Wundefwaffe

Глава 19. В борьбе с врагом и мелководьем

 

Это было 19 сентября 1911 г. в Черном море близ румынского порта Констанца. Здесь, завершая большой и ответственный государственный визит (с посещением флагманского корабля наследником ру­мынского престола), при выходе в море основательно сели на мели два возглавляющие русский флот линей­ных корабля: передовой (под флагом командующего флотом) "Пантелеймон" и следовавший за ним "Евстафий". Кто-то что-то не проверил, кто-то слишком понадеялся на подчиненных — и в море, где глубина — 2000 м, оказалась, возможна самая скандальная — на виду провожающей публики — авария кораблей русского флота. Сойдя с мели, к вечеру после разгруз­ки, "Пантелеймон" затем, исправляя основательно по­мятые днищевые конструкции корпуса, должен был провести в доке 105 дней — почти столько же, сколько "Цесаревич" в Порт-Артуре после повреждения от торпедного попадания.

Такова бывает цена людского недомыслия и не­внимательности, халатности, которые ныне принято стыдливо называть "человеческим фактором". Это, ко­нечно, неправильно: человеческий фактор может также проявляться в великолепных подвигах самоотвержен­ности, высокого воинского долга и образцового профессионализма. Именно такой подвиг в 1902 г. со­вершил знаменитый штурман русского флота К.П. Оглоблинский (1863-?), который от гибели в "фильзандском мешке" спас французскую эскадру, шед­шую в Россию с президентом Э. Лубе (рассказ А.Н. Крылова, с. 680). Но на всю Балтику с ее исключи­тельно мелководным бассейном, усеянным бесчис­ленным множеством каменистых банок и отдельных скал, штурманских подвигов явно не хватало, нигде, наверное, не было так трудно плавать, как в Финс­ком заливе — в этом наполненном камнями глухом мешке Балтики. Среди тысяч этих камней и скал, на­несенных на карту залива, значительная часть носит название кораблей, которые своими бортами обнару­жили эти скалы, фамилии исследователей и просто моряков, которые тем или иным путем (промерами, тралением, съемками) сумели эти скалы обнаружить и нанести на карту.

Из более чем 400 названий, нанесенных русски­ми моряками на карту мирового океана, балтийские составляют немалую часть. Таковы в Финском заливе и в Балтийском море банки Андреева, Афанасьева, Березина, Винкова, Гривнова и многих других труже­ников отечественной гидрографии. Известны и банки Олер, Петропавловск, Светлана (по названиям фрега­тов), Олаф, Рюрик (пароходо-фрегаты), Охта (парус­ный бриг), Лондон (парусный линейный корабль), Оне­га, Работник (пароходы), Секстан (шхуна), Гангут. Это последнее название присвоили банке, на которой в 1897 г. гибельные повреждения получил эскадренный броненосец постройки 1890 г.

Еще в бытность (в 1906-1908 гг.) И.О. Эссена начальником минной дивизии, была разработана, а затем постоянно совершенствовалась система шхер­ных фарватеров с секретными створами. Во время войны были сформированы стратегические фарвате­ры, по которым даже дредноуты могли ходить 17-узловой скоростью. Но шхеры терпеливо подстерегали невнимательных штурманов и командиров. Каждый раз при их неосторожности или нежелании сделать лишний промер, они на­казывались пробоинами и вмяти­нами в корпусе корабля, погну­тыми рулями и винтами, свернутыми на сторону штевня­ми. Поплатиться за неосмотри­тельность — испытать на себе нрав угрюмо (а может быть, и благодушно) дремлющих в глу­бине камней Финского залива — пришел черед и "Андрею Первозванному".

До поры до времени, пока корабль был занят испытаниями и стрельбами, он плавал в от­крытом море на безопасных глу­бинах. Но с присоединением к флоту ходить пришлось и в шхеры, и в бухты южного берега. В один из таких заходов —то ли в какой-то из "виков" (сведения И.И. Ренгартена), то ли близ о Оденсхольм — сведения требуют дополнительного исследования — "случился с кораблем "грех" при­косновения к камню. Повреждения требовали доко­вого ремонта.

Предвоенная обстановка — шел четвертый день после сараевского убийства — заставляла спешить. Так корабль вместо маневров, учений и стрельб, очутился в Кронштадте. Стоянкой в доке воспользовались для ре­шения давно назревшего вопроса о решетчатых мач­тах. Проявив как участник событий завидную инфор­мированность, Л. Соболев писал об этом в следующих картинных выражениях: "мачтами этими гордился "Ге­нералиссимус", гордились его офицеры, флот и после­дний кадет, покупавший открытки военных судов рос­сийского императорского флота. Это были огромные решетчатые башни спирально закрученных (тут писа­тель явно увлекается. — Р. М.) стальных труб, мощным штопором ввинченных в небо на высоту семнадцати са­жен и схваченных десятью круглыми кольцами толщи­ной с человека каждое, — две Александровские колон­ны в натуральную величину, поставленные на палубу. Гордились ими потому, что они были точной ко­пией решетчатых мачт американских дредноутов, и потому, что ни один из дряхлеющих кораблей русско­го флота не имел подобной красоты, и потому еще, что сложное их очертание, напоминающее Эйфелеву башню, говорило о последнем слове военно-морской техники: башни были увенчаны тяжкими марсами, где должна быть сосредоточена центральная наводка всех крупных орудий, облегчающая стрельбу. Но с центральной наводкой что-то не заладилось с самого нача­ла, и на нее плюнули. Мачты же остались на страх врагам и на утешение друзьям. Великолепные и небы­валые, придающие "Генералиссимусу" еще более грозной величественности".

Остается лишь пожалеть, что при всей своей бо­гатой, а частью фантазирующей информированности писателю не хватало любопытства узнать от современ­ников историю проектирования и сооружения этих мачт — документы на этот счет продолжают хранить молчание. Столь же красочен, хотя также перемешан с вымыслом, рассказ писателя о печальной участи мачт (и предшествующей ей обстановке ожидания у ворот Финского залива "германских или шведских линко­ров"). В день 14 июля, когда дредноут "Франс" под флагом президента республики полным ходом шел че­рез Немецкое море, торопясь доставить великого ре­жиссера в Париж к первому акту разработанной им мировой постановки, когда заградители принимали уже полный запас мин, чтобы на много лет закупорить ими Финский залив ... вдруг оказалось, что решетча­тые мачты — это не гордость корабля, а его гибель".

"Две Александровские колонны (и две такие же на соседнем корабле. — Р. Л/.), разгуливающие по Бал­тийскому морю, заметны на крайнем пределе видимос­ти. Они торчат в прицелах "Мольтке" и "Дойчланда" превосходной точкой наводки. Они предательски ука­зывают курсовой угол (правильнее было бы сказать, курс. —Р. М.). "Генералиссимуса", облегчая этим при­стрелку орудий. Привлекая, как огромные магниты, к себе чужие снаряды, они при первом попадании готовы рухнуть тяжкими своими марсами и всеми тоннами сво­ей стали, заклинивая башни, пробивая рубки, убивая своих же людей. Бесполезные украшения, лишенные всякого смысла при отсутствии на них центральной на­водки (так и не задавшейся, хоть брось!), они торчат над кораблем заранее приготовленными надмогильны­ми памятниками. Так, усовершенствование, отмщая небрежение им, обратилось во вредоносность". (Капи­тальный ремонт. 8-е издание, М., 1937. С. 251).

Относительно центральной наводки существо­вали разные мнения, одни считали наиболее действен­ным средством централизованный огонь, когда все ко­рабли флота стреляют по очередному кораблю противника под управлением флагманского артилле­риста. В этом случае вся огневая мощь флота исполь­зуется в полной мере. В то же время при всякой воз­можной ошибке в расчете элементов стрельбы, передачи приказаний и управлении огнем эффект стрельбы может быть сведен на нет. Этот метод полно­стью нивелировал искусство артиллеристов кораблей, которые только исполняли указания флагманского ар­тиллериста. При децентрализованном методе кораб­лям предоставляли возможность поочередно (время ведения огня строго регламентировалась) сосредото­чивать свой огонь под управлением своего старшего артиллериста. Сбой в огне одного корабля мог ком­пенсироваться успешной стрельбой другого. Более уверенной делалась стрельба всех кораблей, получав­ших возможность корректировать ее на основе наблю­дений стрельбы соседей.

Понятно, что с чрезмерным увеличением числа стреляющих кораблей эффективность общего огня (из-за ожиданий очереди) падала. По расчетам Н.И. Иг­натьева эффективность огня каждого корабля при де­централизованной стрельбы в сравнении с его же по­стоянной стрельбой составляла при двух кораблях 1,9-1,6 вместо 2, при трех кораблях 2,4-2,0 вместо 3, при четырех 2,0-1,8 вместо 4. (Гончаров Л.Е. Записки по морской тактике. Ч. 1., Пг., 1915. с. 57). Так под­твердилось сформулированное еще на "Пантелеймо­не" мнение о том, что бригада должна состоять не бо­лее чем из четырех кораблей (Броненосец "Потемкин", с. 213). Разными были взгляды и на способы централь­ной наводки и управления огнем. Признавалось, в ча­стности, что в оборудованных постах на марсах необ­ходимости уже нет. Иного мнения придерживался командир "Андрея Первозванного" А.П. Зеленой. Как писал в своем дневнике И.И. Ренгартен, "Андрей Первозванный" едва ли не больше других протесто­вал против замены решетчатых мачт. По этой и дру­гим причинам, предложенный МГШ вариант с одной средней стальной мачтой и деревянными стеньгами и реями был отложен до 1915 г.

Война заставила поспешить. С очередной инициа­тивой (ранее вопрос тянулся около 8 месяцев) в штаб ко­мандующего флотом 24 июля 1914 г. в день, когда Авст­ро-Венгрия объявила войну России, явился командир "Императора Павла I". Со злосчастными мачтами он предлагал собственными силами "разобраться" в тече­ние трех дней. Офицеры корабля, каждый день ожидая выхода в бой в Финском заливе с германским флотом, спешили отделаться от своих мертворожденных чудес техники. В эти дни еще раз подлинно "пещерным адми­ралом" (выражение Г.П. Чухнина в 1905 г.) проявил себя начальник тыла Балтийского флота, Главный ко­мандир Кронштадтского порта и военный губернатор города Кронштадта адмирал (с 1915 г.) Роберт Никола­евич Вирен (1856-1917). Он, как и "черный ворон Цуси­мы" З.П. Рожественский, был неизъяснимо возлюблен императором. После позора в Порт-Артуре адмирал в 1907-1908 гг. успел покомандовать Черноморским фло­том, а затем с почетом перемещен на синекурную долж­ность в Кронштадте. Здесь он, сообразно своим поняти­ям о долге службы, создал неповторимый, одинаково проклинаемый и матросами и офицерами, режим садист­ского дисциплинарного застенка. Не было у большеви­ков в Кронштадте лучшего резона против царизма, как пример полубезумного Вирена. 3 марта 1917 г. толпа по заслугам расправилась с царским сатрапом. Сделав­шись начальником (при молчаливом согласии императо­ра) созданного в Кронштадте застенка, адмирал заботы флота воспринимал лишь как досадную помеху своей административной деятельности.

Зная о кипучей деятельности на кораблях по ликвидации мачт, Вирен пальцем о палец не ударил, чтобы содействовать флоту, а когда от него потребо­вали материалы, "с бюрократическим спокойствием" (запись И.И. Ренгартена) отвечал, что чертеж нахо­дится в ГУК, а наряд еще не дан. Наверное, и Н.О. Эс­сен, изрядно натерпевшийся, командуя минной дивизией, от командиров порта "Императора Александра III", адмиралов А.А. Ирецкого (1848-?)и Н.К. Григо­ровича, с немалым удовлетворением, использовав но­вые широкие права командующего флотом, на донесе­нии начальника тыла отозвался предписанием: "Морские силы. Объявляю Кронштадтскому порту свое особенное неудовольствие!" Наряд на срезание мачт "Императора Павла I" "по указанию судового начальства" и изготовление новых деталей рангоута и такелажа был выдан машино- и моторостроительному заводу в Гельсингфорсе, но значительную долю работ выполнили корабельным составом.

На "Андрее Первозванном" мачты срезал Кронштадтский порт, оттого, наверное, в силу его более значительных возможностей, фок-мачту укоро­тили до уровня марок дымовой трубы, а кормовую сняли почти "под корень". Как записывал в дневнике И.И. Ренгартен, "6 августа, среда. Утром радостное событие. Мы все, стоя на внешнем Свеаборгском рейде, увидели приближающегося к нам "Андрея Первозванного'". Мачты сняты и заменены легкими, сеть на больших рейках. Хорошо он выглядит с лег­кими. Командующий флотом в рупор здоровался с "Андреем Первозванном" - команды кричали "ура". Это очень существенно — мы стали намного сильнее". Приход "Андрея Первозванного" отмеча­ли почти как праздник. Ведь еще 25 июля в дни пол­ной тревоги ожидания генерального сражения И.И. Ренгартен, спешно "для сведения и руководства", от­правив разработанную на "Императоре Павле I" до­кументацию по замене мачт, мучил себя вопросом — выдержат ли в Кронштадте назначенный срок готов­ности "Андрея Первозванного" к 1 августа, "Успеет ди до боя? Дождёмся ли его?" (л. 16).

По счастью, все обошлось как нельзя лучше. Многомилостивое Провидение не оставило русских своими заботами. Авария "Андрея Первозванного" оказалась для флота совершенно безвредной. Более того, корабль также безболезненно успел решить про­блему своих мачт и был готов к боевым действиям без отживших свой срок "архитектурных излишеств". Хоть и незначительно, но уменьшилась перегрузка.

Что же происходило с флотом за все то время, на которое "Андрей Первозванный" выбыл из соста­ва бригады? Выбыл при таких банальных, почти про­гнозируемых и в то же время столь беспощадно не­легких обстоятельствах накануне вот-вот ожидаемого жестокого и решительного боя. Прихо­дилось, подсчитав силы — выбывший "Андрей Пер­возванный", уменьшил мощь флота на треть или на четверть — стиснув зубы, с особой злой отчаяннос­тью снова и снова тренироваться в маневрировании и стрельбе. Страницы вахтенных журналов, где-то даже сохранившие микроскопическую пыль авраль­ных угольных погрузок и, наверное, запах пороха и тротила от беспрерывной стрельбы, документально свидетельствуют о напряжении тех дней.

В решающие часы 17 июля, когда И.О. Эссен горячими призывами воспламенял патриотические чувства в командах сосредоточенных в Поркалла-Удд заградителей, в обстановке героико-жертвенного подъема родилось у него намерение вывести флот за линию готовившегося минного заграждения. Занимав­ший при нем роль особого доверенного советника А.В. Колчак — такой же человек действия — с готов­ностью поддержал намерение адмирала. Лишь вмеша­тельство услышавших об этих планах А.Н. Сполатбога и И.И. Реигартена ("шальная мысль" — записал он в дневнике) побудило Н.О. Эссена не торопить собы­тия и принять более взвешенное решение — флот в ожидании вторжения сосредоточить на якорной стоян­ке за о. Нарген.

В 23 часа 20 мин. на эту позицию встали при­шедшие их Гельсингфорса додредноуты, крейсер "Рюрик" и 12 миноносцев. Н.О. Эссен был готов, даже рискуя быть смещенным с должности, поста­вить заграждение до момента объявления войны. Разрешение пришло в 4 часа утра. Заградители не­медленно, имея груз 3000 мин, вышли на постанов­ку. В 5 час. 25 мин. по флоту было дано условное радио "Морским силам, портам — огонь. Командую­щий флотом", В 11 час. 25 мин. заграждение, нача­тое в 7 часов, было поставлено. Линейные корабли вышли на долготу Пакерорта. Крейсера держались в завесе Дагерорта, миноносцы в дозоре. На вопрос начальника бригады крейсеров: "с кем война?" при­шлось отвечать, что еще не известно. Предполагае­мые противники — Германия и Швеция. Только в 20 час. 20 мин. 19 июля на "Рюрике", стоявшем в Гельсингфорсе, была получена радиограмма: "Германия объявила войну России".

В этот же день по флоту передали приказ Коман­дующего. "Офицеры и команда, — писал адмирал, — с этого дня каждый из нас должен забыть все свои личные дела и сосредоточить все свои помыслы и волю к одной цели — защитить Родину от посягательства врагов и вступить в бой с ними без колебаний, думая только о нанесении врагу самых тяжелых ударов, какие только возможны". Лишенный казенных лозунгов "за веру, царя и отечество", проникнутый энергией и боевым на­строем, приказ кончался словами "Да исполнит каж­дый из нас величайший долг перед Родиной — жизнью своей защитив Ея неприкосновенность и да последует примеру тех, которые двести лет назад с Великим Им­ператором своими подвигами и кровью положили в этих водах начало нашему флоту".

В этот же день из Либавы поступило первое дос­товерное сообщение: два крейсера обстреливают порт. На утро этого дня бригада линейных кораблей вновь перешла из Ревеля на стоянку по восточную сторону о. Нарген. Днем перешли к минному полю и затем в Гель­сингфорс. 21-го корабли продолжали мобилизационные мероприятия, разгружались от признанных излишними имущества и оборудования (включая запасные якоря). На ночь играли отражение минной атаки. Так потяну­лись дни, полные тревог и поступавших отовсюду тре­вожных сообщений о движении сил противника.

Главной утешительной вестью стало последовав­шее 22 июля объявление Англией войны Германии. Тог­да же пришли известия о возвращении направляющего­ся в Россию германского десанта. Но флот продолжал сохранять состояние тревоги. Завесу у Дагерорта днем держали крейсера, ночью миноносцы. Но немцы перед русским заграждением не появлялись, и вскоре стало ясно, что по своей тевтонской ограниченности они не решились воспользоваться блистательной возможнос­тью вторжения в Финский залив, нанести удар в сердце Российской империи и добиться коренного перелома на фронте мировой войны. Поняв это и зная, что германс­кий флот останется в своих базах, Н.О. Эссен признал необходимым без промедления осуществить стоящий на очереди "шведский поход". Судя по уклончивой пози­ции своего правительства, Швеция была близка к тому, чтобы присоединиться к Германии в качестве ее союз­ника. Допустить это Россия не могла. И Н.О. Эссен ре­шил силовым методом или побудить Швецию недвус­мысленно объявить о своем нейтралитете (как того требовало обращение — ультиматум союзных держав) или под жерлами орудий русских кораблей разоружить свой флот. В поход, начатый в 17 час. 15 мин. 28 июля и возглавляемый "Рюриком" (флаг командующего флотом) вышли "Император Павел I", "Цесаревич", "Слава" и 1-я минная дивизия на левом траверзе. В по­ходном ордере № 5 впереди в 6 милях шла бригада крейсеров в строю одной кильватерной колонны. Впе­реди бригады линейных кораблей шли четыре мино­носца 2-го дивизиона с тралами.

Сохраняя светомаскировку и радиомолчание, ко­рабли ночью медленно крейсировали в заданных квад­ратах. После полуночи приняли непонятные радиосиг­налы, расшифровать которые не удалось. Временами прослушивались позывные "Андрея Первозванного". Решили, что это какая-то провокация отдаленной не­мецкой станции, пытавшейся вызвать наш флот на от­вет и тем заставить выдать свое место. Радиопе­ленгование на флоте налажено еще не было, "Погра­ничника" в разведку также не посылали и смысл пере­хваченных сигналов, которыми обменивались поблизо­сти неизвестные корабли оставался непонятен. Разгадка явилась утром, когда в эфире прорезалось радио "Но­вика". Всю ночь он молчал, не отвечая на запросы, де­лавшиеся с 1 час. 40 мин. Только в 6 час. 40 мин., он со­общил, что в 23 час. 30 мин. в квадрате 84, где сам и находился, видел неприятельские крейсер и 2 минонос­ца. Так нелепая неисправность радиостанции "Новика" помешала почти наверняка перехватить проскользнув­шее, как вскоре выяснилось, под боком у флота немец­кое диверсионное соединение.

Но неприятеля в квадрате 45 (в самом горле Финского залива), где собирался флот, видно не было. Об этом донесла предварительно обследовавшая квад­рат 1-я минная дивизия. От нее же в 5 час. 10 мин. посту­пило сообщение о том, что "от Наргена до Дагерорта неприятеля не видно". Тем временем, вместо сигнала "Гроза", разрешавшего атаковать шведский флот, при­шло разъяснение о недопустимости вызывающего отно­шения к Швеции. И, вероятно, под впечатлением от этой угнетающей новости, Н.О. Эссен не предпринял ни поиска в тылу своих сил, уходящих из квадрата № 45, не оставил в нем засаду. Шанс перехватить бродивших в ночи немцев был окончательно потерян.

Что же произошло в ночь "шведского похода", когда флот упустил возможность во встречном бою схватиться с немецким диверсионным отрядом? Стре­мясь как можно дольше держать русских в страхе перед вот-вот грядущим вторжением непобедимой армады флота Открытого моря немцы избрали весьма действен­ный путь эксплуатации этих страхов и этого ожидания. Уже 20 июля/2 августа, демонстрируя свою активность, немцы силами легких крейсеров "Аугсбург" и "Магде­бург" поставили минные заграждения перед оставлен­ной русским флотом Либавой и с предельной дистанции обстреляли порт и город. Им нечего было бояться: у русских, исключая эсминец "Новик", не было кораблей с такой скоростью, какой (27-28 уз) обладали немецкие крейсера. Следующим актом этой игры в одни ворота стал набег тех же крейсеров 26 июля/8 августа — 31 июля/13 августа. Вблизи о. Даго разминувшись ночью 28 июля с "Новиком", они успели незамеченными отой­ти к Готланду, а затем, отпустив свои миноносцы и действуя с завидной настойчивостью, снова вернулись к русским берегам и обстреляли маяк Бенгшер. Вновь расчетливо отбежав, они утром 30 июля/12 августа по­дошли к маяку Дагерорт и, обстреляв его еще раз от­бежали по направлению к Стокгольму. Но на пути к Мемелю они 31 июля/13 августа успели еще обстре­лять русский пост службы связи к северу от Палангена. Это был, бесспорно, показательный пример созда­ния малыми силами большого шума.

Развивая успех своих булавочных уколов, нем­цы 4/17 августа к тем же двум крейсерам присоедини­ли три миноносца и переоборудованный заградитель "Дойчланд". Не стесняясь наблюдавшего немцев не­измеримо превосходящего в силе дозора русских крей­серов, немцы прехладнокровно выставили все имею­щиеся на заградителе 200 мин. Только место постановки пришлось избрать не вблизи Ревеля, как предполагалось, а западнее его — на меридиане Taxконы. Окрыленные своими диверсионными "успеха­ми", немцы были жестоко наказаны в ночь очередной операции 13/26 августа, когда командир немецкого крейсера "Магдебург" со стран­ной фамилией Хабснихт (дослов­но "не имею") с хорошего 15-узлового хода посадил свой корабль на камни о. Оденсхольм. Захват "Магдебурга" стал силь­нейшим щелчком по носу зарвав­шихся тевтонских сверхчеловеков, В Германии он отразился унынием, в России — подъемом духа. Бесценным на все время войны было приобретение (один экземпляр сигнальной книги пере­дали англичанам) секрета немец­кого шифрования. Новое материальное, казалось бы, приобретение — новейший совершеннейший корабль — осталось неосвоенным.

Крейсерам, миноносцам и другим кораблям русского флота при всех их удачах и неуспехах, обстановка боевых столкновений с противником приносила спаситель­ную разрядку нервного напряже­ния. Додредноуты были лишены и этого. Все они должны терпеливо ждать, когда противник приблизит­ся к линии заграждения и уже здесь, не имея права отходить под огнем врага, выдержать тот бой, ради ко­торого они, в перефразировании слов приказа Н.О. Эссена, суще­ствовали, которого ждали и к ко­торому готовились. И потому, ни разу не упоминаемые в историчес­ких трудах (Боевая летопись рус­ского флота. М., 1948; Флот в ми­ровой войне. М., 1964. Т. I) в качестве участников боевых столк­новений с противником, ''Андрей Первозванный" и "Император Па­вел I" несли на себе груз особенно тяжелой ответственности: неустанным тренировкам добиваться наивысшем степени боевой подготовки и быть готовыми в заданное время выйти в море. За этим, при всем развитии в море активных операций постоянно следил сам Н.О. Эссен и, понятно, начальник бригады.

6/19 августа придя из Кронштадта в Гельсинг­форс, на "Андрее Первозванном" подняли вице-адми­ральский флаг начальника бригады (в 19 час. 10 мин. спущенный на "Цесаревиче"). Вместе с бароном Ферзеном на корабль перебрались чины его штаба: флаг-капитан 1 ранга В.В. Ковалевский (1872-1950, Фран­ция), и.д. флагманского штурманского офицера старший лейтенант В.В. Лютер (1883-7), и. д. флаг-офицера мичман А.А. Могучий (1890-1953). флаг­манский врач коллежский советник В.П. Ковалевский (1875-?), а также штабная команда из 21 музы­канта, 2 телеграфистов, 16 матросов, 9 сигнальщи­ков и 4 писарей.

Это переселение могло означать, что кораблю после боевого застоя предстояло продемонстрировать адмиралу, насколько он сумел сохранить и как быстро, способен восстановить навыки матросов и офицеров в управлении кораблем, его техникой и оружием. Война напомнила о просчетах в подборе кадров — на "Адми­рале Макарове" пришлось заменить опростоволосив­шегося перед немцами командира, сместить обнару­жившего свою несостоятельность начальника бригады крейсеров. На "Андрее Первозванном" такие казусы были исключены. Его офицеры, получая повышение и уходя с корабля на другие должности, всегда умели подготовить себе знающую и опытную смену.

Огромен был труд прежнего командира Шванка, который героически провел корабль через зигзаги дост­ройки и испытаний. Неизвестно, какие бюрократичес­кие препоны помешали карьере командира, произве­денного в контр-адмиралы, но В.А. Белли в своих воспоминаниях отзывался о нем вполне уважительно, достойным его преемником стал капитан 1 ранга А.П. Зеленой (1872-1922). Мичманом он в течение четырех лет плавал на кораблях эскадры Тихого океана крейсе­рах "Адмирал Нахимов" (1893-1895 гг.), "Адмирал Корнилов" (1895 г.), "Разбойник" (1896 г.), в 1896-1899 гг. служил на императорской яхте "Штандарт". В 1900 г. окончил штурманский офицерский класс, в 1902 г. — минный. В должности старшего офицера в 1906-1910 гг. служил на минном крейсере "Доброволец", крейсе­ре "Алмаз", линейном корабле "Цесаревич". В 1908-1910 гг. командовал миноносцами "Боевой" и "Добро­волец". В 1910-1912 гг. занимал должности флаг-капитана штаба начальника Балтийского отряда, а затем—штаба начальника бригады линейных кораб­лей. "Андреем Первозванным" командовал в главную пору военной биографии корабля — в 1912-1915 гг.

Сподвижник Шванка — старший офицер капи­тан 2 ранга М.Н. Алеамбаров (1877-?), имея опыт войны (на броненосце "Ретвизан" и других кораблях эскадры Тихого океана) фактически создал душу и дух корабля в период с 1908 по 1912 г. Свою службу он продолжил в минной дивизии, командуя последо­вательно эсминцами "Инженер-механик Дмитриев" в 1912-1913 гг., "Финн" в 1914-1915 гг., "Автроил" в 1915 г. Его дело в 1913-1915 гг., опираясь на свой опыт войны (на "оптимистическом", как говорили офицеры, корабле "Цесаревич") и последующую службу на Балтике продолжал капитан 2 ранга Д.И. Дараган. Опыт "Андрея Первозванного" продолжи­ли старший лейтенант В.А. Свиньин (1881-1915), ставший флагманским артиллерийским офицером штаба командующего флотом Балтийского моря, лейтенант князь М.Б. Черкасский (1882-1918), всю войну составлявший душу всех смелых начинаний штаба командующего флотом, куда он перешел по окончании морской Академии.

Необычная судьба выпала второму минному офицеру первого состава "Андрея Первозванного" лей­тенанту Н.А. фон Транзе (1886-1960, США), известно­му участием в гидрографической экспедиции Северно­го Ледовитого океана (на ледокольных пароходах "Вайгач" и "Таймыр" в 1910-1915 гг.). Эта экспедиция сквозным рейсом 1914-1915 гг. из Владивостока в Ар­хангельск проложила Северный морской путь и нанесла на карту открытый тогда архипелаг Северная Земля (первоначально Земля Императора Николая II) и ряд островов. Из первого состава офицеров "Андрея Пер­возванного" во время войны на "Цесаревиче" служили старший штурман В.В. Огильви 2 (1888-?), вахтенный начальник лейтенант Г.В. Герберт (1883-?), на дредноу­те "Петропавловск" — трюмный механик тогда подпо­ручик, а теперь инженер-механик старший лейтенант Д.Я. Славолюбов (1885-?).

Были, конечно, и другие замечательные переме­щения на флоте офицеров "Андрея Первозванного". Все они достойно несли с собой традиции и уроки бое­вой подготовки, приобретенные на корабле команди­ров А.Ф. Шванка, А.П. Зеленого и старших офицеров Алеамбарова и Д.И. Дарагана. Эти традиции воспри­нимали и новые офицеры, приходившие в силу непре­рывной ротации. Всегда на высоте были и старшие корабельные специалисты, руководимые такими вы­дающимися знатоками своего дела, как артиллеристы В.А. Свиньин и заместивший его Н.И. Игнатьев. А по­тому и после аварии "Андрей Первозванный" смог не­медленно занять в строю флота свое место, ни в чем не уступая другим кораблям бригады.

По вечерам на корабле, как и на всей бригаде, играли отражение минной атаки, проверяли готов­ность корабля по боевой тревоге. 2/21 августа брига­да в строю одной кильватерной колонны во главе с "Андреем Первозванным" вышла в море. Общее пла­вание составило 50 миль "Андрей" и "Павел" успели провести уничтожение девиации. Каждый вечер про­должали играть отражение минной атаки, утром 12/25 августа начали обучение команды отражению уже воз­душной атаки. 13/26 августа "Андрей Первозванный" в полном составе привел бригаду в Ревель. Это был день посадки на камни о. Оденсхольм крейсера "Маг­дебург", но присутствие флота около него ограничи­лось крейсерами "Паллада", "Богатырь", "Россия", "Олег" и миноносцами, 14/27 августа "Андрей Перво­званный", выйдя в море провел стрельбу по щиту, ко­торый буксировала "Слава". 17/30 августа в море ушли "Новик" и полудивизион "особого назначения". Немецкая активность, в результате которой был поте­рян "Магдебург", заставила Н.О. Эссена провести от­ветную крейсерскую операцию, и миноносцы уходили на присоединение к отряду крейсеров ("Рюрик" под флагом командующего флотом, "Россия", "Бога­тырь", "Олег").

В ночь на 19 июля/1 августа флот, оказавшийся неготовым к ночной стрельбе, упустил возможность пе­рехватить у Готланда все тот же вездесущий "Аугсбург". Торпедная атака "Новика" также не удалась. Верный своей тактике парировать каждый удар и ини­циативу противника, Н.О. Эссен был готов дать отпор и появившейся 24 августа/6 сентября у Дагерорта гер­манской IV эскадре и поддерживавшему ее крейсеру "Блюхер". Полученное от главнокомандующего указа­ние "беречь флот", он считал унизительным. Крейсера завесы "Паллада" и "Баян" начали отходить под огнем "Блюхера", который они приняли за "Мольтке". На поддержку завесы немедленно были высланы к мериди­ану Дагерорта "Громобой" и "Адмирал Макаров". Крейсеру "Рюрик" предписали срочно завершить пере­борку машин, а находящейся в Гельсингфорсе с 22 ав­густа бригаде линейных кораблей перейти в Ревель. Не исключалось, что бригаде наконец-то представлялся случай схватиться со столь долго уклонявшимся от боя, предпочитающим только диверсии противником. Так было решено командующим флотом.

И.И. Ренгартен записывал, что в ответ на мнение начальника бригады о том, что выходить не стоит, коль скоро есть директива свыше "беречь флот", Н.О. Эссен заявил: "Так вот, завтра мы выйдем". "А если встретим неприятеля — спросил Ферзен?". "То вступим с ним в бой", — был ответ. Явным образом сказались боевой опыт и натура двух адмиралов, из которых один свою энергию и активность должен был когда-то подчинять бездарному изнуряющему "сидению" в Порт-Артуре, а другой, наоборот, не страдая избытком предприимчиво­сти, все еще не мог опомниться от почти безостановоч­ного пребывания в движении в составе эскадры З.П. Рожественского. И не было, увы, того трогательного единодушия между адмиралом и его флагманами и ко­мандирами, о чем в своей понятной ностальгии вспоми­нают эмигранты (С.Н. Тимирев СПб., 1998. с. 7). Не всех можно было отнести к единомышленникам адми­рала, и барон Ферзен также, видимо, был не из их чис­ла. Слишком многое в назначениях флагманов зависе­ло от соизволения императора.

В 4 час. 35 мин. утра 26 августа/8 сентября все корабли, назначенные в поход, выстроились на Ревельском рейде по створу Екатеринентальских мая­ков. Головным был "Рюрик" (флаг командующего флотом) за ним "Андрей Первозванный" (флаг вице-адмирала Ферзена), "Император Павел I", "Цесаре­вич", "Слава", "Паллада" и "Баян" (они успели вер­нуться из завесы). В 4 час. 50 мин. оба крейсера построились позади тралящего каравана (как по порт-артурской привычке продолжали называть тральщики). На правом траверзе построился 2-й ди­визион эскадренных миноносцев. В 10 час. 30 мин. с открытием маяка Бенгтшер корабли изготовились к бою. В полдень за "Рюриком" следовали четыре ли­нейных корабля, впереди продолжал траление 2-й ди­визион, на правом траверзе "Рюрика" по два мино­носца 1-й группы 1-го дивизиона и "Новик".

В дневное время маневрировали вблизи банки Олег, имея в виду маяк Бехгшер. К вечеру получили сообщение из Мариенхамна о появившихся вблизи 7 линейных кораблях типа "Дойчланд". Из-за позднего времени от поиска противника пришлось отказаться. В 18 час. 40 мин. бригада отдала якоря на Гангутском рейде. В 6 час. 27 августа/9 сентября она снялась с якоря, продолжив курс к югу, а затем на запад. Шли снова за тралами, но противник не появлялся. У Оденсхольма миноносцы расстреляли несколько плаваю­щих мин. У "Магдебурга" работами по спасению за­нимались база водолазной школы "Африка", спасательное судно "Силач" и портовое судно из Ревеля. Плавание продолжали под проводкой за тралами миноносцев 2-го дивизиона. В 18 час. 40 мин., так и не встретив неприятеля, вернулись в Ревель.

Не отмеченный в "Боевой летописи русского флота", поход 26-27 августа имел очень большое зна­чение, как переломный момент, давший флоту практи­ку плавания в боевых условиях, Н.О. Эссену — окончательную разгадку германской тактики преиму­щественно диверсий и демонстраций у входа в Финс­кий залив. Соответственно более активной и наступа­тельной — расширением района действий — должна была стать теперь и тактика русского флота.

29 августа/11 сентября в продолжении дня до 15 часов "Андрей Первозванный" и "Император Па­вел I" проводили в море боевые стрельбы. В 6 час. утра 1/14 сентября по сигналу "Андрея Первозванно­го" сняться с якоря корабли, выйдя за боны Ревельской гавани, близ о. Кокшер (Кери), провели маневри­рование с обозначенным противником. Его изображал крейсер "Диана". Маневрировали по сек­ретной инструкции начальника бригады, разработан­ной на случай встречи с противником в открытом море. После совместного маневрирования первая по­лубригада (большие додредноуты) провела самостоя­тельное маневрирование. Вторая полубригада — "Слава" и "Цесаревич" — по сигналу "Андрея Пер­возванного", отделившись от первой, провела само­стоятельное маневрирование. Маневр с "Дианой" был повторен обоими полубригадами, которые, как это можно понять из записей в вахтенных журналах кораблей, при встрече с противником уклонялись в стороны, чтобы взять его в два огня.

В этом, по-видимому, и состоял один из секре­тов инструкции. Вблизи банки Кальбодегрунд соеди­ненная бригада, еще раз сыграв боевую тревогу, про­вела отражение минной атаки. Совершив за день 10-мильное плавание, вышли на привычный для всего флота ведущий в Гельсингфорс створ маяка Грохара с собором в городе, и около 17 часов отдали якоря на внешнем рейде. Сыграли на ночь ставший обычным с начала войны сигнал отражения минной атаки, по ко­торой дежурные смены занимали места у противомин­ной артиллерии. Напряженной боевой учебой корабли продолжали восполнять свое вынужденное бездей­ствие, вызванное их непоправимым изъяном — несов­ременной 18-уз скоростью. Из дневника И.И. Ренгартена видно, как в один из моментов обострения обстановки, когда германская V эскадра готовилась прикрывать свою демонстрационную высадку у Виндавы, все русские крейсера были стянуты к воротам Финского залива: "часть в завесе, часть в Лапвике". В работе была вся минная дивизия, производившая ноч­ной поиск у Виндавы.

В Лапвике И.О. Эссен, оставив завесу минонос­цам, уходил на ночь, чтобы вновь, держа четыре крей­сера в Утэ, продолжить на высоте Дагерорта дневное бдение с ''Рюриком", "Баяном" и "Палладой". Скоро может прийти и время вызова линейных кораблей. От­ступать Н.О, Эссен не был намерен. В этот день! 1/24 сентября бригада в тревожном ожидании и почти в полном одиночестве (поодаль виднелись лишь крейсер "Диана" и заградитель "Нарова") как последний ре­зерв флота остались на ревельском рейде, куда пере­шли 5/18 сентября. Так всегда делалось, когда от бри­гады могло потребоваться прямое участие в боевых действиях. Но напряжение ослабело после довольно грубой инсценировки приготовлений высадки у Виндавы и Либавы. IV и V немецкие эскадры покинули русские воды. Операции помешали сведения об опас­ной активизации английского флота. Уже 12 сентября пришли в Ревель выдержавшие немецкую осаду "Громобой", ''Аврора", "Олег", "Богатырь". 18-го пришел и "Рюрик" с Н.О. Эссеном. Это означало стабилиза­цию обстановки и возможность для линейной бригады продолжить плановую боевую подготовку.

26 сентября/9 октября ''Андрей Первозванный" в составе бригады был занят маневрами на переходе (с 6 час. 35 мин.) из Гельсингфорса в Ревель, куда пришли в 4 часа дня. Утром 27 сентября вышли в море в направлении к Гельсингфорсу. Днем управле­ние перенесли в боевую рубку, подняли боевой флаг (как в доцусимское время — красный с косицами). Скорость довели до 13 уз и всей бригадой по щиту, буксировавшемуся ледоколом "Петр Великий", идя в кильватерной колонне, провели стрельбу в самых сложных условиях— на циркуляции. Свое искусст­во маневрирования "Андрей Первозванный" про­явил, идя в Лонгерне.

В тот же день флот получил зловещее предосте­режение об особой опасности —дозорный крейсер "Адмирал Макаров", осматривая очередное судно, чудом избежал гибели от торпеды германской подвод­ной лодки. Командир лодки стрелял по стоявшему у лайбы крейсеру, а он, окончив осмотр, успел дать ход. Какие-то меры предосторожности были приняты, но явно недостаточные. И 28 сентября, почти на глазах экипажа "Новика", занятого поисками подводном лод­ки, она сумела нанести ужасающий удар. В одну или две минуты — ошеломленные люди не вели им счет — с поверхности моря исчез крейсер "Паллада". Взрыв был вызван попаданием одной торпеды, выпущенной германской подводной лодкой. Это была какая-то ми­стическая катастрофа. Подтвердив легкомыслие тех, кто заказывал три подобных корабля по проекту XIX в., катастрофа погубила все 594 человека, составляв­ших экипаж "Паллады". На месте катастрофы не осталось никаких следов погибших, и только впослед­ствии 8 октября — море вынесло на берег тело старше­го артиллерийского офицера (и в этом был свой мисти­ческий смысл) лейтенанта Л.А. Гаврилова 2. И лишь великим даром Всевышнего приходится объяснять по­чти чудесное избавление от гибели следовавшего за "Палладой" крейсера "Баян". Зрелище произошедшей на его глазах и по его вине катастрофы так, возмож­но, повлияло на командира германской подводной лодки, что он не посмел (или не успел) гарантирован­но уничтожить "Баян", который, как и "Паллада", идя без охраны миноносцев, беззаботно подставлял свои борта под торпедный выстрел.

В новое плавание бригада линейных кораблей уходит на восток. В двухдневном походе 8/21-9/22 ок­тября корабли одновременно с продолжением учений (комендоров и дальномерщиков) совершила плавание к о. Гогланд. Для полноты отработки встречного боя пер­вая полубригада склонялась влево и удалялась от вто­рой, чтобы появиться с того направления, откуда ее не ожидали. После ночной якорной стоянки корабли в 4 часа продолжили маневры, эволюции и учения дально­мерщиков, бравших на прицел то удаляющиеся, то при­ближающиеся корабли. Как в старое доброе время — по примеру порт-артурской эскадры вице-адмирала О.В. Старка (1845-1928, Гельсингфорс) — эволюции производили особенно усиленные: с переменами строя из фронта в кильватер и обратно, с описанием коордо-натов и, наконец (что не рисковали делать в Порт-Ар­туре), меняя скорости в широком диапазоне. После 90-мильного плавания второго дня около полудня вернулись в Гельсингфорс. Это была главная база, ко­торую флот покидал только на время боевых и учебных походов. Но и в этой, защищенной бонами базе, каж­дый вечер на кораблях задраивали переборки и иллю­минаторы, играли отражение минной атаки. Здесь же 26 октября/8 ноября состоялось смещение начальника бригады барона Ферзена. Одной из причин, а, может быть, и главной, послужил видимо, недостаток воинс­кого духа, чего Н.О. Эссен особенно не терпел и за что еще ранее сместил командира "Адмирала Макарова" капитана 1 ранга К.И. Степанова 2 (1866-?)

Вице-адмиральский флаг барона на "Андрее Первозванным" спустили в полдень 26 октября/8 нояб­ря 1914 г. Взамен на "Императоре Павле I" подняли брейд-вымпел начальника бригады. Им стал остав­шийся в прежнем чине (до производства 29 января 1915 г. в контр-адмиралы) капитан 1 ранга прежний командир "Императора Павла I" Аркадий Константи­нович Небольсин (1865-1917). Один из самых просве­щенных офицеров флота, он, кроме ученых познаний (курсы гидрографического отделения морской Акаде­мии в 1892 г., штурманского офицерского класса в 1898 г., военно-морских наук в 1901 г.), владел еще в совершенстве английским и французским языками. В 1903-1904 гг. служил старшим офицером на черномор­ском броненосце "Ростислав", в этой же должности в 1904-1905 г. на крейсере "Аврора" прошел поход 2-й

эскадры и бой при Цусиме. Затем по странному совпа­дению с судьбой барона Ферзена также (в 1905-1909 гг.) занимал должность морского агента в США, пос­ле чего в 1909-1911 гг. командовал канонерской лод­кой "Кореец", а в 1911 г. принял под командование "Император Павел I".

Поспешное, без должной флотоводческой практики (какую в минной дивизии прошел сам Н.О. Эссен) выдвижение А.К. Небольсина было, конечно, следствием все той же "крайней бедности в людях", в котором, говоря о собственном назначении, в свое время признавался императору генерал А.А. Куро-паткин (1848-1925). Это о нем же в доцусимское вре­мя один из хитрых министров предшествующего цар­ствования, А.А. Абаза (1821-1895) высказался на удивление провидчески:"...умный генерал, храбрый генерал, но душа у него штабного писаря" ( Витте. С.Ю. Воспоминая. Т. 2, М., 1960. с. 157). В назначе­нии А.К. Небольсина мог проявиться и обыкновен­ный протекционизм.

"А мы все стоим и стоим, — записывал в дневни­ке И.И. Ренгартен, — это отчаянно тяжело, и никто из личного состава даже не знает, что нам категорично запрещено начинать активные действия и нам строго указана операционная зона к Ost от линии Дагерорт -Утэ. И личный состав начинает нервничать". Вот поче­му Н.О. Эссен во время акции IV и V германских эс­кадр, скрепя сердце, вынужден был держаться на дан­ной ему операционной линии. Вот почему оставались в бездействии линейные корабли. По счастью, Н.О. Эссе­ну удалось убедить командование армии в полезности для боевых действий на суше активных минно-загради-тельных операций силами миноносцев. Первая такая постановка, осуществленная особым полудивизионном еще 25 сентября/8 октября на параллели Виндавы, была, как и две последующие оборонительной.

И только линейные корабли продолжали со­ставлять неприкосновенный, но постоянно продол­жавший готовиться к бою резерв, он же — главные силы. Днем 27 октября/9 ноября "Андрей Первозван­ный" в составе бригады снялся с якоря на внутреннем Свеаборгском рейде и Лонгернским проливом вышел на внешний рейд. Бригаду снова возглавлял "Рюрик" под флагом командующего флотом, он же утром 29 октября снова вывел ее в море. С 9 час. 45 мин., ког­да следом за "Рюриком" выстроили кильватерную колонну ("Слава" — шел концевым). Корабли безос­тановочно по сигналам адмирала меняя курсы и хода, маневрировали в кильватерной колонне, идя общим направлением к Ost. В отдалении подобными же маневрами, как подготовкой к встречному бою, занималась бригада крейсеров. Одновременно на ко­раблях проводили учения по боевому расписанию, приучая прислугу действовать при разных курсах от­носительно солнца. В 15 час. 40 мин. в исходе 80-мильного плавания отдали якорь в бухте Папонвик. Одна из удобнейших бухт южного берега, она еще в доцусимское время служила местом стоянке учебных отрядов Балтийского флота и всем была памятна по прошедшему на ней революционному мятежу на крейсере "Память Азова" 19 июля 1906 г.

29 октября/11 ноября к занимавшейся рейдовы­ми учениями бригаде присоединились крейсера "Ад­мирал Макаров" (флаг контр-адмирала) и "Баян". Утром 30 октября, предводительствуемые "Рюриком" (флаг командующего флотом), корабли бригады вмес­те с крейсерами 1-го резерва снялись с якорей. 50-мильное плавание до Гельсингфорса для "Андрея Пер­возванного" прервалась неожиданной аварией.

В книге К.П. Пузыревского "Повреждения ко­раблей, борьба за живучесть и спасательные работы" (М. Л., 1942. с. 28) обстоятельства аварии представле­ны во всей полноте и ясности." Вследствие имевшегося дифферента на нос корабль плохо слушался руля, и ко­мандир принужден был для лучшего управления в узос­ти изменять ход машинами. В качестве второй меры предосторожности командир решил встать на якорь. Оба отданные якоря не забрали грунт, так что корабль по инерции продолжал двигаться вперед к банке и вско­ре плавно, без толчка, коснувшись носом грунта, сел на остовую оконечность подводной скалы". И.И. Ренгартен со своей стороны замечал: "там узко, корабль боль­шой, инерция бешеная, поворот, мелко. Надо входить с буксиром". Вряд ли можно признать справедливым этот исполненный фатализма вывод, отбрасывающий флот к неурядицам довоенного Порт-Артура, когда из-за не­удобств и мелководья фарватера выход эскадры в море считается возможным только в полную воду, да и то в два периода этой воды. Как участник обороны И.И. Ренгартен должен был помнить (об этом хорошо говорится у В. Семенова в "Расплате") о том, как энер­гично С. О. Макаров добивался устранения портовых неурядиц и добился выхода всей эскадры за одну пол­ную воду. Теперь же подумать следовало не о букси­рах, а о повышении безопасности входа в базу за счет его спрямления, очистки от явно угрожающих скал и более внятного навигационного ограждения.

В.А. Белли вспоминал, что в подобной ситуа­ции, произошедшей в шхерах с "Цесаревичем", его командир капитан 1 ранга К. А. Чоглоков (1870-после 1921), не теряя присутствия духа, заметил: "Ну теперь-то меня непременно произведут в адмиралы". Такое было поверье в командирской среде. Пришедшие вскоре в страну новые времена помешали проверить в реальность поверьям, хотя надо заметить, что А.П. Зе­леной и вправду в 1918 г. при Советах занимал долж­ность, соответствующую адмиральской. Но поверье еще надо было оправдать умением и удачей. Они дол­жны были помочь снять корабль с мели, на которую он попал по недосмотру. Трюмный механик доложил, что на отдельных участках днища (5-7, 10-12, 26-43 шп.) имеются вмятины обшивки со стрелкой прогиба от 2,5 до 7,6 см. Течи нигде не обнаружено, что подтвержда­ло высокую пластичность стали и доброкачественную клепку на верфи. Позднее водолазы уточнили, ко­рабль левым бортом сидел на относительно ровной (к счастью) скале на протяжении 26-43 шп. Энергичны­ми мерами — спуском всех гребных судов, приданием крена на правый борт 3,5°, выгрузкой в баржи топлива из носовых угольных ям, приемом в кормовые баллас­тные отсеки 220 т воды и работой трех мощных букси­ров удалось лишь слегка на несколько метров — сдви­нуть корабль вправо. Сняться со скалы удалось лишь спустя 2,5 суток, благодаря подъему уровня воды под действием сильных ветров.

Авария "Андрея Первозванного" могла сыграть роковую роль в спасении у Оденсхольма крейсера "Магдебург". Ожидавшийся от норд-веста шторм был особенно неблагоприятен для хода работ на корабле и было особенно важно, пользуясь происходящим подъемом, успеть снять корабль со скал. Но именно в это время находившийся у "Магде­бурга" ледокол-спасатель мог понадобиться для оказания помощи севшему на ка­мень "Андрею Первозван­ному". Этого очень опасался болевший за спасе­ние "Магдебурга" И.И. Ренгартен. Как в действи­тельности обстояло дело, предстоит еще разобраться.

К флоту, сосредоточившемуся по диспозиции на внешнем рейде, "Анд­рей Первозванный" присо­единился только 5/18 нояб­ря. В этот день флот встречал пришедший на рейд заградитель "Амур", который в минувшую ночь под прикрытием отряда , крейсеров выставил в немецких водах 250 мин.

9/22 ноября флот пе­режил особо торжествен­ный момент. В 8 час. 45 мин. на рейде показался шедший с моря и ожидав­шийся всем флотом дредно­ут "Севастополь". Первым из четырех, строившихся в Петербурге-Петрограде, он только 16 июня начал швар­товые испытания у стенки "своего" Балтийского заво­да и приступил 9 сентября к предварительным испыта­ниям в море у Кронштадта.

27 сентября по ускоренной программе в Биорке провели официальные испытания, после чего последовал цикл самых неотложно-необходимых доделочных работ. Ос­тальное Балтийский завод должен был довершить в Гельсингфорсе силами созданного здесь своего отделе­ния. И вот теперь новый корабль, внешне совершенно законченный, присоединился, наконец, к флоту.

Редким и исторически поучительным было зрели­ще совершившейся в эти дни встречи трех поколений кораблей флота. Совсем немного времени разделяло эти поколения, но столь несоизмеримой была боевая мощь этих кораблей. Воочию являли себя в этих кораб­лях внушительные шаги технического прогресса, по­зволившего за каких-то 10 лет от доцусимских поршне­вых броненосцев перейти к турбинным гигантам с 23-уз скоростью и артиллерией единого калибра. И хо­чется, мечтая о машине времени, воочию представить величественные корпуса четырех додредноутов, приближение к ним растущей из-за горизонта еще боль­шей, подавляющей их размерами громады первого русского дредноута, и воцарившуюся на рейде, на па­лубах кораблей обстановку всеобщего торжества, ра­дости и ликования. Хочется думать, что, может быть, еще обнаружатся в фондах кино-фотоархива кадры кинохроники, запечатлевшей тот невыразимо волную­щий момент, когда он неторопливо и величественно, минуя строй приветствовавших его кораблей, с досто­инством занимает назначенное ему место.

Еще бы — ведь с этого момента мощь флота, учитывая более современные орудия дредноута, уве­личивалась более, чем вдвое. И как-то неуместным ка­жется напрашивающийся экскурс в прошлое, упрямо напоминающий о том, что нечто подобное дредноуту, хотя пусть и не с турбинами, Россия могла создать еще 30 лет назад. Очень возможно, что никакого особого торжества, с высыпавшими на палубы и облепившими марсы и мостики толпами матросов (как это видится в памятном всем кинофильме "Броненосец Потемкин") вовсе и не было. Корабли стояли на открытом рейде, и дредноут очень по-будничному мог просто встать на свое место без видимых проявлений восторгов и лико­вания. Но этим обстоятельством факт великого торже­ства, происходившего в умах и душах людей от матро­са до командующего — конечно, не умаляется.

Флоту и вправду было не до торжеств. Надо было, отсчитывая каждый прошедший день, возможно скорее ввести дредноут в строй действительно боевых кораблей флота. Была и другая, не менее важная про­блема, о которой современная (как и прежняя) история вообще предпочитает умалчивать. Всем хочется верить в убаюкивающую, "патриотически" удобную, но со­вершенно ложную мысль о том, что к началу мировой войны в русском флоте все без исключения уроки вой­ны с Японией были усвоены "самым лучшим образом" или, как еще говорили, когда-то, "во всей полноте и пространстве". Сомневаться в этой посылке заставляют многие явно сохранившиеся бюрократические обычаи и неподъемная тяжесть наследия рутины и косности, кото­рая осталась в России в результате трех предшествую­щих царствований. Пока же в ожидании, когда "Севас­тополь" приготовится к плаванию с флотом, корабли оставались на внешнем Свеаборгском рейде. Охраняе­мые со стороны моря дежурными миноносцами, они продолжали заниматься повседневными работами и учениями. Засвежевшая погода не позволяла рисковать выходами через уже не раз проявлявшие свое ковар­ство узкости входа в базу, а потому флот, готовый к эк­стренным ситуациям должен был держаться в море.

До странности похожей на порт-артурскую по­лучалась обстановка. Не хватало только появления германских подводных лодок, которые, по счастью, не имели отваги и решимости, которых они набрались по­зднее, пробираясь до Гогланда. Участвовавший в утро прихода "Севастополя" в смотре, который провел ему командующий флотом, И.И. Ренгартен записывал: "впечатление грандиозное, но чувствуется, что еще не наладилась жизнь, не образовалась душа корабля". Чуть позже он добавлял: "стоит рядом "Севастополь". Когда-то мы думали, что его присоединение к нам со­ставит целую эру, на самом деле сейчас (подчеркнуто авт. — P.M.) его приход лично не меняет роль фло­та...". В этой последней фразе скрыто признание второстепенности роли флота в сравнении с армией, от которой в конечном счете зависел успех войны.

Между тем, шторм на рейде уже мотал корабли и почти прекратил сообщение с берегом. Больше риско­вать безопасностью кораблей не следовало, и от опас­ного берега на узком рейде адмирал решил перейти в приглянувшуюся ему, обещавшую более спокойную стоянку бухту Папонвик. Преодолевая неистовство уже во всю ревевшего шторма, бригада во главе с "Цеса­ревичем" (флаг командующего флотом) и шедшим на его траверзе "Севастополем" 16 ноября с 11 час. до 15 час. 50 мин. совершила 40-мильный переход на новую стоянку. Как замечал И.И. Ренгартен, "Цесаревич" и "Слава" держались лучше "Андрея" и "Павла". Утром следующего дня к флоту присоединился и "Рюрик".

Шторм пережидали до утра 19 ноября, когда с ослаблением волнения в бухте корабли вышли в море двумя колоннами. В правой были "Россия" (флаг на­чальника 2 бригады крейсеров), "Севастополь", "Рю­рик", в левой — "Цесаревич" (флаг командующего флотом), "Слава", "Император Павел I" (брейд-вым­пел начальника бригады линейных кораблей) и "Анд­рей Первозванный". Шторм в море еще далеко не ос­лаб, и мореходность дредноута и двух больших додредноутов оказалась столь недостаточной, что ад­мирал счел необходимым вернуть их с полпути на прежнюю стоянку. Хуже всех пришлось дредноуту, который не имел даже того подъема носовой части, который отчасти выручал "Андрея Первозванного" и "Императора Павла I". Дредноут же с его длинным 181,2 м корпусом и прямой как линейка линией бор­та, да еще и основательно перегруженный, оказался почти полностью во власти водяных валов. "Мы смотрели, насколько сильнее хлестали волны через "Севастополь", чем через "Рюрик" — крайне неудоб­ные обводы. Особенно не хорош нос", — записывал И.И. Ренгартен. Таковы были гримасы послецусимского судостроения, сумевшего растерять даже поло­жительный опыт XIX века. "Россия" и "Рюрик" при­шли в Гельсингфорс спустя сутки после двух первых додредноутов, а через два часа — в 15 час. 10 мин. прибыли "Андрей Первозванный", "Император Па­вел I" и "Севастополь".

На Внешнем Свеаборгском рейде, встречая и провожая прибывавшие и уходящие крейсера и мино­носцы, простояли до 2 декабря, когда по сигналу "Се­вастополя", поднявшего флаг командующего флотом, вместе с ним перешли в бухту Папонвик. 4 декабря пе­ребрались в соседнюю бухту Монвик, оттуда, прове­дя серию учений, 6 декабря вернулись в Гельсингфорс. Кампания 1914 г. была благополучно окончена. Флот переходил на зимнюю стоянку.