Глава 4. В строю
Год 1908-й. Несостоявшийся «жертвенник революции»
В славной истории «Рюрика» был момент, когда крейсер чуть не стал плахой императора Николая II, запятнав весь русский флот и честь Андреевского флага позором цареубийства... Россия начала XX столетия была царством террора, жертвой которого мог стать любой крупный деятель монархии, начиная с уездного предводителя дворянства, и заканчивая самим самодержцем. Со зловещей методичностью пули и бомбы террористов сокрушали губернаторов, генералов и министров, но самая крупная цель — царь Николай II - оставалась пока недостижимой. Террористов ловили, отправляли на каторгу, вешали, но как было принято тогда выражаться, «на смену павшим вставали новые бойцы», с фанатичной решимостью продолжавшие дело своих предшественников. Характерно, что их основную массу составляли люди образованные, пламенно уверовавшие в истинность террора и взиравшие на его кровавую суть, как на «издержки процесса».
Одним из таких преданных идее людей был штабс-капитан Корпуса корабельных инженеров В.П.Костенко — «человек, возвращенный Цусимой». В 1908 г. он был командире ван МТК в Англию в качестве одного из наблюдающих за достройкой «Рюрика», стоявшего тогда на верфи «Бирдмор». Связь с организацией социалистов-революционеров, добивавшихся свержения политического строя в России в первую очередь с помощью террора Костенко установил еще до похода 2-й Тихоокеанской эскадры. Вернувшись домой из японского плена весной 1906 г., он возобновил свое участие в партии и вскоре стал одним из активистов ее «Центрального военно-организационного бюро» — автономной боевой структуры, подчинявшейся напрямую ЦК.
Развитие событий с планом покушения на царя на «Рюрике» подробно изложено в мемуарах одного из лидеров эсеровской партии Б.Савинкова:
«В городе Глазго, в Шотландии, на кораблестроительном заводе Виккерса, строился русский бронированный крейсер «Рюрик». Один из корабельных инженеров, В.П.Костенко, был членом военной организации партии социалистов-революционеров. По его инициативе и под его руководством началась революционная пропаганда среди матросов строящегося крейсера. Пропагандистами были: бывший пехотный офицер Варшамов, бывший матрос с эскадры адмирала Рожественского Затертый (псевдоним) и член Российской социал-демократической партии рабочий Петр (псевдоним). Костенко весной 1908 г. известил центральный комитет, что на корабле есть несколько десятков матросов-революционеров и что среди них есть люди с террористическими настроениями, готовые убить царя на предстоящем, по возвращении «Рюрика» в Россию, царском смотру».(1)
Узнав об этом, Савинков лично выехал в Англию, чтобы «на месте» удостовериться в возможности цареубийства на крейсере. Там Костенко, «молодой офицер, увлеченный идеей восстания Балтийского флота», познакомил его с пропагандистами и тремя матросами, которых бывалый террорист наметанным оком выделил «из серой толпы команды».
После более тесного знакомства с ними Савинков остановил свой выбор на машинисте Герасиме Авдееве, матросе «высокого роста с загорелой шеей», у которого чувствовался «большой революционный темперамент». По словам Костенко, Авдеев не раз высказывался о необходимости цареубийства.
План эсеров состоял в следующем. В конце лета «Рюрик» уходил в Россию, где осенью должен был состояться смотр в присутствии царя. Предполагалось, что на крейсере должен будет спрятаться один из террористов (сам Савинков или кто-либо из членов боевой организации) и тайно находиться на нем вплоть до момента покушения. Для этого требовалась помощь кого-то из матросов, и эта роль отводилась Авдееву. Теперь предстояло выяснить, можно ли было скрываться на корабле. Слово Савинкову:
«Несколько дней Костенко и Авдеев искали такое место. Наконец оно было найдено. В румпельном отделении, в отсеке, за головой руля, было несколько темных и узких отверстий. В этих отверстиях мог с трудом поместиться человек. Сидя на корточках и полулежа, там можно было просидеть несколько дней. Если само помещение было неудобно, зато выход из него представлял все удобства: прямо из румпельного отделения через палубы шел вентилятор. Внутри этого вентилятора была лестница. Выйдя из отсека и поднявшись с бомбой по этой лестнице, можно было взорвать адмиральское помещение, мимо которого шел вентилятор. Можно было также взорвать и верхнюю палубу, именно ту, где и происходит смотр: гриб вентилятора выходил у правой кормовой [8"] башни. Теперь, когда место было найдено, нужно было решить другой вопрос — задачу посадки на корабль».(2)
Но здесь в план эсэров вклинились непредвиденные затруднения. Пока «Рюрик» стоял в Англии, можно было посадить постороннего человека на корабль. Однако оставалось неизвестным, когда именно должен состояться смотр, и как долго террористу предстояло пробыть в укрытии, поскольку в рулевом отсеке с большим трудом можно было продержаться несколько дней, но о неделях нельзя было и думать. Попав на борт, исполнителю предстояло совершить весь морской переход до Кронштадта и затем еще ждать неопределенное время до смотра. Эта задача была непосильной даже для самого здорового человека—в ходе длительного заточения под броней крейсера он неизбежно ослабевал настолько, что вряд ли смог бы с пудовой бомбой подняться по отвесному трапу на высоту нескольких палуб.
Тогда решили проработать возможность посадки на корабль в Кронштадте. Костенко познакомил Савинкова со своим товарищем, также офицером, членом эсэровской партии корабельным инженером А.И.Прохоровым. Ему предстояло идти на «Рюрике» в Россию и присутствовать как строителю на смотре, а Костенко должен был отправиться в отпуск. Прохоров и Костенко еще раз проверили рулевой отсек и подтвердили, что там можно жить. Относительно же посадки на крейсер в Кронштадте оба они высказались отрицательно: рейд находился под плотной охраной и, даже если бы удалось проскользнуть между кораблями охранения, то едва ли можно было обмануть бдительность вахты на «Рюрике». Такого же мнения был и Авдеев. «Мы наталкивались на препятствие; которое не могли устранить,» — мрачно констатировал Савинков.
В июне 1908 г. в Глазго прибыл еще один видный эсэр — небезызвестный Азеф. Он пожелал лично выяснить подробности покушения и вместе с Костенко, с разрешения командира корабля, не подозревавшего, с кем он имеет дело, посетил крейсер и там подробно исследовал отсек. Он осмотрел также и все неровности борта, дающие возможность подняться на корабль и пришел к аналогичному заключению: в отсеке можно было жить, но невозможно было тайком подняться на «Рюрик».
В конце концов сомнения приунывших террористов разрешил Авдеев. Однажды тайком после вечерней поверки он покинул крейсер и, явившись на квартиру к Савинкову, Азефу и Карповичу, объявил им, что «сам, один, на смотру убьет царя». Выхода не оставалось — неофиту Авдееву был выдан револьвер, помимо него, оружие для покушения на Николая II получил еще один рюриковец, вестовой Каптелович, также выразивший готовность участвовать в цареубийстве. После этого заговорщики разделились — Савинков уехал в Париж, Азеф в Ниццу, Карпович в Россию, матросы вернулись на крейсер...
23 сентября 1908 г. «Рюрик», уже пришедший в Россию и стоявший на рейде Бьорке-Зунда, был удостоен высочайшего посещения. Император обошел все помещения нового крейсера, осмотрел его машины и башни, присутствовал на артиллерийском учении. Однако задуманное покушение не состоялось. Оба матроса-злоумышленника встретились с царем лицом к лицу, но ни один из них не выстрелил. Размышляя впоследствии об этом, лидеры эсэров сочли несправедливым заподозрить в недостатке мужества Авдеева и Каптеловича, которым «слишком быстро и напряженно пришлось переживать все колебания террора», посчитав неудивительным, что «пружина сломалась».(3)
Однако биографу Костенко Г.В.Смирнову, подробно описавшему жизненный путь и дела талантливого кораблестроителя, удалось найти в его личном архиве бумаги, которые совсем иначе трактуют события на «Рюрике» 23 сентября 1908 г., ранее представлявшиеся вождям боевиков в мрачно-романтическом свете. Версия Савинкова считалась соответствующей действительности до 1928 г., когда наконец Костенко раскрыл бывшему товарищу по партии Вере Фигнер тайну несостоявшегося покушения. Оказывается, уже на переходе крейсера из Глазго в Гринок члены матросского комитета по поведению Авдеева поняли, что он что-то замышляет, и вызвали его на переговоры. Когда комитет, ставивший целью пропаганды на «Рюрике» восстание всего Балтийского флота, узнал о плане покушения, он занял по отношению к затеваемому резко отрицательную позицию, считая, что намеченная террористами акция сорвет давно задуманное общее выступление. Злоумышленники подчинились воле большинства и не выстрелили в царя во время смотра.(4)
Но даже с учетом всего этого трудно сказать, насколько «успешно» для эсеров мог развиваться план покушения на царя на борту «Рюрика», поскольку весь он в деталях был известен Азефу — одному из деятелей эсеровского ЦК, состоящему на содержании в охранном отделении. Политической контрразведке империи, имевшей разветвленную сеть информаторов, было наверняка известно и решение матросского комитета крейсера, в противном случае оба исполнителя были бы нейтрализованы немедленно по приходе корабля в Россию. Так или иначе, но решение матросов-революционеров парадоксальным образом избавило Николая II от риска покушения, а «Рюрик» — от позора.
Год 1909-й
Кампанию 1909 г. «Рюрик» начал 31 мая, стоя на швартовах в Средней гавани Кронштадта. 2 июня крейсер перешел на Большой кронштадский рейд, а утром 4-го состоялся его первый выход в море для уничтожения девиации. В течение июня экипаж отработал основные упражнения артиллерийских стрельб, в ходе которых были проведены и испытания доработанных башенных установок, давшие на этот раз вполне удовлетворительные результаты.
Окончание курса боевой подготовки для одиночного корабля совпало с известием о назначении «Рюрика» конвоиром императорской яхты «Штандарт». Предстоял поход в Англию для участия в международном военно-морском параде, намеченном на середину лета. 12 июля 1909 г. в 8 час. 45 мин. вечера отряд кораблей с составе императорских яхт «Штандарт», «Полярная звезда», броненосных крейсеров «Рюрик», «Адмирал Макаров» и эскадренных миноносцев «Эмир Бухарский» и «Москвитянин» покинул Большой кронштадтский рейд. Построившись в кильватерную колонну (головным «Рюрик», за ним обе яхты, «Адмирал Макаров» и эсминцы), отряд взял курс на запад.
Спустя двое суток, ранним утром 14 июля корабли достигли берегов Германии и отдали якоря на рейде порта Эккернферде, готовясь к проходу Кильским каналом. Здесь отряду пришлось разделиться - солидные габариты «Рюрика», при отсутствии в отечественном флоте опыта проводки каналом подобных крупных единиц, создавали немалые трудности, вследствие чего крейсеру было предписано идти в Северное море кружным путем через Балтийские проливы.
К 9 час. вечера 15 июля «Рюрик» благополучно достиг устья реки Эльбы возле Куксхафена, где встал на якорь, поджидая остальные корабли отряда, неспешно идущие каналом. Рандеву состоялось около 4 час. вечера 16 июля. Вначале к месту якорной стоянки подошел «Адмирал Макаров», вслед за которым появились эскадренные миноносцы «Москвитянин» и «Эмир Бухарский». Последний, проходя слишком близко у борта «Рюрика», задел стволы 120 мм пушек и правый якорь крейсера, повредив себе ходовой мостик и свернув тумбу палубного орудия.(5)
К счастью, этот досадный инцидент остался незамеченным императором («Штандарт» и «Полярная звезда» прибыли позднее) и потому не имел серьезных последствий для его участников. После короткого отдыха яхты и следовавшие за ними конвоиры вновь вышли в море, направляясь во французский порт Шербур. В Английском канале корабли встретил туман, настолько плотный, что пришлось встать на якорь у мыса Гризнес, ожидая улучшения погоды. Этот же туман стал причиной несостоявшегося рандеву с французскими крейсерами, высланными для встречи. Разминувшись с русскими кораблями, французы вернулись на рейд Шербура лишь после постановки Балтийского отряда на бочки.
Однако, несмотря на несколько скомканный церемониал встречи, визит русских кораблей вполне удался. После обмена традиционными салютами император Николай II поднялся на борт крейсера «Галиле», на котором он вместе с президентом Франции обошел строй французской эскадры. К вечеру следующего дня все корабли расцветились многочисленными огнями иллюминации, а затем состоялся грандиозный фейерверк, сопровождавшийся процессиями затейливо иллюминированных шлюпок.
Торжества в гостеприимном Шербуре продолжались недолго. 20 июля ровно в 6 часов утра русский отряд снялся с якоря и сопровождаемый французскими крейсерами взял курс к берегам Британии. Около полудня французские корабли уступили место английским линейным крейсерам и, обменявшись с русским отрядом прощальными салютами, легли на обратный курс.
Около 3 час. пополудни русские корабли достигли конечной цели своего плавания - Спитхедского рейда, на подходе к которому их встретила королевская яхта «Виктория энд Альберт» с британским монархом Эдуардом VII на борту.
Огромный рейд вмещал практически весь Королевский флот (около 400 всевозможных кораблей), выстроенный в несколько линий, которые гостям надлежало обойти согласно протоколу встречи. Соединенный отряд - впереди «Виктория энд Альберт», за ней в кильватер «Штандарт», «Полярная звезда», «Адмирал Макаров» и «Рюрик» с эсминцами, державшимися на траверзах, проходил между двумя линиями кораблей и, поворачивая на 16 румбов, вступал в следующий проход. Обойдя таким образом три линии кораблей, чьи экипажи дружно приветствовали монархов, русская эскадра к 5 час. вечера наконец-то достигла точки якорной стоянки, намеченной в глубине рейда на траверзе небольшого городка Коус.(6)
Трехдневное пребывание в Англии почти точь-в-точь напоминало заход в Шербур и, как в предыдущем случае завершилось красочной иллюминацией. Вечером 22 июля рейд являл собой поистине феерическое зрелище - все британские корабли расцветились множеством электрических лампочек, поражая, по словам очевидца, «строгостью иллюминованных линий и красотой маневра зажигания и прекращения освещения по сигналу».(7)
На следующий день, 23 июля, в 3 час. пополудни русский отряд покинул берега Британии, взяв курс к устью Эльбы. Здесь корабли вновь разделились - обе яхты, «Адмирал Макаров» и эсминцы стали готовиться к проходу Кильским каналом, «Рюрик» же повернул к Балтийским проливам. Благополучно пройдя их, крейсер соединился с отрядом и утром 28 июля корабли бросили якоря на Большом кронштадском рейде.
Небольшой по продолжительности заграничный поход стал для экипажа «Рюрика» единственным ярким эпизодом в кампанию 1909 г., оставшиеся два месяца которой вновь до предела наполнились плановыми стрельбами, учениями, угольными погрузками и ремонтными работами. В конце сентября крейсер прибыл в Кронштадт, где 1 октября окончил кампанию, перейдя в вооруженный резерв.
Год 1910-й
В течение зимы-весны 1910 г. на корабле проводились разнообразные ремонтные и доделочные работы, в ходе которых на «Рюрике» появилась деревянная верхняя палуба взамен не оправдавшего себя линолеума, установлены две недостающие муфты Дженни, а также новые прицельные приспособления для 120-мм орудий системы «Виккерс». Кроме того, силами экипажа и мастеровых Кронштадского морского завода были осуществлены переборка главных механизмов, чистка котлов, исправление топочных рам, ремонт неисправных зарядных ящиков в крюйт-камерах и ряд других работ, завершившихся к концу апреля.(8)
Кампанию 1910 г. броненосный крейсер «Рюрик» встретил в составе Балтийского отряда - особого соединения флота, сформированного вскоре после русско-японской войны для плаваний с корабельными гардемаринами. Первоначально в его состав входили эскадренные броненосцы (с 1907 г. - линейные корабли) «Цесаревич», «Слава» и крейсер «Богатырь», к которым впоследствии присоединились крейсера «Олег» и «Адмирал Макаров». С 10 апреля 1910 г. «по высочайшему Его Императорского Величества соизволению» в отряд был включен и «Рюрик», на котором было спешно оборудовано помещение для 40 гардемаринов, прибывших на корабль в начале мая. Вместе с ними экипаж крейсера насчитывал 819 человек, в том числе 27 офицеров и чиновников, 10 кондукторов и 742 нижних чина.(9)
Раннее освобождение Финского залива ото льда позволило практически всем соединениям Морских сил Балтийского моря отработать задачи боевой подготовки одиночных кораблей уже к середине мая. Впереди были разнообразные артиллерийские стрельбы, однако последовавшим вскоре распоряжением морского министра в первоначальный план боевой учебы были внесены существенные коррективы. Кораблям предстояло участвовать в крупномасштабных маневрах, основной целью которых была отработка способов защиты морских подступов к Санкт-Петербургу. За ходом маневров предстояло наблюдать специально созданной весьма представительной комиссии III Государственной думы, в чью задачу входило оценить степень готовности флота к отражению возможной агрессии, а заодно и целесообразность выделения ассигнований на его развитие.
Главные силы флота разделили на две части. «Красные» (агрессор) включали в себя отряд заградителей, игравший роль линкоров противника, а также IV и V дивизионы эскадренных миноносцев под общим командованием капитана 1 ранга М.Ф.Шульца. «Синие» (обороняющиеся) состояли из Балтийского отряда и бригады линкоров, поддерживаемых тремя дивизионами эскадренных миноносцев. В состав «синих» вошел и «Рюрик» под флагом командующего Морскими силами вице-адмирала Н.О.Эссена — руководителя учений.
Ранним утром 23 июня эсминец «Охотник» и яхта морского министра «Нева» доставили народных избранников из Санкт-Петербурга на Бьоркский рейд, где их распределили по кораблям, причем «Рюрик» удостоил своим посещением сам председатель Думы А. И. Гучков. Маневры начались в треугольнике между островами Соммерс, Лавенсаари и банкой Мордвинова. После «ожесточенного артиллерийского поединка линейных сил» настала очередь торпедных атак эсминцев, а затем, уже к ночи, в дело вновь вступили линкоры «синих», решив, наконец, исход сражения в пользу обороняющейся стороны.
Маневры, сильно походившие на грандиозный спектакль, произвели большое впечатление на депутатов, которые, покидая корабли, не скрывали своего восхищения увиденным. Позицию своих коллег разделял и председатель Думы, в кают-компании «Рюрика» прямо заявивший о намерениях поддержать строительство флота. Что же, подобная позиция парламента вселяла определенные надежды на будущее, а пока балтийцы вновь вернулись к плановой боевой подготовке.
В течение первых полутора месяцев кампании «Рюрик» совместно с линкорами «Цесаревич», «Слава» и крейсером «Богатырь» находился во внутреннем плавании. В начале июля из Морского министерства поступило распоряжение о подготовке отряда к походу в Средиземное море для участия в праздновании 50-летия правления короля Черногории
Николая I. С политической точки зрения этот визит, помимо знака уважения и внимания к монарху должен был продемонстрировать европейским государствам, и прежде всего соседней Австро-Венгрии, возросшую мощь русского флота и готовность России при необходимости прийти на помощь дружественным славянским народам.
13 июля Балтийский отряд перешел для принятия необходимых запасов из Ревеля в Кронштадт, а через пять дней, ровно в 1 час дня после смотра, устроенного морским министром вице-адмиралом С.А.Воеводским, корабли под флагом контр-адмирала Н.С.Маньковского снялись с якоря и вышли в заграничное плавание. В 4 час. дня отряд встретил яхту «Штандарт» под брейд-вымпелом Николая II, которую сопровождали «Полярная звезда» и четыре миноносца. Как свидетельствовал в своем отчете командир отряда, император «изволил здороваться с командами, а затем осчастливил флажным сигналом «Желаю счастливого и полезного плавания».(10)
Переход до Портсмута — первого иностранного порта, намеченного для захода — был совершен вполне благополучно, если не считать одного инцидента, чуть не закончившегося трагически. 20 июля около 4 час. пополудни отряд шел в виду о.Борнхольм, когда капитан небольшой датской шхуны «Эден», оказавшейся поблизости, неожиданно решил прорезать строй русских кораблей, пройдя между «Славой» и «Рюриком». Этот рискованный маневр, вдобавок рано начатый, едва не привел к гибели шхуны, которая сначала навалилась на корму линкора, а затем чудом не попала под таран следовавшего за ним броненосного крейсера. К счастью, благодаря малому ходу и легкости суденышка, повреждения оказались незначительными - от удара лишь сломало бушприт и слегка разрушило деревянный форштевень. Русские корабли немедленно застопорили ход и спустили шлюпки, однако датский капитан заявил, что в помощи не нуждается и самостоятельно может дойти до Борнхольма, после чего отряд оставил шхуну и двинулся по назначению.(11)
На следующий день корабли вошли в Большой Бельт, а затем через Каттегат и Скагеррак вышли в Северное море. 24 июля отряд достиг Спитхэдского рейда, где был встречен катером с русским консулом в сопровождении военно-морского агента (атташе) в Англии капитана 1 ранга Л.Б.Кербера. Отношение английских властей к русским морякам было «самым внимательным и радушным» — гардемарины осмотрели главную базу Королевского флота в Портсмуте и строящиеся корабли, а матросы побывали в театре и на обеде во флотских казармах. Вообще же порядок на кораблях и дисциплина личного состава «привели англичан в восторг» и, по словам русского консула, «стали поводом манифестации в пользу России...».(12)
Стоянка в Портсмуте продолжалась недолго. Спустя три дня, 27 июля отряд снялся с якоря и взял курс на Гибралтар. Через двое суток пути на «Славе» внезапно вышли из строя питательные донки котлов, из-за чего ход пришлось уменьшить сначала до 8, а затем до б уз. Между тем положение линкора продолжало ухудшаться - донки выходили из строя одна за другой и корабль решено было оставить для ремонта в Гибралтаре. После короткого захода в Алжир отряд направился в Адриатическое море и в 2 час. ночи 15 августа корабли стали на якорь в австрийском порту Фиуме.
Последующие двое суток для экипажей были заполнены до отказа - погрузка необходимых запасов, покрасочные работы, прием пассажиров. 17 августа в Фиуме прибыли офицеры 15-го стрелкового имени Николая Черногорского полка полковник В.С.Вейль и капитан А. Н.Лебедев - «депутация» одной из шефских частей русской армии(13), разместившаяся на «Рюрике», а утром 18-го на борт «Цесаревича» поднялись великие князья Николай и Петр Николаевичи. Участие в предстоящей церемонии первых лиц царствующей династии было не случайным - родные дяди последнего российского императора приходились зятьями правителю Черногории и их визит должен был придать официальным мероприятиям дополнительный оттенок теплоты и домашности.
Выйдя из Фиуме 18 августа и присоединив к себе по пути крейсер «Адмирал Макаров», ожидавший корабли у о.Касса, русский отряд 19-го вошел в гавань черногорского порта Антивари, встреченный орудийным салютом и восторженными криками населения, во множестве столпившегося на берегу. На следующий день с каждого корабля были свезены на берег по восемь офицеров, шесть гардемарин и взводу матросов, которым предстояло участвовать в официальных торжествах в столице Черногории г.Цетинья.
Праздник удался на славу. «... Дикая и величественная природа Черногории и гостеприимство народа, с энтузиазмом встречавшего северных гостей, ... произвели самое лучшее впечатление на чинов отряда...» вспоминал впоследствии один из участников похода.(14) От имени короля Николая I экипажи русских кораблей были награждены орденами и медалями, а офицеров, бывших на церемонии в столице, его величество пожаловал орденами собственноручно. Не остались в долгу и балтийцы, которые в благодарность за теплый прием на берегу не менее радушно чествовали черногорцев на кораблях.(15)
Торжества, продолжавшиеся почти неделю, завершились 25 августа, а утром следующего дня на «Цесаревич» прибыли оба великих князя с супругами, а вслед за ними и сам черногорский монарх, осмотревший корабль и присутствовавший на торжественном завтраке. По его убытии в 2 час. 30 мин. пополудни отряд снялся с якоря и 27 августа пришел в Фиуме, где надлежало высадить пассажиров, возвращающихся в Россию поездом. Перед съездом на берег великий князь Николай Николаевич обошел на катере корабли, благодаря экипажи за усердие.
На следующий день рано утром на Фиумский рейд прибыл австрийский броненосный крейсер «Кайзер Карл VI» под флагом адмирала Монтекукколи, обменявшийся салютами с «Цесаревичем». Около полудня контр-адмирал Н.С.Маньковский, как младший по званию, отбыл с визитом на австрийский корабль, на трапе которого его встретил флаг-офицер, сообщивший, что адмирал принять никого не может, «т.к. он в данный момент завтракает и у него гости».(16) По словам самого Н.С.Маньковского, в это время «на шканцах играла музыка, но не марш, а какую-то арию, которая не стихла даже при подходе к трапу», а при отваливании катера не было произведено положенного салюта. В ответ раздосадованный русский флагман приказал при ответном визите Монтекукколи не принимать последнего и не отдавать никаких почестей.(17)
Около 3 час. дня австрийский адмирал прибыл на «Цесаревич» с извинениями за неприятный инцидент, объяснив, что у экипажа было время отдыха, и просил также не салютовать ему. Однако вечером Н.С.Маньковский послал австрийцам уведомление, что так и не получил положенного салюта и считает происшедшее грубым нарушением военно-морского этикета и оскорблением чести русского флота. Решительность адмирала возымела действие — готовившийся к походу «Кайзер Карл VI» отложил на несколько часов выход в море и ровно в 8 час. утра 29 августа отсалютовал 13 холостыми выстрелами с подъемом на фор-стеньге Андреевского флага. Инцидент был исчерпан...(18)
Оставшиеся до ухода дни, были целиком посвящены погрузке угля, продолжавшейся практически без остановок с 1 по 4 сентября со специально зафрахтованного парохода «Пенарт». Тяжелая и изнурительная работа сильно утомила личный состав, что стало причиной трагического происшествия. 3 сентября в 8 час. 15 мин. утра при подъеме на «Рюрик» мешков с углем один из них зацепился за коммингс люка, ведущего в пароходный трюм и, сорвавшись, упал с высоты нескольких метров на строевого унтер-офицера Дмитрия Курилку, скончавшегося через две минуты, не приходя в сознание. Как показало дознание, Курилка в момент подъема неосторожно выскочил под люк, намереваясь подобрать пустые мешки, причем сорвавшийся мешок он навесил на стрелу сам.
На следующий день моряк был торжественно, с воинским почестями погребен на кладбище г.Фиуме. На похороны пришли все свободные от службы офицеры и гардемарины отряда, русский консул, представители австрийских военных и гражданских властей, а улицы города, по которым двигалась траурная процессия, были запружены народом.(19)
4 сентября в 2 час. пополудни Балтийский отряд покинул Фиумский рейд, направляясь к о.Крит и 7 сентября достиг порта Суды, где балтийцы застали крейсер «Адмирал Макаров» и канонерскую лодку «Хивинец», несшие службу в составе международной эскадры. Время стоянки в Суде было использовано для производства учебных стрельб по неподвижным щитам, причем в качестве плутонговых командиров выступали корабельные гардемарины. По свидетельству начальника отряда, они серьезно подошли к делу — стрельба дала весьма неплохие результаты. Столь же умело действовали будущие морские офицеры и на других учениях - шлюпочных, по заводке верпов и т.д.(20)
Утром 11 сентября корабли снялись с якоря и, не заходя в Неаполь, где свирепствовала холера, направились в Тулон. На выходе из Суды провели еще одну стрельбу, на этот раз по буксируемым щитам, для чего отряду пришлось разделиться на две колонны. Первенство досталось комендорам-гардемаринам «Рюрика», достигшим нескольких прямых попаданий в щит, буксируемый «Цесаревичем».
По пути в Тулон «Рюрику» пришлось совершить незапланированный заход в греческий порт Пирей - корабельный врач обнаружил у минного машиниста Маслова перитонит, развившийся после сильного ушиба брюшины и потребовавший немедленного хирургического вмешательства. Зайдя в Пирей, крейсер оставил больного в береговом госпитале и через сутки вновь присоединился к отряду.
16 сентября корабли вошли на Тулонский рейд, где с помощью портового лоцмана встали на бочки. Как и во время предыдущей стоянки, на кораблях ежедневно проводились шлюпочные и артиллерийские учения, чередующиеся с пожарными и водяными тревогами. Одновременно на «Рюрике» силами специалистов фирмы «Форж э Шантье» шла замена вышедшей из строя водяной магистрали. И хотя большинство работ удалось выполнить еще в Тулоне, восьми мастеровым пришлось совершить на крейсере переход к берегам Испании, завершив ремонт лишь в Виго.
В течение продолжительной стоянки отряда отношение местных властей к русским морякам было весьма радушным и благожелательным. Как отмечал в своем рапорте контр-адмирал Н.С.Маньковский «целый ряд приглашений на обеды и завтраки заставлял даже отказываться от некоторых из них за неимением времени».(21) Две недели на гостеприимном французском берегу пролетели незаметно и 30 сентября отряд снялся с якоря, держа курс на Гибралтар.
Продолжительный поход сильно измотал экипажи, что вызвало увеличение дисциплинарных проступков на кораблях отряда. Не стал исключением и «Рюрик», корабельный суд которого (председатель старший лейтенант Вирениус, члены суда лейтенанты Шанявский и Фок) за все время плавания рассмотрел около двух десятков дел, вынеся свой вердикт по каждому. О том, насколько серьезными считались нарушения, свидетельствуют следующие приговоры. Так, матрос 1 статьи Петр Дорофеев был лишен свободы на три месяца за кражу с отбыванием наказания в военно-исправительной тюрьме Морского министерства. К пяти месяцам тюрьмы приговорили матросов 2 статьи Тихона Небогатова и Григория Галанова, ушедших во время стоянки в иностранном порту с дневальства и совершивших побег, а ученика-кочегара Концивенко по личному приказанию командира крейсера - за «спанье на дневальстве» и по подозрению в краже. Впрочем, последнее обстоятельство судом не подтвердилось и молодой матрос отделался двумя месяцами дисциплинарного батальона...(22)
После недельного перехода русские корабли 5 октября прибыли в порт Виго, откуда 12 дней спустя вышли в Шербур. Плавание к берегам Франции заняло четверо суток и утром 21 октября отряд достиг Шербурского рейда, где экипажи почти сразу же приступили к угольной погрузке. Свежая погода сильно затрудняла работы, причем особенно досталось «Рюрику», который в отличие от других кораблей, грузил уголь не с парохода, а с барж.
26 октября в 1 час дня Балтийский отряд вышел в Северное море, которое встретило жестоким 9-бальным штормом и изматывающей бортовой качкой. На «Рюрике» ее амплитуда достигала 16°, а на бак и шканцы часто обрушивались огромные водяные валы. Через крышки люков и горловины, которые фирма «Виккерс» установила без резиновых уплотнений, вода проникала в помещения под средней, а зачастую и нижней палубами. Однако удалось преодолеть и это, и 2 ноября крейсер вместе с другими кораблями отряда благополучно достиг Кронштадта, где вскоре окончил кампанию.
Год 1911-й
Вступление в строй новых кораблей заставило Морское министерство пересмотреть организационно-штатную структуру Морских сил Балтийского моря, сформировав ряд новых соединений. Так, в соответствии с приказом по Морскому министерству № 57 от 25 февраля 1911 г. «Цесаревич», «Слава» и находящиеся в постройке «Андрей Первозванный» и «Император Павел I» были сведены в бригаду линейных кораблей, начальником которой назначили контр-адмирала Н.С.Маньковского. В состав нового соединения вошел и «Рюрик», по своей огневой мощи скорее соответствовавший линкорам, нежели имеющимся в составе флота броненосным крейсерам серий «Громобой» — «Баян».
Кампания 1911 г. началась для «Рюрика» 1 мая на Большом кронштадском рейде. Ровно в 6 час. утра крейсер снялся с якоря и, миновав входные бочки, лег на створ Николаевских маяков для следования в Ревель. В 6 час. 35 мин. при проходе пятой нордовой вехи фарватера последовал доклад вахтенного механика, что корабль коснулся грунта. Поднявшийся затем на мостик старший механик доложил командиру, что в первом, втором и третьем котельных отделениях отчетливо были слышны удары днища корабля о грунт и шорох «как бы от трения по твердому грунту», но поступления воды в отсеки не обнаружено.(23)
Это на первый взгляд рядовое навигационное происшествие тем не менее послужило причиной целого расследования, проводимого специальной комиссией. Ею было установлено следующее:
1) Крейсер в момент аварии шел точно по створу. .
2) Осадка корабля составляла 28'4" (8,63 м), что «соответствовало свободному прохождению фарватера».
3) Высота воды была на 8" (0,2 м) ниже ординара, но это обстоятельство не являлось помехой для выхода крейсера с рейда.
4) Перед выходом было недопринято около 900 т угля, что обеспечило уменьшение осадки на 13" (0,33 м).
5) Накануне аварии, 30 апреля, «Рюрик» выходил на пробу машин и беспрепятственно вернулся на рейд, следуя точно по створу Николаевских маяков.
Причиной же аварии по мнению комиссии стало «присутствие на фарватере, считавшемся 30-футовым, глубин менее 30 футов [т.е. менее 9,15 м. — Авт.]». Промером, проведенном 6 мая, глубина была определена в 9,07 м, причем точно такие же результаты дали промеры еще 1903 г., однако соответствующие коррективы так и не были нанесены на карты. 28 мая место касания грунта было промерено еще раз в присутствии старшего штурмана «Рюрика», но «предметов, о которые задел крейсер и глубин менее 31 фута [т.е. менее 9,45 м. — Авт.] обнаружено не было».(24)
Несмотря на аварию и повреждения (к счастью, незначительные), «Рюрик» все же совершил переход в Ревель, однако через три недели крейсер вышел обратно в Кронштадт для постановки в док. Ремонтные работы заняли немного времени. В полночь 11 июня корабль в соответствии с приказом командующего Морскими силами Балтийского моря вице-адмирала Н.О.Эссена повторно вступил в кампанию, а 20 июня после пробы машин и приема необходимых запасов вместе с «Цесаревичем» вновь перешел в Ревель.
Летняя кампания на Балтике была в самом разгаре и для экипажа «Рюрика» также наступили страдные дни — разнообразные артиллерийские стрельбы и учения шли нескончаемой чередой, оставляя людям лишь незначительное время для отдыха. Согласно приказу командующего Морскими силами Балтийского моря большие двусторонние маневры с участием всех соединений были назначены на середину июля. От прочих мероприятий такого рода их отличало значительное количество сухопутных офицеров - членов Общества ревнителей военных знаний, присутствовавших на кораблях в качестве наблюдателей.(25) Ранним утром 17 июля транспорт «Рига» с 250 штаб- и обер-офицерами практически всех родов оружия прибыл на Ревельский рейд, где гостей распределили по кораблям. Большая группа армейцев прибыла и на «Рюрик», за которым к этому времени прочно утвердилось звание флагманского корабля.
В 10 час. утра по сигналу вице-адмирала Эссена «Амур» и «Енисей» покинули рейд, взяв курс к банке Аякс, а спустя три часа с якоря начали сниматься и остальные корабли.
На створе Екатеринентальских маяков эскадра перестроилась в кильватерную колонну (впереди бригада крейсеров, затем линкоры во главе с «Рюриком», на траверзах 1-я минная дивизия) и 10-узловым ходом направилась в Лапвик. В тот день было запланировано «совместное маневрирование по специальной программе», по окончании которого 1-я и 2-я минные дивизии ушли в Гангэ, чтобы приготовиться к ночным «атакам», а линкоры и крейсера продолжили выполнение разнообразных эволюции.
Как и было предписано планом маневров, около полуночи начались атаки эсминцев, во время которых эскадра шла постоянным курсом, открыв боевое освещение и ведя интенсивный огонь холостыми зарядами. Сражение продолжалось недолго, уже в 0 час. 30 мин. 18 июля прозвучал сигнал отбоя и корабли, перестроившись в две колонны (в левой «Рюрик», «Цесаревич», «Слава», в правой «Паллада», «Адмирал Макаров», «Енисей», «Амур»), пошли в Гангэ, где в 6 час. утра встали на якорь. Заключительным этапом этих своеобразных показательных учений стали стрельбы главным калибром, назначенные на 19 июля с участием «Рюрика» и «Цесаревича». Артиллеристы обоих кораблей были явно в ударе, продемонстрировав сухопутным коллегам всю мощь дальнобойных морских орудий.
По окончании стрельб и возвращения в Ревель гости отбыли в Кронштадт, а на «Рюрике» после короткого отдыха приступили к подготовке к очередному походу. 26 июля в 8 час. вечера «Цесаревич» (под флагом начальника бригады линкоров контр-адмирала Н.С.Маньковского) и «Рюрик» снялись с якоря и вышли в практическое плавание по Балтийскому морю. Спустя пять суток корабли пришли в Травемюнде - относительно небольшой порт на германском побережье близ города Любек. Прибытие в Травемюнде совпало с днем рождения (7-летием) наследника российского престола, в связи с чем на «Цесаревиче» был дан торжественный завтрак с приглашением русского консула. На следующий день контр-адмирал Н.С.Маньковский и командиры кораблей нанесли визиты официальным лицам города, а жители Травемюнде смогли посетить корабли, радовавшие глаз своим образцовым внешним видом.
Отменному порядку на русских кораблях соответствовало и поведение на берегу их экипажей. Как отмечал в своем рапорте контр-адмирал Н.С.Маньковский, «...во время стоянки офицеры, гардемарины и команда вели себя безукоризненно, не давая повода ни к каким нареканиям. Вид команд был бравый и можно было неоднократно слышать восторженные отклики немцев при виде наших моряков...».(26)
Вообще же визит отряда произвел огромное впечатление на жителей портового города, отнюдь не избалованных частыми заходами военных кораблей и потому проявлявших неподдельный интерес к представителям российского флота. Пять дней стоянки пролетели незаметно. Утром 4 августа «Цесаревич» и «Рюрик» снялись с якоря и спустя трое суток пришли в Ревель, успешно завершив заграничное плавание.
Вновь посетить иностранные воды «Рюрику» пришлось уже через полтора месяца вместе со всей балтийской эскадрой, вышедшей 16 сентября под командой вице-адмирала Эссена из Ревеля. 19 сентября обе бригады (линкоров и крейсеров) в сопровождении новейших минных заградителей «Енисей» и «Амур» достигли датского порта Киеге. Вопреки ожиданиям моряков стоянка в нем была весьма непродолжительной - сутки спустя корабли вновь снялись с якоря и 23 сентября вернулись Ревель. Остаток кампании «Рюрик» вместе с бригадой линкоров провел во внутренних водах, а в начале ноября крейсер перешел на Свеаборгский рейд, где и встал на зимовку.
Год 1912-й
Зима 1911/1912 гг. для экипажа «Рюрика» мало отличалась от прошедших лет - те же, повторяющиеся из года в год, плановые ремонтные работы, занятия по специальности, строевые смотры, учебные стрельбы из винтовок и револьверов. Лишь на занятиях по словесности для матросов и лекциях для офицеров чаще обычного упоминались события Отечественной войны 1812 г. - в России торжественно готовились отметить славный 100-летний юбилей разгрома и изгнания Бонапарта.
21 апреля 1912 г. «Рюрик» под командованием капитана 1 ранга М.К.Бахирева, сменившего на ходовом мостике И.А.Шторре, поднял вымпел, вступив в кампанию. 26 апреля крейсер вместе с «Цесаревичем», «Славой» и дивизионом эсминцев под флагом командующего Морскими силами перешел в Ревель. Длительная зимняя стоянка требовала осмотра и ремонта подводной части корпуса и 18 мая «Рюрик» вышел в Кронштадт для постановки в док.
Ремонт длился две недели и в начале июня корабль присоединился к бригаде. Крейсер совершил многочисленные, хотя и непродолжительные выходы в море, проводил одиночные и совместные маневрирования и стрельбы. Плотный график боевой подготовки лишь изредка прерывался праздничными днями - в июне торжествами по случаю закладки порта Императора Петра Великого и прибытия германского отряда во главе с яхтой «Гогенцоллерн» с императором Вильгельмом II на борту, а в июле - по случаю годовщины Гангутского сражения и визита в Ревель британских кораблей.(27)
После ухода англичан из Морского министерства поступило распоряжение о подготовке балтийской эскадры к заграничному походу в Данию для конвоирования яхты «Полярная звезда», на которой вдовствующая императрица Мария Федоровна собиралась навестить родственников в Копенгагене. 8 сентября в 4 час. дня эскадра в составе броненосного крейсера «Рюрик» (флаг вице-адмирала Эссена), линкоров «Андрей Первозванный», «Император Павел I», «Цесаревич», «Слава», крейсеров «Громобой», «Адмирал Макаров», «Паллада», «Баян», минных заградителей «Амур», «Енисей», транспорта «Океан» и двух дивизионов эсминцев снялась с якоря на Ревельском рейде, взяв курс на вест. Около 6 час. вечера корабли миновали Суропский проход и направились к выходу из Финского залива. Уже в полной темноте прошли маяк Некмангрунд и, определившись по нему, повернули к маяку Хоборг.(28)
Весь следующий день с 8 час. утра до 5 час. вечера был посвящен двусторонним маневрированиям, которые по оценке командующего Морскими силами показали вполне удовлетворительную выучку и сплаванность соединений. В 2 час. ночи 11 сентября корабли достигли пролива Большой Бельт, а утром следующего дня эскадра вошла на Копенгагенский рейд, где встала на якорь по диспозиции - бригада линкоров и «Енисей» у форта Трекронер, крейсера и транспорт «Океан» у о.Миддлграундфорт, эсминцы и «Амур» ошвартовались в гавани.
Первый салют был произведен штандарту императрицы Марии Федоровны, поднятому на яхте «Полярная звезда». За ним последовали салют наций и салют штандарту английской королевы на яхте «Виктория энд Альберт», а затем обмен салютами с датскими и английскими кораблями «по положению». Едва стих грохот орудий, Н.О.Эссен отбыл с рапортом на «Полярную звезду», а после доклада он вместе с чинами штаба и командирами кораблей был приглашен на высочайший завтрак.
13 сентября, по случаю дня рождения короля Дании все корабли, стоявшие на рейде, подняли флаги расцвечивания и ровно в полдень произвели общий орудийный салют. В этот же день «Рюрик» посетила вдовствующая императрица Мария Федоровна, прибывшая на корабль около полудня. Как вспоминал впоследствии участник похода гардемарин Н.А.Монастырев «...она медленно проходила вдоль строя офицеров, каждому подавая руку. Потом Мария Федоровна прошла мимо матросов, кивнув им головой и произнеся несколько любезных фраз».(29) Затем высокая гостья изволила осмотреть адмиральский салон и кают-компанию крейсера, после чего в сопровождении вице-адмирала Эссена обошла на эсминце «Новик» остальные корабли эскадры. Вдовствующая императрица осталась весьма довольна приходом многочисленной русской эскадры, щеголеватостью кораблей, бодрым видом экипажей, в связи с чем «неоднократно выражала свое удовольствие и благодарила командующего Морскими силами и особо командира «Рюрика» капитана 1 ранга М.К.Бахирева».(30)
Следующий день ознаменовался визитом на эскадру и самого датского монарха. Около 11 часов утра на яхте «Данеброг» был поднят королевский штандарт, а вскоре туда прибыли для представления вице-адмирал Эссен и командиры кораблей 1 ранга. После церемонии знакомства яхта вышла из гавани на рейд и встала на якорь неподалеку от «Рюрика», который король пожелал осмотреть лично. Встречи высоких гостей стали уже привычными для экипажа крейсера, однако на этот раз неоднократно обкатанный церемониал едва не омрачился конфузом. Датский король, здороваясь с командой, произнес по-русски «Здорово, братцы» с таким ужасным акцентом, что многие офицеры и гардемарины не смогли сдержать улыбок. К счастью, громкий и отрывистый ответ экипажа на приветствие заглушил легкий смешок в офицерских рядах, а последовавшее затем мощное русское «ура» привело монарха в восторг.
После визитов августейших особ крейсер наводнили посетители, большинство из которых живо интересовались устройством корабля. Интерес датчан не был поддельным - столь представительного визита русской эскадры Копенгаген не видел давно. Каждый день улицы заполнялись уволенными на берег моряками, привлекавшими внимание жителей датской столицы своим безукоризненным внешним видом и выправкой. Вполне удовлетворительным было и поведение русских матросов.(31) Вечером 15 сентября — третьего, заключительного дня визита — рюриковцы давали грандиозный бал, на который был приглашен цвет местной аристократии и представители дипломатического корпуса. По словам Н.А.Монастырева, «корабль было не узнать. Вся кормовая часть огромного крейсера, искусно украшенная и освещенная, превратилась в большой, но уютный танцевальный зал. Мы насчитали более 500 человек приглашенных. При появлении на палубе каждой даме преподносили букет цветов, а на рукав прикреплялась ленточка с надписью «Рюрик». Вечер удался на славу...».(32)
На другое утро русские корабли снялись с якоря и покинули гостеприимный Копенгаген, напутствуемые радиограммой от императрицы Марии Федоровны с яхты «Полярная звезда»: «Передайте на эскадру, что я рада была всех видеть. Все было так хорошо. Желаю счастливого плавания».(33)
Около полуночи 16 сентября русские корабли прошли пролив Большой Бельт и вышли в Балтийское море. Здесь эскадре пришлось разделиться - эсминцы и крейсера ушли в Либаву за углем, а линкоры и минные заградители взяли курс на Ревель. По правому борту быстро уходили вдаль низкие плоские берега с возвышающимися кое-где гранитными утесами, постепенно исчезла за кормой мрачная громада острова Борнхольм. Погода благоприятствовала переходу - осенняя Балтика была на удивление спокойной и лишь в устье Финского залива корабли встретили сильный шторм. Однако, несмотря на волнение и дождь, бригада линкоров, ведомая «Рюриком» благополучно миновала Суропский проход и в 3 час. утра 19 сентября встала на якорь на Ревельском рейде.
Заграничное плавание явилось для Морских сил Балтийского моря единственным ярким эпизодом в завершающейся кампании. В середине ноября бригада линкоров вместе с «Рюриком» перешла в Гельсингфорс и 21 ноября 1912 г. вступила в вооруженный резерв.
Год 1913-й
Новый 1913 г. стал для экипажа «Рюрика» периодом еще более интенсивной боевой учебы. Кампания началась рано - 1 апреля, а 19-го крейсер вместе с «Андреем Первозванным», «Императором Павлом I» и «Цесаревичем» вышел в Ревель на пробу машин. Спустя двое суток корабли перешли для пополнения запасов в Кронштадт, где «Рюрик» и «Цесаревич» были поставлены в док для ремонта и окраски подводной части. Вынужденная стоянка в Кронштадте продолжалась до 8 мая, после чего оба корабля перешли в Ревель и присоединились к бригаде.
Весь июнь линкоры во главе с «Рюриком» отрабатывали совместные эволюции в различных условиях, в том числе с бригадой крейсеров, миноносцами и учебно-артиллерийским отрядом. Плотный график боевой учебы лишь однажды, 10 июня, прервался выходным днем — бригада в полном составе перешла в Кронштадт для участия в церемонии освящения нового, только что возведенного Морского собора, ставшего со временем символом города-крепости.
Помимо выходов на эволюции первый летний месяц и начало следующего были отмечены и многочисленными артиллерийскими стрельбами. Их своеобразной кульминацией стали состязательные стрельбы на Императорский приз, один из этапов которых проходил в «высочайшем присутствии». Ранним утром 4 июля на борт «Рюрика», стоявшего в Ревеле, прибыл император Николай II в сопровождении морского министра адмирала И.К.Григоровича. В 9 час. 15 мин. крейсер снялся с якоря, следуя к Суропскому маяку. В кильватер «Рюрику» шли линкоры «Андрей Первозванный» и «Император Павел I».(34)
Спустя 2 часа корабли прибыли в заданный район, где линкоры приступили к стрельбам. Задача была не из легких - поразить небольшой по размерам щит, который на скорости более 20 узлов буксировал эскадренный миноносец «Всадник». Флагманский артиллерист бригады капитан 2 ранга Н.А.Вирениус сумел точно рассчитать данные для стрельбы, и после нескольких пристрелочных залпов поражение цели стало делом нескольких минут.(35) «Стрельба была отменно хороша и Государь был очень доволен», — записал в тот день в дневнике морской министр И.К.Григорович.(36)
После обеда были назначены совместные маневрирования бригады, вслед за которыми на всех трех кораблях вновь сыграли тревогу - подошедшие I, III и IV дивизионы эсминцев последовательно провели учебные торпедные атаки, однако благодаря плотному огню противоминной артиллерии линкоров добиться успеха им не удалось.
В 1 час. 10 мин. пополудни учения были окончены и корабли легли на створ Екатеринентальских маяков, а спустя полчаса возвратились в Ревель. И хотя, в отличие от соседей по бригаде, артиллеристам «Рюрика» в этот день не довелось продемонстрировать свои навыки в стрельбе по щиту, действия экипажа крейсера при совместном маневрировании и отражении минных атак вызвали одобрение императора, который, покидая корабль, искренне благодарил моряков за проявленные мастерство и усердие. После съемки императорской яхты «Штандарт» с якоря бригада линкоров в течение суток конвоировала ее, сопроводив до Кокшера, а затем, после захода в Ганга, вернулась в Ревель.
22 июля «Рюрик» и «Цесаревич» вновь перешли в Кронштадт, на этот раз для участия в открытии памятника вице-адмиралу С.О.Макарову, церемония которого произвела неизгладимое впечатление на всех присутствующих. Бронзовая фигура знаменитого флотоводца, омываемая океанскими волнами, казалось, навсегда застыла в немом призыве «Помни войну», запечатленном на постаменте и как нельзя кстати отвечавшем настроениям русских моряков в то время.
В преддверии надвигавшейся мировой грозы важным мероприятием, подтвердившим возросший уровень боевой подготовки Морских сил Балтийского моря, стали широкомасштабные маневры, длившиеся с 18 по 21 августа. В ходе их было выполнено развертывание всех сил флота, проведен ряд маневрирований (в том числе ночное плавание без огней, отражение минных атак, плавание за тралами и т.д.), а также отработаны различные задачи в шхерных районах между Гангэ и Гельсингфорсом.
Напряженные летние месяцы стали причиной значительной усталости экипажей, выразившейся в увеличении числа травм, полученных моряками. Так, на «Рюрике» 20 июня во время учебной боевой тревоги комендор Егор Яскевич был придавлен зарядным столом 10" орудия с сильным вывихом левого бедра, а 4 июля (буквально за час до прибытия на крейсер императора) огнестрельную рану правого предплечья получил корабельный гардемарин Прасалов, неосторожно обращавшийся с револьвером.(37)
Как и в предыдущие годы, кампания 1913 г. помимо состязательных стрельб и маневров ознаменовалась большим заграничным плаванием всей балтийской эскадры с посещением Портленда, Бреста и Ставангера. В отличие от прошлогоднего похода состав отряда на этот раз был гораздо малочисленнее - всего 14 вымпелов. Кроме флагманского крейсера «Рюрик» (флаг адмирала Н.О.Эссена) и бригады линкоров («Андрей Первозванный», «Император Павел I», «Цесаревич», «Слава») в эскадру вошли только крейсера «Громобой», «Адмирал Макаров», «Паллада», «Баян», сопровождаемые транспортом «Рига» и полудивизионом эсминцев.
В 4 час. утра 27 августа линкоры и крейсера (эсминцы пополняли запасы в Либаве и вместе с «Ригой», вышедшей из Кронштадта, присоединились к эскадре у о.Борнхольм) покинули Ревельский рейд и, построившись в кильватерную колонну, взяли курс к Балтийским проливам. Как и в прошлом году, во время перехода был запланирован целый ряд мероприятий боевой подготовки, включая разнообразные маневрирования. Однако, учитывая большой расход угля на «Андрее Первозванном» и «Славе», пришлось ограничиться простейшими совместными эволюциями, «не уклоняющими пути кораблей сильно от генерального курса», а также практическими упражнениями в радиотелеграфировании на близких дистанциях в условиях сильных помех.(38)
Переход через осеннюю Балтику протекал в целом без происшествий, если не считать двукратную поломку рулевого устройства на крейсере «Паллада», который вновь присоединился к эскадре лишь перед входом в проливы. Проход их осуществлялся в сжатые сроки без лоцманов, что вызывало, несмотря на ясную погоду, немалые трудности прежде всего для «Рюрика», шедшего головным. Однако, благодаря искусству и опыту штурманов крейсер, как впрочем, и вся эскадра, смог миновать опасные узкости в «совершенном порядке».(39)
30 августа русские корабли вышли в Северное море, в 3 час. утра 1 сентября прошли меридиан Дувра, вступив в Английский канал, встретивший их свежим зюйд-вестом и довольно сильным волнением. Около полудня эскадра прошла южную оконечность о.Уайт и через три часа подошла к Портленду. Обменявшись салютом с береговой батареей, русские корабли вошли на рейд, где в это время находилась британская 4-я эскадра линейных кораблей под командованием вице-адмирала Бриггса, державшего флаг на «Дредноуте».
Утром 2 сентября начался обмен визитами. Корабли русской эскадры были заранее распределены по одному-два на каждый английский и их командиры и офицеры общались лишь с офицерами «прикрепленных» кораблей, что значительно упрощало эту нелегкую процедуру. Помимо этого визит сопровождался множеством других официальных и неофициальных мероприятий, в которых приняли участие не только британские военно-морские и гражданские власти, но и значительная часть населения города, проявившие большой интерес к гостям из России. Так, 5 сентября состоялся праздничный обед для нижних чинов эскадры, на который было приглашено до 700 человек. По словам очевидцев, улицы Портленда были буквально запружены горожанами, восторженно приветствовавшими колонны русских моряков, маршировавших под звуки корабельных духовых оркестров к зданию мэрии. Исключительное радушие хозяев, столь необычное для сдержанных англичан, объяснялось все возрастающей угрозой со стороны Германии, заставлявшей Британию искать союза с Россией. И в этой связи визит русской эскадры пришелся как нельзя кстати.(40)
Помимо участия в различных торжествах, предусмотренных программой визита, на эскадре проводилось и обычное увольнение части команд на берег. Особым распоряжением Н.О.Эссена с каждого корабля было разрешено ежедневно увольнять не более 45 человек, как правило из числа нижних чинов «отменного поведения», а некоторым желающим позволили даже съездить в Лондон. Тщательный отбор увольняемых на берег дал определенный положительный результат - несмотря на огромное количество питейных заведений, традиционное для крупного портового города, «особого пьянства не было» и даже местные газеты отметили (впрочем, не без доли иронии), что поведение русских матросов «изменилось к лучшему».(41)
И все же, несмотря на принятые меры, к моменту ухода из Портленда на эскадре насчитывалось 59 дезертиров, причем значительная часть из их составляли нижние чины 1912-1913 гг. призыва.(42) Среди «нетчиков» оказалось и более десятка матросов «Рюрика», по разным причинам не вернувшихся с берега, однако в результате поисков, предпринятых совместно с английской полицией, все они были возвращены на корабль. Всего же за время похода на крейсере зафиксировано 24 случая опоздания с берега на срок более суток, сопровождавшихся, как правило, «промотанием казенного обмундирования».(43)
Завершив визит и покончив все расчеты с берегом, русские корабли в 3 час. дня 7 сентября покинули берега туманного Альбиона, держа курс на запад, и к полудню 8 сентября благополучно достигли Бреста. Для темпераментных французов приход многочисленной союзной эскадры стал, наверное, еще более знаменательным событием, чем для их соседей. Встречи, приемы, обеды и балы следовали один за другим, изумляя порой своей торжественностью и пышностью.
Один из таких приемов, на который прибыл в сопровождении военного и военно-морского агентов русский посол во Франции камергер Севастопуло, был устроен 11 сентября на крейсере «Рюрик». Общее число приглашенных превышало 500 человек, в связи с чем для их доставки на корабль французские власти выделили две старые канонерские лодки, на которых спешно оборудовали тенты.(44) Вечер удался — на несколько часов спардек «Рюрика» превратился в великосветский салон, а на юте под звуки корабельного оркестра без устали кружились в вальсе нарядные пары.
Установленным порядком шло и увольнение команд на берег, хотя на этот раз, в связи с угольной погрузкой, отпущена была в общей сложности примерно одна треть личного состава. За все время стоянки отмечено лишь два серьезных инцидента - на улице был легко ранен из револьвера в ногу кондуктор (45) с «Паллады» Басанин, а один из «рюриковских» матросов в состоянии сильного опьянения выпал на мостовую из окна второго этажа (к счастью, как отмечено в рапорте, это падение «серьезных последствий для здоровья не имело»). Еще один моряк с крейсера - сверхсрочный боцман П.В.Таранец - был оставлен в береговом госпитале с приступом острого аппендицита.(46)
Простояв в Бресте пять дней, русская эскадра в 10 час. 30 мин. утра 12 сентября снялась с якоря и пройдя пролив Ла-Манш, взяла курс на норд-ост, к берегам Норвегии. 14 сентября на параллели плавучего маяка Сварте корабли разделились - линкоры и два эсминца пошли в Христиансанд, а «Рюрик» с остальными кораблями — в Ставангер. Переход в один из крупнейших портов Скандинавии был нелегким. Уже после полудня 14 сентября задул свежий, постоянно усиливающийся зюйд-ост, разведя к ночи сильное волнение. К счастью, в это время корабли находились уже под прикрытием скалистого норвежского берега, однако плотная мгла затрудняла обсервацию, вынуждая для поиска входа в гавань выслать вперед эсминцы. Вскоре в сплошном тумане удалось различить тусклый свет входного маяка, ориентируясь на который, отряд к полудню 15 сентября вошел на рейд, где и встал на якорь.
Визит в Ставангер длился три дня, в течение которых команда, как и в предыдущих случаях, увольнялась на берег (при этом неоднократно отмечались попытки русских политэмигрантов войти в контакт с матросами), а офицеры «Рюрика» во главе с адмиралом Эссеном предприняли на одном из эсминцев своеобразную экскурсию в Лизе-фьорд. Этот узкий (шириной всего от 5 до 7,5 кб) залив длиной 20 миль, окаймленный по берегам высокими отвесными скалами, пользовался заслуженной славой у европейских туристов. Однако не только красоты северной природы привлекали внимание русских моряков -куда важнее было перенять норвежский опыт плавания шхерными фарватерами, а заодно и познакомиться с их навигационным оборудованием.(47)
В полночь 18 сентября отряд крейсеров покинул Ставангер и около 2 час. дня, соединившись с бригадой линкоров, взял курс к Балтийским проливам. Обратный переход в Россию протекал без происшествий и утром 21 сентября корабли благополучно достигли Ревеля, завершив последнее предвоенное заграничное плавание. По словам Н.О.Эссена, оно «имело большое значение в смысле подъема настроения всего личного состава», а опыт продолжительных походов дал возможность «попрактиковать людей в обращении с механизмами и котлами в условиях длительного крейсерства...».(48)
Послепоходовые ремонт и отдых экипажей длились недолго. Уже 6 октября бригада линкоров приняла участие в очередных двусторонних маневрах флота, проводившихся под руководством адмирала Эссена. Их главной целью стала проверка возможностей Морских сил Балтийского моря по отражению попытки прорыва кораблей вероятного противника в Финский залив. В целом маневры показали значительно возросший по сравнению с предыдущими годами уровень боевой выучки кораблей и соединений, однако командующий и его штаб с тревогой отмечали отсутствие в составе флота современных боевых единиц и в первую очередь линкоров-дредноутов, без которых оборона залива, даже при оборудовании в его устье сильной минно-артиллерийской позиции, становилась трудновыполнимой задачей.
Маневры продолжались семь дней, после чего «Рюрик» с линкорами перешел в Кронштадт для пополнения боезапаса и других материалов, а также списания в береговые экипажи нижних чинов 1908 г. призыва, подлежащих увольнению в запас. 29 октября бригада сосредоточились на рейде Гельсингфорса и в полночь -1 ноября корабли, завершив кампанию, вступили в вооруженный резерв. Однако, несмотря на это обстоятельство, на следующий день на рейде состоялась общебригадная парусная офицерская гонка на приз имени капитана 1 ранга Егорьева. Условия состязания были довольно жесткими - на шлюпках были сняты рули, что потребовало от экипажей большой сноровки в управлении парусами. В упорной борьбе лучшей оказалась шестерка с «Цесаревича», кают-компанию которого и украсил переходящий кубок. 4 ноября состоялись аналогичные унтер-офицерские гонки, где победу одержала шлюпка «Рюрика».(49)
Год 1914-й
Начало кампании 1914 г. для экипажа «Рюрика» мало отличалось от предыдущих лет. 9 апреля, едва Финский залив начал освобождаться ото льда, крейсер вместе с бригадой линкоров покинул Гельсингфорский рейд, приступив к плановой боевой подготовке. Артиллерийские стрельбы сменялись выходами на эволюции, учебные минные постановки — угольными погрузками. Заполненные до отказа, пролетали недели и казалось, ничто на свете не способно поколебать этот устоявшийся годами, ставший привычным для любого моряка порядок. Ничто, в том числе и сообщение об убийстве австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, совершенном 15 июня в Сараево сербским студентом Г. Принципом и сразу поставившем Европу на грань большой войны.
Отлично сознавая близость вооруженного конфликта и не желая допустить повторения порт-артурских событий десятилетней давности, командующий Морскими силами Балтийского моря адмирал Н.О.Эссен на свой страх и риск предпринял ряд необходимых мер. Основными из них являлись установление постоянного крейсерского дозора в устье Финского залива, приведение в полную боевую готовность отряда минных заградителей, усиленная охрана рейдов и строжайшая радиомаскировка.
Между тем внешнеполитическая обстановка в Европе продолжала все более и более накаляться. Правительство Австро-Венгрии, не удовлетворившись ответом сербских дипломатов на ультиматум от 10 июля, 15-го объявило Сербии войну, одновременно начав мобилизацию и против России. Спустя два дня, 17 июля, к военным приготовлениям своего ближайшего союзника по Тройственному союзу присоединилась и Германия.
В сложившейся ситуации русское правительство, естественно, не могло оставаться безучастным к явно враждебным действиям западных соседей и также направило все усилия на скорейшую мобилизацию армии и флота. В полночь 17 июля 1914 г. служба связи флота передала всем русским кораблям и морским частям на Балтийском театре ставший впоследствии знаменитым условный сигнал «Дым. Дым. Дым. Оставаться на местах», согласно которому командирам всех рангов надлежало немедля вскрыть секретные пакеты с инструкциями по мобилизации и оперативному развертыванию сил флота. При этом главная цель последнего сводилась к тому, чтобы воспрепятствовать неприятелю проникнуть в восточную часть Финского залива за меридиан о.Нарген и хотя бы временно обеспечить мобилизацию сухопутных войск Петроградского военного округа.
Справедливо полагая, что противник может попытаться воспользоваться благоприятным моментом и прорваться к столице, адмирал Эссен (ставший с момента объявления мобилизации командующим Балтийским флотом) в тот же день отдал приказ о немедленном выходе в море бригады линкоров и одновременном приведении в наивысшую готовность минных заградителей. В 16 час. 30 мин. командующий прибыл на «Рюрик» и в 21 час крейсер, выбрав якоря, покинул рейд, держа курс к о.Нарген. В кильватер флагману шли «Император Павел I», «Цесаревич» и «Слава» («Андрей Первозванный» ремонтировался в Кронштадте) в сопровождении 12 эскадренных миноносцев. Восточнее Нар-гена бригада в ожидании дальнейших распоряжений встала на якорь, а эсминцы были отправлены в дозор.
В 4 час. утра на «Рюрике» была принята специальная телеграмма главнокомандующего вооруженными силами России великого князя Николая Николаевича о постановке главного минного заграждения — основы минно-артиллерийской позиции Балтийского флота в устье Финского залива. Подобного рода действия, предпринятые до официального объявления войны, влекли за собой немалый риск — ведь в случае мирного разрешения кризиса внешняя торговля страны из-за нарушения режима судоходства на основной морской коммуникации оказалась бы серьезно подорванной, а главным следствием подобной акции стал бы грандиозный международный скандал, чувствительно ударивший по внешнеполитическому положению России. Однако последовавшие вскоре события подтвердили правильность принятого решения. Спустя три часа после получения распоряжения бригада минных заградителей приступила к постановке заграждения, успешно завершенной к полудню. Все это время линкоры крейсировали на меридиане Пакерорта, после чего перешли сначала в Ревель, а оттуда на Свеаборгский рейд.
В 20 час. 20 мин с Александровского поста в Свеаборге на «Рюрик» семафором передали телеграмму морского министра, начинавшуюся словами «Германия объявила войну...». Спустя полчаса после этой роковой вести на корабль прибыл адмирал Эссен, только что возвратившийся на миноносце из Ревеля. После торжественного богослужения о даровании победы над врагом командующий флотом обратился к офицерам и команде с речью, в заключении которой провозгласил свой, ставшим впоследствии крылатым, девиз: «Отступления не будет!».(50)
Речь командующего была встречена рюриковцами с воодушевлением. Как вспоминал впоследствии флаг-офицер штаба капитан 2 ранга Вавинтер, «энтузиазм был неописуемый: несмолкаемое «ура» перешло в овацию вождю флота, которого команда подняла на руки вместе с командиром капитаном 1 ранга Бахиревым». Подобный настрой наблюдался и на других кораблях, чьи экипажи выражали готовность «защитить Родину от посягательств врагов и вступить в бой с ними без колебаний, думая только о нанесении врагу самых тяжких ударов, какие только... возможны...». В тот же вечер Н.О.Эссен отдал приказ о подготовке к выходу в море, назначенному на полночь 20 июля и с рассветом флот вышел к центральной позиции. Мировая война становилась жестокой реальностью...
Однако в отличие от многих других кораблей первый, по-настоящему боевой поход «Рюрика» состоялся лишь через месяц после начала боевых действий и имел целью разведку сил противника в районе Данцигской бухты. В состав отряда, помимо «Рюрика», вошли крейсера «Россия», «Богатырь», «Олег», сопровождаемые эсминцами полудивизиона Особого назначения во главе с «Новиком».
Утром 19 августа соединение снялось с якоря на Ревельском рейде и в кильватерном строю (концевым «Рюрик» под флагом командующего флотом) двинулось за тральщиками к выходу из Финского залива. Предполагалось, что достигнув параллели Стейнорт-Хоборг, корабли разделятся на две группы, причем «Богатырь», «Олег» и «Новик» пойдут к Данцигу для обстрела побережья и поиска неприятеля в самой бухте, а «Рюрик» и «Россия» остаются на месте в качестве поддержки.
Благополучно выйдя в Балтийское море, отряд в прежнем порядке повернул на зюйд, а с наступлением темноты перестроился по-ночному. Теперь головным шел крейсер «Рюрик», а замыкал колонну «Новик». Около полуночи с флагмана заметили два дыма, которые вскоре начали быстро удаляться на зюйд. Как оказалось впоследствии, это был германский легкий крейсер «Аугсбург» под флагом контр-адмирала Беринга, сопровождаемый миноносцем. Встреча с русскими кораблями явилась полной неожиданностью для неприятеля, однако, пользуясь своей быстроходностью, он вскоре вышел за пределы эффективного огня наших крейсеров, так и не сделавших в этот раз ни единого залпа. Безрезультатной оказалась и атака «Новика», выпустившего четыре торпеды с дистанции не менее 40 кб.(51)
Это короткое боевое столкновение оказалось единственным за все время операции. Спустя несколько часов отряд повернул к о. Готланд, где разделился на две группы, повторно начавшие поиск германских кораблей. Однако море было по-прежнему пустынным, что вынудило Н.О.Эссена вновь соединить свои силы и утром 20 августа начать движение на ост. Обратный переход также был совершен благополучно и на следующий день корабли отдали якоря на Ревельском рейде.
Конец августа и начало сентября 1914 г. явились для Балтийского театра военных действий периодом относительного затишья, вызванного усилением активности британского флота и переброской части германских сил с Балтики в Северное море. Это во многом подтверждалось и результатами дальней разведки северной и западной частей Балтийского моря, предпринятой 10-11 сентября крейсерами «Адмирал Макаров», «Баян» и «Паллада» совместно с флагманским «Рюриком». Крупные силы германского флота в указанных районах не были обнаружены и лишь возле Виндавы и далее к Данцигу «угадывалась» завеса легких крейсеров и миноносцев. Подобные обстоятельства давали русскому командованию реальный шанс перейти от пассивного ожидания генерального сражения на Центральной позиции к активным боевым действиям, носящим в целом оборонительный характер, но позволяющим нанести неприятелю наибольший урон.
Началом активного периода деятельности Балтийского флота явилась крейсерская операция у о.Борнхольм 14-16 сентября 1914 г., возглавляемая лично адмиралом Эссеном и имевшая целью уничтожение германских дозоров восточнее острова. В 8 час. утра 14 сентября броненосный крейсер «Рюрик» под флагом командующего флотом вышел из Лапвика, держа курс на зюйд. Около 11 час. к нему присоединились «Паллада» и «Баян», но последний вскоре повернул назад, получив приказание остаться в устье залива для несения дозорной службы. Поход к Борнхольму проходил в чрезвычайно сложных условиях: 11-балльный шторм в сочетании с плохой видимостью мешали продвижению отряда к зюйду, заставляя корабли временами двигаться со скоростью не более 3-4 уз, а сильная качка не позволяла и думать об успешном применении артиллерии в случае встречи с противником. Но германские дозоры так и не были обнаружены и спустя двое суток, вечером 16 сентября «Рюрик» и «Паллада», вернулись в российские воды, бросив якоря у о.Эрэ.
Не имеющий четкого замысла и никоим образом не связанный с планами боевых действий флота, этот поход с оперативной точки зрения едва ли имел какой-либо смысл. Однако его моральное значение несомненно. Для личного состава глубокая операция в неприятельских водах должна была означать, что Балтийский флот отнюдь не утратил наступательного порыва и что времена пассивного «сидения за минным забором» безвозвратно прошли.
Тем не менее, охрана подступов к русской столице с моря продолжала оставаться одной из первоочередных задач и здесь, как и прежде, вся тяжесть ее выполнения ложилась на крейсерские бригады. Осенние штормы, плавающие мины, однообразие повседневных дозоров и постоянное напряжение сильно изматывали экипажи кораблей, временами делая службу просто невыносимой. В конце сентября к прежним опасностям добавилась новая — подводные лодки. Стремясь не допустить активных действий Балтийского флота и в тоже время не имея возможности держать на второстепенном театре крупные надводные силы, германское командование направило в Балтийское море пять субмарин, а спустя некоторое время еще три (U-23, U-25 и U-26), которые предполагалось использовать на позициях в устье Финского залива.
28 сентября торпедой с подводной лодки U-26 был взорван дозорный крейсер «Паллада», затонувший в течение двух минут со всем экипажем. Трагическая гибель корабля тяжким бременем легла на умонастроения русского командования и личного состава, отчетливо давая понять, что Балтийский флот, как впрочем и флоты всех воюющих держав, не имея эффективных средств противодействия, оказался беспомощным перед лицом нового грозного противника.
Однако замешательство, вызванное сентябрьской катастрофой, длилось недолго. Сознавая всю пагубность бездействия, штаб Балтийского флота уже в середине октября приступил к практической реализации плана активных боевых действий у побережья противника, в основу которого легла идея широкомасштабных минных постановок на германских коммуникациях.
Первые операции подобного рода проводились 18, 23 и 25 октября 1914 г. эскадренными миноносцами и имели целью заграждение германских судоходных путей из Киля в порты Восточной Пруссии. Успех активных действий на вражеских коммуникациях побудил командование Балтийского флота расширить их масштабы, для чего по инициативе Н.О.Эссена было сформировано новое оперативное соединение — Отряд специального назначения, в состав которого первоначально вошли крейсера «Рюрик», «Олег», «Богатырь» и минный заградитель «Амур».(52) «Боевым крещением» соединения стала очередная минно-заградительная операция, намеченная на 4 ноября 1914 г. Задачей отряда являлось скрытное проникновение в южную часть Балтики и постановка «Амуром» двух заграждений у банки Штольпе под прикрытием крейсеров. По окончании ее кораблям надлежало вернуться в базы, «имея все время попечение не быть замеченными в пути».
Утром 4 ноября крейсера и заградитель снялись с якоря на ревельском рейде и в полдень достигли восточного берега о.Нарген, где начальник отряда контр-адмирал Л.Б.Кербер, державший флаг на «Рюрике», ознакомил командиров кораблей с планом операции и вручил им боевой приказ. В 17 час. 30 мин. миновали о.Оденсхольм, а еще через четыре часа отряд повернул к зюйду, располагая курсы так, чтобы пройти восточнее о. Готланд вне видимости его берегов. При этом в целях возможной дезориентации противника на «Амуре» даже подняли перед рассветом третью (фальшивую) трубу, делавшую его схожим по силуэту с крейсерами. Достигнув к вечеру 5 ноября о.Эланд, Л.Б.Кербер отпустил заградитель к месту постановки, а сам с крейсерами направился в точку будущего рандеву -примерно 10 миль к зюйду от острова.(53)
Ночь прошла относительно спокойно. Правда с «Рюрика» дважды видели огни встречных пароходов, но каждый раз благодаря бдительности сигнальщиков отряду удавалось своевременно уклониться. Столь же успешно действовал и «Амур», которому, несмотря на крупную волну, удалось скрытно выставить в заданном районе 240 мин. В 8 час. 15 мин. 6 ноября все корабли встретились в назначенной точке, после чего 14-узловым ходом двинулись к устью Финского залива. Перед входом в залив отряд вновь разделился - «Амур» и «Олег» пошли в Утэ, а «Рюрик» и «Богатырь» — в Ревель, куда они прибыли утром 7 ноября. Спустя сутки на ревельском рейде бросили якоря и остальные корабли отряда.
Тщательно спланированная и безупречно исполненная, эта минно-заградительная операция явилась, без сомнения, крупным успехом крейсерских сил Балтийского флота. Вслед за ними 7,11 и 14 ноября минные постановки в неприятельских водах вновь осуществили эскадренные миноносцы, однако вскоре в активных действиях русских наступила оперативная пауза, обусловленная началом периода ясных лунных ночей, снижавших скрытность постановок. Вновь приступить к этой нелегкой и крайне опасной работе удалось лишь в самом конце ноября, когда погодные условия стали гораздо благоприятнее.
Целью новой операции являлось заграждение минами наиболее вероятных подходов с моря в районах Данциг-Пиллау и Рикегефт-Данциг, что по замыслу русского командования должно было затруднить противнику снабжение левого фланга его сухопутной армии, действовавшей в Прибалтике.(54)
Учитывая накопленный положительный опыт, заграждение вновь предполагалось осуществить силами отряда особого назначения, в состав которого включались на этот раз минный заградитель «Енисей» в обеспечении крейсеров «Олег» и «Богатырь», а также броненосные крейсера «Рюрик», «Адмирал Макаров», «Баян», спешно оборудованные минными рельсами и скатами. Кораблям отряда ставились следующие задачи. В день выхода «Рюрик», «Баян» и «Адмирал Макаров» с минами заграждения выходят из Папонвика в море, направляясь к точке общего рандеву, куда должны одновременно подойти из Утэ «Олег», «Богатырь» и «Енисей». Затем отряд должен был следовать соединенно «курсами, зависящими от обстоятельств», к назначенной точке постановки заграждения «Енисея» (55°26'N, 19°00'O). В указанном районе с заградителем должны были оставаться «Богатырь» и «Олег», в то время как «Рюрик», «Адмирал Макаров» и «Баян» отделяются и приступают к постановке своих заграждений.
Для их осуществления крейсерам надлежало построиться в кильватер (головным «Баян», затем «Адмирал Макаров», концевым «Рюрик») и отойти от точки разделения курсом 225° на 6 миль. Первым мины должен был ставить «Рюрик», после чего ему предписывалось перейти в голову колонны. Концевым становился «Адмирал Макаров», который также приступал к постановке, по окончании которой уже он становился бы головным и вел отряд тем же курсом. Завершал постановку «Баян», после чего отряду необходимо было отойти на 30 миль к норд-весту и далее располагать свои курсы так, чтобы к 8 час. утра быть на рандеву с «Богатырем», «Олегом» и «Енисеем» в точке 57°20'N и 20°00'О. Если обстоятельства плавания вызвали бы разделение кораблей отряда или отделение хотя бы одного из ставящих мины, то крейсерам назначались именные банки, которые должны были быть поставлены после захода солнца.
Погода благоприятствовала проведению операции — стояли хмурые пасмурные дни, а ночами, по словам очевидца, не было видно даже «дыма из собственных труб». 28 ноября «Рюрик», стоявший на рейде Свеаборга, принял 120 мин заграждения и на следующий день под флагом командира отряда контр-адмирала Л.Б.Кербера вышел в Папонвик на соединение с «Адмиралом Макаровым» и «Баяном».(55)
Выход крейсеров был назначен на полдень 30 ноября, с тем чтобы к заходу солнца достичь Суропского прохода. В 12 час. 30 мин. «Рюрик», «Адмирал Макаров» и «Баян», также принявшие мины, в сильную пургу снялись с якоря и взяли курс к условленной точке рандеву с остальными кораблями отряда. Однако резкое ухудшение видимости не позволили «Енисею» и сопровождающим его «Олегу» и «Богатырю» выйти в море. В этих условиях контр-адмирал Л.Б.Кербер принял решение, не откладывая операцию, выставить в начале мины с броненосных крейсеров, которые затем, «налегке», могли бы обеспечить прикрытие постановки с остальных кораблей.
Учитывая, что на «Рюрик» были приняты мины «образца 1909 г.» (гальваноударные), постановка которых в полной темноте была небезопасна, начальник отряда приказал крейсеру отделиться и, увеличив ход до 18 уз, уйти вперед, с тем, чтобы к вечеру следующего дня достичь назначенного района. Оставшиеся крейсера, принявшие более безопасные в обращении ударно-механические мины «образца 1912 г.», продолжали двигаться с прежней 16-узловой скоростью. В течение ночи «Баян» сильно отстал и утром 1 декабря донес по радио о невозможности продолжать поход с имеющимся углем, в связи с чем ему было предписано возвратиться. Подобное обстоятельство могло отрицательно сказаться на ходе всей операции, однако переменчивое военное счастье на этот раз явно сопутствовало русским морякам.(56)
Около 17 час. 1 декабря «Рюрик» достиг назначенного района (55°08,5' N, 18°30' О), где поставил заграждение из шести минных банок протяженностью до 5,5 миль. По окончании постановки крейсер направился в точку рандеву с вышедшими утром из Утэ «Енисеем», «Олегом» и «Богатырем», которое состоялось в 9 час. 30 мин. утра 2 декабря. В этот же район несколько позже предписывалось прибыть и «Адмиралу Макарову», который накануне ночью также успешно выставил заграждение из 64 мин, оставшееся незамеченным неприятелем.
Однако еще на переходе из штаба флота было получено радио о наличии в северной части Балтийского моря значительных сил неприятеля, в связи с чем начальник отряда принял решение не ждать запаздывающий крейсер (направившийся затем самостоятельно в Утэ) и перейти в район Хоборгского рифа. Продержавшись там в течение дня, отряд в 16 час. вышел к месту постановки «Енисея». С заходом солнца корабли разделились. Заградитель в сопровождении крейсера «Богатырь» пошел дальше по назначению, а «Рюрик» с «Олегом», развив 16 уз, повернули на норд. Спустя 15 часов оба корабля благополучно достигли Утэ, а вскоре туда же прибыли «Адмирал Макаров» и «Богатырь».(57)
Удачно осуществленные ноябрьские минные постановки у германского побережья стали серьезной помехой судоходству противника. Теперь неприятельским транспортам приходилось держаться районов с большими глубинами, что сильно удлиняло их маршрут, а кроме того, боязнь значительных потерь в тоннаже зачастую вынуждала судовладельцев вообще отказываться выводить суда в море.
Ободренное успехом русское командование решило осуществить еще одну заградительную операцию, на этот раз в западной части Балтийского моря на путях сообщения между Килем и Свинемюнде. Ее проведение наметили на конец декабря, чему во многом способствовало наступление периода новолуния и, как следствие, темных ночей. Учитывая значительную удаленность района постановок и высокую вероятность встречи с крупными силами противника, штаб флота решил включить в состав отряда особого назначения корабли обеих (1-й и 2-й) крейсерских бригад под общим командованием начальника бригады заградителей контр-адмирала В.А.Канина. На этот раз заградителями назначались «Россия», «Олег», «Богатырь», а в качестве сил прикрытия — «Рюрик» (флаг нового начальника 1-й бригады крейсеров контр-адмирала М.К.Бахирева), «Адмирал Макаров» и «Баян».
Днем 30 декабря оба отряда покинули рейд Севастополь в Абосских шхерах и взяли курс на юг, держась в целях маскировки в 15-16 милях друг от друга. К вечеру 31 декабря оперативное соединение достигло заданного района, где заградители приступили к постановке, а «Рюрик», «Макаров» и «Баян», прикрывавшие их — к «ночному крейсерству», оказавшемуся, впрочем, безрезультатным. 2 января 1915 г. корабли без потерь возвратились на рейд Севастополь.(58)
Новогодняя операция балтийских крейсеров, в ходе которой в неприятельских водах было выставлено около 300 мин, оказалась весьма неприятным «подарком» для германского командования. 13 января на минах, выставленных «Россией», подорвался крейсер «Аугсбург», а спустя несколько часов в другом районе — легкий крейсер «Газелле», повреждения которого были столь тяжелы, что его решено было не восстанавливать. Потеря сразу двух достаточно крупных боевых единиц в определенной степени ослабила германские морские силы на Балтике, заставив противника в очередной раз действовать с большой оглядкой.(59)
Год 1915-й
В противоположность морскому театру военных действий обстановка на сухопутном фронте в начале 1915 г. складывалась явно не в пользу русских. 25 января германские войска под командованием фельдмаршала Гинденбурга перешли в Восточной Пруссии в контрнаступление против соединений нашей X армии с целью их окружения и уничтожения в районе Мазурских озер. Для того, чтобы хотя бы частично ослабить натиск противника на сухопутье, решено было «создать для него затруднения в подвозе войск и снаряжения через порты Данцигской бухты».(60) С этой целью командованием Балтийского флота была предпринята очередная минно-заградительная операция, главная роль в которой вновь отводилась крейсерам 1-й бригады.
На этот раз в качестве заградителей вновь были избраны «Олег» и «Богатырь», прикрывать которые назначались «Адмирал Макаров» и «Рюрик» под общим командованием контр-адмирала М.К.Бахирева.(61) Бригаде придавались эсминцы полудивизиона особого назначения - «Пограничник», «Охотник», «Сибирский стрелок» и «Генерал Кондратенко», а также «Новик» под командой флаг-капитана по оперативной части штаба флота капитана 1 ранга А.В.Колчака. В отличие от крейсеров, в задачу которых входило лишь подновление старых заграждений на дальних подступах к Данцигу, эскадренным миноносцам поручалась постановка мин непосредственно на входном фарватере. Из соображений максимальной скрытности крейсерам и эсминцам предписывалось выходить в море раздельно, из разных пунктов, следуя затем к назначенной точке рандеву вблизи южной оконечности о.Готланд. При этом крейсерам надлежало как можно точнее определить свое место по островным маякам, передав затем координаты на миноносцы.
Развертывание бригады крейсеров началось 30 января. Еще ночью 29-го «Олег» и «Богатырь» приняли в Ревеле с заградителя «Енисей» по 100 мин «образца 1912 г.», а с рассветом в сопровождении «Рюрика» и «Адмирала Макарова» вышли на рейд для уничтожения девиации.
Следующую ночь бригада провела на якорях у о.Нарген. В 10 час. утра 30 января на флагманский «Рюрик» прибыли командиры крейсеров и старшие штурмана, которым была доведена походная инструкция и указаны безопасные курсы среди минных заграждений. В 11 час. 30 мин. бригада снялась с якоря и двинулась к Суропскому проходу. На выходе из него «Адмирал Макаров» по приказанию М.К.Бахирева вышел в голову колонны, за ним в кильватер следовали «Рюрик», «Олег» и «Богатырь». Переход к Утэ, а затем к Готланду проходил в весьма сложных условиях - из-за сильного тумана корабли не имели точных обсерваций, что привело к постепенному накоплению навигационной ошибки, пагубно сказавшейся в дальнейшем.
Около 4 час. утра 1 февраля с «Рюрика» заметили сквозь пургу маяк Хальмудден, расположенный на северной оконечности о.Готланд. Его слабый свет был усмотрен и с головного «Адмирала Макарова», который после определения места лег на новый курс 190°. Такой курс тем не менее показался опасным командиру отряда, считавшего, что корабли находятся гораздо ближе к берегу, чем предполагалось. Это подтверждалось и расчетами штурмана «Рюрика» старшего лейтенанта Б.Страхова, поэтому М.К.Бахирев распорядился о повороте бригады еще на 30° влево.
Приказание еще только передавалось на корабли, когда в 4 час. 07 мин. на «Рюрике», шедшем в кильватер «Адмиралу Макарову», почувствовали сотрясение корпуса, правда, настолько легкое, что его, по словам очевидцев, «можно было счесть за столкновение со льдом или сотрясение при падении крышки броневого люка». Почти одновременно снежная пелена рассеялась, открыв маяк, светивший на этот раз «с силой прожектора».(62)
Заметив это, крейсера, резко ломая строй, начали самостоятельно поворачивать влево, одновременно уменьшая ход до 12 уз. В 4 час. 10 мин. на «Рюрике» услышали второй, более сильный удар, а спустя 7 минут еще два, причем продолжительность последнего составляла около 10 секунд. Как выяснилось впоследствии, «Рюрик» перескочил через необозначенную на карте протяженную каменную банку, которую другие корабли бригады из-за меньшей осадки миновали благополучно.
Последствия этого были самые тяжелые. Уже через 10 минут из-за сильного поступления воды на крейсере были выведены 1-я, 2-я и 3-я группы котлов и затоплено третье котельное отделение. Благодаря умелым действиям кочегарных унтер-офицеров из котлов удалось своевременно стравить пар, однако сами котлы были затоплены с жаром, что вызвало резкое повышение температуры воды, проникшей в отсек. Помимо котельного отделения вследствие повреждения наружной обшивки были залиты междудонные пространства на протяжении от 8-го до 222-го шп, 10 верхних и 10 нижних угольных ям, а также ряд других помещений, причем местами обнаружились сильные деформации второго дна и переборок. Всего же корабль принял до 2700 т воды, создавших крен в 2°7' Энергичными действиями экипажа и, в частности, трюмного механика лейтенанта С.К.Рашевского удалось вскоре откачать воду из верхних угольных ям, малой шкиперской, артиллерийского арсенала, рабочих помещений кормовых 8" башен и поставить упоры, укрепив дно и переборки.(63)
Когда окончательно стало ясно, что непосредственная угроза кораблю миновала и последний по расчетам имеет еще достаточный запас плавучести, контр-адмирал М.К.Бахирев доложил о случившемся командующему флотом, прося прислать в помощь ледоколы с мощными водоотливными средствами. Объявив сигналом строй (головным «Рюрик», за ним в кильватер «Адмирал Макаров», «Олег» и «Богатырь») начальник отряда в 6 час. 20 мин. приказал дать ход, сначала 6 уз, а к 7 час. утра его увеличили до 9 уз, с тем, чтобы к рассвету отойти от Готланда как можно дальше. Однако вскоре выяснилось, что такая скорость вызывает выпучивание второго дна и переборок, в связи с чем ход снова пришлось уменьшить.
Густой туман мешал продвижению бригады, заставив корабли к вечеру 1 февраля стать на якорь в надежде, что к утру удастся определить место. Ночь прошла спокойно, к 9 час. утра туман начал редеть, что позволило вновь сняться с якоря и взять курс на норд. Между тем погода вновь начала ухудшаться - туман становился все более плотным, местами начал встречаться сплошной лед.
Однако, несмотря на трудности, к вечеру 2 февраля кораблям удалось достичь Суропского прохода, и 3 февраля в 1 час. 45 мин. ночи бригада встала на якорь на Ревельском рейде. С рассветом начался заключительный этап спасательной операции - ввод поврежденного «Рюрика» в гавань. Как показали замеры, осадка крейсера достигла 9,76 м, в то время как наибольшая глубина гавани составляла 9,15-9,45 м. В результате корабль, буксируемый кормой, остановился в воротах, во второй раз за последние трое суток коснувшись грунта, на этот раз, к счастью, песчаного. Снять его с мели удалось лишь через три часа непрерывной работы портовых буксиров и машин самого «Рюрика», после чего израненный крейсер наконец-то ошвартовался на своем штатном месте у северного больварка гавани.(64)
Сразу же по прибытии корабля начались водолазные работы по осмотру его подводной части, причем для их проведения пришлось привлечь не только всех портовых водолазов, но и командировать соответствующих специалистов из Кронштадта. Обследования дали весьма неутешительные результаты — многочисленные повреждения наружной обшивки требовали продолжительного ремонта в доке, которого в Ревеле не было.(65)
Специальная техническая комиссия под председательством начальника Кораблестроительного отдела ГУК генерал-майора П.Ф.Вешкурцова, собравшаяся на «Рюрике», признала необходимым перевод крейсера в Кронштадт, для чего решено было провести работы по его облегчению. В общей сложности с корабля сняли около 1180 т различных грузов (в том числе орудийные стволы и броневые крыши 10" и 8" башен), а также откачали более 800 т воды, что позволило уменьшить на 0,9 м его осадку. Одновременно зимний переход в Кронштадт в сложных ледовых условиях потребовал и дополнительных подкреплений корпуса, для чего по решению комиссии поставили 35 аварийных подпор в дополнение к 125, уже установленным на переходе в Ревель.(66)
К 16 февраля все работы были завершены и крейсер подготовили к походу, намеченному на 17 февраля. Для проводки «Рюрика» были назначены самые мощные ледоколы Балтийского флота - «Ермак», «Царь Михаил Федорович» и «Петр Великий» под общим командованием начальника 2-й бригады крейсеров контр-адмирала П.Н.Лескова. В помощь ему прикомандировали нескольких флагманских специалистов штаба флота, в том числе флагманского штурмана капитана 2 ранга Н.А.Сакеллари.
В 7 час. утра 17 февраля ледоколы подняли якоря и вышли на внешний рейд в ожидании «Рюрика», съемка с якоря которого была назначена на 7 час. 30 мин. Однако выход поврежденного корабля из-за неготовности портовых буксиров состоялся только в 9 час. Спустя еще час крейсер занял свое место в кильватер «Ермаку» и в 10 час. 15 мин. весь отряд по створу Екатеринентальских маяков вышел в море.
Впереди строем фронта двигались «Царь Михаил Федорович» и «Петр Великий», за ними флагманский «Ермак» и концевым «Рюрик». Относительно легкий лед позволил кораблям уже к полудню достичь Вульфского знака, но дальше ледовая обстановка стала постепенно ухудшаться и ледоколам приходилось каждые две-три мили возвращаться, чтобы освободить крейсер. Постепенно усиливался и ветер, достигший 8 баллов, а от поднявшейся пурги видимость сократилась до 5 кб. В этих условиях придерживаться прежнего походного ордера было чрезвычайно трудно, поскольку ледоколы имели полный ход и все время уходили от крейсера, чья скорость не превышала 4 уз. Продвижение вперед не прекратилось и с наступлением темноты, однако около 23 час., войдя в особенно плотный лед, отряд остановился - личному составу требовался хотя бы короткий отдых.(67)
В 6 час. 30 мин. утра 18 февраля, освободив крейсер от напора льда, сжимавшего его у бортов, корабли двинулись далее на ост. Пробиваться вперед было по-прежнему чрезвычайно затруднительно и контр-адмирал Лесков решил изменить строй отряда. Теперь впереди уступом влево двигались «Царь Михаил Федорович» и «Ермак», а за ними в кильватер - «Петр Великий» и «Рюрик». При этом «Петру Великому», как наименее мощному, приходилось теперь лишь «прочищать след «Ермака» для более свободного маневрирования крейсера». В 16 час. 25 мин. открылся о.Гогланд и на горизонте стали видны большие разводья. По ним удалось пройти в течение шести часов, но затем ледовая обстановка вновь ухудшилась и в двух милях от маяка Южный Гогланд отряд остановился на ночевку. В 7 час. 19 февраля корабли вновь двинулись вперед, но к 1 час. дня удалось пройти всего 7 миль из-за «чрезвычайного сжатия льдов». Не рискуя даром расходовать драгоценный уголь и видя полную бесполезность работы ледоколов, командир отряда приказал остановиться в ожидании, когда стихнет ветер, дувший с силой 8 баллов уже третьи сутки.(68)
Чтобы предохранить крейсер от напора ледяных масс, ледоколы встали у его бортов и в таком положении отряд оставался до 6 час. утра 20 февраля, когда ветер стал заметно ослабевать. Разведя пары, корабли вновь двинулись вперед и до 11 час. утра достаточно легко шли сквозь торосы, развивая временами до 6 уз. Сжатие льдов совершенно прекратилось и это позволяло ледоколам легко преодолевать их, оставляя за собой широкий и чистый канал, по которому «Рюрик» двигался без остановок.
К восходу солнца 21 февраля корабли достигли Толбухина маяка, а в 11 час. 10 мин. отряд вошел на Большой кронштадский рейд. Вслед за этим ледоколы провели «Рюрик» в гавань, а в 2 час. дня крейсер самостоятельно ошвартовался у стенки Алексеевского дока. Почти сразу же на корабль прибыл генерал-майор Корпуса корабельных инженеров Шебалин, назначенный ответственным за проведение ремонта. Тщательно осмотрев крейсер, генерал с удовлетворением отметил в рапорте, что за время перехода «дополнительных повреждений корпуса не произошло и каких-либо препятствий с постановкой в док не имеется».(69)
Ввод «Рюрика» в док начался в 10 час. утра 22 февраля при участии и.д. главного корабельного инженера Кронштадского порта полковника Барановского и дистанционного инженера подполковника Малецкого. К вечеру того же дня, несмотря на мороз -15°С и сильный норд-ост, корабль благополучно сел на кильблоки. При этом, как отмечали специалисты, «работа мастеровых и команды крейсера при установке распор на холоде, когда все заледенело и застывало, была достойна быть отмеченной».
Комиссия, назначенная приказом главного командира Кронштадского порта вице-адмирала Р.Н.Вирена «для выяснения степени повреждения броненосного крейсера «Рюрик» и возможности их исправления средствами порта, а также определения срока готовности означенного крейсера к выходу в море», осмотрев повреждения корпуса, его котлы и механизмы «пришла к заключению, что работы по исправлению могут быть выполнены в срок около двух месяцев». Так, в местах пробоин следовало заменить около 100 листов обшивки, отремонтировать котлы и механизмы в районе третьего котельного отделения, бывшего затопленным в течение трех недель, поменять более 300 м электрической проводки, провести еще целый ряд работ.(70)
Наряду с ремонтом корпуса и механизмов было принято решение параллельно осуществить и работы по ремонту и модернизации артиллерии крейсера, в том числе по замене всех 10" и 8" орудий, достигших полной степени износа, переборке регуляторов скорости Дженни, переборке и чистке частей поворотных и подъемных механизмов башен. Кроме того, предполагалась установка новой носовой дальномерной рубки, задание по изготовлению которой в марте 1915 г. получил Ижорский завод, а также монтаж резервного комплекта приборов управления огнем главного калибра в кормовом центральном посту.
Начавшись незамедлительно после постановки в док, работы велись в две смены практически без перерыва. Благодаря усилиям портовых инженеров и рабочих, они были завершены к концу апреля. Спустя еще две недели, 10 мая 1915 г. крейсер вышел в Ревель для довооружения и оснащения и к середине июня «Рюрик» окончательно вступил в строй.(71)
Опыт, накопленный в морских боях первого года войны, лег в основу оперативного плана на 1915 г., среди прочего предусматривавшего и действия у неприятельского побережья. Однако смерть в результате скоротечной пневмонии адмирала Н.О.Эссена в мае 1915 г. в значительной степени ослабила наступательный порыв Балтийского флота, явившись одновременно началом его медленного, но неуклонного снижения. Но в первые недели лета 1915 г. «порыв к активности» был еще достаточно велик, чему свидетельство бой русских и германских крейсеров у о.Готланд, ставший одним из наиболее ярких эпизодов морской войны на Балтике.
Стремясь любыми способами повлиять на «общественное мнение Германии» и произвести «сильное моральное впечатление» на противника, русское командование в начале лета вынашивало идею обстрела с моря одного из пунктов неприятельского побережья, имеющего любое, пусть даже небольшое, стратегическое значение. Выбор пал на Мемель - наиболее близкий германский порт, являющийся одним из пунктов морских коммуникаций противника. Согласно плану операции, разработанному офицерами оперативного отделения штаба И.И.Ренгартеном и А.А.Саковичем и одобренного новым командующим флотом вице-адмиралом В.А.Каниным, осуществить набег должна была 1-я бригада крейсеров в полном составе в сопровождении VI дивизиона эсминцев и «Новика», для прикрытия которых выделялись линкоры «Цесаревич» и «Слава».(72)
В 2 час. ночи 18 июня 1915 г. «Адмирал Макаров» (под флагом начальника 1-й бригады контр-адмирала М.К.Бахирева), «Баян», «Олег» и «Богатырь» снялись с якоря на рейде Пипшер и взяли курс на банку Винкова — условную точку рандеву с «Рюриком», вышедшим из Ревеля. Последний около 5 час. утра присоединился к отряду, вступив в кильватер «Олегу».
Спустя час отряд вошел в полосу сильного тумана, что дало основание М.К-Бахиреву перенести обстрел Мемеля на вечер 18 июня и одновременно вернуть в базу эсминцы, исключая «Новик», которому было предписано действовать по плану. Получив по радио координаты, «Новик» около 13 час. присоединился к крейсерам, вступив в кильватер «Рюрику». К 18 час. туман сгустился еще более и через 10 минут после поворота к Мемелю концевые корабли разлучились с отрядом. В результате бесплодных поисков «Новик» вернулся в Моонзунд, а «Рюрик» продолжал следовать к цели самостоятельно.
Между тем метеоусловия продолжали оставаться крайне неблагоприятными, что вынуждало русские корабли, не имевшие обсервации с момента выхода, маневрировать между Мемелем и южной оконечностью о.Готланд, в буквальном смысле ожидая «у моря погоды». К утру 19 июня туман начал рассеиваться и одновременно с этим с русской береговой радиостанции в Кильконде было передано сообщение о том, что по данным радиоразведки, примерно в 60 милях севернее нашего соединения находится отряд германских кораблей во главе с «Аугсбургом», идущий на зюйд.
Уничтожение неприятельских кораблей в открытом бою сулило гораздо большие, нежели при обстреле Мемеля, перспективы оказать моральное воздействие на общественность Германии и контр-адмирал М.К.Бахирев, не раздумывая, приказал своим крейсерам лечь на курс сближения с противником. Наведение русских сил осуществлял капитан 2 ранга И.И.Ренгартен, внимательно следивший за германским радиообменом и своевременно фиксировавший все изменения в обстановке.
Около 7 час. 30 мин. сигнальщики «Адмирала Макарова», шедшего головным, обнаружили впереди по курсу смутные силуэты «Аугсбурга», минного заградителя «Альбатрос» и нескольких эскадренных миноносцев, возвращавшихся с минной постановки в русских водах. Подавляющее превосходство нашего отряда в артиллерии — четыре 8" и 24 6" орудия на один борт против 12 102-мм пушек немцев позволяло контр-адмиралу М.К.Бахиреву атаковать противника немедленно. Однако учитывая преимущество германских кораблей в скорости, русский флагман принял, пожалуй, наиболее верное в создавшейся ситуации решение — повернуть влево, приведя головной «Аугсбург» на курсовой угол 40° правого борта, давая возможность нашим крейсерам, идущим в кильватерном строю, максимально использовать всю свою огневую мощь.
В 7 час. 35 мин. русская артиллерия с дистанции около 40 кб открыла огонь по противнику. Встреча с отрядом Бахирева оказалась полной неожиданностью для германских кораблей, пытавшихся отвернуть вправо, одновременно увеличив ход до полного. Но оторваться от преследования удалось лишь «Аугсбургу», фактически бросившему остальные корабли своего отряда на произвол судьбы и вскоре скрывшемуся в тумане. В результате вся мощь русского огня обрушилась на «Альбатрос», который, яростно отстреливаясь, попытался найти спасение вблизи Готланда — в территориальных водах нейтральной Швеции. Итоги боя хорошо известны: спустя полтора часа после его начала сильно поврежденный, охваченный пламенем «Альбатрос» все же сумел достичь острова и выброситься на берег.
Еще во время преследования германского заградителя радисты «Адмирала Макарова» услышали в эфире позывные «Рюрика», показавшего свое место примерно в 20 милях к зюйд-осту. Ответной радиограммой М.К.Бахирева крейсеру надлежало «вступить в бой с противником в квадрате 400».(73) Получив такой приказ командир «Рюрика» капитан 1 ранга А.М.Пышнов распорядился увеличить ход до полного и лечь на новый курс. Заданного района крейсер достиг через час - в 9 час. 45 мин., однако ни своих, ни чужих кораблей обнаружить уже не удалось.
Убедившись, что с противником покончено, русская бригада, построившись в кильватер, повернула на норд, когда около 10 час. справа по курсу были обнаружены несколько дымов. Это были броненосный крейсер «Роон», легкий крейсер «Любек» и четыре эсминца — запоздавшая помощь, вызванная по радио «Аугсбургом». На этот раз превосходство русского отряда в артиллерии не было столь подавляющим — по количеству тяжелых орудий (четыре 210 мм ствола в двух башнях) «Роон» не уступал «Баяну» и «Адмиралу Макарову», на которых к тому же ощущался недостаток в снарядах главного калибра.
В 10 час. 02 мин., сблизившись с кораблями 1-й бригады, «Роон» с дистанции 72 кб первым открыл огонь, сосредоточив его на «Баяне», шедшем концевым. Слабее вооруженный и бронированный «Любек» вступил в перестрелку с «Олегом». Но умелое маневрирование и отличная выучка личного состава «Баяна» сыграли свою роль. За 20 минут боя, ведя огонь двухорудийными залпами, комендоры «Баяна» достигли двух попаданий в противника, сумевшего ответить им лишь одним.
Сознавая всю тяжесть сложившейся ситуации, контр-адмирал Бахирев вновь вызвал по радио «Рюрик», приказывая ему лечь на курс 40° от Эстергарна, а спустя еще 10 минут - «вступить в бой в квадрате 408». На «Рюрике» радиограмму флагмана приняли в 10 час. 20 мин. и командир крейсера распорядился немедленно повернуть к центру заданного квадрата. Через восемь минут справа по курсу показались дымы, а вскоре во мгле удалось различить силуэты трех кораблей, один из которых, трехтрубный, дал опознавательные. Им оказался легкий крейсер «Любек», командир которого принял встретившегося противника за «Новик» и потому смело продолжал сближение.
Ошибка разъяснилась спустя 15 минут, после чего «Любек» начал поспешный отход на зигзаге. В 10 час. 42 мин. «Рюрик» с дистанции 66 кб открыл огонь из 10" и 8" орудий, а еще через несколько минут - из 120-мм, дававших, впрочем, почти исключительно недолеты. Вообще же стрельба русских комендоров не отличалась точностью, чего нельзя сказать о противнике. Один из первых ответных 105 мм залпов с «Любека» лег у самого борта русского крейсера, залив водой весь полубак и носовой мостик, временно выведя из строя дальномеры. Почти одновременно еще один снаряд пробил палубу полубака и разорвался в прачечной, а всего «Рюрик» получил от своего намного более слабого противника 10 попаданий, не нанесших, впрочем, особых повреждений.(74)
В 10 час. 50 мин. сигнальщикам «Рюрика» удалось опознать второй вражеский силуэт, державшийся впереди «Любека». Это был броненосный «Роон», отходящий на зюйд после поединка с «Баяном». Появление более сильного противника заставило русских артиллеристов сосредоточить на нем огонь всего главного калибра. Стрельба по «Роону» с дистанции 76-82 кб была более эффективной - «снаряды, в основном перелетные, ложились на небольшом расстоянии от цели, то и дело заливая палубу германца», а спустя семь минут после переноса огня на «Рооне» ясно наблюдалось попадание в районе четвертой дымовой трубы, сопровождавшееся «столбом белого, с черным основанием дыма».(75)
Но несмотря на неплохую (в данных условиях) стрельбу удача и на этот раз была явно не на стороне русских. Вскоре после начала артиллерийской дуэли на «Рюрике» временно прекратила огонь носовая 10" башня, у правого орудия которой вышла из строя система продувания канала ствола. При очередном открывании затвора это привело к попаданию пороховых газов внутрь башни и отравлению личного состава во главе с командиром лейтенантом Г.А.Алексеевым, оставшимся, тем не менее, на боевом посту.(76)
Спустя 27 минут после начала боя «Роон» повернул на зюйд-вест и, отстреливаясь лишь из одного 210-мм орудия кормовой башни, начал поспешно отходить. Капитан 1 ранга А.М.Пышнов принял решение преследовать германские корабли, однако вскоре последовал доклад о перископе неизвестной подлодки, обнаруженном справа за траверзом. Уклоняясь от возможной атаки, «Рюрик» на время прекратил огонь, чем немедленно воспользовался противник, скрывшийся в пелене тумана. Безуспешная погоня за ним продолжалась почти до полудня, когда по радио было получен приказ контр-адмирала М.К.Бахирева о возвращении в базу и присоединении к отряду, после чего «Рюрик» повернул на норд. В ходе скоротечного поединка артиллерия корабля выпустила 46 10", 102 8" и 163 120 мм фугасных снаряда. На крейсере оказались ранеными девять матросов, один из которых матрос 1 статьи М.Шиянов умер от ран. Еще семь человек получили отравления пороховыми газами, однако спустя десять дней все они вернулись в строй.
Заключительная часть похода прошла относительно спокойно, если не считать тревожного доклада сигнальной вахты крейсера о мелькнувшем в волнах очередном перископе. Это случилось в 19 час. 30 мин. 18 июня у самого входа в Финский залив. Однако неизвестная подводная лодка (если таковая была в действительности) ничем более не обозначила своего присутствия. Отряд благополучно проследовал далее на ост и утром 19 июня корабли встали на якоря в гавани Ревеля.(77)
Смелые операции русского флота встревожили командование Флота Открытого моря, вынуждая его в очередной раз перебросить на Балтику крупные силы. Однако понеся потери в ходе августовской попытки прорыва в Рижский залив, германское морское командование отказалось от дальнейших активных действий, отозвав значительную часть кораблей в Вильгельмсхафен. Это обстоятельство давало русским реальный шанс перехватить инициативу и вновь перейти к активным операциям на коммуникациях противника.
В отличие от прошлогодней кампании первую скрипку в нарушении германского судоходства теперь должны были играть подводные лодки. Задачи же крейсеров оставались прежними - редкие набеговые действия в сочетании с минными постановками. Первая осенняя постановка 1915 г. с участием крейсеров 1-й бригады была осуществлена 29 октября к зюйду от о.Готланд. Для ее осуществления в качестве заградителей решено было привлечь «Рюрик», «Адмирал Макаров», «Баян» и «Олег», прикрытие которых возлагалось на линкоры-дредноуты «Гангут» и «Петропавловск», VI дивизион эскадренных миноносцев, «Новик» и пять подводных лодок, заблаговременно развернутых на позициях. Общее руководство операцией возлагалось на командующего эскадрой контр-адмирала Л.Б.Кербера.(78)
Сосредоточение всех надводных кораблей, участвующих в операции, началось 26 октября на рейде Пипшер (о.Эре). Спустя двое суток, 28 октября отряд в 15 час. 30 мин. снялся с якоря и в кильватерной колонне двинулся по назначению. Впереди шли эсминцы, за ними «Адмирал Макаров», «Баян» и оба линкора. Замыкали строй «Рюрик» и «Олег» с держащимся на траверзе «Новиком».
С наступлением полной темноты корабли разделились, что позволило им незамеченными пройти линию германских дозоров и достичь района постановки вблизи банки Хоборг. В 9 час. утра 29 октября крейсера по сигналу командующего эскадрой перестроились для постановки двойным уступом, повернув на курс 307°. В правой колонне находились «Рюрик» и «Баян», а в левой - «Адмирал Макаров» и «Олег». Линкоры и «Новик» держались мористее.
В 9 час. 12 мин. с кормовых скатов «Рюрика» упала в море первая мина, ознаменовав начало очередной постановки, в ходе которой крейсерами было выставлено 560 мин. По ее окончании в 12 час. «Рюрик» вышел в голову колонны и отряд, перестроившись по-походному (линкоры в центре, «Баян» и «Адмирал Макаров» на траверзах, «Олег» и «Новик» в арьергарде) лег на обратный курс. Переход прошел спокойно и к утру 30 октября корабли благополучно вернулись в базы. Результаты грамотно и умело проведенной операции не заставили себя ждать, 25 ноября на минах, выставленных русскими крейсерами подорвался легкий крейсер «Данциг», надолго вышедший из строя.(79)
Успешно осуществленная минная постановка придала уверенности русскому командованию, приступившему к подготовке новой операции, намеченной на двадцатые числа ноября. Целью ее должна была стать окончательная «закупорка» минами морских транспортных «артерий» в южной части Балтики, по которым осуществлялось снабжение германских армий, действовавших в Лифляндии.
Постановку предполагалось осуществить в ставшем уже привычном районе к зюйду от о.Готланд, причем в качестве заградителей вновь назначались крейсера 1-й бригады (на этот раз в полном составе, включая отремонтированный «Богатырь»), прикрываемые дредноутами и эсминцами. «Рюрик», «Адмирал Макаров», «Баян» и «Олег» с минами на борту сосредотачивались на рейде Пипшер, «Богатырь» в Юнгфрузунде, а силы прикрытия - в Ганга. В 14 час. 45 мин. 22 ноября крейсера снялись с якоря и пошли к выходному фарватеру, где присоединились к «Петропавловску» (флаг вице-адмирала Л.Б.Кербера) и «Гангуту».
С наступлением темноты, миновав опасный от подлодок район, Л.Б.Кербер отпустил эсминцы, оставив лишь «Новик», после чего эскадра перестроилась в кильватер и развив 19 уз, повернула к месту постановки. Как и в прошлый раз переход эскадры не был замечен противником и к 9 час. утра 23 ноября корабли достигли заданного района, находящегося в пяти милях от заграждения, выставленного три недели назад. Спустя полчаса крейсера начали постановку, в то время как оба линкора и «Новик» спустились к зюйду, образовав линию завесы. Всего же на этот раз бригадой было выставлено 700 мин, образовавших две линии, которые совместно с «октябрьскими» минами преграждали район длиной более 30 миль.(80)
Обратный маршрут эскадры пролегал между шведским берегом и о. Готланд. Не обнаруженные никем, корабли с наступлением темноты достигли о.Фарэ и определившись по маяку, разделились - оба дредноута, «Богатырь» и «Новик» направились в Ревель, а крейсера - в Утэ.
Как и предыдущая, эта заградительная операция балтийских крейсеров была результативной — 1 января 1916 г. на «ноябрьских» минах подорвался германский легкий крейсер «Любек», более чем на три месяца вышедший из строя. Кроме того, заграждения, несмотря на факт их обнаружения, значительно «стеснили» судоходство противника и потребовали привлечения дополнительных тральных сил.
Однако тяжелая ледовая обстановка, сложившаяся в конце 1915 — начале 1916 г. в устье Финского, Рижском и Ботническом заливах не позволила русским морякам развить наметившийся успех. Вторую военную кампанию решено было закончить, а большинство кораблей сосредоточить в тыловых базах, где экипажи, пользуясь вынужденной паузой, длившейся до весны, приступили к ремонту порядком изношенной материальной части.
Год 1916-й
Оперативная обстановка, складывающаяся на театре к началу кампании 1916 г., как никогда раньше, позволяла Балтийскому флоту широко развернуть боевые действия. Скованное повышенной активностью британского Гранд-Флита, командование германским флотом не могло позволить себе роскоши проводить на Балтике даже крупных демонстраций, что в значительной степени развязывало руки штабу вице-адмирала В.А.Канина. В марте-апреле 1916 г. был разработан оперативный план будущей кампании, отличавшийся от планов прошлых лет. Учитывая, что главная задача флота «не допускать проникновения противника к востоку от главной позиции» оставалась неизменной, этот план вместе с тем предполагал и проведение активных операций, причем теперь не исключалась возможность попыток уничтожения части германского флота «открытой силой».(81) По-прежнему предполагались широкие действия на коммуникациях неприятеля, участие в которых должны были принимать как надводные корабли, так и подводные лодки.
Наиболее крупными операциями подобного рода в третьей военной кампании стали набеги легких сил Балтийского флота на германские конвои в Норчепингской бухте, осуществленные в июне 1916 г. В конце мая английское посольство в Швеции сообщило русскому командованию о готовящейся в ближайшее время отправке из Стокгольма и Оклезунда в Германию более 80 тыс. т железной руды. Русская разведка смогла установить точную дату и маршрут перевозки, которую предполагалось осуществить на германских транспортах под прикрытием германских же миноносцев и вспомогательных крейсеров. Учитывая это, вице-адмирал В.А.Канин принял решение «произвести обследование района Лансорт — Готланд — северная оконечность о.Эланд с целью уничтожения обычно находящихся в этом районе дозорных и сторожевых судов и конвоиров и захвата или уничтожения неприятельских коммерческих судов, караван которых, в частности с большим грузом железной руды, должен выйти из Лансорта к югу в 19-20 часов 28 мая».
Для выполнения этой задачи в очередной раз был сформирован отряд особого назначения в составе крейсеров «Рюрик», «Олег», «Богатырь», эскадренных миноносцев «Новик», «Победитель», «Орфей» (впоследствии заменен «Громом») и восьми угольных эсминцев VI дивизиона. Общее командование оперативным соединением возлагалось на нового начальника 1-й бригады крейсеров контр-адмирала П.Л.Трухачева, а эсминцами - на начальника Минной дивизии контр-адмирала А.В.Колчака. Неизменным участникам практически всех походов к берегам неприятеля — «Баяну» и «Адмиралу Макарову» на этот раз отвели более чем скромную роль поддержки главных сил в случае, «не предусмотренном планом».(82)
По замыслу операции крейсера в сопровождении VI дивизиона должны были проникнуть в район между о. Готланд и шведским берегом и, двигаясь на зюйд к северной оконечности о.Эланд, произвести поиск кораблей и транспортов противника. «Новикам» предписывалось двигаться навстречу им от Эланда, а после соединения отряду надлежало вернуться в Утэ. Подобная диспозиция при точном ее исполнении позволяла нанести существенный урон противнику, однако впоследствии в план набега был внесен ряд корректив, отрицательным образом сказавшихся на его результатах.
Развертывание всех сил, задействованных в операции, началось 27 мая. В 2 час. 30 мин. пополудни бригада крейсеров снялась с якоря на Ревельском рейде и вышла в море, держа курс на Лапвик, достичь которого из-за сильного тумана удалось лишь к 9 час. вечера.
Утром следующего дня крейсера вновь вышли в море и, достигнув Гангэ, разделились - «Адмирал Макаров» и «Баян» направились внутренним фарватером в Люм, где им предписывалось «оставаться в полной готовности к выходу», а остальные корабли во главе с «Рюриком» пошли по назначению. При подходе к рейду Бокула отряд встретил плотный туман, заставивший сначала встать на якорь, а затем «по причине полной невозможности дальнейшего продвижения» и вовсе отказаться от выполнения операции. Не смогли развернуться и «новики» под командованием контр-адмирала А.В.Колчака, которые из-за аварии «Орфея» вынуждены были возвратиться в Рогекюль. Днем 29 мая крейсера также вернулись в Люм, где после постановки на якорь была получена радиограмма командующего флотом о переносе операции на вторник 31 мая.
31 мая, в 1 час. 35 мин. пополудни отряд особого назначения покинул Люм и, построившись в походный ордер (впереди три «новика», за ними в кильватерном строю «Богатырь», «Олег», «Рюрик» с эсминцами VI дивизиона на траверзах), вышел по назначению. В 6 час. 05 мин. вечера отряд вошел в проход между шведским берегом и банкой Копперстенарне и продолжил плавание переменными курсами. Море было пустынным и за все время крейсерства сигнальщиками была усмотрена лишь небольшая парусная шведская шхуна, скрывшаяся в Стокгольмских шхерах. Истинная цель ее плавания осталась неизвестной, однако вскоре после встречи со шхуны передали радиограмму сначала на шведском, а затем и немецком языках, что само по себе внушало определенные подозрения.(83)
Около 10 час. вечера «Новик», «Победитель» и «Гром» отделились и, увеличив ход до 25 уз, направились в Норчепингскую бухту, оставив остальные корабли ожидать дальнейшего развития событий. Спустя полтора часа с «Рюрика» были замечены отблески выстрелов, продолжавшиеся в течение 20 минут. Немного позже радистам крейсера удалось перехватить немецкую радиограмму, в которой сообщалось о появлении в районе Норчепинга русских кораблей.
После полуночи 1 июня начальник бригады крейсеров запросил А.В.Колчака о месте, которое тот показал в глубине бухты. Несмотря на интенсивные радиопомехи со стороны немцев, в результате которых радиограмма была принята на «Рюрике» с большими пропусками, из сообщения следовало, что «новики» не нуждаются в поддержке, в связи с чем крейсера повернули на норд, продолжив плавание вдоль шведского побережья. Около 3 час. ночи немного левее курса были усмотрены четыре парохода, пытавшиеся скрыться в шхерах. На поверку они оказались шведскими, совершавшими каботажные рейсы и после осмотра все четыре судна пришлось отпустить с миром.
Через час к крейсерам присоединились эсминцы контр-адмирала А.В.Колчака, который доложил о предположительном потоплении в Норчепингской бухте одного вспомогательного крейсера и двух миноносцев, после чего отряд в полном составе лег на курс к Утэ.(84) Переход прошел довольно беспокойно - с крейсеров трижды обнаруживали перископы неизвестных субмарин, однако каждый раз отряду удавалось своевременно уклоняться и к вечеру все корабли благополучно встали на якорь в Лапвике.(85)
Несмотря на довольно скромные результаты, набег отряда особого значения на коммуникации противника в Норчепингской бухте произвел определенное впечатление на командование Флота Открытого моря, которое на полмесяца прекратило перевозки стратегических материалов из Швеции.
По окончании операции и возвращении в Ревель, крейсерам был предоставлен непродолжительный отдых, после чего бригада перешла на Свеаборгский рейд, где приступила к плановой боевой подготовке. Почти одновременно на «Рюрике» начались и работы по частичной модернизации артиллерии, проводившейся с учетом накопленного двухлетнего опыта войны на Балтике.
Прежде всего изменения коснулись оборудования 10" бомбовых погребов, которое со снятием электрических прибойников в башнях и увеличением скорострельности уже не соответствовало требованиям ускоренной подачи боезапаса. С этой целью частному мостостроительному заводу в Гельсингфорсе в июне 1916 г. был выдан заказ на установку в погребах дополнительных рельсовых путей для ручной подачи снарядов. Смонтированные «в помощь двум имеемым электрическим лебедкам», они позволили увеличить число готового боезапаса с двух до пяти выстрелов. Помимо этого были уширены подачные трубы, прорублены дополнительные технологические отверстия, установлены шкивы для более удобного подъема боезапаса к орудиям. Аналогичные работы велись и в 8" башнях, в погребах которых теперь размещались новые полубронебойные снаряды с наконечником и трубкой Семиля.(86)
Не была обойдена вниманием и 120-мм противоминная артиллерия, чья высокая степень износа стволов вынудила провести замену части пушек. Так, 21 июня было демонтировано орудие № 18 в адмиральском помещении с правого борта, а вслед за ним и семь орудий левого, взамен которых установили новые пушки из арсенала Кронштадского порта.
Возросшая опасность со стороны авиации заставила совершенствовать организацию противовоздушной обороны крейсера с использованием «противуаэропланных» орудий различных калибров, в то время буквально поштучно распределяемых по кораблям. Одно из них («2,5-дюймовое») предполагалось установить на полубаке «Рюрика», для чего под палубой были смонтированы подкрепления.(87)
Помимо модернизации артиллерии на крейсере проводился и обычный ремонт систем и механизмов - заменено лопнувшее колено спускной магистрали в отсеке носовых погребов, установлены новые заклепки в канатном ящике, ликвидирована течь во фланце правого минного аппарата. Все работы удалось завершить к 1 июля, и ожидалось, что обновленный «Рюрик» сможет еще не раз участвовать в набеговых действиях на вражеские коммуникации.
Однако поход к Норчепингу стал последней активной операцией крейсера в кампанию 1916 г., оставшиеся месяцы которой были отмечены для его экипажа лишь учебными стрельбами и совместными бригадными плаваниями. Так, в середине августа «Рюрик» вместе с остальными кораблями 1-й бригады был направлен в Або-Оландские шхеры для ознакомления с недавно оборудованным новым стратегическим фарватером, позволявшим проводить развертывание сил в наикратчайшие сроки. Плавание в шхерах, давшее прекрасную практику крейсерским штурманам, длилось около двух недель, после чего корабли вернулись в Або, а затем перешли в Гельсингфорс.
В конце октября бригада вновь вернулась в шхеры, где крейсера под командованием временно исполняющего обязанности начальника 1-й бригады крейсеров капитана 1 ранга Д.Н.Вердеревского усиленно занимались совместными эволюциями и учебными стрельбами. По возвращении в конце октября в Гельсингфорс «Рюрику», «Баяну» и «Андрею Первозванному» было приказано готовиться к переходу в Кронштадт для проведения очередного ремонта в доке.
В 3 час. 15 мин. вечера 6 ноября отряд снялся с якоря на Свеаборгском рейде и в кильватерном строю (головным «Андрей Первозванный» под флагом контр-адмирала А.К.Небольсина, затем «Рюрик», концевым «Баян») двинулся на ост с расчетом к полуночи обогнуть южную оконечность о.Гогланд. Переход был обеспечен в навигационном отношении (зажжены все попутные маяки), а на фарватере, несмотря на его удаленность от передовых районов, осуществлено контрольное траление. Однако тральные работы практически не затронули самого опасного участка - узкости южнее острова, поскольку, по словам командира «Баяна» капитана 1 ранга С.Н.Тимирева, «...трудно было предположить, чтобы немцы набросали там мин перед самым походом...».(88)
По выходе из пролива Густавсверн на флагмане подняли сигнал «Иметь расстояние между кораблями 3 кб и ход 14 уз», которые оставались неизменными в течение длительного времени. У маяка Грохару к отряду присоединились четыре эсминца VIII дивизиона, державшиеся впереди по курсу до первого маяка Эрансгрунд, после чего перешли за корму концевого «Баяна». В 9 час. 15 мин. при проходе маяка Южный Гогланд на «Андрее Первозванном» был поднят" сигнал «Курс 83°», после чего линкор начал поворот влево. Исполняя приказание флагмана, на «Рюрике» также положили лево руля, когда корабль потряс сильный взрыв.
Как оказалось впоследствии, крейсер подорвался на мине, выставленной германским подводным заградителем. Взрыв произошел возле форштевня, причем сотрясение корпуса было таково, что путевой компас, установленный на мостике, был выброшен из нактоуза на палубу, а столб воды, поднявшийся с обоих бортов, залил верхний ходовой мостик. Немедленно на крейсере были остановлены машины, а затем, чтобы остановить продолжавший катиться влево корабль, дан средний ход назад, в результате чего «Рюрик» развернуло на курс 340°, нацелив форштевнем на маяк Южный Гогланд.
В течение короткого времени были затоплены 10 помещений на протяжении от 8 до 30 шп, в том числе обе шкиперские, тросовая, парусная, а также дифферентная цистерна. Однако переборка за 30 шп осталась целой, поэтому полученные повреждения, несмотря на принятые 490 т воды и небольшой дифферент на нос, не представляли особой опасности для крейсера. Сразу же после взрыва на «Рюрике» была пробита водяная тревога и пущены водоотливные турбины, которые, правда, вскоре остановили — пробоина оказалась слишком велика.(89)
Немедленно было проведено тщательное обследование повреждений и состояния уцелевших водонепроницаемых дверей и переборок, которые в целом также не внушали опасений. Выпучивание наблюдалось лишь в районе 30 шп, для чего там немедленно было поставлено до 30 аварийных брусьев и еще 27 на люках тросового и шкиперского отделений. Аварийным работам, проводимым под общим командованием старшего офицера капитана 2 ранга Белецкого, сильно мешала загазованность помещений, против которой были бессильны даже противогазы. Положение улучшилось лишь после установки переносных вентиляторов, однако в итоге отравления различной тяжести получили более 130 человек из состава трюмно-пожарного дивизиона. Большинство отравленных после оказания медицинской помощи вновь добровольно возвращались к своим постам, причем многие неоднократно. Так, трюмного механика старшего лейтенанта С.К.Рашевского, энергично руководившего борьбой за живучесть, трижды выносили наверх без сознания. Благодаря самоотверженной работе экипажа все необходимые мероприятия по обеспечению живучести были окончены в 36 минут, после чего была констатирована «полная безопасность для крейсера». Около 21 час. «Рюрик» дал ход, сначала 2, затем 4 и наконец 8 узлов, которые вскоре пришлось уменьшить до 6, поскольку переборку шпилевого отделения начало сильно выпучивать.(90)
К 4 час. утра 7 ноября отряд достиг о.Лавенсаари, где решено было встать на якорь в ожидании высланных из Кронштадта буксиров и детального осмотра подкреплений корпуса. Стоянка длилась более четырех часов, после чего отряд в сопровождении двух подошедших тральщиков VIII дивизиона вновь двинулся на ост. Обойдя с норда банку Нечаева, корабли легли на курс 97°, развив 8 уз. Около 10 час. утра к ним присоединился минный заградитель «Константин», а после полудня - ледоколы «Петр Великий», «Силач» и «Могучий» с двумя портовыми буксирами. Однако помощь столь внушительного эскорта не потребовалась — израненный «Рюрик» самостоятельно достиг Большого кронштадтского рейда и встал на якорь, а на следующее утро ошвартовался возле Алексеевского дока.
Как и почти два года назад, после ввода крейсера в док на его борту 10 ноября собралась специальная комиссия под председательством начальника кораблестроительного отдела ГУК генерал-лейтенанта П.Ф.Вешкурцова, осмотревшая повреждения и вынесшая следующее заключение.
1) Нижняя часть корпуса до нижней броневой палубы от переборки на 20 шп. до форштевня совершенно оторвана, причем вертикальный киль с набором и обшивкой в этом районе отогнут под прямым углом на левый борт.
2) Нижняя часть форштевня, образующая таран, так же оторвана ниже нижней броневой палубы.
3) Поперечные переборки на 8 и 20 шп разрушены.
4) Две платформы совершенно разрушены, а листы настилки нижней броневой палубы получили разрывы.
5) В междудонных пространствах замечена течь, что дает полное основание предполагать нарушение водонепроницаемости таковых.
6) Поперечные переборки в котельных отделениях на 100, 118 и 130 Шп получили гофрировку [так в документе. — Авт.] листов в поперечном направлении, причем на 108 шп гофр более значителен.
7) Все помещения, равно как их оборудование и системы в районе взрыва до жилой палубы (верхней броневой) подверглись разрушению.
8) Флоры котельных фундаментов получили прогибь по высоте со стрелкой, доходящей до 1 дюйма [т.е. 25 мм. — Авт.].
Работы по исправлению должны быть проведены немедленно и капитально и после удаления поврежденных частей корпуса заключаться в следующем:
«1) На протяжении от нижней броневой палубы до киля взамен литого форштевня сделать коробчатый клепаный.
2) Ввиду невозможности скоро получить новый литой форштевень для образования тарана в соответствии с клепанным форштевнем изменить обводы в носовой части судна.
3) Восстановить поврежденный набор.
4) Восстановить обе платформы и поврежденную броневую палубу.
5) Все междудонные пространства испытать на герметичность.
6) Повреждения в помещениях исправить.
7) Все разрушенные взрывом помещения: малярную, шкиперскую, парусную и др. в районе взрыва восстановить.
8) Все разрушенные взрывом части систем затопления, орошения, водоотливной, вентиляцию заменить новыми.
9) Котельный фундамент, получивший стрелку прогиба до 1 дюйма [т.е. 25 мм. — Авт.], оставить без исправлений...».(91)
Предполагалось, что основной объем работ будет выполнен в течение двух месяцев стоянки в доке, а оставшаяся часть — во время зимнего ремонтного периода на плаву. При этом все работы по корпусу поручались Балтийскому, а ремонт систем и механизмов — Кронштадскому пароходному заводам. Уже в ходе ремонта решено было нос крейсера сделать по старым чертежам, для чего сваркой пришлось предварительно укрепить изнутри шпирон тарана, а килевую коробку у тарана выполнить коробчатой. Работы велись ускоренными темпами и к 31 декабря 1916 г. удалось полностью восстановить весь набор, наружная обшивка которого была также установлена и прочеканена.
Год 1917-й
Ремонт и проводившаяся практически одновременно модернизация в значительной степени изменили внешний вид корабля. Вместо прежней легкой фок-мачты на «Рюрике» установили массивную треногу с просторным марсом, на котором теперь размещался корректировочный пост из трех человек во главе с артиллерийским офицером-наблюдателем, а также оснастили каждую башню главного калибра индивидуальным дальномером. Из мелкокалиберной артиллерии на крейсере остались лишь 40-мм автомат системы «Виккерс» (на юте), два 47-мм орудия и два 7,62-мм пулемета на носовом мостике и спардеке, приспособленные для стрельбы по воздушным целям.
Одновременно с ремонтом и модернизацией корабля на Балтийском заводе в Санкт-Петербурге развернулись работы по проектированию для него новой энергетической установки. С идеей оснащения самого мощного крейсера Балтийского флота турбинами выступил флагманский механик 1-й бригады крейсеров капитан 1 ранга П.А.Федоров, который за два года войны не раз имел возможность убедиться в невысоких ходовых качествах «Рюрика». Выполненные им расчеты и эскизы передали на Балтийский завод, где идею флагмеха поддержал инженер В.Я.Долголенко, под руководством которого к 18 декабря 1916 г. был разработан предварительный проект установки паровых турбин с чертежами и пояснительной запиской. Согласно проекту каждый из двух валопроводов крейсера предполагалось оснастить турбиной высокого давления активно-реактивного типа и турбиной низкого давления, выполненной в едином корпусе с турбиной реверса. При этом соединение с гребными валами осуществлялось через зубчатую передачу системы Парсонса, что делало всю установку более экономичной.(92)
Проектируя новую механическую установку, конструкторы завода постарались максимально полно использовать уже имеющееся оборудование. Так, было решено полностью сохранить гребные и промежуточные валы с опорными подшипниками, главный паропровод до детандера, главные конденсаторы, циркуляционный трубопровод, дейдвудные трубы, а также различные вспомогательные системы и механизмы. Полной же замене помимо паровых машин и котлов подлежали гребные винты, упорные подшипники и циркуляционные помпы. Кроме того предполагалось установить и новые системы, в их числе главный паропровод от маневровых клапанов до турбин и масляную систему.
Особое значение придавалось выбору типа котельной установки. Из-за отсутствия достаточных объемов для хранения жидкого топлива и необходимости значительной переделки фундаментов оснащение крейсера нефтяными котлами треугольного типа системы Ярроу было признано нецелесообразным. В результате решено было установить усовершенствованные паровые котлы Бельвиля-Долголенко, имевшие при форсированном режиме гораздо лучшие характеристики чем прежние бельвилевские. Всего на «Рюрике» планировалось разместить 33 таких котла в четырех отделениях с общей площадью нагревательной поверхности (включая экономайзеры) и колосниковых решеток 6210 и 170 м2 соответственно.
По расчетам общая масса новой котлотурбинной установки была почти на 300 т ниже прежней (что во избежание дифферента на нос заставляло уменьшать запас котельной воды с 590 до 370 т или увеличивать количество топлива), а ее мощность составляла 42000 л.с. при общей паропроизводительности котлов 250 т/час. Это давало возможность крейсеру при водоизмещении 17000 т развивать полный ход в 25 уз. При прежнем запасе топлива дальность плавания при движении 21-узловым ходом возрастала на 16%, а с увеличением запаса нефти до 500 т — на 37%.(93)
По окончании разработки проект переоборудования «Рюрика» был представлен на рассмотрение флагманскому инженер-механику штаба командующего флотом генерал-майору В.А.Винтеру, а затем и начальнику Механического отдела ГУК генерал-майору И.М.Петрову, которые выразили свое полное одобрение. Поддержал проект и Новый командующий Балтийским флотом адмирал А.И.Непенин, предложивший вместе с тем не ограничиваться применением угольного отопления и продолжать проработку варианта с нефтяным. Но, несмотря на несомненные выгоды паротурбинной установки, ее изготовление и установка требовали длительного времени, являвшегося в условиях войны большим дефицитом, в связи с чем оснащение «Рюрика» решено было совместить с его капитальным ремонтом, намеченным на зиму 1918/1919 гг. Но этим планам, к сожалению, так и не суждено было обрести реальность.
17 января 1917 г. все ремонтные работы были завершены и на крейсере началась подготовка к переходу в Ревель. Учитывая тяжелую ледовую обстановку в Финском заливе, плавание обеспечивали не один, а сразу два ледокола - «Ермак» и «Царь Михаил Федорович». Переход, осуществлявшийся под общим командованием начальника 1-й бригады крейсеров контр-адмирала В.К.Пилкина, длился трое суток и 28 января «Рюрик» благополучно достиг Ревеля. Через несколько дней на крейсере произошла очередная смена командиров. 6 февраля 1917 г. приказом по флоту капитан 1 ранга А.М.Пышнов был назначен командиром 2-й бригады крейсеров с присвоением чина контр-адмирал. Вместо него командиром «Рюрика» был назначен капитан 1 ранга В.И.Руднев, ранее командовавший эсминцами «Пограничник» и «Изяслав».
В начале марта город облетела весть о революционных событиях в Петрограде, отречении императора Николая II и переходе власти в стране в руки Временного правительства. Однако в отличие от Кронштадта и Гельсингфорса, где революционные волнения в частях и на кораблях флота сопровождались массовым террором в отношении офицеров и сверхсрочнослужащих, в Ревеле все было относительно спокойно. Как писал в своих мемуарах бывший командир крейсера «Баян» С.Н.Тимирев, объяснялось это тем, что «... Ревель, до войны полунемецкий город, почти не был затронут ...революционной пропагандой. Коренное немецкое население с самых первых дней войны было взято «под контроль» и, терпя всяческие гонения, вынуждено было совершенно стушеваться. Всякое германофильское выступление ... строжайше преследовалось и каралось русскими властями при полной поддержке населения края. Сами же эсты, составлявшие главный контингент рабочих на местных фабриках, несомненно были весьма склонны к революционным выступлениям, но по свойству своей натуры мало склонны к ведению какой-либо агитации, в особенности среди русских команд, с которыми едва могли объясниться. Кроме того, главную массу морских команд в Ревеле составляла 1-я бригада крейсеров, где дух и дисциплина... были очень высоки...».(94) Большую роль в удержании обстановки под контролем сыграло и поведение самого начальника бригады контр-адмирала В.К.Пилкина, быстро разобравшегося в обстановке и сумевшего затем разъяснить истинный смысл происходящего личному составу. Его умелые действия немало способствовали «солидарности команд с офицерами», отсутствию эксцессов и оскорблений по отношению к последним и сохранению строгой дисциплины.(95)
Однако по прошествии короткого времени началась неизбежная ломка «старорежимных порядков», выразившаяся прежде всего в учреждении на кораблях революционных комитетов. Благодаря им доверительные отношения между матросами и офицерами, наблюдавшиеся в первые дни после Февральской революции, «улетучились как дым, уступив место подозрительности и взаимной злобе».(96) На кораблях началось массовое списание командного состава, заподозренного в контрреволюционности. За какие-нибудь несколько недель бригада лишилась до четверти офицеров, причем большинство из увольняемых были отменными специалистами.
В отличие от остальных кораблей бригады нормальные взаимоотношения между офицерами и командой на «Рюрике» сохранялись значительно дольше. С марта по июнь 1917 г. на крейсере не было убитых, раненых и пропавших без вести офицеров, а списан решением судового комитета был лишь один — мичман Б.Петренко, отчисленный «ввиду демонстративного отношения к нему всего наличия команды».(97)
О том, какое значение имел комитет в жизни экипажа крейсера «Рюрик», говорит письмо председателя судкома В.Вырвича, направленное командиру корабля и касающееся производства офицеров в очередные чины: «На Ваш запрос о производстве товарищей офицеров в очередной чин судовой комитет ...вполне присоединяется к Вашему представлению и также ходатайствует о производстве в старшие лейтенанты - лейтенанта Николаева(98), в лейтенанты - мичманов Славянского, Шаховского, Омельяновича, Мамонтова, Александрова, Златогорского. Кроме того судовой комитет просит также о производстве в лейтенанты мичманов Сидорова и Абрамова. Ходатайство о производстве всех вышеуказанных товарищей офицеров было вынесено на обсуждение общего собрания команды [выделено Авт.] и таковая также к нему присоединяется...».(99)
Частые перемещения командного состава не могли, естественно, не сказаться на боеспособности Балтийского флота, который и без того в значительной степени утратил ее к началу кампании 1917 г. К счастью, противник, все внимание которого вновь было приковано к району Северного моря, не проявлял особой активности. Обстановка начала накаляться лишь к концу лета, когда в связи с успешным наступлением кайзеровских войск в Прибалтике остро встал вопрос об обороне фланговой Моонзундской позиции, опираясь на которую русский флот сохранял господство в Рижском заливе.
Совместная операция Флота Открытого моря и сухопутных войск по захвату Моонзундских островов началась 29 сентября с высадки на о.Эзель. Для противодействия противнику Балтийский флот наряду с устаревшими линкорами «Славой» и «Гражданином» (б. «Цесаревичем») смог выделить и крейсера 1-й бригады - «Баян» и «Адмирал Макаров», в течение восьми дней сдерживавших германский натиск. Самой же мощной единице соединения - крейсеру «Рюрик» — в эти напряженные дни была уготована лишь роль резерва на случай попытки прорыва немцев к устью Финского залива. Последняя, хотя и намечалась командованием Флота Открытого моря, но в связи с большими потерями в корабельном составе так и не состоялась, и вся боевая деятельность крейсера свелась к ожиданию неприятеля на рейде Лапвика.
Год 1918-й: Ледовый поход
Октябрьский переворот и приход к власти большевиков поставил окончательную точку в боевой деятельности Балтийского флота в мировой войне. Верное своему лозунгу - «немедленный мир без аннексий и контрибуций» новое руководство страны уже 20 ноября начало переговоры в Брест-Литовске с представителями германского командования о прекращении боевых действий и заключении сепаратного мира. Однако весьма неуступчивая позиция советской делегации и прежде всего ее главы Л.Д.Троцкого сильно затянули переговоры, которые к началу февраля 1918 г. окончательно зашли в тупик. И[х срыв дал повод германскому командованию возобновить с 18 февраля боевые действия. Быстрое продвижение противника к Ревелю и выход его к 21 февраля на подступы к городу вынудили командование Балтийским флотом предпринять срочные меры по скорейшей эвакуации базы и переводу всех боеспособных кораблей в Кронштадт и Гельсингфорс. Туда же морем предполагалось вывезти и большую часть военного имущества и запасов.
Первый отряд кораблей в составе двух транспортов и двух подводных лодок в обеспечении ледокола «Ермак» покинул Ревель 22 февраля и на следующий день, несмотря на сложные ледовые условия, благополучно достиг Гельсингфорса. Между тем обстановка на сухопутном фронте продолжала ухудшаться. Через пять дней после начала наступления германским частям удалось выйти к ревельским окраинам и перерезать железнодорожное сообщение с Петроградом. Однако к этому моменту погрузка основной части имущества и портовых запасов была закончена и корабли и транспорты с помощью ледоколов «Ермак», «Волынец», «Тармо» и «Огонь» начали выходить на рейд.(100)
Стремясь любой ценой сорвать выход кораблей, противник в ночь на 24 февраля попытался (к счастью, безрезультатно) захватить береговые батареи на островах Нарген и Вульф, а на следующий день предпринял попытку бомбардировки гавани с воздуха. В 10 час. 20 мин. 25 февраля над рейдом показался германский самолет «Таубе», встреченный интенсивным артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем. Несмотря на противодействие ему удалось сбросить шесть бомб, одна из которых попала в крейсер «Рюрик» в районе правой носовой 8" башни, ранив шесть человек. Еще одна бомба повредила транспорт «Альфа» (убит один человек и трое ранено), две другие упали в непосредственной близости от кормы крейсера «Баян».
Но ни атаки с воздуха, ни прорыв в гавань отряда немецких самокатчиков, завязавших бой прямо на причалах порта, не смогли прервать эвакуации. К вечеру 25 февраля в порту остались только «Рюрик» и «Адмирал Макаров» под флагом начальника 1-й бригады крейсеров, задачей которых было обеспечение прикрытия уходящих кораблей.
Около 17 час. к борту «Адмирала Макарова» подошел катер с представителями германского командования, угрожавшими ответными действиями в случае, если русские крейсера откроют огонь по городу, а спустя 45 минут та же делегация потребовала вернуть и все увозимое имущество. Однако немцам было заявлено, что вывозится только казенное имущество, а в случае открытия огня с берега корабли будут немедленно отвечать. Угроза применения крупнокалиберной морской артиллерии возымела свое действие - противник так И не решился вступить в артиллерийскую дуэль, позволив обоим крейсерам выйти из гавани без помех.(101)
Как и в предыдущем случае, переход отряда осуществлялся в суровых условиях. 70-сантиметровый лед, нехватка мощных ледоколов приводили к частым остановкам кораблей, значительному перерасходу и без того скудных запасов угля. Тем не менее «Рюрику», в отличие от остальных крейсеров бригады, удалось совершить переход в основном своими силами и лишь на подходе к Гельсингфорсу пришлось прибегнуть к помощи ледокола «Тармо».
В 9 час. утра 27 февраля первый эшелон отряда в составе крейсеров «Рюрик», «Адмирал Макаров» и «Богатырь» достигли Гельсингфорса, войдя на внутренний рейд. Спустя несколько часов туда же прибыли «Баян», «Олег» и минный заградитель «Волга», а к концу дня и остальные корабли.
Тем временем в Петрограде среди наиболее активных «красных оборонцев», к которым принадлежал и помощник народного комиссара по военно-морским делам Ф.Ф.Раскольников, набирали силу настроения об «освобождении» Эстонии от кайзеровских войск силами революционных матросских отрядов. Повинуясь нажиму из Петрограда, морское командование в Гельсингфорсе приняло решение высадить в Ревеле отряд в 1000 человек с линкора «Республика» (б. «Император Павел I») и крейсера «Рюрик». Корабли должны были поддержать матросов-десантников огнем своих тяжелых орудий. Однако утром 2 марта команда «Рюрика» на стихийном митинге постановила в море не выходить, и «освободительный поход» закончился, так и не начавшись.(102)
3 марта 1918 г. в Брест-Литовске был подписан мирный договор между Советской Россией и Германией, согласно которому Россия обязывалась демобилизовать свои вооруженные силы, а боевые корабли немедленно разоружить или отвести в русские гавани, где им надлежало «остаться до заключения всеобщего мира». Особо оговаривались условия эвакуации флота из баз на территории Финляндии, гласившие, что «пока море покрыто льдом и возможность вывода русских судов исключена, на них должны остаться лишь немногочисленные команды».(103)
Требования мирного договора в отношении Балтийского флота не оставляли никаких сомнений в истинных намерениях германского командования. Ведь в случае высадки кайзеровских частей в Финляндии отрезанные от своей тыловой базы - Кронштадта, обязанные разоружиться, с экипажами, подлежавшими демобилизации, русские корабли оказывались в ловушке и становились легкой добычей недавнего противника. В этих условиях советским правительством было принято решение о скорейшем перебазировании Балтийского флота.
Ввиду недостатка ледоколов предполагалось в первую очередь перевести в Кронштадт наиболее ценные боевые единицы - 1-ю бригаду линейных кораблей («Петропавловск», «Севастополь», «Гангут» и «Полтава») а также крейсера «Рюрик», «Адмирал Макаров» и «Богатырь», на которых развернулась лихорадочная подготовка к походу. Однако обеспечение ее в должной мере в условиях постоянно снижающейся дисциплины личного состава было делом весьма сложным. Капитан 2 ранга Г.К.Траф так вспоминал об этих днях: «В порту творилось что-то невообразимое. День и ночь там грузились баржи и подводы; грузились провизией, углем и всем, что только можно было захватить на корабли. Это делалось без всякой системы и учета: масса продуктов пропадала, многое раскрадывалось и под шумок продавалось частным лицам. Все думали только о том, как бы побольше захватить и награбить...».(104)
Не последнюю роль в разложении личного состава кораблей Балтийского флота, базирующихся на Гельсингфорс, играла активная подрывная деятельность германской агентуры. В городе повсеместно распространялись прокламации с угрозами в адрес русских моряков, требованиями их скорейшего ухода из Финляндии, участились террористические и диверсионные акты. Во многом это достигало своей цели - некомплект экипажей неуклонно увеличивался. Наряду с матросами корабли под разными предлогами покидали и офицеры. Одни из них категорически отказывались служить большевикам, узурпировавшим по их мнению власть в стране, другие же просто не верили в успех предстоящей эвакуации и потому не желали своими руками отдавать корабли немцам. В этом плане не стал исключением и «Рюрик», экипаж которого сократился более чем наполовину, а непосредственно перед выходом в Кронштадт с крейсера дезертировал даже командир — капитан 1 ранга В.И.Руднев, оставшийся в Гельсингфорсе и попавший затем в германский плен.(105)
Сложной оставалась и оперативная обстановка на театре. 7 марта финнами был захвачен о.Гогланд, all марта - острова Соммерс и Лавенсаари. Установленные на них 6" и 10" береговые батареи могли теперь практически безнаказанно обстреливать русские корабли, идущие стратегическим фарватером вблизи островов, в то время как открытие ответного огня давало повод немцам обвинить Советскую Россию в нарушении условий Брестского договора.
Подготовка первого отряда к выходу завершилась к вечеру 11 марта. На следующий день в 14 час. ледокол «Ермак» под флагом начальника 1-й бригады линкоров снялся с якоря и, расчистив выход из порта, взял курс на зюйд. За ним, преодолевая битый лед в канале, в кильватерную колонну медленно начали выстраиваться остальные корабли. Впереди шли «Гангут», «Полтава», «Севастополь» и «Петропавловск», за которыми следовали крейсера «Адмирал Макаров», «Богатырь» и «Рюрик». Из-за сложности ледовой обстановки и отсутствия эффективных средств ее разведки двигаться можно было лишь в светлое время суток, становясь с наступлением темноты на ночевку, в связи с чем в 19 час. корабли прекратили движение, решив дождаться утра. Около 6 час. 13 марта «Ермак» освободил корабли от сковавшего их за ночь льда, после чего отряд вновь вышел по назначению.(106)
Суровые условия плавания заставили изменить порядок движения - на этот раз в голову колонны (в кильватер «Ермаку» и «Волынцу») вышел «Рюрик», за которым следовал «Петропавловск», имевший повреждения носовой части, создававшие опасность затопления части отсеков. Теперь крейсеру, спасая «раненого» собрата, приходилось принимать на себя весьма ощутимые удары льдин, плавающих в пробитом ледоколами канале. Весь день отряд двигался переменными ходами, преодолевая сплошной лед (местами до 60 см толщиной) и лишь к 20 час., достигнув траверза маяка Южный Гогланд, остановился на ночевку.
14 марта условия плавания еще более ухудшились. Спустя короткое время после начала движения «Рюрик» был затерт льдами. Освободить крейсер удалось лишь с помощью «Ермака», которому вскоре пришлось вызволять и другого ледового пленника - линкор «Гангут». К счастью, обоим кораблям удалось избежать повреждений, однако главные испытания были еще впереди. На следующий день, 15 марта отряд встретил на пути еще более тяжелый лед, перед которым оказался бессилен даже «Ермак» — самый мощный ледокол отряда. Преодолевать плотные ледяные поля на этот раз пришлось с помощью своеобразного ледокольного тандема. В кормовой вырез «Ермака» взяли нос «Волынца», подтянув его буксирным тросом вплотную, и, работая машинами обоих ледоколов, медленно пробивались вперед.(126)
Спустя всего лишь 20 минут из-за сгустившегося тумана отряд принужден был вновь остановиться. Переход продолжили через четыре часа и к вечеру корабли достигли о.Сескар. Столь же тяжелым был и следующий день. Через час после начала движения, едва «Волынец» был снова взят «Ермаком» на буксир, в пробитом ими канале оказались затертыми сразу три корабля, в числе которых оказался и «Рюрик». На выручку был послан «Волынец», который, отдав буксир, с трудом сумел освободить их. В этот день подобная ситуация повторялась еще не раз, однако к 19 час. 16 марта отряду все же удалось выйти на траверз Шепелевского маяка.
17 марта в 11 час. 30 мин. ледокол «Ермак» первым достиг Большого кронштадского рейда и принялся взламывать лед для постановки на якорь остальных кораблей. К вечеру весь отряд сосредоточился в гавани, где экипажи получили наконец-то долгожданный отдых. Однако для моряков «Ермака» и «Рюрика» он длился недолго. Уже 25 марта ледоколу пришлось вновь выйти в Гельсингфорс для проводки второго эшелона кораблей, спешно заканчивавшего подготовку к походу.
Тяжелый лед сильно мешал продвижению. К утру 29 марта «Ермак» едва смог достичь о.Лавенсаари, где в 18 час. 40 мин. подвергся обстрелу береговых батарей. Располагая курсы вне их досягаемости, ледокол продолжал двигаться вперед, но окончательно затертый льдами принужден был остановиться. Спустя сутки, освободившись из ледового плена, «Ермак» был вновь обстрелян, на этот раз ледоколом «Тармо», захваченным белофиннами. Хотя его огонь был неэффективным, он все же вынудил «Ермак», почти не имевший средств самообороны, повернуть назад.(107)
Высадка германских войск в Финляндии в начале апреля и угроза захвата остававшихся в финских базах русских кораблей, заставила Морской Генеральный штаб ускорить их эвакуацию. 4 апреля из Гельсингфорса отправился в Кронштадт второй эшелон, состоявший из линкоров «Республика», «Андрея Первозванного», крейсеров «Олег», «Баян» и подводных лодок «Тур», «Тигр» и «Рысь». В отличие от первого отряда, их переход обеспечивался лишь портовыми ледоколами «Силач» и «Город Ревель», которые с трудом пробивали дорогу сквозь торосистые льды. 7 апреля корабли достигли о.Родшер, где встретили настолько плотный лед, что не смогли двигаться дальше. Пришлось остановиться и загрести жар в котлах, ожидая подмоги.
5 апреля на выручку каравана из Кронштадта вновь вышел «Ермак». Полагая, что противник вряд ли откажется от повторных попыток захвата или уничтожения самого мощного ледокола Балтийского флота, последний решено было отправить в сопровождении корабля-конвоира с достаточно мощной артиллерией. Выбор пал на «Рюрик» — на тот момент наиболее боеспособную и наименее поврежденную за время предыдущего перехода боевую единицу.
На этот раз условия плавания оказались еще более тяжелыми. Весенние подвижки льдов вызвали образование многочисленных торосов, пробиться сквозь которые временами было не под силу даже «Ермаку». Через двое суток корабли достигли о.Лавенсаари, где в 10 час. 40 мин. подверглись обстрелу 6" батареи, с которой было произведено 10-12 залпов, ложившихся с большими недолетами. После этой своеобразной демонстрации с острова передали по радио открытым текстом : «Рюрику» немедленно вернуться в Кронштадт, иначе откроем огонь изо всех орудий».(108)
Скованным условиями позорного договора, русским морякам оставалось лишь изо всех сил «не поддаваться на провокации». Не отвечая на огонь, крейсер и ледокол обошли Лавенсаари вне зоны досягаемости береговых батарей, продолжая следовать к месту стоянки второго отряда. Около 21 час. сигнальщикам «Рюрика» удалось обнаружить его среди торосов, однако попытка «Ермака» в сгустившейся темноте пробиться к ним не увенчалась успехом и около 23 час. оба корабля остановились на ночевку у северной оконечности о.Гогланд.
Утром 8 апреля «Ермак» взломал лед и, освободив корабли, повел их на ост. Обратный переход был не менее тяжелым. То один, то другой корабль застревал во льду, сильно задерживая продвижение. Однако оставшийся отрезок пути до Кронштадта удалось преодолеть без потерь и в полдень 10 апреля все корабли благополучно достигли базы. Также успешно прошла эвакуация из Гельсингфорса и кораблей третьего, последнего эшелона, включавшего оставшиеся подводные лодки, эскадренные миноносцы, сторожевые корабли, посыльные суда и транспорты. Их переход начался 7 апреля и продолжался 16 суток, в течение которых в Кронштадт без потерь перешли 167 единиц.
Последние годы
«Ледовая одиссея» Балтийского флота, осуществленная весной 1918 г., стала последней боевой операцией как для «Рюрика», так и для всей 1-й бригады крейсеров. Приказом по флоту Балтийского моря от 16 мая 1918 г. № 292 соединение было сначала переименовано в бригаду крейсеров, а в марте 1919 г. окончательно расформировано, «Часть кораблей — «Адмирал Макаров», «Баян» и «Олег» — была переведена в Петроград, а «Рюрик» и «Богатырь» оставлены в Кронштадте.(109)
Однако вернуть корабль в строй так и не удалось. Износ механизмов и некомплект экипажа в значительной степени снизили боеспособность некогда самого мощного крейсера Балтийского флота и в октябре 1918 г. «Рюрик» был сдан в порт на хранение, обретя стоянку в Средней гавани Кронштадта. Тем не менее, несмотря на отсутствие корабля в составе Действующего отряда судов Балтийского моря и неучастие его в боевых операциях в Финском заливе (теперь уже против британского флота), противник продолжал рассматривать крейсер как объект для возможных атак. Свидетельством тому являются трофейные документы, захваченные во время налета английских торпедных катеров на Кронштадт 18 августа 1919 г. Согласно инструкции, найденной у одного из взятых в плен, британских офицеров, катерам, наряду с уничтожением линкоров «Петропавловск» и «Андрей Первозванный», плавбазы «Память Азова», крейсеров «Аврора» («Диана») и дока, предписывалось торпедировать и «Рюрик», стоявший у стенки почти против входа в Среднюю гавань.(110)
Осуществить подрыв крейсера предписывалось экипажу под командованием суб-лейтенанта Р.Говарда, однако еще на подходе к северным фортам его катер потерял ход из-за взрыва мотора и не участвовал в атаке.(111) Казалось, что после всех военных перепитий, кораблю будет уготована долгая жизнь, однако изменчивая судьба распорядилась иначе...
Решением Штаба всех морских сил Республики от 21 мая 1921 г. «Рюрик» вместе с группой линкоров и крейсеров, стоящих в Кронштадте, передавался на долговременное хранение Кронштадтскому порту. С корабля снимались наиболее ценные приборы, машины и котлы консервировались.(112)
Весной следующего года с «Рюрика» Кронштадтский морской завод начал снимать вспомогательные механизмы и трубопроводы систем. Всего демонтажу подлежали холодильники главные и вспомогательные, циркуляционные помпы с паровыми двигателями, воздушные насосы, опреснители, донки, компрессора и т.п. Однако по прошествии месяца все работы остановились в связи с отсутствием средств на их оплату. Согласно ведомостям, на 10 июня 1922 г. объём демонтажа не превысил 30% от запланированного.(113)
В Кронштадте крейсер находился до января 1923 г. Распоряжением Технического управления ВМС РККА (так теперь называлось прежнее ГУК) по требованию Петроукрепрайона он 6 января 1923 г. был переведён ледоколами из Кронштадта в Петроград к Адмиралтейскому отделу Балтийского завода (т.е. на бывший АСЗ) для демонтажа башенных установок. Вскоре по прибытии в Петроград состоялась приёмка «Рюрика» комиссией Балтийского завода и Петроградского военного округа, которая работала на корабле в течение трёх дней — 15, 16 и 17 января. Состояние крейсера, отмеченное комиссией в акте, было удручающим (что, впрочем, не очень контрастировало с картиной, наблюдавшейся в те времена на остальных кораблях флота, даже формально числившихся в строю). В низах «Рюрика» набралось много воды — оказались затопленными междудонные отсеки котельных отделений, под самими котлами слоем в 10-15 см также плескалась вода. Такой же толщиной она покрывала второе дно в отделении вспомогательных холодильников, левой машине и коридоре гребного вала. Для устранения вызванного этим дифферента на корму в малярное отделение около таранной переборки было принято ещё около 150 т водяного балласта.(114)
Многое из систем и вспомогательных механизмов было демонтировано («пожарные системы, вспомогательные механизмы и электрические установки по всему крейсеру начаты разборкой и брошены в беспорядке грудами по всему кораблю — учесть наличие частей невозможно»). Но самым неприятным сюрпризом оказалось катастрофическое состояние кингстонов, уход за которыми практически не осуществлялся, в результате чего многие из них замёрзли и были разорваны морозом. Это было чревато нарушением их водонепроницаемости после оттаивания весной, после чего крейсер начал бы медленно, но неудержимо погружаться. В то же время Балтийский завод под нажимом руководства Петроградского военного округа уже получил наряд на снятие башен с орудиями.(115) Проблема, таким образом, заключалась в первую очередь в заглушке всех забортных отверстий, пока ещё не начала оттаивать Нева.
Для наблюдения за работами по обеспечению непотопляемости «Рюрика» Кораблестроительным отделом Техупра был назначен корабельный инженер В.Н. Кутейников. Ему предстояло в условиях зимнего холода, разрухи и тотального дефицита всего и вся организовать работы по поддержанию крейсера наплаву, откачке из него воды, герметизации внутренних отсеков и ещё многому другому, что должно было предшествовать снятию с крейсера орудийных башен. Однако прежде всего требовалось выгрузить боезапас, чего не удосужился произвести Кронштадтский порт в течение почти пяти лет нахождения там корабля на долговременном хранении. На «Рюрике» имелся полный комплект 10" и 8" снарядов (426 и 818 соответственно), и лишь 120-миллиметровых, периодически снимаемых с крейсера в годы Гражданской войны, было намного меньше (122 шт). Работы по выгрузке снарядов начались 19 марта и производились ежедневно с 4 час. дня до 9 час. вечера. На время выгрузки на корабле круглые сутки бодрствовал военный караул и присутствовала пожарная команда, а баржа, на которую перегружались снаряды, охранялась военизированной охраной Балтийского завода.(116)
По окончании выгрузки 28 марта принялись за следующие неотложные дела. 2 апреля 1923 г. Севзапвоенпром выдал наряд Адмиралтейскому отделению БСМЗ на производство работ по поддержанию крейсера наплаву, включавший задрайку 45 горловин второго дна, задрайку клинкетных дверей главных поперечных переборок и осмотр переборок для определения их водонепроницаемости, а также очистку кингстонов.(117)
5 апреля 1923 г. на борту корабля собралась ещё одна комиссия, целью которой было, после обследования его на месте, «обсуждение вопроса о принятии мер к сохранению крейсера «Рюрик» на плаву». Вновь отметив его неблагополучное состояние, комиссия признала необходимым закончить в экстренном порядке все ранее предположенные работы (ведомость завода прилагалась) и, кроме того, произвести укупорку четырёх наиболее крупных повреждённых кингстонов наружными заглушками при помощи водолазов. Повреждения в других кингстонах могли быть обнаружены только при полном оттаивании льда, и их заглушку решили производить снаружи по мере обнаружения повреждений. Предполагалось, что эти работы должны надёжно обеспечить плавучесть крейсера в последующем.(118)
18 апреля 1923 г. были начаты работы по заглушке кингстонов — перевезены и приготовлены к работе водолазные аппараты, обколот лёд вокруг крейсера, изготовлены и установлены беседки для спуска водолазов. Однако работы ещё более месяца не получали нормального развития из-за отсутствия средств, которые поступили лишь 23 мая 1923 г. (73762 «червонных рубля»). К этому времени почти все работы по обеспечению непотопляемости были завершены, приёмка их состоялась 25 марта.
После этого на крейсере приступили к снятию всех шести орудийных башен. Они проходили на фоне постоянных понуканий вышестоящих инстанций, имевших место с того самого момента, когда крейсер ошвартовался в достроечном бассейне Адмиралтейского завода в начале января 1923 г. Одним из технических вопросов при снятии башен являлось избрание конкретного способа их отделения, поскольку жёсткие барабаны установок были перевязаны с барбетной бронёй, как следствие решения проблемы создания их надлежащей устойчивости ещё в период принятия «Рюрика» в казну в 1908 г. В итоге приняли предложение инженера Балтийского завода Н.В. Григорьева неподвижную броню башен от жёсткого барабана не отделять, а вынимать их вместе, поскольку отделить броню от барабана, не разбирая последний, «не представлялось возможным по конструктивным условиям» (это относилось ко всем установкам крейсера). Решили также произвести снятие жёстких барабанов кормовых башен целиком от верхней палубы до нижней, а для носовых башен — от полубака до средней палубы.(119)
В то самое время как с крейсера производилось снятие 10" и 8" орудийных установок, Советским правительством решалась его судьба. В появившемся 14 сентября 1923 г. постановлении СТО за подписью предсовнаркома А.И.Рыкова «Об упорядочении и ускорении передачи негодных судов Морведа для ликвидации» речь шла о немедленной передаче на слом большинства кораблей старого царского флота. Однако для формального решения вопроса потребовалось ещё около двух месяцев, пошедших на согласования планов ЦФК, ГАУ и Морведа, пока, наконец, 17 ноября 1923 г. не появился список за подписью начальника морского штаба республики А.В. Домбровского из 535 кораблей и судов, подлежащих разделке. В него был включён и «Рюрик».(120)
Примечательно, однако, что акт передачи крейсера «Рудметаллторгу» датирован 1 ноября 1923 г. из чего следует, что вопрос о сдаче «Рюрика» на слом был фактически решён заранее. В тот же день корабль был формально передан РМТ для разборки Отделению Балтийского завода им. Марти.
В свою последнюю зиму 1924/1925 гг. «Рюрик» вплыл бесформенной громадой, лишённой орудийных башен и мачт. Корабль ещё сохранял какие-то внешние атрибуты своего прошлого облика (согласно одному из актов, в конце января 1925 г. на нём даже всё ещё находились три шлюпки — вельбот, баркас и ял-шестёрка, стоящие на рострах), но судьба его была решена безвозвратно. 25 февраля 1925 г. представитель Северо-Западного отделения Фондовой комиссии корабельный инженер А.И.Прохоров (тот самый, который сопровождал крейсер на переходе из Англии в 1908 г.!) совместно с представителями «Рудметаллторга» собрались для определения полезного теоретического веса крейсера «Рюрик», переданного для разборки. Они «ориентировочно зафиксировали, что в означенном судне, согласно номенклатуры договора РМТ с ЦФК от 15 сентября 1923 г. к моменту передачи [корабля] от Морведа было — брони 3642,9 т, машинного лома — 1451,3 т, чёрных металлов — 4855,0 т, лома красной меди — 53,2 т, лома прочих цветных металлов — 321,9 т и прочих материалов 131,0 т.»(121) Общий вес разоружённого крейсера составлял, таким образом, 10455,3 тонн. В течение 1925 г. все они начали свой путь в голодные российские домны.
Этим актом заканчивается известная нам документальная история знаменитого крейсера. Наверняка существует ещё немало каких-то ведомостей, справок и приёмно-передаточных актов на металлолом, составлявший прежде грозный боевой крейсер, но это уже не история «Рюрика». С точки зрения ситуации начала 20-х гг. XX столетия такой исход — обычная судьба большинства боевых кораблей, созданных в начале века на пике повсеместного увлечения военными флотами. Герою нашего повествования даже в чём-то повезло — он закончил свои дни на Родине, вернув свою стальную плоть стране, служение интересам которой всегда было единственным смыслом его существования.
Плавания броненосного крейсера «Рюрик», 1908-1914 гг.
8.8. — 2.9.1908 г. Переход из Англии в Россию
12 —28.7.1909 г. Поход с императорскими яхтами «Штандарт» и «Полярная звезда» в Англию для участия в международном морском параде
23 —24.6.1910 г. Участие в маневрах Морских сил Балтийского моря в присутствии депутатов Государственной думы
13.7 —2.11.1910 г. Совместно с кораблями Балтийского отряда поход в Черногорию на празднование 50-летия правления короля Николая Черногорского
25.2.1911 г. Создание бригады линейных кораблей Морских сил Балтийского моря и включение в её состав крейсера «Рюрик»
1.5.1911 г. Авария крейсера (касание грунта) на Большом Кронштадтском рейде
17 — 19.7.1911 г. Участие в двусторонних маневрах Морских сил Балтийского моря
26.7 — 7.8.1911 г. Визит совместно с линейным кораблем
«Цесаревич» в германский порт Травемюнде
19 — 23.9.1911 г. Плавание в составе эскадры по Балтийского морю с заходом в датский порт Киеге
8 —19.9.1912 г. Поход с эскадрой в Копенгаген 4.7.1913 г. Участие в общефлотских стрельбах в высочайшем присутствии
18 —21.8.1913 г. Участие в двусторонних маневрах Морских сил Балтийского моря
27.8 —21.9.1913 г. Заграничное плавание с эскадрой Морских сил Балтийского моря с заходом в Портленд, Брест, Ставангер
Боевые операции крейсера «Рюрик», 1.914-1918 гг.
18.7.1914 г. Выход в море совместно с бригадой линкоров для прикрытия постановки центрального минного заграждения
19 — 21.8.1914 г. Поход в центральную часть Балтийского моря совместно с крейсерами «Россия», «Богатырь», «Олег» и полудивизионом эсминцев для поиска дозорных кораблей противника
25 — 26.8.1914 г. Плавание по Финскому заливу с бригадой линкоров, крейсерами «Адмирал Макаров», «Баян» с заходом в Гангэ
14— 16.9.1914 г. Поход в центральную часть Балтийского моря с крейсером «Паллада» для поиска и уничтожения дозорных кораблей противника
4 —7.11.1914 г. Поход к германскому побережью для прикрытия минной постановки с минного заградителя «Амур»
30.11 — 3.12.1914 г. Совместно с крейсерами «Адмирал Макаров», «Баян», «Олег» и «Богатырь» участие в заградительной операции у германского побережья
30.12.1914 — Совместно с 1-и бригадой крейсеров
2.1.1915 г. поход в центральную часть Балтийского моря для прикрытия минной постановки крейсером «Россия»
30.1 — 2.2.1915 г. Выход совместно с 1-й бригадой крейсеров в Балтийское море для прикрытия минной постановки с крейсеров «Олег» и «Богатырь». Авария «Рюрика» у маяка Фарэ и возвращение в Ревель
17 —21.2.1915 г. Переход в Кронштадт для ремонта в доке
22.2 — 10.5.1915 г. Ремонт в Кронштадте
10.5.1915 г. Переход в Ревель для довооружения
17— 19.6.1915 г. Выход в море совместно с 1-й бригадой крейсеров для обстрела Мемеля. Бой с германским крейсером «Роон»
17 — 18.7.1915 г. В составе 1-й бригады крейсеров конвоирование линейного корабля «Слава» на переходе из Гельсингфорса в Рижский залив
28 — 30.10.1915 г. Совместно с крейсерами 1-й бригады и линкорами «Гангут» и «Петропавловск» участие в минно-заградительной операции на германских коммуникациях в районе банки Хоборг
22 — 24.11.1915 г. Совместно с крейсерами 1-й бригады и линкорами «Гангут» и «Петропавловск» участие в минно-заградительной операции на германских коммуникациях в южной части Балтийского моря
31.5— 1.6.1916 г. Поход с крейсерами «Олег», «Богатырь» и отрядом эсминцев в Норчепингскую бухту для уничтожения германских транспортов
август — октябрь 1916 г. Плавания в Або-Оландских шхерах в составе 1-й бригады крейсеров
6 — 8.11.1916 г. Совместно с линкором «Андрей Первозванный» и крейсером «Баян» переход из Гельсингфорса в Кронштадт на зимовку. Подрыв на мине в районе маяка Южный Гогланд
10.11.1916 г. — 17.1.1917 г. Ремонт в Алексеевском доке Кронштадского порта
25 — 28.1.1917 г. Переход из Кронштадта в Ревель
сент. — окт. 1917 г. Плавание в Финском заливе
25 — 27.2.1918 г. Переход из Ревеля в Гельсингфорс
12 — 17.3.1918 г. Переход из Гельсингфорса в Кронштадт в составе 1 -го отряда боевых кораблей Балтийского флота
5 — 10.4.1918 г. Конвоирование ледокола «Ермак» при проводке 2-го отряда боевых кораблей из Гельсингфорса в Кронштадт
октябрь 1918 г. Сдача на хранение в Кронштадский порт
6 января 1923 г. Переход в Петроград на Балтийский завод
2.1922 г. — 6.1924 г. Демонтаж механизмов и вооружения
1.11.1923 г. Передача корабля комиссии Госфонда для разделки на металл
Примечание:
1 Б.Савинков. Воспоминания террориста. — М.: Московский рабочий, 1990. с. 323.
Мемуарист не совсем точен (что, впрочем, простительно для непрофессионала) — в описываемый момент «Рюрик» достраивался на заводе компании «Бирдмор» в Далмуире, входившем в район Большого Глазго. «Затертый» — партийный псевдоним соплавателя В.П.Костенко по «Орлу» и походу 2-й Тихоокеанской эскадры матроса-баталера А.С.Новикова, которого тот в ходе плавания вовлек в революционную деятельность.
2 Там же, с. 326-327.
3 А.И.Спиридонович. Партия социалистов-революционеров и ее предшественники, 1886-1916 гг. - Пг., 1918. с. 442.
4 Г.В.Смирнов. Владимир Полиевктович Костенко, 1881-1956. -М.: Наука, 1995. с. 144.
5 РГАВМФ, ф. 870, оп. 1, д. 42591, л. 8.
6 Крейсер «Адмирал Макаров». — Кронштадт, 1912. с. 31.
7 Там же, с. 32.
8 РГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 4002, л. 8.
9 Там же, л. 52.
10 Там же, л. 64.
11 Там же, л. 65.
12 Там же, л. 66.
13 Военное сотрудничество между Россией и Черногорией не ограничивалось только шефством черногорского монарха над одним из полков российской армии. В вооруженных силах этой южнославянской страны проходили службу и многие русские офицеры, как, например, подполковник Рачинский, командовавший береговой батареей, салютовавшей Балтийскому отряду при входе на рейд Цетинья.
(РГАВМФ, ф. 870, оп. 1, д. 42591, л. 20)
14 Крейсер «Адмирал Макаров». — Кронштадт, 1912. с. 36.
15 Наряду с матросами черногорские медали «За усердие» получили и гардемарины, бывшие на торжествах в Цетинье. С легкой руки товарищей, остававшихся на кораблях и завидовавших «счастливчикам», последние получили прозвища «черногорцы», сохранившиеся за ними до самого выпуска из корпуса.
16 РГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 4002, л. 68.
17 Там же.
18 Во многих отечественных изданиях по военно-морской истории этот эпизод трактуется существенно иначе.
«По прибытии на фиумский рейд Балтийский отряд, как положено, произвел салют наций в 21 холостой залп. Однако, к немалому удивлению и возмущению русских, ответного салюта с крепостных верков не последовало. Не ответила на салют и прибывшая затем на рейд австро-венгерская эскадра под флагом морского министра князя Монтекукколи. Переговоры с австрийцами окончились безрезультатно - русской стороне было довольно ясно предложено «спустить инцидент на тормозах» и ограничиться принятием извинений. Назревал скандал, могущий обернуться подрывом международного престижа России.
В этой непростой ситуации контр-адмирал Н.С.Маньковский принял весьма рискованное, но как оказалось впоследствии, единственно верное решение. Зная, что австро-венгерская эскадра должна с рассветом вновь выйти в море, он приказал своим кораблям переменить место стоянки и передвинуться к выходу из бухты. Флагманский «Цесаревич» и крейсер «Богатырь» стали по краям прохода, а «Рюрик», как наиболее внушительный по габаритам и второй по огневой мощи в отряде — на самом фарватере. Одновременно князю Монтекукколи было направлено письмо достаточно резкого содержания, в котором говорилось, что русские не выпустят его эскадру в море до тех пор, пока не будет произведен положенный салют.
На кораблях Балтийского отряда сыграли боевую тревогу, в плутонги подали боезапас, орудия расчехлили и развернули на австрийский флагман. Обстановка накалилась до предела, одно неосторожное действие могло спровоцировать вооруженный конфликт. Однако мужество русских моряков, их решимость защитить честь флага даже ценой собственной жизни помогли одержать верх. На следующее утро, ровно в 8 час., когда под звуки горнов на флагштоки кораблей отряда взлетели Андреевские флаги, крепость, а за ней и вся австро-венгерская эскадра окутались белым пороховым дымом долгожданного салюта...»
Красиво, но не более. Прежде всего потому, что подобные действия, предпринятые обеими сторонами привели бы к крупному дипломатическому скандалу и неминуемо вовлекли государства если не в вооруженный конфликт, то по крайней мере в открытое военное противостояние. Понятно, что столь громадную ответственность за возможные последствия не могли взять на себя ни контр-адмирал Н.С.Маньковский, ни князь Монтекукколи.
Но главное то, что вышеизложенная версия совершенно не подтверждается официальными документами русского Морского министерства, и это также заставляет сильно усомниться в ее достоверности. Имей место такой инцидент на самом деле, он стал бы причиной оживленной межведомственной переписки, породив множество справок, докладов, рапортов и т.д. Случившееся (по крайней мере отсутствие ответного салюта со стороны крепости и объявление боевой тревоги) так или иначе было бы отражено в вахтенных журналах кораблей, чьи записи, как удалось установить авторам, единодушно говорят о спокойной обстановке на рейде в течение всего времени стоянки отряда. Отсутствуют в них и сведения о приходе австро-венгерской эскадры, вместо которой в действительности на рейд прибыл броненосный крейсер «Кайзер Карл VI», обменявшийся, как положено, салютом с «Цесаревичем».
Наконец, о своем решении заблокировать выход из бухты и едва не начавшемся «неравном бое» ничего не сообщает и сам командир Балтийского отряда контр-адмирал Н.С.Маньковский, который в своем рапорте, подробно изложив все обстоятельства длительного плавания, упомянул лишь о неудавшемся визите к австрийскому адмиралу и принесенных со стороны последнего извинениях в виде 13 холостых залпов. Предположение о попытке «замести следы» явно не выдерживает критики — скрыть истину при наличии тысяч свидетелей среди экипажей отряда практически невозможно. Так что можно с уверенностью утверждать, что версия о противостоянии русской и австрийской эскадр на рейде Фиуме — одна из красивых легенд, которыми так богата трехсотлетняя история отечественного флота.
Остается добавить, что собственноручный рапорт Н.С.Маньковского с описанием всего происшедшего на рейде Фиуме 27-29 августа 1910 г. и сейчас хранится в РГАВМФ (ф. 417, on. 1, д. 4309), к которому и отсылаем всех интересующихся этим эпизодом. История же возникновения романтического и сурового описания чуть было не начавшегося вооруженного конфликта с державой Тройственного союза еще ждет своего исследователя.
19 РГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 4002, л. 70.
20 Там же, л. 71.
21 Там же, л. 72.
22 РГАВМФ, ф. 870, оп. 1, д. 42611, л. 39.
23 РГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 4111, л. 16.
24 Там же, л. 17.
25 Общество ревнителей военных знаний - русское военно-научное общество, ставившее своей целью распространение военных знаний среди офицеров армии и флота и разработку вопросов военной теории и истории. Основанное в Петербурге в 1896 г, общество имело филиалы во многих городах Российской империи, в том числе в Варшаве, Вильно, Минске, Тифлисе, Риге, Самарканде, Хиве, Хабаровске и других, а также собственные печатные органы. Прекратило свое существование с началом Первой мировой войны.
Военно-энциклопедический словарь. — М.: Воениздат, 1986.
26 РГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 4111, л. 18.
27 Порт Императора Петра Великого в Ревеле строился как военно-морская база Балтийского флота и одновременно морская крепость на южном (русском) побережье Финского залива, образующая левый фланг будущей минно-артиллерийской позиции. Для руководства строительством в Морском генеральном штабе был создан специальный военно-строительный орган — Крепостной комитет, в круг задач которого входили согласование технической документации, наблюдение за ходом строительных работ, оснащение вооружением (в том числе 12" и 14" береговыми башенными установками), разработка организационно-штатной структуры и комплектование личным составом. Торжественная церемония закладки состоялась 29 июня 1912 г. и в тот же день была отмечена специальным приказом по Морскому министерству за № 290. Закладка порта и крепости заключалась в возведении береговой части мола и проводилась в присутствии Николая II, цесаревича Алексея и великих княжен. Кроме того на торжествах присутствовали все адмиралы, командиры кораблей, свободные от службы офицеры, командование Ревельского порта и гарнизона. На рейде был собран «весь наличный плавающий флот», а почетный караул был назначен от учебного корабля (бывшего эскадренного броненосца) «Петр Великий». Последующие работы по сооружению крепости и порта велись быстрыми темпами, однако к началу первой мировой войны строительство этого важного стратегического объекта так и не было завершено.
28 РГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 4226, л. 4.
29 Н.А.Монастырев. Гибель царского флота (серия «Русское военно-морское зарубежье», вып. 3) . - СПб: Облик, 1995. с. 16.
30 РГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 4226, л. 5.
31 Как отмечал в своем рапорте вице-адмирал Н.О.Эссен, «особых инцидентов с местной полицией и командами иностранных судов не было», однако к моменту ухода эскадры на кораблях насчитывалось около 40 «нетчиков».
РГАВМФ, ф.417, оп.1, д.4226, л.6.
32 Н.А.Монастырев. УК. соч., с. 17.
33 РГАВМФ, ф. 417, on. 1, д. 4226, л. 6.
34 РГАВМФ, ф. 479, оп. 1, д. 133, л. 515.
35 Столь же успешно действовали линкоры и в других упражнениях, проводимых несколькими днями позднее, но по итогам состязательных стрельб переходящий приз в конце концов достался крейсеру «Баян», артиллеристы которого обошли маститых «линейщиков» по количеству баллов.
36 И.К.Григорович. Воспоминания бывшего морского министра. -СПб.: Дева, 1993. с.115.
37 РГАВМФ, ф. 479, оп. 1, д. 133, л. 518.
38 РГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 4309, л. 244.
39 Там же.
40 Там же, л. 245.
41 Там же.
42 Как удалось установить впоследствии, во время визита в коммерческой гавани Портленда находилось под погрузкой несколько пароходов, отправлявшихся в Америку, команды которых, недовольные мизерным жалованьем и тяжелыми условиями труда, потребовали расчета. В связи с этим разного рода агенты (в большинстве своем из российских евреев-эмигрантов) начали спешно вербовать матросов с русской эскадры, причем по некоторым данным, каждый рекрут, в любом состоянии доставленный на судно, приносил вербовщику 1-2 фунта стерлингов наличными.
РГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 4309, л. 245.
43 Там же.
44 Там же, л. 246.
45 Кондуктор - воинское звание унтер-офицерского состава в русском флоте. Обычно присваивалось корабельным специалистам (старшим боцманам, рулевым, сигнальщикам, минерам и др.) после сдачи соответствующих экзаменов. Соответствовало званию подпрапорщика в армии.
Военно-энциклопедический словарь. — М.: Воениздат, 1986.
46 РГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 4309, л. 246.
47 Там же, л. 247.
48 Там же, л. 248.
49 Там же.
50 Сборник Морискома, №1. - Пг., 1920. с. 20.
51 Г.К.Траф. На «Новике». - СПб.: Гангут, 1997. с.44.
52 П.В.Гельмерсен. Заградительные операции Балтийского флота у германского побережья в 1914-1915 г. - СПб.: Галея-Принт, 1998. с. 10.
53 Там же.
54 Там же.
55 Там же, с. 15.
56 РГАВМФ, ф. 479, оп. 1, д. 324, л. 19.
57 Там же, л. 21.
58 П.В.Гельмерсен. УК. соч., с.28.
33 Флот в первой мировой войне. — М.: Воениздат, 1964. с. 135.
60 РГАВМФ, ф. 479, оп. 1, д. 324, л. 109.
61 Согласно приказу по флоту с 1 января 1915 г. в состав 1-й бригады включались крейсера «Рюрик», «Адмирал Макаров», «Баян», «Богатырь» и «Олег».
62 РГАВМФ, ф. 564, оп. 1, д. 32, л. 9.
63 П.П.Лемишевский. Авария броненосного крейсера «Рюрик» у острова Фара (Готланд). // Морской сборник, 1926. с. 175.
64 Там же.
65 Согласно акту, составленному комиссией, «Рюрик» получил следующие повреждения.
«...1) Наружной обшивки в днище судна.
а) По правому борту: наибольшая пробоина на 110-127 шп шириной от 6" (152 мм) до 25" (7,63 м), которая далее этого района в нос и корму переходит в разрывы и расхождение листов, прерываясь в некоторых местах на протяжении шпаций между шпангоутами.
б) По левому борту - ряд последовательных пробоин под 2,3,4 кочегарками между 110-144 шп шириной до 6" (152 мм), переходящие в нос и корму в разрыв и расхождение листов.
в) Местные повреждения наружной обшивки в днище судна, небольших размеров в виде вмятин и сорванных заклепок:
— у вертикального киля под 4 кочегаркой у 140 шп;
— под 12 угольной ямой у 120 шп;
— в диаметральной плоскости у 15 шп;
— в кормовой части в помещении мокрой провизии между 204 и 222 шп;
— сорвана планка наружного киля у 20 шп отогнута вниз на 4' (1,22 м).
Все указанные повреждения привели к затоплению всего междудонного пространства, 3 кочегарки и нижних угольных ям.
2) Повреждения верхнего дна (выпучины).
а) В помещениях малой шкиперской от 8 до 20 шп.
б) В артиллерийских арсеналах обоих бортов в районе 42-50 шп.
в) В электрической и минных каютах на 52-62 шп.
г) Во 2 и 4 кочегарках с поднятием выгородок кингстонов.
3) Повреждения палуб (выпучины).
а) Настилки платформы в нижних поданных коридорах под броневой палубой в нос и корму на протяжении пяти шпаций от 130 шп.
б) Броневой палубы на 120-130 шп.
4) Повреждения переборок и выгородок.
а) Прогиб переборок, ограничивающих 3 кочегарку (115-130 шп) с небольшим пропуском воды во фланцы труб.
б) Имеются прогибы переборок в подачных коридорах под броневой палубой в районе затопленной кочегарки (115-130 шп).
5) Повреждение доковых килей.
По левому борту у 112 шп оторван и отогнут вниз внутренний угольник киля на протяжении около 15'(4,6 м).
6) Влияние повреждений корпуса на котлы, главные механизмы и орудийные башни.
а) Вследствие поднятия верхнего дна наблюдается поднятие котлов 2 и 4 кочегарок (котлы №5, 7,10,15 и 21,22,23).
б) Повреждения главных машин не замечаются.
в) Башни 8" и 10" оказались в исправности и только носовая 10" башня при горизонтальном наведении потребовала тока на 30А больше, что объясняется дифферентом на нос...» РГАВМФ, ф. 564, оп. 1, д. 32, л. 12-14. '
66 М.Обольянинов. Подъем затонувших судов и борьба с аварийными повреждениями. — М.: Госвоениздат, 1933. с. 158.
67 РГАВМФ, ф. 479, on. 1, д. 245, л. 21.
68 Там же, л. 22.
69 К.П.Пузыревский. Повреждения кораблей, борьба за живучесть и спасательные работы. — М.-Л.: Военмориздат, 1942. с. 40.
70 М.Обольянинов. УК. соч., с. 159.
71 РГАВМФ, ф. 479, оп. 1, д. 245, л. 24.
72 Первоначально в качестве объекта бомбардировки был избран Кольберг, являвшийся «подлинно нервным пунктом неприятельских коммуникаций, удар по которому стимулировал бы большой размах и смелость русского командования». Однако в ходе доклада плана операции вице-адмиралу В.А.Канину, последний, хотя и одобрил ее общий замысел, но вместе с тем «в характерной для него манере подрезывать в корне малейший порыв к активности» приказал заменить Кольберг на более близкий к русским базам Мемель, а заодно и отменил участие в набеге крейсера «Рюрик».
Штабные дебаты затянулись до глубокой ночи и, казалось, ничто не могло поколебать мнения командующего флотом. Как вспоминал потом А.А.Сакович «слепой случай склонил чашу весов в обратную сторону. Ренгартен, известный своей выдержкой, видя, что все рушится, потерял терпение и сказал какую-то резкую фразу на очередную унылую реплику командующего. Результат получился неожиданный. Понял ли в тот момент Канин то, что ему старались доказать в течение пяти часов подряд, или ему просто надоела длительная дискуссия, но он вдруг уступил в отношении «Рюрика», сказав при этом: «Ну хорошо, раз Иван Иванович сердится, я дам вам «Рюрика». Объектом же операции он по-прежнему оставил Мемель, что значительно понижало цельность и значимость операции».
М.А.Партала. «Раз Иван Иванович сердится, я дам вам «Рюрика». // Гангут, вып. 20, 1999. с. 34-35.
73 Грибовский В.Ю. Бой у Готланда 19 июня 1915 г. // Гангут, 1996,, вып. 11. с. 42-43.
74 Там же, с. 48-49.
75 Как утверждали очевидцы, это был разрыв 8" снаряда, вслед за которым наблюдалось и «падение целого залпа, так как весь корабль окутался огромным столбом белого и черного дыма с языками яркого пламени». Вместе с тем германские источники в один голос отрицают наличие попаданий в «Роон» и нанесение ему сколько-нибудь серьезных повреждений.
Г.К.Граф. На «Новике». - СПб.: Гангут, 1997. с. 112.
76 По версии В.Ю.Грибовского причиной отравления орудийной прислуги стали газы от близкого разрыва 105 мм снаряда с «Любека», проникшие за броню.
Грибовский В.Ю. Бой у Готланда 19 июня 1915 г. // Гангут, вып. 11,1996. с. 48-49.
77 Г.К.Траф. УК. соч., с. 113.
78 Для «Рюрика» и «Гангута» эта операция явилась своеобразной искупительной мерой за матросские волнения, накануне имевшие место на обоих кораблях. Как следует из архивных документов, 19 октября 1915 г. команда линкора «Гангут» после угольной погрузки отказалась от ужина (состоявшего вопреки сложившимся традициям не из макарон, а из более простой и непритязательной ячневой каши) и, несмотря на попытки офицеров удержать ее от беспорядков, демонстративно вышла на верхнюю палубу, бурно выражая свое недовольство как предложенной пищей, так и «засильем немцев на флоте». Волнения вечером того же дня с большим трудом удалось погасить, а 21 октября на линкор прибыла специальная следственная комиссия под председательством контр-адмирала А.К.Небольсина, приступившая к дознанию. После многочисленных допросов из экипажа линкора было арестовано 95 матросов, которых под конвоем десантного взвода «Рюрика» предполагалось 22 октября по приказанию командующего флотом отправить в Свеаборгскую крепость.
Однако около 1 час дня, когда «чины десантного взвода были выстроены на юте крейсера для расчета», большая группа «рюриковцев» самовольно явилась на ют и шкафут и, несмотря на приказание вахтенного начальника разойтись, «криками и угрозами заставили взвод покинуть палубу и сойти вниз». Бунтующую толпу не успокоил и вызванный наверх караул, начальник которого, артиллерийский унтер-офицер 1 статьи П.Куксов, не только не препятствовал происходящему, но и сам «фактически руководил беспорядками».
Тем не менее, благодаря энергичным мерам, предпринятым капитаном 1 ранга А.М.Пышновым, приказ комфлота, хотя и с опозданием, был выполнен. Но на этот раз в Свеаборг доставили целых 136 человек, присоединив к арестованным «линейщикам» 41 матроса с крейсера, перевезенных затем в Ревель. Приговор суда Морской крепости императора Петра Великого от 30 марта 1916 г. для «рюриковцев» был суровым - трех человек (среди них и П.Куксова) приговорили к расстрелу с «лишением всех прав состояния», еще четверых к каторжным работам сроком на 4 года, а девять человек были отданы на 3 года в дисциплинарный батальон. Туда же на 1 год с лишением воинских званий были направлены и нижние чины десантного взвода, виновные в том, что «испугались выкриков толпы и спустились с юта».
Однако указанный приговор был приведен в исполнение лишь частично: 10 апреля 1917 г. на основании всеобщей политической амнистии, объявленной Временным правительством, Временный военно-морской суд в Петрограде освободил участников волнений, объявив их «свободными от дальнейшего наказания со всеми оного последствиями». РГАВМФ, ф. 407, од. 1, д. 8141,.л. 86.
79 Флот в первой мировой войне. — М.: Воениздат, 1964. с. 195-196.
80 Там же, с. 198.
81 Там же, с. 209-210.
82 Там же, с. 228.
83 РГАВМФ, ф. 479, оп. 1, д. 327.
84 При входе в бухту в 23 час. 15 мин. эсминцы обнаружили дымы, а еще через 15 минут нагнали большой германский конвой (до 14 транспортов), шедший на зюйд в охранении небольших эскортных кораблей и вспомогательного крейсера «Герман». В результате часового боя русским кораблям удалось уничтожить последний, а также два эскортных корабля. Остальным же судам конвоя удалось укрыться в шведских территориальных водах.
Еще менее результативной стала набеговая операция в районе маяк Лансорт - о.Эланд, осуществленная в ночь на 17 июня. На этот раз в состав отряда особого назначения вошли крейсера 2-й бригады, вместе с эсминцами I, IV и V дивизионов обнаружившие и атаковавшие миноносцы противника, которым тем не менее после недолгой артиллерийской дуэли удалось уйти без потерь. РГАВМФ, ф. 479, оп. 1, д. 327.
85 Одна из подлодок была обнаружена сигнальным кондуктором «Рюрика» П.У.Бурдейным, представленным затем к награде за отличное несение службы. Вот как описывал умелые действия подчиненного его непосредственный начальник старший штурман крейсера лейтенант Станкевич, ходатайствующий перед командиром корабля о награждении: «Доношу Вашему Высокоблагородию, что во время нахождения вверенного Вам корабля в крейсерстве 1 июня с.г. по северо-западную сторону о.Готланд в точке 58°24'N и 17°46'О на истинном курсе 120° в 4 час. 23 мин. находившимся на фор-марсе сигнально-дальномерным кондуктором команды штаба командующего флотом Петром Устиновым Бурдейным была усмотрена слева от курса на 4 румба рубка подводной лодки в расстоянии около 40 кб.
Вскоре подводная лодка погрузилась. Курс крейсера был изменен вправо на 5 румбов, что и дало возможность быстро выйти из района атаки. По сведениям Службы связи в этом районе находилась наша подводная лодка, но на корабле это не было известно. Прошу ходатайства Вашего высокоблагородия о награждении кондуктора П.Бурдейного Георгиевской медалью 2 степени согласно ст.145 п.1. Георгиевского статута...». Инициатива штурманского офицера «Рюрика» была поддержана командованием и, несмотря на указанные особые обстоятельства (обнаруженная субмарина действительно оказалась русской), медаль была вручена кондуктору. Этот случай не был единственным — только в течение 1916 г. на крейсере отмечено наградами 75 нижних чинов, в том числе сверхсрочный боцман Т.М.Селифонов, служивший на «Рюрике» с 1907 г. и удостоенный английской медалью. РГАВМФ, ф. 485, оп. 1, д. 249, л. 4-35.
86 РГАВМФ, ф. 485, оп. 1, д. 232, л. 523.
87 2,5" (63,3 мм) зенитное орудие было спроектировано по заданию ГУК весной 1916 г., а к концу ноября ОСЗ уже сдал флоту первую партию из 20 единиц и приступил к изготовлению второй. Полный вес установки с длиной ствола 38 калибров составлял 1,3 т. Орудие монтировалась на тумбовом лафете и имело угол вертикального наведения +75°. В боекомплект входило два типа унитарных выстрелов: с 4 кг шрапнельным снарядом и дистанционной гранатой весом 3,73 кг. Пороховой заряд весом 0,8 кг обеспечивал обоим снарядам начальную скорость 686 м/с. При этом максимальная горизонтальная дальность стрельбы составляла 6,8 км, а досягаемость по высоте 4,0 км.
В целом по дальности стрельбы и могуществу снарядов 63,3-мм орудие значительно уступало 76-мм пушкам Лендера, а скорострельность была почти на порядок ниже, чем у 40-мм автоматов «Виккерс». Вследствие этого указанная артиллерийская система не получила широкого распространения в отечественном флоте и после февраля 1917 г. дальнейшие работы над ней были прекращены.
88 С.Н. Тимирев. УК. соч., с. 62.
89 РГАВМФ, ф. 564, оп. 1, д. 48, л. 23.
90 С.И.Иванов. Живучесть боевого надводного корабля. -М.-Л.: Военмориздат, 1940. с.61.
91 РГАВМФ, ф. 564, оп. 1 , д. 48, л . 28.
92 Судостроение, 1995, № 2-3, с. 70.
93 Там же, с. 72
94 С.Н.Тимирев. УК. соч., с. 74.
95 О том, насколько верно начальник 1-й бригады крейсеров смог оценить положение в Ревеле, свидетельствует его рапорт командующему флотом адмиралу А.И.Непенину от 3 марта 1917 г.: «Считаю своим долгом донести: имея единственной целью сохранить для войны личный состав и суда, следую вашим приказаниям, насколько это возможно, в зависимости от меняющихся обстоятельств. Категорические требования не пускать на берег команду неисполнимы и усложняют чрезвычайно задачу, вызывая риск проникновения толпы на суда. Положение более тяжелое, чем предполагаете. В исключительную минуту нужны исключительные средства, почему предвижу необходимость невольно нарушить ваши требования и, может быть, принять участие в торжественной манифестации единения флота с новым правительством и народом...».
Балтийские моряки в подготовке и проведении Великой Октябрьской социалистической революции // Сборник документов. — М.-Л., 1957. с. 28.
96 С.Н.Тимирев. УК. соч. с. 79.
97 РГАВМФ, ф. 564, оп. 1, д. 76, л. 33.
98 В 1916-1917 г. старший артиллерист крейсера «Рюрик», награжден орденом св. Станислава 2 степени с мечами.
99 РГАВМФ, ф. 564, оп. 1, д. 76, л. 83.
100 Н.С.Кровяков. «Ледовый поход» Балтийского флота в 1918 г. -М: Военизд., 1955. с.82.
101 Там же, с. 84.
102 E.Mawdsley. The Russian Revolution and the Baltic Fleet: War and Politics, February 1917-April 1918. — London: The Macmillan Press Ltd., 1978. p. 145.
103 Н.С.Кровяков. Ледовый поход Балтийского флота в 1918 г. -М: Воениздат, 1955. с. 96.
104 Г.К.Траф. Ук. соч., с. 344-345.
105 Н.С.Тимирев. УК. соч., с. 125.
106 Н.С.Кровяков. УК. соч., с. 114.
107 Там же, с. 127-128. т Там же, с. 143.
109 РГАВМФ, ф. р-100, оп. 1, д. 11, л. 12.
110 РГАВМФ, ф. р-92, оп. 1, д. 262, л. 45.
111 Операция по уничтожению в Кронштадской гавани Действующего отряда Балтийского флота была предпринята английскими морскими экспедиционными силами в ночь на 18 августа 1919 г. Около 3 час. утра восемь торпедных катеров вышли из Бьорке и, пройдя Северным фарватером мимо фортов, в 4 час. 20 мин. приблизились к входным воротам Средней гавани. Несмотря на интенсивный огонь дозорного эсминца «Гавриил», почти сразу же потопившего один катер и заставившего затем ретироваться четыре других, двум оставшимся все же удалось ворваться в гавань и второпях выпустить торпеды, которыми были повреждены линкор-додредноут «Андрей Первозванный» и потоплена плавбаза подводных лодок «Память Азова». Спустя несколько минут оба катера на отходе были потоплены орудиями «Гавриила». Восьмой же катер, как уже отмечалось, не участвовал в атаке из-за аварии двигателя и был доставлен обратно в Терийоки на буксире.
РГАВМФ, ф. р-92, оп. 1, д. 262, л. 2.
112 Помимо «Рюрика», этим приказом к порту сдавались также линейные корабли «Андрей Первозванный», «Республика», «Гражданин», крейсера «Россия», «Громобой», «Диана», учебные суда «Заря Свободы», «Пётр Великий», минные заградители «Амур», «Волга», канонерская лодка «Грозящий». (РГАВМФ, ф. р-12, оп. 1, д. 200, л. 18)
113 РГАВМФ, ф. р-370, оп. 1, д. 8, л. 1-5.
Вообще факт начала работ по демонтажу вспомогательных механизмов крейсера сам по себе не вполне ясен, поскольку «Рюрик» всё ещё формально считался боевой единицей и только был передан на хранение Кронштадтскому порту, также являвшемуся подразделением Морского ведомства. Официальных правительственных постановлений о передаче его и других тяжёлых кораблей устаревшего типа на слом тогда ещё не существовало (они появятся через год), поэтому попытка ведомственного решения судьбы одного из лучших кораблей Балтийского флота остаётся пока необъяснимой. Возможно, имелось в виду отправить снимаемые с «Рюрика» механизмы в ремонт, однако перспектива последнего совершенно невероятна на фоне сложившейся к 1922 г. ситуации.
114 Из справки заведующего судами, сданными к порту в Кронштадте в Адмиралтейское отделение Главвоенпорта, 23 апреля 1923 г.: «Откачка воды из трюмов крейсера «Рюрик» в 1922 г. при стоянке в Кронштадте охраной судов не производилась, за неимением сильных откачивающих средств. Была произведена откачка воды в каютах, накопившейся во время тушения пожара. Осенью перед переводом крейсера «Рюрик» в Петроград Балтийским заводом производилась откачка воды из трюмов и перекачка в носовое отделение для дифферента. Наблюдение за поступлением воды в трюмы крейсера «Рюрик» велось и большой прибыли не наблюдалось. Начальник и комиссар охраны судов Егоров». (РГАВМФ, ф. р-12, оп. 1, д. 230, л. 73 об.)
115 Уход за кораблями в Кронштадте зимой заключался, помимо герметизации их корпусов, в утеплении всех устройств забортной арматуры — кингстонов, клинкетов, приёмных патрубков, дейдвудов и т.п., что производилось завалкой их навозом. Эта специфическая мера позволяла сохранять в устройствах, окружённых продуктом органического происхождения, минимальную положительную температуру, что препятствовало замерзанию находящейся в них воды, которая, превращаясь лёд, расширялась и разрывала металл. При переводе «Рюрика» на зимнее хранение в 1920 г. «некоторые весьма немногие кингстоны» были завалены навозом, однако, поскольку присмотр за кораблём фактически не вёлся, он к зиме 1922 г. уже давно перепрел и требовал замены. Большинство же кингстонов, забортных клапанов и отростков труб, а также дейдвудных труб и их сальников оставалось совершенно открытыми.
(РГАВМФ, ф. р-12, оп. 1, д. 230, л. 54)
116 РГАВМФ, ф. р-12, оп. 1, д. 230, л. 27.
117 Там же, л. 80.
118 Там же, л. 63.
119 Там же, л. 35.
120 РГАВМФ, ф. р-12, оп. 1, д. 247, л. 52.
121 РГАВМФ, ф. р-12, оп. 1, д. 236, л. 134.