Wundefwaffe

Интрига МТК и выбор генерал-адмирала

 

Отказавшись от "Ретвизана" в качестве базового проекта, руководители МТК по-прежнему не имели четкого представления о том, каким должен быть этот базовый проект. Несмотря на то, что еще 14 марта 1S98 г. совещанием под председательством генерал-адмирала "было принципиально решено" следующие за "Пересветом" и "Ослябей" броненосцы строить без деревянной и медной обшивок и с 305-мм пушками (вместо 254-мм), МТК продол­жал держаться за тип "Пересвета", не представляя себе, по-видимому, никаких других вариантов. Та­ким и был (в том же теоретическом чертеже, с той же трехвальной установкой) новый проект, в кото­ром для совместимости с 305-мм артиллерией были понижены высоты межпалубных пространств. Но, как ни в чем ни бывало, проектировался третий броненосец "Победа" с 254-мм артиллерией, но без медной обшивки, и МТК уже 28 марта просил раз­решения генерал-адмирала и последующие корабли строить с 254-мм артиллерией. Мотивировалось это будто бы очень продолжительным сроком раз­работки башенных 305-мм установок. МТК что-то опять не договаривал — ведь такие установки уже проектировал для "Князя Потемкина-Таврического" Николаевский судостроительный завод, и при же­лании было бы нетрудно с участием петербургских заводов форсировать эти работы и создать типовой проект совершенной башни.

Но МТК, видимо, не собирался брать на себя хлопоты по координации такой работы и предпочи­тал их полностью переложить на какого-то одного подрядчика, нимало не смущаясь разнотипностью получающихся башен. Получив 8 апреля "Програм­му для проектирования" будущего "Ретвизана", Бал­тийский завод оказался перед необходимостью принимать решение самостоятельно и, вопреки требованиям МТК, 27 мая 1898 г. представил чер­тежи проектов на базе "Пересвета", но с 305-мм пушками.

Однако по причинам, которым и сегодня труд­но подобрать объяснение, весь этот долговремен­ный (с 1885 года!) и изнурительный труд поиска отечественного типа броненосца был в одночасье и с легкостью перечеркнут нежданно явившимся заграничным проектом. Его в письме от 26 мая 1898 г. предложил Морскому министерству дирек­тор завода французской фирмы "Форж и Шантье" Амабль Лагань. Журналом № 62 этот проект рассмотрели в МТК с удивительной оперативно­стью (уже 2 июня 1898 г.), раньше, чем проект Балтийского завода и без какого-либо с ним сопо­ставления.

Отмечалось, что проект составлен в соответст­вии с "Программой", утвержденной управляющим Морским министерством, "но с предложенным г. Латаном оригинальным бронированием преимуще­ственно в подводной части броненосца". Оценивая представленные фирмой материалы, МТК прихо­дит к выводу, что "почти по всем пунктам г. Лагань может проектировать подробные чертежи броненос­ца в 12900 т водоизмещения в согласии с выше­упомянутой программой". Замечания вызвала лишь метацентрическая высота, которая "в видах большего обеспечения боевой остойчивости броне­носца с таким усиленным бортовым бронировани­ем" должна быть по контракту не менее 1,37 м или хотя бы 1,29 м. Одобрена была и весовая нагрузка (с запасом водоизмещения 195 т), которую при со­ставлении рабочего проекта предлагалось ни в коем случае на превышать.

Стремление к минимизации водоизмещения, видимо, еще целиком владело умами членов МТК. Добавив, что броня должна быть выполнена по спо­собу Крупна (французский флот ее еще не приме­нял), и внеся ряд исправлений в спецификацию, МТК признал проект годным для дальнейшей раз­работки. Это решение без промедления представили "на благоусмотрение" управляющему Морским ми­нистерством. Замещавший его Ф. К. Авелан (сыг­равший, может быть, решающую роль в интриге) резолюцией на журнале от 3 июня приказал об этих двух явно поставленных в неравные условия проек­тах доложить "его высочеству".

Дворцово-канцелярская интрига удалась пол­ностью: генерал-адмирал отдал предпочтение про­екту А. Лаганя. Было приказано "теперь же" заказать фирме броненосец по этому проекту и "выговорить в контракте доставление детальных чертежей по корпусу и механизмам для постройки таких же ти­пов в наших Адмиралтействах".

Так с легкостью и в одночасье мановением ру­ки великого князя, без споров и обсуждений, на це­лое десятилетие вперед был предрешен тип русско­го эскадренного броненосца. 9 июня об этом реше­нии председатель МТК лично сообщил начальнику Балтийского завода, а 6 июля состоялось обсужде­ние его проекта. Ввиду решения великого князя все последующие броненосцы строить по чертежам Ла­ганя, проект Балтийского завода оказался просто не нужен: Дискуссия свелась лишь к оценке времени, которое потребуется на ожидание чертежей от Лага­ня. В. П. Верховский считал, что чертежи по корпу­су могут быть получены не ранее, как через год, а по механизмам через два года, отчего постройка ко­раблей "может напрасно замедлиться".

Вывод по итогам обсуждения напрашивался сам собой: чтобы покрыть очередное великокняже­ское недомыслие и уменьшить риск провала про­граммы судостроения, проекты по идее Лаганя придется разрабатывать самостоятельно. Итак, ре­шили приступить к "немедленной и одновременной разработке подробных и детальных чертежей броне­носца на Балтийском заводе и в С.-Петербургском порту для постройки первых броненосцев, придер­живаясь идеи эскизного проекта г. Лаганя". Чтобы сохранить предусмотренные этим проектом скоро­сть, осадку, артиллерию, бронирование и запас топ­лива на 5500 миль плавания 10-уз скоростью, при­знали необходимым водоизмещение корабля уве­личить сверх 12 900 т.

Паровые котлы Бельвиля для этих первых бро­неносцев могли быть заказаны Балтийскому заводу с такими же усовершенствованиями, какие предус­мотрели в проекте Лаганя. На следующий день, 8 июля 1898 г., это решение МТК было одобрено П. П. Тыртовым, приказавшим при подписании контракта с Лаганем потребовать "скорейшего до­ставления чертежей как корпуса, так и механизма заказываемого ему броненосца". Таким образом по­кончили с проектом Балтийского завода и опреде­лили пути проектирования двух других типов ко­раблей, названных затем "Цесаревич" и "Бородино", в основе которых лежала одна общая, представлен­ная А. Лаганем, так поразившая петербургские инс­танции "идея".

Эта глухо прозвучавшая в документах МТК "идея" в значительной мере представляла собой практическое воплощение системы взглядов из­вестного французского корабельного инженера Э. Бергена. В известной мере она подводила итог всех достижений ми­рового кораблестрое­ния, накопленных к исходу XIX в.

К этому времени многое было уже сде­лано. В 1884 г. в Рос­сии капитан 2 ранга В. А. Степанов предло­жил проект броненос­ца с линейно-располо­женными четырьмя башнями с восьмью 305-мм орудиями. Флоты Европы по примеру Англии нача­ли преодолевать сдер­живающий их разви­тие барьер 10 000— 12 000-тонного водо­измещения. Проекты Куниберти в Италии воплощали преимущество скоростных (до 20 уз) броненосцев с единым (хотя и 203-мм) калибром главной артиллерии. Целям массирования огня отвечали осуществленные уже в 1893 г. во Франции системы башенных установок, стреляющих одна поверх другой ("Шарль Мартель" и последующие). В США для той же цели создавали "двухэтажные" башни.

Повышению живучести и непотопляемости ко­рабля способствовали и работы С. О. Макарова и А. Н. Крылова. Благодаря им Россия первой отказа­лась от водоотливных магистральных труб и пере­шла к автономному принципу подразделения ко­раблей на отсеки и к более жестким (наливом воды) правилам испытания их переборок. Работы Э. Бертена, обобщив многое из этих достижений и частью предвосхищая будущее, впервые представили комп­лекс решений, позволявших существенно повысить живучесть броненосца и создавших проектную базу для того скачка в проектировании кораблей, кото­рый произошел с постройкой в Англии "Дредноута".

В своем подготовленном в 1949 г. к печати, но не увидевшем свет фундаментальном труде о бро­нировании кораблей наш выдающийся корабель­ный инженер В. П. Костенко выделял 17 главней­ших, предложенных Э. Бертеном принципов в про­ектировании корабля, осуществление которых в на­ибольшей степени способствует выполнению его основного назначения — быть надежной, сохранив­шей свою плавучесть и не отклоняющейся от вер­тикали, подвижной платформой, обеспечивающей действие оружия.

Главнейшим средством для этого, по мнению Э. Бергена, должен был служить охватывавший ко­рабль по ватерлинии и ограниченный двумя броне­выми палубами, клетчатый слой конструктивной защиты или пояс плавучести, который снаружи прикрывался толстыми броневыми плитами борто­вой брони, а изнутри — страховочной продольной броневой переборкой из мягкой стали толщиной до 40 мм. Оборудованный таким путем и разделенный внутри на непроницаемые отсеки, герметичный броневой "ящик" гарантировал боевую (не менее чем 30% от водоизмещения) плавучесть корабля. Элементы защиты располагались так, чтобы при максимальных подводных пробоинах наружная броня не могла полностью погрузиться в воду или позволить при крене обнажить не прикрытую бро­ней подводную часть корпуса.

Полная непроницаемость переборок и палуб достигалась путем устранения или резкого ограни­чения числа дверей, люков и горловин, автономно­го действия расположенных в отсеках систем и иск­лючением прохода трубопроводов через главные пе­реборки. Для создания прочного опорного контура наружные броневые плиты главного пояса предла­галось ставить во всю высоту межпалубного про­странства (длинной стороной не вдоль, а вверх), опирая их кромки на шпангоуты и торцы палубной брони.

В основной своей части эти принципы и были осуществлены в предложенном для русского флота проекте А. Лаганя. Исключение составил по старин­ке формировавшийся из двух рядов плит главный броневой пояс и меньшее (из-за ограничения водо­измещения) количество продольных переборок. Их было только три, тогда как на проектировавшемся тогда же для своего флота броненосце увеличенных размеров ("Республика", водоизмещение 14865 т) число переборок довели до пяти.

Добившись предельной и вполне себя оправ­давшей комплексной рационализации конструктив­ной и броневой защиты, Берген не сделал, однако, столь же далеко идущих шагов по совершенствова­нию артиллерийского вооружения кораблей. Оно, как и прежде, оставалось смешанным —из 305- и 152-мм орудий. Установившийся в мире авторитет скорострельных орудий среднего калибра был еще слишком велик, понятие о массировании огня тя­желых орудий вовсе отсутствовало, и этим орудиям в проектах начала века по-прежнему отводилась ед­ва ли не вспомогательная роль.

Так созданные Куниберти, выдающиеся по сво­им достоинствам, итальянские 20-уз броненосцы типа "Бенедетто Брин" (13200 т. 1901 г.) имели на вооружении четыре 305-, четыре 203- и двенадцать 150-мм (не считая мелких) орудий, а спущенные на воду в год начала русско-японской войны четыре броненосца типа "Витторио Эмануэле" (водоизме­щение 12600 т) были вооружены двенадцатью 203-мм и только двумя (по одному в башне) 305-мм орудиями. Эти пушки предполагалось вво­дить в действие к концу боя, когда противник будет достаточно ослаблен стрельбой с дальних дистан­ций фугасными 203-мм снарядами. Тогда, сбли­зившись, можно снарядами тяжелых орудий про­бить цитадельную броню противника и покончить с ним или принудить к сдаче. Этих же взглядов, судя по разработанному в 1898 г. проекту главного кора­бельного инженера Балтийского завода В. X. Оффенберга (В своем цензовом (квалификационном) проекте В. X. Оффенберг предлагал броненосец со скоростью 17 уз и водоизмещени­ем 12 360 т, вооруженный двумя 305- и двадцатью шестью 152-мм пушками.), придерживались и в русском флоте.

В этом же направлении шла и мысль француз­ских инженеров, которые свои броненосцы типа "Республика" постройки 1902 и 1903 гг. вооружали четырьмя 305-мм и восемнадцатью 165-мм пуш­ками. Рутина царила повсюду, и даже В. А. Степа­нов — автор предложенного в 1884 г. смелого проек­та корабля с восемью 305-мм пушками, предвосхи­щавшего тип "Дредноута", не пытался к нему вер­нуться. Если по составу основной артиллерии, повторявшей тип "Ретвизана" (4 305- и 12 152-мм пушек), броненосец по проекту А. Лаганя не отли­чался от установившегося в мире стандарта, то по расположению этих орудий он, бесспорно, превос­ходил всех своих современников.

Еще в типе спущенного на воду во Франции в 1893 г. "Жорегиберри" (11900 т, 18,9 уз) осущест­вили оригинальное восьмибашенное расположение главной и средней артиллерии (две 305-мм, две 274-мм и восемь 140-мм пушек), позволявшее вести сильный огонь не только с борта. Для этого путем по­следовательного смещения башен к бортам создава­лось три параллельных директрисы стрельбы: из но­совой башни 305-мм ору­дий, из двух парных башен четырьмя 140-мм пушка­ми и из вынесенных на борт башен 274-мм орудий. Питая неодолимое при­страстие к одноорудийным башням, французы на спу­щенном в том же 1893 г. броненосце "Шарль Мартель" (11882 т, 18,1 уз) ус­тановили рекордное их число: по одной для каждо­го из таких же, что и на "Жорегиберри", 12 орудий. Впервые (для отнесенных к борту трех башен) предусмотрели стрельбу из од­ной башни поверх другой. Но это многообещавшее линейно-возвышенное расположение башен в тот момент дальнейшего развития не получило. Повто­рив его в типах "Массена" (1895 г.) и "Бувэ" (1896 г.), на которых башни, словно ласточкины гнезда, прилеплялись к борту, опасно нависая над его кру­тым завалом внутрь, французы в типах "Шарлемань" (1896 г.) и "Иена" (1898 г.) резко уменьшили число башен и всю среднюю артиллерию располо­жили в казематах. Это симптоматичное решение, соответствовавшее принятым и на русских броне­носцах от типа "Пересвет" до "Ретвизана", верно улавливало тенденцию грядущего перехода 152-мм пушек в разряд вспомогательных, а потому и не за­служивавших применения для этих столь конструк­тивно сложных и дорогих башенных установок.

Но французы не сумели удержаться на этой принципиальной позиции и не только в проекте "Республика" вернулись к башням для средней ар­тиллерии, но успели "толкнуть под руку" и Россию, которая, приняв проект А. Лаганя, тоже отступила от уже имевшегося у нее собственного типа опти­мального корабля.

Для Франции, не собиравшейся ни с кем вое­вать, возврат к многобашенным кораблям остался в истории никому не опасной игрой амбиций боров­шихся между собой воззрений и школ кораблестро­ения. Для России, решавшей вопрос жизни и смер­ти на Дальнем Востоке, французский образец имел фатальные последствия. Нельзя не удивляться, с какой чиновной безропотностью собрание почтен­ных адмиралов склонилось перед волей великого князя. Ведь все принципы нового кораблестроения, которые сумел систематизировать Э. Бертен, могли быть с успехом реализованы (а частью уже и при­сутствовали) в проекте Балтийского завода. И набе­рись кто-либо из адмиралов гражданского мужества или проведи МТК хотя бы элементарное сопоставление достоинств башенной и казематной артилле­рии, вопрос мог повернуться иначе. Тогда бы стало ясно, что, кроме неоправданной сложности, чрез­мерной дороговизны, трудоемкости, башни 152-мм орудий уступают в скорострельности казематным установкам, сложнее их в оборудовании, неудобны для модернизации. Только с началом войны выяви­лось отравляющее действие выходивших при заря­жании из стволов газов, которые одурманивали лю­дей и заставляли через каждый выстрел чередовать у орудий штатных комендоров и прислугу.

Нетрудно представить, каковы были в этих ус­ловиях скорость и меткость стрельбы. Увы, умов, способных на подобное предвидение, в то время не нашлось. И потому необходимое средство против отравления прислуги — продувание каналов стволов после выстрела — в русском флоте появилось толь­ко после войны. Как, впрочем, и многое другое: за­рядные станки, приборы для проверки меткости и т. д. Так невежество адмиралов и безответствен­ность великого князя уже за пять лет до войны фор­мировали основы грядущего поражения.

Больно даже представить, насколько иными были бы предвоенные обстоятельства, если бы Рос­сия предпочла собственный тип, уже воплощенный на основе "Потемкина" и "Пересвета" в проекте "Ретвизана" и вариантах Балтийского завода. Не иск­лючено, что меньший срок постройки этих кораб­лей позволил бы успеть сосредоточить их на Даль­нем Востоке и война вообще могла быть предотвра­щена.

Парадокс неожиданного выбора Россией проек­та А. Лаганя который, начали осуществлять весь­ма большой даже для западных мерок серией, по-видимому, подтолкнул к этому решению и францу­зов. Они, правда, и до того поражая мир экстрава­гантными проектами (тройные боевые марсы, исключительное обилие надстроек, превращавшие их корабли, по отзыву современников, в "гранд-оте­ли"), не удержались на типе двухорудийных башен средней артиллерии и уже в типе "Демократия" (1904 г.) снова вернулись к башням с одним оруди­ем. Наиболее распространенным объяснением по­пулярности этого решения была более точная стрельба из орудия, установленного по центру вра­щения башни, тогда как двухорудийная установка создавала риск ее поворота при несогласованных выстрелах. В русском флоте подобных опасений не знали и стабильно, исключая заказанный во Фран­ции "Баян", придерживались типа двухорудийной башни. К тому же при жестком ограничении водо­измещения одноорудийные башни были бы уже и вовсе непозволительной роскошью.

Так причудливо, то делая шаг к прогрессу, то отступая назад, совершался обмен техническими идеями между отечественным и мировым судо­строением. Не проявив той проницательности, ка­кую обнаружили американцы, оценившие тип "Ретвизана" и создавшие на его основе серию кораблей для своего флота, Россия сделала ставку на фран­цузский тип и тем предопределила весь ход после­дующего предцусимского пятилетия в своем судо­строении.

Учтя первые уроки поспешного заключения контракта с г. Крампом, МТК и ГУКиС с заказом броненосца А. Лаганя были более осмотрительны. Проект контракта и предварительная специфика­ция, представленные А. Лаганем при письме от 26 мая, прошли обстоятельную экспертизу в отде­лах МТК и подверглись существенной корректиров­ке. Так фирме предложили учесть замечания, сде­ланные ранее по проекту крейсера водоизмещением 7800 т (будущий "Баян"), прямо оговорили приме­нение брони Крупна (а не той, что "применялась во французском флоте"), броневую защиту всех над­водных торпедных аппаратов (за все это Крамп, благодаря недомыслию ГУКиС, получил добавоч­ную плату), телефоны системы лейтенанта Колбасьева и т. д. Существенно ужесточили нарастаю­щую шкалу штрафов за недостижение контрактной скорости.

И если англичане, осознав, видимо, вспомо­гательный характер 152-мм орудий, сочли их размещение в башнях конструкторским расточи­тельством и на всех своих кораблях применяли только казематное их расположение, то в России четкая концепция явно отсутствовала. В очередной раз застигнутый врасплох МТК оказался вынуж­денным отказаться от, уже прочно утвердивших­ся казематов и в проекте А. Лаганя опять вернуть­ся к башням. И вот, теперь безвозвратно упустив время, министерство снова оказалось перед необходимостью принятия поспешных решений.

К числу таких фатальной значимости решений, бесспорно, принадлежит и постановление МТК (журнал № 80 от 7 июля 1898 г.) строить новые броненосцы, "придерживаясь идеи эскизного проек­та г. Лаганя". Тем самым, уходя от простого и хоро­шо отработанного типа броненосца с казематными установками 152-мм орудий, отечественное судо­строение становилось перед необходимостью осваи­вать новый и существенно более сложный тип мно­гобашенного корабля. Вместе с наличием восьми башен проект отличала и специфически француз­ская, обещавшая многократное повышение трудо­емкости постройки, криволинейная конфигурация надводного борта. Выделялись и мощные, непомер­ной величины, боевые марсы, заставлявшие вместе с высоко установленными башнями особо забо­титься об обеспечении остойчивости корабля.

От всех этих проблем был свободен отражав­ший американскую практичность и накопленный Россией положительный опыт, уже одобренный МТК проект вполне отвечавшего мировому уровню "Ретвизана". Но мысль о том, что этим проектом оптимальный тип корабля сам "идет в руки" и его следует сделать базовым для всех последующих броненосцев, ни в МТК, ни в ГМШ ни разу не поя­вилась. И в этом было одно из горьких знамений послешестаковской эпохи, когда перед объявленной свыше волей в покорстве и безгласности склоня­лись все авторитеты. Времена адмирала И. Ф. Ли­хачева и лейтенанта Л. А. Рассказова, когда еще можно было позволить себе без вреда для карьеры отстаивать перед высшей властью полезные для отечества конструктивные идеи, были уже повсеме­стно забыты.

Все эти обстоятельства усугублялись выходя­щим за все пределы здравого смысла непомерным сроком постройки, который сумела выговорить себе французская фирма.

Это позволяло не спешить с началом работ на стапеле. Соответственно (для освоения чертежей и их переработки) приходилось искусственно сдержи­вать работы и на привязанных к французскому прототипу русских кораблях в Петербурге. Учиты­вая к тому же и трудности отечественного судостро­ения, задержка готовности этих кораблей станови­лась неизбежной.

Во многом благодаря усилиям русских инжене­ров удалось решить все вставшие при постройке броненосцев типа "Бородино" проблемы и еще до Цусимы создать предпосылки грядущей реформы системы казенного судостроения. Поставленные перед необходимостью следовать за лидером, роль которого была отведена неспешно разрабатывавше­муся проекту А. Лаганя, наши корабелы лишались возможности ускорения темпов постройки. Им приходилось не только во всех подробностях повто­рять характеристики, основные технические реше­ния, технологические осложнения, сопровождавшие строительство французского прототипа, но и, сверх того, испытывать и все последствия организацион­ного кризиса, в котором находилось отечественное судостроение.

Решив разрабатывать чертежи корабля само­стоятельно и признав необходимым для гарантии заданных характеристик увеличить его водоизме­щение, русские тотчас же оказались перед необхо­димостью полной переделки всего проекта. Тем са­мым все преимущества использования поступав­ших из Франции чертежей в значительной мере ут­рачивались, и, что всего хуже, работы на этих кораблях (в отличие от строившихся за границей, где значительная часть оперативных задач могла решаться наблюдающими на месте) автоматически вводились в русло казенной организации. Это озна­чало, что их строителям, как и прежде, предстояло пройти через изнурительную и всегда затяжную процедуру утверждения чертежей в МТК, испытать на себе гнет и произвол некомпетентного, но с ап­ломбом выполнявшего руководящие функции пор­тового начальства, полной мерой прочувствовать вкус казенной экономии, познать мучительную то­мительность ожидания то и дело запаздывавших контрагентских поставок.

Так, благословляя создание техники вчерашне­го дня, МТК в течение всего 1898 г. был еще не в состоянии (как того и опасался П. П. Тыртов) опре­делиться с новым, отвечающим изменившимся обстоятельствам типом броненосца по французскому образцу.

При всей исключительной важности именно этой работы (от нее зависела постройка главной ударной силы новой программы —5 эскадренных броненосцев), она вовсе не была приоритетной. На­равне с ней не меньшего внимания МТК требовали текущие работы и рассмотрение всех других, прохо­дивших в это время проектов кораблей, строивших­ся в России и заказанных за границей.

Между тем проблема разработки проекта по французскому образцу оказалась гораздо сложнее, чем это представлялось вначале. Балтийский завод, которому предписывалось ни в чем не отступать от размеров корпуса, предусмотренных проектом А. Лаганя, в своем представленном в МТК 22 декабря 1898 г. проекте главных машин выступил с крити­кой этих заданий. Речь шла об извечной и общей для всех флотов мира проблеме — несоответствии сдаточных скоростей кораблей тем, которые они развивали при последующей службе в составе фло­та. По мнению начальника завода С. К. Ратника, осуществленный по проекту А. Лаганя броненосец будет лишь "гастрольным", то есть таким, контракт­ная скорость которого будет достигнута лишь од­нажды за счет искусства особо натренированных для сдачи "артистов-кочегаров". Эти "гастролеры", однажды появившись на корабле, могут выгнать из корабля конструктивную скорость, но для обычной судовой команды она останется навсегда недости­жимой. Чтобы корабль смог и во время службы развивать свою проектную скорость, необходим за­пас паропроизводительности котлов.

Поэтому Балтийский завод рекомендовал при­нять второй из разработанных им вариантов проек­та, предусматривавший удлинение корабля на 3,6 м (до 122,2 м против 118,6 м у А. Лаганя), увеличение числа котлов Бельвиля с 20 до 25 и уменьше­ние толщины главного и верхнего броневых поясов с 254 и 203 до 203 и 165 мм. Тогда дополнитель­ный вес котлов компенсирует уменьшение веса бро­ни, а водоизмещение можно будет сохранить почти таким же (13300 т), как и в проекте А. Лаганя (12900 т), и 18-уз скорость при мощности машин 17 000 л. с. будет действительно гарантирована.

Однако МТК не счел возможным допустить столь существенные отклонения от образца, и к ко­торому предложил вернуться во всех деталях. Бал­тийский завод не стал спорить, но вместе с пере­данным проектом представил еще несколько вари­антов. Их обсуждение (журнал МТК по корабле­строению № 19 от 9 февраля 1899 г.) вновь обнажило всю глубину разброда во взглядах на главнейшие характеристики броненосца и, что хуже всего, отсутствие в них доказательной научной мо­тивировки. Все доводы, как и при обсуждении прежних проектов, были основаны лишь на личных вкусах, впечатлениях и пристрастиях.

Поэтому даже такое, как ни странно, опережав­шее время мнение контр-адмирала 3. П. Рожественского о негодности для вооружения броненосцев 75-мм пушек (вместе с предлагавшейся для их за­щиты броней) поддержал только В. К. Витгефт. Но и он был далек от "дредноутного" предвидения. Вме­сто столь, казалось бы, очевидного следующего ша­га—увеличения числа 305-мм пушек за счет заме­ны 152-мм и 75-мм пушек единым противомин­ным калибром, он предлагал лишь заменить 75-мм пушки на 120-мм, а остальную артиллерию не ме­нять. Коренной ревизии вооружения не получилось, и в проекте уцелели не только 75-мм, но и мно­жество еще более никчемных для корабля 47- и 37-мм пушек и даже пулеметы. Не нашло поддерж­ки и мнение В. П. Верховского (к нему присоедини­лись только 3. П. Рожественский и А. А. Бирилев) о боевых марсах, совершенно бесполезно обременяв­ших мачты броненосца.

Остановились на мало что менявшем компро­миссе — марсы сохранить, но их 37-мм пушки ре­шили заменить имевшими меньший вес пулемета­ми. Провидческим, но также не оцененным, оказа­лось и предостережение В. П. Верховского о "верт­лявости" (в дальнейшем, увы, подтвердившееся) броненосца по проекту А. Лаганя.

Своего рода открытым протестом против вели­кокняжеского произвола в выборе броненосца стал ответ пользовавшегося правом относительной сво­боды начальника Балтийского завода С. К. Ратника. Поводом послужило замечание участвовавшего в обсуждении царского флаг-капитана контр-адмира­ла Н. Н. Ломена о том, что наши корабельные ин­женеры всегда только копировали иностранные об­разцы со всеми их недостатками. Считая такое ут­верждение неверным и недоказанным, С. К. Ратник разъяснил, что о полном копировании не могло быть речи даже в период былого преклонения перед авторитетом английских инженеров. На деле же на­ши инженеры заимствовали у зарубежных "только лучшие, по нашему мнению, стороны судостроения и приспосабливали их к нашим судам по-своему".

"Настоящий случай предназначения строить у нас броненосцы по чужим чертежам, — заявил С. К. Ратник, — нарушает существующую традицию и чувствительно отзывается на национальном само­любии русских инженеров, привыкших к некоторой самостоятельности". К этому председатель МТК ви­це-адмирал И. М. Диков добавил, что представлен­ный фирмой Крампа в Филадельфии подробный проект заказанного ей броненосца "Ретвизан" "есть почти полная копия нашего броненосца "Князь По­темкин-Таврический". Поразительно, но и эта мысль, за которой могло бы последовать предложе­ние об избрании американского проекта за образец, развития не получила. И. М. Диков, а с ним поло­вина присутствующих, высказался за утверждение проекта по образцу А. Лаганя. Другие поддержали проект его усовершенствования (вариант № "1"), предложенный Балтийским заводом.

Как и при обсуждении проекта "Цесаревича", собравшиеся продолжали оставаться в плену шаб­лонных представлений о среднеевропейском типе броненосца со смешанной артиллерией. К мысли о типе "сверхкорабля", который мог бы безоговорочно одержать верх над противником за счет подавляю­щего превосходства в артиллерии (что обещал тот же проект В. А. Степанова), никто подготовлен не был. Не получила развития и идея И. Г. Бубнова о многообещающей оптимальности избранных Бал­тийским заводом соотношений главных размерений, которые близко подходят к тем, что имеют но­вейшие английские броненосцы, отчего при увеличении паропроизводительности котлов можно было бы довести скорость до 20 уз.

Но И. М. Диков с непостижимым упорством настаивал на незыблемости французского образ­ца. Решительный отпор встретили и попытки В. П. Верховского поставить под сомнение избран­ные МТК котлы Бельвиля. В механическом отделе они, невзирая на тяжеловесность, признавались единственно надежным типом и все другие реши­тельно отвергались. Единственным шагом навстре­чу техническому прогрессу было нефтяное отопле­ние котлов, в связи с чем нижние угольные ямы следовало приспособить для хранения мазута. Его испытывали на броненосце "Ростислав", его предус­матривали и на броненосце "Князь Потемкин-Тав­рический".

Не подействовало на собравшихся и предосте­режение С. К. Ратника о вредных последствиях строительства по навязанному заводу загранично­му проекту А. Лаганя. Его чертежи будут, конечно, приходить разрозненно и вразнобой, потребуют из­менений, внесут путаницу и неувязки в работе. По­этому назначенный А. Лаганем 52-месячный срок едва ли удастся выдержать. При работе же по собст­венному проекту Балтийский завод считал возмож­ным завершить постройку за 4 года. Но И. М. Ди­ков остался тверд — необъяснимо полюбившийся великому князю образец остался в неприкосновен­ности. С. К. Ратнику пришлось сдаться и заявить, что если броненосец, как это, видимо, предусмотре­но в проекте А. Лаганя, будет испытываться на 18-уз скорости только на мерной линии, то и Бал­тийский завод может отказаться от своего предло­жения увеличить длину корабля и количество кот­лов.

Так и не добившись желаемого единодушия, МТК, по давно установившейся сомнительной тра­диции, предоставлял выбор окончательного вариан­та на "благовоззрение" управляющего Морским ми­нистерством. Но и у министра было за кого спря­таться. Поручив Балтийскому заводу переделать свой проект под укороченную длину броненосца (не более 121,9 м) и с защитой легкой артиллерии (речь шла о 75-мм пушках) за счет уменьшения толщины поясной брони на 50,8 мм против пре­дусмотренной в проекте А. Лаганя, П. П. Тыртов приказал об уменьшении поясной брони "доложить Его Высочеству". "Его Высочество" счел предложе­ние разумным. Так в ходе не весьма глубоких об­суждений решалась судьба проектов для постройки кораблей на отечественных верфях.

И хотя начальство по-прежнему ожидало, что получение чертежей из Франции позволит ускорить работы, было ясно, что всю рабочую документацию и ее согласование в объеме проекта придется вы­полнять заново. Это было предопределено и увели­ченными главными размерениями по проекту Бал­тийского завода (вследствие чего водоизмещение возросло до 13 516 т), и установкой изготовленной по собственному проекту паровой машины мощно­стью 15 800 л. с., и применением башенных устано­вок Путиловского завода.

За ними последовала серия других изменений, в результате которых от проекта А. Лаганя остава­лась в неприкосновенности лишь общая конструк­тивная идея. Ее — в том виде, как она с замечания­ми была принята по журналу № 5 от 12 января 1898 г. — МТК считал незыблемой и даже отказы­вался рассматривать многие из чертежей завода по корпусу и механизмам, считая, что они должны в точности соответствовать французскому образцу. Но чертежи штевней, кронштейнов гребных валов и других главнейших деталей пришлось все же ут­верждать заново.

Не отклоняясь существенно от теоретического чертежа, во всем следуя спецификации по корпусу и сохранив неизменной форму его продольного разреза (включая и по-французски изысканную, но в дальнейшем доставившую лишние хлопоты вог­нутость линии киля в кормовой части), русские внесли в него и принципиальные изменения. Пер­вым было усовершенствование броневой защиты, которую признали необходимой для 75-мм пушек Стоявшие на "Цесаревиче" за легким бортом, они на кораблях петербургской серии были прикрыты третьим поясом брони толщиной 76 мм. Образо­ванный таким путем каземат прикрывали 32-мм крышей, а орудия, для повышения их живучести, разделили 12,7-мм переборками. За это усовершен­ствование, не посмев увеличить водоизмещение, за­платили уменьшением (в сравнении с "Цесареви­чем") толщины плит поясов брони: нижнего — с 250 до 194 мм, верхнего — с 203 до 152 мм.

Улучшили и узел соединения броневой палубы, борта и продольной внутренней переборки. На "Це­саревиче" и двух первых строившихся в Петербурге кораблях "Бородино" и "Императоре Александре III" броневая горизонтальная палуба, не доходя до борта, закруглялась и переходила в вертикальную, той же 40-мм толщины (из двух слоев), опиравшуюся на второе дно внутреннюю броневую переборку.

Получавшийся таким образом внутри корпуса прочный броневой ящик имел, однако, явно недо­статочную связь (посредством широкого, толщиной 20 мм, горизонтального стрингера) с бортом и внутренним шельфом главного броневого пояса. Действительно, как выяснилось при подрыве "Цеса­ревича" ночью 26 января 1904 г., именно этот ши­рокий стрингер не выдержал взрыва и позволил во­де в обход сохранившегося в неприкосновенности внутреннего ящика распространиться поверх броне­вой палубы и в бортовых коридорах. Это и привело к неожиданно быстрому появлению большого (до 18°) крена.

Этот не замеченный французами конструктив­ный недостаток был исправлен продлением броне­вой палубы (посредством восстановления уже традиционно применявшегося по примеру "Мажестика" бортового скоса брони) не­посредственно до шельфа бортовой брони. Броневая же переборка, став самосто­ятельным конструктивным элементом, была оставлена на том же месте, но в верх­ней части присоединялась теперь к скосу палубы, обес­печивая также и ее допол­нительное подкрепление.

Третьей особенностью кораблей было существен­ное расширение электро­приводов, что заставило увеличить мощность элект­ростанции, применив новые (на 1500 ампер) генерато­ры. Четвертой, но, увы, не ставшей гордостью отечест­венного судостроения осо­бенностью кораблей стало различие в составе их энер­гетических установок. Если Франко-русскому заводу установку для головного броненосца серии "Бородино" заказали строго по французскому образцу (такой же мощности 16 700 л. с.), то для остальных четырех кораблей машины и котлы изготавливал Балтийский завод по собст­венному проекту уменьшенной до 15 800 л. с. мощ­ности. Экономия и здесь сказала свое веское слово, заставив пойти на заведомое (до 17,8 уз по формуле В. И. Афанасьева) уменьшение скорости.

Обнаружились и общепроектные различия ко­раблей, обусловленные разделением заказов на их постройку между двумя существенно отличавши­мися предприятиями — казенными верфями Пе­тербургского военного порта (Новое Адмиралтейст­во и Галерный островок) и Балтийским заводом, который считался заводом Морского ведомства, но обладал значительно большей свободой действий и собственным стилем работы.