Wundefwaffe

Учебный крейсер «Рейна Рехенте» II

 

Алехандро Анка, Николай Митюков

 

Нечасто бывает так, что за короткое время по разным причинам потери флота страны, находящейся в состоянии мира, соизмеримы с таковыми в ходе активных боевых действий. Но именно так произошло осенью 1895 г., когда практически в течение месяца Испания лишился сразу трех крейсеров.

Первым в темную ночь 19 сентября 1895 г. отправился на дно «Санчес-Баркастеги». Накануне, в ходе секретного совещания его командир получил приказ перехватить контрабандистов с грузом оружия в районе Кальясо. Вскоре после полуночи, выходя из Гаваны, на крейсере заметили по правому борту идущий ему наперерез пароход «Конде де ла Мортера». На котором «Санчес-Баркастеги», сливавшийся с берегом, не видели, поскольку маяк из-за опасений провокаций инсургентов на ночной период выключался. Понимая всю опасность ситуации, с крейсера начали подавать на пароход световые сигналы, которые там заметили слишком поздно, когда предотвратить катастрофу стало уже невозможно. Боевой корабль затонул практически моментально. Его судьбу разделили 31 человек (начальник морских сил на Кубе контр-адмирал дон Мануэль Дельгадо Парехо, несколько офицеров его штаба, командир крейсера капитан 2 ранга дон Франсиско Ибаньес Варела и почти два десятка старшин и матросов). Гибель «Санчес-Баркастеги» можно было отсрочить, останься нос парохода в пробоине на период спасения всего экипажа. Но, увы, практически сразу же капитан «Конде де ла Мортеры» Винола отдал приказ «полный назад», высвободив форштевень судна из развороченного борта крейсера.

Спустя чуть больше недели, 29 сентября в водах, омывающих Кубу (побережье Пинар дель Рио), в районе Колорадских островов сел на мель крейсер «Колон». Поскольку состояние моря исключало какие-либо спасательные работы, экипаж эвакуировали, что, как выяснилось позднее, и спасло его. 1 октября продолжавшийся ураган переломил корпус корабля, после чего об его восстановлении говорить уже не приходилось. Но самая крупная трагедия ждала испанский флот 22 октября 1895 г.: на переходе из Танжера в Кадис со всем экипажем пропал крейсер «Рейна Рехенте».

К счастью для испанского флота, все эти трагедии совпали по времени с пиком судостроительной активности в стране. Череда несчастий пришлась как раз на тот момент, когда программа 1887 г. была практически полностью претворена в жизнь, а следующий судостроительный закон активно обсуждался. А в казне, что не часто случалось в истории Испании конца XIX века, нашлись свободные средства, которые решили дополнительно направить на новое кораблестроение. Помимо этого небывалую активность в деле финансирования флота в эти годы проявили общественные организации. Такой массовой кампании по сбору пожертвований на возрождение мощи военно-морских сил Испания, пожалуй, еще не знала. На волне патриотизма обычные люди жертвовали значительные суммы, судовладельцы безвозмездно передавали принадлежащие им суда военным, а состоятельные граждане покупали даже небольшие корабли! Надо ли удивляться, что в такой ситуации и в Морском министерстве, и в правительстве идея строительства замены погибшим крейсерам нашла широкую поддержку.

Однако для массовой постройки крупных кораблей денег у испанцев все равно не хватало, а это в свою очередь не давало им права на ошибку. Поэтому к постройке каждой боевой единицы размерами больше канонерской лодки требовался продуманный подход, чтобы она морально не устарела еще на стапеле. С учетом же традиционного для испанских верфей долгостроя, для того, чтобы к моменту ввода в строй моряки не получали уже никому не нужный корабль, проект, по которому он закладывался, должен был если уж не опережать время, то хотя бы соответствовать последним достижениям конструкторской мысли. Но действительность оставляла желать лучшего. Проекты бронепалубного крейсера первого ранга фирмы Томпсона («Рейна Рехенте») и второго — Армстронга («Исла де Куба»), победившие на международном конкурсе, проведенном в 1885 г., через 10 лет уже порядочно устарели. И если несоответствие ТТХ последнего требованиям времени в испанском МГШ вопросов не вызывало, то в отношении «Рейны Рехенте» его руководители, загипнотизированные некогда выдающимися характеристиками корабля, находились во власти иллюзий. Не удивительно, что после гибели всенародно любимого крейсера, ставшего символом возрождения былого морского могущества, Совет министров единогласно проголосовал за строительство нового корабля по чертежам, полученным от фирмы Томпсона. 11 декабря 1895 г. специальный Королевский декрет дал зеленый свет на начало работ.

А 27 октября 1896 г. монаршей волей «новостройку» внесли в списки флота под наименованием «Рейна Рехенте», в честь погибшего корабля, с присвоением тактического номера 6 (также в честь тезки) и международного идентификатора GSDV. Однако киль нового крейсера торжественно заложили на эллинге №2 Феррольского арсенала, освободившегося после спуска на воду крейсера «Кардинал Хименес де Сиснерос», только 19 марта 1897 г. Поскольку весь 1896 г. проектное бюро под руководством генерал-инженер флота дона X. Торельо пыталось ликвидировать детские болезни испанских копий «Рейны Рехенте», исправив выявленные на «Альфонсо XIII» и «Лепанто» дефекты.

Поражение в испано-американской войне привело не только к сокращению объемов финансирования флота (что самым пагубным образом сказалось на темпах строительства), но и к полному пересмотру военно-морской доктрины. До этого в Испании в споре между сторонниками крейсерского и линейного флота первые неизменно побеждали. Но исход сражения при Сантьяго-де-Куба показал тщетность попыток замены в боевой линии классических броненосцев, пусть более быстроходными, но слабее бронированными и вооруженными боевыми единицами. Инженер флота Карлос де Эйсагирре так сформулировал этот факт: «Броненосные крейсера только считаются защищенными... в этом и заключается большая опасность — послать их решать задачи в духе броненосцев и атаковать в боевой линии броненосцы противника». Вторя ему, в 1900 г. лейтенант Луис Карвия в статье наиболее солидного испанского военно-морского журнала «Ревиста Хенераль де Марина» прямо писал, что есть смысл отдать скорость в жертву другим более важным характеристикам. Что интересно, в ряде стран (например, в Японии) абсолютно по-другому поняли тот же самый опыт и даже воплотили в жизнь концепцию крейсера для эскадренного боя. На Пиренейском полуострове, не заметив огромных перемен в кораблестроении конца 90-х годов XIX века, продолжали в теоретических трудах придерживаться так дорого доставшихся им тактических взглядов.

Разочарование от поражения эскадры Серверы было столь велико, что в испанских штабах броненосным крейсерам в будущих боевых действиях отводились только второстепенные роли, а основой флота стали, как и в большинстве держав, считаться броненосцы: «в ряде стран много обсуждается их (броненосных крейсеров) полезность и не прекращается строительство... Но они очень слабы для боя с броненосцами, тогда где их можно применить? Разве что для борьбы с бронепалубными крейсерами, так что есть большие сомнения, что это тип корабля будущего».

Не удивительно, что трем крейсерам типа «Каталунья» и «Карлосу V» испанские адмиралы нашли только весьма экзотическое применение — в качестве представительских кораблей. Отправить сразу под нож, хотя и морально устаревшие, но только что введенные в строй крейсера посчитали непростительной роскошью. Официально заявлялось, что сами корабли могут быть очень полезны, благодаря своей большой скорости и огромной дальности плавания, для выполнения специальных («представительских») миссий, которые не может выполнить броненосец из-за недостаточной скорости и автономности. Неудачный «боевой дебют» 280-мм орудий в сражении у Сантьяго надолго испортил отношение высшего командования к пушкам большого калибра. В тяжелых артсистемах стали видеть лишь деньги, выброшенные на ветер. Поэтому к орудиям главного калибра (240—280 мм) на броненосных крейсерах стали относиться, как к абсолютно избыточным. Реабилитировать их удалось только спустя много лет, когда «Карлос V» рискнул обстрелять ГК позиции хорошо окапавшихся рифов. Сухопутное командование с удивлением обнаружило, что тяжелые артустановки обладают настолько большой разрушительной силой, что им по плечу такие задачи, которые среднекалиберные пушки неспособны решить просто в принципе. В результате заявки на обстрел главным калибром стали поступать почти регулярно.

Ветры перемен не обошли стороной и новые кораблестроительные программы. В них основной упор стал делаться на развитие линейных сил. А как же крейсера? Большое влияние на испанских теоретиков оказал проект «идеального крейсера Куниберти», который широко обсуждался как в печати, так и на разного рода собраниях офицеров и общественности.

В соответствии с новыми воззрениями, крейсер будущего мог быть только бронепалубным, водоизмещением около 2000 т. Во многом это обуславливалось достаточно ограниченным кругом задач, которые предстояло решать кораблям этого класса по замыслу испанских адмиралов. Их участие в линейном бою больше не предусматривалась, и задачи кораблей сводились к несению дозорной и посыльной службы. А использование для данной роли дорогих крейсеров 1 ранга сочли абсолютно недопустимым, поскольку с решением этих задач с успехом мог бы справиться куда более скромный по размерам кораблик.

С продажей Германии в 1900 году оставшихся после окончания войны со Штатами под управлением Испании островов в бассейне Тихого океана, некогда обязательное требование к огромной дальности плавания крейсеров потеряло свою актуальность. Африканские колонии, хотя и требовали к себе повышенного внимания, но находились под боком. К тому же сочли более рациональным иметь в качестве стационеров в ключевых точках несколько недорогих, но достаточно мощных кораблей, которые в случае необходимости могли осуществлять карательные действия против различного рода инсургентов или же увеличить оборонный потенциал колоний. Но по опыту боев в Манильской бухте и у Сантьяго-де-Куба сам собой напрашивался вывод, что в случае появления сильной эскадры противника даже большие крейсера не имеют никаких шансов для отражения агрессии. Исходя из этого, снова выходило, что для колониальной службы наилучшим образом подходят крейсера 2 ранга.

Еще одна задача, исторически решаемая кораблями это класса — действия на коммуникациях, волновала испанских адмиралов в последнюю очередь. Количество крейсеров, оставшихся в боевом составе флота после побоища 1898 года, не могло не наводить на мысль, что вред, который они могут нанести вражеской торговле, вряд ли будет ощутимым. Хотя вообще не пытаться действовать на торговых путях (как это имело место в испано-американской войну) считалось недопустимым. Но для заполнения этой ниши, в случае необходимости больше подходили имеющиеся в наличии броненосные крейсера. К тому же вероятных противников с огромным торговым флотом у испанцев не предвиделось. Свои же морские коммуникации к этому времени сократились до минимума. А для погони за слабо вооруженными пароходами, как и для защиты своего судоходства в бассейне Средиземного моря, Бискайском заливе и центральной Атлантике опять-таки небольшие крейсера 2 ранга выглядели достаточными.

Тот же Карлос Эйсагирре писал: «кульминационная тенденция судостроения — отказ от бронепалубных крейсеров среднего тоннажа (5000 т) из-за того, что они оказались кораблями без определенного рода занятий: слишком большие для представительских функций и слишком малые для действия на коммуникациях в отдаленных районах, а кроме того, уже давно строятся броненосные крейсера такого же водоизмещения, с гораздо более высокой боевой эффективностью... Но крейсер, защищенный броневой палубой, с большой скоростью и скорострельной артиллерией будет хорошим дополнением к эскадре, поддерживая ее связь с берегом и другими эскадрами». Хотя все это, по большому счету, было лукавством — разоренная войной страна просто не располагала средствами для массовой постройки крупных кораблей (ведь планы постройки броненосцев остались также только на бумаге).

Опираясь на достаточно искусственно подведенную научную базу, требования к «идеальному крейсеру Испании» удалось сформулировать к концу 1901 г.:

— водоизмещение не более 2-3 тысяч тонн, с обязательным разделением корпуса на водонепроницаемые отсеки;

— бронирование — достаточное для противостояния 150-мм снарядам;

— вооружение — главный калибр не выше 150-мм, но полностью забронированный в башнях или казематах, и вспомогательный — обеспечивающий отражение атак миноносцев;

— скорость 22 узла (достаточная для погонь за пароходами или для выхода из боя с броненосными крейсерами и броненосцами противника);

— дальность плавания 8000 миль, необходимая для автономного перехода от Ферроля или Маона до Гвинеи.

Все эти дискуссии и колебания официальной позиции министерства не могли не сказаться на «Рейне Рехенте». Еще до испано-американской войны ее строительство фактически заморозилось. В начале 1900-х гг. стали все громче раздаваться голоса за сдачу крейсера на слом, тем более что он совершенно не вписывался в новую доктрину.

Переломный момент наступил в 1903 г. В этом году из-за еще большего снижения объемов финансирования в министерстве решался вопрос о судьбе двух сооружаемых в Ферроле кораблей. Здесь на соседних стапелях стояли недостроенные корпуса заложенные для замены «утопленников 1895 г.» крейсеров — «Рейны Рехенте» и «Хенераля Линиерса» (б. «Пуэрто-Рико»). В итоге 27 августа заказ на «Хенераль Линиерс» аннулировали, а материал, заготовленный для его постройки, пошел на «Рейну Рехенте». Что сыграло роль в этом решении, кроме психологического фактора (как-никак, назван в честь правящей королевы)? Вероятно, желание применить на корабле относительно большого водоизмещения максимум технических новинок. Подобный эксперимент с крейсером 2 ранга к этому времени уже закончился с вводом в строй «Эстремадуры».

В итоге 20 сентября 1906 г. на воду спустили абсолютно другой корабль, в котором уже почти не угадывалось никаких фамильных черт ни с построенной в Великобритании первой «Рейной Рехенте», ни с ее испанскими копиями «Лепанто» и «Альфонсо XIII». В результате новый крейсер обошелся минимум на треть дороже своих предшественников: после всех переделок и модернизаций его цена достигла небывалой суммы в 12 миллионов песет.

 

Корпус

 

Основные недостатки проекта первой «Рейны Рехенте» состояли в низкой остойчивости, вызванной явной диспропорцией между верхними и нижними весами, и недостаточной мореходностью. Устранение их привело к увеличению высоты полубака и установке орудий главного калибра на уровне верхней палубы (позднее для увеличения сухости эту артустановку снова подняли на палубу надстройки). Другое отличие состояло в удлинении корпуса примерно на десять метров, чтобы вписать в него третье котельное отделение. В результате всех изменений стандартное водоизмещение возросло почти на тысячу тонн и достигло 5871 т. Перекомпоновке подверглись все внутренние помещения, в итоге получился корабль, ни внешне, ни внутренне не походивший на первоначальный проект. При длине 110,92 м, ширине 15,98 м и высоте борта в носу 10,85 м, средняя осадка крейсера составила 4,95 м.

В наследство от своего прототипа «Рейне Рехенте» досталось хорошее разделение на водонепроницаемые отсеки, которых насчитывалось 93. Так же как на прототипе, построенном фирмой Томпсона, на корабле насчитывалось три непрерывные палубы: верхняя, жилая и броневая. Защиту от навигационных аварий, как и прежде, обеспечивало двойное дно, переходящие в двойной борт, а от огня противника — броневая палуба и бортовые угольные ямы. Таким же остался и пояс коффердамов, хотя снаряды, снаряженные сильными взрывчатыми веществами, свели его защитные свойства к нулю. А вот в отделке внутренних помещений учли печальный опыт испано-американской войны. Дерево использовалось очень ограниченно, по возможности его заменили сталью и цинком.

Учитывая, что крейсеру придется долгое время находиться в колониях, где отсутствует необходимая судоремонтная инфраструктура, подводную часть для уменьшения обрастания обшили деревом и медью. Эта обшивка, возвышавшаяся на метр над ватерлинией, как на британских кораблях, была однослойной. На 11,5-мм стальную обшивку при помощи специальных болтов крепился слой тика толщиной 10 см, который обшивался сверху медными 1-мм листами.

На расстоянии 20 м от форштевня и 28 м от ахтерштевня на верхней палубе располагались небольшие надстройки, по ширине доходившие до бортов корабля и соединенные между собой высоким фальшбортом, также доставшимся в наследство от британского прототипа. В носовой помещалась каюта командира корабля, а в кормовой — радиорубка. На палубе носовой надстройки (в Испании «мостиковая палуба») располагались: спаренная 150-мм артустановка и боевая рубка, поверх которой смонтировали мостик и ходовую рубку. Все спасательные катера и шлюпки устанавливались на рострах, в центральной части корабля, что помимо экономии места на верхней палубе давало еще одно немаловажное для испанского флота преимущество при плавании в тропиках: ростры позволяли без громоздких и неудобных штоков натянуть тент, чтобы защитить личный состав от палящего солнца.

На верхней палубе (в Испании собственно «палуба»), простиравшейся непрерывно от носа до кормы, смонтировали все 150-мм атрустановки крейсера, за исключением носовой спарки, поднятой на уровень выше. Следующая — жилая («главная») палуба, также шедшая от штевня до штевня, практически полностью была занята каютами и кубриками, за исключением небольших выгородок в носу, отведенных под пушки противоминного калибра и механизмы шпилей. Еще пара 57-мм орудий размещалась на небольших спонсонах в корме.

Практически все пространство между броневой и жилой палубами использовалось для хранения различного рода запасов. Поскольку на этом уровне возникли большие трудности с вентиляцией и освещением, количество жилых помещений и боевых постов здесь сократили до предела. В средней части корпуса, кроме верхних и запасных угольных ям, а также всевозможных кладовых, устроили всего два небольших кубрика: по правому борту — для старших механиков (29,3 м3), а посередине — для механиков дежурной вахты (15,9 м3). В первом из них отсутствие удобств компенсировалось большим объемом (на одного человека приходилось 8 м3 помещения), и специально заведенной сюда вентиляционной магистралью диаметром 0,5 м. Помещение же механиков дежурной вахты имело собственную душевую и гальюн (6,8 м3). Но, несмотря на достаточно просторное размещение по сравнению с другими членами экипажа, находившимся в них людям вряд ли позавидуешь. Условия обитаемости здесь приближались к экстремальным из-за постоянных шума и вибрации при работе механизмов.

В нос от котельных отделений располагались два кубрика машинистов (по 21,6 м3), здесь приходилось по 3,5 м3 на человека; и один для артиллеристов (63,8 м3). Весь проживающий в них личный состав мог пользоваться общей душевой объемом (6,4 м3). В районе полубака находились кубрики писарей и торпедистов объемом 16,2 м3, боцманов (18,6 м3) и коннетаблей. В среднем на человека в этих жилых помещениях приходилось по 3,5-4 м3. Каждый из трех кубриков имели свой персональный душ и гальюн. Тут же располагался и отсек шпилевых машин, приводивших в действие шпили при подъеме якоря (15,9 м3). В корму же от отсеков, занятых энергетической установкой, устроили помещения для гардемаринов.

Поскольку в оконечностях броневая палуба резко уходила вниз под ватерлинию, то в нос и корму она продлевалась легкими платформами, настеленными без наклона и являвшимися естественным продолжением ее центральной части. Образовавшееся под ними пространство в оконечностях, объемом до 46,3 м3, использовалось как дополнительные кладовые.

Под броневой палубой внутрикорпусное пространство по высоте делилось только двумя небольшими платформами — кормовой и носовой. Впрочем, шли они лишь на очень непродолжительном участке. В носу и корме помещения получились слишком узкими и неудобными, чтобы их еще делить пополам палубой, а в средней части корпуса все пространство до броневой палубы занимали котлы и машины. Тем не менее, на носовую платформу удалось поместить погреба боезапаса, несколько кладовых, отсек носовой динамо-машины. На кормовую: корабельный арсенал, отсек кормовой динамо-машины и рулевую машину.

Непосредственно на настиле второго дна смонтировали фундаменты котлов и главных машин. Тут же размещались: корабельная электростанция, провизионки, погреба боезапаса главного калибра и 37-мм орудий, расходные цистерны пресной воды, холодильники и т.д. И, наконец, в междудонном пространстве находились балластные цистерны, запасы пресной воды и масла. Всю сталь для корпусных конструкций поставил завод в Ла Фелгера (La Felguera).

 

Защита

 

Во время внесения усовершенствований в чертежи второй «Рейны Рехенте» бронирование решили модернизировать с учетом достижений кораблестроения за прошедшие годы с момента разработки фирмой Томсона проекта первой «Рейны Рехенте». Вместо карапаса на крейсере применили плоскую броневую палубу со скосами, идущими под углом, близким к 45°. Ее толщина в горизонтальной части составила 65 мм, а на скосах 120 мм. Несколько изменилась и технология настилки трехслойной защиты. Так, на скосах непосредственно к бимсам крепились 20-мм стальные листы, поверх которых настилался второй слой такой же толщины, но так, чтобы стыки этих листов приходились между стыками нижних. И только на них укладывали 80-мм плиты.

Расчеты 150-мм орудий прикрыли от огня противника коробчатыми броневыми щитами, толщиной 100 мм спереди, 40 мм с боков и сверху. Основания спарок защищали неглубокие барбеты из 100-мм плит. Боезапас к ним подавался по бронированным трубам, имевшим 70-мм толщину в конической части и от 50 до 70 мм в цилиндрической.

Хотя на иностранных кораблях для вертикальной защиты в это время широко применялась броня, изготовленная по технологии Круппа, сталелитейное предприятие из Ла Фелгера для второй «Рейны Рехенте» поставило стальные плиты, близкие по защитным свойствам к Гарвеированной броне.

 

Артиллерия

 

Состав вооружения второй «Рейны Рехенте» претерпел немало изменений еще на стадии проектирования. Так, еще в момент закладки предлагалось уменьшить количество 200-мм орудий с четырех до двух (по одному на полубаке и полуюте).

Старые 120-милиметровки решили заменить на скорострельные.

Но 120-мм скорострелки времен испано-американской войны представляли собой скорее импровизацию. Их получили в начале 1890-х гг. переделкой 120-мм орудий Онтория обр. 1883 г. Модернизация пушки заключалась в незначительном изменении конструкции затвора. Таким образом, небольшую прибавку в скорострельности удалось получить за счет снижения на 15-20 м/с начальной скорости снаряда. Как временная мера это решение, может быть, себя и окупало, но, задумываясь о перспективе, испанский МГШ не мог не отдавать себе отчет, что скорострелок у него попросту нет.

Попытку исправить ситуацию предприняли в январе 1897 г., когда как раз и обсуждался вопрос о вооружении второй «Рейны Рехенте». Среди проектов новых артсистем, поданных на конкурс испанскими оружейниками, особый интерес вызвало 120-мм орудие полковника Мануэля Гонсалеса Руэды. Его, как и другие разработки, дошедшие до финала, воплотили в металле в качестве опытных образцов. В 1900 г. пушку конструкции Руэды изготовили во Франции и в 1901 г. предъявили для сравнительных испытаний, проводившихся на испанских полигонах. Однако оно не продемонстрировало никаких выдающихся качеств, а его стоимость явно превышала цену лучших зарубежных образцов.

Но к этому времени в Испанию дошел проект «идеального крейсера Куниберти», вооруженный единым калибром. Итогом последовавшего обсуждения стал окончательный отказ от 200-мм орудий, впрочем, испанский МГШ по итогам испано-американской войны психологически был уже к этому готов. Попутно, принимая во внимание, что бронебойному 120-мм снаряду стало тяжело бороться с гарвеевской и крупповской броней, средний калибр, ставший главным, решили увеличить до 150-мм. Итогом пересмотров взглядов МГШ стал новый конкурс. Помня о неудаче предыдущего, на предприятия ведущих мировых производителей артиллерии командировали специальную комиссию для ознакомления с возможностями современных артсистем.

В результате в сентябре 1902 г. состоялся повторный конкурс, на сей раз с международным участием. Победителю предполагалось выдать заказ на изготовление одиннадцати орудий (десять для «Рейны Рехенте» и одно для экспериментов). Среди участников фигурировали такие известные фирмы как Крупп, Виккерс, Сен-Шамон, Шкода и Шнейдер. Армстронг, также приславший свою заявку, к конкурсу допущен не был, по причине поздних сроков ее поступления. Однако, после всестороннего рассмотрения, 8 марта 1904 г. Консультативное собрание сделало вывод, что победила система Руэды. Но это не стало сенсацией, ведь теперь за проектом фактически стояла фирма Канэ. Одним из решающих факторов, сделавших испанскую пушку победителем, оказалось то обстоятельство, что у артустановки Руэда наблюдалась очень высокая степень унификации с принятыми на вооружение 140-мм орудиями (по сути также пушками системы Канэ). Так, например, станок получили чуть ли не калькированием французской разработки! В итоге вместо 11 экземпляров заказали 13, три из которых впоследствии пошли на вооружение учебного корабля «Витория».

Ствол орудия изготовлялся из никелевой стали с высокими пределом текучести и прочности и конструктивно практически полностью повторял отвергнутую ранее стодвадцатку. Внутренняя труба скреплялась шестью цилиндрами и двумя кольцами. При этом цилиндры, имевшие коническую форму, пригонялись настолько плотно друг к другу, что места стыков практически были незаметны. Длина орудия составляла 7500 мм (50 клб), нарезанной части — 7245 мм (48,3 клб). Ствол имел правую нарезку крутизной 6°. 48 нарезов, глубиной 1 мм, шли с постоянным шагом.

Заряжание раздельное. Зарядная камора имела метровую длину, что было сделано специально, для более легкой экстракции гильзы. Затвор поршневой. Для быстроты и надежности запирания он имел двухзаходную резьбу. Спуск двойной: ударный и электрический. Ударник спускового механизма приводился в движение специальной пружиной с усилием 26 кг и ходом 25 мм.

Станок практически один в один повторял станок 140-мм орудий Канэ, принятый на испанском флоте и стоявший на крейсерах типа «Каталунья». А вот спаренная установка («бинарос») применялась испанцами впервые. Каждое орудие располагалось в отдельной люльке и имело независимую наводку в вертикальной плоскости. Поэтому по штату на артустановку полагалось два наводчика (каждый наводил свое орудие по вертикали, а по горизонту один из них по договоренности). Впервые в практике испанского флота из расчета исчез номер, производящий выстрел — наводчик вполне мог сделать это сам, нажатием педали. При этом руки он использовал для горизонтальной и вертикальной наводки. На более ранних артсистемах испанского флота применялись обычные зубчатые привода ГН и ВН, которые довольно легко ломались силой отдачи. Здесь же использовали более надежные червячные передачи.

Элеваторы приводились в действие электромоторами. Также предусматривалась ручная подача боеприпасов. За один прием к одиночным артустановкам поднимался либо снаряд, либо заряд, а к спарке — или два заряда, или два снаряда одновременно, которые попадали на специальные лотки, откуда их подхватывали заряжающие.

В боезапас входили три типа снарядов: полубронебойный, общий («коммон») и фугасный. Масса всех — по 45 кг. Позднее его дополнили бронебойным (39,43 кг, масса ВВ 3,63 %) и модернизированным бронебойным снарядом, с повышенной бронепробиваемостью (40 кг, масса ВВ 1,25 %). Впрочем, это уже было актуально для орудий, вошедших в систему береговой обороны. Полубронебойный и бронебойный снаряды снабжались баллистическим колпачком из никелевой стали.

Вся партия орудий производилась во Франции, и потому для приемки туда выехала специальная комиссия. По условиям контракта, максимальное давление пороховых газов в стволе не должно было превысить 3000 атм, а начальная скорость 40-кг снаряда — 1003 м/с. Тем же зарядом 50-кг боеприпас предполагалось разогнать до 980 м/с. Однако, поскольку принятый на вооружение испанцами снаряд имел массу 45 кг, по согласованию с Консультативным советом, условия испытаний подкорректировали. Поскольку снаряды производил испанский завод в Сайта Барбаре, комиссии пришлось ожидать их поступления, а вот метательные заряды решили использовать французские (порох В.М11). Делались так же попытки заменить порох В.М11 на В.М12, но испанцы признали импровизацию неудачной (давление газов в канале ствола не превышало 2000 атм, а начальная скорость 880 м/с). Всего из орудия произвели до полусотни выстрелов, благодаря чему удалось выяснить, что начальная скорость, при использовании 45-килограммового снаряда, составляет 957 м/с, а скорострельность не превышает 6 выстрелов в минуту. Разумеется, во время учебных стрельб, для сбережения орудия, использовался заряд массой 2/3 от боевого. При этом начальная скорость снаряда не превышала 800 м/с, что при угле возвышения 25° давало дальность 13 800 м.

Главной целью применения «бинаросов» являлось увеличение количества стволов в бортовом залпе. Так что десять 150-мм орудий располагались следующим образом: четыре в двух спаренных установках по диаметральной плоскости, в носу и корме (углы обстрела по 240°). Еще четыре находились в углах батареи, на верхней палубе в средней части корпуса, так что две артустановки могли вести огонь в нос, две в корму и по две на борт. 125-градусные углы обстрела для них признали достаточными. Последнюю пару 150-миллиметровок поставили побортно, на миделе. Для того, чтобы обеспечить им возможность ведения огня по линии киля, их вынесли на спонсоны. Но фактически сектор обстрела оказался скромнее — не более 160° (по 80° в нос и корму от траверза), так как при стрельбе вдоль диаметральной плоскости пороховые газы наносили сильные повреждения борту. Формально в любой точке горизонта крейсер мог поражать противника минимум четырьмя 150-мм орудиями. В бортовом же залпе участвовало 7 стволов данного калибра. Но следует заметить, что на острых курсовых углах бортовые орудия действовали чисто теоретически, так что цель могли обстреливать не более трех орудий. Также существовали сектора, когда количество стволов в бортовом залпе сокращалось до четырех.

Защиту от миноносцев обеспечивали 57-мм пушки Норденфельта и 37-милли-метровки Максима. Первые располагались на надстройках, верхней и жилой палубах: по два орудия на кормовой (углы обстрела по 145°) и носовой (180°) надстройке, четыре на верхней палубе справа и слева от центрального 150-мм орудия (130°), два на жилой палубе в носу (120°) и два на спонсонах адмиральского салона (120°). По Королевскому декрету от 5 октября 1908 г. взамен порядком устаревших Гочкисов, на крейсере установили 37-мм пушки Максима. Они легко могли перетаскиваться с место на место и потому имели по несколько штатных мест, на надстройках и боевых марсах. Их также можно было использовать для вооружения катеров.

Для усиления огневой мощи десанта ему придавались два 75-мм десантных орудия Виккерс-Армстронг на колесных лафетах, штатно размещавшихся на корабле. При необходимости они без особого труда могли устанавливаться на шлюпках. При этом благодаря специальным платформам, которыми оборудовались плавсредства, они и могли вести огонь, правда, в очень ограниченных секторах, при высадке десантных партий на берег. По положению 1920 г. пушки Виккерса заменили двумя 47-мм десантными орудиями чешской фирмы Шкода.

После катастрофы испанской армии под Аннуалем летом 1921 г. правительство приняло решение увеличить количество стрелкового оружия на кораблях, чтобы в случае необходимости моряки могли поддержать армию солидными десантными партиями. Для этого поспешно закупили 5950 винтовок Маузера образца 1893 г., 270 из которых попали на «Рейну Рехенте».

 

Главная энергетическая установка

 

Также как и для двух предыдущих бронепалубных крейсеров испанской постройки «Лепанто» и «Альфонсо XIII», машины для «Рейны Рехенте» поставила фирма «Maquinista Terrestre у Maritima». Контракт на их постройку заключили еще в 1897 г., но представители флота приняли главные механизмы лишь 4 июля 1902 г. В отличие от горизонтальных машин Томпсона оригинального проекта, это были уже хорошо себя зарекомендовавшие вертикальные машины тройного расширения.

Хотя машиностроители Барселоны уже успели получить опыт постройки машин большой мощности, комплект для «Рейны Рехенте» также не смог развить контрактных показателей. Но, в отличие от предыдущих, «недостача» лошадиных сил оказалась не столь фатальная, как на «Лепанто» и «Альфонсо XIII»: они вполне смогли развить 9100 л.с. при естественной и 11000 л.с. при форсированной тяге.

Машины по длине располагались в одном отсеке, который делился пополам продольной переборкой на машинное отделение правого и левого борта. Водонепроницаемые двери, позволявшие осуществлять сообщение между ними, имели электроприводы и теоретически могли быть задраены в самое короткое время.

Еще одной существенной новинкой конструкции второй «Рейны Рехенте» стали водотрубные котлы. Если прогресс в области машиностроения проходил более-менее гладко: машины двойного расширения уступили место машинам тройного и т.д., то в отношении котлов прогресс шел скачкообразно. К концу XIX в. применяемые огнетрубные котлы достигли пределов своего совершенства. Из-за неравномерности прогрева стенки, давление пара в них ограничивалось цифрой 10-11 атм, при условии высокой культуры производства и качества работ. Хотя в обслуживании они зарекомендовали себя очень неприхотливой конструкцией. А вот подъем паров в них занимал несколько часов, что с точки зрения военных являлось большим недостатком. Все это и предопределило переход на водотрубную конструкцию.

К моменту принятия решения о достройке «Рейны Рехенте» испанский флот уже имел небольшой опыт эксплуатации водотрубных котлов на крупных кораблях: система Нормана стояла на крейсере «Рио де ла Плата», а Никлосса на модернизированном «Пелайо». Из оставшегося многообразия наибольший интерес Управления по судостроению вызывали котлы Бабкок-Вилкокса и Бельвиля. Вероятно, одним из немаловажных доводов за отказ от достройки более дешевого «Хенераля Линиерса» в пользу «Рейны Рехенте» стала возможность установки на ней довольно габаритных котлов Бельвия.

В итоге пар для главных механизмов вырабатывался 18 котлами Бельвиля с эконономайзерами, сгруппированными по шесть штук в трех кочегарках. Дымоходы каждой котельной группы выходили в отдельную трубу, из-за чего крейсер стал трехтрубным. Свежий воздух в каждое КО подавался принудительным способом по четырем вентиляционным трубам, увенчанных на палубе дефлекторами. Также каждая кочегарка оборудовалась двумя лифтами для подъема золы и шлака.

Несмотря на переход на более совершенный тип котлов, надежность главной энергетической установки крейсера осталась крайне низкой. Вообще в испанском флоте котлы Бельвиля зарекомендовали себя далеко не с лучшей стороны, что, возможно, было связано с низкой квалификацией обслуживающего персонала. По крайней мере, максимальное количество нареканий по второй «Рейне Рехенте» приходилось именно на котлы. Служивший одно время на крейсере Мануэль Эспиноса в своих мемуарах писал: «На корабле стояли котлы системы Бельвиля, из-за своих скверных характеристик более нигде не использовавшиеся. В течение первого десятилетия своей карьеры, когда на корабле на полной скорости любили путешествовать разного рода визитеры, механикам чуть ли не ежедневно приходилось начинать ремонт котлов. Для этого прямо во время плавания их попеременно гасили и ремонтировали. В течение этих часов скорость не превышала шести узлов».

19 августа 1910 г. крейсер вышел на ходовые испытания. В этот день проверялось нормальное функционирование машин, котлов и навигационного оборудования. По-видимому, был выявлен ряд недоработок, поскольку 26 августа пробы повторили. А 9 сентября на «Рейне Рехенте» начали испытания на максимальную скорость, которая при естественной тяге составила 17 уз. Через пять дней при форсированной тяге, корабль разогнался лишь до 18,2 узла, при 130 оборотах гребных винтов в минуту. 22-го испытания продолжили. Официальные документы сообщают, что в это день пар в котлах держался на отметке 17 атм, и избыточное давление воздуха в КО составляло 6 мм водяного столба. Но и в этих условиях скорость не превысила 19 уз. Наконец, 28 сентября крейсер вышел еще на одну пробу, но 20-узловый рубеж так и осталась непокоренным, правда кратковременно удалось достичь 19,5 узлов. Впоследствии эта цифра вошла во все официальные формуляры как максимальная скорость крейсера.

На корабле насчитывалось всего 22 угольные ямы. Из которых 12 основных могли принять 605,666 т, а 10 дополнительных — 396,739 т. Таким образом, их общая вместимость составляла чуть больше тысячи тонн. Еще порядка двухсот тонн можно было принять в перегруз в другие помещения, так что максимальный запас топлива равнялся 1190 тонн. Цистерны крейсера рассчитывались на 380 т пресной воды.

На экономической скорости в 10 узлов механизмы крейсера в час потребляли 2,3 т угля, 1,1 т воды, 12 литров масла и 1,3 т жидкого топлива. В экстренном случае давление в котлах можно было поднять за 45 минут, но во избежание повреждений рекомендовалось делать эту операцию не менее чем за два часа.

По штату машинная команда состояла из 36 человек: старшего механика, его заместителя, 4 механиков первого класса, 6 второго, 9 третьего и 15 помощников.

 

Вспомогательное оборудование

 

При эксплуатации первой «Рейны Рехенте», постоянно указывалось на недостаточную паропроизводительность вспомогательных котлов. Эту проблему на второй «Рейне Рехенте» решили кардинальным образом — их просто убрали. Все вспомогательные механизмы запитывались непосредственно от главных котлов. Практически все вспомогательное оборудование, а также якоря и цепи для нового крейсера заказали в Англии. Так что корабль представлял собой настоящую выставку современного оборудования. Например, штурманское вооружение состояло из компасов Пейчла (Peichl), угломеров Потта (Pott), дальномеров Цейса и Буша (Zeiss у Busch), лага Терлукс (Terlux), десантных дальномеров Жерада (Gerard) и т.д.

Главным подрядчиком при прокладке корабельной электросети стала компания «Сименс-Шуккерт», имевшая к этому времени почти шестидесятилетний опыт работы. Внутреннее освещение обеспечивали 440 ламп мощностью от 10 до 50 свечей. Для сигналопроизводства на крейсере смонтировали световые семафоры: испанского («Ардуа») и английского («Скотт») производства, а также четыре переносных прожектора. Кроме того, на корабле от электричества питались якорные и ходовые огни. Имелся комплект ламп для иллюминации и ручных фонарей. Боевое освещение обеспечивали 90-см и 60-см прожектора. Вообще крейсер отличался необычайно высокий для того времени процентом электрооборудования.

 

Катера и шлюпки

 

«Рейна Рехенте» начала кампанию с 4 паровыми (двумя 11-метровыми и двумя 9-метровыми — все они достались ей «в

наследство» от броненосца «Витория») и 6 весельными катерами, 1 вельботом, 2 ялами и 2 тузиками. Но как и на остальных кораблях испанского флота, состав корабельных плавсредств не оговаривался строгими регламентами, так что и их количество, размещение постоянно изменялось.

 

Экипаж

 

Множество переделок и изменений в проекте привело к тому, что «Рейна Рехенте» получилась чрезвычайно загроможденной разнообразными устройствами и механизмами. Так как недостаток свободных площадей наблюдался и со старым оборудованием, то все улучшения и усовершенствования осуществлялись в основном за счет помещений личного состава. Машины, котлы и вспомогательные механизмы занимали примерно треть внутреннего объема корпуса, а если к этому приплюсовать прочие боевые посты, то на размещение 427 человек экипажа оставалось не так уж много места. Да и его поделили явно не по-братски.

В корме располагалось адмиральское помещение, использовавшиеся для размещения гостей крейсера и высших офицеров. Оно состояло из салона (41,6 м3), столовой (21,9 м3), спальни (27,9 м3) и ванной (12,1 м3). Естественная и принудительная вентиляция обеспечивали очень комфортные условия для высокопоставленных персон, находившихся там.

Каюты старпома и помощника выглядели более скромно. Второй человек после командира имел салон объемом 13,0 м3 и спальню (20,3 м3), а помощник — совмещенный салон со спальней и небольшую душевую с гальюном, общим объемом 25 м3.

Между помещениями, занимаемыми командованием корабля, и каютами остальных офицеров находился вестибюль с довольно широкими трапами на верхнюю палубу и в нижележащие помещения, предназначавшиеся для гардемарин. Они состояли из столовой (41,3 м3), пяти кубриков, рассчитанных на 15 (44,5 м3), 12 (76,3 м3), 6 (30,3 м3), и два по 10 коек (54,6 м3 и 39,9 м3). Средний объем на одного человека, таким образом, достигал 4,5 м3. Душевые и гальюны были совмещены с четвертым кубриком (22,2 м3). Все эти помещения имели иллюминаторы, за исключением столовой, где предусматривалось только искусственное освещение.

Из вестибюля общим объемом 80 м3 начинались коридоры, идущие от носа до кормы корабля. Они обеспечивали передвижение по крейсеру в свежую погоду, минуя верхнюю палубу.

14 офицерских кают располагались в кормовой и в носовой части корпуса. В среднем каждая из них имела объем в 20 м3. Набор мебели для этих помещений также был типовым: койка, шкаф, диван, умывальник, а в некоторых — стол-бюро. Только в четырех каютах, находившихся внутри корпуса, и потому не имевших иллюминаторов, отсутствовали естественная вентиляция и освещение.

Первоначально офицерская кают-компания шла на всю ширину корпуса имела световой люк, и в плане представляла собой правильный квадрат. Но в последующем, при перестройке, ее объем пришлось несколько сократить до 77,6 м3, изменив очертания на далекие от гармоничных квадратных форм. При этом она лишилась одного выхода к борту, потеряв, таким образом, половину своих иллюминаторов. Далее к носу располагались душевые (56,1 м3), камбуз (67,3 м3) и проходы к кубрикам и нижележащие помещения.

Весь остальной экипаж размещался, помимо кубриков на броневой палубе, описанных выше, в трех блоках помещений общим объемом 713,82 м3 на жилой палубе. Самым крупным был кормовой (391,5 м3), кубрики которого располагались вдоль обоих бортов и разделялись центральным коридором. Средний блок (102,359 м3), наоборот, помещался в центре, зажатый между двумя коридорами. Здесь же находились аптека и лазарет для больных. И, наконец, рядом со шпилевым отделением удалось выкроить место для носовых кубриков общим объемом 219,957 м3. Их полезная площадь еще больше сокращалась из-за формы шпангоутов полубака. Когда корабль становился или снимался с якоря, находиться в них не представлялось возможным, так как грохот от якорь-цепи стоял неимоверный.

При максимальном заполнении, даже без учета дежурной вахты, на каждого отдыхающего моряка приходилось в среднем по 2 м3 пространства, что наглядно характеризует ту скученность, которая царила на крейсере. Можно себе представить, что творилось на корабле в 1908 г., когда численность экипажа довели до 452 чел.

Провизионки крейсера могли принять продуктов из расчета 90-дневного автономного плавания. Емкости цистерн пресной питьевой воды составляла 80 т.

Командирами крейсера «Рейна Рехенте» были: с 28 марта 1906 г. дон Димас Рехальдо и Воссен; с 11 апреля 1908 г. дон Габриэль Родригес Марбан; с 14 марта 1911 г. дон Аугусто Миранда и Годой; с марта 1913 г. дон Хоакин Гутьеррес де Рубалькаба; с середины 1914 г. дон Эмилиано Энрикес Лоньо; с 18 ноября 1915 г. дон Мануэль Паскин и Рейносо; с 18 сентября 1917 г. дон Мануэль Кальдерон и Остос; с осени 1919 г. дон Луис Суансес Карпенья; с 28 мая 1921 г. дон Хосе Фернандес Клоте; с апреля 1922 г. дон Мануэль Гарсия Веласкес; с декабря 1925 г. дон Хуан Сервера и Вальдеррама.

 

Общая характеристика проекта

 

Своим силуэтом «Рейна Рехенте» сильно напоминала турецкие крейсера типа «Гамидие», но это было лишь внешнее сходство. Испанский корабль являлся оригинальной переработкой давно устаревшего английского проекта, с попыткой его адаптации под изменившиеся условия. А из-за неторопливой постройки, которая, казалось, никогда не завершится, «Рейна Рехенте», по-видимому, стала последним классическим бронепалубным крейсером.

В связи с этим возникает вопрос, а было ли целесообразным строительство морально устаревшего корабля? Конечно, с точки зрения боевой ценности и затраченных сил это решение не выдерживает никакой критики. Но строительство крейсера пришлось на самый трудный период в жизни флота, поэтому следует констатировать, что, возможно, именно благодаря ему в испанской судостроительной промышленности остались подготовленные кадры, которые впоследствии очень пригодились при реализации программы Мауры-Феррандиса. А с другой стороны, выбирать особо и не приходилось. На 1907 год в списках флота числилось всего 39 кораблей, 29 из которых были абсолютно непригодными к службе или безнадежно устарели, поэтому каждая новая боевая единица приобретала небывалую ценность.

Кстати, нельзя не отметить, что сами испанцы это прекрасно понимали. Например, в журнале «Ревиста Хенераль де Марина» за 1906 г. была напечатана смелая статья старшего лейтенанта Риккардо Фернандеса, в которой анализировались слабые и сильные стороны только что спущенного на воду крейсера. При этом он предлагал поистине революционное решение передать новейший корабль школе гардемаринов, вместо окончательно обветшавшего корвета «Наутилус». В этом качестве «Рейна Рехенте», оснащенная новыми приборами и системами, могла бы стать весьма полезной в деле обучения будущих офицеров. Подобная идея и сейчас выглядит диковато, а уж в те времена.... Защищая свою точку зрения, Фернандес писал: «в 96-м году прошлого века 19,5 узлов было неплохим, хотя отнюдь и не выдающимся, результатом для крейсера. А сегодня находящиеся в постройке броненосцы уже рассчитаны на 20 узлов! Так что подобная скорость абсолютно недопустима для корабля в 6000 т. Если эти размышления верны, мы выбросили деньги на ветер. Но мы можем предложить в создавшихся условиях сделать из него школу гардемаринов, механиков, кочегаров и коннетаблей и в этом смысле это будет великолепный корабль! Возможно, мне возразят, что он слишком дорог для плавучей парты, но это сулит самые большие выгоды!»

 

История службы

 

После торжественной церемонии закладки первой секции киля 19 марта 1897 г. начались многочисленные административные, бюджетные и чисто технические проволочки, так что, например, в период с начала испано-американской войны до конца 1899 г. строительство фактически было заморожено.

В последующем сменявшие друг друга морские министры выделяли для продолжения работ небольшие суммы, так что вплоть до 1906 г. корпус все еще находился на стапеле. Зато в этот год на корабль началось настоящее паломничество VIP-персон. Крейсер должен был стать самой крупной единицей, построенной после испано-американской войны, и все пытались показать свою причастность к данному мероприятию. Так, в мае долгострой посетила представительная комиссия во главе с Морским министром адмиралом В. Конкаса, в июне — инфанта Исабель в сопровождении генерал-капитана департамента П. Серверы, начальника арсенала Ф. Бастаречче и начальника МГШ Э. Баррасы.

20 сентября 1906 года состоялась долгожданная церемония спуска на воду. Однако, вопреки предположениям королева Кристина из-за сложного политического положения, вызванного кризисом в Марокко, не смогла почтить своим присутствием Ферроль. Поэтому на церемонии ограничились зачитыванием Высочайшего приветствия населению Ферроля, после чего корпус крейсера благополучно сошел на воду. Из-за того, что к этому времени спуск на воду крупных кораблей стал достаточно редким, торжество прошло довольно помпезно.

29 октября того же года приказом по министерству крейсер перевели в «Первое положение» (в резерв, по американской терминологии). Почти весь 1907 г. ушел на комплектование экипажа корабля. Швартовые испытания провели в ноябре того же года. Только в декабре удалось устроить конкурс среди потенциальных подрядчиков для заключения контракта на изготовление и монтаж на «Рейну Рехенте» электрогенераторов и внутреннего освещения. Скорострельные орудия Максима, специальные стиральные машины для обслуживания 340 человек экипажа, штурманское и прочее вспомогательное оборудование установили на крейсере уже в следующем году.

14 мая 1909 г. все еще неспешно достраивавший «Рейну Рехенте» Феррольский арсенал поменял хозяина, перейдя в собственность только что образованного общества SECN, созданного для воплощения в жизнь амбициозной кораблестроительной программы адмирала Феррандиса. Хотя управляющие нового предприятия определили крейсер в число объектов «группы 1», т.е. подлежащих максимально быстрой сдаче, весь следующий год он провел у достроечной стенки Феррольского мола, оснащаясь новыми системами и оборудованием. И лишь в апреле 1910 г. «Рейну Рехенте» перевели в «Третье положение», означающее фазу испытаний, предшествующих сдаче корабля флоту.

19 августа с приемочной комиссией, возглавляемой командиром военного порта доном Хосе Моргадо, на борту крейсер впервые вышел в море. 9 сентября на корабле опробовали стрельбой 57-и 37-мм орудия. Всю программу артиллерийских испытаний успешно завершили через два дня. А вот с достижением максимального, оговоренного контрактом, 20-узлового хода возникли проблемы. Хотя вопрос с недобором скорости не стоял так радикально, как на «Альфонсо XIII» и «Лепанто», но и для «Рейны Рехенте» контрактные показатели так же остались недостижимой мечтой. Несмотря на все старания инженеров и механиков выжать из машин проектную мощность так и не удалось. Наконец, подведя итог почти 14-летним работам, 8 октября 1910 г. представители флота подписали приемный акт, однако некоторые устройства так и остались неопробованными. В первую очередь это относилось к радиостанции. Ее удалось испытать только 25 декабря, когда был осуществлен успешный сеанс связи с яхтой «Хиральда», находившейся в это время за 560 километров.

Вступление нового крейсера в строй происходило в сложной внутриполитической обстановке в стране. Волна стачек, демонстраций и вооруженных выступлений сотрясала всю Испанию на протяжении двух лет (1910—1911 гг.). В это же время большую реорганизацию претерпела Практическая эскадра, которая по сложившейся традиции осуществляла блокаду мятежных территорий. В основном она коснулась разделения «боевых» и «учебных» функций. Первый дивизион составили наиболее боеспособные корабли, а во второй вошли броненосцы «Пелайо» и «Нумансия» (которого после известного восстания моряков решили «сослать» сюда от греха подальше), а также крейсер «Принсеса де Астуриас». На долю последнего как раз и должна была лечь нелегкая доля по обучению так нужных новому флоту кадров. «Рейну Рехенте» с ее пока еще абсолютно несплаванным экипажем без раздумий включили в состав второго дивизиона, по нескольким причинам.

Во-первых, это дало возможность поставить в док Карраки броненосец «Пелайо», давно нуждавшийся в ремонте. Во-вторых, экипаж мог освоить свой корабль в куда более спокойной обстановке. В-третьих, несмотря на то, что крейсер только что вступил в строй, он уже морально устарел и мог принести наибольшую пользу только в качестве учебного.

Для того, чтобы у экипажа оставалось как можно меньше времени для раздумий о ситуации внутри страны, «Рейну Рехенте» активно задействовали для «показа флага». В феврале 1911 г. корабль участвовал в параде, проводившемся в Аликанте, где его 14-го числа почтил своим вниманием король Испании Альфонсо XIII. Любопытно отметить, что впервые царствующий монарх и «Рейна Рехенте» встретились утром 29 сентября 1910 г. на траверзе Сан-Себастьяна, когда мимо крейсера, вышедшего на одну из очередных проб, прошла королевская яхта с Альфонсо XIII на борту. Обменявшись предписанными морской практикой в такой ситуации приветствиями, корабли разошлись. По окончании торжеств «Рейна Рехенте» возвратилась в Карраку, где в должность ее командира вступил капитан 1 ранга Аугусто Миранда, в последующем Морской министр, автор крупной кораблестроительной программы.

В июне крейсер совершил переход на север в Ферроль, откуда убыл в Портсмут. 24 июня он принял участие в грандиозном морском параде в Спитхеде, посвященном восшествию на престол Великобритании Георга V. Через восемь дней «Рейна Рехенте» возвратилась в Кадис. Но уже 17-го июля на крейсере получили приказ прибыть в Сантандер для эскортирования яхты «Хиральда» с испанским монархом на борту, намеревавшемся посетить «туманный Альбион». 26 июля испанские корабли отдали якоря в Саутгемптоне, а 31 июля в Конусе, где Альфонсо XIII участвовал в традиционной международной парусной регате.

По возвращении к родным берегам «Рейне Рехенте» снова выпала честь сопровождает «Хиральду» с ее высокопоставленным гостем, но уже в турне по северным испанским портам. 17 августа корабли посетили Песахес, 20 — Сан-Себастьян, 25 — Бильбао. Почетная миссия была неожиданно прервана 28 августа. Крейсер получил приказ срочно прибыть в Ферроль. Вновь начавшиеся широкомасштабные боевые действия в испанских колониях на марокканском побережье потребовали включения «Рейны Рехенте» в состав действующего там отряда.

Удержание этих заморских владений почти на два десятка лет стало для Мадрида постоянной головной болью. Попытки «наведения порядка», как это понимала колониальная администрация, и расширения подконтрольных территорий наталкивались на ожесточенное противодействие местных воинственных племен, во многом живших за счет грабежей и контрабанды. Договориться с ними мирным путем на долговременной основе у испанцев не хватало ни влияния, ни средств. Поэтому война там шла практически постоянно, то затухая, то разгораясь с новой силой. Как раз момент очередного обострения обстановки пришелся на конец лета 1911 г. Во многом это было спровоцировано тем, что упомянутые выше волнения внутри метрополии привели к значительному ослаблению испанских гарнизонов даже в ключевых пунктах колонии. А небольшая военно-морская группировка (крейсер «Эстремадура» и несколько канонерок), базировавшаяся на марокканские порты, была просто не в состоянии справиться со всеми стоящими перед ней задачами. Относительно удачно удавалось бороться только с контрабандой. Так за период 1910—1911 гг. одна лишь канонерская лодка «Нуэба Эспанья» захватила 42 контрабандистских судна! Морское и Военное министерства, понимая шаткость испанских позиций в Марокко, потребовали экстраординарный кредит для наращивания сил в неспокойной колонии, но начавшаяся кампания в прессе обвинила правительство в том, что оно хочет использовать эти деньги для борьбы с революцией внутри страны. В результате все осталось по-прежнему. Поэтому гасить пожар неожиданно разгоревшейся с новой силой войны пришлось в экстренном порядке с привлечением всех наличных сил флота.

Так что экипаж «Рейны Рехенте» был вынужден продолжить освоение техники уже в боевой обстановке. 20 октября комендоры крейсера впервые открыли огонь по реальным целям в Алукемасе. Впоследствии корабль обстрелял еще ряд объектов на побережье, в итоге дойдя до Танжера.

15 января 1912 г. «Рейна Рехенте» зашла в Мелилью. На следующий день ей предстояло уйти к Ясанену (устье реки Керт), где своим видом заставить местные племена хотя бы временно отказаться от боевых действий. Благополучно став на якорь в заданном месте 16-го, крейсер 19-го пережил крупнейшую за свою карьеру аварию. В этот день из-за неисправности кингстона оказалось практически полностью затоплено машинное отделение правого борта, и вода начала просачиваться в соседние отсеки. Организованная экипажем борьба за живучесть не дала должного результата. И вскоре корабль оказался в критическом положении, из-за образовавшего значительного крена на правый борт и дифферента на корму началось поступление воды через иллюминаторы и забортные отверстия, расположенные выше ватерлинии. Ситуацию спасла находившаяся рядом канонерка «Лайя». Быстро оценив обстановку, ее командир отбуксировал терпящий бедствие крейсер на восьмиметровую глубину, тем самым предотвратив его гибель. А дальше совместными действиями водолазов и машинной команды удалось откачать воду и снять крейсер с мели. Наиболее отличившимся в борьбе за спасение своего корабля из персонала машинного отделения, которому пришлось работать по шею в прохладной январской воде, вручили различные награды. Из офицерского состава их получили второй механик Херердо Монтейро и третьи механики Эдуардо Фернандес, Антонио Парга и Серафин Мауриц.

Этой же ночью в сопровождении крейсера «Принсеса де Астуриас» (под флагом командующего Второго дивизиона) «Рейна Рехенте» совершила переход в Картахену. На следующий день для ликвидации последствий аварии ее ввели в сухой док. Кингстон, из-за которого корабль чуть не отправился на дно, починили достаточно быстро, но на ремонт испорченного водой оборудования времени потребовалось гораздо больше. В итоге крейсер снова вошел в строй лишь 31 января. Однако, помня о низкой боеспособности корабля, которая являлась следствием так некстати продемонстрированной 19 января плохой освоенности материальной части экипажем, «Рейну Рехенте» решили для операций у побережья Марокко временно не использовать. Поэтому, когда в 1912 г. во время Балканской войны в результате произошедших в Стамбуле беспорядков пострадали иностранные подданные, лучшей кандидатуры от Испании в международную эскадру не нашлось.

Приняв запасы угля и продовольствия, крейсер покинул Малагу 7 сентября и 11 -го успешно достиг Ла Валетты. Впрочем, визит на Мальту, обычно растягивавшийся на несколько дней, на сей раз завершился очень быстро, и уже вечером корабль взял курс на столицу «Порты». 13 сентября «Рейна Рехенте» бросила якорь у входа в Дарданеллы, после чего целых 22 часа дожидалась прибытия лоцмана, способного провести ее через многочисленные минные заграждения. Лишь на следующий день крейсер благополучно прошел пролив и 15-го бросил якорь в Стамбуле, став, таким образом, первым испанским боевым паровым кораблем, достигшим турецкой столицы.

Уже 18 сентября моряки «Рейны Рехенте» начали активно решать задачи, ради которых они сюда прибыли. В этот день на берег сошла первая десантная партия, гарантировавшая защиту свободы и безопасности испанских подданных и находившихся рядом граждан других европейских государств. Впрочем, высадка прошла без ожидаемых эксцессов, так же как и следующая, состоявшаяся через десять дней.

Спокойная обстановка, воцарившаяся в столице Турции после прибытия туда международной эскадры, позволила командиру «Рейны Рехенте» дону Аугусто Миранда уйти на повышение, благодаря незаурядным дипломатическим способностям, продемонстрированным им за время полугодичной стоянки на рейде Стамбула. С марта 1913 г. его обязанности, в ожидании прибытия на крейсер капитана 1 ранга дона Хоакина Гутьерреса, стал исполнять старший помощник капитан 2 ранга дон Энрике Пересу.

16 мая «Рейна Рехенте», которую в составе международных сил сменил крейсер «Принсеса де Астуриас», взяла курс к родным берегам. После трехдневной стоянке в Пирее (с 17 по 20-е), она благополучно достигла арсенала Ла Каррака, где ее, как особо отличившейся корабль, почтил своим присутствием король Испании Альфонсо XIII.

Но отдых в родных водах оказался недолгим, и вскоре следуя инструкциям Морского министра, командир увел свой крейсер в Марокко. Здесь в июне «Рейна Рехенте» присоединилась к «Пелайо» и «Карлосу V» и начала патрулирование побережья между Сеутой и рекой Мартин. К этому времени в Марокко сосредоточился практически весь боеготовый испанский флот. Даже ожидалось, что к отряду присоединится только что прошедший программу испытаний линкор «Эспанья».

Все наличные силы применялись для обстрела ряда ключевых пунктов побережья, таких как Алькасар Сегер и Пунта Малабата. Впрочем, испанский моргенштаб явно перестарался: для 320- и 280-мм орудий главного калибра там просто не нашлось подходящих целей! Вся эта деятельность закончилась «операцией в Красных горах», треугольнике Танжер-Арсила-Ларош, славившихся ярко-красным цветом своего грунта. Здесь флот оказывал огневую поддержку сухопутным частям и прикрывал прибывающие морем подкрепления.

10 июня попавшая в туман канонерская лодка «Хенераль Конча» выскочила на мель в районе пляжа Бусику, в пяти милях от Алукемаса. На следующее утро ее обнаружили мятежные кабилы, завязавшие с экипажем лодки ожесточенный бой. Целых четырнадцать часов героический экипаж лодки отбивался от численно превосходящего противника. Подошедшие утром 12-го канонерские лодки «Лаурия» и «Рекальде» смогли лишь эвакуировать оставшихся в живых. Требовались более радикальные меры, ведь находившееся на лодке военное имущество могло существенно поправить дела со снабжением местных племен. Ситуация изменилась лишь с приходом в район «Рейны Рехенте».

Кабилы попытались сторговаться с испанским правительством, пообещав, что за 250 тысяч песет они не будут противодействовать спасательным работам. Но шантаж не прошел, и утром 13-го «Рейна Рехенте» и обе канонерки своим огнем уничтожили корпус злосчастного «Хене-раля Конча», с которого рифы намеривались снять уцелевшее военное имущество. Останки канонерки находились на своем месте почти 30 лет, пока в начале 1940-х гг. их не разобрали на слом.

В первой половине октября 1913 г. произошло событие, вызвавшее глубокое непонимание как в стране, так и у самих моряков. С 8 по 13 октября, в самый разгар боевых действий, Испанию с визитом посетил президент Франции Пуанкаре. В Картахене на борту яхты «Хиральда» состоялась его встреча с королем Испании, на которой первые лица государств уточнили позиции обеих стран в случае общеевропейской войны.

Для встречи высокопоставленного гостя в Картахену от берегов Марокко спешно перебросили почти все крупные корабли Практической эскадры. В результате под командованием вице-адмирала Пидаля, поднявшего свой флаг на еще совершенно небоеготовом линкоре «Эспанья», собрались внушительные силы: броненосец «Пелайо», крейсера «Карлос V», «Рейна Рехенте», «Принсеса де Астуриас», «Рио де ла Плата», «Эстремадура», а также миноносцы «Осадо», «Аудас» и «Просерпина». В общем, как и положено в таких случаях, официальная встреча глав двух государств прошла торжественно и помпезно.

Однако армия сумела воспользоваться этой ситуацией, чтобы перетянуть большую часть и без того не очень обильного военного бюджета на свою сторону. Хотя в начале ноября Практическая эскадра возвратилась в протекторат, но это уже не могло спасти положения. Из-за неудачных действий сухопутных частей надежда на победу в войне становилась все призрачнее, поэтому к декабрю 1913 г., пойдя на многочисленные уступки местным племенам, испанцы практически прекратили боевые действия. После этого «Рейну Рехенте» в качестве стационера вместе с французским крейсером «Космао» временно отправили в Танжер, ставший по договору от ноября 1912 г. международной зоной, на случай внезапных провокаций со стороны осмелевших рифов. Хотя дальнейшая судьба корабля была уже предрешена. В соответствии с Королевским декретом от 18 декабря 1913 г. крейсер передавался в распоряжение школы гардемаринов, для прохождения на его борту морской практики в ходе учебных плаваний. Но приступить к своим новым обязанностям «Рейна Рехенте» смогла только осенью следующего года.

А до этого ей пришлось пережить и буйство стихии, и очередной ремонт. В феврале 1914 г. крейсер, выйдя из порта Танжера, попал в сильный шторм, нанесший кораблю такие повреждения, что ему пришлось искать спасения в Пуэнте Майорга. В дальнейшем «Рейна Рехенте» прошла необходимое переоборудование, позволившее обеспечить гардемаринам сносные условия жизни и обучения. На ней слегка модернизировали кубрики и поместили комплект разборных ширм, позволяющих организовать импровизированные классы в любом месте корабля. В период с 10 сентября по 2 декабря 1914 г. на крейсере прошла обучение первая партия из 52 будущих офицеров флота. Гардемаринам предстояло пройти практический курс по следующим дисциплинам: навигация, механическая часть, артиллерия, сигналы и команды, морская практика. Помимо этого предусматривалась и познавательная программа в виде экскурсий. Всех гардемаринов разделили на четыре учебные группы: две первого и две второго курса.

Занятия по навигации проводились только с курсантами второго года обучения. Они изучали теоретические основы судовождения, астрономию, гидрологию, а также международное морское право и пр. В качестве пособий на «Рейне Рехенте» доставили три хронометра, несколько наборов лоций и карт, компасы, секстанты и прочее оборудование. Под учебный класс переоборудовали каюту начальника морских пехотинцев. Гардемарины заступали на ходовую вахту в качестве рулевых, штурманов, проводили астрономические наблюдения, самостоятельно вели прокладку. Подготовка курсантов велась настолько эффективно, что, еще не пройдя до конца всей программы обучения, они могли самостоятельно зайти в такой сложный в навигационном отношении порт, как Маон.

По механической части будущие офицеры изучали теоретические основы устройства энергетической установки корабля и отрабатывали практические навыки ее обслуживания. При этом учебные группы между собой чередовались, пока одна проводила занятия в котельном отделении, другая осваивала главные машины. Помимо этого они даже несли вахту у механизмов. Гардемарины первого года к концу обучения могли исправлять небольшие поломки в машине и обслуживать их во время работы. В качестве зачетного задания, например, предлагалось самостоятельно поднять пар. На втором году больше внимания уделялось наработке практических навыков, таких как чистка котлов, смазка машин и т.п.

Артиллерийская подготовка также включала теоретическую и практическую часть. Курсанты изучали устройство орудий различных калибров, прицелов и боеприпасов. Практическую же часть они начинали, разумеется, со стрельб из стрелкового оружия, постепенно переходя сначала к 37-мм, потом к 57-мм, 75-мм, и, наконец, к 150-мм орудиям. В общей сложности на каждого гардемарина приходилось по 706 выстрелов, в том числе по одному из 150-мм пушки и по три из 75-мм.

Курс сигналопроизводства включал изучение азбуки Морзе, а также наработку практических навыков подачи всевозможных сигналов семафором и флагами. Наиболее подготовленные гардемарины даже заступали на дежурство у станции беспроволочного телеграфа.

И, наконец, общая морская подготовка включала как физические тренировки, из которой неизменный интерес вызывала наука «как правильно падать», так и освоение приемов морской практики — работа с лебедками и шлюпбалками, хождение на веслах, спасение упавших за борт и т.п. В качестве зачетного занятия практиковалось самостоятельное управление паровым катером или шлюпкой в сложных метеоусловиях.

Поскольку в это время в Европе полыхала Первая мировая война, учебные плавания «Рейны Рехенте» пришлось ограничить территориальными водами и портами нейтральных государств. Крейсер прошел по следующему маршруту: Рота (10-12 сентября), Ферроль (18-22), Бильбао (25-27), Виго (29-3 октября), Вильягарсия (5-7), Лас Пальмас (13-15), прочие порты Канарских островов (15-25), Ларош (30-31), Танжер (1-2 ноября), Сеута (2-4), Алукемас (5-6), Мелилья (6-8), Мальтон (10-12), бухта Польенса (12-13), Пальма де Мальорка (14-16), Барселона (16-18), Картахена (18-23), Валенсия (24-26), Альмерия (28-30), Малага (30-6 декабря), Кадис (6 декабря). Таким образом гардемарины посетили практически все крупные испанские порты. Во многом это было связано с программой экскурсий, предполагавшей посещение ряда предприятий судостроительной и судоремонтной промышленности, а также сопутствующей инфраструктуры. Так, в Ферро-ле курсанты посетили достраивавшиеся линкоры «Хайме I» и «Альфонсо XIII», мастерские арсенала, присутствовали при изготовлении ряда узлов и агрегатов, например, турбин и котлов, участвовали в их заводских испытаниях. На предприятии «Альтос Орнос» в Бискайе они ознакомились с технологией производства стали и процесса прокатки броневых плит. Командование также организовало экскурсию на фабрику по производству взрывчатых веществ Баракальдо. В Вильягарсии «Рейна Рехенте» снова встретилась с линкором «Эспанья», и в ходе повторного визита на дредноут гардемарины могли собственноручно ознакомиться с процессом установки и снятия противоминных сетей. В Сеуте будущим флотским офицерам показали 305-мм береговую батарею Монте Ачо, в Маоне — крепость Мола и торпедную станцию, в Пальме — армейские арсеналы, а в Валенсии — гражданский порт и каменоломни. Долгая стоянка в Картахене была использована для изучения оригинальной конструкции дока Санта Росалия, визита на эсминцы базировавшегося там дивизиона, фабрику оптики в Сент-Люсии, местный артиллерийский полигон Санта Анна и торпедную станцию. В Виго, на Канарах и Барселоне гардемарин привлекли к угольным погрузкам, а в Атлантике им довелось пережить довольно сильный шторм. В Марокко им продемонстрировали позиции сухопутных сил в районе Надор, Зелуан и Монте-Арруит.

24 сентября курсанты приняли участие в спасательной операции. Крейсер взял на буксир и отвел в Бильбао пароход «Арно» (порт приписки Сантандер), потерявший винт и потому беспомощно болтавшийся во власти стихии. Помощь подоспела как нельзя вовремя. Первый поход «Рейны Рехенте» в качестве учебного корабля получил самые восторженные отклики как в прессе, так и в опубликованных потом мемуарах его участников.

В ожидании прибытия на борт второй группы из 46 гардемарин крейсер снова привлекается к выполнению боевых задач в составе Практической эскадры. 1 января он вышел из Ла Карраки в Картахену, имея на борту боеприпасы для «Пелайо» и «Каталуньи». Во время ночного прохода через Гибралтарский пролив экипаж корабля пережил несколько неприятных мгновений, когда два раза с «Рейной Рехенте» опасно сближались английские миноносцы, осуществлявшие боевое патрулирование. Но, к счастью, оба раза после демонстративной подсветки кормового флага, они удовлетворенно уходили. На обратном пути из Картахены в Альхесирас на борту крейсера расположился командующий испанской эскадрой вице-адмирал Хосе Мария Чакон.

В июне на крейсере произвели замену десантных пушек на два 47-мм орудия фирмы Шкода, заодно установив восемь станковых пулеметов. Перед новым походом с гардемаринами на борту «Рейна Рехенте» снова «отметилась» в Мелилье и Лароше.

Второе учебное плавание началось 10 сентября 1915 г. в Ла Каррака и прошло по следующему маршруту: Рота, Ферроль, Бильбао, Марин, Вильягарсия, Виго, Лас Пальмас, Санта Крус де Пальма, Сайта Крус де Тенерифе, Пуэрто дель Рио, Лас Пальмас (стрельбы), Альмерия, Чафаринас, Мелилья, Маон, Польенса, Пальма, Барселона, Валенсия, Апьканте (стрельбы), Картахена, Малага, Альхесирас, Кадис, куда крейсер прибыл 7 декабря, проведя в море шестьдесят дней.

В отличие от предыдущего, этот поход протекал не столь гладко. Так, в конце сентября крейсер в ожидании топлива целую неделю простоял на якоре, получив в итоге весьма скверную смесь кардифского с астурийским углем. Из-за избытка в ней пирита, горение вместо котлов перемещалось в дымоходы. А прогоревшие трубы легко могли стать причиной пожара. Так что во время похода постоянно приходилось латать как сами дымоходы, так и их кожухи. Вдобавок 18 ноября 1915 г. в Барселоне пришлось списать на берег трех членов экипажа. Спустившись в винный погреб крейсера, они попытались открыть очередную бочку, но вместо порции желанного напитка настолько надышались винными парами, что потеряли сознание. Их, рискуя собственным здоровьем, спас мичман дон Хосе Мария Креспо Эрейро.

По окончании своей учебной миссии, «Рейна Рехенте» незамедлительно отправилась в Танжер, где сменила в роли испанского стационера крейсер «Каталунья». Впрочем, несмотря на активность корабля в кампании 1915 г., особых лавров он не сыскал. Основную опасность для «Рейны Рехенте» представляли не мятежные кабилы, которые после прошлогодних боев проявляли изрядную осмотрительность, а обе враждующие в мировой войне стороны. Вследствие этого количество ночных выходов свели к минимуму, а если таковые и происходили, то корабль шел ярко освещенный, специально подсвечивая прожектором свой национальный флаг.

Зато новый 1916 г. обозначил главную проблему «Рейны Рехенте» — состояние ее котлов. Уже в самом начале года, когда корабль доставлял из Альхесираса в Танжер нового дипломата сеньора Серрата, на нем практически одновременно вышли из строя сразу три котла. Так что по завершении своей дипломатической миссии крейсеру пришлось срочно идти на ремонт в Ла Карраку. Но гораздо большую опасность, чем состояние собственных котлов, для испанского корабля представляли случайности военного времени. Так, в феврале, из-за сильного норд-веста с «Рейны Рехенте» слишком поздно заметили патрульный французский крейсер «Дю Шайла». В результате последний вполне обоснованно выпустил по незваному гостю торпеду, к счастью для обеих сторон, прошедшую мимо.

6 марта на должность помощника был назначен капитан 3 ранга дон Сальвадор Карвия и Каравака, в будущем Морской министр.

Скверное состояние котлов еще раз продемонстрировал переход из Картахены в Кадис. После его завершения «Рейна Рехенте» практически до июля встала в ремонт, а во Францию на фирму Бельвиля специально командировали старпома крейсера дона Элисио Санчеса Кесаду вместе с инженер-подполковником флота Альфредо Пардо и Пардо. Результатом миссии стала покупка сразу 2500 котельных трубок, как для самих злосчастных котлов, так и для их экономайзеров.

По окончании ремонта «Рейна Рехенте» вышла на испытания, которые сопровождались помимо традиционных эволюции артиллерийскими стрельбами. Впрочем, даже долгий ремонт не решил проблем крейсера: котлы по-прежнему не внушали доверия и часто выходили из строя. Тем не менее, по приказу Морского министра экипажу корабля приказали приготовиться к третьему учебному плаванию. Как и в предыдущие разы, выход намечался на 10 сентября из Ла Карраки, а возвращение в Кадис планировалось на 10 декабря. В этот раз 58 гардемаринов посетили следующие порты: Рота, Ферроль (в Атлантике курсанты прошли довольно обширный курс морской практики), Бильбао (бункеровка), Марин, Вильягарсия, Виго, Санта Крус де Пальма, Тенерифе, Пуэрто дель Рио, Лас Пальмас (бункеровка), Ларош, Танжер, Сеута, Алукемас, Мелилья, Маон, Польенса, Пальма, Барселона (бункеровка), Валенсия, Алькудия, Картахена, Альхесирас, Кадис.

На этот раз поломок и нештатных ситуаций оказалось еще больше. Помимо непрерывных поломок котлов и холодильников, были получены многочисленные штормовые повреждения корпуса и надстроек во время перехода из Виго в Лас Пальмас. Во время якорной стоянки в районе Санта Пола, во время учебных стрельб главным калибром, по неудачному стечению обстоятельств, практически все из произведенных 25 выстрелов причинили ущерб собственному крейсеру: список повреждений, начинавшийся с лопнувших светильников, заканчивался выведенным из строя беспроволочным телеграфом и получился достаточно внушительным. Но на этом неприятности не закончились. В Пуэрто дель Рио, когда гардемарины под руководством преподавателей отрабатывали высадку на берег с пяти шлюпок, внезапно разыгралось волнение, затруднившее прием плавсредств обратно на борт. Их удалось поднять на шлюпбалки только после того, как у борта крейсера вылили три бочки масла. 14 ноября в Маоне во время постановки на швартовы лопнул трос, тяжело ранивший в голову лейтенанта Пабло Сагаста и Патроси. Через четыре дня в районе Пальме под воздействием волн якорь левого борта стравился по шестое звено якорь-цепи. Поскольку его не смогли ни втянуть вручную обратно, ни расклепать цепь, пришлось два дня ждать успокоения волнения. Лишь 20-го числа около 15.00 злосчастный якорь удалось поднять на борт. И, наконец, 27 ноября после выхода из Валенсии «Рейна Рехенте» попала в сильный шторм. При этом были затоплены командирский салон и часть кают. Волны сорвали флагшток и одну из шлюпок. На следующее утро, хотя шторм и утих, из-за сильного дождя видимость упала практически до нуля, и крейсер, не имея возможности определить место, буквально чудом не сел на мель в районе Аликанте. Ряд газет поспешил выступить с явно спекулятивной новостью, заживо похоронив корабль, проводя параллель между двумя «Рейнами Рехентами».

Начало нового 1917 г. крейсер снова провел в роли стационера в Танжере. Но очередные прожиги труб заставили его уйти на ремонт в Ла Карраку. Лишь новая волна революционных выступлений внутри страны заставили спешно завершить ремонт к 12 июля, чтобы 14-го «Рейна Рехенте» появилась в Барселоне. Присутствие боевого корабля по замыслу политиков должно было несколько стабилизировать ситуацию в «испанском Нью-Йорке». И действительно, после беспорядков 13 августа всех арестованных зачинщиков доставили на борт крейсера, так как заключить их в городскую тюрьму не решились. Во время же забастовки железнодорожников машинистов «Рейны Рехенте» активно привлекали для замещения на рабочих местах протестующих. Лишь в преддверии очередного учебного похода крейсер передал функции «плавучего жандарма» «Принсесе де Астуриас», пришедшей в Барселону для его замены.

10 сентября «Рейна Рехенте», приняв на борт 84 гардемарина, отправилась по хорошо знакомому маршруту. Но на этот раз проблемы с котлами привели к тому, что поход пришлось прервать в экстренном порядке. По воспоминаниям очевидцев, пока крейсер находился в море, механики были вынуждены совершать визит к каждому из котлов, вооружившись сальниками и прокладками. Отремонтировав один, они шли к следующему и так далее, чтобы примерно через шесть часов снова вернуться к первому. Однако временные меры не могли исправить плачевного состояния материальной части. И 27 октября в порт Маон крейсер вошел, имея только два рабочих котла, а остальные тринадцать вообще не поддавались ремонту собственными силами! При этом резко увеличился расхода котельной воды, а для преодоления одной морской мили требовалось истратить до полутонны угля. Энергетической установке корабля срочно требовался серьезный ремонт. Поэтому после досрочного возвращения в Ла Карраку «Рейну Рехенте» перевели в пятое положение (выведение в резерв с разукомплектованием). Особо отличившимся во время учебного похода вручили Белые кресты Морской заслуги. Их удостоились второй механик дон Мануэль Гарсия Аль-баран, третий механик Доминго Веласкес Суффо, один капрал и четыре кочегара.

Ремонт удалось завершить лишь в преддверии нового учебного года. И 10 сентября 1918 г. крейсер с гардемаринами на борту отправился в свое пятое учебное плавание. 25-го в заливе Алькудия гардемарины провели учебные стрельбы. А 4 октября «Рейна Рехенте» взяла курс на Малагу. До этого в Альмерии в топливные бункеры крейсера приняли 1300 т угля, как оказалось, чрезвычайно низкого качества. По мрачной шутке кочегаров «он горел как обычная земля». Первые сутки, пока оставалось небольшое количество старых запасов угля, кочегарам крейсера с большим трудом удавалось держать пар, достаточный для двухузлового хода, но на рассвете 5 октября машины встали.

Сигнал SOS с «Рейны Рехенте», находившейся в шести милях к югу от мыса Сакратив, при полном штиле взбудоражил всю округу! Первыми на него откликнулись «Принсеса де Астуриас», стоявший на якоре в Танжере, канонерская лодка «Бонифас», патрулировавшая у Тетуана, и канонерка «Рекальде». Но все они опоздали, поскольку первым к дрейфовавшему крейсеру в 15.30 подошел проходивший мимо по пути из Барселоны в Буэнос-Айрес трансатлантик «Рейна Виктория Эухения». Он и отбуксировавший бедолагу в порт Малага. Здесь «Рейна Рехенте» приняла несколько тонн превосходного антрацита, количества, достаточного для перехода в Ла Карраку. Из-за невозможности продолжить дальнейшее обучение, всех гардемаринов пришлось перевести на борт бывшей яхты «Хиральда».

Пользуясь случаем, поскольку после злосчастного угля котлы требовали тщательной чистки, решили произвести их капитальный ремонт (и это после почти годичного латания энергетической установки до похода). Из-за того, что комплектующие поставлялись с большой задержкой, ремонт затянулся практически до начала нового учебного года. Именно в Ла Карраке «Рейна Рехенте» встретила окончание Первой мировой войны. Наступивший мир означал, что отныне маршруты учебных походов уже не будут ограничиваться территориальными водами. Это же и подтвердил специальный Королевский декрет от 14 августа.

В 1919 г. шестое по счету учебное плавание, начавшееся традиционно 10 сентября, предполагало серию визитов в порты западной и центральной части Средиземного моря: Кадис (10 сентября), Уэльва (10-15, бункеровка), Барселона (17-22), Тулон (23-27), Генуя (28-1 октября), Специя (1-4), Неаполь (5-12), Ла Валетта (13-17, бункеровка 1000 т угля), Бизерта (18-22), Алжир (23-27), Оран (28-30), Чафаринас (30-1 ноября), Мелилья (1-3), Сеута (3-6), Танжер (6-9), Санта Крус де Тенерифе (12-15), Лас Пальмас (15-18, бункеровка), Эль Рио (18-21, учебные стрельбы), Бокайна (21-23), Фуншал (24-28), Кадис (7 декабря).

Капитальный ремонт котлов принес свои плоды — поход прошел более-менее спокойно. Иногда на крейсере даже решались давать ход в 11 узлов! А из трудностей этого плавания следует отметить лишь сложную навигационную обстановку, вызванную наличием невытраленных минных полей. Словом, по возвращении, как и после первого учебного похода, преобладали отзывы позитивного характера. Вероятно, последнее обстоятельство предопределило «внеплановое» седьмое учебное плавание «Рейны Рехенте» весной 1920 г. На сей раз вместе с гардемаринами первого и второго курса на борту разместились будущие офицеры-артиллеристы.

Выйдя из Кадиса 10 мая, крейсер посетил Картахену, Барселону (13-16, бункеровка 600 т угля), Тулон (17-30), Геную (21-25), Специю (25-28), Ливорно (29-30), Неаполь (31-7июня), Ла Валетту (9-14, бункеровка), Каней (16-19), Пирей (20-26), Александрию (28-5 июля, бункеровка), Бизерту (9-13), Алжир (14-19), Оран (20-23), Чафаринас, Мелилью, Сеуту, Танжер, возвратившись обратно в Кадис 31 июля. Всего корабль провел в море 45 суток и 32 дня простоял в портах.

Из событий этого похода следует выделить прежде всего ремонт котлов в носовом КО, произведенный в Генуе фирмой «Ансальдо». В Александрии экипажу пришлось переждать противочумной карантин, а на маршруте между Чафариносом и Мелильей гардемарины смогли попрактиковаться в артиллерийских стрельбах.

Перенос седьмого учебного плавания на весну—лето был во многом обусловлен тем, что в 1920 г. правительство Эдуардо Дато приняло решение о проведении пятимесячного вояжа «Рейны Рехенты» по бывшим испанским колониям. Предполагалось, что крейсер покажет флаг в наиболее крупных портах стран Южной Америки, пройдет Магеллановым проливом и вернется в Атлантику через Панамский канал, где посетит Кубу. После этого он должен был взять курс к родным берегам.

3 сентября, оставив за кормой Кадис, «Рейна Рехенте» под командованием капитана 1 ранга дона Луиса Суансес Карпенья вышла в море. На ее борту разместились 43 гардемарина первого курса. Через полтора десятка лет они уже в высоких чинах получат известность в начавшейся гражданской войне: Хосе Фернандес Пери, Хавьер де Салас, Габриэль Антон и другие, но в 1920 г. их имена еще никому ничего не говорили.

Малый объем рефрижераторных камер заставил принимать провизию «живым грузом». Среди скота, закупленного в Неаполе, выделялся годовалый бычок с необычайно длинной шерстью, почти метровой длины. Вскоре он стал всеобщим любимцем и получил кличку Перико (игра слов: с одной стороны «пучок шерсти», с другой — «болтун», «пьяница»). Он использовался как подушка при сиестах, для «лизинга» грязной посуды, для разнообразных подвижных игр и других не менее важных мероприятий, вызывавших умиление всего экипажа. Как животное сугубо сухопутное, Перико поначалу сильно страдал от морской болезни, но по прошествии времени превратился в настоящего «морского волка» и пристрастился к обычной моряцкой пище, вплоть до сырой трески. Бычок имел на корабле полную свободу, и ему не возбранялось бродить по всей верхней палубе.

Тренировки гардемаринов начались сразу же после выхода в море. Каждое утро, если оно выдавалось солнечным, начиналось с «упражнений по качанию солнышка» с секстантом и хронометром.

Опыт у будущих офицеров отсутствовал, так что все измерения отличались низкой точностью и занимали массу времени. А один гардемарин как-то даже умудрился, ко всеобщему смеху, получить отрицательный угол возвышения светила! Поэтому всеобщее ликование обычно вызывала плохая погода, делавшая занятия невозможными.

За самое тяжкое правонарушение обычно следовало наказание в виде запрещения схода на берег в следующем порту. За все меньшие грехи провинившегося обычно ставили под карабин. В зависимости от тяжести проступка различалось только время наказания. Поначалу тяжесть Маузера казалась гардемаринам абсолютно невыносимой, пока один самый сообразительный не обнаружил, что один из проводов проходит очень удобно вблизи мушки на стволе. Так что если зацепиться ею за снасть, можно было лишь поддерживать качающийся на проволоке карабин. После этого «открытия» наказания уже не казалось таким строгим.

6 сентября крейсер зашел в Лас Пальмас, ранее значившийся самой крайней точкой в практических плаваниях, но сейчас ставший последним испанским портом перед прыжком через Атлантику. После бункеровки, 10 сентября корабль покинул Канарские острова, и гардемарины по-настоящему смогли оценить «прелести» тропиков с их палящим солнцем, сильными ливнями и густыми туманами.

Одиннадцать дней с 14 по 25-е «Рейна Рехенте» провела на Сан-Винсенте, практически на том самом месте, где два десятилетия назад сосредотачивалась эскадра Серверы для своего последнего похода на Кубу. Здесь местные власти поставили на баркасах 1000 тонн угля, которые пришлось перегружать на крейсер. По согласованию с английской станцией трансатлантического телеграфа, для ознакомления с его работой туда состоялась экскурсия гардемарин.

Плавание через Атлантический океан прошло в довольно бытовой обстановке. Кроме традиционного праздника Нептуна по поводу пересечения экватора, некоторое разнообразие принесла лишь картина ночного вида маяка Фернандо Норонья, оставленного ночью на большом расстоянии. Если ночь выдавалась без осадков, гардемарины по собственной инициативе размещались в гамаках на верхней палубе. Некоторые из них, несмотря на запрет, подвешивали их к радиоантенне, абсолютно не задумываясь о вреде электромагнитного излучения.

Первым портом в Южной Америке, в котором крейсер бросил якорь, стал Пернамбуко. В котором на борт крейсера, сразу по его прибытии поднялся вице-консул, известивший, что из-за эпидемии желтой лихорадки присутствие моряков на берегу крайне не желательно. Так что все три дня стоянки пришлось заниматься лишь перегрузкой угля.

Следующим пунктом, в котором предполагалась остановка, был Рио-де-Жанейро. Живописной бухты, на берегах которой раскинулся город, «Рейна Рехенте» достигла на рассвете 8 октября. Многочисленные праздники, банкеты, культурные визиты показали то обилие мероприятий, которое ждет «Рейну Рехенте» во всех портах Южной Америки. Здесь гардемарины едва не заварили международный скандал, затеяв драку со своими американскими сверстниками. Поскольку они вышли победителями, наказание со стороны командования крейсера было довольно мягкое.

Лишь 13 октября корабль вышел в море. Следующим пунктом его турне после пятидневного плавания стало Монтевидео. 18 октября буксирное судно «Эрку-ле» медленно втащило крейсер на внутренний рейд. Неподдельное ликование бывшей испанской колонии объяснялось тем, что последний боевой корабль под красно-желтым флагом заходил сюда десять лет назад, когда «Карлос V» отправился на празднование столетия аргентинской независимости. Обилие встречающих людей крайне затруднило рутинную операцию по швартовке. Празднества в городе практически не прекращались до самого отплытия крейсера 22 октября.

В 14.30 23 октября буксиры «Сансон» и «Сиклопе» завели «Рейну Рехенте» на внутренний рейд, и в 15.30 она отшвартовалась на улице Вьямонте аргентинской столицы. В Буэнос-Айресе встречающая толпа достигла численности десяти тысяч человек! И последовала новая волна приемов, празднеств и банкетов. Совершенно незнакомые люди приглашали моряков себе в гости. Не остался в стороне от событий и Перико. В аргентинской газете этого периода описывался случай, когда в порыве энтузиазма одна аргентинка решила накормить бычка конфетами, и очень волновалась, что не догадалась купить их без фантиков. На что Перико, ничуть не смутившись, единым махом заглотил весь кулек вместе с пакетом.

Аргентина ликовала настолько искренне и интенсивно, что командиру «Рейна Рехенте» пришлось продлить стоянку в этой гостеприимной точке Латинской Америки с семи до девятнадцати дней. Выйдя в море лишь 10 ноября, по пути на юг крейсер пережил сильный многодневный шторм, впрочем, все системы работали без нареканий.

«Рейна Рехенте» прошла Магеллановым проливом и 16-го вошла в Пунта Ареньяс. Под стать пронизывающему холоду Тихого океана стал и прием, оказанный испанцам. Так что визит в Чили прошел в формальной обстановке. Из неофициальных мероприятий можно выделить, пожалуй, лишь скачки. Желая разнообразить пребывание гардемарин в Чили, им организовали экскурсию на близлежащий остров Контрамаэстре, итогом которой стало прибытие на борт корабля трех новых членов экипажа — пингвинов. Впрочем, на крейсере они не ужились. Защищая каждое ущемление своих прав сильными клевками и изодрав не одни штаны своих обидчиков, они настроили против себя значительную часть экипажа и в конце концов оказались за бортом. Правда, самый терпеливый из них смог дожить практически до экватора!

И, наконец, очень полезным для гардемарин стал приход в Пунта Ареньяс чилийского учебного судна «Бакедано». Гардемарины двух стран смогли довольно хорошо познакомиться друг с другом во время взаимных визитов.

Вальпараисо, которому по первоначальным планам предстояло стать следующим пунктом остановки, «Рейна Рехенте» так и не достигла. Из-за политических осложнений кораблю пришлось задержаться в Пунта Ареньяс на 12 дней. Все это время велись переговоры о возможной топливной заправке, пока, наконец, британские власти не согласились отбункеровать крейсер на Фолклендах. Поэтому «Рейне Рехенте» пришлось повернуть назад и идти в Порт-Стенли. 30 ноября в 18.30 испанский корабль бросил якорь в этой английской колонии. Разумеется, прием здесь оказался еще более прохладный, чем в Чили. Небольшое разнообразие в одиннадцатидневную стоянку внесло лишь посещение аргентино-чи-лийского монастыря.

А вот проведение очередной экскурсии едва не обернулось трагедией для пятнадцати гардемаринов. Не рассчитав свои силы, они попали в течение. К счастью, через несколько часов дрейфа, они смогли высадиться на необитаемом острове. Но молодым людям явно не хватало опыта робинзонов. Так что мясо диких уток, в большом количестве водившихся вокруг, получалось либо сырым, либо пережаренным. Пойманного дикого барана пришлось отпустить, поскольку из режущих инструментов у них нашлась только опасная бритва. Впрочем, помощь вскоре подоспела, так что слегка оголодавшие будущие офицеры потом с удовольствием вспоминали это приключение. Исчезновение 15 гардемаринов изрядно переполошило и местные власти, поэтому, после спасения, губернатор пригласил их всех на прием.

11 декабря «Рейна Рехенте» вышла в море. Следующим портом на ее пути стал 15 декабря Байя Бланка. Здесь испанцев ждала встреча с двумя японскими кораблями, совершавшими плавание со своими гардемаринами. Обилие морской живности в бухте доставило немало неприятностей машинной команде. Так, при работе опреснителей приходилось каждые три-четыре часа очищать приемные отверстия помп от забившихся туда креветок и прочих морских обитателей. Впрочем, все эти ракообразные незамедлительно переправлялись на камбуз. А наибольшую практическую ценность гардемаринам принесла экскурсия на зашедший в порт линкор «Ривадавия».

Через неделю «Рейна Рехенте» вышла в море, чтобы 29-го повторно посетить Рио-де-Жанейро. Впрочем, на сей раз двухдневную стоянку в бразильской столице использовали лишь для пополнения запасов угля и продовольствия. Командир крейсера справедливо посчитал, что если он простоит в порту Новый год, то лишится доброй части своего экипажа. Поскольку неизвестно, что придет в голову морякам после бурного отмечания праздника в портовых кабаках. Ведь за все время пребывания в Южной Америке экипаж и так лишился десяти человек, дезертировавших с корабля!

Посетив еще ряд небольших пунктов на побережье Латинской Америки с 4 по 9 января, «Рейна Рехенте» взяла курс на острова Зеленого Мыса. Во время всех этих визитов экипаж крейсера усиленно запасался разнообразными представителями богатой местной фауны, так что вскоре «Рейна Рехенте» больше походила на плавучий зоопарк. К счастью для внутрикорабельного порядка, умением содержать экзотических животных в экипаж не отличался. Поэтому на обратном пути через Атлантику на представителей заморской фауны напал настоящий мор. А один из гардемаринов после тщетных попыток научить своего попугая говорить, вынес ему вердикт, что тот абсолютно необучаем, после чего убил его и съел. После стоянок в Сан-Висенте с 16 по 18 января, Санта Крус де Тенерифе с 23 по 29 января, 1 февраля «Рейна Рехенте» возвратилась в Кадис, завершив 79-дневное плавание длиной в 14 040 миль.

На сей раз каких-либо серьезных неполадок в энергетической остановке не наблюдалось, все поломки исправлялись довольно оперативно. Но после столь длительного заморского вояжа крейсеру снова требовался ремонт, и он отправился на ставшее уже родным судоремонтное предприятие в Ла Карраке. Экипаж временно разукомплектовали, так что дальнейшее пребывание Перико на борту становилось невозможным. Желая сохранить жизнь своему любимцу, моряки договорился с одним андалусийским фермером, что тот возьмет его к себе, и будет содержать бычка, пока тот не умрет естественной смертью.

В сентябре 1921 г. правительство запланировало новое грандиозное турне «Рейны Рехенте», на сей раз по странам западной Европы. Предполагалось пройти свыше 5000 миль и посетить порты Франции, Норвегии, Швеции, Дании, Германии, Голландии и Великобритании. 3 сентября, с 27 гардемаринами на борту, крейсер вышел из Виго, начав свое девятое, и как оказалось последнее учебное плавание. Но по ряду причин, прежде всего политического характера, как и в годы Первой мировой войны, маршрут проложили только в пределах территориальных вод. 4 сентября корабль посетил Марин, где произвел учебные стрельбы, а потом возвратился в Виго. После чего ушел на юг, побывав в Кадисе, Мелилье, Сеуте, Картахене (здесь 8 октября крейсер осмотрел Морской министр маркиз Кортина) и на Канарах. Конечной точкой плавания стал Ферроль. Причиной спешного прекращения похода стало очередное обострение обстановки в Марокко.

В конце 1918 г. командование над испанскими частями на территории колонии принял деятельный и энергичный генерал Беранхер. В ходе нескольких неплохо организованных и проведенных операций он сумел взять ряд ключевых пунктов в равнинной части, оттеснив мятежников в горные районы. В 1920 г. пали мощные позиции рифов в Чечуане. Первоначально испанское правительство привлекало к участию в операциях лишь современные корабли, но вскоре оно столкнулось с проблемой, заставившей пересмотреть отношение к составу действующих сил. За относительно небольшой промежуток времени новейшие корабли умудрились практически полностью исчерпать все стратегические запасы нефти в испанских базах. В сентябре 1921 г. был подписан контракт с американской фирмой «The Atlantic Refing Company» на снабжение флота нефтью. Но временно основную боевую нагрузку снова возложили на устаревшие угольные корабли.

Так что «Рейне Рехенте» снова пришлось впрягаться в лямку военной службы. По времени это совпало с установлением диктатуры генерала Примо де Ривера и активизацией боевых действий в Марокко. Внезапно в январе 1922 г. на борту крейсера скончался его командир капитан 1 ранга Хосе Фернандес Клоте.

В марте—апреле 1922 г. артиллерия «Рейны Рехенте» обстреляла Пеньонес, подавив при этом несколько орудий, захваченных ранее рифами у Алукемаса. Затем вместе с канонерками «Рекальде» и «Мария де Молина» крейсер бомбардировал позиции кабилов у Бени-Саид.

Помимо этого «Рейна Рехенте» активно привлекалась к проводке конвоев и отдельных кораблей, доставляющих снабжение отрезанным на побережье сухопутным частям. Насколько критически для испанцев складывалась ситуация, показывает тот факт, что в качестве кораблей снабжения они были вынуждены использовать подводные лодки! К этому времени испанский флот претерпел глубокую реорганизацию, в результате которой старые крейсера окончательно исключили из списков Практической эскадры. Теперь организационно они подчинялись генерал-капитану Кадисского военно-морского округа, хотя по-прежнему с завидной регулярностью продолжали появляться в водах протектората. С прибытием на театр боевых действий новых кораблей, в первую очередь сторожевиков типа «Касл», появилась возможность в конце лета отправить «Рейну Рехенте» и «Катапунью» в Картахену, для проведения так необходимого им ремонта.

Но поскольку состояние механизмов и котлов крейсера даже после ремонта оставляло желать лучшего, с конца 1922 г. его переводят для службы в качестве стационера на Канары. Как учебный корабль «Рейну Рехенте» также перестали использовать после покупки в Италии учебных судов «Галатея» и «Минерва» (б. «Кларастелла» и «Аугустелла»). А поскольку ее боевая ценность к этому времени была уже невысока, списание корабля-ветерана оставалось лишь вопросом времени.

В начале 1923 г. «Рейна Рехенте» снова отправилась в Марокко. Здесь в феврале в районе Сиди-Идрис она вместе с канонерками «Лайя» и «Рекальде» перехватила несколько фелюг с контрабандой. Затем последовали бомбардировки береговых укреплений кабилов в Афрау, и, наконец, несколько дипломатических миссий. Сначала в феврале крейсер доставил в Сеуту бывшего британского премьера Ллойд Джорджа, пожелавшего ознакомиться с положением дел в Марокко непосредственно в районе боевых действий, а позднее — в Кабо Хуби делегата Верховного Комиссара по Западной Африке.

В этот период Мадрид усиленно искал выход из затянувшегося конфликта. С одной стороны, военные неудачи сделали решение проблемы силовым методом практически невозможным. Но с другой, предыдущие послабления и уступки рифам ни к чему хорошему не приводили, накопив силы, те снова брались за оружие. Смена кабинета министров в феврале 1923 г. также ни к чему не привела. Но одним из первых шагов бывшего командующего Практической эскадры, Морского министра Хуана Баутисты Аснара, стала посылка в Алукемас делегации испанского правительства для переговоров с главарем рифов Абд-эль-Керимом. Ее на марокканское побережье 16 апреля доставила на борту «Рейны Рехенте». Переговоры закончились без результата, и вскоре в Испании стало известно о провозглашении независимой республики Риф. А уже в августе рифы совершили первую масштабную акцию, спровоцировавшую ответные испано-французские действия, достигшие апогея в знаменитой десантной операции в Алукемасе.

Кстати, в августе же 1923 г. старый крейсер, правда, на небольшой срок пока отсутствовали более крупные и современные боевые единицы флота, стал флагманским кораблем группировки военно-морских сил, действующих у побережья протектората. В этой качестве он участвовал в бомбардировке позиций рифов у Тифарауина.

После прибытия на театр боевых действий новых кораблей, в начале 1924 г. «Рейна Рехенте» совершила переход в Карраку, где ее поставили в ремонт. Первоначально предполагалось капитально отремонтировать ее котлы, которые в последние годы доставляли так много проблем. Но уже спустя некоторое время выяснилось, что для снятия старых котлов потребуется частичный демонтаж машинного отделения, а также множество других вспомогательных работ, что в итоге делало сумму предстоящей модернизации чрезмерно высокой.

Весь 1925 г. крейсер провел на швартовах у Кадисского арсенала, ожидая поступления средств на проведение ремонта. Но вместо этого Морское министерство приняло диаметрально противоположное решение, проведя «большую чистку» старых кораблей и судов. В последний день 1926 г. крейсер исключили из списков флота.

В течение последующих трех лет его полностью разукомплектовали и в 1929 г. выставили на публичный аукцион. Ушедший с молотка за 535 тысяч песет корпус старого корабля достался частному предпринимателю дону Иполито Ормаэчея, в том же году разобравшего его в Кадисе.