Wundefwaffe

О вкусах... спорят

 

Хотя поиск объективных и субъективных причин конфликта, возникшего между командованием советского флота и руководством судостроительной отрасли про­мышленности не входит в задачи настоящей работы, для правильного понимания логики развития отечественного военного кораблестроения, а также появления и дальнейшей судьбы единственного "живого" объекта нашего повествования — эс­кадренного миноносца (ЭМ) «Неустрашимый» — необходимо все же сказать не­сколько слов на эту тему.

Один из основополагающих аспектов проблемы заключался в сложившемся у Сталина в конце 1930-х гг. недоверии к "морякам" и, возможно, излишне внима­тельном отношении к не всегда объективным, а зачастую и конъюнктурным аргу­ментам "капитанов промышленности".

Передача в 1939 г. НИИ военного кораблестроения (НИИВК), среди других научных и экспериментальных работ самостоятельно занимавшегося предэскизным и эскизным проектированием, со всей научно-экспериментальной базой и большей частью квалифицированных сотрудников в ведение Наркомата судостроительной промышленности (институт стал именоваться ЦНИИ-45) лишило флот необходи­мого для нормального развития "вневедомственной" кораблестроительной науки аппарата, а предвоенные репрессии, жертвами которых стали многие талантливые ученые и инженеры, сделали оставшихся куда менее принципиальными в научных спорах, что тоже отнюдь не способствовало объективному прогрессу.

Понимая настоятельную необходимость функционирования полноценного научного учреждения в системе Наркомата ВМФ, нарком ВМФ адмирал Н.Г.Куз­нецов вскоре после окончания войны сделал все возможное для "реанимации" ЦНИИ ВК. Институт был воссоздан приказом НКВМФ от 22 декабря 1945 г. путем реорга­низации Научно-технического комитета РКВМФ.

В структуру возрожденного ЦНИИ ВК вошло конструкторское бюро, кото­рое возглавил подполковник Л.А.Гордон. В сравнительно короткий срок сотрудни­ки этого КБ обеспечили уровень выполнения проектно-конструкторских работ, впол­не достаточный для того, чтобы флот смог восстановить свои позиции в части предэскизного проектирования по собственным оперативно-тактическим заданиям (ОТЗ) и, таким образом, получить солидные основания для отстаивания своих позиций в спорах с промышленностью, ссылавшейся на результаты "собственного" исследова­тельского проектирования.

Ситуация с исследованиями в области ходкости и мореходности боевых ко­раблей, осуществление которых было совершенно необходимым для проектирова­ния нового поколения океанских кораблей, оказалась сложнее. Современная науч­но-экспериментальная база отсутствовала как у ЦНИИ ВК, так и у ЦНИИ-45. Дело в том, что окончание строительства нового комплекса опытных бассейнов, начатого перед войной и, естественно, законсервированного до ее окончания, требовало еще нескольких лет. Поэтому перспективные работы по заказам флота и Судпрома вы­полнял ЦАГИ им. Н.Е.Жуковского, имевший свой опытовый бассейн и специалистов по гидромеханике. По­скольку ЦАГИ принадлежал другому ведомству (МАП) и до предела был загружен экспериментальными работа­ми в интересах "авиаторов", "флотские" заказы выпол­нялись по "остаточному принципу". "Текущие" же модель­ные испытания производились в старом опытовом бас­сейне (Бывший Опытовый бассейн Морского ведомства, откры­тый в 1894 г. в Петербурге на территории Новой Голландии. В 1932 г. бассейн вошел в состав ЦНИИВК, а в 1938 г. был передан ЦНИИ-45) ЦНИИ-45. Монополия на экспериментальную базу стала дополнительным источником трений с ЦНИИ ВК.

Еще печальнее было то, что в результате многочис­ленных и не всегда продуманных реорганизаций оказа­лись совершенно забытыми или даже утраченными резуль­таты предвоенных исследований, основывавшихся не только на собственных, но и на иностранных материалах. А по окончании войны вместо того, чтобы объединить усилия и учесть немалый опыт, который можно было из­влечь из трофейных документов, а также полученных от союзников, два ведомства ревниво оберегали друг от дру­га доставшиеся им материалы, зачастую их не используя.

Одним из принципиальных конфликтов .между фло­том и промышленностью был спор о нормах прочности для корпусов боевых надводных кораблей, принявший трагическую окраску после случаев гибели ЭМ пр.7 от потери общей продольной прочности во время войны.

После войны трения обострялись еще и тем, что ру­ководители как военного, так и гражданского институ­тов носили адмиральские воинские звания (инженер-контр-адмирал), а многие ведущие сотрудники ЦНИИ ВК и Военно-морской академии (ВМА) после окончания во­енной службы были приглашены на работу в ЦНИИ-45 (например, полковник Л.А.Гордон, вице-адмирал С.П.Ставицкий и др.). С другой стороны, естественный (по достижению пенсионного возраста) и "досрочный" (жертвы "охоты на ведьм") уход опытнейших специалис­тов-практиков как в области прочности, так и гидроме­ханики, а также некоторых других разделов кораблестро­ительной науки в условиях отсутствия подготовленной молодой смены, как выявили последующие события, по­ставил авторитет ЦНИИ-45, выполнявшего заказы ЦКБ-проектантов, под угрозу.

Однако "весовые категории" новой, по существу, организации ВМФ — ЦНИИВК — и ЦНИИ-45 МСП сравнялись далеко не сразу.

Все эти события происходили на фоне главного кон­фликта — борьбы за "свой" вариант 10-летней корабле­строительной программы.

 

* * *

 

Работа над проектом «Неустрашимого» происходи­ла в то время, когда советские судостроительные заводы на полную мощность развернули постройку самой круп­ной за весь советский период серии ЭМ пр.30бис и крей­серов (КР) пр.68бис. Эти корабли, по сути представляв­шие собой доработанные довоенные проекты, по основ­ным своим тактико-техническим элементам (ТТЭ) отста­вали от требований времени, а их массовое строительство оправдывалось ограниченными возможностями промыш­ленности, не способной быстро освоить производство новой техники. Одновременно происходило формирова­ние концепции нового ВМФ, адекватной изменившейся роли нашей страны в мировой политике.

Парадокс сложившейся ситуации заключался в сле­дующем. Оказавшейся в лагере победителей в тяжелей­шей войне и уверенно закрепившейся на мировой арене стране предстояло наконец-то осуществить задуманную еще в 1936 г. программу создания "Большого флота". Но уже существовавший ее ВМФ, оказавший в прошедшей войне весомую помощь сухопутным войскам, практичес­ки не участвовал в морских сражениях. Так как моряки не имели возможности приобрести собственный опыт боевого применения надводных кораблей против серьез­ного морского противника, никто не мог с уверенностью сказать, какие же именно корабли нужны новому флоту супердержавы. Поэтому большинство разработанных "операторами" Главного штаба ВМФ оперативно-такти­ческих заданий не блистало оригинальностью.

Структура ВМФ (разрабатывавшаяся исходя из не очень отчетливых указаний Сталина, не привыкшего де­литься сокровенными мыслями даже с ближним своим окружением) концентрировалась вокруг ядра из мощных океанских крейсерских эскадр. Хотя необходимость со­хранения в будущем составе флота линейных кораблей никем из отечественных специалистов тогда не ставилась под сомнение (это уже значительно позже линкоры "сме­ло" начали называть анахронизмом), особую заинтересо­ванность флот проявлял именно в КР, "изобретая" даже новые подклассы: например, кроме "привычных" подклас­сов (— "Привычным" для крейсеров в советском флоте стал ка­либр 180 мм. Эти корабли почему-то иногда классифицировали как легкие КР, хотя во всем мире КРЛ вооружались 6-дюймовыми орудиями. По конструктивной защите КР пр.26 и 26бис, безуслов­но , являлись "легкими". Поскольку иностранные флоты имели зна­чительное количество тяжелых КР с 8-дюймовой артиллерией ГК, отечественные тактики, ссылаясь на иностранный военный опыт (?), предложили для наших новых тяжелых КР калибр 220 мм. Летом 1945 г. Главный морской штаб разработал предложения по 10-летней программе военного кораблестроения на 1946-1955 гг. К 1 января 1956 г. наш ВМФ должен был иметь: 4 линейных кораб­ля с 406-мм артиллерией, 10 тяжелых КР с главным калибром 220 мм, 30 "просто" КР со 180-мм артиллерией, 54 легких КР со 152-мм орудиями, а также 6 эскадренных и столь ко же "малых" АВ, 132 "боль­ших" и 226 "просто" ЭМ, 168 больших, 204 средние и 123 малые ПЛ.) были предложены КР о повышенным калибром ар­тиллерии главного калибра — 220мм.

Эта концепция требовала непременного включения в кораблестроительную программу и океанских кораблей охранения крейсерских сил. Таковых наш флот тогда не имел, как и собственного опыта их боевого применения. По существу, речь должна была идти о формировании но­вого класса боевых надводных кораблей с учетом выво­дов из практики прошедшей войны, которую имели иност­ранные флоты. В документах того времени фигурировал термин "большой ЭМ", под которым флот подразумевал корабль водоизмещением около 4 тысяч т, вооруженный тремя 130-мм двухорудийными универсальными башенны­ми АУ и обладавший скоростью, дальностью плавания и автономностью, соответствующей этим элементам у КР.

В какой-то мере "большой ЭМ" являлся отголоском довоенных концепций, опиравшихся, в свою очередь, на сформированные Русско-японской и Первой мировой войнами оперативно-тактические взгляды.

Эволюция этих взглядов применительно к классам лидеров ЭМ и легких КР (в отечественном и зарубежных флотах) во второй половине 1930-х гг. особенно интересна, так как она явилась причиной многочисленных проектных изысканий, направленных на создание бронированного ли­дера, "лидера-крейсера", "суперэсминца". Эти названия, по существу, обозначали один и тот же класс кораблей, весьма спорный с тактической точки зрения, но чрезвычайно инте­ресный с точки зрения техники кораблестроения.

Послевоенный советский ЭМ пр.41, отличавшийся от предшественников прежде всего большими размерами и водоизмещением, очень любопытным и непосредственным образом связан с концепцией бронированного лидера.