Wundefwaffe

Глава 24

 

Время: 22 августа 1944 года. 21.20. Только несколько матросов вышли на палубу, чтобы управиться со шварто­вами. Я стоял на мостике, ожидая прощального визита Винтера.

В 21.22 он пересек сходни. Отвечая на мое привет­ствие, сказал:

— Хорошенько позаботьтесь о парнях и лодке — уда­чи вам.

— Вам тоже, герр капитан. Надеюсь, мы скоро встре­тимся в более благоприятной обстановке.

— Главное для вас — выбраться отсюда, пока еще не поздно.

Несколько команд — и швартовы сняты с кнехтов, сходни убраны на пирс. «У-953» бесшумно вышла со сто­янки. Осторожно, без единого звука она проскользнула до середины внутренней бухты. Это было необходимо, чтобы не задействовать акустические мины. Я остано­вил лодку и спустился в корпус, затем главмех совер­шил пробное погружение.

Обстановка внутри корпуса представляла собой па­родию на 'Морские инструкции и условия безопасности. Проходы завалило ценное оборудование пассажиров. Со­общения между различными отсеками оказались серь­езно затруднены. Тяжесть дополнительного груза плюс количество людей, вдвое превышавшее норму, создавали серьезные проблемы для главмеха в управлении лодкой. Ему потребовалось больше часа, чтобы определить пара­метры плавучести и балансировки подлодки, необходи­мые в чрезвычайных условиях.

«У-953» всплыла и приблизилась к эскорту, веро­ятно единственному на плаву. Ночь была безлунной, все погрузилось в кромешную тьму. Эскорт двинул­ся вперед, мы — за ним. Когда «У-953» прошла про­тиволодочные сети, я включил дизели. После того как исчезли скалы, а на экране радара стали вспыхивать радиолокационные импульсы, я понял, что мы запе­ленгованы. Внезапно в двухстах метрах впереди вспых­нула осветительная ракета. В тот же миг с эскорта нам просигналили фонарем: «Внимание. Британские тор­педные катера в атакующей позиции. Подготовьтесь к бою».

Я не ожидал такой встречи с англичанами и вызвал наверх расчеты зенитчиков.

— Следите за торпедными катерами — огонь по види­мым целям, — приказал я.

Осветительная ракета погасла, и море вновь почер­нело. Эскорт остановился, заставив нас сделать то же самое. Теперь мы подверглись угрозе, которую не виде­ли, а стрелять мы не могли, так как пушки меньшего калибра неэффективны в случае атаки прямо по курсу. Чтобы принять бой, я должен был развернуть «У-953» носом к Бресту, а орудиями против катеров. Но лодка не могла двигаться кормой вперед.

Я просигналил эскорту, чтобы он медленно продви­гался вперед и постоянно пускал осветительные ракеты. Хотелось встретить торпедные катера на большей глу­бине. Но как только мы продвинулись дальше, я заме­тил десятки теней, изготовившихся к атаке с дистанции 800 метров. Я громко скомандовал:

— Оба дизеля — полный вперед, лево руля!

«У-953» нехотя развернулась, подставив на несколь­ко бесконечных секунд свой борт навстречу атакующему противнику. Когда лодка завершила разворот, наши пуш­ки открыли огонь. Мы поспешили обратно в порт, лишая торпедные катера возможности прицелиться и выпустить свои смертоносные торпеды. Катера, значительно превос­ходившие нас в скорости, быстро приближались при све­те осветительных ракет. Но затем так же внезапно, как появились, повернули и ушли в море.

Инцидент похоронил мои надежды вырваться из бух­ты в эту ночь и, возможно, в любую другую. Торпедные катера не только были опасны сами по себе, они указы­вали на присутствие поодаль значительной флотилии сто­рожевых судов, Казалось, что наше возвращение в Брест было окончательным и мы обречены на то, чтобы взор­вать свою лодку и разделить участь осажденного гарни­зона города.

На заре «У-953» прошмыгнула обратно в порт. Я пре­дупредил подводников и гостей, чтобы они подальше держались от докеров и хранили молчание относитель­но ночного приключения. Затем я снова закрылся зеле­ной занавеской в своем углу и постарался найти способ выбраться из порта. Оставалась только одна возмож­ность — уйти в подводном положении. Этот маневр был чреват рядом опасностей: сесть на мель, наскочить на мину, попасть в сильное течение. Прежде им никогда не пользовались,. Но я рассчитывал, что во время отлива мы могли бы без эскорта добраться до горловины бух­ты незамеченными, затем совершить погружение на глу­бину, достаточную для того, чтобы вода покрыла мос­тик лодки. После этого у нас остался бы слабый шанс выбраться из западни на волнах отлива.

Я тихо поднялся с койки, пока 100 человек на борту лодки мирно дремали, веря в мою способность вывести их на свободу. Я прошел по пустынному бункеру и пло­щадке возле него. Винтера и его штабное окружение на­шел в подземном убежище. Пока я рассказывал об ин­циденте с торпедными катерами и о своем плане пере­хитрить «томми», он смотрел на меня обеспокоенным, мрачным и усталым взглядом.

Пожелав счастливого пути, он затем спросил:

— Не хотите ли присоединиться ко мне в поездке по окопам?

— Герр капитан, хотелось бы. Но я должен подгото­виться к ночному выходу. Не сплю уже несколько дней.

— Вы можете кое-что упустить из того, о чем никто другой не сможет рассказать потомкам, — мрачно заме­тил Винтер. Затем, подавив волнение показной строго­стью, добавил: — Впрочем, не важно. Держите себя мо­лодцом. Я не смогу проститься с вами на пирсе. Дела удерживают меня здесь.

Мы снова пожали друг другу руки. Я уходил с убежде­нием, что больше никогда не увижу его.

23 августа в 02.55 я отодвинул зеленую занавеску в своем углу, надел кожаную куртку, вошел в освещенное тусклым светом помещение центрального поста и на­помнил главмеху о необходимости быстрого и аккуратного погружения по первой команде. Затем занял свое место на мостике.

В 03.05 я вывел «У-953» из бункера, чтобы больше в него не возвращаться. Когда лодка бесшумно скользнула в тем­ноту по направлению к горловине бухты, за которой нас поджидал неприятель, я бросил последний взгляд на оставшийся за кормой город. Берега с их обширными до­ками и верфями едва просматривались. На фоне ночного неба едва различался на вершине холма морской колледж, разрушенный бомбардировками. И надо всем этим угады­вались смутные очертания Бреста, города, которого не по­щадила война и который ожидало дальнеишее-разрушение и капитуляция. Только теперь я полностью осознал, мо­жет, впервые, что безвозвратно потеряно все — слава, ус­пехи, триумфы. Воссоздать прошлое невозможно.

«У-953» прошла мимо заброшенной противолодочной подводной сети и двинулась, подобно призраку, дальше к горловине. Наше бегство проходило под покровом тем­ноты, сгущавшейся от окружавших бухту холмов и скал. В 03.45 мы проскочили на волне прилива мелководье. Я вел лодку по памяти, стараясь не сесть на мель. Когда на небе с востока показались первые просветы, мы заме­тили впереди неподвижные неприятельские торпедные катера. Они выглядели черными точками на перламутро­вой поверхности моря. .Между тем мы еще не достигли достаточной глубины бухты, которая позволила бы нам уйти под воду. Я продолжил движение вперед на малых оборотах, избегая шума и рискуя, что противник обнару­жит лодку. На волне отлива мы скользили по направ­лению к катерам, когда появились первые проблески рас­света. Я обнаружил перемещения в боевом строе катеров. Они бороздили поверхность моря, а затем направились к скалам, возвышавшимся по обе стороны от горловины бухты. Стало ясно, что мы не можем двигаться дальше в надводном положении.

В 04.23 мы опустились под воду. Нос лодки медлен­но погружался в море. Долгие секунды я наблюдал еще перемещения катеров, затем вода хлынула в подкову ходового мостика. Я закрыл крышку рубочного люка и стал прислушиваться к плеску воды, покрывавшей лод­ку сверху. Когда маленькие торпедные катера мчались в разных направлениях, их гребные винты громко ве­рещали, вспенивая спокойную морскую поверхность. В момент, когда главмех закончил выравнивание лодки, я приступил к выполнению своего замысла: опустил ее на глубину 15 метров и начал бесшумное движение. В отдалении на безопасной дистанции прогремели три взрыва глубинных бомб.

04.40. «У-953» погрузилась на глубину 20 метров. Все больше торпедных катеров сновали над нами, разбрасы­вая ручные гранаты для нашего устрашения.

05.08. Впереди с правого борта разорвались шесть глу­бинных бомб. Бесчисленные верещавшие винты на по­верхности заставляли нас покрываться холодным потом и строить мрачные прогнозы во влажной стальной гроб­нице.

05.20, Со стороны открытого моря прогремели взрывы кассет из 12 глубинных бомб. Импульсы «асдика» стали пронизывать толщу воды на небольшой глубине. Впереди по правому борту взорвались новые кассеты. Раскаты их взрывов прокатились сквозь прибрежные воды и еще дол­го звучали вдалеке.

06.45. Подлодка опустилась на глубину 40 метров. Тор­педные катера остались далеко за кормой, продолжая разбрасывать гранаты. Впереди от мыса Кессан до са­мой южной оконечности скалистого побережья Брест­ской бухты море содрогалось от взрывов глубинных бомб, сбрасывавшихся наугад.

07.30. Я изменил курс лодки на юго-юго-запад и опу­стил ее на глубину 50 метров.

08.10. Мы двигались прямо над океанским дном, не­однократно застревая в песчаных наносах, но каждый раз течение плавно поднимало нас над неровным дном. В нескольких милях двигались зигзагообразным курсом на средней скорости'четыре эсминца. По правому бор­ту группа морских охотников прощупывала радиоло­каторами глубину в поисках беглецов из Бреста. Наши гражданские пассажиры медленно умирали от страха и нервного напряжения.

09.00. Мы взяли новый курс 200 градусов. Лишенный возможности видеть и ориентироваться по приборам, я целиком полагался на собственную интуицию. С двумя выключенными электромоторами лодка перемещалась на воздушной подушке устремленного на юг течения. Импульсы «асдика» били по ее корпусу с нарастающей силой, все громче становился шум от передвигавшихся наверху кораблей.

09.40. Начался отлив. Главмех опустил нос лодки на песчаное дно в 85 метрах под бороздившими море охот­никами. Не менее десятка эсминцев беспокойно взби­вали воду над нами гребными винтами. Они постоянно совершали круговые движения, останавливались, слуша­ли глубину, сбрасывали и сбрасывали бомбы, меняли диспозицию, двигались взад и вперед, снова останавли­вались, ощупывали дно локаторами и сбрасывали глу­бинные бомбы, взрывы от которых толкали нас на ска­лы и превращали корпус лодки в камеру пыток.

Полдень. «У-953» двигалась по течению с дифферен­том на нос, плавно раскачиваясь, как маятник. Взрывы глубинных бомб и шум гребных винтов наверху держат каждого обитателя лодки в напряжении. И все же вода ~ серая, мутная, теплая, полная водорослей и океанского мусора — защищала лодку от пеленгации.

16.30. Прилив начал ослабевать, течение стало менять направление в сторону открытого моря. «У-953» при­подняла свою носовую часть и возобновила движение над неровным дном. Она медленно входила в Бискай­ский залив среди скрежета, верещания и грохота. Ког­да шум постепенно затих, стало ясно, что мы миновали зону действий британских кораблей и выбрались из за­падни. Мы вырвались на свободу, но оставались пленниками собственной вони. Узкий стальной цилиндр лод­ки переполнял смрад, исходивший от множества потных тел, солярки и машинного масла, переполненных ис­пражнениями жестяных банок. Некоторых инженеров-кораблестроителей рвало.

24 августа. 03.00. Наступило подходящее время, что­бы провентилировать отсеки лодки при помощи «шнёр-келя». Операция требовала запустить дизели, находясь под водой. Действие этого прибора уже давно вызыва­ло у меня любопытство. Главмех вывел лодку на глуби­ну 14 метров, поднял мачту-трубу и высушил ее, затем были открыты клапаны. С протяжным свистом в кор­пус лодки устремился свежий воздух. Заработал один из дизелей, закачивая в корпус больше морского воздуха. Набрав скорость, лодка пошла на глубине устойчивым ходом. Просто чудо! Я наблюдал, как возрождалась лод­ка. Отпала необходимость подниматься на поверхность, подвергаясь смертельному риску. Жизнь внутри корпу­са снова стала сносной.

Мы перезарядили батареи и пошли крадучись по во­сточной окраине Бискайского залива, кишевшей непри­ятельскими кораблями. Периодически двигатели заглу­шались, производилось прослушивание среды нашего обитания акустическими приборами для того, чтобы ни один охотник не смог запеленговать наш корпус и зас­тать врасплох губительной бомбардировкой. Когда за­нялся новый день, я приостановил нашу операцию по вентиляции воздуха под водой. Перископ и поплавок были убраны, и «У-953» пошла дальше, балансируя на глубине 40 метров.

Пока солнце совершало свое дневное движение по кругу, «У-953» продолжала следовать вслепую на юг в подводном положении. Когда снова пришла полночь, мы выдвинули поплавок и перископ на поверхность. Ни один самолет, патрулировавший залив, не заметил вер­хушек «шнёркеля» и перископа, хотя пилоты летали до­вольно низко над водой.

На заре 26 августа нам удалось добраться до самой юж­ной точки нашего маршрута. Отсюда я решил совершить быстрый переход на восток к порту на побережье залива. Через пять часов «У-953» мягко опустилась на грунт на глубине 48 метров. Я приказал поднять лодку на перис­копную глубину и разглядел тонкую линию побережья на востоке. Внимательно осмотрев горизонт, я заметил на севере покачивавшиеся верхушки мачт и дымовые тру­бы эсминцев. Лишь случайно мы остались незамеченны­ми ими.

13.20. Когда я в очередной раз выдвинул перископ, то увидел, что берег возвышался перед нами как стена. Мы приблизились к нему вплотную, настолько близ­ко, что это уже становилось опасным. Я принял сроч­ные меры, чтобы нас не вынесло на берег, и скоман­довал:

— Лево руля, курс 3—40.

Вскоре мы чуть не столкнулись с маяком на север­ной оконечности острова Олерон. Показалось звено из шести двухмоторных самолетов, летевших на-малой вы­соте. Я опустил перископ, пока они пролетали над нами. Через три минуты небо стало чястым. Я взял несколь­ко пеленгов от маяка, пока мой штурман Хеннеке про­кладывал курс. Мы обнаружили сильное течение, ухо­дившее на север, и я понял, что не смогу определить до ночи, когда можно рискнуть подняться на поверхность и следовать в порт. Пока же лодка была вынуждена блуж­дать под водой в районе, где несколько дней назад по­гибли некоторые из моих друзей. Я вошел в помещение центрального поста и занялся изучением карты, содер­жавшей подробную характеристику прибрежных вод во­круг двух островов. Остров Ре, в центре которого рас­полагался небольшой городок Сент-Мартин, имел со­мнительную репутацию. Древняя крепость служила преж­де перевалочным пунктом, откуда французы расселяли по дьявольскому острову закоренелых преступников и политических заключенных.

Через два часа после захода солнца мы поднялись на поверхность. Маяк исчез. Полагая, что течение отнесло нас к северу, я направил лодку на юг к башне, которая возвышалась на побережье. Мы двигались на электро­моторах, чтобы не привлекать внимания эсминцев и не задействовать акустические мины. Через семь минут я увидел в бинокль высокую, узкую башню. Определив ее как маяк, я сообщил об этом штурману, полагаясь на его умение провести лодку на якорную стоянку порта Ла-Рошель.

— Время поворачивать на восток, новый курс 1 — 1 — 5, — предложил Хеннеке.

— Лево руля, курс 1 — 1—5, — скомандовал я.

«У-953» бесшумно повернула к берегу. Но в следую­щий момент мне показалось, что она врезалась в землю. Внезапный скрежет и легкий толчок свидетельствовали о том, что лодка действительно ударилась о дно, соскольз­нула в мягкий ил и остановилась.

— Продуть балласт — полный назад! — закричал я.

Лодка поднялась, бешено вращавшиеся винты вынес­ли ее из ила на глубину. Не обращая внимания на воз­можность присутствия эсминцев, я приказал включить определитель глубины, нашел проход в узком проливе и повел лодку на восток, порой задевая дно. Что-то дей­ствительно не ладилось. Пока мы четыре часа двигались вперед, маяк постепенно растворился за кормой. Не уда­валось найти сколько-нибудь приметный ориентир. Я еще больше засомневался, когда дно снова стало сближаться с нашим килем. В конце концов лодка сделала круг и уда­рилась несколько раз о дно. Я был вынужден заключить, что мы попали в западню. В это время день уже кончил­ся и на поверхность моря опустился туман. Мы всплы­ли и стали на якорь, рассчитывая продолжить движение, когда клубы тумана испарятся под солнцем.

В 07.40 туман осел, обнажив верхнюю часть берега. Вскоре он очистился полностью. Лодка тоже вышла из тумана. Я поспешил поднять якорь и начал сверяться с картами и справочником. В это время прогремел взрыв примерно в 100 метрах с левого борта. Последовал глу­хой рокот артиллерийского выстрела. Нас обстреливала собственная артиллерия.

— Запрос, герр обер-лейтенант, запрашивают наши опознавательные.

— Старпом, сообщите им фонарем наш номер. Скажи­те, чтобы они передали на базу о нашем прибытии в порт в 23.00.

Осознав, что зашел не в ту бухту, я приказал главмеху срочно погрузиться. «У-953» опустилась на илистое дно с легким толчком. Ограждение мостика покрыла сверху на три метра мутная, серая от песка вода — и только что начался прилив. Мое обещание прибыть в порт до полу­ночи оказалось чересчур оптимистичным.

Теперь стало совершенно ясно, что я принял маяк на северной оконечности острова Ре за маяки острова Оле- ,1 рон. Поскольку днем раньше я определил маяк правиль- ' но, то пришел к заключению, что сильное течение отнес­ло нас на север на невероятную дистанцию в 17 миль и мы, не зная об этом, проскочили мимо усеянного ми­нами входа в порт, где на прошлой неделе подорвались три наши подлодки. Поскольку ночью все маяки выгля­дят одинаково, у меня не было оснований полагать, что я взял пеленги не с той башни. Кроме того, проход к бух­те, в которую меня занесло, имел характеристики, почти идентичные тому, что вел в Ла-Рошель.

Теперь, прильнув к перископу, я был вынужден сле­дить за началом спада воды и гадать, сколько време­ни нам будет позволено оставаться живыми. За маяком поверхность моря отслеживали три британских самолета. Между тем наш мостик поднимался все выше и выше над мутно-серой водой. Через два часа после полудня отлив прекратился, однако я был настолько заинтригован дер­зкими полетами самолетов, что не замечал прилива до тех пор, пока мостик не поглотила морская вода. Затем с чув­ством облегчения спустился в помещение центрального поста и там играл в карты с главмехом и другими подвод­никами до ночи.

21.30. «У-953» поднялась на поверхность, вышла на полных оборотах грохочущих дизелей из враждебной бух­ты, пронеслась мимо маяка на полмили в море, повер­нула на юг и двинулась параллельно берегу острова Ре в порт. Мы видели, что нас преследуют британские эсмин­цы, раздосадованные безнаказанностью дерзкого броска подлодки. После бесконечного часа прослушивания вере­щавших радиолокационных импульсов мы вошли в про­лив, ведущий в Ла-Рошель. Затем, остановив дизели, я включил бесшумные электромоторы.

Вскоре мы заметили силуэт небольшого тральщика, посланного нам навстречу. Получив наш ответ на за­прос, корабль поспешил назад в порт, громыхая своим тралом. Перед ним дугой разорвались на различных ди­станциях шесть акустических мин. Взрывы встряхнули и корпус нашей лодки, и всю команду.

28 августа, в понедельник, в 02,30 «У-953» наконец проскользнула на свою стоянку в бетонном бункере Ла-Палиса. Это была единственная подлодка, которой уда­лось передислоцироваться сюда из северных портов.

Когда мне принесли ароматный утренний кофе, я задернул занавеску в своем углу и включил свет, чтобы насладиться напитком. Взбодрившись, я покинул лодку, чтобы доложить о прибытии командующему Третьей фло­тилией. По пути я заметил только две подлодки — ста­рые посудины, боевые рубки которых имели вмятины и разводы ржавчины. Повсюду виднелись следы запустения и заброшенности. Пройдя до конца холодный темный бункер, я вышел на сырой утренний воздух. После корот­кой поездки в «ситроене» прибыл в старинный огорожен­ный стеной город Ла-Рошель. Машина остановилась пе­ред трехэтажным зданием, и часовые указали мне путь в кабинет командующего.

Из-за стола поднялся тучный офицер небольшого ро­ста, одетый в выцветшую форму хаки. Он был, видимо, лет на 15 старше меня.

— Мне уже сообщили о вашем прибытии, — сказал офицер. — Вам не нужно было дожидаться сегодняшне­го дня, чтобы войти в порт, мы готовы были принять вас и в выходные дни. Вам повезло, что наши артиллеристы приняли ваш сигнал. Обычно они не делают этого. У них приказ — открывать огонь по любой приближающейся цели. Сначала они приняли вас за британскую подлодку, высаживавшую диверсантов. Как видите, мы хорошо под­готовились для отражения десанта.

— Вы полагаете, что осада порта неизбежна?

— Да. Они могли бы попытаться высадиться с моря, но наша артиллерия заставляет их держаться на рассто­янии. Мы находимся в несколько лучшей диспозиции, чем Брест и Лориан.

Он кратко сообщил мне о мерах, принятых объединен­ным командованием вооруженных сил по обороне горо­да. Германский фронт обороны побережья Бискайского залива сужался, и флотские защитники Ла-Рошели рас­считывали на большой приток в город тяжелой артилле­рии, танков, пехоты, который освободит их от непривыч­ных функций по ведению оборонительных боев на суше. Командующий предложил мне отослать лишних подвод­ников с «У-415» и инженеров-кораблестроителей к его адъютанту, который позаботится об их немедленной пе­реправке в Германию. Все оборудование, вывезенное из осажденного союзниками Бреста, необходимо погрузить на грузовики и доставить в германские порты.

— Ваша лодка должна быть готова к выходу в море. Четыре дня пребывания в порту — вот все, что я могу вам предложить, — сказал командующий.

— Но, герр комендант, мне нужно больше времени. Мои батареи и дизели следовало поменять еще несколь­ко месяцев назад. Мне сказали, что здесь на лодку поста­вят новые батареи. Из-за этого мы и прибыли сюда.

— Вас дезинформировали, — ответил он жестко. — У нас ничего нет. Жаль, конечно, но вам придется по­дождать переоснащения лодки до прибытия в Норвегию. Я с трудом сдержал свое возмущение, отдал честь и вышел из комендатуры. За четыре дня мы не сможем вывести лодку из аварийного состояния, не говоря уже о подготовке к длительному боевому походу. Уже корот­кий переход из Бреста выявил бесчисленные неполад­ки. Чем дольше мы оставались без ремонта, тем боль­шие неприятности нас ожидали.

По возвращении в Ла-Палис я приказал своим быв­шим офицерам с «У-415» сойти с командой на берег и готовиться к отъезду в Германию. Затем я сообщил офи­церам с «У-953» о графике молниеносной подготовки к выходу в море. К своему разочарованию, мы вскоре об­наружили, что все немецкие специалисты с верфей от­правились на родину в преддверии надвигавшейся осады. Пришлось всех наших механиков и мотористов опреде-. лить на работы по приведению «У-953» в боеспособное состояние. На пирсе, а также на стоянке началась кипу­чая деятельность. Увесистый груз, мешавший ремонту, был вынесен с лодки и погружен на грузовики. Пока шла погрузка, водители нервничали, стремясь поскорее начать свой рейс на восток.

Обстановка в порту отражала общее замешательство среди наших войск во Франции. Пока мы были в море, союзники, наступавшие по всем направлениям, заняли значительные территории. В Бретани американцы зах­ватили Нант и быстро продвигались вдоль побережья, 24 августа пал Париж, к неописуемой радости францу­зов. Наступая вдоль Лазурного берега, силы вторжения заняли Тулон и Марсель. Наша безнадежная борьба в Южной Франции завершилась. Повсюду на контроли­ровавшихся нами территориях активизировались груп­пы диверсантов из французского движения Сопротивле­ния. Отряды партизан, которых союзники снабжали но воздуху всем необходимым, совершали диверсии на наших коммуникациях, путях снабжения и отступления в Германию. Бомбардировщики союзной авиации бомби­ли железнодорожные пути и шоссейные магистрали, а истребители обстреливали из пулеметов длинные колон­ны войск, уходивших из западных портов. Погибали ты­сячи людей, не обученных для ведения боя на суше. Сре­ди них секретарши, инженеры, гарнизонные клерки, моряки, судостроители, грузчики, автомеханики. Неко­торые колонны беженцев сократились до жалких кучек людей, упорно пробивавшихся в Германию. В дни об­щего отступления в конце августа из Ла-Рошели и со­седних портов эвакуировалось 25 тысяч человек. Среди них были подводники с бывшей «У-415», сотни моря­ков с других подлодок, не нашедших применения в вой­не на море. В Бордо экипажи «У-123», «У-129», «У-178» и  «У-188» были вынуждены взорвать свои подлодки, прежде чем пуститься в путь на родину по суше. Их пе­реход через враждебную Францию сопровождался ад­скими испытаниями и унижениями. Лишь немногим уда-'лось добраться до границ Германии. Остальные оказа­лись в могилах или за колючей проволокой.

В Ла-Рошели трагедия подводного флота продлилась несколько дольше. Одна подлодка, «У-260», в конце ав­густа добралась до Норвегии. Ей удалось прорваться сквозь блокаду союзников, но и она позднее подорва­лась на минном поле близ южного побережья Ирлан­дии. С уходом «У-260» моя лодка осталась единствен­ной в гигантском бетонном сооружении, вмещавшем в год нашего наивысшего морского могущества более 40 подлодок. «У-953» была также и единственной под­лодкой, оставшейся во французских портах. С начала вторжения союзников на континент было уничтожено 66 наших подлодок, а потоплено судов противника тон­нажем все лишь 170 тысяч тонн. Противолодочная обо­рона союзников стала настолько эффективной, что более трех четвертей подлодок со «шнёркелями», направлен­ных для борьбы с неприятельскими десантными судами, не вернулись на базу. В решающие дни августа можно было ожидать, что британская противолодочная оборо­на вдоль судоходных маршрутов через Ирландское море и Северный пролив ослабеет, однако выжили лишь не­многие наши подлодки, рассчитывавшие воспользовать­ся этим перерывом.

С уничтожением минимум 90 процентов оперативных единиц подводного флота и потерей всех баз на побере­жье Бискайского залива штаб был вынужден прекратить боевые операции в Ла-Манше. Последний акт трагедии должен был разыграться на севере. Моя же подлодка за­стряла в плачевном состоянии в Ла-Рошели,

Понимая, что Франция безвозвратно потеряна и что у нас осталось лишь несколько дней, чтобы потратить свое последнее жалованье, я отпустил после полудня в суббо­ту команду на три часа сделать закупки в торговых рядах деловой части города. Мои карманы были забиты фран­ками, но я нашел очень мало товаров, заслуживающих внимания. Купил лишь халат матери да шелковые чулки сестре. К комендантскому часу мои подводники быст­ро возвратились в свою временную резиденцию в городе, поскольку ночью нашу безопасность больше никто не мог гарантировать. Только утром были обнаружены в сточной канаве, протекавшей по краю одной из улиц, тела двух полураздетых морских офицеров. У каждого было пере­резано горло и отрезан пенис.

«У-953» к концу недели так и не получила приказ на выход в море. Мои механики трудились все воскресенье, чтобы завершить самый необходимый ремонт, но только во вторник 5 сентября главмех посчитал лодку пригодной для похода — с некоторыми оговорками и ограничения­ми. Я запланировал выход в море на ночь в среду.

6 сентября в 10.00 я зашел в комендатуру, затянув­шись в свежий отутюженный мундир, чтобы доложить коменданту о готовности «У-953» к походу. Он принял меня в неформальной обстановке и пожелал удачи. За­тем комендант сообщил, что капитан Розинг, высокопоставленный офицер штабного подразделения «Запад», который собирается в случае осады города вылететь в Германию самолетом, просил меня явиться к нему. Меня заинтересовало, что он должен был мне сказать. Я не вполне представлял себе круг его обязанностей, поскольку вопросы оперативного использования подло­док решались в штабе Деница. Меня ожидала бронема­шина, и мы помчались по городу с такой скоростью, что было слышно, как визжат о мостовую покрышки. Через несколько минут мы прибыли на великолепную виллу. Здесь повсюду готовились к поспешному отъез­ду. На лужайке матросы жгли кипы документов, на гру­зовики грузились шкафы и оргтехника. Меня привели в изящный кабинет капитана.

Розинг, одетый в белоснежные брюки, упаковывал в саквояж теннисные мячи и ракетки. Затем отрывисто за­говорил:

— Как-то пролистал ваш вахтенный журнал. Вы не­плохо водите лодку на мелководье. Это ваша специали­зация? Кажется, и блокады вы прорываете без труда.

— Герр капитан, я действовал сообразно обстоятель­ствам, — ответил я, раздраженный по двум причинам. Во-первых, именно он передавал нам в минувшем мае приказ о необходимости таранить подлодками непри­ятельские корабли. Во-вторых, для меня мало значил комплимент в устах человека, который командовал лод­кой крайне незначительное время и, возможно, никог­да не слышал разрывов глубинных бомб.

— Ладно, на этот раз вы получите трудное задание, — продолжил Розинг.

Он развернул карту с нанесенным на ней маршрутом моего похода. Я должен был проводить операции в Се­верном проливе, в опасной зоне между северным побе­режьем Ирландии и минными полями к западу от Шот­ландии. Подробные указания должны быть даны по радио. Розинг передал мне некоторые карты минных полей. Он объяснил также, как миновать минные поля у Ла-Рошели, прорваться сквозь блокаду британских ко­раблей и добраться до заданного района. Закончил он тем, что спросил:

— Вопросы есть?

Поскольку у меня было собственное представление о навигации, я ответил, что вопросов нет.

Мы отдали друг другу честь, и на этом наша своеоб­разная встреча завершилась. Я побежал к бронемашине и помчался на ней в компаунд, минуя воинские колон­ны. Там я упаковал свои скромные пожитки и на той же бронемашине отправился к бункеру. По пути встре­тились несколько тяжелых танков, грохотавших по ули­це, и колонна пехоты с полевой артиллерией, двигавша­яся через город, чтобы занять свои позиции на внешней оборонительной линии. Оттуда доносился глухой роко­чущий шум приближавшейся битвы. Менее чем за не­делю Ла-Рошель превратилась из сонного средневеково­го городка в укрепленный боевой пункт, гарнизон ко­торого был готов сражаться до последнего.

Прибыв в Ла-Палис, я немного задержался у входа в бетонный бункер, устремив свой взгляд к солнцу. Умышленно посмаковал эти минуты, потому что знал, что ночью уйду с лодкой под воду и буду жить во тьме многие недели. Я знал, что в лучшем случае не увижу солнца до тех пор, пока лодка, пройдя две тысячи миль под водой, не всплывет осенью или, скорее, зимой в норвежском фиорде. В худшем же случае я мог вообще не увидеть дневного света и погрузиться в подводную могилу, в вечную тьму.

Подойдя к лодке, я был поражен видом деревянных контейнеров со свежими овощами, стоявшими на палу­бе. На мгновение показалось, что ничего не изменилось с тех славных дней, когда я начинал службу подводни­ка. Впрочем, все стало по-иному. Несколько сотен на­ших подлодок улетучилось, подобно нашим победам на суше. Но осталась, по крайней мере, одна, обреченная на гибель в сражении.

Я подозвал старпома, следившего за погрузкой продо­вольствия, и сообщил ему:

— Выходим из этой западни в час ночи. Без эскорта, учтите это. И пожалуйста, никакой переклички.

— Как насчет уведомления артиллерийских батарей на побережье?

— Не хотелось бы, чтобы они знали о нашем отходе. У «томми» уши повсюду. Лучше рискнуть быть обстре­лянными.

После ужина в 20.30 наступило полное затемнение. Я закрылся занавеской в своем углу и растянулся на зе­леном кожаном матрасе. Бремя ответственности за ко­манду давило на меня со всей своей тяжестью. С ухо­дом последней подлодки из нашего последнего порта на побережье Бискайского залива битва за Атлантику по­дошла к горькому и вместе с тем дерзкому финалу.