Wundefwaffe

Первая послевоенная компания

 

29 мая 1906 г., продолжая оставаться в Либаве, "суда отряда корабельных гар­демарин", как он тогда назывался, по пред­писанию ГМШ начали кампанию. На "Це­саревиче" подняли брейд-вымпел команду­ющего отрядом капитана 1 ранга И.Ф. Бострема. Для него это был неслыханный взлет карьеры, открывавший путь к адми­ральскому чину.

8 июня три корабля отряда и шедший на Балтийский завод миноносец "Исполни­тельный" снялись с якорей и 11 июня при­были в Кронштадт. Здесь завершили пос­ледние ремонтные работы и переоборудо­вание корабля для размещения учебных классов и жилых помещений для целого вы­пуска двух училищ — Морского корпуса и Морского инженерного училища.

Шла приемка запасов, уточнялись де­тали маршрута плавания, размещались по кубрикам гардемарины. Но прежде чем начать отсчет миль, пройденных в загра­ничном плавании, и тем вступить в новую жизнь, "Цесаревичу" как и остальным ко­раблям, предстояло рассчитаться со своим прошлым.

Оно, вернее его самое невообразимое последствие, явило себя в виде новой вол­ны вооруженных мятежей, постигших Рос­сию в 1906 г. Надо было поставить после­днюю точку в той невыразимо длинной цепи организационных, технических, военных и идеологических провалов, которые безос­тановочно сопровождали первое десятиле­тие правлений Николая II. Многие из этих звеньев представляли собой события всей истории "Цесаревича" — от замысла про­граммы 1898 г. до блистательной мудрос­ти решения императора о разоружении ко­рабля в Циндао.

Непричастный даже к каким-либо на­мекам на социал-демократическое мышле­ние лейтенант А.Н. Щеглов выразился обо всем этом периоде с полной определенно­стью: "Россия пожинала плоды, посеянные за десятки лет ее лукавым и себялюбивым правительством — нельзя угнетать свобо­ды народной, нельзя душить просвещение, ибо в минуту народного бедствия не ста­нет запаса ни истинного патриотизма, ни по­требных для борьбы знаний и мужества". И так уже позволив себе немыслимый радика­лизм, лейтенант не мог, видимо, решиться сделать заключительный вывод о прямой ви­новности режима Николая II в создании ус­ловий для мятежей и революции.

Теперь же, не сумев эти мятежи пре­дотвратить, режим не видел иного решения, как подавить их вооруженной силой. Осу­ществления призыва революционных демок­ратов "К топору зовите Русь" допустить было нельзя. Сберегая жизнь своих поддан­ных, и заблудших, и оставшихся верными престолу, можно было прибегнуть к пере­говорам. Но император, до глубины души уязвленный покушениями на его самодер­жавные права и одержимый обыкновенным страхом, жаждал крови мятежников. Испол­нение экзекуции и поручили гардемаринс­кому отряду. Полной уверенности в благо­надежности команд на кораблях не было. И потому, как это уже приходилось делать на пути из Тихого океана, были проведе­ны выборочные изъятия всех смутьянов и подозрительных.

Наибольшие опасения вызывала "Сла­ва", чей экипаж, в отличие от других ко­раблей, имел малоутешительный опыт близ­кого общения с рабочими. Дело зашло на­столько далеко, что во время стоянки в Ревеле 4 июня часть команды пыталась по­мешать списанию на берег двух унтер-офи­церов, заподозренных в связях с береговыми агитаторами. 9 июля перед уходом из Крон­штадта со "Славы" списали на берег уже 40 матросов. Вовсе не желая кровопроли­тия (как об этом в дни восстания "Очако­ва" не побоялись заявить представители кают-компаний кораблей эскадры в Сева­стополе), пытались его предотвратить и офицеры гардемаринского отряда.

По собственной инициативе гардема­рины всех трех кораблей, с разрешения ко­мандующего отрядом, пытались разъяснить в газетах свое видение совершавшихся со­бытий. Но мятежа избежать не удалось. Ши­роко готовившееся эсерами (и видимо, не без участия большевиков) восстание почти одновременно вспыхнуло в трех местах: 17-20 июля 1906 г. бунтовали батареи и гар­низон Свеаборгской крепости, 19-20 июля бил своих офицеров Кронштадт, 19-20 июля, доставив на борт корабля идейных вождей восстания, матросы сумели овладеть стоявшим в бухте Папонвик (в 60 км от Риги) крейсером "Память Азова".

Носитель единственного на всю Бал­тику георгиевского отличия (в честь доб­лести линейного корабля "Азов" в Наваринском бою) он был флагманским кораб­лем учебно-артиллерийского отряда. Крей­сер оказался в руках мятежников в считан­ные минуты. Для этого, правда, пришлось •убить большинство офицеров и часть кон­дукторов, пытавшихся организовать сопро­тивление. Позор был неслыханный — геор­гиевский корабль изменил долгу присяги. Живописуя великий подвиг революции (чему, приходится признаться, под давле­нием обстоятельств в свое время должен был отдать дань и автор) некоторые изда­ния недавних лет о потерях среди офице­ров упоминали вскользь. Этого требовали официальные понятия о революционной этике. Не пожалели крови и устроители ре­волюции на "Памяти Азова".

Убитый в числе первых офицеров командир корабля капитан 1 ранга А.Г. Ло­зинский (1857-1906) в пору молодости был выдающимся энтузиастом миноносного су­достроения. Командуя строившимся мино­носцем "Сестрорецк", он дал пример его практического усовершенствования и соста­вил обширные рекомендации о мерах по развитию миноносной отрасли.

Старший судовой механик подполков­ник К.П. Максимов (1866-1906), сумел, как теперь выяснилось (P.M. Мельников. "Крей­сер "Варяг". Л., 1975, с. 57), своими исклю­чительными рвением к службе и самоотвер­женным отношением к делу сделать образ­цовыми капризнейшие из всех систем мира котлы Никлосса. Их дальнейшее распрос­транение ("Варяг", "Ретвизан") сопровож­далось авариями (и даже с человеческими жертвами), в то время как на "Храбром" благодаря особо тщательному уходу и не­усыпному надзору они действовали безуко­ризненно. Но на флоте не нашли нужным дать возможность развитию технических способностей этих двух выдающихся офи­церов: они не получили соответствующих их заслугам назначений и должны были пасть от рук собственных классово-ослепленных матросов.

Молодыми, не успев проявить свои способности и таланты, погибли на крей­сере лейтенанты В.А. Захаров (1878-1906), А.С. Македонский (1880-1906), слушатели офицерского класса мичманы М.И. Зборов­ский (1881-1906), Д.Д. Погожев (1882-1906). Два Погожевых Владимир и Дмитрий про­шли через Цусиму, но судьбе и революции было угодно, чтобы Дмитрий был убит на "Памяти Азова". Заодно с офицерами убили матроса Тильмана и кондуктора Давыдо­ва. Не пощадили и врача крейсера докто­ра Соколовского.

В Гельсингфорсе, революционеры словно охотясь за дичью, расстреляли мич­мана Александра Деливрона, вызвавшего­ся спустить поднятый мятежниками на бе­регу красный флаг. В Кронштадте от рук "сознательных" революционных масс по­гибли семь человек. Капитан 1 ранга А.А. Родионов (1851-1906), только что вернул­ся из японского плена после гибели крей­сера "Адмирал Нахимов", которым он ко­мандовал в Цусиме. Спасенного японцами офицера убили в России.

Жертвой умело раздутого большеви­ками пролетарского гнева стали капитаны 2 ранга Д.П. Шумов, тот самый, что герой­ски принял на себя командование "Цесаре­вичем" 28 июля 1904 г., и Л.Э. Доброволь­ский, все предвоенные годы служивший на кораблях Тихоокеанской эскадры. Убили (за исполнение своих служебных обязанно­стей) дежурившего по экипажу и штабс-ка­питана Стояновского. В минной роте, по­винуясь священному чувству пролетарской мести, штыками закололи командира пол­ковника Н.И. Александрова (он приехал проститься с командой перед отъездом к но­вому месту назначения), его жену Алексан­дру Николаевну Якоби и временно коман­довавшего ротой капитана А.А. Врочинского. (В. М. Митрофанов. "Память жизни", Л., 1930).

Всего этого на отряде еще не знали, но с первым известием о восстании в Свеаборге и брожении на стоящих там "Доб­ровольцах" стало ясно, что время уговоров прошло. Порог гуманизма был перейден и в дело вступили законы гражданской вой­ны. 17 июля, в день начала мятежа в Свеаборге, гардемаринский отряд пришел из Ревеля в Биорке-Зунд. Здесь у о. Равица оставили "Славу" для продолжения погруз­ки угля (корабль, видимо, не считали на­дежным), а "Богатырь" и "Цесаревич" 19 июля снялись с якорей для следования в Гельсингфорс.

Держась на входном фарватере (опа­сались атак и, возможно, присоединившихся к мятежникам миноносцев) по створам ма­яка Грохару и собора в городе, корабли без промедления взяли под обстрел укрепления Свеаборгской крепости. Буднично, без лишних слов и эмоций, в вахтенном жур­нале "Цесаревича" за 19 июля/1 августа было записано:

6 час. 6 мин. пополудни. Находясь на траверзе мели Бережных, повернули на Ост и застопорили машины. Боевая тревога.

6 час. 12 мин. Сигнал командующего отрядом (40)(Б6).

6 час. 15 мин. Открыли огонь фугас­ными снарядами по острову Михайловско­му (Кунгсхольм) из 6-дюймовых башен ле­вого борта.

6 час. 20 мин. Сигнал Командующего отрядом (VX). Открыли огонь из 12-дюй­мовых орудий фугасными снарядами по той же цели.

7 час. "Дробь" левому борту, Начали раз­ворачиваться машинами в правую сторону.

7 час. 30 мин. Развернувшись правым бортом к острову Михайловскому и дер­жась на месте машинами, открыли по нему огонь из 12-дюймовых и 6-дюймовых ору­дий фугасными снарядами.

7 час. 50 мин. К крейсеру "Богатырь" подходил крепостной свеаборгский пароход "Выстрел" под белым флагом. Крейсер "Бо­гатырь" остановил его двумя выстрелами. Спустили шестерку и отправили ее для ос­мотра парохода.

8 час. 10 мин. Вернулась шестерка, хо­дившая к пароходу, привезя 18 винтовок, патроны, 6 патронных сумок и пулеметный замок, взятые из крепостной артиллерии Свеаборгской крепости. Пароход встал на якорь у вехи банки Климова.

8 час. 30 мин.— прекратили стрельбу из всех орудий.

9 час. 00 мин. Отбой. Всего выпущено: 31 12-дюймовых и 215 6-дюймовых снаря­дов (в бою 28 июля выпустили 104 и 509).

Впоследствии, как указывают некото­рые источники, немалая часть выпущенных по Свеаборгу снарядов была обнаружена на фортах неразорвавшимися. Вопрос, од­нако, в том, следует ли это обстоятельство отнести к очередному подтверждению не­совершенства боеприпасов, которые флот имел на вооружении во время войны с Япо­нией, или же речь шла о стрельбе умыш­ленно неснаряженными снарядами, чтобы не подвергать строения крепости чрезмер­ным разрушениям. Но в журнале об этом втором варианте упоминаний нет и, значит, приходится думать, что снаряды и вправ­ду были негодными.

Ожесточение уже начатой большеви­ками и эсерами гражданской войны заста­вило, как видно из журналов, и после при­хода парохода продолжать стрельбу. В вах­тенном журнале "Богатыря" говорилось, что на палубе парохода "сухопутные сол­даты стояли во фронт без фуражек и кри­чали о спасении". Здесь бы и подумать о милосердии: прекратить стрельбу и с тре­бованием о сдаче отправить в крепость па­роход с группой тех же солдат.

Но командующий отрядом понимал, что жаждущий крови император его за это не похвалит. Мятежники должны быть раз­давлены безоговорочно ("жестоко нака­зать" — лейтмотив всех мыслей императо­ра тех лет), как это сделали 15 ноября 1905 г. в Севастополе. Там огнем всего флота и береговых батарей, не колеблясь обратили в решето и пылающий костер только что отстроенный и фактически не оказывавший никакого сопротивления крейсер "Очаков". О милосердии не думали. Нужен был эф­фект самого жесткого устрашения. Об этом свидетельствовали и записи в вахтенном журнале "Богатыря".

Из них видно, что на берегу происхо­дила "орудийная пальба на островах Ни­колаевском, Стрелковом и Комендантском, или Инженерном". Иначе говоря, стреляли, не видя перед собой конкретных целей, по пло­щади, исключительно для устрашения. Стреляли, не разбирая ничего вокруг. В обширнейшем, как никог­да, перечне разбитых в рубках, каютах и салонах стекол, зеркал, дверей по­суды и абажуров оказался даже попавший в зону вы­стрелов собственный шес­тивесельный ял № 2.

Что же, может быть и вправду следовало дать за­поминающийся урок всем этим боевикам, трудови­кам, эсерам и бундовцам, что в своей преступной са­монадеянности посмели на бессмысленный и безна­дежный мятеж толкнуть матросов, способных вос­принимать лишь верхушку малопонятных, но таких соблазнительных лозунгов о "свободе и справедливо­сти". Чуть позже казнили и бунтовщиков: обличен­ных в подстрекательствах 17 человек были расстреля­ны по делу о восстании в Кронштадте, 17 за вос­стание в Гельсингфорсе (Свеаборгской крепости) и 18 по делу "Памяти Азова". Десятки были отправ­лены в тюрьмы и на катор­гу (В. М. Митрофанов. "В память жизни", Л., 1930).

Расстрел восемнадца­ти осужденных к смерти "азовцев" совершился в предутренние часы 5 авгу­ста 1906 г. Тела казненных были погребе­ны в море на 30-саженной глубине близ о. Нарген. Остальных осужденных принял на борт транспорт "Лахта" и под конвоем минного крейсера "Воевода" доставил в Кронштадт.

Все эти дни, обеспечивая происходя­щие процедуры суда и казни, гардемарин­ский отряд оставался на рейде Ревеля. В 5 час утра, когда все было кончено, кораб­ли снялись с якорей и проложили курс на запад. Но это не было еще начало большого плавания. В старинной бухте Рогервик (Бал­тийский порт), где еще Петр Великий на­чинал сооружение базы флота, состоялась церемония окончательного разрыва с без­радостным прошлом. Утром следующего дня командам кораблей, выстроенным на шканцах по "большому сбору", был про­читан приказ командующего отрядом с объявлением уже приведенного в исполне­ние приговора суда особой комиссии.

К ночи, словно снимая с себя закля­тие минувших дней, корабли практикова­лись в боевом освещении. После полудня 7/20 августа "Цесаревич", а за ним и "Сла­ва" снялись с якорей для следования в Биорке. Отдельно, догнав в пути и затем уйдя вперед, следовал "Богатырь". Его за­стали уже на якоре у о. Равица, после чего в тот же день вышли всем отрядом в Крон­штадт. В море, поворачивая вправо, про­делали маневр перестроения в обратный по­рядок с "Богатырем" во главе. Подобные маневры, в отличие от практики предвоен­ных плаваний (и чего в походе 2-й эскад­ры никогда не делал Рожественский), ста­новились повседневным упражнениями в плаваниях отряда.

Исполнив тяжкий труд государственно­го служения и навсегда, как тогда казалось, покончив с крамолой, корабли получили, наконец, возможность отправиться в манив­шее всех заграничное плавание. Пройдя череду заполнивших все дни стоянки предпоходных хлопот с бесконечными приемка­ми запасов, доукомплектовав офицерский состав и окончательно разместив по кубри­кам гардемаринов, корабли 19 августа были представлены на Высочайший смотр.

Император был счастлив. Наконец-то и Балтийский флот собственными силами справлялся с крамолой и тем снял с души самодержца тяжкий груз сомнений и стра­хов. Блестящим был вид принарядившихся кораблей, отменной выправкой блистали очищенные от врагов отечества команды.

Неслыханно щедрыми были и после­довавшие за смотром царские милости. Главного отличия был удостоен оправдав­ший надежды императора командующий отрядом И.Ф. Бострем. Ему сигналом с яхты "Александрия" вслед за отбытием им­ператора было приказано вместо брейд-вымпела поднять контр-адмиральский флаг. Высочайшим приказом того же дня командиры "Цесаревича" и "Богатыря" жа­ловались чином капитанов 1 ранга, а ко­мандир "Славы" — орденом Св. Владими­ра III степени. Обер-офицерам (лейтенан­ты и мичманы) изъявлялось монаршее благоволение, гардемаринам — благодар­ность за ревностную службу в течение пред­шествовавших двух месяцев внутреннего плавания.

Нижним чинам объявлялось царское спасибо и назначалось традиционное за от­личный смотр денежное вознаграждение. Старшим боцманам и кондукторам было выдано по 10 руб., боцманам по 5 руб., ун­тер-офицерам по 3 руб., рядовым по 1 руб. Для матросов, имевших знак отличия во­енного ордена (Георгиевский крест), награ­да увеличивалась до 4 руб.

По счастью, суровый опыт войны не позволил офицерам обольщаться награда­ми за сомнительные подвиги подавления мя­тежей, и в большинстве своем они, не ис­ключая командиров и командующего отря­дом, готовились провести предстоящее плавание с действительной пользой для воз­рождения флота.