Wundefwaffe

"Рюрик" на Неве

 

Вместе с новыми и новыми проверками и дора­ботками ответственного спускового хозяйства, про­мерами на Неве, выполненными петербургским лоц-командиром, углублением спускового пути и фарватера присланной из Кронштадта землечерпал­кой немалые хлопоты заводу и всему портовому на­чальству доставляла сама организация церемонии спуска. Спуск нового океанского крейсера должен был стать весомым политическим актом, подтверж­дением намерений России играть все более активную роль в международных делах. В соответствии с выс­шим рангом церемонии ("в высочайшем присут­ствии") в Главном морском штабе (ГМШ), как это было и при спуске "Полярной звезды" и закладке "Рюрика", заново разрабатывались диспозиция ко­раблей на Невском рейде, готовились почетные ка­раулы, уточнялись форма одежды, порядок салютования, состав и место распределения приглашенных и т.д. На завод возложили и обязанность заказать специальные пригласительные билеты (разного цвета сообразно рангу гостей). В императорской палатке, располагавшейся у ближайшей к воде оконечности стапеля (чтобы видеть прохождение корабля мимо), готовили убранство, чертежи крейсера и заказанную еще в декабре мастерским Морского музея модель "Рюрика" (впоследствии она, с согласия М.И. Казн, поступила в Морской кадетский корпус).

Накануне спуска на Неве заняли свои места по диспозиции салютующие корабли: паровые яхты Морского министерства "Марево", "Стрела", паро­ходы "Нева", "Онега" и императорская яхта "Александрия".

Спуск состоялся в назначенное время — 22 ок­тября 1892 г. в строгом соответствии с церемониалом, под грохот салюта кораблей, приветствовавших рож­дение первого из "серии крейсеров исключительно больших размеров", как квалифицировался корабль в одном из документов МТК. Ровно в 11 ч 30 мин "Рю­рик", предварительно пересаженный со стапель-бло­ков на клетки спусковых дорожек, освободился от задержников и под уклон стапеля устремился к Неве. В считанные секунды на хорошо смазанных полозьях (со скоростью до 5-6 м/с) промчалась мимо царской палатки 5000-тонная громада крейсера и, вспенивая воду, врезалась в течение реки.

Загремели цепи сброшенных якорей, и корабль начал плавание — то постоянное, ни на миг не пре­кращающееся единоборство со стихией, которое не прощает его экипажу никаких изъянов техники и ошибок управления.

Спуск — это начало существования корабля как инженерного сооружения, и неспроста повсеме­стно и до наших дней дата его постройки всегда отож­дествляется с датой спуска на воду.

Первую в жизни корабля дату зафиксировал строевой рапорт командира П.Н. Вульфа, который в тот же день докладывал управляющему Морским министерством о благополучно состоявшемся спуске "Рюрика" на воду. По исстари заведенной форме (спе­циально для "Рюрика" отпечатанной типографски), содержащей по обычаям деревянного судостроения сведения об уровне воды в трюме и "перегибе при спуске", приводились в рапорте и данные о личном составе крейсера: 19 унтер-офицеров, 271 рядовой, 4 штаб-офицера, 13 обер-офицеров, 4 классных чинов­ника — все 18-го флотского экипажа. Вторым из че­тырех мичманов в обер-офицерском списке значил­ся Петр Шмидт. Сын отставного контр-адмирала, он по ходатайству своего дяди вице-адмирала В.П. Шмидта (в 1887-1889 гг. командовал эскадрой Тихого океана) летом 1892 г. после отставки по болезни был вновь принят на службу. Так "Рюрик" стал кораблем юности Петра Петровича Шмидта, вошел в его био­графию, в его сложный, но целеустремленный путь познания правды и борьбы за социальную справед­ливость, который спустя 13 лет привел его на палу­бу восставшего против царизма "Очакова".

Итак, впереди — долгий, кропотливый и час­то неблагодарный труд по достройке корабля, когда проектные изменения и переделки, заставляя "по-живому" резать уже сделанное, оборачиваются пря­мыми убытками и задержками работ. Немало ухищ­рений потребовало от наблюдающего осуществление запоздало созревшей в МТК идеи об установке на батарейной палубе "Рюрика" двух дополнительных броневых траверзов из плит толщиной 102 мм.

Прибавила забот и зима. До 13 ноября 1892г., когда на Неве произошел ледоход, затянулось осво­бождение крейсера от полозьев и копыльев. Тут же под бортом крейсера пришлось вызволять из ледово­го плена застрявший после спуска водолазный барказ Петербургского порта, а вскоре и сам крейсер для погрузки изготовленных главных машин потребовал подвижки во льду вперед под заводской кран. Слож­ным оказался вопрос о выделении матросов для откол­ки льда вокруг крейсера и своевременной уборке гро­моздившейся в палубах строительной щепы -напоминание об этом со стороны помощника началь­ника завода лейтенанта И.Ф. Бострема вызвало не­удовольствие капитана 1 ранга П.Н. Вульфа, усмот­ревшего в обращении лейтенанта ущемление его командирских прав.

Продолжал докучать заводу и такой ретивый администратор, как утвержденный наконец коман­диром Петербургского порта контр-адмирал В.П. Верховский. На сей раз он вознамерился, несмотря на возражение М.И. Казн, высказанное еще 20 апреля 1893 г., вменить заводу в обязанности расточку отвер­стия под носовой минный аппарат. Пришлось снова объяснять адмиралу, что в этой работе, как и при рас­точке отверстий для дейдвудных валов, важно не фор­мальное соблюдение размеров по чертежу, а сог­ласование растачиваемого отверстия с при­соединительными и конструктивными размерами. Металлическому заводу — поставщику аппарата — пришлось эту работу взять на себя.

Мешала работе и техническая, и организаци­онная немощь Петербургского порта. В нем не хва­тало кранов, барж, буксиров, складских помещений, водолазов и много чего другого. Все эти нехватки в особенности должен был испытать на себе "Рюрик", строившийся на заводе, который, несмотря на казен­ный статус, в военном столичном порту числился на положении "чужого". Броневые плиты с Ижорского завода доставлялись на корабль поодиночке, так как взять больше не позволяла вместимость барж, да и выделялись они портом скупо и нерегулярно. Нарас­хват был и постоянно занятый портовый плавучий кран, а заказ нового, понятно, был еще далеко. Даже водолаза для установки пробок к забортным отвер­стиям в подводной части "Рюрика" (это было в ноябре 1893 г.) сразу получить не удалось: он был занят этой же работой на закончивших плавание судах пор­та. Таковы были привычные, никого особенно не удивлявшие будни невского рейда, на котором "Рю­рик" достраивался больше двух лет.

В первую после спуска зиму 1892-1893 гг. вслед за установкой котлов и машин приступили к монтажу их арматуры, "навешиванию" и размещению вспомогатель­ных механиз­мов, прокладке систем и приво­дов управления. Отступив от традиций про­шлого, когда цилиндры ма­шин поверх "жарозадерживающей обмаз­ки" покрывали нарядными рей­ками красного дерева, МТК со­гласился на за­мену полагав­шегося для этих целей по специ­фикации тика более практич­ными железны­ми листами.

К началу марта 1893 г. ус­троили "Рюри­ку" еще один "ледовый по­ход", оттянув его по течению за выступ набе­режной, чтобы напором льда весеннего ледо­хода не сорвало крейсер со швартовов и не повредило его медную обшивку.

К лету 1893 г. в составе корпуса крейсера было 3400 т стали; в отсеках, снабженных полным комплек­том из 58 бортовых и палубных иллюминаторов и крышек на горловины, продолжались последова­тельные испытания их водонепроницаемости. Уста­новленными на местах были плиты траверзной брони и 29 из 40 пояса брони. С Ижорского завода ожида­ли две последних (забойных) плиты. Но еще не было ни одной из 17 плит траверзов казематов в батарее — их собирались только еще заказывать по окончании сборки переборок под эти траверзы.

Не было ростерных бимсов, фишбалок, кнех­тов, якорных машинок, штатных сходных трапов и тамбуров над люками, ставней орудийных портов. В работе были водоотливная, пожарная системы и водопровод, а по вентиляции, паро­вому отоплению и фановым системам не было еще и чер­тежей. Только на­чинали установку дельных вещей и оборудование слу­жебных помеще­ний и кладовых. Вот так в течение 1893 и 1894 гг. про­двигалось насыще­ние корабля устройствами, оборудованием, вооружением, тор­мозившееся беско­нечными прово­лочками с утверждением чер­тежей, в которых еще современники видели одну из главных бед отече­ственного судо­строения.

С осени 1893 г. работы вместо Н.В. Долгорукова (он уезжал в Да­нию для наблюде­ния за строи­тельством импера­торской яхты "Штандарт") при­нял на себя один из ближайших по­мощников М.И. Казн инженер за­вода Н.Е. Титов, который, как можно предполагать, был по сути в должности заводского строителя крей­сера. Еще до этого — с 1 июля 1893 г.— покинул за­вод М.И. Казн: он отказался от руководства заводом ввиду предстоявшей его полной передачи в соб­ственность казны.

Его борьбу с непрекращавшейся анархией про­ектирования (из-за сомнений, какими принимать 120-и 152-мм патроны — раздельными или унитарными, МТК снова потребовал прекратить работы по обору­дованию погребов) продолжал оставшийся за началь­ника завода деятельный помощник лейтенант И.Ф. Бострем. Об этом говорила представленная им в но­ябре 1893 г. справка о характере и трудоемкости чет­вертый раз (с августа 1891 г.) совершающихся почти полных переделок погребов.

И вот уже новый начальник С.К. Ратник, ис­пользуя опыт М.И. Кази, добивается неукоснитель­ной выдачи специальных нарядов на каждую из ра­бот, вызванных очередными переделками. Крупной из переделок, связанных с этим заказом, была лик­видация в марте 1894 г. (из-за предложенной МТК системы уборки аппаратов по-походному) двойных разборных офицерских кают (шпангоуты 8572-8972), вы­полненных, в свою оче­редь, ради другого измене­ния проекта по журналу МТК № 116 от 1 сентября. Тем самым общая вмести­мость офицерских кают ''Рюрика" уменьшалась с 32 до 28 человек.

Не осталась без изме­нений и электротехника корабля. По расчету элект­рической нагрузки, уста­новленной МТК (журнал по минному делу № 4 от 24 февраля 1893 г.), для пита­ния четырех прожекторов (два - "открывать мин­ную атаку издалека", два - "держать миноносец в лучах света"), вентилято­ров и элеваторов подачи боеприпасов требовалось семь динамо-машин напря­жением 70 В и силой тока 250 А. Для аварийного пи­тания по существовавшим нормам предусматрива­лись аккумуляторы — три группы по 40 элементов ем­костью 200 А/ч.

Летом J 894 г. работы остановились из-за него­товности общих труб от магистралей вспомога­тельных механизмов, а за­тем - из-за принятого в ноябре решения МТК за­менить предусмотренные спецификацией семь дина­мо-машин системы Симен­са (Германия) на шесть более мощных системы фирмы "Сотер и Харле" (Франция). Причина—увеличенный расход элект­роэнергии для лебедок только что сданной для "Рю­рика" (11 июля 1894 г.) Металлическим заводом си­стемы подачи 152-мм раздельных и 120-мм унитарных патронов в беседочных элеваторах.

Предварительно Металлическому заводу при­шлось соорудить действующие макеты четырех таких систем в натуральную величину: элеваторов для по­дачи 152-мм унитарных патронов в вертикальном и горизонтальном положениях; элеватора для подачи 152-мм раздельных патронов и снарядов к ним в горизонтальном положении и элеватора для подачи их в вертикальных подвесках-беседках.

21 января 1894 г. эти системы в действии осмат­ривали на заводе члены артиллерийского отдела МТК при участии корабельных инженеров Н.Е. Ти­това, Н.К. Глазырина, старшего офицера П.И. Сереб­ренникова, артиллерийского офицера крейсера лей­тенанта Ф.Р. Скорупо, подполковника Л.И. Саноцкого и капитана К.Т. Дуброва. Собравшиеся, как затем и группа адмиралов во главе с управляю­щим Морским министерством Н.М. Чихачевым, при­знали наиболее подходящей систему беседочного эле­ватора, который почти при той же скорости подачи (14 патронов в минуту) требовал меньше прислуги и позволял изолировать шахту подачи водонепрони­цаемой дверью. Это решение и было принято на за­седании МТК под председательством контр-адмира­ла С.О. Макарова (журнал по артиллерии № 13 от 25 января 1894 г.).

Так, после затяжного (более года) периода со­мнений МТК решил вопрос в пользу принципа пода­чи боеприпасов в вертикальном положении — этим решением был отклонен имевший тоже немало сто­ронников принцип, скажем условно, горизонталь­ный. Подача в беседках — подвесных корзинах с по­ставленными вертикально патронами, хотя и казалась более естественной, надежной и безопасной, все же была тяжелее и не позволяла автоматизировать этот процесс, то есть сделать его непрерывным, что допускал горизонтальный принцип, воплощенный в нории. Конструкция нории, принципиально более простая (бесконечная лента с вставленными в ее гнез­да параллельно один за другим патронами, как в лен­те пулемета), открывала большие возможности для совершенствования, но требовала более высокой культуры производства и обслуживания и более дли­тельной отработки; появлялась также опасность пол­ного прекращения подачи при заклинивании или пе­рекосах элементов системы. Времени (да и средств) на эту отработку и сравнительные испытания опытных образцов, как обычно, не оказалось. Вот почему на "Рюрике", а за ним и на остальных строившихся ко­раблях была принята подача боеприпасов в беседках, которая, как и орудия Канэ, утвердилась до конца до­революционного периода русского флота. В выборе, возможно, сыграла роль и возможность заказа пода­чи такого типа "россыпью" из деталей, достаточно привычных в обиходе и изготовлении. Нория, в свою очередь, требовала агрегатной поставки.

Таким образом, и в этом случае на решение воп­роса повлияли маломощность специализированных отечественных предприятий и, конечно, все те же со­ображения экономического характера, противоре­чившие подчас здравому смыслу. Весь комплекс хра­нения и подачи боеприпасов, заказанный в апреле 1894 г. Металлическому заводу (вначале и эту работу пытались навязать балтийцам), включал в себя 6 эле­ваторов (лифтовых подъемников) для раздельных патронов (снаряд и патрон отдельно) 152-мм калибра, 430 беседок (по четыре патрона со снарядами) и столько же тележек для этих снарядов, 2 элеватора 120-мм патронов, 200 беседок (по 6 унитарных пат­ронов) и столько же тележек к ним. Поставку 34 ли­тых из стали блоков беседочных элеваторов взял на себя Путиловский завод. Заказ на электрические ле­бедки только 31 августа был поручен ГУКиСом оте­чественной фирме "Дюфлон и Константинович", действовавшей по поручению французской фирмы (владельца патента) "Сотер и Харле".

В конце концов на долю Балтийского завода достались лишь действительно кораблестроительные работы: изготовление и установка элеваторных шахт и выгородок для них, оборудование бомбовых погре­бов и крюйт-камер для боеприпасов в беседках. В феврале 1894 г. по заданию С.О. Макарова на случай по­вреждения подачи предусмотрели выходящие в погре­ба и батарейную палубу дверцы в шахтах элеваторов, чтобы можно было извлекать беседки.

Надолго, несмотря на заранее известный тип главного командного пункта корабля, затянулось об­суждение вопросов, касающихся конструктивного оформления и внутреннего устройства боевой рубки. Здесь определенно проявилось то опасное явление, когда сугубо военные вопросы решались с позиций мирного времени. Бороться с этим пытался, пожалуй, лишь один С.О. Макаров.

Именно в те годы под предлогом борьбы с пе­регрузкой корабля начинали снимать боевые рубки с первых, построенных в 1860-х гг. броненосцев и под влиянием своего рода отхода от принципов броненосного судо­строения (воплощением их были сплошь покрытые броней и практически неуязвимые монито­ры) все больше внимания стали обращать на бытовой комфорт, "удобства" управления кораблем в мирное время. Оттого и получи­лось, что элеваторы подачи боеп­рипасов оказались на "Рюрике" без броневой защиты. Зная о 305-мм стальной броне боевой рубки на "Бленхейме", толщину сталежелезной брони на "Рюрике" на­значили вдвое меньше. Тоньше — 76 мм вместо 203 мм, принятых на английских аналогах, была и вер­тикальная труба, через которую выводились из рубки приводы и кабели управления.

По чертежу от 26 июня 1893 г. в рубке устанавливались паро­вой штурвал, машинные телеграфы, переговорные трубы и индикаторы для стрельбы минами Уайтхеда и автоматической стрельбы из 152-мм орудий (видимо, имелись в виду приборы А.П. Давыдова для производ­ства залпа из всех орудий при замыкании кон­тактов прибора в рубке). Такое значительное насыщение рубки приборами управления выз­вало предложение Н.Е. Кутейникова предвари­тельно макетировать их взаимное расположе­ние, но в МТК решили обойтись без этого.

Проработка по требованию МТК рас­положения боевых указателей в рубке выявила необходимость увеличения ее 152-мм (по про­екту) визирных просветов.

Оставшийся за командира старший офи­цер "Рюрика" - — капитан 2 ранга П.И. Сереб­ренников предложил вместо крайне трудоем­кого вырезания (почти на треть длины окружности рубки) отверстий в броне поднять над ней всю крышку рубки, увеличив просвет до 254 мм. "Это,— писал он в МТК 28 марта 1894 г.,— значительно облегчит управление судном из рубки". Покорившая всех своей про­стотой конструкция была принята безогово­рочно и в течение последующих 10 лет беспре­пятственно распространялась на все новостроящиеся корабли.

Рационализаторские идеи исходили и от управляющего Морским министерством Н.М. Чихачева. В очередное свое посещение крей­сера (а их было несколько в год) он неожидан­но выразил сожаление, что вновь установлен­ные броневые траверзы перекрывают лишь пространство от верхней до батарейной палу­бы и не продолжены до жилой. Однако вопло­тить его запоздалую идею не удалось, посколь­ку это усугубило бы перегрузку корабля. Тогда он дал новое указание, ставшее для "Рюрика" весьма полезным: заменить ручной шпиль в корме паровым. Паровую приводную маши­ну установили под бимсами батарейной палу­бы, "перекроив", как обычно, расположение вокруг нее. Знакомое следствие половинчатых и фиктивно экономных решений! Ведь всего полтора года назад, рассматривая просьбу П.Н. Вульфа об установке руч­ного шпиля по примеру крейсеров "Память Азова" и "Адмирал Нахимов", МТК дал согласие на такую установку. Более того, МТК внес важное усовершен­ствование в расположенный в носовой части шпиль Гарфильда (журнал № 4 от 12 января 1893 г.), на ко­тором вокруг баллера в батарейной палубе было предложено установить добавочный постоянный барабан с вельпсами для выхаживания перлиний. Но так же механизировать швартовку с другой оконеч­ности крейсера, что предугадало бы указание адми­рала, почему-то не попытались. Впрочем, не исклю­чено, что все решила экономия.

Из-за экономии пришлось отказаться от заман­чивого предложения Балтийского завода изготовить из красного дерева (завод имел большие его запасы) мебель и калевки каютных щитов "Рюрика". И хотя, по журналу МТК от 10 декабря 1890 г, красное дерево разрешалось лишь на судах яхтенного типа, все же "Рюрику" его досталось немало. Первый в новой серии огромных океанских крейсеров, он оказался и последним крейсером, на котором еще предусматри­валось парусное вооружение. И, как последняя дань уходящей эпохе парусного флота, красовались на "Рюрике" изготовленные из красного дерева кнехты для снастей бушприта на полубаке, кнехты на палубе вокруг всех трех мачт, кнехты с медными нащечинами для марса-фалов, сходная рубка; блиставшие медны­ми приборами светлые люки и столь же нарядные с медными планками и также красного дерева восем­надцать сходных трапов на мостике и в палубах. Эту роскошь на просторной, какой не могли похвастать­ся и лучшие в мире фрегаты, палубе крейсера допол­няли тиковая с медными планками отделка коечных сеток, тиковые кофель-планки, тиковые "шкапики для чистоты" (с принадлежностями для наведения чи­стоты) и другие изделия, включая сходные дубовые трапы в менее парадных местах.

Но все эти трогающие душу марсофлота пос­ледние образцы уходящей парусной культуры вла­стно оттеснялись на задний план атрибутами не­удержимо наступавшей новой эпохи пара и электричества —г "нашествием" торпед и мин, дина­мо-машин и рефрижераторов, патронных орудий и противоторпедных сетей, электрических рулевых указателей и индикаторов приборов управления ар­тиллерийским огнем (ПУАО). Традиционными сре­ди этой новой техники оставались, пожалуй, одни компасы — давнее, еще надолго единственное, не считая секстана, орудие мореплавателя.

Вместе с вентиляционными и переговорными трубами, магистралями и отростками по­жарной и водоотливной систем, трубами паропроводов, парового отопления и водопровода, кабеля­ми электрического освещения и проводов звонковой сигнализа­ции, приводами машинного теле­графа и проводниками артилле­рийской и минной сигнализации через палубы и переборки "Рюри­ка" начали прокладывать кабели невиданного еще на флоте новше­ства — телефона. Эти аппараты адмирал Н.М. Чихачев в сентябре 1894 г. разрешил установить на "Рюрике" "в виде опыта".

Работы поручались лейте­нанту Е.В. Колбасьеву - - при­знанному специалисту, изобрета­телю надежной отечественной системы телефонных аппаратов и их станций. Другим, также не предусмот­ренным спецификацией новшеством, стали колоко­ла громкого боя, которые командир капитан 1 ранга А.Х. Кригер - 11 считал (в рапорте 4 октября 1894 г.) не­обходимыми в обширных помещениях своего крей­сера для вызова людей на боевые посты при тревогах и проверках расписаний. До этого, как, впрочем, и в дальнейшем (весь предреволюционный период), вы­зовы по унаследованной от парусного флота тради­ции осуществлялись сигналами на горне и барабане. Не отменяя их, согласились "в виде опыта" ус­тановить "электрические колокола" фирмы Винтергальтера. Завершение этих и многих других работ приходилось откладывать на следующий период до­стройки: "Рюрик", осадка которого (6,65 м) к осени приблизилась к пределу, допускавшемуся глубиной Морского канала (6,7), готовился покинуть завод. 25 сентября 1894 г. "Рюрик" начал кампанию.