«Версальский барьер»

 

Первая мировая война закончилась полным разгромом германского флота. Самые современные его корабли были затоплены экипажами в Скапа-Флоу, все относительно боеспособные единицы из числа оставшихся — розданы противникам и в большинстве своем отправлены на слом. Фактическое состо­яние дел победившие союзники закре­пили юридически. По условиям мирного договора, подписанного в 1919 году в Версале, Германии разрешалось иметь только 6 старых броненосцев, 3 типа «Дойчланд» («Шлезиен», «Шлезвиг-Голь­штейн», «Ганновер») и 3 типа «Брауншвейг» («Брауншвейг», «Эльзас» и «Гессен»). Еще 3 старых додредноута — «Церинген», «Лотринген» и «Пройссен» — оставались в качестве учебных и кораб­лей-целей на условиях разоружения. Мало отличавшиеся по техническим дан­ным, они могли составить однородную эс­кадру. По задумкам членов Антанты мощь ее казалась достаточной для соблюдения баланса на Балтике; в частности, немцы вполне могли противостоять флоту Совет­ской России, находившемуся в столь же печальном состоянии после гражданской войны и разрухи. С другой стороны, бро­неносцы Веймарской республики явля­лись совершенно несерьезным противни­ком для любой морской державы из чис­ла победителей. Далее, запрещалось иметь на кораблях орудия свыше 11 дюй­мов (280 мм); 12-дюймовки дозволялись только для береговой обороны.

Версальский договор не только фик­сировал послевоенное состояние флота, но и предусматривал очень жесткие меры на будущее. В классе «линкоров» немцам разрешалось иметь в строю не более 6 судов, причем новые единицы не долж­ны были превышать по водоизмещению 10 000 «длинных» тонн. При этом замена одного корабля другим разрешалась не ранее истечения 20-летнего срока служ­бы первого, считая с момента спуска.

Ограничения Версальского договора казались союзникам безусловно доста­точными. Однако они не заметили, что оставляют в, казалось бы, сверхнадеж­ном «заборе», огородившем немецкий флот, несколько брешей. Во-первых, чрезмерная осторожность привела к тому, что в списках остались только очень старые суда додредноутского типа, спу­щенные на воду в 1902 — 1906 годах. Это означало, что уже с 1922 года Германия могла начать замену кораблей, а в 1926 году полностью обновить состав линей­ного флота. Если бы победители рискну­ли оставить в составе послевоенных гер­манских ВМС более новые единицы из числа уцелевших — например, ранние дредноуты, — то сроки перевооружения отодвинулись бы на начало 30-х годов. Такие корабли все равно не стали бы серьезными соперниками для находив­шихся в строю, а тем более для строя­щихся сверхдредноутов, но они могли бы поглотить значительные средства небо­гатой в те времена Веймарской респуб­лики на модернизацию. Однако желание победителей (прежде всего — Франции, имевшей не очень сильный флот и тра­диционного соперника на Средиземном море в лице Италии) полностью низвес­ти бывшего врага пересилило столь тон­кие рассуждения. Морские эксперты Ан­танты считали, что в любом случае бу­дет легко парировать постройку новых германских судов созданием аналогичных своих. Ввиду практической невоз­можности создать в пределах 10 000 т водоизмещения одновременно защи­щенный, скоростной и хорошо вооружен­ный корабль предельный калибр пушек будущих «германцев» не ограничивался. Указанные соображения можно было бы признать вполне разумными, однако всего через пару лет мировое военное кораблестроение свернуло с вольной дороги и попало в рамки договорных ог­раничений. Вашингтонский договор 1922 года практически заморозил постройку новых линейных кораблей, каждый из ко­торых приобрел особую ценность, а сле­дующий по мощи класс крейсеров был ограничен не только водоизмещением (теми же 10 000 т), но и максимальным калибром орудий (203 мм). В результате побежденные получили редкую возмож­ность создавать свои боевые единицы в условиях менее жестких ограничений, чем сами победители. Более того, если бы немцам удалось создать проект, уг­рожающий существующему равновесию сил, бывшим союзникам пришлось бы тратить драгоценный линкорный тоннаж на то, чтобы парировать такой выпад.

Германские военно-морские круги не могли не попытаться использовать от­крывшийся шанс. Мысли о замене броненосцев-додредноутов появились уже в самом начале 20-х годов, когда ни фи­нансы, ни экономика еще не позволяли приступить к практической реализации задуманного. Для выбора типа нового корабля предстояло прежде всего опре­делиться с возможными противниками. Послевоенная Германия недостатка в них не имела. С востока с ней граничила вновь воссозданная Польша, причем Данцигский коридор отсекал Восточную Пруссию, являясь постоянным «нарывом», который в любой момент мог прорваться военным столкновением. С запада лежа­ла Франция — традиционный враг, оккупи­ровавший левый берег Рейна. В число по­тенциальных неприятелей попадала и Со­ветская Россия, и Бельгия, и даже север­ные соседи — Швеция и Дания. Все эти страны (кроме Франции) имели флоты ог­раниченной боевой мощи, состоявшие из более или менее устаревших кораблей с орудиями, не превышающими по калибру 11 — 12 дюймов. Что касается Франции, то немецкие морские теоретики считали, что она не рискнет посылать на Балтику свои дредноуты (которых после гибели «Франс» в 1922 году оставалось в строю только 6), ограничившись более старыми «переход­ными» броненосцами типа «Дантон». По­этому наиболее резонным с этой точки зрения выглядел сильно вооруженный малый броненосец с орудиями максималь­ного калибра.

В 1923 году был проработан предва­рительный проект II/10 на максимально возможное водоизмещение 10 000 т и скорость 22 узла. Главное вооружение состояло из четырех 380-мм пушек. Вер­тикальное бронирование для корабля такого размера выглядело вполне вну­шительно: пояс в пределах цитадели имел толщину 200 мм. Правда, на про­чие статьи нагрузки оставалось совсем немного. Бронирование палубы (30 мм) не соответствовало послевоенным стан­дартам, а средняя и зенитная артилле­рия оказались сведенными до миниму­ма (по 4 орудия). Тем не менее, подоб­ный броненосец имел шанс надолго стать «хозяином Балтики», поскольку за­метно превышал по силам любой корабль Скандинавских стран и стал бы опасным противником для французских «дантонов». При полной замене 6 додредноутов на новый тип Германия имела шанс на определенное восстановление своей роли в качестве европейской морской державы. Однако именно в этой форму­лировке и таится причина ее отказа от броненосца-монитора. Наличие полубака не компенсировало малую мореходность короткого и широкого корабля с низким бортом, который мог эффективно исполь­зоваться только вблизи берегов. Низкий борт диктовался огромным весом пары двухорудийных 15-дюймовых башен, их просто нельзя было приподнять выше без угрозы для остойчивости. Конструкторы перепробовали большое число вариантов вооружения, защиты и скорости, но из данной схемы реально ничего выжать не удавалось. По официальной версии пред­ставителей флота не удовлетворяла за­щита, однако главной причиной стало нежелание ограничивать свои возможнос­ти рамками береговой обороны. Всего через 5 лет после крушения военные кру­ги подумывали о грядущем восстановле­нии роли страны как мировой державы.

Альтернативой сильно вооруженному и медленному броненосцу стал 10000-тонный крейсер. Немецким конструкто­рам принадлежит пальма первенства в разработке вполне приемлемого проекта «вашингтонского» крейсера, эскизные чертежи которого появились в начале 1923 года. Ввиду недостатка времени и средств инженеры сильно не мудрство­вали, просто увеличив в размерах пос­ледний вариант своего легкого крейсе­ра и разместив на нем 4 двухорудийные башни (проект I/10). Получился увели­ченный «Эмден», практически неотличимый по внешнему виду от первого про­екта этого корабля, но с заменой 150-мм орудий на 210-мм. Силовая установ­ка состояла из двух турбин общей мощ­ностью 80 000 л.с., что позволило бы достичь 32-узловой скорости. Вновь мо­ряки остались недовольными защитой, состоявшей из 80-мм пояса и 30-мм па­лубы со скосами к нижней кромке бор­товой брони, хотя, как показала история, эти данные выглядели просто замеча­тельно на фоне «жестянок» — 8-дюймо­вых крейсеров первого поколения всех основных морских держав - Англии, Франции, США и Италии. Более того, когда Германия вновь вернулась к вопро­су о тяжелом крейсере, итогом много­летних усилий стал «Адмирал Хиппер», имевший формально те же основные ха­рактеристики, в частности, бронирова­ние. Конечно же, оборудование корабля конца 30-х годов сильно отличалось от возможного оснащения «версальского» крейсера, однако мало сомнений в том, что немцам удалось бы на практике создать весьма удачный вариант и в конце предыдущего десятилетия. Но отказ от него также вполне объясним: даже хо­роший 8-дюймовый крейсер становился всего лишь одним из многих единиц это­го класса в мире и не мог существенно угрожать морскому могуществу бывших противников. С другой стороны, такой океанский корабль казался малополез­ным для обороны собственных берегов, поскольку вести бой с любым линкором, даже из числа додредноутов, он не мог. Усилия проектантов зашли в тупик, и интенсивность работ в последующие два года резко упала. Требовалось свежее решение, становившееся все более яс­ным по мере появления сведений о пер­вых «вашингтонских» крейсерах. Новый толчок разработки получили в конце 1924 года, когда к руководству флотом при­шел адмирал Зенкер, бывший командир «Фон-Дер-Танна» в Ютландском бою. Пересмотр ранних вариантов привел к выводу, что следует избрать калибр, про­межуточный между 150-мм и 380-мм, и подобрать скорость и защиту таким образом, чтобы будущий «броненосец» мог легко уходить от 20 — 23-узловых линей­ных кораблей и столь же легко брать верх в поединке с 8-дюймовым крейсером, а при необходимости — вступать в бой и с более существенным противником — например, с тем же «Дантоном». Так ро­дилась идея «карманного линкора», по сути своей такого же «договорного» кораб­ля, как «вашингтонские» крейсера. Оста­валось только грамотно реализовать ее.

Дело осложнялось тем, что пробле­ма заключалась не просто в выборе ка­либра, а еще и в практической возможности изготовления орудий. Главный и единственный производитель тяжелой артиллерии флота Крупп потерял боль­шую часть своих заводов, находившихся в Рурской области, оккупированной французскими войсками по условиям того же Версальского мирного догово­ра, и мог гарантировать поставку не бо­лее чем одного ствола калибром 280 — 305 мм в год. Суровая реальность за­ставила конструкторов двумя годами раньше использовать в своих проектах уже имевшиеся в наличии 210-мм и 380-мм пушки. Все это грозило стать наибо­лее существенным препятствием на пути воплощения в металле идеи «карманни­ка», однако немцы еще до Гитлера продемонстрировали отличное политическое чутье, включив головную единицу в бюд­жет 1926 года — невзирая на то, что во­прос об артиллерии главного калибра оставался открытым как по выбору ка­либра, так и по производственным во­просам. Действительно, уже в июле 1925 года Франция вывела войска из Рурской области, а вопрос о согласии бывших союзников по Антанте на 11-или 12-дюймовый калибр для германских кораб­лей более не возникал.

Однако на пути реализации проекта оставались препятствия финансового и «идеологического» характера. 1926 год пришлось пропустить: вместо «броненос­ца» был заказан легкий крейсер «Кельн» и 3 эсминца. Вместе с тем прошедшие в том же году общефлотские маневры поз­волили наконец определиться с главной артиллерией. Высшие офицеры, ранее настаивавшие на 305-мм калибре, как минимально приемлемом, убедились, что скорость корабля и удобства управления огнем являются более важными такти­ческими параметрами. Все возражения против 280-мм пушек были сняты, и даль­нейшее проектирование велось уже толь­ко на основе 6 орудий этого калибра. Разработанный в том же 1926 году про­ект I/M/26 имел все основные признаки будущего «карманного линкора» — две трехорудийные башни в оконечностях и 28-узловую скорость. Более того, он по ряду аспектов выглядел предпочтитель­нее появившегося впоследствии реаль­ного корабля. В частности, толщина по­яса составляла 100 мм, а в качестве второго калибра предполагалось иметь во­семь 120-мм (затем 127-мм) универсальных орудий, из которых на каждый борт могли стрелять 6. Очертания корпуса выглядели более «крейсерскими»: полу­бак в носу имел характерный для совре­менных судов подъем, а форштевень — значительный наклон. Передняя башня была заметно сдвинута в корму, а задняя размещалась на верхней палубе (полу­бак кончался перед ее барбетом).

Увы, столь красивые на бумаге суда редко удается полностью осуществить в металле. Вскоре выяснилось, что проект «не влезает» в 10 000 т и необходимо чем-то жертвовать. Вместе с тем посту­пили первые (как обычно — противоречи­вые) требования от ВМФ. В результате многочисленных переработок, выполнен­ных в следующие полтора года под ру­ководством инженера доктора Пауля Прессе, очертания корпуса заметно из­менились: он стал более «приземистым», лишился эффектного и весьма практич­ного с точки зрения мореходности носа, зато кормовая башня поднялась на па­лубу выше. Проработка расположения дизелей привела к тому, что передняя башня заметно сдвинулась в нос, увели­чивая длину цитадели. Весьма сущес­твенные изменения претерпело вспомо­гательное вооружение. Флотские круги настояли на включении в его состав 150-мм орудий и 88-мм зенитных пушек вмес­то куда более логичного и перспектив­ного единого универсального калибра. Столь консервативное решение стало одной из характерных (и несомненно от­рицательных) черт всех последующих немецких линейных кораблей, но особен­но зримо его недостатки просматрива­лись в ограниченных по размерам «кар­манных линкорах». Средняя часть корпу­са оказалась буквально загроможденной вооружением, защита которого ограни­чивалась легкими щитами. Флот насто­ял также на торпедных аппаратах: при такой компоновке их удалось разместить только на верхней палубе позади задней башни. Пострадало и бронирование: тол­щина главного пояса уменьшилась со 100 мм до 60 мм; правда, радикально изме­нилась сама схема защиты, подробнее описанная ниже.

Большой промежуток времени, про­шедшего между составлением предва­рительного эскиза I/M/26 и принятием окончательного проекта «броненосца А», вызван не только причинами инженерно­го характера. Финансирование нового строительства хотя и шло бурными темпами (с 30 млн. марок в 1924 году до примерно 70 млн. в 1927-м), но все еще оставалось недостаточным для полной реализации всей кораблестроительной программы. Постройку корабля удалось профинансировать только к 1929 году. Заказ на «броненосец А» был выдан фир­ме «Дойче Верке» в Киле 17 августа 1928 года, а его официальная закладка состо­ялась в следующем году 9 февраля под заводским номером 219. Постройка это­го во многом пионерского корабля, ко­торой руководил директор отдела кораблестроения Лофлунд и его помощники Мальзиус и Зенст, протекала в среднем темпе. За спуском корпуса на воду 19 мая 1931 года последовала достройка на пла­ву, затянувшаяся еще на 2 года. Корабль, получивший громкое имя «Дойчланд», был принят комиссией 1 апреля 1933 года, но еще изрядное время проходил испытания с последующими доделками. Между тем потенциальные противни­ки Германии не могли остаться равно­душными к его созданию. Наиболее сильной оказалась реакция Франции, где в спешном порядке готовился ответный проект — 17 000-тонный «линейный крей­сер» с вооружением из шести 305-мм орудий в трех башнях и броней 150 мм. Извечный противник стремился упредить возможную опасность: чертежи «броне­носца А» только проходили стадию при­емки, когда французы уже подумывали о размещении заказа на первый такой корабль, который планировалось ввести в строй в 1931 году, то есть одновремен­но с предполагаемой готовностью пер­вого немецкого корабля! Помимо того, что «ответный ход» во многом смахивал на блеф, вновь политические обстоятель­ства оказались на стороне Германии. В соответствии с протоколом Лондонской морской конференции 1930 года мора­торий на постройку новых линкоров был продлен на 5 лет, а общий тоннаж «ва­шингтонских» крейсеров резко ограни­чен. Хотя Франция и Италия отказались подписать соглашения (главным предло­гом оставалась именно постройка «кар­манных линкоров» Германией), им при­шлось считаться с мнением более сильных держав. В итоге французский ответ вылился в создание «Дюнкерка» и «Страсбурга», безусловно превосходив­ших «Дойчланд» по всем параметрам, однако значительно более дорогих и к тому же ориентированных на других про­тивников. Веймарская республика не дрогнула и продолжала постройку вто­рого «броненосца В», мотивируя свое решение тем, что даже при полном осу­ществлении программы немецкий флот не сможет угрожать своим соседям. От­каз от «карманных линкоров» немцы были готовы дать только в ответ на исключение из составов флотов всех стран подводных лодок и уничтожение бом­бардировочной авиации. Несомненна лукавость столь нереального предложе­ния, однако провокация сыграла свою роль. Постройка серии продолжалась. Вторая единица, будущий «Адмирал Шеер», была заказана в начале 1931 года. Закладка на государственной во­енно-морской верфи в Вильгельмсхафене состоялась 25 июня того же года. Стапельные работы заняли практичес­ки столько же времени, как и в случае головного корабля, но достройка на пла­ву происходила значительно быстрее.

Далее в осуществлении программы строительства «броненосцев» наступила некоторая пауза. Хотя предварительны­ми планами закладка следующей едини­цы предусматривалась на начало 1932 года, заказ на «корабль С» не был вы­дан до августа. Руководство флотом не могло не отреагировать на скорое появ­ление на сцене «дюнкерков». Рассмат­ривалось несколько вариантов измене­ния проекта, позволявших хотя бы отчас­ти парировать угрозу со стороны абсо­лютно превосходящего противника. Са­мым очевидным решением являлось уве­личение скорости до 30 — 31 узла, что в теории позволяло если и не уйти от про­тивника, то хотя бы и не сближаться с ним. Однако реализовать идею казалось возможным только за счет вооружения, которое уменьшалось до восьми или де­вяти 210-мм орудий. Тем самым замы­кался порочный круг с возвратом к не­когда полностью отвергнутому проекту 1/10. Напротив, усиление вооружения приво­дило к тому или иному варианту броне­носца-монитора. В итоге было принято вполне мудрое решение — строить третий корабль по тому же основному проекту с внесением изменений, родившихся в ходе создания предшествующих единиц.

18 августа 1932 года был наконец выдан заказ, а 1 октября «броненосец С» заложили на госверфи в Вильгельмсхафене на стапеле, освободившемся пос­ле спуска «Шеера». Последний «карман­ный линкор» получил следующий за сво­им систершипом построечный номер 124. 6 января 1936 года «Адмирал граф Шпее» вошел в состав флота Германии.

 

Корабль

Место постройки

Заложен

Спущен на воду

Вступил в строй

«Deutschland»

Киль

9.2.1928

19.5.1931

1.4.1933

«Admiral Scheer»

Вильгельмсхафен

25.6.1931

1.4.1933

12.11.1934

«Admiral Graf Spee»

Вильгельмсхафен

1.10.1932

30.6.1934

6.1.1936