Wundefwaffe

ГЛАВА 16

ОЦЕНКА

 

Его Величество король Георг VI прислал поздравле­ния главнокомандующему Средиземноморским флотом 1 апреля 1941 года:

 

«Мои самые сердечные поздравления всем офицерам и матросам, добившимся под вашим командованием ве­ликой победы».

 

Это милостивое поздравление было с большой радос­тью воспринято всем флотом.

Главнокомандующий уже сделал сигнал по флоту, в котором воздал должное всем участникам за их вклад в победу. Однако, несмотря на удовлетворение победой, широко растеклось разочарование, что спасся повреж­денный «Витторио Венето». Особенно резко его ощущал сам Каннингхэм.

Он никого не обвинял и скупо выразил свои чувства следующими словами:

 

«Оглядываясь назад, на сражение, которое теперь офи­циально известно как бой у Матапана, я могу признать, что было несколько дел, которые можно было выпол­нить лучше. Однако спокойное рассмотрение предмета из мягкого кресла, когда имеется полная информация о происходившем, сильно отличается от управления боем ночью с мостика корабля в присутствии неприятеля. По­стоянно следует принимать решения, на что отпущены считанные секунды. Быстро перемещающиеся корабли, проносящиеся совсем рядом, и грохот орудий не облег­чают размышлений. Один тот факт, что бой происходил ночью, настолько сгущает туман над сценой, что кое-кто из участников может остаться в полном неведении относительно истинного положения дел».

 

Ясно, что главнокомандующий подразумевал свой соб­ственный приказ после 23.00 всем не участвующим в бою кораблям отойти па северо-восток. В этот момент ситуа­ция была совершенно запутанной — горящие корабли, стрельба со всех направлений, наконец торпедная атака итальянских эсминцев часом раньше... Все это делало необходимым вывести линкоры из боя и точно опознать свои корабли в кромешной тьме. Насколько критически отозвался адмирал о том, что сам назвал плохо проду­манным сигналом, уже говорилось в главе 13. Вместо того, чтобы очистить сцену для эсминцев, которые могли по­кончить с врагом, и позволить Придхэм-Уиппелу и Маку продолжать свое преследование поврежденного «Витторио Венето», этот приказ фактически положил конец всем попыткам восстановить контакт. Однако следует прямо сказать, что без него линкоры и «Формидебл» могли ока­заться в очень опасном положении. Одна торпеда, попав­шая в любой из кораблей, могла снизить его скорость и превратить в легкую добычу для германских пикировщи­ков на следующее утро.

Если бы Мак решил атаковать «Витторио Венето» с сопровождением с кормы, вместо того, чтобы пытаться выйти им в голову, шансы восстановить контакт значи­тельно возросли бы. Но и при его плане атаки шансы найти итальянцев были велики, если бы только Иакино не повернул в 20.48. Поэтому нет большого смысла обсуждать все эти гипотезы. Более важно то, что Мак ре­шил атаковать врага с севера, что едва не привело к его столкновению с крейсерами Придхэм-Уиппела, тоже пытавшимися найти итальянцев.

В своем донесении Каннингхэм пишет:

 

«Командующий легкими силами тоже встал перед трудным выбором. Когда наступила темнота, он намере­вался развернуть свои крейсера, чтобы поддерживать контакт. Но в последних лучах солнца он заметил, что вражеская эскадра поворачивает на него, что вынудило его сконцентрировать свои силы. Это было несомненно правильное решение, но с этого момента каждый раз, когда он пытался развернуть свои крейсера, чтобы во­зобновить поиски, что-то обязательно мешало ему. Не последней причиной здесь оказалась 14-я флотилия, пытавшаяся обойти врага с севера перед атакой».

 

Разочарование было еще более сильным, так как за полчаса до приказа об отходе красную ракету видели крей­сера «Орион» и «Глостер» из эскадры Придхэм-Уиппела и «Хэсти» из эскадры Мака. Адмирал Иакино подтверж­дает, что ее выпустили с «Витторио Венето», пытаясь установить связь с «Зарой».

Каннингхэм говорит:

 

«Приказ об отходе должен был обеспечить отход на параллельных курсах от места свалки эсминцев и был сделан под впечатлением, что крейсера и ударное со­единение находятся в контакте с неприятелем. Сильная стрельба, которая наблюдалась на юго-западе, поддер­живала эту уверенность. К несчастью, в этот момент крей­сера не вели бой, и их командующий послушно отвел их на северо-восток. Он видел красную ракету вдалеке на северо-западе 30 минут назад и как раз намеревался про­верить, что это. Одновременно красную ракету по пе­ленгу 10° видела 14-я флотилия эсминцев. Однако в том направлении находились крейсера, и эсминцы не стали ничего проверять.

Из последующего анализа совершенно ясно, что это мог быть только итальянский флот, отходящий на севе­ро-запад. Я считаю, что тот курс, который я выбрал для отхода флота, увел его слишком далеко на восток, и следовало больше уклониться на север».

 

Барнард говорит об этом приказе следующее:

 

«Выбор формулировки сигнала, выражавшего наме­рение адмирала отвести не участвующие в бою корабли на северо-восток («Всем кораблям, не запятым уничто­жением неприятеля, отойти на северо-восток»), стал предметом больших споров, когда флот вернулся в га­вань. Вне всякого сомнения, он подвергнется критике кабинетных стратегов Военного Колледжа еще лет де­сять спустя (Это было написано в 1947 году.). Автор ничего не может сказать по этому поводу. В тот момент он усиленно протирал стекла би­нокля. Но когда ему сообщили, какой сигнал передан, он воспринял его именно так, как предполагалось: очи­стить район вокруг линкоров. Он сам и остальные офи­церы считали, что легкие силы поддерживают контакт с неприятелем и продолжат следить за его главными сила­ми, пока 14-я флотилия проводит свою атаку».

Касаясь действий командующего легкими силами после того, как он увидел красную ракету, начальник опера­тивного отдела штаба капитан 2 ранга Пауэр, ныне ад­мирал сэр Мэнли Пауэр, пишет:

 

«Суть дела в том, что лишь несколько лет спустя я узнал о нарушении связи и о том, что командующий легкими силами не получил множества сообщений «Аякса» о радиолокационных контактах. Поэтому он не по­дозревал, насколько близко был «Витторио Венето». При последующем чтении сигналов и донесений нелегко пред­ставить, насколько твердо мы все на «Уорспайте» были убеждены, что наши эсминцы врезались прямо в италь­янский флот вскоре после того, как наши линкоры вы­шли из боя на север».

 

Интересно посмотреть, что произошло бы, следуй Каннингхэм из Александрии с более высокой скоростью. Его скорость в ночь с 27 на 28 марта была ограничена 20 узлами — все, что мог дать «Уорспайт» с засоренными конденсаторами. Эта скорость привела линкоры и «Формидебл» к 6.30 в точку в 150 милях от места встречи с Придхэм-Уиппелом. Это рандеву было назначено вскоре после полудня 27 марта, когда пришли сообщения об обнаружении неприятеля. Рандеву было назначено в точ­ке 34° 20' N, 24° 10' Е по пеленгу примерно 114° в 360 милях от точки, где «Сандерленд» заметил вражеские крейсера. Итальянцы, двигавшиеся курсом 114° со ско­ростью 20 узлов, могли выйти в эту точку к 6.30, как раз к назначенному времени встречи. На самом деле 3 от­дельные итальянские эскадры, шедшие близко друг от друга, утром оказались поблизости от Придхэм-Уиппела. Поэтому Каннингхэм со своими линкорами и «Формидеблом» мог оказаться гораздо ближе к месту действия. Генеральный курс из Александрии был ограничен сек­тором 282° — побережье Киренаики — и 303° — Крит, то есть всего 21°. Поэтому он не мог к рассвету слишком сильно уклониться в неправильном направлении.

Исходя из этого, можно было выслать вперед «Вэлиант» и «Формидебл», которые могли развить 24 узла, тогда как остальные линкоры шли бы за ними со своими пара­дными 20 узлами. В результате к рассвету они оказались бы в 50 милях впереди от точки, где они находились в действительности. Это позволило бы самолетам «Формидебла» давать более точные рапорты и начать атаки торпедоносцев гораздо раньше. Шансы снизить скорость не­приятеля, чтобы им еще до наступления темноты могли заняться подошедшие линкоры, возрастали. Однако ад­мирал предпочитал не разделять свои силы, кроме как в исключительных случаях. Но в данном случае риск был бы приемлемым, если бы ему были известны все факты, которые известны нам сегодня. Самой главной опаснос­тью было присутствие итальянских подводных лодок при нехватке эсминцев. Именно это удерживало главнокоман­дующего от разделения сил. Потеря линкора была бы тя­желым ударом, а потеря «Формидебла» — просто сокру­шительным.

Флагманский штурмам пишет:

 

«Что касается ваших конкретных вопросов, могу со­общить, что скорость флота в первую ночь была 20 — 21 узел. Мы не собирались заходить слишком далеко на за­пад, так как намеревались завлечь итальянские линкоры на восток, чтобы вести бой при максимальной поддерж­ке с воздуха. Мы не рассматривали посылку «Вэлианта» и «Формидебла» вперед, так как нашей задачей было заманить вражеский флот на восток».

 

Главнокомандующий в своем донесении подводит итоги:

 

«Результаты боя нельзя воспринимать с полным удов­летворением, так как поврежденному «Витторио Вене-то» было позволено ускользнуть. То, что крейсера и эс­минцы не смогли в течение ночи установить с ним кон­такт, было большой неудачей, о которой можно лишь пожалеть. Тем не менее, был достигнут значительный результат — уничтожение 3 тяжелых крейсеров типа «Зара». Эти быстроходные, сильно вооруженные и бро­нированные корабли всегда были источником беспокойства и угрозой нашим легким крейсерам, поэтому я с большой радостью вычеркнул их из списков. Нет никаких сомнений, что мощный удар, полученный врагом в этом случае, сослужил нам хорошую службу при эваку­ации Греции и Крита. Можно сказать, что эти операции проходили под прикрытием боя у Матапана».

 

Барнард в послесловии к своим комментариям, рас­крывает один очень любопытный аспект победы.

 

«Через несколько месяцев после Матапана по всему Средиземноморскому флоту разлетелась легенда. Возмож­но, она была целиком вымышленной, но постепенно обрела плоть. Следует помнить, что даже в войну между Средиземноморским флотом и Флотом Метрополии со­хранилось здоровое соперничество, которым ранее были отмечены все весенние регаты.

Легенда возникла из-за того, что список представле­ний к наградам и производству, сделанный АБК после Матапана, был микроскопическим. Это удивило некую высокопоставленную особу, которая заметила, что спи­сок наград Флота Метрополии после потопления «Бис­марка» занял несколько столбцов в «Лондон Газетт». Осо­ба спросила: «АБК уверен, что ничего не забыл?» На этот последовал ответ, который моментально разлетел­ся по всем барам Александрии. «Совершенно уверен. Все офицеры только исполняли свои обязанности. Если бы они сделали хоть немного меньше, я разжаловал бы их за некомпетентность или расстрелял за небрежение». Воз­можно, только поэтому некоторые офицеры живы до сих пор, что позволило Его Величеству королю награ­дить их за этот бой. Это подсластило им мысль, что глав­нокомандующий совершенно справедливо расстрелял бы их за небрежение, если бы они действовали немного иначе.

В отношении собственной награды Каннингхэма за общее ведение операций на Средиземном море тот же источник рассказывает, что когда АБК сообщили, что Его Величество намерен наградить его Большим Крестом ордена Бани, адмирал с сожалением заметил: «Луч­ше бы он прислал мне 3 эскадрильи «Харрикейнов».

Только через 2 года Северная Африка была очищена от неприятеля британской 8-й армией, и опасность кон­воям в Восточном Средиземноморье была полностью устранена. За эти 2 года мы понесли тяжелые потери в кораблях и торговых судах от вражеских подводных лодок и авиации. Однако мы никогда не теряли контроля над великим морским путем на восток и никогда больше нам не мешали вражеские корабли, хотя часто складывалась критическая ситуация. Немцы надеялись, что итальян­ский флот использует «счастливый случай», чтобы пре­сечь британское судоходство и уничтожить слабо защи­щенные британские войсковые конвои. Однако ночная победа Каннингхэма у мыса Матапан навсегда отброси­ла итальянский флот от великих ворот на восток.