Уроки трагической ночи
В ноябре 1903 года Тихоокеанская эскадра получила последнее серьезное подкрепление: в Порт-Артур прибыли броненосец «Цесаревич» и броненосный крейсер «Баян». Это настолько воодушевило наместника на Дальнем Востоке адмирала Е.И.Алексеева (являвшегося главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами края), что на состоявшемся 18 декабря совещании он предложил немедленно выйти всей эскадрой в море и в районе главной базы японского флота Сасебо «устроить неприятелю второй Синоп». Изумленные адмиралы О.В.Старк и В.К.Витгефт (начальник морского штаба наместника) с трудом уговорили своего начальника подождать прихода броненосца «Ослябя» и крейсеров «Аврора» и «Дмитрий Донской», находившихся пока еще в Средиземном море...
Между тем, война надвигалась со всей неотвратимостью. Переговоры русских и японских дипломатов о сферах влияния в Корее зашли в тупик. Между Петербургом и Токио шел непрерывный обмен нотами, тон которых становился все более и более угрожающим. Уступать ни одна из сторон не хотела.
18 января 1904 года адмирал Алексеев отдал приказ всем судам эскадры немедленно начать кампанию. На «Ретвизане» подняли вымпел, и на следующий день с полной водой (Выход из порт-артурской бухты для больших кораблей был доступен лишь во время прилива) броненосец вышел на внешний рейд. Здесь Щенснович получил пакет с секретным приказом, предписывавшим в любой момент быть готовым к дальнему походу.
Ранним утром 21 января эскадра снялась с якоря и взяла курс на полуостров Шантунг. Корабли шли в кильватерной колонне: впереди — крейсера, за ними — броненосцы. Два отряда миноносцев держались отдельно, а минные транспорты «Амур» и «Енисей» шли позади на расстоянии соответственно в 15 и 30 миль от эскадры: они выполняли роль ретрансляторов для поддержания радиотелеграфной связи с Порт-Артуром. Около 16.00 головному крейсеру «Аскольд» открылся Шантунгский маяк, после чего был получен приказ наместника возвращаться назад. В 5.00 22 января эскадра стала на якорь в заливе Даляньвань, а днем перешла на порт-артурский рейд.
По утверждению адмирала Алексеева, целью этого плавания являлось «упражнение личного состава в эскадренном плавании и маневрировании», а также испытание радиосвязи. Насколько это удалось выполнить, сказать трудно: по воспоминаниям Э.Н.Щенсновича, никакой отработки маневрирования в тот день не проводилось. Однако в развитии дальнейших событий поход к Шантунгу сыграл роковую роль...
Известие о том, что русская эскадра в полном составе ушла из Порт-Артура в неизвестном направлении, не на шутку встревожило Токио. Японцы опасались, что они могут быть застигнуты врасплох и все их планы военных действий окажутся нарушенными. Поэтому на чрезвычайном совещании, состоявшемся под председательством микадо, приняли решение безотлагательно начать войну. 22 января Япония отозвала своего посланника из Петербурга, а на следующий день командующий Соединенным флотом вице-адмирал Хейхатиро Того получил приказ о начале боевых действий против России.
До сих пор историки гадают о причинах той необъяснимой беспечности, с которой командование русского флота встретило войну. Несмотря на разрыв дипломатических отношений с Японией, корабли порт-артурской эскадры продолжали находиться на внешнем рейде по диспозиции мирного времени — в четыре линии, с зажженными якорными огнями и без противоторпедных сетей. Даже в ночь на 27 января, когда японские миноносцы с заряженными торпедными аппаратами уже легли на боевой курс, над внешним рейдом сверкало море огней: на «Полтаве», «Победе» и «Диане» при ярком свете электрических люстр шла погрузка угля, а от «дежурных по освещению» «Ретвизана» и крейсера «Паллада» во все стороны расходились прожекторные лучи...
Как это ни парадоксально, но нападение японцев для наших моряков оказалось абсолютно неожиданным. В 23.33 вахтенный начальник броненосца «Ретвизан» лейтенант А.В.Развозов внезапно обнаружил в луче прожектора два четырехтрубных миноносца, совершавших боевой разворот. Он немедленно пробил сигнал «отражение минной атаки», но было поздно: головной «истребитель» 1-го отряда «Сиракумо» уже выпустил торпеду. В 23.35 «Ретвизан» содрогнулся от взрыва. Фортуна улыбалась японцам: первый же их выстрел достиг цели, поразив лучший корабль русской эскадры.
Торпеда угодила в левый борт броненосца, в район 19 —20-го шпангоутов. Сквозь образовавшуюся пробоину вода хлынула в отделение подводных торпедных аппаратов; из находившихся там шести человек минной прислуги пятеро мгновенно погибли, и лишь одному унтер-офицеру удалось спастись. Вода начала стремительно распространяться по носовым отсекам, и корабль все сильнее кренился на левый борт. Во внутренних помещениях погас свет.
Командир «Ретвизана» в момент атаки находился в своей каюте. Разбуженный взрывом, он поднялся наверх в самый разгар боя. Русские корабли открыли беспорядочную стрельбу из всех орудий по миноносцам противника — и реальным, и померещившимся. Море закипело от взрывов, и дальнейшие атаки японцев (2-го и 3-го отрядов «истребителей») оказались безуспешными (Все три торпедных попадания — в «Ретвизан», «Цесаревич» и «Палладу» — были достигнуты в течение первых 10 минут боя).
На «Ретвизане» объявили водяную тревогу. Крен продолжал расти; когда он достиг 11°, Щенснович приказал затопить патронные погреба правого борта. Эта мера оказалась действенной: крен уменьшился вдвое, но корабль все глубже садился носом в воду. Ситуация осложнялась тем, что единственная водоотливная турбина для носовых отделений была повреждена взрывом, а перепустить воду в котельные отделения, где имелась мощная 10-дюймовая турбинная помпа, было невозможно, поскольку в переборках отсутствовали клинкеты.
Как вскоре выяснилось, быстрому затоплению отсеков способствовала и неудачная конструкция клапанов вентиляционных труб. Полые медные шары, которые по замыслу должны были всплывать и перекрывать сечение труб,, при взрыве сильно деформировались и не могли удержать воду.
Положение несколько улучшилось после того, как под пробоину в качестве пластыря удалось завести подкильный парус и восстановить электрическое освещение. Через 45 минут после взрыва были разведены пары, и Щенснович с разрешения командующего эскадрой приказал уходить на внутренний рейд. Якорную цепь пришлось отклепать, поскольку шпилевая машина оказалась поврежденной взрывом.
Командир броненосца полагал, что уровень воды позволит беспрепятственно пройти по фарватеру. Однако он не учел, что «Ретвизан» принял около 2200 т воды, полностью затопившей три отсека. В 1.30 ночи корабль коснулся носом грунта и плотно сел на мель прямо в проходе. Течением прилива корму броненосца развернуло к Тигровому полуострову — таким образом «Ретвизан» застрял поперек фарватера, загородив вход в гавань.
С рассветом взору портартурцев открылась удручающая картина. Два лучших броненосца — «Ретвизан» и «Цесаревич» — сидели на мели в проходе напротив полуострова Тигровый хвост, первый — с сильным дифферентом на нос, второй — на корму. Чуть поодаль, у маяка Люшинкоу, стоял на якоре поврежденный крейсер «Паллада». Остальные корабли эскадры по-прежнему находились на внешнем рейде, но теперь они по силе уступали Соединенному флоту адмирала Того чуть ли не вдвое.
Командующий эскадрой адмирал О.В.Старк доложил наместнику об итогах трагической ночи: три корабля выведены из строя, 13 матросов погибли и 32 получили серьезные отравления пороховыми газами (на «Палладе»). Адмирал пребывал в подавленном состоянии, поскольку до самого последнего момента не верил в реальность войны. Даже получив сообщение с «Ретвизана» о попадании торпеды, Старк почему-то решил, будто это результат неосторожного обращения с минным аппаратом на одном из наших миноносцев, и приказал немедленно прекратить огонь. Правда, корабли эскадры проигнорировали все передаваемые с флагманского «Петропавловска» сигналы, в том числе и направленный вертикально вверх луч прожектора, означавший «окончание ночных учений». Только в 0.35 — через час после атаки! — Старк получил сообщение о подрыве «Цесаревича» (раньше с последнего никаких сигналов не поступало из-за отсутствия электроэнергии) и, наконец, понял, что началась война.
Любопытный факт: накануне попадания, 26 января, управляющий Морским министерством адмирал Ф.К. Авелан получил пакет от вице-адмирала С.О.Макарова, занимавшего тогда должность главного командира Кронштадтского порта. Степан Осипович, узнав, что порт-артурская эскадра начала кампанию, рекомендовал немедленно принять все меры предосторожности и ни в коем случае не держать корабли на внешнем рейде. Послание заканчивалось следующими пророческими словами: «Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы принуждены будем это сделать после первой ночной атаки, заплатив дорого за ошибку». Авелан оставил письмо Макарова без внимания, хотя до рокового взрыва у борта «Ретвизана» оставалось всего несколько часов...
