Wundefwaffe

Глава 23

 

Я не жалел о том, что июль подходит к концу. За не­сколько последних месяцев обстановка резко ухудшилась. Крупные силы союзников, наступавшие из Нормандии, встречали слабое сопротивление наших войск. Возникла угроза, что они отрежут Бретань от остальной Франции, лишив нас путей отхода в Германию. Угроза базам под­лодок на Атлантическом побережье нарастала с каждым днем. Жизнь в недавно оживленных портах Бреста, Ло-риана и Сент-Назера замерла вместе с гибелью их фло­тилий подлодок. Только в июле было потоплено еще 18 атаками с воздуха. Среди этих жертв оказались «У-212» и «У-214», не оснащенные «шнёркелями», которые вы­ходили в море, чтобы защитить бухту базы от боевых ко­раблей противника. Британские эсминцы, начавшие стя­гивать петлю блокады вокруг нашего порта, послали обе лодки на дно.

В июле я навсегда распрощался со своими друзьями Захсе и Зидером, командирами «У-413» и «У-984». Каж­дая из этих лодок вышла охотиться в море, но обе они вместе с экипажами погибли в один и тот же день.

Распрощавшись с ближайшими друзьями, я все бо­лее чувствовал себя ненужным. Командование еще не приняло решение о будущем нашего экипажа. Попыт­ки капитана Винтера посодействовать нам ни к чему не приводили. Не видя никаких перспектив, я стал гото­виться к войне на суше. Приближалась осада Бреста. Когда американские танки покатились на юг по холмам Бретани, наши войска стали отступать к Бресту, кото­рый был объявлен крепостью. Повсюду в городе лихо­радочно строились оборонительные укрепления. Моим подводникам были выданы ружья и пулеметы, мне бы­ло приказано готовить команду к боям на суше. Для нас перспективы оказаться в западне и попасть в плен в Бресте стали довольно реальными.

Однажды в начале августа я возвращался с командой с полевых учений, когда мне передали, что я должен явиться к старшему офицеру. Обычно мрачный Винтер встретил меня с улыбкой на лице:

— Вам везет, вы назначены капитаном «У-953». По­здравляю!

Я был удивлен и обрадован. Дело в том, что Марбах, капитан подлодки, отправился в штаб в Берлине получить Рыцарский крест. Однако, как выяснилось, наступление союзников помешало его возвращению.

— Через час вы примете команду лодки, — продолжил Винтер. — Как вы знаете, она оснащена «шнёркелем», а ее ремонт займет примерно десять дней. Готовьтесь.

— Герр капитан, я безмерно рад.

Новое назначение совершенно изменило мое будущее. Вместо того чтобы оказаться в западне в крепости Брест, быть убитым на суше или попасть в лагерь военноплен­ных, я по крайней мере смогу сражаться и умереть в море. Это было то, что я умел и к чему был призван.

В назначенный час я принял командование подлодкой Марбаха. Большая часть команды знала меня или слы­шала обо мне. Это способствовало быстрому сближению нового командира и экипажа лодки. Поскольку часть ко­манды «У-953» ушла в отпуск и не имела возможности вернуться, я укомплектовал недостающих людей мотористами и моряками с «У-415», которые проявили большой интерес к службе на новой подлодке. Чтобы не воевать на суше, они были рады выйти в море и хотели сражаться с британскими эсминцами пусть даже в одиночных спаса­тельных шлюпках.

В условиях подготовки к выходу в море дни про­ходили быстро. Моя сборная команда самоотвержен­но трудилась, стремясь при остром дефиците времени выполнить как можно больше работ и компенсировать недостаток надежных квалифицированных специалистов в сухом доке. Наступление союзников стимулировало все возрастающий поток отказов французских специа-листов-судоремонтников от сотрудничества с немец­кими завоевателями. Кое-кто из них убегал буквально после завтрака. Что еще хуже, те, кто оставались в доке, были более враждебны, чем лояльны, и требовали по­стоянного присмотра. Между тем большинство остав­шихся не у дел подводников с «У-415» отправились в окопы, опоясывавшие Брест, тех же, кто остался в моем распоряжении, постоянно осаждали служащие немецкой гражданской администрации, предлагавшие большие взят­ки за переправку на родину в нашей лодке, когда она выйдет в море из брестской ловушки. В этой суматохе мы были не в состоянии придерживаться графика под­готовки к походу.

Брест ожидал осады. Пока части и соединения союз­ников быстро продвигались из Нормандии, угрожая Па­рижу, окружая Лориан и приближаясь к Сент-Назеру, в Брест вливалось все больше и больше наших войск. Местное население пряталось по домам и ожидало даль­нейшего развития событий со смешанными чувствами страха, ликования и стоицизма. Командование отдало приказ эвакуировать Брест, Лориан и Сент-Назер слиш­ком поздно. Ко времени поступления приказа Деница англичане перекрыли все возможные выходы из бухты. На юг были направлены большие флотилии боевых ко­раблей, блокировавших три порта. Каждую ночь самолеты сбрасывали мины в районах судоходных линий, па­рализовав движение всех надводных кораблей и заставив подлодки продвигаться в смертельно опасных условиях. Наряду с охотой за подлодками в море, королевские ВВС постоянно совершали все более массированные налеты на наши военно-морские базы. Жалкие остатки траги­ческой гибели прославленного когда-то флота, насчи­тывавшего несколько сотен подводных лодок, отсрочи­ли свое собственное уничтожение лишь благодаря тому, что укрывались в убежищах под семиметровой толщей бетона.

13 августа в 10.45 в нашем компаунде на базе завыли сирены воздушной тревоги. Я укрылся в тоннеле, выры­том в холме. Почти сразу же зенитные установки ПВО открыли плотный огонь. Через вход в тоннель я видел рой четырех моторных «либерейторов» примерно из 20 машин. На средней высоте они летели прямо в зону зе­нитного огня. «Либерейторы» приближались, игнорируя многочисленные разрывы снарядов вокруг них и упорно выдерживая курс и высоту. Внезапно от самолета отвали­лось крыло и стало планировать в воздухе. Кувыркаясь, за крылом последовал фюзеляж и упал в бухту. В небе раскрылись четыре белые точки парашютов. Второй «ли-берейтор», охваченный пламенем, выпал из боевого по­строения. Третий взорвался в воздухе. В это время остав­шиеся самолеты сбросили по одной мощной бомбе. Я от­четливо видел, как они летели к бункеру. Затем раздался такой грохот, будто весь мир сорвался со своих петель. Вулканические взрывы сотрясали холм и окружавший воздух. Жесткие взрывные волны заставляли задержи­вать дыхание. У заградительных воздушных шаров росли фонтаны из пыли и обломков, закрывая панораму бухты. Прозвучало несколько новых залпов наших зениток, глу­хой рокот авиамоторов в небе с северной стороны. По­том наступила тишина.

Я бросился бежать вниз по холму в тревоге за свою лодку. Пробравшись между грудами битого камня и бетона, вбежал в прохладный сумрак бункера и обнару­жил, что «У-953» плавно колыхалась на своей стоян­ке, совершенно невредимая. Я прошелся вдоль длинно­го ряда пустых стоянок, пока не достиг группы рабочих. Они смотрели на потолок, где зияла небольшая пробо­ина с вылезшей наружу арматурой. «У-247», еще одна лодка, занимавшая стоянку, покрылась тонким слоем пыли. Шеститонная бомба, самая мощная из тех, ко­торыми располагали союзники, не смогла нанести ущерб нашим лодкам. Поскольку это было единст­венное попадание в бункер, можно сказать, что ко­лоссальные усилия противника с целью уничтожения двух оставшихся наших лодок закончились полным про­валом.

Я вернулся к подлодке, чтобы проверить, как про­двигаются работы, которые, по моим расчетам, должны были закончиться через четыре дня. Когда я ступил на борт «У-953», главмех, служивший еще при Марбахе, позвал меня в носовой торпедный отсек. Я нагнулся и посмотрел в длинную трубу торпедного аппарата. Внут­ренняя заслонка была сломана. Круглая крышка от нее, единственная преграда для воды, помимо внешней зас­лонки, валялась на палубных плитах. Я был озадачен и встревожен.

— Виновата взрывная волна от бомбы, которая взор­валась в бухте в 50 метрах отсюда, — прояснил глав­мех. — Уверен, что некоторые из наших подлодок по­гибли именно так. Лодку может потопить единственная глубинная бомба, если торпедная труба не закрыта сна­ружи, а внутренняя заслонка повреждена. Погибшие лод­ки не могли сообщить об этом.

— Послушай, — прервал я его, — если бы наша тор­педная труба не была задраена снаружи, лодка лежала бы на дне уже сейчас, а ты и я добирались бы в Герма­нию пешком. Проверь все заслонки и замени сломан­ную. И поспеши. Я не хочу, чтобы задерживался выход в море.

Как и в Бресте, воздушные атаки союзников на бун­керы в Лориане, Сент-Назере, Ла-Палисе и Бордо при­несли незначительные результаты. Однако наступление союзников на суше порождало страх и смятение. Все, кто мог бежать, пробирались из наших опасных север­ных портов в Ла-Палис и Ла-Рошель. Они имели выход в море между островами Ре и Олерон. Эти проливы еще не были блокированы британским флотом и оставались окнами для бегства из Франции тысяч немцев, которым было позволено уехать на родину. Оба порта были вы­браны командованием в качестве убежищ для подлодок с северных баз. Здесь они должны были заправляться горючим, запасаться продовольствием и проходить ре­монт для последующих выходов в море на боевые за.-дания!

Однако британский флот теперь господствовал на мор­ских подступах к северным портам, и наши потрепанные, не отремонтированные полностью подлодки имели мало шансов добраться до безопасных портов. Те, которые не были потоплены эсминцами, уничтожались самолетами или подрывались на минах. «У-736», вышедшая из Лори-ана, была потоплена 6 августа, «У-608», позже последо­вавшая за ней, погибла почти на том же месте 10 августа. Днем позже «У-385» разорвали на части глубинные бом­бы. 12 августа близ Лориана была потоплена «У-270», а «У-981» подорвалась на мине, пытаясь выйти из бухты Ла-Рошель. 14 августа «У-618» была повреждена авиабом­бой и потоплена в конечном счете эсминцами. 18 авгус­та «У-107» погибла под бомбами, а «У-621» стала жерт­вой одной из самых боеспособных и эффективных групп кораблей-охотников, патрулировавших в Бискайском за­ливе.

В те дни упадка Германии крах нашей обороны в Ат­лантике сопровождался поражениями на других фрон­тах. Советские войска заняли города Пшемысль, Бело­сток, Ковно и Пресков. Они продолжали свое мощное наступление по территории России. Серьезные поражения потерпела Германия и Греция, а Румыния перешла на сторону союзников. В Италии наши части отсту­пили от Рима и вели бои за удержание новых оборо­нительных линий дальше на севере. В довершение всех этих поражений, силы вторжения США, Франции и Ве­ликобритании высадились 15 августа на французском Средиземноморском побережье между Ниццей и Туло­ном. С этой новой линии фронта бронетанковые час­ти союзников двинулись на север, угрожая изолировать наши дивизии в западной части Франции. База подвод­ных лодок в Тулоне была уничтожена ударами с возду­ха авиации. Были потоплены восемь подлодок, и среди них старая знакомая «У-230». В результате подводная война в Средиземноморье прекратилась. Эту печальную картину дополнила наша потеря во французских водах всех эсминцев, кораблей береговой охраны и траль­щиков.

Отступление усиливало смятение и даже рождало па­нику. Атмосфера в крепости Брест стала взрывоопасной. Город был объявлен свободным от ограничений в при­еме наших войск. Был введен строгий комендантский час для населения. Сухой док охранялся морскими пе­хотинцами. Все зенитные установки переместили на стра­тегические позиции, чтобы укрепить внешнюю границу обороны города. Вооруженные до зубов подразделения военных моряков патрулировали город и окрестности. Морской колледж, принадлежавший некогда прослав­ленной Первой флотилии, был превращен в командный центр обороны Бреста из-за имевшейся там обширной системы подземных тоннелей. Девятая флотилия под­водных лодок была расформирована, а ее командующий переведен в Норвегию. На прощанье ему удалось сде­лать почти невозможное: отправить в море «У-256» под командованием Бодденберга. Эта старая подлодка, по­лучив приказ на выход в море и даже «шнёркель», неза­метно выскользнула из внутренней бухты и прорвалась сквозь кордон британских боевых кораблей у скал.

Теперь настало время сворачивать дела и капитану Винтеру. Он переправил самое ценное имущество и обо­рудование Первой флотилии в подземные помещения, сумев с честью отбиться от домогательств военных. Боль­шое число высокомерных армейских офицеров, которые уклонились от сражений за спасение рейха и неплохо провели время во Франции, прибыли в порт вместе с женами и вагонами личного имущества, коллекциями вин разных сортов и шампанского. Они требовали, что­бы их вещи были переправлены в Германию на подвод­ных лодках, и сильно негодовали, когда Винтер отверг их домогательства. Положение крайне обострилось, ког­да на оборонительных линиях города прозвучали первые выстрелы и первые американские танки «шерман» по­казались перед окопами.

В дни хаоса, когда военные моряки были единствен­ными защитниками Бреста и никто не знал, где находят­ся оборонительные линии или когда союзники начнут наступление, в злосчастном порту оставалось только две лодки: «У-953» и «У-247». Заканчивался их ремонт в доке, который позволял надеяться на то, что они вырвутся на свободу. Первой вышла и попыталась прорваться на ро­дину «У-247». Она погибла со всем экипажем. Теперь оставалась только моя подлодка.

19 августа «У-953» посчитали наконец пригодной для выхода в море — с некоторыми ограничениями, прав­да. Дизели находились в плачевном состоянии. Дав­но следовало заменить аккумуляторные батареи, но для этого не было ни материала, ни времени. Короче, ре­монт сделали только профилактический. Разумеется, у нас не было возможности совершить учебные погруже­ния или опробовать «шнёркель». Опираясь на самоот­верженность и неутомимость каждого подводника, мы удвоили свою бдительность на вахтах, стараясь предуп­редить попытки французских подпольщиков совершить диверсию на нашей лодке. Нам удалось запастись горю­чим и продовольствием. К моему изумлению, мне было приказано не брать на борт торпеды, но загрузить лод­ку и трубы торпедных аппаратов ценным оборудова­нием и приборами, а также вывезти с собой из запад­ни высокопоставленных лиц. Этот ценный груз было предписано доставить в южный порт Ла-Рошель, отку­да гражданские лица могли еще добраться домой через Францию.

Я критически проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что, если лодку предназначили для спасения гражданских лиц, то тем более в этом нуждались остав­шиеся подводники с «У-415». Получив разрешение Вин­тера взять их на борт, я разыскал всех своих парней, отправленных в окопы, сводил их подлечиться в гос­питаль и попрощался с теми подчиненными, которые были вынуждены из-за ран остаться в осажденном Бре­сте. Затем я приказал обеим командам оставить на суше все ненужные вещи и проследил за их уходом из ком­паунда базы. Когда мы прибыли на пирс, я столкнулся с большой группой плачущих и жестикулирующих граж­данских лиц, французов и немцев, которые пытались пробиться на борт подлодки. Охрана стремилась оттес­нить возбужденных людей обратно на пирс. Некоторые из них были настолько агрессивны, что их пришлось взять на мушку, чтобы держать на расстоянии.

Объединенная команда быстро выстроилась для пе­реклички на кормовой палубе. Шесть штатских с напря­женными лицами стояли на мостике. Старпом сообщил о численности людей на лодке. Всего оказалось 99 че­ловек — на 45 больше, чем предусмотрено инструкци­ей. Стремясь умерить страсти оставшихся на пирсе лю­дей, я, умышленно повысив голос, произнес:

— Хочу подчеркнуть, что этот переход будет одним из самых тяжелых. Экипаж лодки должен находиться на бо­евых постах. Основная ответственность ляжет на плечи постоянной команды, ей поможет, если необходимо, эки­паж «У-415». Работать, принимать пищу и спать придет­ся не меняя своего места. Исключить лишние передвижения и разговоры. В санитарных целях будут расставлены в удобных местах жестяные банки. Хочу, чтобы вы зна­ли, что прибрежные воды кишат кораблями противника, наши шансы пробиться весьма незначительны. Десять к одному, что мы не прорвемся сквозь заслон из британ­ских кораблей в Ла-Рошедь, так что не питайте иллюзий. Нужно быть готовыми к немедленному выходу в море. Ни шагу с лодки, какие бы ни были причины.

Я распустил строй подводников и повернулся к ше­сти штатским. Они с ужасом узнали о предстоявших опасностях. Двое схватили свой багаж и поспешили по­кинуть лодку. Меня позабавил и обрадовал их уход. Он давал нам хоть немного, но больше пространства. Чет­веро более храбрых последовали за мной под палубу. Центральный проход и все отсеки, кроме помещения центрального поста, были завалены крупногабаритным оборудованием, деревянными ящиками, чемоданами и картонными коробками. В носовом торпедном отсеке грузы были уложены в днище, на свободных от торпед стойках, в торпедной трубе. Я сказал четырем гостям, чтобы они никуда не уходили, оставив их там в полном смятении.

Затем я отправился доложить Винтеру о готовности подлодки к выходу в море. Когда я поднимался к верху холма по извилистой тропинке в компаунд, то слышал глухую дробь пулеметов на севере и увидел адъютанта Винтера, спешившего вниз. Запыхавшись, он сообщил, что я должен взять на борт еще четырех специалистов, которых рейх не может позволить себе отдать американ­цам. Поскольку эти ценные персоны не могли прибыть на лодку до утра, наш выход в море откладывался на 24 часа. В негодовании^ я повернул обратно к пирсу, по­тому что было ясно, что чем дольше мы оставались в порту, тем труднее будет пробиться сквозь блокаду в Ла-Рошель.

Вскоре в корпусе лодки распространился аромат гуля­ша. Подводники и гости, усевшись на ящики, чемоданы, трубопроводы и койки, поглощали ужин, который, как им казалось, был последним в порту. Радио передавало при­ятную мелодичную музыку. Я сидел за крохотным столи­ком в своем углу и составлял план перехода, когда музыка затихла и английский диктор стал передавать новости:

«Передача адресуется нашим друзьям — подводникам в Бресте. Наступило время для вас прекратить участие в боях. Если вы выйдете из порта с белым флагом на сво­ем перископе, мы отнесемся к вам с уважением. Но если вы решитесь сражаться, то вам грозит быстрая гибель. Я с большим волнением говорю это вам, экипажу «У-953», которому снова придется выходить в море. Могу сооб­щить, что десятки британских эсминцев ожидают встре­чи с вами. Они отправят вас на дно, если вы осмелитесь воевать. Предупреждаю, это будет ваш последний...»

Это было уже слишком. Я сердито крикнул в радио­рубку:

— Убери с эфира этого кретина, найди музыку!

— Но, герр капитан, — сказал радист, — это един­ственная радиостанция, которую мы можем поймать в бункере.

— Тогда крути пластинки.

Утром 21 августа на борт подлодки прибыли после­дние четверо гостей с большим багажом и приборами. Я не разрешил им взять столько багажа, и после горя­чей перепалки новички расстались с личными вещами. Я поместил их в кормовой торпедный отсек и сказал, что они не должны выходить оттуда ни при каких ус­ловиях, должны есть, спать и, возможно, умирать там. Затем я приказал плотно задраить люки лодки, выклю­чить радио и поставить подзарядку батарей на полную мощность. Когда я сошел с лодки, оба дизеля дымили и рокотали на мелководье стоянки.

Я вышел из прохладного бункера на яркий солнеч­ный свет и летнюю жару, затем стал взбираться на холм, чтобы в последний раз явиться к местному начальству. Бункер в скале кишел людьми в армейской форме. На многих офицерах был надет парадный мундир, пригод­ный больше для торжественного заседания в «Пари-опе­ра», чем для защиты крепости Брест. Бросались в глаза беспорядок и нервозность. Перед подземными тоннеля­ми останавливались армейские санитарные машины, вы­гружая новые жертвы боев за Брест. Вдоль внешней ли­нии окопов сейчас развернулось ожесточенное сражение. Американские танки кое-где уже прорвались в крепость. Я пробежал по тоннелю в поисках Винтера. Кто-то ска­зал, что он ушел в компаунд. Уханье тяжелых зенитных орудий не прекращалось, пока я добрался до опустев­шего компаунда. Черные россыпи снарядов взрывались в небе в 700 метрах к северу. На плоской крыше юго-восточного крыла здания я заметил несколько чело­век в морской форме, наблюдавших в бинокли за хо­дом сражения на севере. Я помчался вверх по лестни­це и нашел Винтера. Он и офицеры его штаба выража­ли удовлетворение результатами нашего зенитного огня. Был подбит американский танк, вышедший на дорогу, которая вела к морскому колледжу. Винтер уже смирил­ся с тем, что руководство обороной Бреста и его фло­тилией, состоявшей из одной подлодки, перешло к по­жилому нервному генералу с моноклем. Я обратился к своему непосредственному начальнику и доложил о го­товности «У-953» к выходу в море.

— Можете уходить по своему усмотрению, — сказал Винтер.— Когда предполагаете выход?

— После заката солнца, герр капитан. В 21.30.

— Я приду проводить вас. Только, пожалуйста, без суматохи. Не хочу, чтобы у докеров возникли подо­зрения.

Когда мы спускались по холму, начали выть сирены воздушной тревоги. Мы побежали ко входу в соседний подземный тоннель. Через несколько секунд холм со­дрогался от бесконечной череды мощных взрывов. Я последовал за Винтером в обширную сеть тоннелей, мимо многочисленных коек, занятых ранеными. Скользнул взглядом по бледным лицам немецких медсестер, кото­рых ожидало мрачное будущее. Рядом суетились взъе­рошенные французские девицы, со страхом ожидавшие решения своей участи коллаборационисток. Их никчем­ные теперь кавалеры надменно вышагивали в сапогах и блестящих мундирах с красными полосками на галифе. Я увидел также сбитых с толку матросов и пехотинцев, ожидавших самых нелепых приказов. Бомбардировки не прекращались. Все в катакомбах — земля, койки, сну­ющие люди — потонуло в уханье зениток и вибрирова­ло от грохочущих взрывов.

Через 30 минут массированный воздушный налет за­кончился. Когда все успокоилось и сирены возвестили отбой воздушной тревоги, мы с Винтером вернулись к компаунду. При виде его нас охватило немое отчаяние. То, что только что было комплексом величественных гра­нитных зданий, союзники почти полностью разрушили. С гибелью колледжа судьба Первой флотилии подводных лодок окончательно была решена. Винтер стоял на руи­нах своего дела. Кроме отправления своей последней под­лодки в море, он больше ничего не мог сделать. Я понял, что он хотел остаться наедине с собой, и медленно пошел назад к лодке.