Wundefwaffe

БОЙ У КОРОНЕЛЯ

 

 

День 1 ноября выдался тихим и ясным, лишь неболь­шие облачка проносились по небу. Но ветер был силь­ным, он развел большую волну, которая не позволила спустить шлюпки, поэтому депеши Адмиралтейства были переправлены с «Глазго» на «Гуд Хоуп» в маленьком бо­чонке. Однако ничего нового Люс Крэдоку не сообщил. Из перехваченной в 13.50 радиограммы «Лейпцига» мож­но было сделать вывод, что этот крейсер бродит, как кош­ка, сам по себе. Поэтому Крэдок развернул эскадру в ли­нию с интервалами в 15 миль между кораблями и пошел на северо-запад, пытаясь обнаружить германский крейсер. Тем временем сильный ветер превратился в настоящий шторм, когда в 16.20 Люс заметил справа по носу дым.

Но на беду Крэдока «Лейпциг» находился здесь не один. Фон Шпее давно выбрал в качестве маршрута в Атлан­тику путь вокруг мыса Горн. 27 октября его корабли за­правились углем на острове Мас-а-Фуэра. Он знал, что может встретить только эскадру Крэдока, которой не опасался. Более того, германский адмирал решил, что его попытка обмануть неприятеля фальшивыми радио­передачами «Лейпцига» удалась, и англичане раздели­лись. Поэтому 29 октября он приказал своим кораблям собраться в районе Вальпараисо.

В результате 1 ноября он находился южнее Вальпараи­со, когда в 2.50 пришла радиограмма от судна снабжения «Геттинген», отправленного в Коронель: «Британский легкий крейсер стал на якорь на рейде Коронель 31 октября в 19.00». Фон Шпее решил поймать его. «Шарнхорст» и лег­кие крейсера должны были перекрыть северный выход между островом Сайта-Мария и Коронелем. «Гнейзенау» должен был караулить проход Бока Чико. В случае необхо­димости, фон Шпее планировал послать в бухту легкий крейсер чтобы вынудить чилийские власти выполнять по­ложение о 24-часовой стоянке. Однако «Нюрнберг» на­ходился пока что слишком далеко на северо-востоке, да и «Дрезден» отстал от броненосных крейсеров на 12 миль. Впрочем, немцы не знали, что «Глазго» утром покинул бухту. Такова была дислокация сил обоих адмиралов, ког­да в 16.30 «Лейпциг» заметил справа по борту дым и по­вернул, чтобы проверить, кого он обнаружил.

В результате, когда эскадры встретились, ни один из адмиралов не подозревал об этом. Оба они надеялись отре­зать и уничтожить одинокий крейсер противника. Надежды англичан окрепли, когда был замечен «Лейпциг», именно тот крейсер, который и ожидал встретить Крэдок. Немцы первым заметили «Глазго», на потопление которого рас­считывал фон Шпее. Однако на этом сходство закончилось. Немцы имели на 2 легких крейсера больше, хотя это пре­имущество не имело решающего значения. Важнее было то, что они имели почти двойное преимущество в весе бор­тового залпа, а артиллеристов «Шарнхорста» и «Гнейзе­нау» нельзя было даже сравнивать с резервистами, кото­рые стали к орудиям «Гуд Хоупа» и «Монмута».

 

 

В 16.40 Люс, который был послан узнать, кому при­надлежит облако дыма на горизонте, обнаружил герман­скую эскадру. «Отранто» и «Монмут», которые находи­лись ближе всего к «Глазго», поспешили на помощь. Но Люс немедленно развернулся и, выжимая из своих ма­шин абсолютно все, помчался на соединение с эскадрой. Он сообщил Крэдоку по радио потрясающую новость: обнаружен не только «Лейпциг», но и броненосные крей­сера фон Шпее. Дальнейшие действия Крэдока объяс­нить довольно сложно. Он находился в открытом море и мог спокойно уйти в любом направлении. Эскадра фон Шпее не догнала бы его. Германские крейсера следовали со скоростью 14 узлов, и им требовалось много времени, чтобы развести пары. Кроме того, они имели преимуще­ство в скорости самое большое 0,5 узла, если имели его вообще. В соответствии с инструкциями Адмиралтейства Крэдок был просто обязать повернуть на юг и двигаться на соединение с «Канопусом». Три соображения, пожа­луй, могут объяснить решение Крэдока. Не в традициях британского флота было избирать бегство. Не раз более слабые британские эскадры добивались победы. Кроме того, над Крэдоком незримо витала тень Трубриджа, об­виненного в трусости. Он не хотел попасть в аналогич­ную историю. И наконец, Крэдоку совсем не требова­лось уничтожать германские крейсера. Он мог только по­вредить их. Находясь на другом конце земного шара, по­врежденные германские корабли теряли всякое значение, так как отремонтироваться они не могли.

Приняв решение дать бой, Крэдок пошел на сближе­ние с германской эскадрой. Он намеревался как можно быстрее выйти на дистанцию стрельбы 152-мм орудий, которые составляли его главную огневую силу. Кроме того, он торопился использовать последние часы светлого вре­мени. Не совсем понятно, почему он оставил в составе эскадры «Отранто». Вспомогательный крейсер ничем ему не мог помочь, зато представлял собой прекрасную ми­шень для германских орудий.

В 16.47 «Лейпциг» опознал «Глазго» и «Монмут» и со­общил об этом адмиралу. Фон Шпее колебался не доль­ше Крэдока. Адмирал приказал «Нюрнбергу» и «Дрезде­ну» присоединиться к нему и полным ходом пошел на­встречу противнику. Он намеревался отрезать Крэдока от нейтрального чилийского берега и выиграть наветренную позицию. Анализировать решение фон Шпее нет необхо­димости. Если бы в составе британской эскадры обнару­жился «Канопус», превосходство в скорости позволило бы немцам избежать боя. Процитируем германского ис­торика:

 

«Шарнхорст» поднял флажный сигнал: «Преследовать противника. Полный вперед». Когда сигнал был спущен, флагманский корабль повернул вправо на неприятеля. Пенистые валы прокатывались над палубами кораблей, когда они повернули и пошли против волны... Герман­ские корабли содрогались от тяжелой вибрации работа­ющих машин. Дым тяжелыми клубами валил из труб и стелился за эскадрой... Адмирал опасался ночной темно­ты, которая могла укрыть врага... Минуты летели одна за другой, и так прошел почти час. В 17.50 показался еще один корабль. Это оказался «Гуд Хоуп», который занял место во главе английской колонны... Теперь две эскад­ры двигались сходящимися курсами на юг, на мачтах взвились стеньговые флаги. Как только солнце скрылось в кроваво-красном море, бой начался».

 

В 18.04 британская эскадра повернула «все вдруг» на 4 румба в направлении на противника, чтобы сократить расстояние и начать бой до захода солнца. Если бы Крэдоку удалось это сделать, он добился бы серьезного так­тического преимущества. Немцам пришлось бы стрелять против солнца, тогда как для британских наводчиков гер­манские корабли были бы видны совершенно ясно. Но фон Шпее тоже понял опасность своего положения и отвернул прочь. Тогда Крэдок направился на юг со скоростью 16 узлов — больше «Отранто» дать не мог. В 18.18 он радировал «Канопусу»: «Я намерен атаковать против­ника». Броненосец сообщил, что находится на расстоя­нии 250 миль. Расстояние между эскадрами противников было слишком велико даже для тяжелых орудий и сокра­щалось очень медленно. К броненосным крейсерам фон Шпее присоединился «Дрезден», а «Нюрнберг» все еще оставался в нескольких милях к северу. Фон Шпее дожи­дался, пока солнце скроется за горизонтом. Это произошло примерно в 19.00. И после этого силуэты британских ко­раблей четко обрисовались на фоне вечерней зари, тогда как германские корабли просто растаяли в сгущающихся на востоке сумерках. После этого у фон Шпее не было причин медлить с началом боя, и в 19.00, когда дистан­ция составляла 12300 ярдов, он приказал открыть огонь.

Теперь на стороне немцев были все преимущества. В на­чале боя 12 немецким орудиям калибра 210 мм могли отве­чать только 2 орудия 234 мм на «Гуд Хоупе». Сильная волна захлестывала казематы батарейной палубы английских ко­раблей и лишила их почти половины 152-мм орудий.

Сначала «Шарнхорст» и «Дрезден» открыли огонь по «Отранто». Первые же их залпы легли так близко, что командир вспомогательного крейсера немедленно отвер­нул прочь и вышел из боя. Примерно 15 минут назад Эдвардс предложил адмиралу вывести вспомогательный крейсер из строя, так как в бою он не мог сыграть ника­кой другой роли, кроме мишени для германских снаря­дов. Но на это с «Гуд Хоупа» поступил не слишком внят­ный обрывок радиограммы: «Существует опасность... Сле­дуйте полным ходом...» Не имея никаких других прика­заний, командир «Отранто» решил выйти из-под огня, но все-таки остаться вместе с эскадрой. После того, как один немецкий залп лег у него в 50 ярдах справа по носу, а второй — в 150 ярдах за кормой, Эдвардс повернул вправо, но продолжал следовать на юг параллельно ад­миралу, держась за пределами дальнобойности герман­ских орудий.

Первый залп «Лейпцига» не долетел до «Глазго». Стрельба германского крейсера оставалась совершенно неэффективной еще минут 10, так как расстояние было слишком велико для его 105-мм орудий. Но стрельба «Шарнхорста» и «Гнейзенау» была прекрасной с самого начала. Несмотря на сильную качку, уже первые их зал­пы легли рядом с британскими броненосными крейсе­рами. Третий залп «Шарнхорста» вывел из строя носовое 234-мм орудие «Гуд Хоупа». Снаряды «Гнейзенау» разво­ротили полубак «Монмута», уничтожив носовую башню и вызвав пожар. Однако англичане тоже открыли огонь по противнику. «Гуд Хоуп» стрелял по «Шарнхорсту», а «Монмут» — по «Гнейзенау». Чуть позднее «Глазго» от­крыл огонь по «Лейпцигу». Но старший артиллерист «Глаз­го» говорит, что не видел попадания своих снарядов и потому не мог корректировать стрельбу. Сначала «Мон­мут» стрелял очень часто, хотя в это время «Гнейзенау» находился за пределами досягаемости 152-мм орудий. Но вскоре он получил несколько попаданий, и его огонь стал беспорядочным. Немцы имели свои проблемы. Преж­де всего им мешала сильнейшая качка. Волны захлесты­вали полубаки легких крейсеров, пенистые валы проно­сились по верхней палубе, грозя смыть комендоров. Ар­тиллеристы с трудом удерживались на ногах, хотя фон Шпее предположил, что англичане от качки страдали еще сильнее. Однако выучка артиллеристов «Шарнхорста» и «Гнейзенау» сказалась. Они прекрасно использовали пре­имущества освещения и быстро пристрелялись по бри­танским броненосным крейсерам. «Глазго» вел довольно беспорядочный бой с «Дрезденом» и «Лейпцигом».

Уже через 10 минут после того, как немцы открыли огонь, исход боя не вызывал никаких сомнений. Корректи­ровавший огонь «Шарнхорста» лейтенант Кнооп наблюдал многочисленные попадания в «Гуд Хоуп» и «Монмут».

 

«Во многих случаях сразу вслед за попаданием наших фугасных снарядов следовала вспышка огня... Два раза я видел то, что можно было принять за взрыв боеприпа­сов. После взрывов фугасных снарядов поднимались стол­бы пламени, отличающиеся от остальных вспышек фор­мой и размерами. Некоторые попадания, вероятно, в па­лубы, посылали вверх широкие фонтаны искр. Когда снаряд попадал в броню, наблюдалось густое черное облако с четко очерченными краями. Попадания были такими частыми, что невозможно описать их по поряд­ку. «Гуд Хоуп» получил серьезные попадания в носовую часть, верхний мостик, в мачту примерно в 30 футах над палубой, в заднюю часть формарса. Он также получил несколько попаданий в среднюю часть, где возник по­жар. Несколько снарядов попали в кормовую батарею, где тоже начался пожар. Сквозь орудийные порты можно было видеть пожары во внутренних помещениях. Два снаряда попали возле кормовой башни... «Монмут» по­лучил попадание в носовую 152-мм башню. Фугасный снаряд сорвал крышу. Последовал ужасный взрыв поро­ховых зарядов, который сорвал всю башню с полубака. Она просто исчезла. Я видел, как множество снарядов попали в среднюю часть корабля. Огромная стена огня высотой почти в мачту и шириной от 60 до 90 футов внезапно поднялась у него на правом борту. Я насчитал от 30 до 40 попаданий. Одновременно были видны 3 или 4 пожара».

 

Один из офицеров «Глазго» вспоминал:

 

«На борту «Гуд Хоупа» и «Монмута» стояли стены огня, с которыми не могли справиться даже высокие волны. Дым из труб подсвечивался снизу тусклым свече­нием пожаров. Часто корабли освещали яркие вспышки, когда снаряд взрывался на надстройках. К 19.45, когда совсем стемнело, «Гуд Хоуп» и «Монмут» находились в бедственном положении. «Монмут» выкатился из строя вправо. Он ярко пылал и имел небольшой крен. На «Гуд Хоупе» после 45 минут боя действовали лишь отдельные орудия. Его пожары пылали все ярче. В 19.50 произошел ужасный взрыв между четвертой трубой и грот-мачтой. Столб пламени взлетел на 200 футов, осветив массу об­ломков, которые взлетели еще выше. Крейсер превра­тился в низкий черный силуэт, освещенный только тусклым заревом. Никто на борту «Глазго» не видел, как он погиб, однако он мог продержаться лишь несколько минут».

 

Никто не видел, как около 20.00 «Гуд Хоуп» затонул со всем экипажем, включая сэра Кристофера Крэдока. Теперь Люс был предоставлен сам себе. Его корабль вел спорадический бой с «Лейпцигом» и даже добился 1 по­падания 152-мм снарядом в «Гнейзенау». Но столь прият­ная жизнь закончилась. До сих пор по «Глазго» стреляли лишь «Дрезден» и «Лейпциг», жестоко страдавшие от качки. В него попал один 105-мм снаряд, который сделал пробоину 6 кв. футов выше ватерлинии над левым вне­шним валом. Она не повлияла на боеспособность «Глаз­го». Но теперь все переменилось, и вся германская эскад­ра могла заняться крейсером, и германские броненос­ные крейсера могли одним залпом отправить «Глазго» на дно. Поэтому Люс решил не играть с огнем и вышел из боя. Проходя мимо избитого «Монмута», он запросил прожектором: «С вами все в порядке?» Брандт ответил: «Я намерен двигаться кормой вперед. В носу у меня силь­ная течь». Люс передал: «Вы можете двигаться на северо-запад? Противник преследует нас сзади».

 

«Ответа не последовало. Было ясно, что «Монмут» не способен ни сражаться, ни бежать... Он сильно сел но­сом и накренился на левый борт. В иллюминаторах под квартердеком мелькали красные отсветы внутренних по­жаров... Было просто необходимо, чтобы в бою у Коронеля спасся хоть один наш корабль, чтобы повернуть назад мчавшийся полным ходом нам на помощь «Канопус». Если он будет захвачен врасплох, то разделит судьбу остальных кораблей. Поэтому мы неохотно предоста­вили «Монмут» его собственной судьбе... «Глазго» уве­личил ход до полного и вскоре оставил противника за кормой, потеряв контакт с ним в 20.50».

 

«Очень больно было бросать «Монмут», но я не ви­дел, что может сделать наш капитан», — писал позднее старший артиллерист «Глазго». Командир «Отранто» Эд­вардс решил выйти из боя еще полтора часа назад, когда увидел, что «Гуд Хоуп» тяжело поврежден. Он круто по­вернул вправо и полным ходом пошел на запад. Однако Люс не мог быть уверен, что «Отранто» сумел спастись, так как вспомогательный крейсер был самым тихоход­ным из участников боя, и немцы могли его догнать. В 21.25, находясь уже достаточно далеко на северо-запад от места боя, «Глазго» заметил на горизонте лучи про­жекторов. Затем прогремели 75 выстрелов, которые озна­чали конец «Монмута».

 

Последние залпы, которые отправили «Монмут» на дно, дал корабль, который не принимал участия в пер­вой фазе боя. К 20.00 фон Шпее потерял контакт с анг­личанами. Он повел броненосные крейсера на юго-за­пад, чтобы использовать преимущества лунного света, но противника так и не увидел. Тогда адмирал передал по радио легким крейсерам: «Оба британских крейсера тяжело повреждены. Один легкий крейсер, очевидно, ос­тался цел. Догнать противника и атаковать торпедами». «Лейпциг» получил этот приказ в 21.05. Крейсер пошел прямо на тусклое красное свечение, которое было заме­чено на северо-западе. Гаун предположил, что это горя­щий «Гуд Хоуп», но когда крейсер вышел в намеченную точку, наблюдатели не смогли увидеть ничего. Часть мат­росов в это время выбрасывала в море стреляные гиль­зы, и потому они увидели на воде массу обломков, кото­рые могли всплыть с затонувшего корабля. Однако они ничего не сообщили на мостик, что привело к печальным для англичан последствиям. Гаун ничего не заподоз­рил и даже не попытался искать спасшихся. Еще несколько дней фон Шпее не мог сказать ничего определенного о судьбе британского флагмана.

Около 21.00 Гаун заметил 3 крейсера на северо-западе. Он радировал фон Шпее: «Я нахожусь между 3 вражески­ми крейсерами. Следую на юг». Гаун надеялся навести ан­гличан на «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Однако он совер­шенно неправильно оценил обстановку. Одним из заме­ченных кораблей был «Глазго» или «Монмут», но зато двумя другими — «Нюрнберг» и «Дрезден». Получив при­каз адмирала провести торпедную атаку, «Дрезден» по­вернул на юго-запад. В 20.30 с расстояния 3,5 мили он за­метил «Глазго», идущий на северо-запад, попытался пре­следовать его, но контакт был потерян прежде, чем уда­лось завязать бой. В 17.00 «Нюрнберг» находился на рассто­янии 25 миль от эскадры фон Шпее, когда пришло сооб­щение, что замечена эскадра Крэдока. Фон Шенберг на полной скорости пошел на соединение с адмиралом и в 18.00 заметил «Шарнхорст». Однако он находился слиш­ком далеко, когда начался бой. Приказ фон Шпее о тор­педной атаке был получен в 20.54, когда фон Шенберг повернул на WSW в том направлений, где он видел вспыш­ки выстрелов. Сын адмирала Отто потом рассказывал:

 

«В 20.35 наблюдатель сообщил, что видит справа по носу столб дыма. Мы сразу повернули туда. Сначала ка­залось, что дым приближается, но потом корабль начал уходить полным ходом. Хотя мы делали 21 узел, он быс­тро скрылся в темноте. Ото был «Глазго».> Во время погони мы случайно заметили крейсер, похожий на «Лейпциг», который шел параллельным курсом в 2 ми­лях на правом траверзе. Но потом он отвернул. Когда одна цель ушла от нас, мы повернули на вторую и обнаружи­ли тяжело поврежденный «Монмут». Он имел крен око­ло 10 градусов на левый борт. Когда мы подошли ближе, он накренился еще больше, и уже не мог использовать орудия борта, обращенного к нам. Мы открыли огонь в упор. Это было просто ужасно — стрелять по морякам, которые уже не могут защищаться. Однако его флаг был поднят, и когда мы прекратили огонь, они его не спус­тили. Пришлось провести еще одну атаку, и под нашим огнем «Монмут» перевернулся. Корабль так и затонул с поднятым флагом. Мы не смогли спасти ни одного чело­века, так как сильное волнение не позволило нам спус­тить шлюпки. Кроме того, наблюдатели сообщили о но­вых дымах, которые мы приняли за вражеские. Мы сразу пошли на них. Но это оказались наши большие крейсе­ра, которые тоже искали противника».

 

Германская официальная история описывает гибель «Монмута» с еще большим уважением. «Нюрнберг» об­наружил поврежденный крейсер, имеющий крен 10—15 градусов на левый борт, и пошел именно с этой сторо­ны. Чтобы удостовериться, что корабль английский, фон Шенберг включил прожектор.

 

«Крейсер был опознан как «Монмут», его флаг был поднят. Носовая 152-мм башня пропала. Но машины ра­ботали, а рулевое управление действовало, так как он легко маневрировал до самого конца. Так как он не спус­кал флаг, в 21.20 «Нюрнберг» открыл огонь с дистан­ции от 1000 до 600 ярдов и выпустил торпеду из аппара­та левого борта. Она прошла мимо. «Нюрнберг» прекра­тил огонь, так как противник не отвечал, и выключил прожектора. Однако «Монмут» не спустил флаг и повер­нул на «Нюрнберг», пытаясь либо таранить его, либо ввести в действие орудия правого борта. Поэтому капи­тан 1 ранга фон Шенберг снова открыл огонь, дал пол­ный ход и прошел под кормой «Монмута». Незащищен­ные части корпуса «Монмута» и его палубы были разво­рочены нашими снарядами. Он кренился все больше и больше, и в 21.28 медленно перевернулся и затонул с поднятым флагом. Капитан 1 ранга фон Шенберг позднее узнал, что 2 немецких офицера, находившиеся на t   палубе, слышали, как офицеры «Монмута» вызывали матросов к орудиям. Очевидно, команда пыталась заде­лать течи. Не было никаких шансов заняться спасением команды, так как появились 2 столба дыма, приближа­ющиеся с различных направлений. Это могли быть «Гуд Хоуп» и «Глазго». Так как корабельные шлюпки перед боем были заполнены водой, спустить их при сильном ;   волнении было просто невозможно. В 21.45 «Нюрнберг» ••   передал на флагман по радио: «Потопил вражеский крей­сер». На это фон Шпее ответил: «Браво, «Нюрнберг».

 

И браво «Монмут»! Фон Шенберг дал возможность капитану 1 ранга Брандту или старшему из уцелевших офицеров спустить флаг, однако доблестный «Монмут» предпочел гибель сдаче.

В 22.15 фон Шпее решил, что «Глазго», «Отранто» и «Гуд Хоуп» ускользнули от него. Первые два его не слиш­ком беспокоили, но германский адмирал полагал, что серьезно поврежденный «Гуд Хоуп» направится в Валь­параисо на ремонт. Поэтому он собирался убедить чи­лийские власти интернировать британский крейсер. Кро­ме того, адмирал опасался появления «Канопуса». Из перехваченных радиограмм немецкий адмирал сделал ошибочный вывод, что броненосец находится где-то ря­дом. Поэтому он не рискнул двигаться на юг, и в 22.20 приказал легким крейсерам образовать завесу впереди броненосных крейсеров. Германская эскадра двинулась курсом NNO со скоростью 10 узлов. На следующее утро фон Шпее собрал эскадру и сигналом поздравил кораб­ли с блестящей победой. Он уничтожил британскую эс­кадру совершенно ничтожной ценой. В «Шарнхорст» по­пали 2 снаряда, которые не взорвались. В «Гнейзенау» попали 4 снаряда, которые вызвали небольшие повреж­дения и легко ранили 3 человек. Однако немцы израсхо­довали почти половину боезапаса, пополнить который не имели возможности. И все-таки германский историк имел основания написать: «В это день имя фон Шпее было внесено в список германских героев. Он заставил потускнеть славу британского господства на море».

 

Рапорт адмирала графа фон Шпее

 

Ветер и волнение были встречными, поэтому кораб­ли сильно качало, особенно малые крейсера обоих про­тивников. Наблюдение и определение дистанции были крайне затруднены, так как волны захлестывали мости­ки. Волна была так велика, что закрывала цель нашим наводчикам 6-дюймовых орудий на средней палубе, ко­торые вообще не могли видеть корму вражеских кораб­лей. Форштевни они замечали лишь изредка. В 18.20 на расстоянии 13400 ярдов я повернул на 1 румб на про­тивника, а в 18.34 открыл огонь с дистанции 12620 ярдов. Орудия обоих броненосных крейсеров стреляли эф­фективно, и уже в 18.39 мы отметили первое попадание в «Гуд Хоуп». Я сразу лег на параллельный курс, прекра­тив медленное сближение с противником.

На этот раз англичане открыли огонь по нам. Я пола­гаю, что сильное волнение мешало им сильнее, чем нам. Два броненосных крейсера оставались под нашим огнем. За это же время они сумели добиться 2 попаданий в «Шарнхорст» и 4 попаданий в «Гнейзенау».

В 18.53 на дистанции 6500 ярдов я приказал отвернуть на 1 румб от противника. Теперь они стреляли более мед­ленно, в то время как мы сумели добиться многочис­ленных попаданий. Кроме всего прочего, мы смогли уви­деть, что крыша носовой башни «Монмута» сорвана, и в башне бушует сильный пожар. На «Шарнхорсте» пола­гали, что «Гуд Хоуп» получил около 35 попаданий.

Несмотря на наше изменение курса, англичане тоже сумели изменить курс так, что дистанция между нами сократилась до 5300 ярдов. Имелись основания полагать, что противник отчаялся эффективно использовать свою артиллерию и маневрировал, чтобы выйти в торпедную атаку. Поэтому я снова увеличил дистанцию между эс­кадрами, повернув еще раз свой флагманский корабль в 19.45. Тем временем темнота сгущалась. Дальномеры «Шарнхорста» для измерения дистанции использовали пожары «Монмута», но все попытки замерить дистан­цию, наводка и корректировка стали такими неточны­ми, что в 19.26 огонь был прекращен.

В 19.23 был замечен столб огня от взрыва между тру­бами «Гуд Хоупа». «Монмут» прекратил стрельбу в 19.20. Малые крейсера, включая «Нюрнберг», в 19.20 получи­ли по радио приказ преследовать противника и атако­вать его корабли торпедами. Видимость ухудшилась из-за дождевого шквала. Легкие крейсера не смогли найти «Гуд Хоуп», но «Нюрнберг» встретил «Монмут» и в 20.58 су­мел выстрелами в упор заставить его перевернуться. В от­вет не было сделано ни единого выстрела. Нельзя было и думать о спасательных работах при таком сильном вол­нении, особенно потому, что «Нюрнберг» решил, что видит дым еще одного корабля, и приготовился к новой атаке.

Малые крейсера в ходе боя не имели ни потерь, ни повреждений. На «Гнейзенау» были легко ранены 2 че­ловека. Экипажи кораблей вели бой с энтузиазмом, все выполнили свой долг и сыграли свою роль в достижении победы.