 т.

15 декабря Г.П. Чухнину по приказанию управляющего Морским министерством по­ручили составить полную программу борьбы с перегрузкой. Все как будто понимали, что нельзя мириться с тем, что верхняя кромка броневого пояса из-за перегрузки возвыша­лась над водой всего на 6 дм. Но не так-то просто было "принять" с корабля те грузы, I которые уже успели приобрести на нем права "гражданства". Хуже того - МТК своим журналом по механической части № 11 от 26 января 1893 г. (по результатом инспекторско­го смотра, указал на необходимость установки на корабле ряда дополнительных механиз­мов и приспособлений. В частности, паровую трубу и трубы отработанного пара вспомога­тельных механизмов следовало из жилой па­лубы, где они были не защищены, провести под броневой палубой. И тут же решение это, ввиду очевидно высокой трудоемкости ра­бот, предоставлялось на усмотрение управля­ющего Морским министерством. Признава­лось нужным добавить к двум имеющимся "опреснителям-кипятильникам" третий (на 40 ведер), который следовало установить не позже 1 апреля.

Этот срок был, очевидно связан с наме­рением послать "Память Азова" в США на торжества 400-летия открытия Америки Ко­лумбом. Управляющий Морским министер­ством установку опреснителя приказал отло­жить до возвращения из Америки. Шесть вентиляторов решили не снимать — они нуж­ны были для усиления поступления воздуха в топки котлов. Переделать предлагалось, зака­зав Балтийскому заводу, соединение дейдвудных валов (они состояли из двух частей, что сильно осложняло замену бакаутовых под­шипников). Работа оценивалась в 2640 р.

Разрешалось установить второй дистил­лятор Вира для добавочной питательной воды в котлах. Из-за недостаточной произво­дительности имеемого дистиллятора прихо­дилось, делая большие переходы при поло­винном числе котлов, добавлять для их питания соленую воду. Второй дистиллятор позволит опреснять воду в запас и тем обес­печит сбережение котлов, так как в береговой пресной воде часто встречались вредно дей­ствующие на котел большие примеси извести. Существенным было бы и уменьшение расхо­дов, так как "покупка пресной воды на восто­ке очень дорога". Но даже эти очевидные преимущества не подвигли МТК к немедлен­ному решению. Аппарат Вира (стоимость 5910 р.) заказать разрешалось, но установить его следовало, "как будет возможность", си­лами Кронштадтского пароходного завода. Доказавшие свою бесполезность машинки для выгрузки мусора (с их большим расходом пара) и вспомогательный котел Бельвиля раз­решалось снять.

Но главную долю работ составила пору­ченная Балтийскому заводу замена цилиндров главных машин. Для этого приходилось вскрывать, а затем собирать заново броне­вую, батарейную и жилую палубы. Кроме того, с разрешения управляющего и с согласия главного командира Кронштадтского порта завод выполнял работы "по приспособлению машинных фундаментов" и переносу части пе­реборок поперечного угольного ящика со сто­роны машинного отделения.

Разрешенные только 11 января 1893 г., эти работы, по-видимому, задержали планиро­вавшуюся на 1 апреля готовность корабля к по­ходу в Америку. Пришлось отказаться от увле­кательной идеи продемонстрировать миру в Нью-Йорке русский георгиевский корабль. В результате в Америку вышли 21 мая крейсер "Адмирал Нахимов", а 30 мая, после особенно авральных работ, -- броненосец "Император Николай I". Ко дню парада международной эс­кадры и открытию Колумбовской выставки от русского флота 13 апреля успели прийти в Нью-Йорк крейсера "Дмитрий Донской", "Ге­нерал-Адмирал", "Рында". На "Памяти Азова" при всех усилиях Кронштадтского порта и Бал­тийского завода (часть его работ планировали отменить) работы затянулись до июня 1893 г. Их ход контролировали еженедельными запис­ками, форсировали, как умели, но объем их оказался неподъемно велик.

Только 15 апреля Балтийский завод за­вершил установку на место носовых канатных клюзов и приделку полок для минных сетей, а к 8 мая — пригонку ставень орудийных полу­портиков, снятых для их подкрепления, и из­готовление ящиков для 6-дм и 8-дм картечей. Тогда же занимались перестановкой 10 из 11 башмаков шестов сетевого заграждения, кото­рые оказывается, мешали повороту близ рас­положенных 6-дм орудий. В середине мая ставили стопора Легофа, 3 июня меняли оборжавевшее кольцо левой отливной трубы от главных холодильников. А еще ставили новые дельные вещи и продолжали другие работы по обширным их перечням. В июне 1893 г. Бал­тийский завод закончил все возложенные на него судостроительные работы и завершил сборку машин. 20 июля машины испытали в действии в море.

Но еще предстояло установить прикры­тие рулевого привода и телеграфа в машин­ном отделении. Чертежи 21 июля разработал главный корабельный инженер Кронштадтс­кого порта старший судостроитель Н.И. Комов (1845-?), а рассматривающий их в МТК Н.Е. Кутейников (1845-1906) в своем заключе­нии напомнил, чтобы кожухи этих устройств к деревянному настилу не крепили.

Фактически ничем закончилась титани­ческая борьба с перегрузкой. На ее пути сто­яло по крайней мере четыре непреодолимых системных препятствия. Это были, во-первых, сохранившееся отсутствие системного подхо­да к проектированию, отчего в проектах упор­но не предусматривался запас водоизмещения, во-вторых, слабость материальной базы судо­строения и особенно судоремонта (отчего за­держивались или вовсе срывались сроки ра­бот), в-третьих, неудовлетворительная организация работ в МТК, виновника едва ли не половины причин всех задержек, и, в-чет­вертых — чиновничья вялость и неповоротли­вость высшей власти, неспособной добиться осуществления ею же принятых принципиаль­ных решений.

Сначала великий князь генерал-адми­рал, изучив представленный ему журнал о борьбе с перегрузками и вообразив себя завзя­тым морсофлотом, "изволил приказать оста­вить существующий на крейсере рангоут". Он счел себя безусловно более опытным моря­ком, чем командир Г.П. Чухнин. А затем и сам МТК, мучительно перебирая возможные ва­рианты разгрузки крейсера, пришел к удруча­ющему выводу о весьма ничтожной их эффек­тивности, едва оправдывающей немалые требующиеся для их осуществления расходы.

Чуть ли не единственной осязаемой мерой (журнал № 29 от 23 февраля 1893 г.) стало зап­рещение устроить помещение для 300 пуд. пак­ли. В конечном счете остановились на том. что, сняв до 106 т груза (уменьшение осадки на 3 дм) и добавив 35 т снарядов и зарядов, ко­рабль сможет уменьшить переуглубление все­го лишь на 2 дм. Об увеличении же боезапаса речи и вовсе быть не могло.

Спустя год 30 июля 1894 г. подтверди­лись опасения командира Г.П. Чухнина. По его донесению, "вследствие перегрузки крей­сера и недостатка помещения, он не может взять полного запаса" и имеет только полови­ну снарядов и зарядов для крупных орудий и только одна треть — патронов для скорост­рельных пушек.

После проведенных в доке осмотра и притирки кингстонов, перемены шага винта корабль, все еще не поспевавший в Америку даже к завершению торжеств, начали с пре­жней поспешностью готовить к новому назна­чению. 7 июля, когда "Адмирал Нахимов" и "Император Николай I" еще находились на пути в Нью-Йорк, в министерстве с одобрения генерал-адмирала было решено, что "Память Азова" возглавит эскадру Средиземного моря под флагом контр-адмирала Ф.К. Авелана (1839-1916). Эскадра пойдет в Тулон для ответ­ного визита, который в Кронштадт в 1891 г. совершила французская эскадра контр-адми­рала Жерве.

Корабль должен был к 10 августа при­быть в Кадикс, чтобы там соединиться с воз­вращавшимися из США крейсерами "Адми­рал Нахимов", "Рында" и броненосцем "Император Николай I". Прежний же их на­чальник — командующий эскадрой атланти­ческого океана вице-адмирал Н.И. Казнаков (1834-1906) должен был на крейсере "Дмитрий Донской" вернуться в Кронштадт. "Генерал-адмиралу" назначили отдельное плавание с квартирмейстерами по Атлантическому океа­ну. В состав эскадры Средиземного моря включалась состоявшая в Пирее стационером черноморская канонерская лодка "Терек".

Задержанный все еще незавершенными работами "Память Азова" вышел из Кронш­тадта только 21 августа. Разными путями со­вершалось и сосредоточение эскадры, при­бывшей 17 августа в Лиссабон. "Император Николай I" вместе с "Рындой" 27 сентября вы­шел из Кадикса в Тулон. "Адмирал Нахимов" 28 сентября вышел из Картахены, чтобы на

широте Барселоны соединиться с поджидав­шей его эскадрой. Как писал А. Балтимор, "по неясно поднятому сигналу "Адмирал Нахи­мов" вместо того, чтобы вступить в кильватер крейсеру "Память Азова", для чего "Рында" оставил место за крейсером, пытался вступить в кильватер броненосцу "Император Николай I", то есть идти впереди крейсера" (с. 46). Дело могло кончиться таранным ударом, а, может быть, и потоплением "Памяти Азова". Катас­трофа была предотвращена исключительны­ми искусством, опытом и самообладанием Г.П. Чухнина. Как говорилось в резолюции состоявшегося впоследствии суда, "Благодаря правильным и решительным действиям ко­мандира крейсера "Память Азова", столкно­вение ограничилось легким прикосновением и незначительными повреждением".

Сами тулонские торжества, знаменуя спасительный для Франции союз с Россией, прошли в непревзойденной атмосфере нескон­чаемых и самых горячих чествований русских моряков. Газеты переполнялись восторжен­ными репортажами о русских моряках и рус­ско-французской дружбе, радость и оживле­ние царили везде, где появлялись моряки с эскадры. Все слои французского общества с присущей нации экспрессией словно бы сорев­новались в выражении самых теплых востор­женных дружеских чувств к экипажам кораб­лей. Дождь наград, как в Сиаме и Японии, пролился на офицеров. Ф.К. Авелан к коман­дорскому кресту ордена почетного легиона, полученному в 1891 г., прибавил теперь боль­шой офицерский крест. Г.П. Чухнин, как и ос­тальные командиры, получил офицерский крест Ордена. Изящно выполненным значком с изображением незабудки (его автору прихо­дилось видеть в заметном, а ныне давно рас­павшемся собрании профессора В.В. Ашика (1905-1985), женщины Франции выражали обуревавшие их чувства сердечности, любви и привязанности к русским.

"Празднества следовали беспрерывно. Начальник эскадры с командирами и многи­ми офицерами посетил Париж, где также были устроены блестящие праздники в честь наших моряков", -- говорилось в отчете по Морскому ведомству за 1890-1893 года (С.Пб, 1895, с. 35).

По окончании ставших едва ли не изну­рительными торжеств эскадра перешла в порт Аяччо на о. Корсика, откуда 22 октября на­правилась к традиционному месту дислокации русских эскадр в Средиземном море — гречес­кий порт Пирей. Оттуда, чтобы "показать флаг", или, как говорят сегодня, обозначения военно-морского присутствия своей страны в бассейне Средиземноморья, корабли уходили для посещения его портов. Здесь в историчес­кой Саламинской бухте или на рейде острова Порос (не путать с о. Парос в Эгейском море) занимались повседневной боевой подготов­кой и корабельными учениями.

Остров Порос тогда был почти что соб­ственностью России. На нем еще сохранились остатки строений, возведенных в 1828-1829 гг., когда остров служил базой прославившейся в 1827 г. в Наваринском сражении эскадры гра­фа Л.П. Гейдена (1772-1850), в составе кото­рой корабль "Азов" заслужил свои георгиевс­кие отличия. Теперь с этими святыми для русского флота реликвиями смогли вплотную соприкоснуться моряки нового "Азова". Зри­мо прочувствовали они память о героях Наваринского сражения - - М.П. Лазареве (1788-1851), П.С. Нахимове (1802-1855), В.А. Корнилове (1806-1854), В.И. Истомине (1809-1855). История не знает такого собрания имен героев, кто свое боевое крещение получил на одном корабле. И, наверное, никто на "Памя­ти Азова" — носителе их славы, не мог остать­ся равнодушным к тем урокам героики и пат­риотизма, которые давали общение с историческими местами корабля "Азов".

Свой вклад в восстановление этих мест внесли на о. Порос и моряки "Памяти Азова". Здесь в небольшой изолированной горами до­лине на юго-западном берегу неглубокого за­лива их предками были вырыты колодцы, со­оружены кузницы, каменные набережные и здания для складов корабельного снабжения и дельных вещей, и хлебопекарен, снабжавших эскадру хлебом и сухарями. Заброшенные к концу XIX в., эти сооружения в 1892 г. были обследованы экипажем канонерской лодки "Донец", а с приходом эскадры Ф.К. Авелана во главе с "Императором Николаем I" нача­лось и их восстановление. Права собственнос­ти восстанавливали явочным порядком.

От территорий, когда-то законно куп­ленных во времена графа Гейдена, последую­щие правители России неблагоразумно отка­зались, не желая в 1870 г. нести расходы по поддержанию в порядке начавших ветшать и понемногу разграблявшихся местными пасту­хами строений. Продав в 1867 г. русскую Аме­рику, правители с легкостью решили расстаться и с землями на о. Порос. Теперь же морякам пришлось рассчитывать лишь на благосклон­ность греческих властей и прежде всего, конеч­но, на игравшую роль ангела-хранителя рус­ского флота в Греции королевы эллинов Ольги Константиновны (1851-1928). Дочь генерал-адмирала Константина Николаевича (1827-1892), сохранившая особую привязанность к своей родине — России, она, став в 1867 г. женой гре­ческого короля Георга I, с завидным энтузиаз­мом и постоянством опекала экипажи появляв­шихся в Греции русских кораблей.

Ни один из их приходов, не обходился без визитов королевы, королевской четы, ко­ролевских министров или королевы с наслед­ником престола. Она участвовала в корабель­ных праздниках, встречах нового года, устраивала для офицеров приемы при дворе, делала подарки командирам и кают-компани­ям кораблей. Особой теплотой отмечалась, конечно, и встреча корабля со служившим на нем принцем Георгом.

В дышавшей славой русского флота мес­тности, среди живописных красот, в курорт­ном климате Средиземноморья "Память Азова" провел весь счастливый для него 1894 год. Интенсивные учения у Пороса в январе сменя­лись походом 26 января на Мальту, память о которой запечатлела картина входившего на ее рейд после Наваринского боя корабля "Азов". 26 февраля новый "Азов", посетил знаменитый Саламинский рейд, на котором в 480 г. до н. э. произошло вошедшее во все учебники истории и морской тактики гранди­озное сражение между флотами греков и пер­сов. 31 марта совершили переход из Александ­рии в Суду на о. Крит, где русский флот участвовал в международной миротворческой миссии, разделяя непримиримо враждебные между собой греческую и турецкую общины. С 27 апреля находились в Пирее, с 17 мая — на учениях в Поросе, с 15 июня в Фалеро. 9 июля перешли в Салоники, 20 июля — в Фале­ро. Впервые, наверное, с особой обстоятель­ностью изучивший значительную часть среди­земноморского театра, изрядно наделенный заботой и вниманием королевы Ольги, благо­получно переживший землетрясение в Салонинской бухте, "Память Азова" в исходе года подошел к рубежу, за которым его ожидали свершения новой, надвигавшейся на Россию эпохи. В октябре корабль погрузился в траур, была получена телеграмма о том, что совсем недалеко — на берегу Ливадии в Черном море — "тихо скончался" император Александр III. На престол вступал вчерашний наследник, 7 месяцев проплававший на "Памяти Азова". Он мог обещать России благотворные переме­ны от реакции к либеральным переменам. Пока же приходилось с тревогой следить за обострением обстановки на Дальнем Востоке, где Япония развязала войну против Китая. Это обострение и стало причиной "особого поручения, которое получил "Память Азова".