Wundefwaffe

В ночь на 27-е

 

В ночь с 26 на 27 января "Цесаревич" про­должал оставаться на якорном месте № 8 (2 каб. к югу от знака Лютин Рок), занятом им по воз­вращении из похода к Шантунгу. С юга его при­крывали корабли двух линий диспозиции. Из них занятой была лишь ближняя, где на четы­рех местах, прикрывая броненосцы, находив­шиеся в глубине рейда, стояли крейсера "Баян", "Диана", "Паллада" и "Аскольд". Получалось, что новейший и самый сильный броненосец эс­кадры занимал самое крайнее, открытое со сто­роны моря и по существу изолированное от эскадры место. Здесь по мысли штабных чинов он прикрывался, как и вся эскадра, двумя вы­сылавшимися в море миноносцами. Но их ох­ранная роль, как уже говорилось, была исклю­чительно фиктивной.

Острота обстановки особенно явно обо­значилась после произошедшего вечером 26 января массового исхода из Порт-Артура япон­ских подданных.Тишина, воцарившаяся на рей­де после трескотни хлопушек и фейерверков по всему Порт-Артуру (китайские жители в ночь, под их новый год изгоняли злых духов из сво­их жилищ) сделалась особенно зловещей.

Зная о разрыве дипломатических отноше­ний (хотя начальство по извечному обычаю рус­ской бюрократии эти известия скрывало), ко­мандиры некоторых кораблей пытались сами предпринять меры безопасности. Начатые было готовиться к установке, противоторпедные сети на броненосцах "Полтава" и "Севастополь" по приказанию начальника эскадры снова убрали в трюм, а командир- "Пересвета", просивший разрешения прекратить демаскирующую ко­рабль ночную погрузку угля, получил от адми­рала внушение за непонимание боевого значе­ния этой операции.

Обеспокоен был и командир "Цесареви­ча", сигнальщики которого 25 января перехва­тили семафорное сообщение на один из кораб­лей о будто бы уже состоявшемся объявлении войны. Но от флаг-капитана он получил разъяс­нение о том, что поводов для .беспокойства нет. Сетей корабль по милости генерала-адмирала не имел, а о самовольной высылке катеров в дозор не могло быть и речи. Оставалось положиться на готовность к действию систем непо­топляемости (их лично, обойдя корабль, про­верил трюмный механик П.А. Федоров), бди­тельность вахтенных сигнальщиков, на прови­дение, судьбу и господа бога.

Охрану в ту ночь несли вышедшие в море миноносцы "Бесстрашный" и "Расторопный". Своим, как всегда бывает в больших событи­ях, "таинственным недоумением" стал так и ос­тавшийся в истории не объясненным факт от­сутствия в ту ночь в море обычно высылавшейся канонерской лодки. Зато кораблям было пред­писано иметь зажженными якорные огни, что­бы пропустить суда землечерпательного кара­вана и пароход ОКВЖД. Дежурными (имевши­ми под парами половинное число котлов, что­бы немедленно дать ход) крейсерами были "Ас­кольд" и "Диана". По освещению (в готовно­сти немедленно включить прожекторы) дежу­рили крейсер "Паллада" и броненосец "Ретвизан". Для отражения возможной атаки проти­воминные орудия на кораблях зарядили.

Японцы, зная подходы к Порт-Артуру по временам осады и оккупации в 1894-1895 гг., освежали свои познания и путем тайных (это иногда даже обнаруживалось, как было с ка­нонеркой, делавшей промеры в Голубой бух­те) экспедиций в русские воды. Не исключе­но, что они могли свободно ориентировать­ся среди буйков на якорном месте эскадры. Этим путем они могли прокрасться под хо­рошо знакомым им берегом и, избежав про­жекторов, светивших по горизонту моря, нанести первый удар по открытым с юго-во­стока лучшим и новейшим кораблям — "Це­саревичу" и "Ретвизану".

Смело соединив европейскую науку и тех­нику с азиатским методом ведения войны, без колебания взяв на себя инициативу нападения, до мелочей предусмотрев все — даже окраску своих миноносцев под цвет русских — японс­кие стратеги просчитались в одной небольшой, но существенной детали. Им почему-то каза­лось, что первый удар приведет русскую эскадру в состояние неописуемых, как это бывало у китайцев, хаоса и паники. И тогда, как им ду­малось, подходящие друг за другом волны японских" миноносцев смогут без хлопот пора­жать свои обезумевшие жертвы.

Подкравшиеся к рейду первыми три от­ряда ориентировались по лучам прожекторов, которыми светили дежурные крейсера. Укло­ниться от охранных миноносцев, крейсировав­ших в 20 милях от Порт-Артура им помог луч прожектора, включенного "Бесстрашным" для опознания (еще один синдром мирного време­ни). Путь к стоянке был открыт. Почти вслед за обошедшими их японскими миноносцами, русские около 23 часов (рассказ М.А. Бубно­ва) также повернули на рейд, чтобы, как было предписано, доложить адмиралу о полном бла­гополучии на подходах к стоянке флота. На­ходясь в 5-6 милях от стоянки, они услышали стрельбу, но, не подозревая об уже совершив­шимся нападении, продолжали действовать по инструкции.

"Бесстрашный", подойдя к рейду, пытал­ся по всей форме сделать опознавательные сиг­налы, на которые ответа не получил. Эскадра была уже занята отражением атаки. Несмотря на пролетавшие над кораблем снаряды, мино­носец подошел к борту "Петропавловска" для устного доклада. Его подход совпал с только что дошедшим до адмирала сообщением о про­исшедшем нападении. Но судьба, как это было в продолжение всей войны, являла свою неис­поведимую милость к русским, и они за свою крайнюю беспечность были наказаны несказан­но снисходительно. Попадание торпед при­шлись только по трем кораблям. Все они, даже крейсер "Паллада", смогли удивительным об­разом удержаться на плаву. И будь в Порт-Ар­туре полноценный док, с последствиями по­вреждений можно было бы справиться за не­сколько недель.

"Ретвизан" и "Цесаревич" — свидетель­ства в минутах расходятся — были подорваны совершенно одновременно. Считается, что пер­вый удар принял "Ретвизан". Его вахтенный начальник лейтенант А.В. Развозов (1879-1920) в 23 час. 30 мин. увидев два миноносца, попав­шие в луч прожектора "Паллады", без промед­ления скомандовал на отражение минной ата­ки. Но взрыв торпеды (у левого борта в носо­вой части) встряхнул корабль прежде, чем он успел сделать первый выстрел.

На "Цесаревиче" вахтенный начальник мичман К.П. Гильдебрант проявил, пожалуй, наибольшую бдительность. Он пробил трево­гу, сумев заметить во тьме силуэт подкрады­вавшегося миноносца. Пронзительный сигнал горниста "атака по левому борту" привел в дви­жение весь корабль. Комендоры 75-мм и 47-мм пушек немедленно открыли огонь. Корабль осветился вспышками выстрелов. Включили прожекторы. Этот момент совпал с атакой на "Ретвизан", а по некоторым данным произошел даже раньше.

Командир И.К. Григорович немедленно поднялся на площадку левого борта, но не успел как следует осмотреться, как корабль вздрог­нул от взрыва в корме. Попадание торпеды пришлось где-то между двумя кормовыми баш­нями 305- и 152-мм орудий. Стрельба под ко­мандованием лейтенанта Д.В. Ненюкова (1869-1929) оказалась безрезультатной — противник скрылся, а вскоре огонь из 75-мм пушек при­шлось прекратить из-за быстро увеличивающе­гося крена. По приказу мичмана Ю.Г. Гадда, принявшего командование в батарее, орудия уб­рали внутрь, а порты задраили. Началась от­чаянная борьба за спасение корабля.

Почти в то же мгновение — никто не ус­пел фиксировать первые минуты атаки (запи­си даже в вахтенных журналах кораблей дают расхождения), взорвали и "Палладу". Ее вах­тенный начальник лейтенант А.А. Бровцын так­же не промедлил пробить тревогу. Но всем при­шлось поплатиться: вместо ожидавших опозна­вательных сигналов, миноносцы осветились ха­рактерными вспышками минных выстрелов. Море прочертили следы устремившихся к ко­раблю торпед. Выдававшая себя лучами про­жекторов, стоявшая в ближней к морю линии крейсеров "Паллада" была избрана главной целью. Из семи выпущенных по ней торпед по­пала одна (в районе 68-75 шп.), другие прошли по носу и одной из них была по-видимому та, что угодила в "Ретвизан".

Только тогда, отбросив сомнения и недо­умения, по мелькавшим во мраке миноносцам открыли огонь те корабли, которые не были заслонены другими: "Победа", "Аскольд", "Ди­ана", "Ангара". Только на "Петропавловске", как и полагается флагману, проворонившему свою эскадру, продолжали не верить в произо­шедшее. На нем даже пытались установленным сигналом, — поднятым вверх лучом прожекто­ра, — остановить стрельбу. Его же в полночь продублировали цифровым сигналом клотиковыми лампочками ("6142"). Радио — великое русское изобретение — и на этот раз приме­нить не нашли возможным.

Лишь спустя час после атаки с "Петро­павловска" последовал сигнал: "Открыть огонь", а через 10 мин. отдали приказание "Но­вику" (это было в 0 час. 55 мин. уже 27 янва­ря) "Преследовать вражеские миноносцы". За ним, подняв пары, в охрану эскадры вышел крейсер "Аскольд". Но противника они уже не увидели.

За это время огонь по минонос­цам на рейде при­ходилось открывать еще несколько раз. Считается, что в нападении участво­вало 10 больших миноносцев, кото­рые в промежуток времени от 23 час. 33 мин. (то есть нападение, строго говоря, произошло не 27, а еще 26 ян­варя 1904 г.) до 0 час. 50 мин. выпус­тили 16 торпед. Эту цифру в своем офи­циальном описании войны называют японцы, но, возможно, что и здесь в сравнении с действительностью сдела­ны "поправки", чтобы не выдавать в истории очень уж низкую результативности атаки. Об этом говорил и сделанный "Цесаревичем" сиг­нал: "Плавает много мин не взорванных".

Отражать атаку мешали и руководящие запросы и приказания из штаба наместника, где не забыли, в частности, поинтересовать­ся, подведен ли на "Цесаревиче" пластырь под пробоину. Пришлось отвечать что не подве­ден, так как пробоина оказалась "под крон­штейном у левого винта". Бездарно проспав­ший нападение наместник спешил "включить­ся" в процесс руководства подставленного им под расстрел флота. Так миноносцам было приказано развести пары, а у "Цесаревича" спрашивали, почему они с "Ретвизаном" за­стопорили ход. Интересовались, "где находит­ся начальник эскадры" и "предполагается ли послать крейсера в разведку", куда ушел "Бо­ярин" и т. д.

Апофеозом этой полезной начальственной любознательности стало уже под утро - в 8 час. 35 мин. — приглашение начальнику эскад­ры (несмотря на уже начавшуюся съемку с якоря для похода) прибыть к наместнику для докла­да об обстоятельствах нападения. Но тут, прав­да, последовало разрешение "действовать по ус­мотрению" (догадались, что где-то поблизос­ти может находиться "более сильная японская эскадра"). Но в 9 час. 58 мин. после возвраще­ния вышедшей в море эскадры, приглашение явиться для доклада к наместнику было повто­рено. И "флотоводец" Старк, не дождавшись возвращения "Боярина" из разведки, без раз­думий покидает эскадру в 10 час. 35 мин., че­рез рейд усеянный всплывшими японскими торпедами, спешит в порт и далее во дворец наместника.

Но судьба и тут хранила русских. Япон­ская эскадра, преследуя "Боярина", словно вы­жидала, позволяя начальнику уже под огнем ус­петь (в 11 час. 20 мин.) вернуться на свой флаг­манский корабль. Снимаясь с якорей и отве­чая на огонь, эскадра двинулась навстречу про­тивнику. Но Того вместо обещанного своему флоту решительного сражения поспешил (уже в 11 час. 45 мин.) отступить. Слишком недо­статочными, видимо, показались ему результа­ты ночной атаки миноносцев. Да и "Ниссин" с "Касугой" не были готовы для боя. А рус­ские, несмотря на близость своей базы и под­держку береговых батарей (такое уже никогда не повторилось), позволили ему уйти. Шанс проучить японцев был упущен.

Для "Цесаревича" оба боя — ночью и ут­ром - соединились в одну, внушавшую боль­шие опасения за успех, борьбу за живучесть ко­рабля. Хваленная и столь излюбленная генерал-адмиралом французская техника не обнаружи­ла явных преимуществ ни перед американски­ми ("Ретвизан"), ни перед отечественными ("Паллада") образцами. Новейший броненосец - последнее на эскадре чудо техники, оказал­ся едва ли не в более бедственном положении чем более старый и притом легкий русский крейсер "Паллада".

В мгновение взрыва накренившись впра­во (так опять дала о себе знать валкость ко­раблей этого типа) "Цесаревич" затем начал уг­рожающе валиться на левый борт. Несмотря на немедленное распоряжение командира затопить водой правые кормовые коридоры, крен неудер­жимо нарастал. Он дошел до 16° и продолжал увеличиваться.

Оказалось, что осушение затопленных от­секов было невозможно вследствие выхода из строя приводов водоотливной турбины, а противокреновое затопление по странности фран­цузского проекта не могло дать скорого резуль­тата. В отсеках не было штатных трубопрово­дов и клинкетов, вся операция была возможна лишь с помощью временно подключавшихся пожарных шлангов. Тогда-то руководивший ра­ботами трюмный механик. П.А. Федоров без промедления принял спасительное для кораб­ля решение. Он приказал заполнить водой не три, как это допускалось штатной системой, а сразу 9 отсеков. Хорошо обученные трюмные старшины отлично справились с нештатной си­туацией, подсоединяя пожарные шланги к клинкетам в машинном и котельном отделениях.

Работая в отчаянной обстановке — в тес­ных отсеках, при большом крене и почти впоть­мах (освещение вдруг погасло) — они успели дать воду, создать достаточный противокреновый момент и остановили крен на почти гибель­ной для корабля отметке 18°. Корабль начал медленно выпрямляться. Столь же энергично П.А. Федоров смог локализовать поступление воды в кормовые отсеки броненосца. Трюмный старшина Петрухов вовремя доложил о поступ­лении воды из перепускной 229-мм трубы в трюм подбашенного отделения башни 152-мм орудий, и П.А. Федоров сразу установил при­чину — повреждение клинкета.

Быстро собрав наверху самый разнообраз­ный поручный материал — одеяла, подушки, вымбовки — механик и старшина спустились в трюм и успели остановить течь до момента, когда вдруг по всему кораблю прекратилось электрическое освещение. Это, как вскоре вы­яснилось, произошло из-за воды, бросившейся с увеличением крена в цилиндры приводных двигателей динамомашин. Возвращаться при­шлось в кромешной тьме, ориентируясь на ощупь и по звукам голосов из отдаленного люка. По указанию П.А. Федорова тотчас же пустили в ход 50-тонную осушительную пом­пу и отсек начал освобождаться от воды. По пути к командиру механик заметил оборванную контрольную цепочку от крана затопления сред­него погреба 152-мм патронов. Бездумное (по распоряжению старшего офицера) и лишь вре­дящее кораблю затопление погреба было остановлено. Клинкет перекрыли и пустили в ход осушительную помпу. Откачивать воду и здесь пришлось с помощью пожарных шлангов. Крен начал уменьшаться.

Героями спасения корабля были трюмный механик П.А. Федоров и его отличные специ­алисты — хозяева трюмных отсеков Петрухов, Буянов, Любашевский, их подручные Полков­ников, Фишбург, Поцата, Дорофеев и Михайленко. Организация трюмной службы на кораб­ле и ее люди с честью выдержали первый су­ровый экзамен войны. Флот и тогда имел до­стойных людей.

По возвращении от командира продолжи­ли борьбу с водой, заполнившей кают-компа­нию. Она проникла через неплотно задраенные полупортики артиллерии. Стуком в задраенную дверь П.А. Федоров определил, что с правого борта воды в кают-компании нет. Дверь откры­ли, и для проверки исправности горловин ле­вого борта пришлось по горло опуститься в ле­дяную воду. Горловина оказалась исправной, и когда уже при выпрямлении корабля воду от­качивали брандспойтами, выяснилось, как он и предполагал, что нижележащий отсек румпельного отделения затоплен не был.

Следующее рулевое отделение было запол­нено водой, и в нем, как позднее установили, погиб машинист Афиноген Жуков. Будучи дне­вальным в машинном отделении, он по сигна­лу тревоги успел добежать до своего боевого поста по расписанию отражения минной ата­ки, задраить дверь отсека, но не успел вырвать­ся из мгновенно затопленного румпельного отсека. Не допустив распространения воды, он тем самым помог спасению корабля. История мало сохраняет имена рядовых героев извест­ных сражений. Рядовой Архип Осипов, матро­сы Шевченко и Кошка вошли в историю XIX века, машинист Афиноген Жуков стал первым героем, имя которого также (вместе с именем механика Федорова) заслуживает быть увеко­веченным в истории флота уходящего XX века.

Отлично действовала и машинная коман­да. Младший инженер-механик В.К. Корзун без промедления поднял пары и уже через 40 ми­нут после атаки старший судовой механик Н.В. Афанасьев, прогрев машины, доложил о готов­ности дать ход. Обойдя эскадру со стороны моря, "Цесаревич" для исправления поврежде­ния пошел в гавань.

В пути вместе с охранявшим корабль крейсером "Аскольд" отбили еще одну атаку миноносцев. Из-за бездействия руля управ­лялись машинами. В гавань вошли на буксире портовых катеров. Всего за минувшие ночь и утро (корабль успел принять участие и в бою с приблизившейся японской эс­кадрой) корабль выпустил 17 152-мм, 33 75-мм, 107 47-мм снарядов. Этот опыт уже тог­да обнаружил низкую эффек­тивность мелкой артиллерии - ни один миноносец в ту ночь потоплен не был.

Из-за сильно увеличивав­шейся (на 2,3 м) осадки кор­мой (в отсеках колыхалось до 2000 т воды) корабль, уже миновав застрявший в прохо­де "Ретвизан", также вслед за ним сел на мель. Разгрузкой кормовых отсеков от снарядов и угля удалось несколько уменьшить осадку. В 13 час., действуя машинами и с помо­щью буксиров "Цесаревич" со­шел на чистую воду. "Ретви­зан" остался в проходе: он всем корпусом, сев носом на мель, оказался прижат к бере­говой отмели.

Как говорилось в донесе­нии командира "Цесаревича", на корабле оказались затоп­ленными рулевой отсек, кор­мовой и минный с находив­шимся в нем провизионными помещениями, арсенал, лаза­рет с окружающими его помещениями и каю­тами минной и электрической, водолазов, галь­ванеров, цейхгауз, а также, кормовой отсек ле­вого борта. Большинство из них входили в со­став бортового коридора, затопление которо­го и привело к резкому нарастанию крена.

Установленная в 3,6 м от борта продоль­ная броневая переборка, выполненная заодно со скруглением броневой палубы (главная кон­структивная особенность), повреждений не по­лучила. Но остальные конструкции взрыва не выдержали. Поперечная переборка, разделявшая помещения арсенала и рулевое, была про­бита у борта, водонепроницаемая дверь в ней сорвана с задраек. Несостоятельным оказал­ся и узел промежуточного соединения борта

с закругленной частью броневой палубы (при­мененный вместо скоса броневой палубы) -он также был разрушен взрывом, позволив воде подняться выше палубы. Тем самым под­твердилась правильность замены этого узла на кораблях типа "Бородино" традиционным ско­сом. Наружный осмотр показал, что центр взрыва пришелся между 31-м и 37-м шпанго­утами близ начала дейдвудной трубы против помещения арсенала.

Глубина центра оказалась на 2,74 м ниже ватерлинии. 254-мм броневая плита несколь­ко ослабила разрушение. Ее вдавило внутрь на 200-305 мм. Борт ниже плиты (на длину 11 м и высоте 7,3 м) был продавлен внутрь на пло­щади около 50 м2. Стрелка прогиба составляла 0,9-1.22 м. Собственно пробоина по центру вмятины борта (наибольшая длина 6,1 м вы­сотой 5,3 м) имела площадь около 18 м2. Си­лой взрыва листы обшивки загнуло далеко внутрь корпуса. 8 шпангоутов были перебиты, скручены и смяты. Таким же по длине, но не­сколько меньшими по высоте (площадью 16 и 14 м2) и вышерасположенными (центр в 2,44 и I, 52 м от ватерлинии) были пробоины на "Ретвизане" и "Палладе".

В условиях дока устранение этих повреж­дений заняло бы не более 2-3 недель. Но един­ственный в Порт-Артуре сухой док для входа больших кораблей был (и лишь в воротах!) узок. Расширить этот вход властители Порт-Артура, флота и всего министерства не смогли. О за­готовке же кессонов загодя (чтобы иметь их блоки в запасе порта) и вовсе не подумали. Флоту и здесь предстояло расплачиваться за ко­роткие умы его начальников.