Wundefwaffe

Глава 21

 

Часы показывали пять с лишним вечера, когда я вер­нулся в бетонный бункер. Радио не было слышно. Зато огромный бетонный свод резонировал мелодии песен 800 подводников, отчаянно стремившихся выйти в море на борьбу с врагом, даже если это означало неизбежную гибель. В 21.00, когда на поля сражений в Нормандии опустилась ночь, 15 подлодок вышли в бухту. Ночь была ясной. В еще светлом небе слабо мерцали звезды. Вско­ре должна была взойти полная луна, чтобы осветить нам путь в Атлантику.

21.30. Семь подлодок, оснащенных «шнёркелями», ушли под воду в Брестской бухте и стали исчезать одна за другой с интервалом в пять—десять минут. Их отход остался незамеченным самолетом противника, делав­шим виражи неподалеку от берега и готовым нанести удар по всему, что движется на поверхности моря. Пока подлодки двигались под водой в кильватерном строю через узкий проход из бухты к Ла-Маншу, мы, менее привилегированные, расположились рядом с эскортом, ожидая, когда поднимется огромный красный круг луны и покажет нам путь.

22.30. Корабли береговой охраны начали движение к устью бухты. Как только они вышли на оперативный про­стор, закашляли наши дизели и черные силуэты восьми подлодок последовали в кильватерном строю за тральщи­ком. Первой шла «У-441» под командованием капитана Хартмана. Как старший по званию среди нас, он принял роль лидера. За кормой его лодки следовала «У-413» Зах-се. Далее в строю двигалась «У-373» Тедди Лештена. За ней «У-740» Штарка, «У-629» Бугса, «У-821» Кнакфу-са, ведомая мною «У-415» и замыкавшая строй «У-256» Бодденберга. На юго-востоке поднялась над горизонтом полная луна. Она висела на небе как гигантский фонарь, освещавший длинный строй подлодок и отчетливо отра­жавшийся в безмятежном море. Вопреки правилам, все подводники надели свои желтые спасательные жилеты. Мостик лодки был завален грудами боеприпасов, рубка превратилась в арсенал. Расчеты зенитчиков дежурили у своих пушек в напряженном ожидании первого самолета противника. Я находился на своем месте, стараясь дер­жать лодку строго в кильватере «У-821» и сохранять дис­танцию в 300 метров от нее.

23.10. Первые радиолокационные импульсы были за­сечены нашими «бугом» и «флайем», как только берег исчез из вида. Рапорт снизу: «Шесть импульсов спере­ди, быстро усиливаются!» — вызвал беспокойство у под­водников на мостике.

Все навострили уши по ветру, стремились заглянуть подальше. Я озирался вокруг бронированного ограждения мостика, однако даже при ярком лунном свете не обна­ружил ни одного крылатого монстра.

23.20. Головная часть нашего строя вышла в откры­тое море. В присутствии эскортов восемь подлодок про­двинулись дальше в район противолодочной обороны противника, разрезая серебристую поверхность моря. Не прекращались визг усиливавшихся радиолокацион­ных импульсов и поток предупреждений о опасности снизу.

23.40. Внезапно слева по курсу в пяти милях впереди вспыхнул фейерверк. Нас предупредили, что несколько наших эсминцев совершали переход из Лориана в Брест. Мы не должны были принимать их за британские кораб­ли. Я сфокусировал свой бинокль на место вспышки и увидел, как семь эсминцев отражают атаки с воздуха в траверзном строю. Обе стороны обменивались тысячами трассирующих пуль и снарядов, над нашими кораблями висели осветительные ракеты, добавляя свой яркий белый свет к желтому сиянию луны. По мере нашего прибли­жения шум боя усиливался. Надрывались зенитки, выли авиационные моторы. «Томми», заметив наше приближе­ние, прекратили свои яростные атаки, опасаясь попасть под перекрестный огонь эсминцев и подлодок. Эсминцы понеслись на восток мимо нашего длинного строя тральщиков, которые, воспользовавшись шансом вернуться в порт под надежной защитой, покинули наш строй и по­спешили встать в кильватер эсминцам. Их неожиданный маневр оставил восемь подлодок на милость британской авиации. В этот момент все они действовали согласован­но. Я скомандовал: ,

— Увеличить обороты втрое, полный вперед. Стрель­ба по целям без предупреждения.

7 июня. В 00.35 наши подлодки продолжали двигать­ся на максимальной скорости в Атлантику. Покашлива­ли дизели, вырывались наружу отработанные газы, им­пульсы «асдика» беспрерывно барабанили по корпусу. Я поймал себя на том, что постоянно гляжу на часы, словно они могли сказать, когда лодка получит роковой удар.

00.30. Импульсы «асдика» быстро меняли свою силу от протяжного стона до пронзительного визга. Очевид­но, «томми» патрулировали небо на разных дистанциях от нашей процессии. Они, должно быть, полагали, что мы спятили. Иногда я слышал рев авиационных мото­ров на довольно близком расстоянии, но обнаружить са­молет не мог. Стрелки часов медленно ползли по ци­ферблату. Англичане, видимо, ждали подкрепления. Наше зрение обострилось, а сердца учащенно бились в пред­чувствии воздушного налета.

01.12. Бой начался. Внезапно были атакованы голов­ные подлодки. В разных направлениях полетели трасси­рующие пули, затем послышался бой зениток. В небо взметнулись фонтаны воды.

01.17. Загорелся один из самолетов противника. Он вспыхнул как комета, пронесся над головной лодкой, сбросил четыре бомбы и рухнул в океан. От взрывов бомб потеряла управление «У-413» Захсе. Ее вертикаль­ный руль левого борта заклинило, лодка выбилась из строя. Она быстро потеряла скорость и скрылась под поверхностью океана.

01.25. Самолет сделал заход на очередную атаку, вновь нацеливаясь на головные лодки. Три подлодки, ярко освещенные осветительными ракетами, вели плотный огонь и держали самолеты на расстоянии. Разгорел­ся впечатляющий фейерверк, поглотивший и самолет и лодки. Неожиданно «томми» улетели. Радиолокацион­ные импульсы показывали, что они кружат вокруг на­шего строя, готовя новую атаку. Я поднялся над ограж­дением мостика, силясь увидеть или хотя бы услышать летящие самолеты.

01.45. Целью новой британской атаки стала подлодка, следовавшая в конце строя за нашей кормой. Четырехмо­торный «либерейтор» сделал заход с правого борта и, спи­кировав на носовую часть «У-256», попытался провести ковровую бомбардировку нашего строя с тыла. Зенитные расчеты лодки Бодденберга открыли огонь. Однако само­лет сделал вираж и ушел из зоны огня. Тогда наступил наш шанс.

— Огонь! — скомандовал я.

Пять зенитных стволов — все, чем мы располагали, — ударили по «либерейтору», пока он сбрасывал свои бом­бы перед «У-256», проносясь мимо нас. Четыре гигант­ских водяных столба взметнулись в небо вслед за изре­шеченным пулями самолетом, пытавшимся укрыться от нашего огня. Однако наша 37-миллиметровая зенитка не промахнулась. Самолет взорвался и упал в воду.

«У-256», поврежденная сброшенными бомбами, поте­ряла ход и беспомощно замерла за нашей кормой, мед­ленно выпадая из общего строя. Мы видели ее в после­дний раз. Сознавая, что выход из строя «У-256» сделал нас первоочередной мишенью в случае атаки с хвоста колонны, я приказал поднести к зениткам больше бо­еприпасов. Импульсы резко возросли. Однако некото­рое время англичане не предпринимали атак.

02.20. Теперь импульсы пошли с правого борта. Нео­жиданно из ночной темноты справа выскочил «сандер-лэнд».

— Самолет с правого борта, высота 40 метров, огонь! — выкрикнул я.

Последовали короткие очереди из наших спаренных 20-миллиметровых пушек. Пилот, однако, умело повел машину прямо над нами вне пределов досягаемости на­шего огня и сбросил четыре бомбы. Одновременно нас атаковал по пеленгу 90 с правого борта «либерейтор», ведя огонь из всех стволов. Через мгновение у середины лодки прогремели четыре взрыва. Они подняли «У-415» из воды и повалили наших моряков на палубные плиты. Затем лодка снова опустилась в воду, и на нее обрушились тонны поднятой взрывами воды, прорвавшейся в рубоч-ный люк. На этом все закончилось. Оба дизеля вышли из строя. Заклинило правый горизонтальный руль. «У-415» пошла по дуге, постепенно теряя скорость. Над нами с правого борта висела осветительная ракета, предательски высвечивая погибавшую лодку. Она беспомощно качалась на волнах. Из ее разорванной цистерны вытекало горю­чее. «У-415» превратилась в неподвижную цель, которую можно было без труда уничтожить.

В замешательстве я взглянул через рубочный люк в тем­ное пространство корпуса. Казалось, что всякая жизнь там остановилась. Меня охватила тревога. Лодка могла пото­нуть в любой момент, поэтому я скомандовал:

— Все на палубу! Приготовить спасательные шлюпки и круги!

В ответ не прозвучало ни звука. Должно быть, обита­тели прочного корпуса были оглушены взрывами. Про­шли бесконечно долгие секунды. В отдалении жужжали самолеты, готовившиеся к новой атаке. Она должна была стать роковой. Неожиданно по трапу стали подниматься подводники, очнувшиеся от шока. Они рвались к свеже­му воздуху, швыряя на мостик резиновые спасательные пояса. Мы начали готовить спасательные шлюпки. Тем временем зенитчики наводили стволы пушек на неви­димые самолеты, кружившие над беспомощной добычей. Скоротечность атаки и серьезные повреждения не позволили нам послать сигнал бедствия. «Это, — подумал я мрачно, — судьба многих моих погибших друзей — без­молвная и негласная смерть».

«У-415» ожидала последнего удара. Поскольку лодка вроде бы не собиралась тонуть, я приказал подводникам, чтобы они укрылись за рубкой и прекратили спуск шлю­пок. Я был полон решимости оставаться на борту до тех пор, пока лодка держится на плаву, и отстреливаться до тех пор, пока остаются боеприпасы и артиллеристы спо­собны вести огонь из зениток. Оказалось, однако, что нам не суждено было погибнуть без оповещения. Радисту уда­лось наладить радиопередатчик и послать в штаб радио­грамму о катастрофе.

02.28. Усилившийся рев авиамоторов возвестил о но-| вой атаке. Еще один «сандерлэнд» зашел с правого бор­та, ведя яростный огонь. Проносясь над нашим мос­тиком, он сбросил кассету бомб из четырех боезарядов. Оглушительные взрывы отбросили лодку в сторону. Сле­ва нас атаковал на бреющем полете «либерейтор». Наши расчеты на спаренных 20-миллиметровых зенитных уста­новках сразу же открыли огонь по кабине, быстро опус­тошив магазины. Черный монстр пронесся над мостиком, сбросил четыре боезаряда, затем умчался, дыхнув отрабо­танными газами в наши лица. Когда подлодку отбросило влево и четыре водяных столба поднялись высоко в небо рядом со срединными цистернами по правому борту, зе­нитчик из 38-миллиметровой автоматической пушки вса­дил серию боевых зарядов в фюзеляж бомбардировщика. I Самолет, объятый пламенем, рухнул в море. Рев двигате­лей «сандерлэнда» замер вдали.

Затем все смолкло. Рядом с лодкой все еще светилось на поверхности небольшое пламя. «У-415» погибала, но все еще держалась на плаву. «Флай» и «буг» вышли из строя, мы остались без средств предупреждения. Мос­тик был продырявлен снарядами. Разрывом снаряда уби­ло зенитчика. Многие были ранены. От боли стонал старпом, спину которого сильно иссекли осколки. После боя я почувствовал жар. Полагая, что с меня стекает пот, провел по воспаленным глазам тыльной стороной ладони. Когда она окрасилась в красный цвет, я понял, что по лицу струится кровь. Белая фуражка была про­дырявлена крохотными осколками, как сито, некоторые из них'поранили мне голову.

Затем я услышал снизу голос главмеха:

— Лодка набирает воду через камбуз и носовые клапа­ны. Сильная течь в радиорубке. Постараюсь устранить, если вы сумеете отогнать самолеты.

— Ты сможешь заставить ее погружаться? — спро­сил я.

— Ничего не обещаю. У нас нет электроэнергии. Но сделаю все, что возможно.

Я спустился на скользкую палубу. Она раскололась в нескольких местах под действием снарядов, которые уда­рились в доски, прежде чем отскочить в воду и разорвать­ся. Один из бомбовых контейнеров попал в центральную цистерну с правого борта и оставил на нем глубокую вмя­тину. Хуже было то, что кормовые цистерны балласта с правого борта разорвало. Горючее вытекало из них мощ­ной струей, быстро растекаясь по поверхности моря.

С каждой минутой опасность нового налета нараста­ла. Подлодка слабо качалась на океанских волнах, пара­лизованная и почти мертвая. Следующие 20 или 30 минут должны были привести к финалу. С биением сердца мы ожидали либо новой атаки, либо смерти в глубинах моря.

Неожиданно прозвучал хриплый голос главмеха:

— Лодка готова к погружению на ограниченную глу­бину, не больше чем на 20 метров. Только один мотор способен дать 80 оборотов.

— Ты сможешь удержать ее на этой глубине или лод­ка пойдет на дно?

— Не знаю, но могу попробовать.

Я решил рискнуть. Находившиеся наверху подводни­ки быстро спустились через круглый люк в свой стальной гроб. Я увидел, как палуба постепенно уходила под воду, и захлопнул крышку люка. Через несколько секунд вода поглотила «У-415».

Внутри корпус выглядел так, как будто по нему про­несся ураган. В мерцании аварийного освещения про­шел по палубе, усеянной патрубками, трубопроводами, проводами, битым стеклом, вентилями, койками и сто­лами. Вода хлестала через пробоины в радиорубке, кла­паны в носовой части и камбузе. Оба баллера руля были погнуты, причем с правого борта настолько сильно, что руль не мог проворачиваться. Передний комплект акку­муляторных батарей треснул, и отсек заполнил электро­лит. Радиорубка была разгромлена, гирокомпас разбит. Глубиномер выведен из строя, электрические и дизель­ные компрессоры разрушены, сломаны оба периско­па, дизель правого борта сорван с основания, а главная помпа на центрифуге разбита. Поскольку механическое управление вертикальными и горизонтальными рулями заклинило, я приказал управлять ими вручную.

Плавное бесшумное движение. Слышно лишь легкое жужжание одного электромотора и приглушенный лязг инструментов. Медленно освобождаются от страшного напряжения душа и тело. Несколько часов мы двигались вперед, я управлял лодкой, а главмех наблюдал за ре­монтными работами. Мы двигались почти вслепую, по­лагаясь только на неточный магнитный компас, посто­янно готовые к тому, что лодка упадет на дно.

10.27. Внезапно на глубине 27 метров лодка испытала мощный толчок. За ним последовали еще два. Мы наско­чили на рифы у побережья Бретани. Ситуация складыва­лась критически, поскольку я не мог сориентироваться по перископу.

— Право руля. Продуть цистерну плавучести три. Курс 2-70.

Снова толчки — один, другой, затем пронзительный звук. Резко дернулась железная бочка и отлетела метров на пятнадцать. Лязгающие звуки: один, два, три, затем чудовищный скрежет — лодка столкнулась с подводным препятствием еще раз. Сила толчка почти выбросила ее на поверхность, где бы мы продержались лишь несколь­ко минут. Затем «У-415» медленно повернулась курсом на запад. И мне показалось, что нас унесет от опасных рифов.

10.45. Главмех выбрался из рубки и сообщил, что пе­рископ исправлен. Я подошел к нему. Когда в окулярах перископа показалась поверхность моря, я с изумлением увидел, что нас окружают серые скалы. На вершине од­ной из них к северо-востоку мигал маяк Кессана. Оказы­вается, мы оказались в струе течения, которое несло нас прямо на скалы. Придя в себя от шокирующего зрелища, я крикнул:

— Главмех, какова скорость вращения баллера левого борта?

— 120 оборотов.

— Доведи ее до 150, или мы разобьемся о скалы.

Через перископ я увидел эскадрилью самолетов, летев­ших на низкой высоте, затем направил его на маяк, что­бы проверить, как мы справляемся с течением. Прогресса не было. Я снова крикнул:

— Главмех, добавь еще 50 оборотов.

— Это опасно, электромотор может сесть, — услышал я в ответ.

— Плевать! Дай мне хоть 200 оборотов — лодка долж­на идти быстрее.

Вскоре я почувствовал сильную вибрацию. Поймал в фокус перископа одну из опасных скал. Лодка уже под­ходила к ней, но теперь стала медленно выползать из западни. Через 40 минут мы обогнули крайний риф на западе, и я с облегчением обтер вспотевшую шею. Ког­да начался отлив, я повернул лодку на прежний курс к югу и приказал сбавить вращение баллера до безопас­ных 100 оборотов.

13.00. Старпом передал тревожную весть о том, что меньше чем через два часа у нас иссякнет электроэнер­гия. Если это так, то мы должны срочно покинуть лодку. Однако мне не хотелось бросать ее. Я надеялся до­браться до места встречи с нашим эскортом дерзким рывком в надводном положении.

13.30. Лодка движется на перископной глубине. Небо патрулируют самолеты звеньями по четыре—шесть ма­шин. Земли не видно.

13.45. Движение продолжается. Эскадрилья двухмотор­ных самолетов проносится в миле от нас к северу, едва не задевая поверхность моря. _

13.58. С востока появились два «либерейтора». Я убрал перископ и подождал, когда они удалятся.

14.10. Перископ снова над поверхностью. Я убедился, что мы приближались к скалам у оконечности Брестской бухты, и развернул перископ, чтобы проконтролировать обстановку. Со стороны кормы появились три двухмотор­ных самолета. Я опустил перископ так быстро, как толь­ко позволяло подъемное устройство.

14.18. Голубое небо свободно от самолетов. Настал наш час совершить рывок к месту встречи с эскортом и передать радиограмму с запросом помощи.

14.20. Лодка всплыла на поверхность. Когда я вышел на мостик, то чуть не ослеп от солнечных лучей. Закаш­лял единственный дизель, и измученная подлодка стала медленно набирать скорость. Я нервно следил за небом, а радист в это время настраивал передатчик, чтобы по­слать радиограмму с просьбой о воздушном прикрытии. Затем последовали бесконечные минуты пребывания в одиночестве на мостике. Лодка ковыляла по контроли­ровавшейся противником зоне, оставляя за собой густой шлейф горючего. Небо необъяснимым образом остава­лось свободным от самолетов. Через несколько минут мы достигли условленного места встречи с эскортами. Я по­вернул лодку на восток, чтобы сократить расстояние до берега. Однако щадящий режим, позволявший нам дер­жаться на поверхности, кончился: за кормой из-за гори­зонта появились пять двухмоторных самолетов. Мы мгно­венно ушли под воду.

Катастрофа. Лодка, лишенная электроэнергии, вышла из-под контроля, пошла вниз с дифферентом на нос и опустилась на дно на глубине 42 метра после мощного толчка. Через несколько секунд прогрохотали разрывы глубинных бомб. В лодку хлынула вода, залила палубные плиты и заполнила днище. Возникла опасность запол­нения водой кормового отсека аккумуляторных батарей. Вода сильно утяжелила «У-415». Если противник заставит нас находиться под водой слишком долго, мы уже не су­меем подняться со дна моря.

19.35. От воды закоротило электропривод к нашей единственной действовавшей помпе. Шансы всплыть быстро уменьшилась. В корпусе лодки стало тихо, как в гробнице. Слышалось только, как капает сверху вода. Я задернул зеленую занавеску у своей койки и стал об­думывать, как выйти из положения.

23.00. Помощь с базы могла прийти в любую мину­ту, если только наш радиосигнал был принят. Я прика­зал включить акустические приборы, но акустик услы­шал только шум нашей собственной подлодки.

01.00. Сигналов с востока, где находился порт и от­куда должна была прийти помощь, нет. Я рискнул по­дождать еще два часа, а затем попытаться пройти в бух­ту самостоятельно.

01.50.

— Прямо по курсу слышу слабый шум гребных вин­тов, — прозвучал наэлектризовавший меня голос акустика.

Я зашел к нему, надел наушники. Шум от эскортов стал слабеть и скоро умолк. Я физически ощущал на сво­ей спине тонны воды, давившие на нашу лодку. Может, эскорты остановились? Или мы передали неточные ко­ординаты? А может, их атаковали самолетами и корабли вернулись в порт?

23.07. Вновь послышался шум и стал постепенно по­степенно усиливаться. Стал различаться звук вращаю­щихся винтов. Действовать нужно было быстро, или эс­корты повернут назад, никого не обнаружив.

23.08

— Продуть весь балласт.

В цистерны ворвался сжатый воздух, однако «У-415» оставалась неподвижной.

03.09.

— Прекратить продувку цистерн один—три, все на корму.

Лодка по-прежнему не двигалась.

03.10.

— Все в носовой отсек. Продуть все цистерны! — ско­мандовал я. 03.П.

— Все — на корму... — продолжал командовать я, по­крывшись холодным потом.

03.12.

— Все в носовой отсек, быстрей, ребята, быстрей! Сжатый воздух кончился.

03.13.

— Снова все на корму!

Лодка начала осторожно покачиваться. Она крени­лась, дрожала, но поднималась все выше и выше, спа­сая саму себя. У самой поверхности она в последний раз вздрогнула, вырвалась наружу и застыла в полной не­подвижности.

Я открыл крышку люка и выскочил в темноту. Пе­ред нами двигались две тени. Я просигналил фонарем, оповестив, что мы в аварийном состоянии и можем дви­гаться только со скоростью 5 узлов. Немедленно один из эскортов пристроился к нам в кильватер. Так, меж­ду двумя кораблями, «У-415» начала медленное движе­ние к порту.

04.45. С трудом маневрируя на одном дизеле, я вел лодку в освещенный квадрат в бетонном укрытии, где на пирсе нас ожидало несколько темных фигур. Нос от­прянул, уткнувшись в бетонную стену, однако шварто­вы, уже закрепленные на кнехтах, удержали лодку на месте.

Через минуту были перекинуты сходни. Капитан Вин­тер бросился на борт лодки и крепко пожал мне руку. Он был явно растроган.

— Рад видеть вас и команду. Вам следует хорошо по­мыться и почиститься, выглядите как пират. Отсылайте парней по комнатам, пусть отдыхают. Увидимся, как толь­ко будете готовы ко встрече.

Он повернулся к моим подводникам, отдал честь и затем вернулся на пирс.

Когда я вышел из лодки, то увидел Захсе и Бодденбер-га, которые вернулись в порт предыдущей ночью. Их лод­ки были отбуксированы в Брест эскортами, шедшими за эсминцами, перед тем как нашу колонну атаковали само­леты противника.

Я потащился на холм и вышел в свою комнату, ис­кренне поблагодарив свею счастливую звезду. Мне ка­залось, что «У-415» совершила свой последний поход. Она была так изувечена, что трудно было надеяться на ее возвращение в строй. Теперь командованию придет­ся предоставить мне новую лодку, оснащенную «шнёр-келем». Утешившись этим, я принял душ, смыл с себя кровь и пот, завернулся в белые простыни и погрузил­ся в глубокий сон.

В полдень меня разбудила острая боль. Голова ныла от ран, нанесенных шрапнелью. Боль пронзала и все тело в ритме ударов сердца. Яркое солнце слепило глаза. Закон­чив мучительный процесс одевания, я с трудом добрался до госпиталя, расположенного от нашего жилого корпу­са через два здания.

Молодой врач осмотрел раны и сказал:

— Мне придется побрить вам голову.

Я стал возражать, и врач согласился выбрить лишь отдельные участки на моей голове. Он заморозил мой скальп, затем ковырял, резал и сшивал кожу поч­ти час перед тем, как меня отпустить. Оправившись от боли, я навестил раненых старпома и стрелка-зенитчика. За обоими хорошо смотрели. Они быстро вы­здоравливали и попросили меня не искать для них замену.

Вскоре я выяснил, что вторжение союзников в Нор­мандию продолжается. Американские десанты на пля­жи полуострова Котенин и британские близ Байо еще можно было сбросить в море. Наши оборонительные ли­нии понесли серьезные потери, но не были прорваны. Между тем жалкие остатки  германского подводного флота получили еще один сокрушительный удар. В ме­сяц, предшествовавший шести дням июня, было потоп­лено 25 наших подлодок. Общее число потерь возрос­ло до невероятной цифры — 440 судов. У нас осталось только 60 подлодок для отражения десанта. Большин­ство из них базировалось в портах побережья Норвегии и Бискайского залива. Участвовали в операциях против десанта союзников только 15 подлодок, вышедших из Бреста. Из восьми, отправленных на самоубийство без «шнёркелей», навсегда пропало пять, три спасшихся — «У-415», «У-413» и «У-256» — только случайно избежа­ли гибели. В результате тяжелых потерь командование отменило безумный приказ передвигаться в надводном положении и таранить корабли неприятеля. Благодаря этому был отсрочен окончательный разгром германско­го подводного флота. Что касается семи подлодок, ос­нащенных «шнеркелями», которые вместе с нами ушли из Брестской бухты 6 июня, их судьба пока оставалась неизвестной. Пять других лодок со «шнеркелями» были направлены в Ла-Манш из Атлантики, чтобы компен­сировать наши потери, но только две прибыли туда. Та­ким образом, в первую фазу вторжения союзников мы потеряли минимум 12 подлодок.

«У-415» поместили в сухой док. Практически все в ней нуждалось в укреплении и замене, от сильно дефор­мированного корпуса до двух пришедших в негодность баллеров рулей. Главмех определил около 500 серьезных поломок, однако этот перечень был сокращен до 55 из-за нехватки запасных деталей и времени. Каждую лод­ку отправляли в море как можно скорее, даже если она не совсем была пригодна к бою. «У-415» со всеми ее бе­дами должны были за две недели каким-то образом от­ремонтировать.

Пока продолжались ремонтные работы, я продол­жал требовать установления «шнёркеля» на мою под­лодку, однако все требования постоянно отклонялись под тем предлогом, что наши эшелоны с техникой не могли добраться в Брест из-за диверсий француз­ских подпольщиков. В отчаянии я попытался нанять грузовик, чтобы отправиться за «шнёркелем» самому, но мне не разрешили идти на риск трансконтиненталь­ной поездки. Дефицит в самом обычном оборудовании и запчастях был настолько велик, что пришлось разо­брать на части «У-256» для переоснащения «У-413» и «У-415». Бодденберга, командира «У-265», и его коман­ду отправили на родину для получения новых назна­чений.

С отъездом Бодденберга мы с Захсе остались после­дними капитанами подлодок в Бресте. Мы понимали, что люди, отдававшие нам приказы, утратили чувство, реальности и даже здравый смысл. Но нас научили вы­полнять приказы, разумные и не очень, и поэтому бы­ли обречены на гибель вместе с «У-415» и «У-413». Мы никогда не оглашали свои тайные мысли, никогда не упоминали в разговорах друг с другом о возможности .неизбежной и бессмысленной смерти, а старались со­средоточиться на выполнении своих обязанностей, слу­шая с возрастающей тревогой новости из Нормандии, в том числе официальные сообщения верховного коман­дования вермахта и более точные свидетельства с полей сражений к северу от нас.

В течение второй и третьей недели вторжения англо­американские войска постепенно закрепились на полу­острове Котенин, затем прорвали наш фронт на двух участках и начали наступление на запад. Однако на фронт бросили новые немецкие дивизии, и мы еще надеялись, что он будет удержан. В это же время положение на­ших подводных сил продолжало ухудшаться. «У-247» со «шнёркелем» серьезно пострадала от бомбардировок эс­минцев и была вынуждена вернуться в порт до того, как вышла в Ла-Манш. «У-269», другая подлодка со «шнёр­келем» под командованием Ула, была потоплена близ южного побережья Англии. Пять подлодок, оснащенных этими приборами, вышедшие наконец из норвежских портов, были потоплены одна за другой через короткие промежутки времени. К 30 июня операции наших под­лодок, начавшиеся во время вторжения союзников, за­вершились полным провалом. Мы потопили всего пять союзных транспортов и два эсминца, а потеряли 22 под­лодки.

В последние дни июня командование преподнесло мне неприятный сюрприз. На борт подлодки прибы­ли три молодых, неопытных офицера, чтобы заме­нить наших ветеранов. Новички должны были пойти с нами в свой первый и, скорее всего, роковой поход. Ко­манда встретила их с нескрываемым скептицизмом. Уход опытных офицеров создал вакуум в управлении лодкой, который заполнить мог только я один. 30 июня «У-415» уже была признана пригодной для нового по­хода.

Накануне выхода в море я получил из дома письмо. В нем сообщалось, что родители и сестра переехали в Дармштадт — столицу земли Гессен. Труди осенью жда­ла ребенка. Сообщение это меня обрадовало, однако я был огорчен решением отца снова переехать в город, где семья будет постоянно находиться под угрозой воздуш­ных налетов. Я так и написал в своем ответном письме домой. Я не писал родным о том, как близко вокруг меня ходит смерть, закончив свое послание бодрым «до свидания». В моем положении это пожелание походило на черный юмор.