Wundefwaffe

118 ремонтных дней

 

Шесть лет владея Порт-Артуром, хозяе­ва флотом нимало не задумывались над неле­постью посылки броненосцев во Владивосток для докования. А первейший гений предвоен­ного разложения флота "его превосходитель­ство Павел Петрович" в этих 1200-мильных пу­тешествиях находил даже историческое обосно­вание. Ведь Англия здесь на Востоке тоже не сооружает доков в каждом из своих портов, а потому-де и нам незачем содержать полноцен­ный док в Порт-Артуре. Недалекие флотовод­цы и ничтожные политиканы — все они в оп­равдание своей несостоятельности очень люби­ли ссылаться на Англию.

Конечно, были и в русском флоте адми­ралы, умевшие мыслить. На ничтожность ре­монтных средств в Порт-Артуре не раз обра­щали внимание начальства сменявшие один дру­гого начальники эскадры в Тихом океане: в 1897-1899 г. Ф.В. Дубасов и в 1900-1902 гг. Я.А. Гильтебрандт (1843-1915). Да и сам команду­ющий морскими силами в Тихом океане адми­рал Е.И. Алексеев в 1900 г. докладывал о не­обходимости "дать все средства быстро соору­дить два дока в Порт-Артуре". Но умудренный царедворец настаивать на своих предложени­ях не пытался. Не дай Бог прослыть в глазах начальства "неудобным" и "беспокойным". И все затихло, как затихали все инициативы, гро­зившие нарушить бюджетную смету.

Началась война, и оказалось, что не толь­ко дока, но и рабочих рук в крепости катаст­рофически не хватало. Более дешевые для каз­ны рабочие-китайцы (еще одна гримаса "эко­номии") покинули мастерские порта и от пол­ного паралича ремонта флот был спасен лишь благодаря рабочему отряду Балтийского заво­да. Его 113 квалифицированных рабочих во гла­ве с корабельным инженером Н.Н. Кутейниковым (сын Н.Е. Кутейникова) успели добраться до Порт-Артура 16 марта — задолго до пере­рыва сообщения с крепостью. Им и пришлось выручать с ремонтом незадачливое и беззабот­ное портовое начальство.

Но материалов не хватало, а неурядиц было в избытке, и с исправлением "Паллады" в доковых условиях смогли справиться лишь по истечению двух месяцев. Броненосцы же при­шлось ремонтировать и вовсе дедовским спо­собом — с помощью тут же в порту сооружав­шихся кессонов. Идущая от древних водолаз­ных колоколов, конструкция кессона для ремон­та обретала вид открытого и жесткого карма­на-пристройки, прилегающего к поврежденным борту или днищу. Воду откачивали, и в кессон спускались рабочие. Таким способом в 1880 и 1885 гг. были исправлены повреждения корпу­сов императорской яхты (поповки) "Ливадия" в Ферроле и корвета "Витязь" в Петербурге. Так что способ, вопреки тому, что иногда пи­шут, изобретать не потребовалось.

Но рутина прежней неторопливо-эконом­ной организации с постоянной нехваткой ин­струмента, материалов и рабочих ставила пре­пятствия на каждом шагу. Как записывал 1 фев­раля в своем дневнике П.А. Федоров, "построй­ка кессона продвигается, но тихо". Так являл себя главный синдром порт-артурских началь­ников: они не хотели во все вникать.

На корабле тем временем трюмные под ру­ководством П.А. Федорова, используя деревян­ные клинья, цемент и свинец, работали в воде в периоды отливов, когда часть борта обнажа­лась. Надо было прежде всего заделать трещину в жилой палубе. Деятельную помощь в рабо­тах оказывала группа младшего механика В.К. Корзуна. П.А. Федоров сумел преодолеть ру­тинный настрой начальства на распределение георгиевских крестов, выделенных на корабль, по "жребию". Награды за свои действительные подвиги получили хозяева трюмных отсеков Петрухов, Буянов и Любашевский. Себя меха­ник к награде не представлял, а командиру это в голову не пришло. Ход мысли бюрократического ума был, надо думать, весьма прост — как можно награждать офицера за исполнение сво­его долга? Да и не в обычае было отмечать на­градами офицеров второго сорта, к которым относили механиков. Лишь пример Варяга", когда награжден был весь экипаж без исклю­чения, слегка пошатнул стену барского отно­шения к ним.

Но люди трудились, движимые высоким велением долга и собственного спасения. Це­ной неимоверных усилий удалось, заделав па­лубу и откачивая воду, уменьшить осадку ко­рабля на 0,6-0,9 м.

Беды, однако, не отступались. 14 февра­ля пронесшимся над портом крылом тайфуна "Цесаревич" сорвало с мели и понесло вокруг бочки. Оказавшийся на пути "Аскольд" и "Но­вик" спасла лишь молниеносная реакция их вах­тенных начальников — они успели отдать ко­манды потравить якорь-цепи. В этот же день к борту все еще стоявшего в проходе "Ретвизана" подают краном первый только что изго­товленный кессон. Но он при осушении начал деформироваться, и его в полуоткаченном со­стоянии хватило только на то, чтобы переве­сти корабль из прохода в гавань. Здесь кессон стал заполняться водой и кораблю, чтобы удер­жаться на плаву пришлось, дав ход, носом выброситься на отмель. В прилив, вода покрыва­ла палубу, вплотную подступая к башне. Того же приходилось бояться и "Цесаревичу".

Но 16 февраля на нем удалось полностью герметизировать и осушить отсек подбашенного отделения. 19 февраля водолаз Тихомиров из­влек из затопленного отсека тело погибшего Афиногена Жукова. На корабле провели сбор денег для оказания материальной помощи его семье. Обычая посмертного награждения героев тогда еще не существовало.

17 марта П.А. Федоров сделал в дневни­ке заметку по поводу начальственной "социаль­ной" справедливости: "как по трафарету на всех трех кораблях: "Цесаревич", "Ретвизан", "Пал-ладу" старшим офицерам Станислава 2-й сте­пени, старшим механикам Св. Анны 2-й степе­ни, трюмным механикам Станислава 3-й сте­пени". О том же впоследствии писал механику его прежний сослуживец В.К. Пилкин: "Навер­ное, и Вам было обидно видеть, насколько произвольно были распределены награды на "Цесаревиче". Чем при этом руководствовались — совершенно непонятно". Лишь после войны, едва ли не по общему ходатайству офицеров, состоялось решение о заслуженной механиком георгиевской награде.

Продолжая обследовать помещения арсенала и рулевого отделения, водолаз обнару­жил и шесть сломанных задраек от разделяв­шей эти помещения водонепроницаемой две­ри. Так подтверждался подвиг Афиногена Жукова, успевшего, как полагалось, задраить дверь и тем остановить распространение воды. Взамен сорванной с задраек двери П.А. Фе­доров и старший офицер Д.П. Шумов пред­ложили изготовить и с помощью водолаза ус­тановить закладной (из брусьев) пластырь. Но расчет на полное осушение рулевого отделе­ния не оправдался. Вода опустилась только на 2.4 м, где-то еще была течь.

Особо осложняла работы сложная конфи­гурация борта с выкружками для выхода греб­ных валов. Подгонка кессона к борту требо­валась ювелирная. Устанавливать его начали 5 марта (то есть только на подготовку работ потеряли более месяца), а окончательно закре­пили (пришлось его несколько сдвинуть вдоль корпуса) к 16 марта.

С.О. Макаров, прибывший 24 февраля в Порт-Артур в качестве командующего флотом, и 27 февраля докладывающий наместнику об обстановке, отмечал, что "исправление судов из-за недостатка надлежащих средств в порту идет мало успешно". Признать пришлось и тот горький факт, что "техника наша значительно слабее неприятельской, что тяжелым образом сказывается на тактических свойствах эскадры и на работах по исправлению судов". Необхо­димость тратить силы на преодоление множе­ства неполадок технического и организацион­ного свойства (особенно поражен был адмирал безумным расточительством угля, которого некоторые корабли даже на якоре сжигали до 23 т в сутки) сильно мешает, писал адмирал, решению главной задачи — повышению боес­пособности флота.

Погруженность в ремонтные заботы не ос­вобождала "Цесаревич" от участия в порт-артурской пока что лишь оборонительной стра­де. За счет бездействовавшего броненосца на­чали пополнять некомплект на других кораб­лях. На "Петропавловск" перешел младший ар­тиллерийский офицер мичман Б.О. Шишко. С броненосцем он погиб при катастрофе 31 мар­та. На катера "Цесаревича"(из-за их привязан­ности к стоянке в порту) были возложены пер­вые опыты только еще организовывавшегося по инициативе С.О. Макарова траления рейда от мин засорявших его японских миноносцев. В продолжении осады и тралении участвовали (сведения из труда МГШ, т. 2, с. 337) офицеры "Цесаревича" капитан 1 ранга Иванов, лейте­нанты Драгичевич-Никшич, Щетинин, Зельгейм, мичманы Леонтьев, Бабицын, Гадд, ба­рон Фитингоф.

Регулярно выходили катера и в стороже­вые цепи на рейд. В ночь отражения первой по­пытки японцев закупорить эскадру в гавани лей­тенант Н.Н. Азарьев вместе с двумя также вызвавшимися охотниками лейтенантом М.А. Кедровым и мичманом Г.С. Пилсудским по за­данию С.О. Макарова высадились на сбившийся с курса и выбросившийся на мель японский брандер. Офицеры- успели перерезать провод­ники от заложенной в угольных ямах "адских машинок", потушили пожар, лишив ориенти­ровки японские миноносцы. Пушки, снятые с брандера, передали на береговые батареи.

После гибели С.О. Макарова пришлось от­давать людей и для сухопутной обороны кре­пости. Самым большим (36 человек) был десан­тный отряд "Цесаревича", входивший в те два батальона, которые каждый день с 11 февраля с заходом солнца свозились на берег для от­ражения ожидавшейся японской высадки. Вы­сылали и патрули для ловли шпионов, каждую ночь сигнализировавших японцам.

В апреле сформировали роту (96 человек), входившую в состав батальона четвертого ре­зерва. Он должен был оставаться готовым к сбору на берегу по условному сигналу флагман­ского броненосца. Для вооружения дополни­тельных рот, формировавшихся в Квантунском флотском экипаже, передали 142 винтовки. В апреле оказалось необходимым назначать ко­мендоров и на батареи Квантунской крепост­ной артиллерии, где как выяснилось некомп­лект доходил до 500 человек. Так флот, поми­мо своих обширных огрехов и не менее чувстви­тельного некомплекта, заставили расплачивать­ся и за несостоятельность сухопутного коман­дования. Корабль как боевая единица все бо­лее дисквалифицировался.

Тем временем водолазы "Цесаревича" с 18 марта начали очищать осушенные отсеки от ила и обломков. Все более прояснявшуюся картину дополнили расчеты главного кора­бельного инженера порта P.P. Свирского (ав­тора проекта кессона) и французского инже­нера Кудро. Оказалось, что до опрокидыва­ния "Цесаревича" достаточно было прибавле­ния крена на 0,5°. Своим спасением корабль был обязан броневой переборке (она ограни­чила поступление воды внутрь корпуса) и энер­гичному контрзатоплению, которое уже перед самым порогом потери остойчивости успел осуществить П.А. Федоров.

Для уплотнения продолжавшего подтекать контура кессона по предложению руководителя порт-артурской спасатель­ной партии Горста водолазы из мешков, втащенных под кес­сон, выпустили облако опи­лок. Заполнив узкие щели, они отчасти уменьшили поступле­ние воды в кессон. С продол­жавшейся фильтрацией боро­лись с помощью пульзометра (беспоршневой насос, действо­вавший паром).

С 26 марта рваные края пробоин начали очень успеш­но вырезать электрическим ре­заком по инициативе полков­ника А.П. Меллера. Как пред­ставитель Обуховского завода он возглавил в крепости ре­монт артиллерии. 26 апреля начали установку первых шпангоутов, а затем и наруж­ной обшивки. Работы начали приближаться к завершающей стадии, и только тогда началь­ство вспомнило о том, что новейший и сильнейший в эс­кадре броненосец, так и не пройдя полного курса боевой подготовки, к тому же еще и не имеет штатного командира.

После назначения И.К. Григоровича по представлению С.О. Макаро­ва командиром порта (надо было форсированно оживлять эту работу), обязанности командира броненосца временно исполнял старший офи­цер Д.П. Шумов. Его прямому назначению на эту должность мешали непреложные законы ценза. Хотя и бывший со времени постройки старшим офицером корабля и потому в совер­шенстве знавший и корабль, и его людей, Д.П. Шумов был, однако и по службе и по возрас­ту безнадежно "молод".

Преступить это бюрократическое табу не мог даже сам облеченный высокой должностью командующего флотом С.О. Макаров. ГМШ во главе с З.П. Рожественским был шокирован на­значением "не в очередь" слишком "молодого" (44 года) капитана 2 ранга Н.О. Эссена. Он был лишь на один год старше Д.П. Шумова и имел опыт двух лет командования легким крейсером. Адмирала, который, спасая флот, войну и может быть (это поняли много позднее) всю Россию, посмел распорядиться самолично, начали энер­гично "ставить на место".

Словно сговорившись с японцами, "струк­туры" без раздумий одна за другой проваливали все инициативы командующего. Особую историческую повесть могли бы составить эти отказы от экстренного напечатания "Рассужде­ний по вопросам морской тактики", до столь же экстренно требовавшихся заказа и присыл­ки в Порт-Артур миноносцев и подводной лод­ки. Отказали С.О. Макарову и в назначении вместо явно несостоятельного Греве команди­ром Порта-Артура находившегося в Кронштад­те капитана 1 ранга В.Н. Миклухи (Маклая).

Не сочли "сферы" нужным иметь в осаж­денной крепости командира порта, на кото­рого командующий флотом мог бы вполне по­ложиться. Тогда С.О. Макаров и решил дове­рить эту должность находившемуся в Порт-Ар­туре И.К. Григоровичу. Видимо, адмирал по­лагал, что опыт недавней постройки "Цесаре­вича" на европейском заводе поможет ему справиться с портовый порядками. На место командира "Цесаревича" адмирал назначил своего флаг-капитана капитана 2 ранга М.П. Васильева (1857-1904), который командовал в 1895-1897 гг. миноносцем "Сокол", а в 1898-1901 гг. ледоколом "Ермак".

Но тут восстал сам Главнокомандующий, он же наместник его императорского величе­ства на Дальнем Востоке. Он полагал, что более достойным командирства на "Цесаревиче" бу­дет капитан 1 ранга А.А. Эбергард. Судьба рас­судила спор с присущей ей злой иронией: М.П. Васильев, не сумев вступить в командование, погиб как и С.О. Макаров при катастрофе "Пет­ропавловска" 31 марта 1904 г. Эбергарда же, о назначении которого, как того желал наме­стник, уже был выпущен высочайший приказ (отчего это несостоявшееся командование про­ходит через все послужные списки Андрея Августовича), тот же наместник, покидая Порт-Артур 22 апреля (чтобы не попасть в осаду), увез с собой. Теперь ему А.А. Эбергард как опытный штабной работник оказался более нужен в Мукдене.

Только до "Цесаревича" никому уже не было дела. Он по-прежнему оставался под вре­менным командованием старшего офицера, ко­торый, конечно, не мог в должной мере пре­пятствовать начавшему в период командования флотом В.К. Витгефта "растаскиванию" экипа­жа корабля на береговые потребности. Все словно забыли, что кораблю, не имевшему даже той боевой подготовки, что была на кораблях эскадры, скоро придется возглавить флот в бою.

Период общего подъема надежд, энтузи­азма, уверенности в себе и готовности на рав­ных сразиться с японцами, как это было до гибели С.О. Макарова на "Петропавловске" вместе с кораблем, сменился уже до конца не покидавшим эскадру унынием и упадком бо­евого духа. И все это сумел в считанные не­дели совершить второй любимец генерал-адъ­ютанта Алексеева контр-адмирал В.К. Витгефт (1847-1904).

Вполне удобный в качестве послушного начальника штаба, он по сугубо придворным мотивам был назначен временно командовать эскадрой. Официальное издание "истории вой­ны, выполненное ГМШ, как и обширные тома документов, опубликованных в 1907-1914 гг., не оставляют сомнения в исключительно фа­тальной роли выбора, сделанного царским генерал-адъютантом. Не обольщались на этот счет и в Порт-Артуре в дни его обороны. С каж­дым днем всем становилось очевиднее, что бо­лее бездарного и вредоносного командующе­го эскадрой в русском флоте за всю его исто­рию еще не было.

Далеко не отвечавшим требованиям ока­зался и подбор на эскадре флагманов и коман­диров. Все они неоднократно обозначали себя на собиравшихся В.К. Витгефтом совещаниях об образе действий флота и всегда большинство высказывалось за дальнейшее разоруже­ние кораблей и отказ от активных действий в море. Приходится лишь удивляться снисходи­тельности судьбы, которая при столь бездар­ном составе начальствующих лиц не переста­вала предоставлять нам шансы если не на по­беду, то на значительный ущерб противнику.

Но промахи, к несчастью, совершались даже и при С.О. Макарове. При исключитель­ных талантах и организаторских способностях ему, однако, было не под силу преодолеть мощную стену рутины, сложившуюся за предшествующие периоды истории флота. За­давленный грузом вставших перед ним про­блем, он, по-видимому не успел оценить тот огромный шанс на уравнивание сил, который ему предоставляли японцы своими попытка­ми бомбардировать стоянку флота в гавани. Стоило лишь силами всех уцелевших броне­носцев организовать сосредоточенный огонь по пытавшимся обстрелять Порт-Артур япон­ским кораблям, и состав сил двух флотов мог бы уравняться после первой же попытки япон­ской бомбардировки.

Меры были приняты, но недостаточные. Особенно несовершенной была система кор­ректировки огня с береговых постов и спосо­бы передачи целеуказаний. Слишком много энергии адмирал затратил на достижение своей главной цели — подготовку выхода эскадры для боя с японским флотом. Перекидная же стрельба оказалась отодвинута на второй план. И поэтому в первой такой стрельбе 9 марта участвовали только два корабля: "Ретвизан" и "Пересвет".

Но даже и при этой ограниченной по воз­можности стрельбе японские корабли оказались на краю гибели. Каждую минуту очередной на­весной снаряд русских броненосцев мог пора­зить жизненные части кораблей противника. От­чаянно маневрируя и даже пятясь назад, япон­цы поспешили уйти из-под столь неожиданно настигавшего их ответного обстрела из-за гор, окружавших гавань. Как не хватало в тот момент снарядов "Цесаревича" и других бро­неносцев! Но пушки лучшего броненосца эскад­ры в тот день безмолвствовали, хотя кессон у борта не мог мешать его стрельбе.

Правда, С.О. Макаров поразил японцев совершенным в тот день выходом всего флота в море, заявив, что не намерен уступать его про­тивнику. Это была большая моральная побе­да. Но несравненно больший эффект имел бы факт материальных потерь, которые японцы могли бы понести в тот день от перекидной стрельбы из гавани.

Второго промаха судьба адмиралу не про­стила. Недооценка минной опасности, и недо­работка штабных чинов, не настоявших перед адмиралом на тралении фарватера (где ночью были видны японские миноносцы) привели к тому, что с адмиралом и всем его делом воз­рождения флота было покончено утром 31 мар­та 1904 г. С этого дня генерал-адъютант Алек­сеев и его достойный начштаба Витгефт пря­мой дорогой, несмотря на героизм и самоот­верженность моряков, повели флот к гибели.

Возможности сосредоточения огня по одиночным японским кораблям остались неосуще­ствленными и при третьей их перекидной стрельбе, состоявшейся 2/15 апреля 1904 г. На 190 снарядов, выпущенных крейсерами "Ниссин" и "Кассуга" русские ответили всего-то 34. 28 снарядов выпустил "Пересвет", 3 "Севасто­поль", 2 "Полтава" и 1 "Победа". Даже мысль об отмщении за "Петропавловск" не подвигла генерал-адъютанта к решительному и ожесто­ченному нападению на визитеров. Владевший всеми порт-артурскими "флотоводцами" син­дром "неделания" явил себя в этот день во всей

его непристойной наготе. Не захотели восполь­зоваться даже тем уроком откренивания (для повышения дальности стрельбы) который япон­цы преподнесли в той стрельбе.

"Цесаревичу" вместо практики стрельбы, в которой он так нуждался, и на этот раз бо­евой задачи не поставили. И лишь его кате­рам досталось поручение на внешнем рейде — обследовать и затралить японские мины на ме­сте гибели "Петропавловска". Отмеченная бе­лой вехой, словно погребальным крестом, японская минная банка две недели таила сек­рет катастрофы. Траление 14 апреля, выпол­няли два катера "Цесаревича" под командо­ванием лейтенанта А.А. Щетинина и мичма­на А.Н. Сполатбога.

После нескольких галсов часть банки уда­лось нащупать, одна из мин всплыла. При бук­сировки трала снайтовленными борт-о-борт ка­терами в расстоянии 60 м последовал взрыв группы мин, уничтоживший и ранее всплыв­шую. Минный квартирмейстер 2 статьи Неча­ев успел вовремя заметить, как служивший поплавком трала анкерок ушел в воду. Стало ясно, что в трале осталась еще мина. Катера разошлись и мина всплыла за кормой одного из них. Но расстрелять мину на сильной зыби не удалось. Это сделал комендор Матвеев с выз­ванного на помощь третьего катера под коман­дованием лейтенанта В.К. Пилкина. В трале­нии 18 апреля явственно обнаружилась и шед­шая с глубины "масляная струя", обозначавшая точное место гибели "Петропавловска".

Подтвержденное катерами "Цесаревича" наличие минной банки, погубившей "Петро­павловск", побудило наместника приказом № 21 от 16 апреля признать траление как посто­янный род деятельности флота. "Как наиваж­нейшее дело" оно было поручено начальнику обороны рейда и входа в Порт-Артур, кото­рым был недавно прибывший из Черного моря контр-адмирал М.Ф. Лощинский. Непосред­ственное руководство работами и наблюдение за ними возлагалось на командира заградителя "Амур" капитана 2 ранга Ф.Н. Иванова 6-го. В его распоряжение назначались минные крей­сера "Всадник" и "Гайдамак", а также паро­вые катера "Цесаревича", которые в связи с этим особым назначением от сторожевой служ­бы освобождались.

Очень скоро эти скромные тральные силы начали отставать от размаха постоянно усили­вающейся минной угрозы:; Но В.К. Витгефт не делал решительных шагов по превращению тра­ления в новый род боевых сил флота, способ­ных уверенно прокладывать кораблям путь через мины. Это ограничивало возможность ак­тивных действий флота и служило для началь­ника эскадры поводом для оправдания его без­деятельности и безынициативности.

Решительно отвернулись и от дара судь­бы, когда командир заградителя "Амур" выд­винул смелый план постановки мин и столь же смело его осуществил. В.К. Витгефт не разре­шил постановку мин в значительном удалении от берега, хотя это дискредитировало идею по­становки мин на путях маневрирования япон­ских кораблей перед Порт-Артуром.

Но Ф.Н. Иванов не посчитался с запре­том. Мины встали где надо. 1 мая на этих минах подорвались (и один тут же затонул) два японских броненосца. Выйди русские кораб­ли немедленно в море, и участь японского от­ряда была бы решена. Но В.К. Витгефт не за­хотел реализовать тот огромный подъем духа, который вызвала на эскадре японская катас­трофа. Корабли остались в гавани. Шанс уда­рить по врагу в самом его уязвимом месте — по начавшим высадку транспортам и кораб­лям охранения —использован не был. В.И. Семенов в "Расплате" убеждал, что это было вполне возможно.

Хуже того, вообразив себя героями сева­стопольской обороны, оставленные наместником в Порт-Артуре адмиралы начали деятель­но разоружать флот. Их пустые души нимало не смущались тем финалом, какой в итоге разоружения постиг флот в Севастополе. Ничем не отразились в их сознании ни воинская честь, ни великие заветы предков, ни элементарное предвидение. Все эти, как откровенно выразился о них адмирал Г.П. Чухнин (1848-1906), "пе­щерные адмиралы" ни в какую не желали по­нять, что исход войны с Японией решается на море и что без флота победа невозможна. Но директива наместника, данная им в день бег­ства из Порт-Артура, освобождала от долга совести и чести.

Вместо напряженной боевой подготовки на кораблях, как это было в дни командова­ния флотом С.О. Макарова, тысячи матросов были брошены на египетскую работу втаски­вания в гору корабельных пушек. Каждому кораблю было назначены подшефные, им воо­ружаемые и комплектуемые своими людьми ба­тареи крепостного или приморского фронта.

В протоколе об этом, как выразился В.И. Семенов, "акте самоупразднения флота" от 25 апреля отсутствовали подписи не двух, как го­ворится в "Расплате", а шести командиров ко­раблей. Среди тех, кто не согласился с продик­тованной будто бы "честью России" концепцией разоружения флота, был и временный коман­дир "Цесаревича" капитан 2 ранга Д.П. Шу­мов. С кораблей в первую очередь снимали 12 152-мм и 22 75-мм пушки. Иначе говоря, флот сразу лишался целого крейсера . "Ретвизан" и "Цесаревич" обязывались установить на Перепелиной горе 4 152-мм пушки, снятые с "Ретвизана". Отъему пушек "Цесаревича" вос­препятствовала их конструкция, рассчитанная на башенную установку. 2 75-мм пушки "Це­саревича" на Курганной батарее устанавлива­ли силами крейсера "Аскольд", а 4 75-мм на Тыловой батарее силами крейсера "Диана". Ко­ординация и организация этих работ возлага­лась на "Цесаревич".

Следовавшими одно за другим распоря­жениями уточнялись меры по защите кораблей в гавани (прикрытие сходных люков и шахт "дюймовыми листами") и обустройству кора­бельных команд на береговых позициях. Начали устанавливать, прожекторы. Каждый бронено­сец формировал еще и подвижную пулеметную батарею: по пулемету с прислугой. На "Цеса­ревич", "Севастополь" и "Победу" передали об­наруженные в арсенале китайские пулеметы со стволами Маузера.

В числе первых мер кораблям, в частно­сти, предлагалось "купить осликов для сооб­щения с береговым фронтом". И не было кон­ца этим заботам берегового сухопутного обу­стройства, которые все настойчиво оттесняли на задний план интересы корабля. Позиции их на рейде уже с 23 апреля назначались исходя из возможности стрельбы по берегу. Боепри­пасы, считая их достаточно защищенными от выстрелов, оставляли в погребах.

Принимались меры против обезличивания ответственности: хозяева орудий (по два комен­дора на 152-мм пушку и по одному на 75 мм) назначались с тех кораблей, с которых орудия снимались. Работы по оборудованию позиций велись посменно 24 часа в сутки, для чего от кораблей требовалось назначать по одному офицеру и не менее 50 нижних чинов. С кораб­лей отдавали и боеприпасы — до 70 чугунных, 20 картечных, 10 сегментных, 40 фугасных вы­стрелов на одно 152-мм орудие и по 200 чугун­ных снарядов на 75-мм орудие. Пополнять их предполагалось по мере расходования.

Со временем начало выявляться беззабот­ное отношение сухопутных начальников к дар­мовым корабельным орудиям — офицерам флота все чаще приходилось протестовать против малоосмысленной стрельбы по мелким или пря­мо ничтожным целям. Со дня начала передачи орудий на берег "началось большое падение флота как активной силы". Большая часть спе­циалистов-командоров, минеров и гальванеров была взята с судов на форты к орудиям и про­жекторам, также снятым с судов, и команды были исключительно заняты работами на бе­регу по перетаскиванию орудий и по устрой­ству на фортах прикрытий. На судах не было возможности за убылью людей составить сколь­ко-нибудь пригодные боевые расписания и проводить поверочные учения; с трудом попол­нялся запас угля и воды для ежедневного рас­хода на освещение и отопление.

Но ход событий помешал "пещерным" ад­миралам с удобствами отсиживаться в Порт-Артуре. Благодаря их за бездействие, японцы в сжатые сроки и со всеми удобствами прове­ли высадку в Бицзыво (где они в 1895 г. выса­живали свой мортирный парк для осады китай­ского тогда Порт-Артура). 4 мая они начали штурм Киньчжоуских позиций на перешейке Ля­одунского полуострова. Отчаянное сопротив­ление и многие примеры верности долгу и во­инского мужества, проявленные русскими сол­датами и офицерами, не помешали японцам пре­одолеть эти считавшиеся до войны неприступ­ными позиции. 14 мая, предав огню все глав­нейшие с огромными расходами воздвигнутые (во многом за счет средств Порт-Артура) со­оружения, русские оставили так и не состояв­шийся международный порт Дальний. Это был новый подарок, сделанный японцам — они по­лучили передовой пункт базирования, порт высадки осадной артиллерии и войск.

Изменившаяся ситуация заставила В.К. Витгефта созвать 14 мая совещание флагманов и командиров кораблей 1 ранга. Из трех по­ставленных на обсуждение вариантов действий эскадры — прорыв во Владивосток, поиск японцев для решительного с ними сражения и, наконец — передача всех людских и материаль­ных ресурсов на дело сухопутной обороны крепости. ("Севастопольский исход") подавля­ющим числом голосов был избран последний. Особенно ярко позиция крайнего оборончества предстала в мнении начальника отряда броне­носцев (такую должность наместник учредил 17 апреля) контр-адмирала князя П.П. Ухтомского (1848-1910). Явно тяготившийся своими флото­водческими обязанностями, лишь в 1903 г. при­бывший с береговой должности начальника штаба Кронштадтского порта, князь Ухтомс­кий не успел или не хотел вникать во все проблемы эскадры. И главную задачу флота он теперь, после гибели С.О. Макарова, видел в завершении "окончательного оборудования фортов морскими орудиями и личным соста­вом". Прорываться же во Владивосток по его мнению следовало лишь тогда, когда все сред­ства обороны крепости будут на исходе.

Категорически без всяких оговорок, на непременном выходе флота настаивал один лишь командир броненосца "Севастополь" капитан 2 ранга Н.О. Эссен (в первый ранг он был произведен только 7 июня 1904 г.) Такое решение, напоминал он, единственное, кото­рое может помешать японцам "выбросить на берег большую армию, которая в конце кон­цов раздавит Артур".

К этой точке зрения на новом совещании 20 мая присоединился, как ни странно, весь ге­нералитет крепости. Генералы тогда, видимо, в большой степени, чем адмиралы, умели мыс­лить. Комендант крепости Генерального шта­ба генерал-лейтенант К.Н. Смирнов считал, что от флота участия в обороне крепости не тре­буется и что выход эскадры "будет лучшей для Артура защитой". Даже прямым по необходи­мости походом во Владивосток эскадра, по мнению генералов, принесла бы больше пользы, чем если бы оставалась в Порт-Артуре. Но флагманы флота, не задумывались о пара­доксальности своего мышления и оставались при мнении о необходимости помогать обо­роне крепости. И Алексеев, до которого хотя и с запозданием, дошло понимание стратеги­ческой задачи роли флота в той войне, огра­ничивался лишь телеграфными и письменны­ми увещеваниями своего бывшего начштаба. Очень, видимо, не хотелось ему публично при­знавать военную несостоятельность "флотовод­ца" его "школы".

Подстать командующему был и второй флагман князь Ухтомский с его "гуманистичес­кими" теориями о предпочтительности расхо­дования дешевого человеческого материала (русские женщины быстро-де восполнят убыль) ради сбережения дорогостоящих кораблей ( П. Ларенко Страдные дни Порт-Артура. Ч.1., С.-Пб, с. 170). И оба они, как ни в чем не быва­ло, оставались при своих должностях. Намес­тник почему-то позволил им продолжать свою вредоносную, если не сказать прямо предатель­скую, деятельность.

Воспитанные С.О. Макаровым и не все­ми еще утраченные чувства инициативы и пат­риотизма побуждали корабельных офицеров искать выход из складывавшегося нелепого и гибельного для флота положения. В записке, обращенной по существу к долгу чести и гражданского мужества командующего эскадрой, старший офицер "Дианы" капитан 2 ранга В.И. Семенов пытался открыть глаза адмиралу на неизбежность гибели флота, если он будет ос­таваться в осажденной крепости. "Миллионы, затраченные на создание боевых судов, нельзя бросить в виде ржавых и затопленных кузовов, Которые оказались годными лишь для доставки крепости добавочного вооружения. Доставка пушек на грузовых пароходах была бы много дешевле", — писал вчерашний лейтенант (во втором ранге он был с 28 марта) адмиралу. Мнениям офицеров "Цесаревича" можно считать докладную записку, с которой к Витгефту 20 мая обратился флагманский штурманский офицер штаба командующего эскадрой Лейтенант Н.Н. Азарьев 1-й (1868-1904). В ней говорилось: "На флоте лежит охрана всей со­вокупности государственных интересов России на Дальнем Востоке, и потому в сложившейся обстановке он должен, не размениваясь на частные действия под Порт-Артуром, немедленно уходить во Владивосток. Оставаясь же в Порт-Артуре, он будет только истощать их и в результате погубит сам себя. Переходом во Владивосток флот берет инициативу в свои руки, тогда как оставаясь а крепости, он вынужден играть по правилам, которые навязывает ему противник". "Нельзя не видеть,— подчеркивал Н.Н. Азарьев, — что главная цель японцев в том как раз и состоит, чтобы привязать нашу эскадру к Порт-Артуру и покончить с ней с наименьшими усилиями. Между тем, даже выход неполной эскадры задержит японскую армию в ее движении".

Вразумить чрезвычайно "упорного", как называли его все окружающие В.К. Витгефта, в весьма обстоятельной записке 31"мая 1904 г. пытался и флагманский артиллерист эскад­ры лейтенант К.Ф. Кетлинский (1875-1918). На­ходясь также на флагманском броненосце эс­кадры "Цесаревиче", он в известной мере вы­ражал и мнение его офицеров. Он призывал решительно отказаться от всех частных задач, покончить с еще сохранявшемся пренебрежи­тельном отношении к японцам, признать в них серьезного и умелого противника и сосредо­точить все усилия на глобальной задаче ов­ладения морем.

Приводился и подробный сравнительный анализ состава сил, из которого было видно, что подавляющим превосходством японцы не обладают. Вместе с непременным возвращени­ем орудий на корабли предлагались конкрет­ные меры по восполнению утраченных на эскадре знаний и навыков действия оружием и техникой. Флагманский артиллерист напоминал о том, "как скоро забывается то, чему учились, а кроме того, сколько еще необходимых на войне знаний, которым нас не учили".

В частности, он предлагал проверить "до­статочно ли точно определены у нас элемен­ты эскадренного маневрирования — хотя бы радиус, время циркуляции, паритет оборотов машин, угла руля, выяснено ли. в чем срав­нительная сила и слабость нашего флота и вы­года различных строев. Разработаны ли в до­статочной мере разведочная и дозорная служ­ба, к которым неизбежно придется прибегать в море; для всех ли одинаково ясны тактичес­кие элементы артиллерии и мин, точно ли ус­тановлен порядок перехода командования и хо­рошо ли подготовлены заместители команди­ров (тогда мог бы явиться и вопрос о переда­че командования эскадрой. — Р.М-.); достаточ­но ли изучена трюмная система и ясен ли план действий в случае пробоины и т. п." Уроки "Ретвизана" и "Цесаревича" были обозначе­ны в полной мере.

К числу требующих также срочного об­новления "вторых твердых знаний" К.Ф. Кет­линский относил "употребление разного рода снарядов, установку трубок, умение брать по­правки прицела и целика, вообще корректиро­вать стрельбу, обучение замены номеров и т. д." Подспорьем к этому впервые после С.О. Ма­карова предлагавшемуся экстренному курсу военной науки, по мнения К. Ф. Кетлинского, могли бы стать "корпусные курсы тактики Кладо, статья его по справочной книжке Ве­ликого князя Александра Михайловича за 1901 г., статья Хлодовского "Опыт тактики эскад­ренного боя" и расчет Крылова о влиянии за­топления отделений на остойчивость, крен и дифферент. "Выйдя с полными силами, мы ра­зобьем японцев или будем разбиты, но их флот ослабнет настолько, что будет не в силах бо­роться со второй эскадрой... . В бой надо идти, но только с такими силами, чтобы это был бой, а не бойня; чтобы на каждое погибшее наше суд­но приходилось не менее одного японского".

При разборе вариантов боя и разных схем маневрирования указывалось на явные преиму­щества боя на отступление в строе фронта. Счи­тая на стороне японцев четыре броненосца, шесть броненосных крейсеров и пять крейсеров 2-го класса, получалось равенство (10 и 10) в числе 305 и 254-мм орудий, превосходства рус­ских на девять (41 против 32) орудий калибром 152-мм и превосходство японцев на 14 орудий калибром 203 мм. (Насколько впечатляюще изменилась бы эта арифметика, будь в составе эскадры все те корабли, которых она лишилась перед войной по недомыслию ГМШ! — Р. М.).

Но и это японское превосходство, напо­минал К.Ф. Кетлинский, в значительной сте­пени может быть компенсировано преимуще­ствами удобства стрельбы (включая, видимо, и повышение дальности в стрельбе в сравне­нии с догоняющим противником). В заключе­нии говорилось: "Мы сделали все для Артура, что могли и должны были сделать, а теперь, когда исправление судов близится к окончанию, мы должны взяться за выполнение главной за­дачи флота и приложить все усилия, чтобы до­биться этого успеха".

В такой мобилизующей обстановке, готовыми к бою по указаниям флагманских специ­алистов и по собственному пониманию долга службы завершили на "Цесаревиче" столь за­тянувшиеся ремонтные работы.

К концу мая корпус и оборудование всех отсеков были близки к полному восстановле­нию. 20 мая поставили последний лист наруж­ной обшивки и доделывали переборки. Слож­нее была ситуация с системой электрического управления рулем, в которой после 1,5 месяч­ного пребывания в воде сильно упало сопро­тивление обмоток двигателей и генераторов. Полностью перебрать их не позволило отсут­ствие в порту нужной проволоки. Поэтому основным приводом сделали гидравлический, электрическому же отвели роль резервного.