Послесловие
В большинстве работ, посвященных гибели «Новороссийска», на первый план выходит версия подрыва этого линкора итальянскими диверсантами. Не считая возможным однозначно стать на сторону этой версии (как и версии о случайном подрыве на мине), хотелось бы высказать некоторые соображения, которые ее сторонники (Б.А.Каржавин, Н.А.Черкашин и другие) почему-то не принимают в расчет.
1. Любое участие государственных структур Италии (ВМС, разведка и т.п.) в этой акции, а также сокрытие от мировой общественности информации о подготовке диверсии частными лицами означало бы в тех условиях объявление войны, которая, естественно, вырастала в третью мировую. Риск «засветиться», как на стадии подготовки, так и на стадии выполнения такой диверсии, был достаточно велик, особенно учитывая активность советской разведки, влияние итальянской компартии и традиционное неумение этой страны хранить военные секреты. Подготовку к подобной операции следовало держать в тайне даже от союзников, которые тогда, особенно США, вникали во все военные дела Италии. Для США это также означало опасность в случае провала быть втянутыми в войну. В случае же успеха эффект не имел никакого военного значения (как, например, Порт-Артур или Перл-Харбор) вследствие полной боевой непригодности объекта атаки, а носил бы чисто морально-политический характер. А из-за морального удовлетворения группы воинствующих недобитых итальянских фашистов никто не стал бы «городить огород».
2. Акция могла быть подготовлена в тайне от государства на деньги частных лиц (большие деньги, которые не каждый, даже жаждущий морального удовлетворения фашист рискнул бы вложить). Но и в этом случае пришлось бы сохранять полную секретность. Интереса ради можно пофантазировать и на тему «Участие сицилийской мафии в гибели линкора «Новороссийск». Написать можно даже больше, чем о Боргезе(По версиям Н.А.Черкашина и Б.А.Каржавина— возможный организатор диверсии. В годы войны он был командиром 10-й флотилии MAS (диверсионно-штурмовые средства ВМС Италии)). Смущает только финансовая сторона дела — стала бы мафия на это тратить деньги?
3. Для удачного минирования корабля в охраняемой гавани необходимо собрать полную информацию о режиме охраны, местах стоянки, выходах кораблей в море и т.п. Собрать такую информацию без резидента с радиостанцией в Севастополе или где-то рядом (а получается, что это должен быть личный резидент Боргезе или же подкупленный им агент разведки какой-либо из западных держав) невозможно. Вряд ли в условиях закрытости Севастополя такой агент мог бы существовать и к тому же активно действовать, а идти на подобную акцию вслепую не рискнул бы и сам Боргезе. Все аналогичные операции в ходе второй мировой войны проводились только после получения всей необходимой информации.
4. Как теперь выясняется, проникнуть в Севастопольскую бухту в 20-х числах октября 1955 года карликовая подлодка могла бы без большого труда. Но требовалась уверенность в том, что боновые ворота будут открыты; что РЛС наблюдения за морем — ремонтироваться; что не будет организован надлежащий патруль ПЛО, а «Новороссийск», выйдя в море, вернется к вечеру и станет на бочку, кстати, не на свою штатную. Как могли участники диверсии все это узнать? Конечно, можно было рискнуть, но такой риск оправдан только в военное время.
5. Допустим, они все-таки рискнули. Прошли в бухту и, неоднократно подвсплывая для визуального наблюдения (а как без этого найти нужный корабль ночью, не зная заранее, где он стоит?), подошли к «Новороссийску». Но почему заряд подвесили к носовой части линкора, а не в самом уязвимом месте — под погребами или механизмами, где их работа облегчилась бы наличием скуловых килей? (Кстати, именно отсутствие скуловых килей на авианосце «Аквила» не позволило тем же итальянским подводным диверсантам подвесить заряды на его корпус — их просто положили на дно гавани, и их взрыв не потопил корабль, на котором даже отсутствовал экипаж, чтобы бороться за живучесть.) Со стороны опытных боевых пловцов (а только такие люди могли быть привлечены к диверсии), к тому же хорошо знавших бывший итальянский линкор, наивно было предполагать, что он погибнет от пробоины в самом носу. Это ведь плохое знание характеристик корабля, глубины и качества грунта на дне бухты и неправильная организация борьбы за его живучесть привели к столь трагическому финалу. Пробоина вне броневой цитадели не может привести к гибели такого корабля, даже если его спасением вообще не заниматься. Другое дело, если корабль неправильно спроектирован, и потеря запаса плавучести в носу приводит к потере остойчивости, или сдают хилые переборки, позволяя воде распространяться по всему кораблю. Итальянцы знали, что этот линкор имел плохое разделение на отсеки, недостаточную остойчивость и был практически беззащитен от взрывов под днищем. Чтобы пустить его на дно, действительно было достаточно одного 1000-кг заряда, но размещенного никак не в оконечности. «Тирпиц», заминированный англичанами с помощью карликовых подлодок, почти без последствий выдержал два аналогичных взрыва. Правда, немцы умели строить боевые корабли, а у итальянских с живучестью всегда были проблемы: Боевые пловцы в 1955 году не могли не знать о результатах своих коллег в годы войны, когда корабль-цель из-за неправильно установленного заряда не тонул. Закладывая заряд (возможно, с магнитной «липучкой», чему способствовало чистое днище линкора, не так давно вышедшего из ремонта) в носовой части, диверсанты рисковали свести на нет все свои усилия. Можно предположить и то, что они просто ошиблись на десяток-другой метров, пытаясь прикрепить заряд под погребами.
6. Бытует версия о наличии заряда внутри корабля — как раз в носовой части. Но она опровергается характером пробоины (края загнуты внутрь корпуса). К тому же сложно рассчитывать на то, что итальянцы могли успеть заминировать корабль перед передачей его СССР, не оставив при этом свежих следов. А предположение о минировании во время капитального ремонта в 1933 — 1937 годах лишено здравого смысла: как можно воевать на корабле с заложенной взрывчаткой?! Все же публикации в тогдашней итальянской прессе о возможном взрыве линкора на переходе в СССР скорее всего были результатом бессильной злобы. И вспомнилось о них только тогда, когда случилась катастрофа. Заявления об обнаружении магнитной мины у бывшего итальянского же крейсера «Керчь» после катастрофы с «Новороссийском» психологически объяснимы: после гибели «Петропавловска» на мине у Порт-Артура всем на эскадре в каждом предмете на воде виделся перископ подводной лодки. После гибели «Императрицы Марии» все не вполне объяснимые происшествия на флоте рассматривались исключительно через призму возможной диверсии. Известно и множество других примеров.
7. Ссылки на итальянских морских офицеров, которые кому-то заявляли о своем участии в потоплении «Новороссийска», также бездоказательны. Информация о гибели линкора просочилась за границу довольно быстро, и не нужно быть очень сообразительным, чтобы в целях саморекламы не воспользоваться такой возможностью. Тем более что угрозы подорвать этот корабль высказывались неоднократно. И в случае с «Императрицей Марией» имеется по крайней мере несколько признаний германских агентов, что именно тому или другому из них «принадлежит честь» быть исполнителем (или организатором, а то и тем и другим) этой акции.
8. В нынешних условиях, когда раскрыты многие неприятные страницы в международных отношениях (даже более страшные и подлые, чем возможная севастопольская диверсия 1955 года), вряд ли есть смысл итальянской стороне опасаться за какие-либо последствия, если она раскроет «тайну» гибели линкора «Новороссийск». И если итальянцы до сих пор ничего не говорят, то, может быть, они здесь и ни при чем? Возможно, эта тайна так и останется нераскрытой, как и загадка гибели «Императрицы Марии». Хотя здесь остаются всего две возможные версии, а не три.
Думается, нечто подобное с этим кораблем должно было произойти. Например, при назначении его на Север вместо возвращенного англичанам «Архангельска» (кстати, более «молодого» по возрасту) «Новороссийск» мог вообще опрокинуться в штормовом море. У него мог взорваться боезапас, который у итальянцев никогда не отличался хорошим качеством. При любой аварии борьба за живучесть затруднялась бы отсутствием техдокументации, незнанием подлинных характеристик остойчивости и плавучести, совершенно отличным от отечественной практики устройством, принципом действия и расположением приборов и систем. Конечно, со временем все это можно было освоить и исправить под свои требования. Но стоило ли тратить на это силы и время? Ни одна страна в то время не вводила в строй своих ВМС крупные трофейные корабли, даже новые, поскольку затраты на их освоение были велики, а эффективность такого «инородца» как боевой единицы все равно оставалась низкой.
И если говорить о причинах трагедии, то, кроме непосредственных виновников — комфлота, члена военного совета флота, а также и.о. командующего эскадрой, и.о. командира корабля и других (все они в разной степени ответственны за гибель корабля и сотен людей), нужно обязательно вспомнить о главной ошибке, сыгравшей роковую роль в судьбе корабля, — включении его в состав действующего флота. Ведь это был устаревший и неудачный корабль, в котором изначально в жертву не бог весть какой скорости хода принесли и плохое разделение на отсеки, и недостаточную защиту, и общую слабость конструкции, чем всегда грешили итальянцы. Бронирование его, рассчитанное на противостояние 305-мм снарядам, оказалось слабым уже в годы первой мировой войны, а при модернизации его так существенно и не улучшили. Зато добавление брони и башен среднего калибра в верхней части корпуса значительно снизило остойчивость. Орудия главного калибра образца 1909/1934 года, бывшие в годы второй мировой войны самыми «мелкими» среди линкорных (немецкие линейные крейсера типа «Гнейзенау» не в счет, поскольку установка на них 280-мм орудий являлась временной мерой, обусловленной политическими причинами) и обладавшие наихудшими баллистическими характеристиками, в советском флоте стали самыми большими за всю его историю. 320-мм снарядов наша страна никогда не производила, но они и не были нужны — расстреляв весь имеющийся в погребах боезапас, с которым корабль передали СССР, «Новороссийску» пришлось бы сменить изношенные стволы. Наличие всего одного поста управления огнем главного калибра и слабые средства ПВО также делали этот корабль ущербным по сравнению с другими линкорами. Фактически «Новороссийск» был совершенно непригоден для современного морского боя и мог выполнять только функции учебного судна(Есть сведения, что сохранение линкора в строю обуславливалось желанием готовить на нем экипажи для намеченных к постройке тяжелых крейсеров проекта 82. Но без соответствующих переделок вряд ли он подходил для этой цели лучше, чем недавно введенные в строй крейсера проекта 68-бис. К тому же в 1955 году постройку тяжелых крейсеров, последних крупных кораблей грандиозной сталинской программы океанского флота, уже отменили). Эксплуатация его без части вооружения, брони и боезапаса оказалась бы куда более безопасной, и в таком качестве он вряд ли бы стал предметом внимания даже самых отъявленных итальянских национал-патриотов.