Wundefwaffe

10. На главном рубеже обороны

 

В замечательном, несмотря на все родимые пят­на соцреализма и, наверное, лучшем в отечественной маринистике романе Л.С. Соболева (1898-1971) "Ка­питальный ремонт" обстановка переживавшегося всем флотом, напряженного предвоенного оживле­ния, готового вот-вот взорваться катастрофой, пред­ставлена с полным знанием дела и несомненным талантом. У нас, школьников 40-х годов, твердо из­бравших путь морской службы, это книга всегда вы­зывала неподдельный восторг.

Нелишне будет читателю обратиться к страни­цам этой книги, в которой под названием "Генералис­симус Граф Суворов-Рымникский" узнаете, конечно, созвучный пышностью этих слов и исторической эпохи наш "Император Павел I". Ведь именно он в первые дни войны изнемогал под невыразимой тяжестью ожидания и сгорал нервным напряжением офицеров и команды перед первым и, как все понимали, наверное, последним боем. Он в те дни из-за нелепой аварии па камнях, слу­чившейся в канун войны с "Андреем Первозванным", оставался единственным во всем флоте кораблем, кото­рый мог вступить в бой с германским флотом, если бы он попытался — а это казалось совершенно неизбеж­ным — войти в Финский залив. "Англия молчала, — и это молчание означало пока что гибель "Генералисси­муса" в первые часы войны. Он собирался выйти к цен­тральному заграждению, походить возле него, выжидая немецкий флот, — и потом уйти в воду, стреляя до того момента, как вода эта не хлынет в амбразуры последней стреляющей башни. Именно так представляли себе этот первый и последний бой надвигающейся войны офице­ры "Генералиссимуса" - одни с горькой иронией, другие — в романтическом самоутешении". ("Капи­тальный ремонт", М., 1937, с. 253)..

Более двух недель вместе с флотом пребывал ко­рабль в положении ожидания, пока 6 августа не пришел из Кронштадта завершивший ремонт "Андрей Перво­званный". Так два корабля воссоединились в прежнюю неразлучную пару, чтобы уже до конца вместе вести эту войну, полную походов, стрельб и маневрирования, но так и ни разу не давшую им возможность лицом к лицу встретиться с противником и вступить с ним в бой. Сот­ни миль проходили корабли каждый год. В огромном со­брании вахтенных журналов зафиксирована летопись их жизни и деятельности. Многие страницы отчетов и до­несений о плаваниях и боевой учебе сохраняются сегод­ня в архиве на ул. Миллионной (б. Халтурина) в С-Петербурге. Но только однажды подорвавшийся у о. Гоглапд на немецкой мине крейсер "Рюрик" попал на страницы "Боевой летописи русского флота" (М., 1948, с. 385). "Андрей Первозванный" и его собрат "Импера­тор Павел I" в "Летописи" и вовсе остался не назван.

Это было, конечно, несправедливо. Повреждения в условиях балтийского мелководья часто случались из-за плохой обеспеченности театра (еще один факт мни­мого учета опыта войны), отчего еще в 1907 г. в хорошо, казалось бы, изученном Рилакс-фиорде попала на кам­ни яхта "Штандарт" с путешествующим на ней импера­тором и его семейством. На этот изъян предвоенной подготовки судьба уже указала аварией вышедшего из строя в канун войны "Андрея Первозванного". То же, хотя и без столь тяжелых последствий, произошло с "Павлом I" 29 июля/11 августа по возвращении из "шведского похода". Пройдя по лагу 260 миль, корабль, следуя за "Рюриком", коснулся, как и он, необозначен­ного камня у Базановской косы.

Предупредить об опасности (сигнал с "Рюрика", "Веди") успели только следовавшие далее в строю "Це­саревич" и "Слава". Корабль по правому борту полу­чил продольную вмятину днища на протяжении 53 м. Стрелка прогиба составляла 75-100 мм. Флоры и киль на протяжении 50-53 шп. были погнуты, но течь была невелика. С помощью железных и деревянных клиньев, конопатки, а затем цементирования, место поврежде­ния надежно заделали, и корабль безболезно выдержи­вал последующие стрельбы. 28 октября/9 ноября 1914 г. "Павел", следуя Лангернским проходом при выходе флота из Гельсингфорса, прочертил камнем по днищу (и опять по правому борту), получив продольную вмя­тину длиной 59м. Стрелка прогиба доходила до 127 мм, но и на этот раз металл корпуса подтвердил свою вы­сокую пластичность. Флоры получили прогиб, по с те­чью по швам и заклепкам также смогли уверенно справиться. Причиной аварии назвали большое пони­жение уровня воды в проливе.

И хотя говорить приходится не о том, что два корабля сделали (только при выходе в открытое море без соприкосновения с противником), а о том что могли сделать и что должны были бы сделать, история этих кораблей в войне остается не менее поучительной, чем недостающие в ней описания ярких боевых схваток с врагом. Этим врагом, более коварным и неуловимым, чем противник за морем, продолжала оставаться все та же, как уже понятно, бюрократия и гнилой, в чем тоже не приходится сомневаться, самодержавный режим.

Трудно было ожидать блистательных побед от флота, ведомого пещерными порт-артурскими адмира­лами И.К. Григоровичем и Р.Н. Вирепом, направляемо­го своим державным вождем и руководимого взращенными в Цусиме, но не сумевшими усвоить ее уроков флагманами и командирами. Их "подвиги" в навеки позорном потоплении 28 сентября 1914г. крей­сера "Паллада", погубленных в ледяной воде 29 но­ября 1914 года миноносцах "Летучий" и "Исполнитель­ный", в отданном на расправу немецкой подводной лодке 2 августа 1915 г. заградителе "Ладога", в расстре­лянной германскими дредноутами в Рижском заливе 6 августа 1915 г. канонерской лодке "Сивуч", тогда же взорванной (по образу и подобию крейсера "Изумруд" в 1905 г.), другой такой же лодке "Кореец". Приведя флот к мятежу (роль Р.Н. Вирена особенно очевидна), "флотоводцы" устроили ему немало потерь ив 1917 г.

И когда в силу очередного головотяпства штабов на виду у пограничных постов 22 мая 1915 г. немецкая подлодка потопила шедший без охраны заградитель "Енисей", государь, прочитав душераздирающие под­робности гибели людей в ледяной балтийской воде и смущенно оглядываясь на подаренный Вильгельмом II мундир германского адмирала, на донесении И.К. Гри­горовича начертал: "Вечная слава погибшим героям".

Сам же министр, словно речь шла не о мучительной смерти сотен человек, а об утрате некого казенного иму­щества, в своих воспоминаниях походя отнес их к "не­избежным потерям" ("Воспоминания", с. 173). Мысль о том, что людей (по примеру англичан) могли спасти уже входившие тогда в употребление жесткие спасательные плоты, адмирала никогда не посещала.

Были, конечно, и минуты надежд и удачных свер­шений. Н.О. Эссен воодушевлял флот, как это делал в Порт-Артуре С.О. Макаров и, наверное, подобно ему мог привести флот если не к победе, то к стойкой обо­роне, когда не могло быть и речи о вторжении против­ника в отечественные воды. Но судьба, отступившись после Порт-Артура от России, отняла у нее единствен­ного достойного адмирала, который не допустил бы провалов, которые устроили флоту занявшие его место любитель игры в бридж В.А. Канин (1862-1927, Мар­сель), пытавшийся следовать по стопам Р.Н. Вирена но­вый (с. 1916 г.) командующий А.Н. Непенин (1871-1917, убили матросы). О чехарде командующих в 1917 г. и го­ворить не приходится.

И только флот, только корабли, каждодневно страдая от своих незадачливых, как и в прошлой войне, командующих продолжали мужественно, честно и стой­ко выполнять свой долг. Вместо предполагавшейся, про­сто и ясно понимаемой, главной боевой задачи: сражения с превосходящими силами противника на артиллерийско-минной позиции — флот оказался в условиях борьбы, к которой был не готов. Хуже того — часть уроков той войны оказалась забыта. Достаточно указать на зача­точное состояние тральных сил, совершенно неудовлет­ворительные технику и боевую подготовку подводных лодок. Им из совершенных в 1915 г. 20 торпедных атак (выпущено 50 торпед) не удалась ни одна (А.В. Томашевич. "Подводные лодки в операциях русского флота на Балтийском море в 1914-1915 гг.", М.,-Л., 1939, с. 276). В полной неподготовленности флота к артиллерийскому бою признавался сам Н.О. Эссен (дневниковая запись, приведенная в примечаниях к книге Р. Фирле. "Война на Балтийском море", т 1, Л, 1926, с.121).

Теперь приходилось на ходу импровизировать во множестве ранее не рассматривавшихся в штабах, но­вых боевых задачах. Как писал в 1924 г. самый яркий представитель отечественной тактической мысли М.А. Петров (1885-1938), в предвоенное время вся рабо­та тактики уходила преимущественно в решение задач, связанных со свойствами оружия (М.А. Петров. "Мор­ская тактика Балтийского флота", Л., 1924, с. 26-29). Прекрасно была обеспечена артиллерийская подготов­ка одиночного корабля (бой "Новика" на Балтике), по­явилось искусство бригадной стрельбы ("Пантелеймон" в Черном море, против "Гебена"), хорошо налаженным считалось бригадное и полубригадпое ведение огня. Всесторонне была освоена практика минных постано­вок. В остальном же, как В.А. Петров подчеркивал по собственному штабному опыту, повсеместно проявля­лось "отсутствие заранее разработанной научной мысли и той работы, которая могла бы быть выполнена заблаговременно до начала войны".

Свой вклад в неподготовленность флота к войне внес и Генмор, который отклонил планы активных минных постановок, предлагавшиеся И.О. Эссеном, и вычеркнул Моонзунд и острова из операционной зоны флота. Доля вины ложилась здесь на перерабатываю­щего предвоенный план операций А.В. Колчака (Мор­ской журнал, № 28/4, Прага, 1930, с. 9). Пришлось силы и средства тратить на импровизацию в ходе войны, а для обороны островов спешно, в экстремальных усло­виях, строить далеко не оптимальные батареи в палуб­ных, а не в башенных установках. Свою роль во всех этих просчетах сыграло и назначение Н.О. Эссена к штабной работе, которую он, по свидетельству С. Г. Тимирева, часто отождествлял с "канцелярщиной", "почему и терпел ее лишь как неизбежное зло".

Соответствующий настрой складывался и в шта­бе, отчего работа в нем шла "бессистемно, нервно, не­согласованно". Иначе и нельзя было справляться с ней при крайней малочисленности штаба. "Работа была живая, спору пет; но очень часто она делалась впустую и не доделывалась" (С.Н. Тимирев. "Воспоминания морского офицера", С-Пб, 1998, с. 13).

Стремление вырваться из порочного круга уже сложившихся узких догм Генмора проявилось в прове­денном Н.О. Эссеном 28 июля 1914 г. шведском походе, в плавании флота 26-27 августа 1914г. вдогонку за про­водившей у Либавы демонстрацию германской эскадрой ("Андрей Первозванный", с. 59-62), в смелом до безрас­судности штормовом поисковом рейде "Рюрика" с "Палладой" 14/27 сентября 1914г. в немецкие воды вглубь южной Балтики. Катастрофа, спустя 14 дней постигшая "Палладу", стала ничем иным, как возмездием за такое невнимание к штабной работе. Странным образом к судьбе крейсера прикоснулась тогда судьба и "Павла I". Об этом оставшемся до наших дней в безвестности пово­роте судьбы автор узнал из переписки с бывшим штур­маном корабля Б.Л. Дандре (1889-1965). Счастливо, не в пример других "бывших", избежал он гибели в советское лихолетье, пережив Соловки и сибирскую ссылку (возда­яние за службу большевикам в гражданской войне на море), и нашел приют в городе Трубчевске Брянской об­ласти, откуда и написал автору после публикации в "Красной Звезде" (от 26 сентября 1964 г.) его статьи о крейсере "Варяг". Борис Львович работал над своими мемуарами и нуждался в сведениях из истории войны на Балтике. Тогда-то и поделился рассказом об обстоятель­ствах, предшествовавших гибели "Паллады". Вот что го­ворилось им о тех днях в очерке "Гибель "Паллады", который с 1962 г. он тщетно предлагал разным периоди­ческим изданиям той застойной эпохи:

"Шел второй месяц войны, дредноуты наши еще довооружали в Петербурге. Вся наша сила была в уста­ревших линкорах, 2-х бригадах крейсеров, 7 эсминцах, в подлодках. Понятно, отбросили бы нас немцы в пер­вые же дни к о. Гогланду, не стой мы на центральном минном заграждении, прикрывавшем залив от о. Нар-ген до Реншера на финляндском берегу. Стояли мы обычно на Ревельском рейде, иногда перед Гельсинг­форсом в 2-х часовой готовности, реже в 4-х часовой. Первые дни напряженности сменились военными буд­нями. Крейсера стояли в Тверминне, выходили по двое нести дозор в горле залива. Эсминцы начали (с 15 сен­тября) постановку мин у немецких берегов, оборона пе­реходила в оперативную. Но нам на линкорах оставалось только ждать, когда потребуется разрядить по целям свои орудия, и это становилось скучным, на­чальник бригады и приказал, чтоб занять офицеров, организовать на кораблях военно-морские игры.

"Нам на "Павле I" ("Руслане") достался вариант прорыва заграждения противником на южном направ­лении. Я уже 2 года плавал штурманом и достаточно наторел в вычерчивании всяких кривых охвата. Мы начали игру без особого увлечения — кому мечталось поплавать на крейсерах, кому на эсминцах. 27/IX ста­рого стиля, 10/Х нового, крейсер "Адмирал Макаров" был атакован подлодкой и с трудом от нее увернулся. Командир наш, капитан 1 ранга Небольсин, прочтя ра­дио, пожал плечами, сказал: "И к чему гонять в дозор крейсера — это же приманка для подлодок, идут сред­ним ходом, длинные, неповоротливые, крейсера надо держать в Тверминне, за боннами, выходить, когда нем­цы пошлют крупные корабли, а в дозор посылать боль­шие эсминцы — и район охватят больший, и угля меньше сожгут, и лодка сама от них шарахнется. Ну-ка, штурма­ны, решите задачу: возьмите прямоугольник длинной 6 миль, шириной 1,5-2 мили. Крейсер идет посредине 10 узлов, подлодка в его носовых курсовых углах, считай­те, что перископ заметит в 5 кабельтовых. Проверьте, су­меет ли увернуться на расстоянии 1, 2, 3, кабельтова".

Но уже к вечеру на корабль просочились слухи о принятом будто бы в штабе и воспринятом всеми с чувством облегчения решении прекратить посылку в дозор слишком уязвимых больших крейсеров. Поэтому и реше­ние командирской задачи, превращавшейся теперь в не имевшее особой срочности академическое упражнение, из-за позднего времени отложили на следующий день. "Тем с большим удивлением, — писал далее Б.Л. Дандре, — увидели утром уходившие с рейда броненосный крейсер "Россия" и крейсер "Диана" (или "Аврора") отряда контр­адмирала Лескова. "Решили все же продолжать риско­вать, — с неудовольствием заметил наш командир, — и эсминцев при этом нет". Пробормотав какую-то англий­скую фразу, командир спустился к себе в салон.

Трудно сказать, почему, сознавая опасность неле­пой гибели очередного дозорного крейсера, командир Небольсин не обратился со срочной радиограммой на флагманский "Рюрик", чтобы предупредить командую­щего флотом. Возможно, опасался, что его инициативу могли признать вольнодумством, возможно, такое предо­стережение был сделано, но затерялось в бумагах штаба. Не исключено, что оно скрывается где-то в деле о рассле­довании гибели корабля. И.И. Ренгартен о предостереже­нии А.К. Небольсина не упоминает. Странно, что о подобной инициативе ничего не вспоминал и Б.Л. Данд­ре. Не могло же быть, чтобы у офицеров "Павла" не яви­лось подобных предложений. Но в том-то, видимо, и состоял непознаваемый для нашего времени феномен ру­тины, что люди тех дней были мало склонны к инициати­вам. Военное воспитание приучало прежде всего к безоговорочному послушанию, а творческое мышление и инициативы никакой тоталитарный режим не жаловал. И поэтому, уверенные в непреложности отданного нака­нуне приказа, офицеры "Павла I" объяснили себе лишь возможной сменой базирования. Это, понятно, не могло быть поводом для инициативы перед начальством.

"День прошел в тревожном ожидании — писал далее Б.Л. Дандре, — только после отдыха взялись с лейтенантом Ланге за задачу". Оказалось, что идя 50-уз скоростью (действительная величина была неизве­стна), торпеда, выпущенная с расстояния 6 каб., поража­ет корабль гарантированно. Спасти могла перемена курса, но надо было сначала увидеть перископ. Ведь уда­лось же это "Адмиралу Макарову". Два штурмана еще не знали, что крейсеру безумно повезло — он, окончив осмотр остановленного им парохода, дал ход в момент выстрела, сделанного лодкой в расчете па недвижимую цель, и тем избежал попадания. "Подводники хвастают, что если волна 3 балла и гуляют барашки, то всегда можно подойти незаметно... А сегодня тихо совсем... Перископ увидят... Попробуй взять 3 кабельтова, курсо­вой 60, а я покатаюсь пока на велосипеде по юту. Это раз­решалось, я поднялся наверх и стал описывать круги вокруг 12-дм башни. Минут через двадцать Рунге вышел на палубу и сказал: "Паллада взорвана".

"Ты взял 3 кабельтова и курсовой 60?". "Да не о задаче говорю. "Паллада" взорвана! Погибла. Понима­ешь? "Ты что", — сказал я не веря своим ушам, стопо­ря велосипед, ставя ногу на палубу. Пойдем в кают-компанию. Старший офицер держал в руках ра­диотелеграмму с эсминца. Все были взволнованы. Текст гласил: "Над "Палладой" ог­ромный столб воды, огня. Исчезла". Дальнейшее стало известно от командиров эс­минцев и "Баяна". Катастро­фа была исключительная. С кораблем вес экипаж погиб полностью. "Спасать было некого. Плавало несколько фуражек, ни одного трупа, ни одного обломка дерева. ни одного спасательного круга", — писал Б.Л. Дандре. Очевидно, как это было и с "Петропавловском", сдетонировал весь боезапас".

И это означало, что флот еще раз поплатился за недостаточный учет уроков войны с Японией, за невни­мание к опыту мировой вой­ны и собственному, только вчера — 27 сентября — состо­явшемуся уроку спасения "Адмирала Макарова" от вы­пущенных по нему торпед. Война в Северном море насчитывала к тому времени три фантастически легко доставшиеся подводным лодкам победы. 23 августа/3 сентября германская U21 потопила английский легкий крейсер "Патфайндер", 31 августа/13 сентября герман­ский крейсер "Хеле" был потоплен английской лодкой Е9. 9/22 сентября несказанный успех выпал на долю гер­манской лодки U9, один за другим (с промежутком на перезарядку аппаратов) пустившей ко дну последова­тельно подставлявших себя под выстрелы три английс­ких крейсера "Абукир", "Хог" и "Крести". Эти уроки в русском флоте учтены не были. О них, как это видно из рассказа Б.Л. Дандре, не упомянул и командир "Импе­ратора Павла 1", и сам он, в том же рассказе считал, что потопление трех английских крейсеров произошло не­сколькими днями позднее, чем погибла "Паллада". На обнаружение же по документам причин, в силу которых осталось неисполненным намерение штаба прекратить посылку крейсеров в дозор, рассчитывать и вовсе не при­ходилось. Как объяснял Б.Л. Дандре, "рапорты Генмору и министру писали умные люди, не хотевшие зла пи другим, ни себе".

Уже позднее у сверстника по выпуску из Морс­кого корпуса флаг-офицера штаба лейтенанта Е.Ф. Винтера 2 (1890-?) удалось вытянуть очень неохотное признание о произошедшей в штабе неувязке ("Каж­дый старался сделать как можно лучше, а получилась ошибка, горе".) и как беспощадно корил себя за это Н.О. Эссен. Промах или несогласованность действий штаба усугубил и командир "Паллады" капитан 1 ранга С.Р. Магнус (1871-1914). Пришедший на эту должность после командования дивизионом подвод­ных лодок, он, видимо, имел невысокое мнение о их де­ятельности и поэтому отпустил два конвоировавших его эсминца.

Только после катастрофы, стоившей флоту гибе­ли до 600 человек, да и то со скрипом, начали налажи­вать противолодочную оборону: ходить с увеличенными скоростями и переменными курсами, за­щищать подходы к базам сетями и бонами и дозорами сторожевых катеров. И именно на "Павле I" сделали первые заметные шаги в организации противолодоч­ной обороны. Б.Л. Дандре вспоминал, как в связи с уг­лублением подходов в Гельсингфорскую гавань потребовалось организовать защиту стоянки флота на внешнем рейде, где кораблям приходилось стоять под скалами крепости. Тогда штаб командующего, для ох­раны ближайших подступов с моря, приказал составить отряд из паровых катеров с линкоров и крейсеров. Ко­мандовать отрядом поручили Б.Л. Дандре как младше­му штурману.

"Всего было 8 катеров более мореходных, чем первые, служившие для связи с берегом и разъездов начальства. Поставили на них 47-мм пушки Готчкисса, пулеметы. Поставили легкие мачты, дали флаги мало­го размера. Как обычно бывает, кое в чем перегнули палку. Улыбаешься, вспомнив, что на каждый катер вы­давали по кувалде для разбивания перископов на слу­чай, если бы удалось лодку таранить. Придумали особые патроны, связанные тонким тросиком, переки­нутым через корпус лодки, и прижатые к ее бортам, они взрывались. И еще кое-какие изобретения, которые при­менить было так же мудрено, как и первые, придумали наши минеры и механики.

На каждый катер назначался командиром мич­ман. Гонялись мы по опушкам шхер, выходили на 8-10 миль в море. Ночевали обычно на одном из островов, разводили костры, грелись. Консервов, круп, хлеба вы­давали нам щедро. На рассвете выскакивали снова в море. Разделил я свой район на три группы, чтобы охва­тить больший район. Поздняя ночь была очень холод­ной, бурной. Ледяные брызги обращали бушлаты и пальто в гладкую броню. Глубинные бомбы еще не были изобретены, серьезно повредить лодкам могли мы лишь своими 47-мм гочкисами и пулеметами. Понятно, немцы узнали об этих катерах и связываться с ними не стали. Они не показывались, посты их не видели, что и требо­валось", — заканчивал свой рассказ Б.Л. Дандре.

Но все же угроза германских подводных лодок начинала влиять на ход операций флота и стала одной из причин, по которым "Павел I" было признано (как приходится предполагать) рискованным вводить в 1916 г. в Рижский залив. Формирование флотилии про­тиволодочных катеров стало едва ли не единственным фактом участия "Павла I" в войне. Ему не было места в расширении операционной зоны до Рижского зали­ва, осуществлявшейся силами минной дивизии. Из-за опасности подводных лодок корабль не мог выходить в море для прикрытия начавшихся с 25 сентября 1914г. активных минных постановок в германских водах. В первый год войны было осуществлено 13 таких опера­ций, во второй — 12, и в 1916 г. — одна. Поставили 4085 мин, давших весьма ощутимый результат. Люди на "Императоре Павле I" с завистью наблюдали как со своим опасным грузом уходили в море сначала эс­минцы, заградители, а затем и крейсера, не исключая самых больших — "Рюрика" и "Россию".

В конце концов нашлось дело "Цесаревичу" и "Славе". Но "Император Павел I" и "Андрей Перво­званный" были по-прежнему обречены на томитель­ное ожидание. Их, вместе с проходившими в течение 1915 г. боевую подготовку дредноутами, продолжа­ли сберегать для отражения прорыва германского флота в Финский залив. Защита столицы оставалась их главной боевой задачей, и ради нее верховное ко­мандование неуклонно отклоняло все инициативы Н.О. Эссена по проведению активных операций в море. Вступление в строй дредноутов, казалось бы, могло позволить предоставить свободу действий додредноутам. На несовместимость типов этих кораблей в бою Н.О. Эссен указывал еще в своем рапорте мор­скому министру в феврале 1914 г., где писал, что они "получили бы значение" лишь при увеличении чис­ленности бригады современных линкоров за счет эк­стренного приобретения хотя бы двух новых. Тогда, он считал, два додредноута, "будучи взяты в отдельности, не могут быть использованы в бою с современ­ными линейными кораблями". Адмирал не мог пред­видеть опыта "Пантелеймона" в 1915 г., когда именно его одиночное действие могло иметь ощути­мый эффект. Многое, конечно, зависело и от иници­ативы командиров.

Отсылая читателя к хронике участия, а вернее сказать, неучастия "Императора Павла I" в мировой войне на море, уже достаточно представленной в пре­дыдущей книге о его сверстнике "Андрее Первозван­ном", важно подчеркнуть, что это их неучастие в боевых действиях в продолжение всей войны нельзя вме­нять в вину самим кораблям. Их командиры, бесспор­но, могли бы проявить инициативу, но для этого требовался особый настрой, энергия, предприимчи­вость, хорошая научно-тактическая подготовка. А.К. Небольсин располагал для этого, казалось бы, всеми возможностями. Общая широкая эрудиция, пере­довые взгляды, проявившиеся в составлении обстоя­тельнейшего "Описания" своего корабля, знании двух языков (английский, французский), разносторонняя те­оретическая подготовка: гидрографическая специали­зация в Морской академии, штурманский класс, курс военно-морских наук (1901), весомый служебный (стар­ший офицер броненосца "Ростислав" в 1903-1904 гг.) и боевой опыт (старший офицер "Авроры" в 1904-1905 гг.), редко кому выпадавшая военно-дипломатическая (морской агент в США в 1905-1909 гг.) школа всего этого оказалось недостаточным для того, чтобы сде­латься флотоводцем. И.И. Ренгартен в своем дневнике ни разу не упоминает о какой-либо инициативе, исхо­дившей от командира "Павла I", а затем в 1916-1918 гг. начальника бригады линейных кораблей. Хотелось бы ошибиться, но подобных инициатив пока что не обна­ружено и в фондах РГА ВМФ.

Похоже, что А. К. Небольсин смотрел на пробле­мы флота и войны с позиций утомленного своей мудро­стью, но равнодушного к ним эрудита. За это свое равнодушие ему пришлось поплатиться жизнью в роко­вой вечер 3 марта 1917г., когда, только что вернувшись из уже захваченного восставшим народом Петрограда, он не захотел ничего сделать для успокоения брожения в команде своего "Андрея Первозванного". Не успел себя проявить недолго командовавший и скоропостиж­но скончавшийся капитан 1 ранга В.Д. Тырков (1869-1915). Малопонятна роль ставшего 27 апреля 1915г. командиром капитана 1 ранга С.Н. Дмитриева 5-го. Ге­рой обороны Порт-Артура (орден Георгия 4 степени 20 декабря 1904 г., золотая сабля с надписью "За храб­рость" 12 декабря 1905 г.) с 1904 до 1906 г. командовав­ший миноносцем "Сердитый", он имел лишь опыт командования после войны миноносцами "Резвый" (1908-1913 гг.) и "Казанец" в 1913-1915 гг.

В обширном перечне выдающихся кампаний, ко­торые в своей книге (с.7, 14-15) называл С.Н. Тимирев, фамилии В.Д. Тыркова и С.Н. Дмитриева вообще отсут­ствовали. Да и сам штаб, как это видно из признания С.М. Тимирева и И.И. Ренгартена, был прежде всего со­бранием бесспорно выдающихся офицеров, способным решать текущие, вызывавшиеся потребностями войны задачи, но далеко не соответствовал задачам широко­го планирования войны и соответствующих операций. Многое, слишком многое в той войне происходило не так, как этого хотели до ее начала. Синдром не выучен­ных уроков войны с Японией не переставал преследо­вать флот. Пока же, покоряясь судьбе и военной дисциплине, корабли продолжсиш исполнять свой долг. Особенно интенсивно проводили корабли организован­ные Н.О. Эссеном учения по проведению встречного боя. Флот готовился к возможному столкновению с крупными силами противника во время прикрытия пла­нировавшихся уже тогда активных минных постановок у берегов Германии.

В этой подготовке, как и в бою на центральной позиции, "Павел Г', оставаясь самым передовым ар­тиллерийским кораблем, должен был сыграть веду­щую роль. Эту роль подчеркивал и подъем на корабле брейд-вымпела начальника бригады линкоров, кото­рым в том же чине капитана 1 ранга (в контр-адми­ралы его произвели 29 января 1915 г.) стал прежний его командир А.К. Небольсин. С 9 ноября 1914 г. на корабль легла задача передачи своего искусства при­соединившемуся в тот день к флоту, первому из дред­ноутов — - "Севастополю". Как писал о своей встрече с дредноутом служивший в штабе Н.О. Эссена участ­ник обороны Порт-Артура И.И. Ренгартен: "Впечат­ление грандиозное, но чувствуется, что еще не наладилась жизнь, не образовалась душа корабля". Временно оставшийся в полубригаде опять в одино­честве (из-за новой аварии "Андрея Первозванного") "Павел I" должен был, наверное, помочь дредноуту и в формировании его души.

Первая зимовка 1914-1915 гг. была занята про­ведением тактических игр, ремонтом техники, осво­ением носовых тралов, выставлением сетевого заграждения. К несчастью, полный переход флота на новый уровень боевой подготовки был во многом прерван нелепой смертью Н.О. Эссена 7 мая 1915г. Ее вызвала простуда, гибельно обострившаяся болезнь сердца. "У нас, близких к адмиралу лиц, немало было разговоров о недостатках адмирала, но всегда мы знали, что этот человек всей душой предан флоту, и мы всегда знали, что если будет бой, он не сдастся и не пожалеет себя. Никто не болел так душой, за все, что делалось, как он". Как признавался С.Н. Тимирев (с. 24), со смертью Н.О. Эссена обнаруживалось, что среди его окружения нет никого, кто был бы "доста­точно подготовлен к трудной и ответственной роли Командующего флота". В штабе считали, что есте­ственным преемником должен был стать начальник штаба вице-адмирал Л.Б. Кербер (1863-1919). Он бли­же всех был посвящен в замыслы Н.О. Эссена и пользовался его исключительным доверием. Как и ко­мандующий, он обладал способностью "принимать решение с молниеносной быстротой и в большинстве случаев удачно" (С.Н. Тимирев, с. 26).

Но государь рассудил иначе.