Wundefwaffe

Глава 2

 

На следующее утро в 8.00 я явился на борт «У-557». Лодка оказалась изрядно потрепанной. Поверхность руб­ки выглядела как картина абстрактной живописи. Сквозь облупившуюся серую краску проглядывала полосами крас­ная грунтовка. Повсюду пятна ржавчины. Она образо­валась даже вокруг ствола обильно смазанной 88-милли­метровой пушки на носовой палубе. Деревянный настил, который покрывал стальной корпус лодки, был окрашен морскими водорослями в светло-зеленый цвет. На лодку, очевидно, наложили печать ее продолжительные учения в Балтийском море. Это меня растрогало.

Я передал приказ о назначении командиру и отрапор­товал:

— Герр обер-лейтенант, я явился для прохождения службы!

Он взглянул на документ, затем громко пожаловался:

— Что за чертовщина такая в этом штабе? Они опять прислали мне курсанта. Я уже наказан двумя точно та­кими же, как ты, новичками, не нюхавшими вони под­лодки.

Затем, смачно выругавшись, он выразил надежду, что я смогу быть полезен в качестве дополнительного бал­ласта.

Я был разочарован собственным рапортом, но не ко­мандиром. Обер-лейтенанту Оттокару Паульсену было уже за двадцать. Блондин небольшого роста, он отли­чался коренастой фигурой. Из-под козырька его белой флотской фуражки глядели голубые насмешливые глаза. На кокарде фуражки, которую на борту лодки имел право носить только командир, сохранились следы яри-медянки. На нем была длинная куртка из кожи светло­серого цвета. Ее плечи и карманы кто-то искусно за­штопал толстой ниткой. Расшитый золотом флотский галун был прикреплен к левому эполету. Командир но­сил большие кожаные сапоги, голенища которых спус­кались под складки сморщенных брюк. Короче говоря, Паульсен отвечал моему представлению об идеальном командире подлодки.

Без всяких церемоний Паульсен резким голосом при­казал мне переодеться, затем отправил к своему помощ­нику. Этот худощавый элегантный офицер, вероятно года на два старше меня, представился как лейтенант Сайболд, специалист по радио и акустике. Он сердечно пожал мне руку.

Сайболд ответил на многие мои вопросы еще раньше, чем я их задал. Он рассказал, что «У-557» только что за­вершила свое первое трудное семимесячное плавание в Балтийском море. Команда подлодки насчитывала 48 че­ловек без нас, курсантов. Она состояла из четырех офи­церов, трех мичманов, 14 унтер-офицеров и 27 матросов, мотористов и техников. Некоторые из них уже имели бое­вой опыт. Опираясь на них, как на прочное ядро, Пауль-сену удалось превратить лодку в эффективное боевое суд­но, воспитать в людях готовность и желание выполнять нелегкую работу, которая предстояла впереди. Сам Па­ульсен, рассказывал мне с гордостью Сайболд, ветеран подводного флота. Он служил в 1937 году на подлодке, выполнявшей задания одной международной организа­ции во время гражданской войны в Испании. Подлодка плавала в Средиземном море и Бискайском заливе. Поз­же в качестве ее командира Паульсен подготовил немало экипажей, которыми сейчас укомплектованы подлодки в Атлантическом океане. По окончании своего короткого рассказа Сайболд приказал первому попавшемуся на гла­за матросу заняться мною.

Матрос отвел меня назад на океанский лайнер. Там я получил три комплекта робы: полный костюм из кожи, дождевик, а также синие свитера., вязаное нижнее белье также синего цвета. Кроме того, мне выдали резиновые и кожаные сапоги на войлоке, плотные перчатки, бинокль и множество мелких предметов. Чтобы перетащить все это снаряжение в свою каюту на лайнере, я должен был трижды сходить на склад.

Когда я переодевался в новую форменную одежду, в мою каюту, почти сорвав дверь с петель, ворвался Гебель.

— Эй, моряк, упаковывай свой багаж! — крикнул он. — В 14.00 мы отплываем. Пункт назначения — Киль.

— Черт знает что,— выругался я. — Я только что от­туда!

Тем не менее я в спешке уложил вещи, перенес все свое имущество на «У-557» и бросил его на одну из уз­ких коек.

Ровно в 14.00 подлодка отшвартовалась от пирса. Пока работали электромоторы, она скользила по поверхности моря в полной тишине, маневрируя в зоне порта. Затем заработали дизельные установки. «У-557» направилась в открытое море.

Когда очертания Кенигсберга скрылись за горизон­том, капитан вызвал на мостик третью вахтенную сме­ну. Лодка следовала курсом на запад. В ее правый борт били короткие крепкие буруны, ограждение рубки оку­тывала водяная пыль. Но вот курильщики побросали свои окурки за борт и проскользнули в рубочный люк. Я последовал за ними по вертикальной лестнице в вы­тянутую, узкую полость лодки. Внутри царило спокой­ствие. Каждый занял свое место. Единственный шум, который я слышал, доносился из носовых отсеков. Там работали дизели.

Обер-лейтенант Керн, старший помощник и первый вахтенный офицер, остановил меня в центральном про­ходе и прочел строгую лекцию о сути моих непосред­ственных обязанностей. Когда лодка шла в надводном положении, я должен был быть дозорным в составе второй вахтенной смены. При погружении мне следовало выпол­нять различные обязанности: помогать рулевому в эксп­луатации рулевого устройства, штурману Визнеру — в опре­делении нашего местонахождения, второму вахтенному офицеру Сайболду — в дешифровке секретных радиограмм. Я был обязан также проводить часть времени с ним, Кер­ном, и главмехом Федером. Они познакомят меня с уст­ройством лодки, двигателями, оборудованием, цистерна­ми, счетным устройством, торпедами и артиллерийским вооружением. Керн убеждал меня в необходимости по­свящать все свободное время изучению технической ли­тературы, чтобы догнать остальных членов команды как можно скорее. Затем он взял меня на экскурсию по от­секам внутреннего корпуса лодки.

Прогулка вскоре превратилась в малоприятное испы­тание. Сделав несколько шагов, я совершенно потерял ориентировку: стал ударяться головой о трубопроводы, вентили и приборы, натыкался на небольшие круглые за­слонки в переборках между отсеками. Каждое мое движе­ние напоминало проползание сквозь бутылочное горлыш­ко. Больше всего меня выводила из себя качка. В начи­нающем штормить море лодку резко бросало с борта на борт. Чтобы сохранить равновесие, я должен был посто­янно за что-то держаться и шатался на деревянном насти­ле, как пьяный. Надо было оберегать свою голову от уда­ров и научиться ходить устойчиво. В противном случае я не смогу находиться и сутки в стальной скорлупе.

Когда мы проходили через центральный пост, я на­гнулся под нижней секцией рубки. В этот момент боль­шая волна накрыла лодку и порядочная порция во­ды проникла сквозь люк. Я вымок до костей. Бывалые подводники, находившиеся рядом, громко рассмеялись. Керн, очевидно рассматривавший подобное купание как ритуал моего посвящения в моряки, подавил улыбку и продолжил знакомить меня с устройством подводной диковинки.

Внутри прочного корпуса лодка делилась на четы­ре секции. В кормовой находились двигатели, электро­оборудование, компрессор и один торпедный аппарат. Благодаря двум мощным дизелям лодка была способ­на развивать на поверхности скорость до 19 узлов. Два электромотора, работавших на гигантских аккумулятор­ных батареях, позволяли ей двигаться в погруженном состоянии. Она могла плыть один час с максимальной скоростью в девять узлов и три дня с крейсерской — в один-два узла. Однако батареи должны были в нормаль­ных условиях перезаряжаться каждые 24 часа, что воз­можно только в надводном положении, поскольку под­зарядка производилась генераторами, запускавшимися при помощи дизельных двигателей.

Между секцией с дизелями и серединой лодки рас­полагались крохотный камбуз, туалет, кубрик для унтер-офицеров, а под палубой — часть 50-тонного комплекта аккумуляторных батарей. В центральной секции лодки помещались ее сердце и мозг — центральный пост. Он был оборудован сверх меры патрубками, трубами, клапа­нами, проводами, вентилями, измерительными прибора­ми, переключателями, счетчиками, контрольно-регулиру­ющим механизмом и гирокомпасом. Оборудование пос­та включало также насосы, опреснитель воды, нижний перископ, магнитный компас, шкаф для хранения нави­гационных карт, столик, электропривод для контроля за вертикальным и горизонтальным рулями.

В следующей секции размещались радио- и акусти­ческая рубки, нижняя торпедная установка с четырьмя торпедными аппаратами, а также матросский кубрик, кают-компания для офицеров и мичманов, небольшая каюта для капитана, какое-то подобие туалета и опять же под палубой вторая часть аккумуляторного комплек­та. Три секции были разделены на семь водонепрони­цаемых отсеков, каждый из которых имел водонепрони­цаемую дверь, способную выдерживать давление воды на глубине 120 метров.

В четвертой, самой маленькой секции — рубке нахо­дились перископ для атаки, счетно-решающий механизм для торпедных аппаратов и штурвал. Цистерны балласта, спецназначения и корабельных запасов размещались по всей лодке. Запасы топлива и воды хранились в наруж­ных цистернах, помещавшихся в особых полостях между легким и прочным корпусами.

Прогулка по лодке привела меня в замешательство. Я был поражен сложностью ее устройства и обескура­жен даже той первичной информацией, которую узнал от Керна. Мне показалось, что должны были пройти годы, чтобы я достиг уровня знаний первого вахтенно­го офицера и тем более профессионализма командира лодки.

Я находился у маленького чертежного столика штур­мана, когда с мостика прозвучала команда:

— Приготовиться к погружению! Общая тревога!

Несколькими мгновениями позже начали спускаться вниз вахтенные, громыхая по ступенькам алюминиевого трапа и тяжело топая по деревянным доскам палубы. За­тем раздался пронзительный сигнальный звонок. Чтобы быстрее открыть цистерны балласта, одни механики по­висли на рукоятках клапанов, а другие принялись неис­тово крутить вентили. Воздух шумно выходил из цистерн по мере заполнения их водой. «У-557» погружалась под воду так быстро, что я вынужден был схватиться за какой-то прибор, чтобы не упасть на металлические плиты па­лубы. Это вновь напомнило мне о том, что я должен по­стоянно быть начеку.

Раздался тревожный крик:

— Не закрывается впускной клапан!

«У-557» быстро уходила под воду дифферентом на нос под углом в 35 градусов. В круглом отверстии задней пе­реборки показался орущий механик:

— Течь не устраняется! Должно быть, заклинило го­ловной клапан!

Тут уже заорал Паульсен:

— Главмех! Продуть балласты, поднять оба горизон­тальных руля — всплытие!

Секунды стрелка глубомера перемещалась от деления 60 метров к 70, 85, 110. Затем лодка на мгновение выров­нялась и... начала опрокидываться на корму. Меня пота­щило вниз, и я упал бы, если бы не схватился за трубо­провод над головой. Теперь лодка стремительно падала на дно Балтийского моря дифферентом на корму. Ее погру­жение было столь стремительно, что все незакрепленные предметы — чемоданы, ящики, жестяные банки консер­вов, предметы личного обихода — покатились с угрожа­ющей скоростью вниз по центральному проходу. Двух ме­хаников, занимавшихся горизонтальными рулями, выбро­сило из своих кресел в клапанное отверстие. Кто-то из них, влетев в люк передней переборки, схватился в отча­янии за ее край.

— Прекратить продувку балласта, лодка неуправляе­ма! — заорал командир.

По мере того как «У-557» приближалась к морскому дну, из дизельного отсека стал доноситься ужасный шум. Сквозь впускной клапан в отсек обрушились тонны воды. Затем лодка испытала мощный толчок, ударилась о дно, свет погас. Я оторвал руки от трубопровода, за который держался, и обрушился на штурмана. Тот упал на кого-то еще. Потом наступила полная тишина.

С кормы прозвучал глухой голос:

— Впускной клапан задраен и закреплен.

Течь была устранена. Но лодка зарылась кормой в ил, находясь в подвешенном состоянии под углом в 50 гра­дусов и слегка раскачивалась взад и вперед, как маятник.

— Включить аварийное освещение! Всем перебраться в носовой отсек! — приказал капитан повеселевшим го­лосом.

Тотчас загорелась часть ламп и едва различимые в по­лумраке члены команды стали карабкаться наверх. Быст­ро оглядевшись, я заметил, что глубомер показывал 142 метра. Казалось, «У-557» увязла в иле настолько глубоко, что даже спасатели не смогли бы поднять ее. Сис­тема электроснабжения вышла из строя. Из аккумулятор­ных батарей вытекла большая часть электролита, и внут­ри лодки стали распространяться ядовитые светло-зеле­ные клубы дыма. Возникла угроза взрыва.

Я не успел полностью оценить обстановку, как услы­шал голос, прозвучавший из переговорной трубы:

— Говорит дизельный отсек. Механик Экштейн мертв.

В голове у меня мелькнула мысль, что вариант ухода Экштейна из жизни, возможно, был не самым худшим. Если ядовитые газы не сожгут наши легкие, то мы умрем от удушья, как только прекратится подача кислорода.

Команда продолжала карабкаться вверх на руках и ко­ленях, опираясь на насосы, клапаны и любые подвернув­шиеся трубопроводы. Когда я тащился по плитам палубы, то всматривался в лица людей, с которыми едва познако­мился. Мокрые, пропахшие машинным маслом, грязные и потные, они выполняли приказ Паульсена без всяких эмоций. Все мы стали жизненно важным балластом, стре­мясь положить тяжесть своих тел на чашу весов нашей судьбы. Была, действительно, какая-то злая ирония в том, что капитан назвал меня дополнительным баллас­том, когда я явился на борт лодки.

Постепенно мы добрались до торпедного отсека. Од­нако нос лодки опустился от этого лишь незначительно. Казалось, она не сдвинется со своей позиции, поскольку колоссальный вес проникшей в кормовую секцию сквозь впускной клапан воды действовал как якорь. Я слышал, как капитан советуется с главмехом в центральном посту. Их можно было видеть через круглое отверстие люка. Все выглядело так, будто я стою на верхнем пролете лестни­цы десятиэтажного здания и наблюдаю холл, расположен­ный на первом этаже.

Паульсен приказал сформировать из 25 человек ше­ренгу для переноски воды ведрами. Необходимо было переместить часть воды из машинного отделения кор­мового отсека в носовой. Равномерно распределив таким образом вес воды в лодке, можно было поставить ее на ровный киль. Я присоединился к шеренге пере­носчиков воды, соскользнув вниз по плитам палубы в центральном проходе. Достигнув дизельного отсека, я увидел, что большая часть торпедного отделения, нахо­дившегося в задней части отсека, залита темной масля­нистой массой воды. В механизме торпедного аппара­та застрял в подвешенном состоянии мертвый механик, находившийся вне пределов досягаемости. На его голо­ве у правого виска зияла глубокая рана. Пожелтевшее лицо было залито кровью.

Черный водоем выглядел слишком большим и глубо­ким, чтобы можно было вычерпать его ведрами и бан­ками. Я подсчитал, что наших усилий переместить не­обходимое количество воды в носовую секцию хватило бы лишь на то, чтобы быстрее израсходовать оставший­ся в лодке кислород. Тем не менее мы начали черпать воду. Работали почти в полном молчании, передавая за­полненные до краев водой ведра по цепочке, вытянув­шейся к верху стальной гробницы. С трудом удержи­ваясь на ногах, мы буксовали на плитах палубы, стара­ясь не расплескать полные ведра, передающиеся наверх. Иногда мимо нас, как снаряды, пролетали пустые жес­тяные банки. Одни моряки тяжело вздыхали от уста­лости, другие бормотали проклятия, когда грязная вода плескала им в лицо.

Прошло три часа. В отчаянии и безысходности мы продолжали считать ведра и банки. 420... 421... 422...

Миновал еще час. Мы работали с огромным напряже­нием сил, превозмогая усталость. Уровень воды в кор­мовой секции понизился крайне незначительно. Однако ведра по-прежнему передавались из рук в руки по живой цепочке: 482, 483...

Через шесть часов изнурительной работы нас смени­ла другая группа, сформированная из оставшихся чле­нов экипажа. Воздух стал невыносимо спертым: воняло топливом, потом, хлором и мочой. Дыхание становилось прерывистым, движения вялыми. И все же вторая группа продолжала передавать ведра, хотя и во все за­медляющемся темпе. Теперь каждый из нас чувствовал себя полузадохнувшимся и полузатонувшим.

Практически ничего не изменилось с тех пор, как мы четырнадцать часов назад погрузились на дно. К этому времени вторая бригада водоносов уже работала вторую смену. Между тем носовая часть «У-557» существенно не опустилась. И тогда Паульсен предпринял еще одну по­пытку спасти нам жизнь. Он приказал водоносам прекра­тить работу и всему экипажу вернуться в носовую секцию.

Тяжело дыша, мы снова стали карабкаться вверх. Ког­да я протискивался между торпедными аппаратами, случи­лось невероятное. Корпус лодки начал медленно и плав­но колебаться. Внезапно воздушные пузыри вырвались с гортанным звуком из передних цистерн плавучести. Нос лодки опустился на дно с глухим ударом.

Каким-то образом к людям вернулась энергия. Тело мертвого механика перенесли в капитанскую каюту и по­крыли холстом. Капитан задернул зеленые занавески, за­крыв в нее доступ. Трюмные помпы бездействовали, но избыток воды был распределен так, чтобы выровнять лод­ку. Вода повредила аккумуляторные батареи. Находясь в море, их нельзя было отремонтировать. Мы были лише­ны возможности приготовить пищу, но кок снабдил нас консервированными персиками, грушами и клубникой. Настроение людей поднялось после того, как они утоли­ли голод и жажду. Однако лодка все еще оставалась в за­падне. Около 40 тонн воды прижимали ее ко дну.

Попытался помочь нам освободиться из морского пле­на старший механик. По его команде в цистерны плаву­чести был закачан с шипением сжатый воздух. Но лодка не сдвинулась с места. Тогда в цистерны закачали допол­нительную порцию сжатого воздуха. Лодка не проявляла признаков всплытия. Наконец воздушные струи ослабли и иссякли. Весь запас сжатого воздуха исчерпан. Мы бы­ли обречены на гибель.

Однако механик не сдавался.

— Все в носовой отсек! — крикнул он.

Мы все стали проталкиваться вперед, и, когда мы стол­пились в носовом отсеке, механик приказал нам вертеть­ся, прыгать и бегать. Мы толкались бок о бок, ныряли в люки переборок, скользили по мокрым плитам палубы. Потом услышали новый приказ:

— Все назад.

Мы покорно повернулись и стали двигаться в обратном направлении, подобно молодым бычкам во время беспо­рядочного бегства. Люди тяжело дышали, кашляли, но бе­гали и бегали... И тут лодка зашевелилась. Затем, когда мы столпились в носовом торпедном отсеке, корма неожидан­но приподнялась. «У-557» начала работать на свое спасение.

Команда разбежалась по своим местам. Непостижи­мым образом поднялся нос, и лодка стала плавно и сво­бодно всплывать. Когда я вошел в помещение централь­ного поста, стрелка глубомера показывала уже 140 метров. Она перескочила на деление 130 и продолжала двигать­ся по шкале. Главмех возбужденно выкрикивал цифры в рубку командиру:

— 80 метров, 40 метров, 20 метров! Рубка над водой. Лодка всплыла!

Паульсен распахнул крышку люка. Наше 20¹часовое пребывание в подводной могиле завершилось. В корпус лодки устремился свежий, кристально чистый воздух, воскрешающий всех членов команды. Кроме одного...

«У-557» возобновила свой переход в Киль уже в над­водном положении. На смену страшному испытанию пришел спокойный и четкий порядок. Осмотр показал, что во внешнем впускном клапане, который находился под палубой для курильщиков, застрял гаечный ключ. Никто не знал, как он там оказался.

В течение следующих двух суток я постепенно при­спосабливался к своему новому образу жизни со всеми его сложностями, качкой и креном. Я познакомился с большинством членов команды, старался быть полез­ным, где возможно, и через каждые восемь часов зас­тупал на дежурство во второй вахтенной смене. Я на­учился двигаться в лодке, спускаться и подниматься по алюминиевому трапу рубки без травм, сохранять равно­весие, проходя по центральному проходу во время кач­ки, нырять в круглые люки переборок, принимать пищу во время шторма, управляться помпой в туалете, мани­пулируя клапанами в нужной последовательности. Я по­нял также, что грубоватость командира всего лишь обо­лочка его незаурядной личности. Он был женат и имел младенца-сына. К нашему обоюдному удивлению, мы фактически росли и учились в одном и том же месте, ходили в одну и ту же школу, слушали одних и тех же преподавателей, пили воду из одного и того же фонта­на на школьном дворе, учились любить море и плавать в озере Констанца. Эти обстоятельства, однако, не из­менили отношения Паульсена ко мне. Наоборот, я по­чувствовал, что он стал еще требовательнее. В то время как мои однокурсники Герлоф и Гебель избегали его придирчивой опеки, со мной Паульсен вел себя по-ино­му. Он приобрел странную привычку заставать меня в тесном кубрике после изнурительного дня работы и по­сылать трудиться в машинное отделение вместо того, чтобы дать отдохнуть. Тем не менее я с трудом засыпал после исполнения служебных обязанностей.

На пятый день нашего почти фатального перехода при­мерно в 7.00 мы приблизились к плавучему маяку Киля. Через час проплыли мимо памятника военным морякам, который выглядел как предостерегающий перст, указыва­ющий на утреннее небо. За рассеявшейся дымкой откры­лась Кильская бухта. Лодка осторожно маневрировала в обстановке все более оживлявшегося движения морских судов в направлении базы ВМС. 26 апреля в 10.30 «У-557» остановилась наконец близ пирса Тирпиц у кормы тенде­ра «Лех».

Еще не были полностью закреплены швартовы, как старпом Керн пошел на лайнер решать вопросы кварти-рования экипажа подлодки и отправки в последний путь .на родину Экштейна. В течение следующих двух часов все были заняты переноской с подлодки на лайнер повреж­денных чемоданов, промокших вещевых мешков и рюк­заков. Комфортабельные каюты лайнера выгодно отлича­лись от наших тесных каморок на «У-557». Я устроился в каюте 3-го класса, затем вернулся на подлодку, с которой снималось оборудование перед ремонтом. Семь месяцев трудных учений, увенчавшихся аварией, оставили глубо­кие шрамы по всему корпусу лодки. Однако ее команда уже забыла встречу со смертью. Люди работали бодро и раскованно. По радио звучали самые последние популяр­ные мелодии.

_ Я находился в каюте унтер-офицеров, когда появился Герлоф. Он спросил:

— Ты слышал печальную новость?

— Нет, — ответил я. — В чем дело?

— Говорят, что Кретшмер и Шенке потоплены. Не могу поверить в это.

Однако достоверность этой печальной новости была подтверждена лейтенантом Сайболдом. «У-99» и «У-100» под командованием командиров Кретшмера и Шенке бы­ли уничтожены в Северной Атлантике во время атак на конвой противника. Оба знаменитых капитана считались неуязвимыми. Их потеря — впервые за 18 месяцев под­водной войны официально признанная — напомнила нам об активизации боевых действий по мере совершенство­вания Англией своей противолодочной обороны. Кретш­мер, наш чемпион в подводной войне, потопил несколько судов противника, включая три эсминца общим тонна­жем около 325 тысяч брутто-регистровых тонн. Это рав­нялось общему тоннажу флота страны среднего размера. Шенке, на счету которого были потопленные суда про­тивника общим тоннажем более 250 тысяч брутто-регис­тровых тонн, погиб, когда его лодка была протаранена эсминцем, предварительно заставившим ее всплыть на по­верхность бомбардировкой глубинными бомбами. Крет­шмер же остался жив, попал в плен и провел все остав­шееся время войны в заключении в Канаде.

Двойная трагедия, происшедшая 17 мая, ошеломила и привела в уныние страну. Неужели Англия владеет новы­ми оружием и техникой в подводной войне? До сих пор охота за конвоями оставалась относительно легким заня­тием. Быстрые подводные лодки Германии были манев-ренны как на поверхности, так и под водой. Они оказались способны погружаться на глубину моря, недосягаемую для британских глубинных бомб. Наши потери были незначи­тельны по сравнению с теми, что наносили противнику немецкие подлодки.

Нам не объяснили причины трагедии. Верховное ко­мандование, чтобы подсластить пилюлю, выступило с заявлением, в котором провозглашалось, что немецкие подлодки потопили с начала войны суда противника об­щим тоннажем в четыре миллиона брутто-регистровых тонн, включая один линкор, один авианосец и 18 бое­вых кораблей меньших рангов, из состава королевского флота.

«У-557» была отбуксирована на судоверфь для ка­питального ремонта, в том числе дизельных установок, аккумуляторных батарей и электродвигателей. В течение недели ее команда ежедневно слонялась между пирсом Тирпица и сухим доком. Я в это время подвергся новым испытаниям, следовавшим одно за другим. В первый же день меня отправили в Адмиралтейство за картами Атлан­тики. Во второй — я помогал Керну пополнить нашу биб­лиотеку наставлениями по артиллерийскому и торпедно­му вооружению. На третий — Сайболд эксплуатировал мои скромные административные способности и искус­ство печатать на пишущей машинке. Федер, главный ме­ханик, поручил черчение диаграмм монтируемого на лод­ке оборудования. Я также составлял реестры казенного имущества, за которое необходимо было отчитываться, — инструментов, запчастей, такелажа и даже аптечных пу­зырьков. Офицеры явно стремились переложить свою ра­боту на нас, курсантов, а ночи, как, впрочем, и дни, за­полнялись разовыми поручениями.

Конец недели несколько облегчил наше существова­ние. В воскресенье Гебель, Герлоф и я поехали в Киль. Мы прошлись по книжным магазинам в поисках чтива на время долгих недель пребывания в море. В кафе отведа­ли венского торта, а в нашем любимом ресторане «Ратс-келлер» заказали бифштекс на обед. Мы выпили немало мозельского, провозглашая тосты друг за друга и успеш­ный боевой поход. И уже не приходило в голову, что пер­вое же сражение могло оказаться для нас последним.

В понедельник 5 мая отремонтированная «У-557» по­кинула судоверфь. Она была выкрашена свежей серой, краской, выглядела и пахла, как заново построенная и укомплектованная. День мы провели в бухте, совершая пробные погружения и другие маневры, проверяя работу приборов и двигателей. Я был поражен высокой боего­товностью экипажа и отличной маневренностью лодки. Хотя «У-557» имела водоизмещение 770 тонн, достига­ла 75 метров в длину и шести в ширину, она отзывалась на команды механика быстро и точно. Лодка была го­това присоединиться к своим боевым подругам, участву­ющим в подводной войне.

9 мая «У-557» погрузила на борт продовольствие и бое­припасы. Жестяные банки, бочонки и картонные короб­ки были тщательно отсортированы и уложены в опре­деленном порядке. В то время как снаряды для нашей 88-миллиметровой пушки и 20-миллиметровой зенитной установки нашли свое место в специальных помещениях, контейнеры с продуктами распределили по всей длине лодки. Я с удивлением наблюдал, как укладывается про­довольствие на восемь недель. Его распихивали между тру­бопроводами и клапанами, шпангоутами и двигателями, шкафами и люками. Внушительные копченые окорока подвесили в помещении центрального поста. Деликатесы, такие, как взбитые сливки, масло, кофе и чай, запер сам командир. Заправка «У-557» топливом была завершена 10 мая. Двенадцатого мы приняли на борт груз свежих овощей, яиц, хлеба и свежей воды, уложили кочаны ка­пусты в последние свободные щели и свалили остальные овощи на три подвесные койки, позволяя им свободно качаться в носовом и кормовом отсеках.

Как только закончилась подготовка к плаванию, без­заботное настроение экипажа сменилось на серьезное. Возвратившись в каюту на старом лайнере, я уложил все свои оставшиеся вещи в чемоданы, составил опись их содержимого и наклеил багажные ярлыки. В случае если я не вернусь, мои вещи будут отосланы домой. Затем я написал одно письмо родителям, другое — Марианне и был готов встретиться лицом к лицу с неизвестным.