Wundefwaffe

1. Пролог

 

Первый известный плавающий носитель мин­ного оружия был применен в 1585 г. в Антверпене против войск осаждавшего город испанского гер­цога Пармы. 80-тонный "адский брандер" (как его назвал строитель) "Надежда" жители города пост­роили под руководством итальянского инженера Джиамбелли. В трюме брандера устроили толсто­стенный каменный погреб, наполнили его 3,5 тон­нами пороха, а сверху прикрыли множеством кам­ней, старых цепей, железного лома и бревен. Сверху установили надстройку, заполненную смоленой паклей, щепой и другими горючими материалами. Все это должно было отвлечь противника от секре­та, спрятанного внутри "адской начинки". Взрыв должен был произвести запальный механизм, кото­рый состоял из "кремней и огнив, окруженных по­роховой мякотью," и приводился в действие часо­вым механизмом.

Пущенный по течению реки, брандер прочно застрял под осадным мостом, сооруженным герцо­гом. Последовавший вскоре страшной силы взрыв разрушил мост на протяжении 200 м его длины, из числа осаждавших было убито до 800 чел. и еще больше ранено. Так минная опасность проявила себя задолго до появления на кораблях механичес­ких двигателей и электрических запалов. Страх пе­ред этой опасностью отныне сопровождал все мор­ские войны. Его испытала на себе и пришедшая в 1588 г. в Кале испанская "Непобедимая Армада". Пущенные англичанами обыкновенные брандеры привели испанцев в неописуемую панику, которая стала первым шагом к крушению армады.

Более широкие возможности для диверсион­ного подрыва минами кораблей противника давал подводный носитель. Их первые действенные об­разцы были сооружены в 1800 и 1801 гг. во Фран­ции по проектам американского инженера Р. Фультона. Лодки носили названия "Наутилус", имели длину около 6 и ширину до 2 м и вооружа­лись каждая контактной миной. Мина крепилась к днищу вражеского корабля с помощью соединен­ного с миной троса. Для движения служил гребной винт с ручным приводом. В последующем Р. Фультон считал возможным строить лодки длиной до 11 и шириной 4 м, вооруженные 25—30 минами с часовыми механизмами.

В своих работах изобретатель пользовался постоянной поддержкой выдающихся ученых и ин­женеров того времени Г. Монжа (1746—1818) и П.С. Лапласа (1749—1827). Их отзывы помогли преодолеть то предубеждение, которое Бонапарт как истинный прагматик и политический консерва­тор испытывал ко всем слишком смелым и не обе­щавшим немедленных и осязаемых выгод изобрете­ниям. Но и они не могли помочь в дальнейшем фи­нансировании работ, которые были прекращены после устранения опасности войны с Англией.

Опыт Р.Фультона на основе собственных разработок повторил в России в 1834 г. выдаю­щийся военный инженер К.А.Шильдер (1785— 1854). Командуя лейб-гвардии саперным батальо­ном, он отличился в 1838 и 1839 гг., когда взрывы устроенных им минных горнов под стенами турец­ких крепостей Варна и Силистрия принудили их к сдаче. Под Силистрией на Дунае К.А.Шильдер применил и первые ракетные корабли. Это были простейшие носители пусковых установок, разме­щенных на платформе, уложенной на корпуса двух скрепленных речных лодок.

Благодаря инициативам двух других выдаю­щихся инженеров А. Д. Засядко (1779—1837) и Картмазова, боевые ракеты калибром 51,64 и 102 мм разработали в России еще в 1814 г., а в 1826 г. было создано и первое в России ракетное подразделение — ракетная рота К 1 под командованием поручика П.П.Ковалевского. Это подразделение, действуя с созданных К.А.Шильдером платформ на лодках, удачным попаданием уничтожило турецкую кано­нерскую лодку.

Стремление расширить область применения ракет и минного оружия привело в 1834 г. К. А. Шильдера (он уже имел чин генерал-майора и звание генерал-адъютанта) к созданию для них комбинированного носителя — подводой лодки. Она, по мнению изобретателя, должна была учесть все недостатки лодок его предшественни­ков : Бюшнеля, Дреббеля, Джонюна, Фультона и других, о которых было известно из выпущенных к тому времени сочинений. Лодка имела форму обтекаемого тела длиной около 6 м, шириной 1,5 м и высотой 1,8 м. Водоизмещение составляло 16,4 т. Корпус был склепан из листов котельного железа толщиной 4,8 мм и подкреплялся пятью шпангоутами. Это по расчетам автора позволяло погрузиться на глубину до 12 м — больше, чем это допускала лодка Фультона.

Преимуществом лодки было и наличие двух высоких (до 1 м) входных рубок с иллюминатора­ми, что позволяло плавать в свежую погоду и дава­ло возможность ориентироваться. Для движения применили поворотные складывающиеся гребки, напоминающие утиные лапы. Мину предполага­лось крепить к борту судна противника с помощью гарпунного наконечника (прообраз шестового уст­ройства минных катеров). Взрыв осуществлялся при отходе лодки на безопас­ное расстояние.

Для взрыва мины и запуска ракет из установ­ленных вдоль корпуса пе­налов применялся создан­ный в 1812—1832 гг. П. Л. Шиллингом (1786—1837) надежный электрический запал, действовавший от гальванической батареи. Тогда же К. А. Шильдер до­бился постройки малой ди­версионной лодки, кото­рую по суше можно было транспортировать упряж­кой из 6 лошадей. Лодка предназначалась для под­рыва мостов неприятеля на реках. Как объяснял изоб­ретатель, "мины по тече­нию реки подплывают к мосту, и подводная лодка не подвергается опасности быть взорванной".

Стремясь расширить возможности своих лодок, К. А. Шильдер предло­жил конструкцию вооруженного ракетами плота-базы, который выводил бы их вплотную к району возможных действий. В 1835 г. по проекту К. А. Шильдера был сооружен и железный пароход-бук­сировщик подводных лодок. Его также предпола­галось вооружить ракетами. Для защиты от навес­ных выстрелов предусматривался весьма малой высоты надводный борт, какой спустя 26 лет имели появившиеся в США мониторы. Второй пароход— "Отважность" имел двойной деревянный корпус, между обшивками которого в качестве брони уста­навливался однометровый слой пробкового дерева. Пароход должен был вооружаться орудиями и ра­кетными пусковыми установками.

Его постройка давала возможность осуще­ствить предложенный К. А. Шильдером запуск ра­кет в связке, то есть теми пакетами, которые состав­ляют одно из общепринятых решений современно­го ракетостроения. "С помощью сих ракет, как по­казали опыты, можно метать с большой точностью 2-х, 3- х и 5-и пудовые бомбы", — писал изобретатель в 1830 г. военному министру. Так настойчивы­ми трудами и талантом выдающегося инженера были созданы предпосылки для развертывания в России новой судостроительной отрасли и принци­пиально новых систем морского оружия, которые могли бы ощутимо изменить соотношение сил с противником в предстоящих стране исторических испытаниях.

Конечно, многое требовало доработки, но ни одного технически непреодолимого препятствия не существовало. Даже со своими примитивными гребками-веслами лодка К. А. Шильдера уже пред­ставляла собой малоподвижную полупогружен­ную, а потому уже обладающую преимуществами скрытности грозную ракетно-минную батарею. В комплексе же с задуманными изобретателем паро­ходами обеспечения возможности лодки суще­ственно возрастали. Немало было возможностей и для повышения подвижности самой лодки.

Испытание на Неве в 1834 г. Б. С. Якоби пер­вого в мире, хотя и чрезвычайно маломощного (ок. 0,25 кВт) электрохода побудило К. А. Шильдера просить военного министра о привлечении П. А. Шиллинга к разработке системы электродвижешя для подводной лодки мощностью хотя бы 3 л.с. И будь у правительства понимание важности про­блемы, отпусти оно необходимые средства для ис­следований и экспериментов, найди и организуй энтузиастов уже стоящей на пороге рождения электротехники, и источники электроэнергии мог­ли бы появиться в мире гораздо раньше, чем это произошло в действительности. Ведь первая элек­тромагнитная машина с уже действовавшим кол­лектором была устроена физиком Кларком в 1833 г., а первые аккумуляторы появились в 1859 г. Нет никакой фантастики в том, что при должном при­ложении сил и средств решение проблемы могло бы, безусловно, ускориться.

Не безнадежны были и водометные движите­ли, ставшие возможными благодаря изобретению в 1838 г. А. А. Саблуковым центробежного насоса. Такой двигатель (понятно, с ручным приводом) уже в 1840 г. предлагал известный корабельный инженер С. О. Бурачок. Никаких препятствий не было и для оснащения подводной лодки обыкно­венной паровой машиной с уже хорошо известным в то время гребным винтом. Вполне реальным был и ручной привод к этому винту. Именно таким об­разом действовала появившаяся в 1850 г. подвод­ная лодка немецкого изобретателя В. Бауэра. Ему удалось увлечь своим изобретением великого кня­зя Константина Николаевича, который на соору­жение в 1855 г. в России усовершенствованной мо­дификации лодки выделил 74 тыс. руб. Это было в 2,5 раза больше, чем стоили все работы по лодке К. А. Шильдера.

Участники испытаний этой лодки, включая и Б. С. Якоби, вынуждены были с горечью отме­чать, что все "новшества", которыми так гордился Бауэр в своей лодке, были уже ранее осуществлены К. А. Шильдером и эпохе, столь бездумно обошед­шейся с великим изобретателем, требовалось лишь одно — правильная постановка задачи. Всякие были в России времена, всегда несладко жилось на ее земле людям, одержимым великими идеями и высоким талантом творчества. Но не было в ней более последовательного и бездушного умерщвле­ния талантов, чем это было при блаженной памя­ти императоре Николае Павловиче. Словно вся ис­торическая нечисть России из всех ее самых несча­стливых эпох собралась под крылом этого цар­ствования.

Рабы и льстецы, удостоенные личного дове­рия императора, тесной гурьбой переполняли все ступени государственной власти, топча и презирая всех, кто смел проявить хотя бы искру мысли, твор­чества и инициативы. Самые светлые умы, чтобы хоть что-то сделать для России, были вынуждены также идти на поклон и угождать вознесенным над ними бездарностям и невеждам. И вот уже граф Клейнмихель с легкостью помыкает отданными в его распоряжение талантливыми инженерами П. П. Мельниковым и Н. О. Крафтом — строителями Ни­колаевской железной дороги. Светлейший бездель­ник князь А. С. Меншиков вынуждает адмирала М. П. Лазарева угодничать перед ним и смиренно умо­лять о заказе парохода для Черноморского флота ("...Может быть, Ваша светлость, еще придумаете какое-нибудь средство к пополнению этого недо­статка нашего? А сберечь пароход на продолжительное время я сумею...").

Точно так же и К. А. Шильдеру приходилось ожидать решения судеб своих изобретений от воен­ного министра князя Чернышева, получившего эту должность лишь за особое усердие в сыске, дозна­ниях и казни декабристов. Леденящий холод повсе­местно насаждаемых императором реакции и само­довольного невежества сковал всю Россию, и толь­ко самому себе император оставил право мыслить и проявлять инициативу. Не пожелавший внять пат­риотическому порыву декабристов, до конца дней своих не переживший страх, вызванный этим вос­станием, Николай I ради сбережения неограничен­ного самодержавия не задумался принести ему в жертву все величие и будущее России.

Развращенный произволом крепостническо­го рабства, привыкший все новинки быта и техни­ки, не исключая и военных пароходов, бесхлопотно "выписывать из Англии", сугубо иждивенческий по своей сути, не озаренный ни малейшим проблеском творчества и инициативы (исключая, конечно, проектирована мундиров, шпицрутены и парады), режим графов Клейнмихелей, князей Меншиковых и Чернышевых был органически неспособен под­няться до высоты осознания сложности и глубины проблем развитая науки и техники. Они при этом развитии лишь присутствовали. Их ленивые умы отказывались воспринимать тот факт, что даже на передовом западе с его далеко опередившим Рос­сию промышленно-рыночным развитием изобрете­ния не рождаются сами собой. За каждым из них — долгие годы и десятилетия мучительного упорного труда, борьбы с невзгодами, конкурентами и косно­стью общества.

Император и его вельможи не хотели понять, что в России, где для изобретений практически не было научно-промышленной почвы, они могли со­стояться лишь путем затраты неизмеримо большей энергии, а их осуществление всегда нуждалось в поддержке государственной власти. Но эта власть, состоявшая почти исключительно из льстецов, не­вежд и казнокрадов в каждом изобретателе видела лишь помеху своему безбедному существованию. В лучшем случае — при благожелательном отноше­нии императора — изобретатель мог рассчитывать на некоторое денежное вспомоществование, позво­лявшее собственными силами провести еще не га­рантировавшие окончательного успеха опыты. О какой-либо дей­ственной государ­ственной коорди­нации трудов уче­ных, изобретате­лей, промышлен­ников, об оценке их перспектив, эффективности и планировании - что давало столь осязаемый ре­зультат при Петре I и в первые послереформенные годы — не было и речи.

Изобретате­ли были всегда предоставлены сами себе . И ког­да князю Черны­шеву наскучило возиться с проек­тами К. А. Шильдера, он, не утруждая себя раз­мышлениями, с легкостью переправил их в Морс­кое ведомство, которым правил один из любимцев трех императоров (двух Александров и Николая) светлейший князь Александр Сергеевич Менти­ков. Бывший юнкер коллегии иностранных дел, позднее, в 29 лет, генерал-майор по квартирмейстерской части, он по прихоти императора Нико­лая Павловича в 1828 г. был вдруг вознесен над всем сонмом заслуженных адмиралов и в чине контр-адмирала сделан начальником морского штаба его императорского величества.

Так началось унижение и деградация флота, который светлейший любимец привел к краху в Крымской войне. Одной из акций этого "инженера-любителя", как с внутренним, наверное, отвращени­ем вынужден был льстиво называть его М. П. Лаза­рев, стало и решение судьбы изобретений К. А. Шильдера. Поняв, что скорых лавров они не обеща­ют, а расходов потребуют, князь санкционировал вполне экономическое решение: передать лодку на иждивение изобретателя, предоставив ему право безвозмездно заниматься ее усовершенствованиями. Недостроенным остался ракетный пароход, а паро­ход "Отважность" за полцены продали с торгов.

Брошенный властью и принужденный искать средства частнопредпринимательской деятельнос­тью, К. А. Шильдер продал лодку на слом и пытал­ся организовать пароходную компанию. Побывав в 1847 г. для переговоров о заказе на известном шведском заводе Общества Мотала, он узнал, что шведы, оказывается, уже готовы и даже частично начали осуществлять идеи его "ракетно-фугасных" пароходов. В Карскроне они строили быстроходный винтовой пароход с двумя палубами, из кото­рых одна "баррикадирована до ватерлинии, а дру­гая обыкновенная для помещения артиллерии". Выражая готовность построить подобный пароход и для России, шведы гарантировали его неуязви­мость от прицельных выстрелов орудий самых больших калибров.

Проектируют в Швеции и пароходы, у кото­рых палубы устроены "наравне с горизонтом воды". В мирное время они могут употребляться "для обыкновенной морской службы", а в военное время они будут превращаться "в ракетные и мин­ные пароходы", действующие преимущественно в ночное время. Нетрудно было сообразить, что по­добные полупогруженные пароходы с их ракетами и минами были способны стать тем грозным ору­жием, которое могло заставить иностранные фло­ты воздержаться от приближения к берегам России.

Надеясь на развитие этой многообещающей отрасли, глава фирмы Мотала (создатель одного из известных в то время типов гребных винтов) обе­щал К. А. Шильдеру сохранить в тайне их перего­воры. Заказ новых пароходов в Швеции или нала­живание постройки с помощью шведов пароходов в России, их усовершенствование могли обеспечить прочную базу как для создания подводных лодок, так и для ракетных и минных пароходов.

Шанс опередить мировые державы был впол­не реален. Но император не загорелся спасительной для флота идеей и письмо К. А. Шильдера и запис­ку Карлзунда переправил своему верному соратни­ку — князю С. А. Меншикову. А тот тем же поряд­ком — делами флота "светлейший" интересовался еще меньше, чем император — "спустил" инициативу К. А. Шильдера в "Пароходный комитет". Дей­ствуя в стиле эпохи: "рассматривать", но не брать на себя никакой ответственности, высказываться, но не проявлять инициативы, комитет признал, что, вообще-то говоря, предполагаемые суда можно признать "достигающими своей цели".

Но вместо того чтобы, не теряя времени, об­судить возможное проектное задание и реальный состав вооружения подобных пароходов, оценить их роль и место в составе флота, дать задание кора­бельным инженерам проработать проект, ученое собрание поступило так, как во всяком присут­ственном месте поступали с просителем, — от него затребовали "справки". Комитету, видите ли, нуж­ны были "более положительные данные о предлага­емых Карзундом судах", которые позволили бы ко­митету "сделать положительное заключение, могут ли упомянутые суда быть с пользой применены для нашей морской службы".

Так морская бюрократия понимала свой пат­риотический долг перед отечеством. Достославную эту бумагу 7 февраля 1847 г. подписали весьма ува­жаемые нынешними историками персонажи: Петр Рикорд (председатель комитета), граф Логгин Гейден, Ефим Путятин, Готлиб Глазенап и еще некто по имени Владимир, чья фамилия в документе неразборчива.

Но справок от К. А. Шильдера, похоже, и запрашивать не стали. Уже 28 февраля князь А. С. Меншиков, слово в слово перелагая содержание бу­маги, сочиненной в Пароходном комитете, в сек­ретном отношении от 28 февраля военному мини­стру отписывал: "Впрочем, неудовлетворитель­ность произведенных до сего времени опытов над подводным плаванием, по мнению особого комите­та, мало подает надежд на успех и в этом случае". Замечательно, что о ракетах и минах "светлейший" даже не вспоминал.

Бездарно была погублена и жизнь К. А. Шильдера. 11 июня 1854г. он погиб от ранений при оказавшейся ненужной для войны осаде крепости Силистрия. Последователей инженера- патриота в русском флоте не нашлось, и инициативы его до флота, похоже, даже не были доведены. "Светлей­ший" очень любил таинственность и секреты, кото­рыми так было удобно скрывать гнилость режима. Мины в разразившейся вскоре Крымской войне применялись только в качестве пассивного оружия. О ракетах было забыто, а инициатива активного применения мин была перехвачена флотом США.