Вечером 23 января 1904 г. командующий японским Соединённым флотом Х.Того получил императорский указ с предписанием начать военные действия. В полночь на флагманском броненосце «Микаса» состоялось совещание флагманов и командиров, а уже утром, когда ещё не было сделано заявление о разрыве дипломатических отношений, давно приготовившаяся японская армада вышла из Сасебо в море.
Беспрепятственно двигаясь в будто вымершем море и не встречая никаких русских боевых кораблей, японский флот поднялся до широты Чемульпо. Здесь у острова Сингль к Чемульпо повернул, конвоируя транспорты с войсками, отряд контр-адмирала С.Уриу. Главные силы Того с флотилией миноносцев в ночь на 27 января незамеченными подошли к Порт-Артуру. Русская эскадры безмятежно пребывала на внешнем рейде. Некоторые корабли при свете палубных люстр догружались углем до полного запаса. Это без нужды изнурявшее экипажи жестокое правило восполнять запас даже при самом незначительном его расходе было, пожалуй, единственным напоминанием о предвоенном режиме стоянки.
По счастью для русских, японцам не хватило тактической мудрости и размаха: в атаку на русский флот, сам себя освещавший люстрами, миноносцы были брошены не всем наличным составом, а следовавшими один за другим отрядами. После первых же взрывов торпед корабли эскадры немедленно открыли мощный противоминный огонь и до утра успешно отбивали атаки всех последующих отрядов.
«Пересвет», стоявший по диспозиции ближе всех к Тигровому полуострову, оказался вне зоны атаки. Японские миноносцы, шедшие со стороны Талиенвана, успевали разрядить свои аппараты по более близким целям. «Победа» была среди них, но предназначавшиеся для неё торпеды прошли за кормой. Подорванными оказались стоявшие в одной с ней линии броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич». Не пострадал и прикрывавший «Победу» своим корпусом крейсер «Аскольд». Из выпущенных по нему торпед одна попала в стоявший рядом крейсер «Паллада». Атака, на которую японцы делали такую большую ставку, оказалась крайне неудачной.
Ночь прошла в отражении возобновлявшихся с маниакальным упорством, но уже обречённых на неудачу атак очередных групп японских миноносцев. Выучки комендоров и организованности управления на русской эскадре оказалось вполне достаточно, чтобы не подпустить миноносцы на опасную для кораблей дистанцию минного выстрела.
Явившийся наутро с флотом адмирал Того был, надо думать, жестоко разочарован, увидев перед собой все русские корабли. Хотя наша эскадра, немедленно снявшись с якоря, не сразу двинулась навстречу противнику, эта задержка оказалась ей на пользу, заставив японцев ближе войти в зону действия береговых батарей. По той же причине участие в бою смогли принять и подорванные «Ретвизан», «Цесаревич» и «Паллада». Стреляя вначале из носовых орудий, наши корабли в 11 час. 23 мин. повернули за «Петропавловском » на 8 румбов и открыли огонь правым бортом. В 11 час. 30 мин., прикрывая эскадру, открыли огонь и береговые батареи. И нервы Того не выдержали: вместо решительного сражения, о чём он объявил по всей эскадре, ему уже в 11 час. 45 мин. пришлось отдать приказ об отходе.
Броненосец «Победа» (им с 1901 г. командовал капитан 1-го ранга В.М.Зацаренный) после первой съёмки с якоря должен был, как и все корабли, ожидая прибытия начальника эскадры, снова отдать якорь (чтобы не быть снесённым течением на рейде) и вторично снимался с него уже под огнём приближавшегося японского флота. Опередив замешкавшийся с уборкой своего адмиралтейского якоря броненосец «Севастополь », корабль вступил в строй третьим (за «Петропавловском » и «Полтавой»). «Пересвет» под флагом контр-адмирала П.П.Ухтомского по сигналу начальника эскадры (очевидно, чтобы иметь адмирала во главе флота при повороте «все вдруг») занял место концевого. В течение весьма нерешительного боя, продолжавшегося около 45 минут, «Пересвет» выпустил 308 снарядов: 17 10", 86 6" и 205 75-мм, а сам попаданий не имел. Расход снарядов на «Победе» составил, соответственно, 7, 66 и 230. Она получила два попадания: фугасный 12" снаряд пробил борт у правого кормового среза 6" орудия, вызвав внутри помещений множественные, но не имевшие существенного значения повреждения; 76-мм снаряд повредил вьюшку стального троса и паровой катер; были ранены 5 матросов, из них двое смертельно.
«Петропавловск» и «Полтава» выпустили 19 и 12 12" снарядов соответственно и по 68 и 55 6". В них, не принеся серьёзных повреждений, попало всего три и четыре крупнокалиберных снаряда соответственно. После боя «Севастополь», не оценив своей инерции, ударил «Полтаву» в борт и лишь по счастливой случайности не вызвал взрыва вложенной в аппарат по-боевому мины Уайтхеда. Досталось и японцам. При равенстве в числе крупных орудий (считая и действовавшие крепостные 5 10" и 10 6") они имели вдвое больше пушек средних калибров (8" и 6") и потому сделали вдвое больше выстрелов. Эффективность огня получилась, однако, равной. Одним из первых 10" снарядов был накрыт флагманский броненосец «Микаса», за ним ряд опасных попаданий получили остальные корабли. Объявив о получении лишь 11 попаданий, японцы, однако, погрешили против истины. Отрицая потери в артиллерии, они впоследствии проговорились о том, что их броненосцам после боя пришлось уйти во временную базу на юго-западном побережье Кореи для «спешной заделки полученных судами повреждений и замены повреждённых орудий запасными».
Прояви русские стремление навязать японцам более решительное сражение, и исход его мог бы быть иным. Море ещё было свободно от мин, и бояться подрывов не приходилось; у японцев в строю ещё не было двух, в дальнейшем так докучавших русским, броненосных крейсеров «Ниссин» и «Касуга» с их невероятно дальнобойной артиллерией. Стреляли японцы, как показал бой, ничуть не лучше русских. Как справедливо замечал в уже упоминавшемся письме участник обороны Порт-Артура П.В.Воробьёв, «обстоятельства морского боя были для нас наиболее благоприятны, чем когда-либо впоследствии в Жёлтом море». Японская эскадра находилась вдали от своей базы, русская — наоборот могла вернуть повреждённые после боя корабли в Порт-Артур. «Затем, когда бы бой затянулся до темноты, могли бы состояться и наши минные атаки, и война тогда могла бы обернуться иначе. Но... как было, так и было». Уцелевший русский флот не позволял осуществить планы подготовки штурма Порт-Артура и захвата господства в море. Потерпев неудачу в первом бою, японцы решили закупорить эскадру в гавани. Первую такую атаку в ночь на 11 февраля 1904 г. сорвал «Ретвизан».
Опять по счастливой для эскадры случайности броненосец, возвращаясь в гавань после подрыва торпедой 27 января, оказался на мели в проходе и всей мощью своего огня (выпустив 935 снарядов) встретил подкравшиеся в ночи пять японских пароходов-брандеров. В блестящем отражении атаки брандеров и прикрывавших их миноносцев приняли участие и два паровых катера «Пересвета». Командовал ими мичман В.А.Беклемишев. Назначение вице-адмирала С.О.Макарова командующим Флотом Тихого океана и вовсе грозило лишить Того всех шансов на успех. Новый русский командующий заставлял японских адмиралов со страхом ожидать наступления каждого следующего дня. Им было чего бояться. Не считаясь с превосходством сил противника, С.О.Макаров при каждом его появлении незамедлительно выводил свою эскадру в море, демонстрируя неустрашимость и готовность без промедления и насмерть схватиться с коварным врагом. Каждый такой выход адмирал использовал для интенсивного обучения командиров умению маневрировать и вести бой. За месяц командования флотом С.О.Макаров шесть раз выводил его в море. Каждодневно происходило чудо нарастания боевого духа и боеготовности кораблей. Сравнивая два периода в жизни эскадры, старший минный офицер «Пересвета» лейтенант Кротков 1-й говорил, что ещё до войны и с началом её «настроение у офицеров и команды было отвратительное и никто ни разу не сделал попытки подбодрить и поднять дух». Всё шло по заведённому до войны шаблону, когда даже стрельбы «старались скомкать и выполнить номер поскорее... ». Лишь приезд С.О.Макарова «оживил флот и дал толчок личной инициативе».
«Каждый командир, каждый специальный офицер, каждый заведующий отдельной, хотя бы маленькой, частью на корабле должен ревниво, как перед Богом, как на Страшном суде выискивать свои недочёты и все силы отдавать на их пополнение... Выворачивайте смело весь свой запас знаний, опытности, предприимчивости. Старайтесь сделать всё, что можете. Невозможное останется невозможным, но всё возможное должно быть сделано». Личный пример адмирала и неутомимая энергия, целеустремлённость и личное обаяние совершили, без преувеличения, переворот в сознании людей, пробудили в них подлинное, а не показное, рвение к службе, стремление совершенствовать технику и вооружение, обучение и подготовку экипажей кораблей.
Энергия адмирала преодолела даже косные порядки порта: его флот совершил почти что немыслимое, начав выводить все корабли эскадры в море в течение одного периода прилива, а затем — даже и во время одной малой воды. Вместе с интенсивными тренировками корабельных артиллеристов и тактическим обучением офицеров и командиров начинают совершаться разведочно-поисковые экспедиции миноносцев и первые опыты траления мин. Организуется сторожевая служба на внешнем рейде крейсеров и канонерских лодок, оборудуются места их стоянки. В ответ на предпринятый японцами 26 февраля обстрел порта и стоявших в нём кораблей огнём броненосцев из-за горы Ляотешань начинается разработка способов такой же, названной «перекидной» (по невидимой цели), стрельбы с кораблей эскадры. Ответную стрельбу готовила на броненосце «Пересвет» комиссия из артиллерийских офицеров всех броненосцев под председательством П.П.Ухтомского. Сложность состояла в организации корректировочных постов на вершинах гор и телефонной связи между ними.
4 марта на корабли разослали секретный приказ, разработанный в штабе командующего, с приложением «Инструкции для похода и боя». В этом первом в истории флота своде тактических наставлений был обобщён опыт С.О.Макарова на основе его труда «Рассуждения по вопросам морской тактики». Маневрирование флота должно было происходить по упрощённому своду из 18 однофлажных сигналов. К приказу прилагалась разработанная флагманским артиллеристом «Инструкция для управления огнём в бою». Не были забыты ни радио, ни маскировочная окраска. 7 марта был объявлен разработанный на «Пересвете » порядок перекидной стрельбы. Её выполнение возлагалось на главный калибр «Пересвета» и «Победы».
«Ретвизан» должен был стрелять из кормовой башни; при появлении неприятеля в Голубиной бухте в стрельбу включался и «Цесаревич». Готовились активные действия миноносцев по перехвату японских транспортов с войсками в открытом море и на их предполагавшейся стоянке (позднее выяснилось, что это суда плавучей базы Того) близ устья река Пинг-Янг (в 180 милях от Порт-Артура). Планировалось заградить минами подходы к портам Гензан, Чемульпо, Цинампо. Торжеством успешно осуществлявшихся мер по активизации флота ознаменовался день 9 марта. Ночью командующий флотом присутствовал при отражении канонерской лодкой «Бобр» атак японских миноносцев на сторожевые корабли, охранявшие вход в гавань, а утром впервые в практике флота вывел его на внешний рейд во время малой воды. Оставленные в гавани «Ретвизан» и «Победа» неожиданным перекидным огнём сорвали попытку японцев ещё раз из-за гор обстрелять город и порт. Русские снаряды ложились около приблизившихся к Ляотешаню броненосцев «Фудзи» и «Ясима», грозя с минуты на минуту «достать» их гибельным попаданием в машины или погреба боеприпасов. Отчаянно маневрируя, японские корабли поспешили вернуться к своим главным силам. Того уже начинал бояться, что ему не устоять перед атакой вышедшей на рейд русской эскадры, к которой успела присоединиться окончившая стрельбу «Победа». Отличные действия моряков этого броненосца были отмечены георгиевскими крестами. Ими адмирал С.О.Макаров наградил комендоров Акима Толмачёва и Семёна Шкурку, старшего гальванёра Осипа Колбина, сигнального квартирмейстера Максима Кузьмина. Такие же награды получили пять матросов-специалистов с «Ретвизана» и корректировавший стрельбу машинный квартирмейстер Квантунского флотского экипажа Алексей Потапов.
Труднее всего давались кораблям эволюции в море, не раз создававши угрозу столкновения. Назначенный С.О.Макаровым на «Пересвет» вахтенным начальником лейтенант С.Н.Тимирёв вспоминал, что адмирал после первого выхода «пришёл в ужас» и говорил своим штабным: «при таких обстоятельствах, конечно, мы не можем вступить в бой с японцами; нужно раньше выучиться держаться в строю».
Пришлось командующему флотом пойти на крайние, почти рассорившие его с наместником меры, в результате которых, как вспоминал лейтенант Тимирёв, «многие цензовавшиеся командиры были заменены более молодыми и способными». Был смещён допустивший уже второе столкновение при маневрировании командир броненосца «Севастополь» капитан 1-го ранга Н.К.Чернышев. Его сменил отличившийся в качестве командира «Новика» капитан 2-го ранга Н.О.Эссен. Также дважды виновного в столкновениях командира «Пересвета» В.В.Бойсмана адмирал предполагал заменить уже вызванным в Порт-Артур капитаном 2-го ранга Н.А.Кроуном. Явно не обеспечивавшего управление и деятельность портовых служб командира порта контр-адмирала Н.Р.Греве С.О.Макаров просил заменить капитаном 1-го ранга В.Н.Миклухой (он командовал на Балтике броненосцем «Адмирал Ушаков »). Греве устроили на такую же почётную должность командира Владивостокского порта, а в вызове В.Н.Миклухи из Кронштадта командующему отказали. Много сил, энергии и времени С.О.Макаров тратил на то, чтобы претворить в жизнь свои замыслы, но всё же не мог (и не смог бы) преодолеть противодействие высшей правящей бюрократии. Так, не удалось добиться продолжения похода на Восток отряда А.А.Вирениуса. Сопротивление министерства встретили и предложения командующего флотом о немедленной присылке в разобранном виде находившихся в Кронштадте восьми миноносцев типа «Циклон», о заказе фирме Нормана во Франции «40 миноносок малого размера», о присылке в Порт-Артур из Петербурга подводной лодки «Дельфин», о заказе сверхмощной радиостанции, о снятии вздорного запрета Главного артиллерийского управления применять для орудий приморских батарей полноразмерные заряды (под предлогом сбережения от износа).
В условиях фактического блокирования сверху всех его усилий командующий флотом не переставал мужественно выполнять свой долг. Начала давать результаты и агентурная разведка, предупредившая о готовящейся японцами новой попытке закупорить эскадру в гавани. Все четыре парохода-брандера, явившиеся ночью на рейд, были, несмотря на отчаянные действия ведших их экипажей-смертников, потоплены вне корабельного фарватера. В отражении атаки отличились и находившиеся в охране рейда два паровых катера с броненосцев «Полтава» и «Победа» (катерами командовали мичманы И.И.Ренгартен и Н.М.Шимановский). Наутро 14 марта С.О. Макаров вывел эскадру в море, заставив державшегося поблизости Того убедиться в безрезультатности задуманной им операции.
На случай применения будто бы готовившихся японцами пароходов, заполненных керосином, на броненосце «Победа» по заданию командующего флотом построили из железных листов особый защитный бон. Опыты с разливающимся и подожжённым керосином показали, что такая диверсия серьёзной опасности не представляет. Усилив ещё раз оборону входа в гавань затоплением двух пароходов на внешнем рейде, 29 марта командующий совершил новый тренировочный поход с эволюциями эскадры в море. Инициатива ускользала от японцев, и они уже более двух недель не появлялись под Порт-Артуром. В этот ясный солнечный день, как вспоминал И.И.Ренгартен, вся эскадра «убороздила спокойную воду огромного Артур- ского рейда; миноносцы легко рыскали между колоссами линейного флота. Было светло, ярко, весело от сознания своих сил: жалели, что на горизонте не было ни одного неприятельского корабля».
Близился срок предстоящей открытой схватки с японским флотом. 30 марта адмирал отправил отряд миноносцев к островам Эллиот, где они в случае обнаружения десантной флотилии противника (о подготовке которой сообщила агентура) должны были ночью её атаковать. При этом командующий рассчитывал днём подойти к островам со всем флотом, чтобы докончить разгром десанта или вступить в бой с главными силами Того. Ожидая результатов похода миноносцев, С.О.Макаров, несмотря на то, что накануне уже провёл на рейде бессонную ночь, вновь появился 30 марта на судах охраны рейда. Около 22 час. 20 мин. в лучах прожектора Крестовой горы обнаружились весьма невнятные силуэты. Особенно мешала сетка мелкого дождя, ярко освещенная прожекторами. Казалось, что подозрительные силуэты то стоят неподвижно, то бродят взад и вперёд по одному и тому же месту. Наблюдал за ними и несколько раз поднимавшийся на мостик С.О.Макаров. Но с предположением, что это могут быть японские минные заградители, адмирал не согласился. Он считал, что это, скорее всего, отбившиеся от своих отрядов миноносцы. Так в сознании адмирала не ко времени проявило себя сомнение в исполнительности доверившегося ему флота. Наши миноносцы, как выяснилось, следуя полученному указанию, ночью к рейду не подходили... Затем адмирал всё-таки добавил: «Прикажите точно записать румб и расстояние. На всякий случай, если не наши, надо будет завтра же, с утра, протралить это место. Не набросали бы какой дряни».
Наутро адмирал, прибыв на флагманский «Петропавловск », был безраздельно поглощён экстренным выводом флота в море, где японские крейсера расстреливали отставший от отряда миноносец «Страшный»; после его гибели японские крейсера начали отход. Решив принять бой под прикрытием береговых батарей, командующий во главе флота двинулся навстречу показавшимся впервые за последние две недели главным силам японцев. Но Того боя не принял и стал отходить. Наши корабли повернули к внешнему рейду и начали, как это не раз делали (и что, по-видимому, не осталось незамеченным японцами), следуя за «Петропавловском », описывать «восьмёрку». В 9 час. 39 мин. утра в расстоянии около двух миль до Тигрового полуострова «Петропавловск» содрогнулся от двух огромной силы внутренних взрывов. Всё было кончено в 75-100 секунд. С оторванной полностью носовой частью броненосец, высоко подняв корму с работавшими гребными винтами, стремительно исчез с поверхности моря. Погибло более 600 человек. Спасти удалось 79 моряков. Адмирала среди спасённых не было. Погибли не только люди и корабль, но и надежды России на выигрыш в войне, а с ним и на возможность гарантированно спокойного развития страны. Ибо, несмотря на то, что России продолжали выпадать шансы изменить ход войны, из всех имевшихся тогда адмиралов правящая верхушка не сумела найти ни одного, кто мог бы эти шансы реализовать. В командование флотом вступил младший флагман контр-адмирал П.П.Ухтомский. Разворачивавшаяся, чтобы вступить в кильватер флагманскому кораблю, «Победа» в 10 час. 10 мин. правым бортом коснулась мины. Центр взрыва пришёлся на 4,88 м ниже ватерлинии, в расположении носовых угольных ям, но, по счастью, детонации во встроенных в них патронных погребах не произошло. Пробоина, как выяснилось позднее, имела протяжённость (от 54-го до 58-го шпангоута) до 7,3 м, высоту 4,88 м. В затопленные две угольные ямы и два бортовых коридора поступило до 550 т воды, но переборки держали надёжно, и крен, в течение двух минут достигший 6°, больше не нарастал. Корабль своим ходом вошёл в гавань.
Японцы сделали постановку мин активной, то есть у чужих берегов, а в качестве заградителя использовали пароход «Кориу-мару». Как писал участник обороны Порт-Артура М.В.Бубнов, этот пароход «в сопровождении большого числа эскадренных и нумерных миноносцев» и выполнил ту постановку, за которой наблюдал и в которую, несмотря на уверения окружавших его офицеров, не поверил С.О.Макаров. Было бы очень просто повторить встречающийся в литературе упрёк погибшему адмиралу, который почему- то «не поверил», «не вспомнил», «не распорядился ». Однако никто из окружения адмирала не напомнил, не взял на заметку и не настоял на том тралении, о котором адмирал тогда же на «Диане» отдал приказ. Очень возможно, что он мог считать этот приказ уже исполненным, а потому, может быть, в суматохе приготовлений к выходу флота в море о нём и не вспомнил.
Гибель «Петропавловска» остаётся на совести тех чинов штаба, что были с адмиралом на «Диане». Она должна была бы лечь на совесть командира «Дианы», который даже в море мог поднять сигнал «флот идёт к опасности ». Она, конечно, осталась и на совести сопровождавшего тогда адмирала великого князя Кирилла Владимировича, начальника военно-морского отдела штаба командующего. Запутанной и долгой была цепь всех местных и петербургских недоработок и губительной для эскадры системы наместнического управления, чтобы в отведённое ему судьбой безумно короткое время адмирал мог бы всё предусмотреть, обо всём вспомнить и дать нужные распоряжения... 2 апреля прибыл в Порт-Артур адмирал Е.И.Алексеев, который по высочайшему повелению принял на себя командование флотом, подняв флаг на эскадренном броненосце «Севастополь».Флагманским кораблём контр-адмирала П.П.Ухтомского стала повреждённая «Победа».
Вовсе не собираясь выводить флот в море, Алексеев тем не менее хотел «командовать» им из-под флага на боевом корабле. «Это только для видимости! Этот в бой не пойдёт!» — передавал В.И.Семёнов открыто высказывавшееся тогда мнение флотской молодёжи. Явление нового «командующего» принесло с собой начавший быстро восстанавливаться дух придворного угодничества и чиновно-бездушного формализма. В целях ли охраны высочайшего слуха от беспокоящей стрельбы или из примитивного желания сломать всё, что успел сделать на эскадре С.О.Макаров, учебные стрельбы на кораблях почти прекратились, а вскоре, в связи с передачей орудий с их комендорами на сухопутный фронт, их уже и не было возможности проводить. Началась дисквалификация флота. Падение боевого духа на эскадре проявилось уже при отражении состоявшейся 2 апреля перекидной стрельбы. Казалось бы, желая отомстить за гибель командующего флот, не жалея снарядов, должен был, используя созданную Макаровым систему корректировки, обрушить на противника лавину снарядов, дававшую шансом навесным попаданием разом покончить с каким-нибудь японским броненосцем. Но, увы, стрельба велась вяло. На 190 снарядов, выпущенных японцами, русские корабли ответили лишь 34 выстрелами. Героем был броненосец «Пересвет», выпустивший 10 фугасных и 18 чугунных снарядов. Огнём руководил старший артиллерийский офицер лейтенант М.М.Римский-Корсаков. Обе башни: носовая мичмана А.В.Салтанова и кормовая мичмана Н.Ф.Винка стреляли по обеим группам разделившегося японского флота — в Голубиной бухте и за Ляотешанем. Стреляли в пределах маневрирования японцев — на расстояния от 75 до 90 кб. Отличился мичман Салтанов: его башня так удачно накрыла «Ниссин» (или «Касугу»), что японцы, взяв крейсер на буксир и прекратив стрельбу, ушли в море. Счастливо отделался и «Пересвет»: снаряд, ударивший в броню подводной части, не разорвался и никаких повреждений не нанёс. Стрельба выявила и неутешительные для отечественных башен результаты. На «Полтаве» и «Севастополе» (они сделали 3 и 4 выстрела) при предельном угле возвышения 15° дальность стрельбы из башенных 12" орудий составила лишь 75 кб, что не позволяло состязаться с японцами, державшимися на большем расстоянии. При одном из таких запредельных выстрелов на «Севастополе » (из-за конструктивного дефекта и недосмотра экипажа) произошла настолько существенная поломка станка правого носового орудия, что оно уже не смогло стрелять до конца войны. Чугунный снаряд при этом выстреле, словно предостерегая от применения впредь этих негодных продуктов «экономии», вылетев из ствола, разорвался над собственным рейдом. На «Пересвете» башенные установки также оказались в состоянии, близком к критическому. Сильнейшие сотрясения корпуса при углах возвышения 25-30° заставляли бояться за прочность конструкций, а действие то и дело отказывавшейся из-за этих сотрясений электрической подачи удавалось восстанавливать лишь благодаря отличной квалификации и самоотверженной работе гальванёров, быстро устранявших происходившие множественные неполадки. Так приходилось расплачиваться за тот «щадящий» режим, в котором было принято испытывать корпус и установки стрельбой после постройки корабля. Исходя из опыта этой стрельбы командир «Пересвета» В.А.Бойсман полагал, что из-за риска поломок стрелять на расстояния больше 90 кб броненосец не должен.
Готовясь к высадке на Квантун и всё ещё опасаясь русского флота, японцы в ночь на 20 апреля предприняли особенно масштабную, с участием 12 брандеров, операцию по закупорке входа в Порт-Артур. Уже приобретённый опыт и усиленные меры охраны позволили сорвать диверсию. В эту ночь отличились находившиеся в охранной цепи около сторожевой канонерской лодки «Гиляк» минные катера броненосцев «Победа» (командир прапорщик Н.Добржанский) и «Пересвет» (командир мичман В.А.Беклемишев). Успех флота был обесценен нелепой хитростью наместника: факт срыва японской диверсии было приказано скрыть. Корабли, вопреки обычаю С.О.Макарова, в море не выходили. И японцы, уверовав, что русский флот нейтрализован, без боязни приступили к высадке на Квантунский полуостров. Осуществлялась она 23-30 апреля 1904 г. в той же местности у селения Бицзыво, где японцы в 1894 г., готовясь к штурму китайского тогда Порт-Артура, высаживали свой мортирный парк.
Но вместо того, чтобы вести флот к месту высадки, Е.И.Алексеев постыдно, прикрываясь «высочайшим соизволением », бежал из готовой вот-вот оказаться в блокаде крепости. Оставаясь верным себе, он «на прощание » отдал флоту два гибельных распоряжения. Не дожидаясь прибытия к месту службы нового командующего флотом Н.И.Скрыдлова, наместник временно назначил на эту должность своего прежнего начальника морского штаба контр-адмирала В.К.Витгефта, типичного штабного работника, никогда не командовавшего соединениями кораблей и не обладавшего талантом флотоводца, но послушного исполнителя. Ему было отдано второе распоряжение — о разоружении флота. Казалось немыслимым оставаться в бездействии и смиренно ждать, когда японцы, совершив высадку, блокируют Порт-Артур и превратят его в мышеловку для флота. «Эскадра глухо волновалась, — писал В.И.Семёнов, — возбуждение росло. В самом деле: у нас было три исправных броненосца (повреждения «Севастополя » не мешали ему при Макарове выходить в море 5 и 28 марта), один броненосный и три лёгких крейсера 1 ранга, один крейсер 2 ранга, четыре канонерки и более 20 миноносцев. Казалось бы, с такими силами можно предпринять что-нибудь против высадки, происходящей от нас на расстоянии 60 миль!»
Но верный паладин наместника хранил молчание, а когда высадка стала свершившимся фактом, приступил к действиям. Состоявшееся 25 апреля 1904 г. совещание во исполнение директивы Е.И.Алексеева под председательством начальника Квантунского укреплённого района генерал-лейтенанта А.М.Стесселя разработало план разоружения кораблей эскадры. Ликвидацию кораблей как боевых единиц с передачей их пушек на сухопутный фронт признали «делом первостепенной важности не только в смысле защиты чести России, но и в смысле благоприятного для нас исхода всей войны как на суше, так и на море, а потому флоту надлежит всеми силами содействовать сухопутной обороне как людьми, так и вооружением, ни в каком случае не останавливаясь на полумерах», — говорилось в этой программе оприходования имущества флота. Исключая 12" и 10" орудия (их всё же оставляли для перекидной стрельбы), остальные пушки, «как и личный состав, при них состоящий», предполагалось свезти на батареи, «которые есть время ещё возвести», хотя бы вчерне. Более мелкие, вплоть до пулемётов, также с личным составом, распределяли «на оборонительной линии между фортами и укреплениями». В дело должны были пойти и корабельные прожекторы. «Лишь таким образом, — говорилось в протоколе, — флот может намного усилить береговую оборону, приняв полное участие в защите крепости, отстоять свои корабли и выполнить долг перед Царём и Родиной».
Запоздало опомнившись или, может быть, испугавшись ответственности перед Николаем II, наместник вдруг начал требовать прорыва эскадры во Владивосток, но вошедшие в роль героев Севастопольской обороны командиры кораблей в своём большинстве, во главе с командующим уже не поддавались ни на какие увещевания наместника. Он стал жертвой им же созданного порядка и бездумно отданной директивы. 24 апреля (то есть до пресловутого совещания) с кораблей, пока что без всяких объяснений, уже успели доставить на позиции 4 6" орудия, ещё четыре, как сообщал Витгефт, находились в пути. Дело пошло столь энергично, роль главного снабженца при генерале А.М.Стесселе так пришлась по вкусу командующему эскадрой, что он, не видя простора для дальнейшей деятельности, 29 апреля 1904 г. запросил у наместника санкции на полное разоружение крейсеров.
Тот, спохватившись, ответил: «Ни под каким видом — орудия оставить на крейсерах и «Пересвете». Неизвестно, какое назначение для «Пересвета» виделось Е.И.Алексееву, но об использовании крейсерских качеств кораблей этого типа в Порт-Артуре не вспоминали. Весь флот был поглощён землеройно- гужевыми работами. Матросов сотнями впрягали в гужи для втаскивания по предварительно проложенным рельсам пушек на крутые склоны гор. Остававшиеся на кораблях едва справлялись с поддержанием в исправности (почти что на уровне консервации) систем и механизмов.
По приказу, отданному начальником эскадры 25 апреля, 4 6" орудия «Победы» устанавливались на Угловой горе (рабочую силу выделили « Победа » и «Полтава »). Четыре 6" орудия «Пересвета» на вершине Ляотешаня ставили экипажи «Севастополя» и «Пересвета ». Шесть 75-мм пушек «Победы» ставили на временное укрепление №5 и Курганную батарею. Следом переправлялись в горы мелкие пушки, пулемёты, прожекторы. С их прислугой уходила с кораблей и немалая часть офицеров — тех самых, от некомплекта которых корабли страдали всё время. Чуть позднее адмирал И.К.Григорович (ставший командиром порта) с убеждённостью радетеля службы и обороны крепости настаивал на незамедлительном возвращении на сухопутную батарею лейтенанта Винка, которого весьма неразумно и во вред обороне вернули было на корабль для боя 28 июля. Тот факт, что без лейтенанта «Пересвет » оставался лишь с одним артиллерийским офицером (вместо трёх по штату), адмирала, видимо, ничуть не трогал.
Между тем судьба, продолжавшая благоприятствовать русским, готовила им редкую удачу. 1 мая благодаря инициативе командира заградителя «Амур» капитана 2-го ранга Ф.Н.Иванова, поддержанной начальником Минной обороны контр-адмиралом М.Ф.Лощинским (В.К.Витгефт предпочёл уклониться от отдачи собственного распоряжения), в море было поставлено минное заграждение. Не считаясь с ранее высказывавшимся мнением командующего, Ф.Н.Иванов решил сделать заграждение активным и установил мины на путях маневрирования японской блокирующей эскадры.
Утром следующего дня (2 мая) в виду Порт-Артура в расстоянии около 10,5 миль появились японские броненосцы «Хацусе», «Сикисима» и «Ясима». Первым подорвался «Хацусе», за ним «Ясима». Ошеломлённые японцы застопорили машины, стали спускать шлюпки. А когда «Хацусе» начал приближаться к «Ясиме», последовал новый взрыв огромной силы. Броненосец окутался паром и в течение минуты исчез с поверхности моря. Картина очень напоминала гибель «Петропавловска ».
Русские моряки рвались в бой: «На рейд! На рейд! Раскатать остальных!» — этот клич, громогласно гремевший по всем кораблям, должен был, казалось, оторвать от берега приросшую к нему эскадру и совершить новое чудо пробуждения макаровского наступательного духа. Но В.К.Витгефт с его «упорным» характером уже принял решение — эскадра не вышла. Спрятавшись за смехотворным оправданием, он погубил очередной шанс на победу. «Как раз в этот день, — напоминал В.И.Семёнов, — десантная армия японцев окончательно отрезала Порт-Артур. Что было бы с ней, если бы мы, не говорю уничтожили, но хотя бы разбили и прогнали спутавшуюся, растерянную эскадру, истребили транспортный флот, сожгли и разрушили, под прикрытием наших орудий, запасы, выгруженные в Бицзыво?».
Переломным моментом огромной значимости считали это событие и авторы выпущенного в 1912 г. официального труда Морского генерального штаба (МГШ).
По их мнению, главнейшей задачей эскадры, невзирая на потери, было создание препятствий высадке японцев на материк, пресечение возможностей снабжения с моря высадившихся в Корее и приближавшихся к Порт-Артуру войск. Офицеры МГШ подчёркивали, что от активности эскадры в этот момент «непосредственно зависело всё дальнейшее течение событий, а может быть, и весь исход кампании».
Однако было избрано другое решение — закупориться в Порт-Артуре, разоружать корабли и обманывать себя намерениями в будущем, собравшись с силами, перейти к активным действиям. Эту самоубийственную «стратегию», заранее отказываясь от попыток помешать японской высадке и решившись на разоружение кораблей, предписал эскадре не кто иной, как наместник. В.К.Витгефт стал лишь добросовестным исполнителем этих предначертаний. Не на высоте оказались и случайно, игрой ценза, занесённые на эскадру флагманы и командиры. Вот почему так и не состоялось создание из двух, словно самой судьбой сохранённых в боеспособном состоянии, «броненосцев-крейсеров » и всех крейсеров ударного маневренного соединения, которое под прикрытием двух других броненосцев вполне могло бы осуществить все те активные операции, которые назывались в работе офицеров МГШ и необходимость которых сознавали даже рядовые офицеры эскадры.
События на суше развивались столь же бездарно, как и на флоте. Позиция под Кинчжоу (Цзиньчжоу), за спиной которой находился с огромным размахом сооружавшийся порт Дальний, ни под каким видом не могла быть отдана противнику. На деле её укрепления, в неприступности которой генералы когда-то до войны уверяли В.К.Витгефта, оказались фиктивными, а командовавший обороной генерал А.В.Фок не скрывал своего намерения поскорее отвести войска под защиту «крепостных стен» Порт-Артура. Бои за перешеек и город Кинчжоу начались 4 мая. Несмотря на отчаянную храбрость и массовый героизм русских солдат и отрядов моряков, подавляющие силы японцев при активной поддержке с моря захватили эти позиции. Роль флота свелась к эпизодическим обстрелам японских позиций канонерской лодкой «Бобр» и миноносцами, высылавшимися из Порт-Артура. От более активных действий В.К.Витгефт отказывался, по-прежнему ссылаясь на минную опасность. 14 мая русские, отступая, подожгли Дальний. Начался отсчёт срока агонии Порт-Артура. Порт Дальний стал пунктом приёмки осадной техники, войск и вооружения, а также передовой базой японского флота.
Изменившаяся ситуация заставила командующего эскадрой (по заведённому им обычаю) созвать в этот день совещание флагманов кораблей 1-го ранга. Из трёх поставленных на обсуждение вариантов действия эскадры: прорыв во Владивосток, поиск японского флота и решительное с ним сражение, содействие всеми имеющимися силами сухопутной обороне — был избран последний. Большинством голосов признавалось, что флот является одним «из главных факторов защиты» крепости, а потому должен принять в ней «самое активное участие».
Прорываться же во Владивосток и вступить в бой с противником, не считаясь с его численностью, надо лишь в крайнем случае, «когда наступит необходимый момент». На непременном выходе флота настаивал лишь командир броненосца «Севастополь» капитан 1-го ранга Н.О.Эссен. Только таким путём, считал он, можно помешать японцам «выбросить на берег большую армию, которая в конце концов раздавит Порт- Артур». Выйдя в море и действуя на путях сообщения противника, эскадра отвлечёт на себя японский флот и этим наиболее действенным способом поможет обороне крепости.
Такую же точку зрения на объединённом совещании 20 мая высказал и генералитет крепости. Комендант крепости генерал-лейтенант К.Н.Смирнов полагал, что от флота участия в обороне крепости не требуется, выход эскадры «будет лучшей для Артура защитой ». Лишь генерал-майор Р.И.Кондратенко заявил, что польза выхода флота настолько велика, что окупит собой даже и тот ущерб, который может быть нанесён, если снять половину из тех корабельных орудий, что уже установлены на берегу.
15 мая, по праву старшего соплавателя, к В.К.Витгефту обратился старший офицер крейсера «Диана» В.И.Семёнов. В своей записке он, хотя и оправдывал передачу корабельных пушек для усиления сухопутной обороны, провидчески указывал на неизбежность гибели флота, если он свяжет свою судьбу с судьбой осаждённой крепости. «Миллионы, затраченные на создание боевых судов, нельзя бросить в виде ржавых затопленных кузовов, которые оказались годными лишь для доставки крепости добавочного вооружения. Доставка пушек на грузовых пароходах была бы много дешевле, — писал капитан 2-го ранга адмиралу. — Единственно достойным решением должен быть немедленный, без всяких долгих приготовлений, и даже не требуя от крепости отданных ей пушек, уход эскадры для прорыва. Против наших четырёх броненосцев с полным вооружением, двух — только с 12" пушками (остальные отданы) и четырёх крейсеров 1 ранга японцы смогут выставить не более трёх броненосцев, четырёх броненосных крейсеров и трёх небронированных крейсеров. Да и эти вряд ли соберутся все вместе. Во Владивостоке эскадра, пополнив вооружение и присоединив к себе отряд крейсеров, сможет вернуться в Жёлтое море и покончить с японским флотом».
Другую записку (для обсуждения на совещании 20 мая) подготовил флагманский штурман лейтенант Н.Н.Азарьев. В ней говорилось, что «на флоте лежит охрана всей совокупности государственных интересов России на Дальнем Востоке, и потому в сложившейся обстановке он должен, не размениваясь на частные действия под Порт-Артуром, немедленно уходить во Владивосток. Это позволит пополнить его ресурсы, тогда как, оставаясь в Порт-Артуре, он будет только истощать их и в результате погубит себя. Переходом во Владивосток флот берёт инициативу в свои руки, тогда как оставаясь в крепости, он подчиняет себя воле противника. Нельзя не видеть, что главная цель японцев в том как раз и состоит, чтобы, привязав нашу эскадру к Порт-Артуру, покончить с ней с наименьшими усилиями».
В.К.Витгефт эту записку на совещании не огласил, но на новом совещании высших чинов флота 23 мая Н.О.Эссен в своём, оказавшемся единственным, особом мнении, снова подчеркнул, что «события не ждут, терять драгоценное время не следует». Вопреки общему решению выходить по готовности всех кораблей, он считал, что «выходить надо немедленно». «Полагаю, что даже выход неполной нашей эскадры повлияет на ход событий и задержит движение японской армии». Подводя итоги прошедших совещаний, флагманский артиллерист эскадры капитан 1-го ранга К.Ф.Кетлинский в записке на имя командующего от 31 мая 1904 г. призывал отрешиться от всех частных задач, покончить с пренебрежительным отношением к японцам, признав в них серьёзного и умелого противника, и сосредоточить все усилия на глобальной задаче овладения морем. Для этого надо «собраться с силами», «вооружить полностью все боевые суда» и, насколько позволит время, подготовиться к предстоящим вскоре действиям. Так, на заканчивающей ремонт «Победе» из всей артиллерии (не считая башенных орудий) осталось лишь пять 75 мм. Две 6" пушки можно вернуть с батареи лит.Б, установить ещё 8 6", 15 75-мм и 10 47-мм. Всего на корабли эскадры требовалось вернуть 18 6", 31 75-мм и 20 47-мм пушек.
Кетлинский напоминал о том, «как скоро забывается то, чему учились... Конечно, создать эскадру в неделю нельзя, но пока приводится в порядок материальная часть, многое можно сделать вчерне». Записка содержала и перечень орудий, которыми можно пополнить вооружение кораблей и сопоставление сил, которое при бое на отступлении даже при наиболее полном составе японского флота, который принимал Витгефт (4 броненосца, 6 броненосных крейсеров, 5 крейсеров 2 класса), обеспечивало их практическое равенство: по 10 12" и 10" пушек; 45 японских и 42 русские пушки калибра 6" и 8". Артиллерист отмечал, что при удачном выборе курса за нашей эскадрой будет большое преимущество в удобствах стрельбы и совсем устранена минная опасность. «В бой надо идти, но только с такими силами, чтобы это был бой, а не бойня; чтобы на каждое погибшее судно приходилось бы не менее одного японского».
В конце записки говорилось: «Мы сделали всё для Артура, что могли, что должны были сделать, а теперь, когда исправление судов близится к окончанию, мы должны взяться за выполнение главной задачи флота и приложить все усилия, чтобы добиться в этом успеха».
Часть мер была принята и даже подтверждён отданный по эскадре ещё в 1896 г. приказ о правилах плавания без огней. Но инструкция С.О.Макарова для похода и боя была сокращена едва ли не наполовину, отказался В.К.Витгефт и от установленного С.О.Макаровым однофлажного свода. Всё делалось скрепя сердце, по принуждению, которое наместник с трудом поддерживал своими телеграммами. Близился срок окончания ремонта повреждённых кораблей, и причин уклоняться от выхода в море (на чём теперь уже настаивали и генералы) не оставалось. Вновь назначенному начальнику штаба контр-адмиралу Н.А.Матусе- вичу с большими усилиями удавалось поддерживать в неустойчивом равновесии состояние духа то и дело впадавшего в страх и панику адмирала. В бой его толкал лишь ещё больший страх перед наместником.
