ВЕЛИКИЙ ПОВОРОТ. 1942 ГОД: СТАЛИНГРАД И ЭЛЬ-АЛАМЕЙН

 

Жестокие неудачи армий Гитлера в России зимой 1941/42 года и увольнение ряда фельдмаршалов и генералов из высших эшелонов вновь возродили надежды у антинацистских заговорщиков.

Им не удавалось привлечь к заговору ведущих командующих, пока их армии одерживали одну блестящую победу за другой, а слава немецкого оружия и германского рейха возносилась высоко до небес. Однако теперь гордые и до сей поры непобедимые солдаты, увязая в жестокий мороз в снегах, отступали под натиском противника, который проявил себя вполне достойным соперником; потери за шесть месяцев превысили миллион человек; множество наиболее известных генералов были уволены, причем некоторые, например Гепнер и Шпонек, с позором, а большинство других подверг унижению и сделал козлами отпущения жестокий диктатор {Среди тех, кого уволили, а затем вернули на службу, были фельдмаршал фон Браухич, главнокомандующий сухопутными войсками, фельдмаршалы фон Рундштедт и фон Бок, возглавлявшие соответственно южную и центральную группу армий, и талантливейший командир танкового корпуса генерал Гудериан. Командующий северной группой армий фельдмаршал фон Лееб был освобожден от занимаемой должности 18 января 1942 года. Днем ранее скончался от сердечного приступа фельдмаршал фон Рейхенау, незадолго до этого принявший командование у Рундштедта. Генерал Удет из люфтваффе застрелился 17 ноября 1941 года. Кроме того, около 35 корпусных и дивизионных командиров были заменены во время зимнего отступления.

И это было только начало. Фельдмаршал фон Манштейн рассказал на Нюрнбергском процессе о том, что происходило с генералами, когда они проигрывали сражения или, набравшись мужества, возражали Гитлеру. "Из 17 фельдмаршалов, - сообщил он трибуналу, - 10 были отправлены домой, а троих расстреляли после событий 20 июля 1944 года. Только одному фельдмаршалу удалось удержаться на своем посту до конца войны. Из 36 полных генералов (генерал-полковников) 18 были отправлены в отставку, пятеро погибли после событий 20 июля или были с позором разжалованы. Только трем полным генералам удалось пережить войну на своих постах". - Прим. авт. }.

"Время почти пришло", - сделал обнадеживающий вывод в своем дневнике 21 декабря 1941 года Хассель. Он и его единомышленники по заговору были уверены, что прусский офицерский корпус отреагирует не только на гнусное поведение фюрера по отношению к ним, но и на безумие верховного главнокомандующего, ведущего их и их армии в условиях русской зимы к катастрофе. Заговорщики были давно убеждены, что только генералы, стоящие во главе войск, обладали реальной властью, чтобы свергнуть нацистского тирана. Теперь у них появился шанс. Важнее всего было правильно выбрать время, пока не поздно. Им было ясно, что после поражений в России и вступления Америки в войну ее уже невозможно выиграть. Но она еще не была проиграна. Антинацистское правительство в Берлине могло бы, по их убеждению, добиться мирных условий, которые позволили бы Германии оставаться крупной державой и, может быть, даже сохранить некоторые приобретения Гитлера - например, Австрию, Судеты и Западную Польшу.

Эти мысли не покидали заговорщиков в конце лета 1941 года, когда перспектива уничтожения Советского Союза все еще оставалась реальной. Текст Атлантической хартии, составленный Черчиллем и Рузвельтом 19 августа, явился для них тяжелым ударом, особенно пункт 8, который предусматривал разоружение Германии до заключения соглашения о всеобщем разоружении. Для Хасселя, Герделера, Бека и других членов оппозиционной группы это означало, что союзники не собираются делать различия между нацистами и антинацистами, и являлось доказательством, как выразился Хассель, "что Англия и Америка не только ведут войну против Гитлера, но и намерены разгромить Германию и сделать ее беззащитной". Этот аристократ, бывший посол, а в настоящее время активный участник заговора против Гитлера, был полон решимости добиться максимально возможного для Германии без Гитлера, но пункт 8, как отмечал он в своем дневнике, "ликвидировал все мыслимые шансы на мир".

Атлантическая хартия разочаровала заговорщиков, но ее провозглашение, очевидно, подтолкнуло к действию. Они понимали, что страну необходимо избавить от Гитлера, пока у Германии, владевшей большей частью Европы, имелась возможность вести переговоры о мире с выгодных для нее позиций. Они не противились использованию гитлеровских завоеваний, чтобы получить наиболее благоприятные условия для своей страны. Результаты серии переговоров, которые вели в Берлине в конце августа Хассель, Попитц, Остер, Донаньи и генерал Фридрих Ольбрихт, начальник штаба резервной армии, свелись к тому, что "немецкие патриоты", как они называли себя, выставили "самые скромные требования" союзникам, но, по словам Хасселя, имелись определенные претензии, от которых они не могли отказаться. Что это за требования и претензии, он не сказал, однако, судя по другим записям в его дневнике, заговорщики ратовали за Германию в границах 1914 года на Востоке плюс Австрия и Судетская область.

Но время поджимало. После заключительного совещания со своими единомышленниками, состоявшегося в конце августа, Хассель записал в своем дневнике: "Все единодушно убеждены, что скоро будет слишком поздно. Когда наши шансы на победу окончательно улетучатся или станут очень незначительными, то договариваться будет больше не о чем".

Были предприняты некоторые усилия склонить влиятельных генералов согласиться на арест Гитлера во время летней кампании в России. Однако все они оказались безуспешными, потому что великие полководцы, естественно, оставались под впечатлением первоначальных ошеломляющих побед и, не воспринимали всерьез разговоры о свержении человека, благодаря которому они этих побед достигли. И все же эти усилия посеяли в умах военных некоторые сомнения.

Центром заговора в армии в то лето была ставка фельдмаршала фон Бока, группа армий которого наступала на Москву. Генерал-майор фон Тресков из окружения фон Бока, первоначальный энтузиазм которого в поддержку национал-социализма настолько развеялся, что он примкнул к заговорщикам, даже стал одним из вожаков. Ему помогали Фабиан фон Шлабрендорф, его адъютант, и еще два заговорщика, которых они пристроили к фон Боку в качестве адъютантов: граф Ганс фон Харденберг и граф Генрих фон Леендорф, оба потомки старых немецких фамилий {Леендорф был казнен нацистами 4 сентября 1944 года. - Прим. авт. }. Они поставили перед собой задачу убедить фельдмаршала согласиться на арест Гитлера во время одного из его визитов в ставку группы армий. Однако убедить Бока было трудно. Хотя он и проповедовал отвращение к нацизму, но высоко поднялся именно при нацизме и был слишком тщеславен и честолюбив, чтобы рисковать на этой стадии игры. Однажды, когда фон Тресков попытался было указать ему, что фюрер ведет страну к катастрофе, Бок закричал: "Я не позволю нападать на фюрера! "

Тресков и его молодой адъютант были обескуражены, но не испугались. Они решили действовать самостоятельно. Во время посещения фюрером 4 августа 1941 года штаба группы армий в Борисове они планировали захватить его по пути с аэродрома в район расположения фон Бока. Но действовали они все еще как дилетанты и не учли мер безопасности, которые предпринимала охрана фюрера. Передвигался Гитлер в окружении своих телохранителей из СС, от автомобиля, присланного на аэродром штабом, отказался, поскольку сюда заранее прибыла целая кавалькада автомашин, и два офицера штаба не смогли даже приблизиться к фюреру. Это фиаско - нечто подобное, вероятно, происходило и раньше - явилось для армейских заговорщиков поучительным уроком. Во-первых, добраться до Гитлера оказалось далеко не легким делом: его всегда надежно охраняли. Во-вторых, его захват и арест вряд ли решили бы проблему, поскольку генералы, занимающие ключевые посты, были слишком трусливы или слишком верны присяге, чтобы помочь оппозиции довести дело до конца после устранения фюрера. И примерно в это время, то есть осенью 1941 года, некоторые молодые армейские офицеры, в основном гражданские лица, подобно Шлабрендорфу, совсем недавно надевшие военную форму, невольно пришли к заключению, что ее простейшим, даже, пожалуй, единственным решением является убийство Гитлера. Освободившись от личной клятвы на верность лидеру, робкие генералы пошли бы на сотрудничество с новым режимом и обеспечили ему поддержку армии.

Однако заговорщики, находившиеся в Берлине, еще не были готовы пойти так далеко. Они составили идиотский план под названием "Изолированная акция", который как они почему-то полагали, успокоит совесть генералов, клявшихся фюреру в верности, и в то же время позволит иv избавить от него рейх. Даже сегодня трудно следить за ходом их мышления, но идея в основном сводилась к тому, что высшие военачальники как на Востоке, так и на Западе по заранее условленному сигналу просто откажутся подчиняться приказам Гитлера как главнокомандующего вооруженными силами. Это, конечно, явилось бы нарушением клятвы на верность фюреру, но софисты в Берлине делали вид, что не понимают этого. Во всяком случае, они объясняли, что подлинная цель этого варианта - создание неразберихи, во время которой генерал Бек при поддержке отрядов из резервной армии захватит власть, сместит Гитлера и объявит национал-социализм вне закона.

Однако резервная армия едва ли представляла собой военную силу; она напоминала скорее разношерстное сборище рекрутов, которые проходили непродолжительную боевую подготовку, прежде чем отправиться на фронт в качестве пополнения. Некоторых высокопоставленных генералов на Востоке или в оккупационных зонах, в чьем подчинении находились испытанные в сражениях войска, предстояло перетянуть на свою сторону, чтобы заговор действительно удался. Одним из таких военачальников был фельдмаршал фон Вицлебен, ставший командующим войсками на Западе. Он относился к числу тех, кто вместе с Гальдером планировал арест Гитлера в Мюнхене, и вполне естественно, что выбор пал на него. Чтобы ввести в курс дела его, а также генерала Александра фон Фалькенхаузена, немецкого командующего в Бельгии, заговорщики направили к ним в середине января 1942 года Хасселя. Находясь под наблюдением гестапо, бывший посол замаскировал свою поездку чтением лекций для немецких офицеров и сотрудников оккупационного аппарата по теме "Жизненное пространство и империализм". Между лекциями он в частном порядке совещался в Брюсселе с Фалькенхаузеном, а в Париже с Вицлебеном и составил об обоих благоприятное мнение, особенно о последнем.

Оказавшись во Франции на второстепенных ролях, в то время как его коллеги руководили крупными сражениями в России, Вицлебен жаждал действий. Он заявил Хасселю, что идея "изолированной акции" является утопией. Единственный способ решения проблемы - прямое свержение Гитлера, и он готов играть ведущую роль в этом деле. Самым благоприятным временем для нанесения удара, вероятно, будет лето 1942 года, когда возобновится немецкое наступление в России. Чтобы предстать к этому дню в отличной форме, он даже вознамерился сделать небольшую хирургическую операцию. К несчастью для фельдмаршала и его единомышленников по заговору, это решение привело к катастрофическим последствиям. Подобно Фридриху Великому и многим другим, Вицлебен страдал геморроем {Прусский король часто жаловался на этот недуг, который, как он утверждал, являлся для него помехой как в умственном, так и в физическом труде. - Прим. авт. }. Такого рода операция считалась у хирургов несложной, однако, когда Вицлебен весной 1942 года взял краткосрочный отпуск по болезни, Гитлер, воспользовавшись ситуацией, уволил фельдмаршала в отставку, заменив его Рундштедтом, у которого не было ни малейшего желания участвовать в заговоре против фюрера, хотя последний совсем недавно обошелся с ним довольно гнусно. Таким образом, главная надежда заговорщиков в армии рухнула - фельдмаршал оказался не у дел. А установить новый режим без войск было просто невозможно.

Руководители заговора были сильно обескуражены. Они вели тайные совещания, что-то планировали, но не могли преодолеть постигшего их разочарования. "Как представляется в данный момент, невозможно ничего предпринять против Гитлера", - отвечал Хассель в конце февраля 1942 года после одного из бесчисленных секретных совещаний.

Однако можно было обдумать и привести в систему свои идеи относительно того, какое правительство они хотят видеть в Германии после свержения Гитлера, навести порядок в своей хаотичной и пока еще совершенно неэффективной организации, которой предстояло взять на себя заботы по созданию этого правительства в будущем. Руководители тайного сопротивления, в большинстве своем люди преклонных лет, придерживались консервативных взглядов и ратовали за восстановление монархии Гогенцоллернов, однако долго не могли прийти к единому мнению, которого из принцев возвести на трон. Попитц, один из главных заговорщиков из числа гражданских, желал видеть на троне кронпринца, но его отвергало большинство других. Шахт отдавал предпочтение старшему сыну кронпринца, принцу Вильгельму, а Герделер - младшему сыну Вильгельма принцу Оскару Прусскому. Все были согласны только в одном - что четвертый сын кайзера, принц Август Вильгельм, по прозвищу Ауви, из числа возможных кандидатур исключается, поскольку является фанатичным нацистом, группенфюрером СС.

И все же к лету 1941 года было достигнуто более или менее приемлемое соглашение: наиболее подходящей кандидатурой на трон был признан Луи Фердинанд, второй из сыновей кронпринца {Старший сын кронпринца, Вильгельм, умер от ран, полученных в бою на территории Франции 26 мая 1940 года, - Прим. авт. }. Было ему в то время тридцать три года, и он уже пять лет работал на фабрике Форда в Деарборне, был служащим на авиалиниях люфтганзы, находился в контакте с заговорщиками и сочувствовал им. Этого представительного молодого человека в конце концов сочли наиболее желательной из Гогенцоллернов фигурой в качестве претендента на трон. Он разделял настроения двадцатого столетия, был демократичен и интеллигентен. У него была привлекательная, рассудительная и мужественная жена, принцесса Кира, бывшая русская великая княжна, и, кроме того, - немаловажный момент для заговорщиков - он слыл личным другом Рузвельта, поскольку по приглашению президента супружеская пара останавливалась в 1938 году в Белом доме во время своего медового месяца.

Хассель и некоторые из его друзей не были убеждены, что Луи Фердинанд является идеальной кандидатурой. "У него отсутствуют многие качества, без которых нельзя выполнить отведенную ему роль", - мрачно комментировал Хассель в своем дневнике выбор, сделанный в рождественские дни 1941 года заговорщиками. Однако других эта кандидатура вполне устраивала.

В центре внимания Хасселя оставалось будущее немецкое правительство. Еще год назад, проконсультировавшись с генералом Беком, Герделером и Попитцем, он набросал программу правительства на переходный период, которую детализировал в проекте, составленном в конце 1941 года. В проекте он предусматривал восстановить свободу личности, а до принятия постоянной конституции возложить верховную власть на регента, который в качестве главы государства будет назначать правительство и государственный совет. Все это выглядело довольно авторитарно, и некоторые заговорщики во главе с Герделером отвергли данный вариант, предложив взамен проведение плебисцита, с тем чтобы временное правительство получило поддержку народа и подтвердило свой демократический характер. Однако ввиду отсутствия чего-либо лучшего план Хасселя в целом был принят, по крайней мере как заявление о принципах. Он был заменен более либеральной и более обстоятельной программой, разработанной в 1943 году под давлением группы Крейсау, возглавляемой графом Гельмутом фон Мольтке.

Наконец, той же весной 1942 года заговорщики официально выдвинули руководителя. Все назвали таковым генерала Бека, принимая во внимание не только его ум и характер, но и его авторитет среди генералов, его репутацию в стране и за границей. Однако в организационном отношении заговорщики были настолько апатичны, что фактически так и не поставили его руководителем. А некоторые, подобно Хасселю, восхищаясь бывшим начальником генерального штаба, втайне продолжали сомневаться относительно правильности выбора.

"Главная трудность, связанная с Беком, - писал Хассель в своем дневнике незадолго до рождества 1941 года, - состоит в том, что он очень уж питает склонность к теоретизированию. Как говорит Попитц, человек тактики, но с небольшой силой воли". Подобная оценка, как потом выяснилось, была вполне обоснованна, а такой изъян в характере генерала, как поразительное безволие, привел в конечном счете к трагическим последствиям.

Тем не менее в марте 1942 года после многих секретных совещаний заговорщики решили, как писал Хассель, что "Бек должен держать в своих руках все нити", а в конце месяца бывший посол пояснял, что Бек официально назван главой нашей группы.

Однако, если попытаться проанализировать деятельность заговорщиков в этот период по записям, то приходишь к выводу, что программа их оставалась расплывчатой и нереальной, а деятельность даже самых активных его участников сводилась к бесконечным разговорам. Им было известно, что Гитлер планирует возобновить наступление в России, как только подсохнет земля. Это, по признанию самих заговорщиков, могло подтолкнуть Германию еще дальше к пропасти. И тем, не менее они, хотя и много говорили, ничего не предпринимали. 28 марта 1942 года, сидя на даче возле Эбенхаузена, Хассель записал в своем дневнике: "В последние дни в Берлине у меня были обстоятельные разговоры с Иессеном {Иенс Петер Иессен, профессор экономики в Берлинском университете, являлся одним из мыслящих участников заговора. В период с 1931 по 1933 год слыл ревностным нацистом и одним из немногих истинных интеллектуалов в партии. Однако, быстро разочаровавшись в нацизме, стал фанатичным антинацистом. Был арестован в связи с причастностью к заговору 20 июля 1944 года и в ноябре того же года казнен в тюрьме Плетцензе. - Прим. авт. }, Беком и Герделером. Перспективы не очень хорошие".

А могли ли они быть очень хорошими? Ведь не существовало даже плана действий. И именно теперь, когда время еще не было упущено. А у Адольфа Гитлера к началу весны, третьей военной весны, имелись и планы предстоящей кампании, и неудержимая воля, чтобы претворить их в жизнь.

 

Последнее крупное немецкое наступление

 

Хотя безрассудство Гитлера, не разрешившего своевременно отступить немецким армиям в России, привело к тяжелым потерям в живой силе и технике, к деморализации многих частей и к обстановке, которая в течение января - февраля 1942 года грозила обернуться полной катастрофой, несомненно и то, что фанатичная решимость Гитлера выстоять и сражаться помогла остановить мощную волну советского наступления. Традиционное мужество и выносливость немецких солдат сделали остальное.

К 20 февраля русское наступление от Балтики до Черного моря выдохлось, а в конце марта началась весенняя распутица, которая принесла с собой относительное затишье на огромной протяженности кровопролитном фронте. Обе стороны исчерпали свои возможности. Сводка немецкой армии от 30 марта 1942 года показывала, какой ужасной ценой были оплачены зимние бои. Из 162 боевых дивизий на Востоке только восемь были готовы к наступательным действиям. В 16 танковых дивизиях осталось всего 140 исправных танков - меньше, чем насчитывалось обычно в одной дивизии.

Еще в то время когда войска отступали по безбрежным заснеженным просторам России, Гитлер, являвшийся теперь главнокомандующим сухопутными войсками и верховным главнокомандующим вооруженными силами, занимался разработкой планов летнего наступления в 1942 году. Они не были столь честолюбивы, как планы минувшего года. К этому времени он приобрел уже достаточно опыта, чтобы понять, что уничтожить Красную Армию в ходе одной кампании не сможет. В это лето он планировал сосредоточить основные силы на юге, захватить нефтеносные районы на Кавказе, индустриальный Донецкий бассейн, пшеничные поля Кубани и овладеть Сталинградом на Волге. Тем самым будет осуществлено несколько важных задач. Советы лишатся нефти, значительной части продовольствия и промышленной продукции, в чем они остро нуждаются для продолжения войны, в то время как Германия приобретет нефть и продовольственные ресурсы, в которых у нее почти такая же острая нужда.

"Если я не получу нефть Майкопа и Грозного, - говорил фюрер генералу Паулюсу, командующему злосчастной 6-й армией, перед началом летнего наступления, - тогда я буду вынужден закончить эту войну".

Сталин мог бы сказать то же самое. И ему нужна была кавказская нефть для продолжения войны. Именно поэтому Сталинград приобретал особо важное значение. Захватив этот город, немцы заблокировали бы последний маршрут через Каспийское море и Волгу, по которому нефть доставлялась в Центральную Россию, пока русские владели нефтяными источниками.

Для самолетов, танков и автомашин Гитлеру помимо нефти нужны были людские резервы, чтобы восполнить сильно поредевшие ряды. Общие потери к концу зимних боев составили 1 167 835 человек, исключая больных, и не поступало в достаточных количествах пополнений, чтобы укомплектовать обескровленные части и соединения. Верховное командование обратилось к союзникам Германии, вернее, к сателлитам за дополнительными войсками. Генерал Кейтель спешно направился в Будапешт и Бухарест, чтобы набрать венгерских и румынских солдат для приближающейся летней кампании.

Геринг, а потом и сам Гитлер обратились к Муссолини за итальянскими формированиями.

Геринг прибыл в Рим в конце января 1942 года, чтобы выторговать у итальянцев подкрепления для Восточного фронта, заверив Муссолини, что Советский Союз будет разбит в 1942 году, а Великобритания сложит оружие в 1943-м. Чиано разжиревший, увешанный медалями рейхсмаршал показался невыносимым. "Как обычно, он выглядит надменным и обрюзгшим", - отметил в своем дневнике итальянский министр иностранных дел 2 февраля. Через два дня он там же писал:

"Геринг покидает Рим. Мы обедали в отеле "Эксельсиор", и во время обеда Геринг почти все время говорил о своих бриллиантах. Действительно, он носит несколько красивых колец... Отправляясь на станцию, он надел широкую, подбитую соболями доху, нечто среднее между тем, что носили водители автомобилей в 1906 году, и тем, в чем приходят в оперу дорогие проститутки".

Стяжательство продолжало разъедать человека номер два третьего рейха.

Муссолини обещал Герингу направить на русский фронт в марте две итальянские дивизии, если немцы придадут им артиллерию. Однако обеспокоенность дуче поражениями своего союзника на Восточном фронте приняли такие размеры, что Гитлер решил: пора вновь с ним встретиться, чтобы объяснить, насколько все еще сильна Германия.

Встреча состоялась 29-30 апреля в Зальцбурге. Дуче и Чиано с сопровождающими их лицами разместились в выстроенном в стиле барокко дворце Клессхейм, где когда-то находилась резиденция епископов. Теперь же в нем появились картины, мебель и ковры из Франции, за которые, как подозревал итальянский министр иностранных дел, Германия заплатила не слишком дорого. Чиано нашел, что фюрер выглядит усталым. "Зимняя кампания в России сильно сказалась на нем, - записал он в своем дневнике. - Впервые я заметил у него много седых волос" {Геббельс видел Гитлера за месяц до этого в ставке и выразил крайнее удивление в дневнике по поводу его состояния: "Я заметил, что он стал совершенно седой... Он говорил мне, что ему приходится бороться с сильнейшими приступами головокружения... Фюрер на этот раз действительно вызвал у меня обеспокоенность". И далее Геббельс добавил, что у него "физическое отвращение к снегу и морозу... Больше всего беспокоит и мучает фюрера то, что страна все еще покрыта снегом" (Дневники Геббельса, с. 131 -137). - Прим. авт. }.

После присущего немцам подробного изложения общей ситуации Риббентроп и Гитлер заверили своих итальянских гостей, что все обстоит прекрасно - в России, в Северной Африке, на Западе и на морских просторах. Предстоящее наступление на Востоке, как доверительно сообщали они, будет направлено против нефтеносных районов Кавказа.

"Когда нефтяные источники России окажутся исчерпаны, -вставил Риббентроп, - то Россия будет поставлена на колени. Затем англичане... поклонятся, чтобы спасти то, что еще останется от истерзанной империи. Америка - это большой блеф... "

У Чиано же, который более или менее терпеливо слушал своего немецкого коллегу, создалось, однако, впечатление, что относительно намерений Соединенных Штатов блефовали сами немцы и что в действительности, когда они думают об этом, "их охватывает дрожь".

Как обычно, больше всех говорил фюрер.

"Гитлер говорит, и говорит, и говорит, - записал Чиано в своем дневнике. - А Муссолини страдает; он привык говорить сам, а тут приходится почти все время молчать и слушать. На второй день после ленча, когда все было уже сказано, Гитлер говорил час и сорок минут не прерываясь. Он не пропустил абсолютно ни одного вопроса: война и мир, религия и философия, искусство и история. Муссолини машинально взглянул на свои ручные часы... Немцы - несчастные люди - должны слушать это каждый день, и я уверен, они уже знают наизусть каждый жест, каждое слово или паузу. Генерал Йодль после отчаянной борьбы с собой заснул на диване. Кейтель покачивался, но все-таки держал голову приподнятой. Он сидел слишком близко к Гитлеру, чтобы позволить себе задремать... "

Вопреки бесконечным разговором или, может, вследствие этого Гитлер заручился обещанием союзников направить на русский фронт дополнительное количество пушечного мяса. Гитлер и Кейтель добились таких успехов на переговорах со своими сателлитами, что немецкое верховное командование рассчитывало иметь 52 союзнические дивизии для летнего наступления: 27 румынских, 13 венгерских, 9 итальянских, 2 словацких и 1 испанскую. Это составляло четвертую часть объединенных сил держав оси на Востоке. Из 41 свежей дивизии, которые должны были усилить южный фланг Восточного фронта, где предстояло наносить главный удар, половину (21 дивизия) составляли венгерские (10), итальянские (6) и румынские (5). Гальдеру и большинству других генералов не нравилось, что успех кампании будет зависеть от иностранных дивизий, боевые качества которых, по их мнению, мягко говоря, вызывали большие сомнения. Однако из-за нехватки людских ресурсов они принимали такую помощь, что способствовало последовавшему затем провалу кампании.

Летом 1942 года удачи сначала сопутствовали державам оси. Еще до прыжка в сторону Кавказа и Сталинграда была одержана сенсационная победа в Северной Африке. 27 мая 1942 года генерал Ром-мель возобновил свое наступление в пустыне {После серии ожесточенных сражений с англичанами, произошедших в ноябре - декабре 1941 года, войска Роммеля были отогнаны через Киренаику к рубежу Эль-Агейлы на ее западной границе. Но, проявив присущее ему упорство, Роммель в январе 1942 года предпринял контрудар и вернул половину потерянной территории. За 17 дней кампании он дошел до Эль-Газаля, откуда в конце мая начал новое наступление. - Прим. авт. }. Нанеся быстрый удар своим знаменитым Африканским корпусом (две танковые и одна мотопехотная дивизии) и восемью итальянскими дивизиями, одна из которых являлась танковой, он погнал англичан через пустыню к египетской границе. 21 июня он захватил Тобрук - ключ к английской обороне, который в 1941 году выдержал девятимесячную осаду, а два дня спустя его войска вступили на территорию Египта. К концу июня они находились у Эль-Аламейна, в 65 милях от Александрии и устья Нила. Многим государственным деятелям союзников, с тревогой всматривавшимся в карту, казалось, что теперь уже ничто не может помешать Роммелю нанести роковой удар англичанам, захватив Египет, а затем, получив подкрепления, наступать далее на северо-восток, захватить богатейшие нефтеносные районы Среднего Востока и двинуться на Кавказ, чтобы встретиться там с немецкими армиями, которые уже начали наступление с севера в направлении этого региона. Это был один из самых мрачных периодов войны для западных союзников и, соответственно, один из самых обнадеживающих для держав оси. Однако Гитлер, как мы уже убедились, никогда не понимал глобального характера военных действий. Он не знал, как использовать неожиданный успех Роммеля в Африке. Он наградил решительного предводителя Африканского корпуса фельдмаршальским жезлом, но не послал ему ни материальных, ни людских подкреплений {Гитлер произвел Роммеля в фельдмаршалы на второй день после захвата Тобрука и тем самым вызвал у Муссолини "болезненные переживания", потому что, как заметил Чиано, это подчеркивало "немецкий характер сражения". Дуче немедленно выехал в Ливию, чтобы получить часть почестей, полагая, что прибудет в Александрию "через пятнадцать дней". 2 июля он связался по телефону с Гитлером, чтобы согласовать "вопрос о будущем политическом руководстве Египтом", предложив кандидатуру Роммеля в качестве военного командующего и кандидатуру итальянца в качестве "гражданского представителя". Гитлер ответил, что не считает этот вопрос срочным (Дневники Чиано, с. 502-504).

"Муссолини с нетерпением ждал в Дерне (за линией фронта) того дня, - говорил позднее генерал Фриц Байерлейн, начальник штаба у Роммеля, - когда он сможет принять парад танков держав оси в тени египетских пирамид" (Роковые решения, с. 103). - Прим. авт. }.

Только уступая докучливым требованиям Редера и настоятельной просьбе Роммеля, фюрер с большой неохотой согласился направить Африканский корпус и небольшую немецкую авиационную группу в первую очередь в Ливию. Но сделал он это лишь потому, что хотел предотвратить провал итальянцев в Северной Африке, а не потому, что придавал большое значение овладению Египтом.

Ключом к захвату Египта фактически являлся остров Мальта, расположенный на Средиземном море между Сицилией и базами держав оси в Ливии. Именно с этого английского бастиона бомбардировщики, подводные лодки и надводные корабли наносили огромный урон немецким и итальянским судам, доставлявшим боевые грузы и солдат в Северную Африку. В августе 1941 года около 35 процентов направляемых Роммелю боевых грузов и пополнений было потоплено союзниками; в октябре эта цифра возросла до 63 процентов. 9 ноября Чиано с горечью писал в своем дневнике:

"С 19 сентября мы отказались от попыток провести конвои в Ливию; за каждую такую попытку приходилось платить высокую цену... Сегодня мы предприняли очередную попытку. Конвой отправился в составе семи судов в сопровождении двух крейсеров водоизмещением 10 тысяч тонн и десяти эсминцев... Все - именно все - наши суда были потоплены... Англичане вернулись в свои порты (на Мальте) после того, как разгромили нас".

Немцы с запозданием перебросили несколько подводных лодок с Атлантики на Средиземное море, а Кессельрингу были выделены дополнительные эскадрильи самолетов для базирования на Сицилии. Было решено нейтрализовать Мальту и, если возможно, уничтожить английский флот в Восточном Средиземноморье. К концу 1941 года англичане потеряли три линкора, один авианосец, два крейсера и несколько эсминцев и подводных лодок, а то, что осталось от их флота, было загнано на военно-морские базы в Египте. В течение многих недель немецкие бомбардировщики днем и ночью обрушивали свой груз на Мальту. В результате конвои держав оси начали доходить до места назначения: в январе не было потеряно ни одной тонны грузов - и Роммель получил возможность подготовить свои силы для крупного броска в Египет.

В марте адмирал Редер уговорил Гитлера одобрить планы наступления Роммеля в сторону Нила (операция "Аида") и захвата Мальты парашютными войсками (операция "Геркулес"). Наступление из Ливии планировалось начать в конце мая, а атаку на Мальту предусматривалось предпринять в середине июля. Однако 15 июня, когда Роммель развивал свой первоначальный успех, Гитлер отложил атаку на Мальту. Он объяснил Редеру, что не может выделить ни войск, ни самолетов за счет русского фронта. Спустя несколько недель он снова отложил операцию "Геркулес", утверждая, что она может подождать до завершения летнего наступления на Востоке и завоевания Роммелем Египта. Мальту между тем можно нейтрализовать, продолжая бомбардировки.

Однако Мальта не сдавалась и немцам вскоре пришлось поплатиться за это. 16 июня к осажденному острову пробился крупный английский конвой, и, хотя при этом было потеряно несколько боевых кораблей и транспортов, с получением подкреплений Мальта ожила. С американского авианосца "Уосп" туда были переброшены "спитфайеры", и вскоре налеты бомбардировщиков люфтваффе на остров прекратились. Почувствовал это и Роммель: три четверти поставок, предназначенных для него, союзники отправляли на дно.

Он вышел к Эль-Аламейну, имея в наличии всего 30 исправных танков {Согласно показаниям генерала Байерлейна, данным после войны, он преувеличивал свои потери. По данным разведки союзников, в это время у Роммеля было 125 танков. - Прим. авт. }. "Наши силы иссякли", - писал он в дневнике 3 июля. И это в тот момент, когда на горизонте уже показались пирамиды, а за ними - огромный приз в виде Египта и Суэца! Еще одна утраченная возможность, и одна из последних, какие подбрасывали Гитлеру провидение и военная удача.

 

Немецкое наступление в России летом 1942 года

 

К концу лета 1942 года Адольф Гитлер, казалось, снова был на коне и свысока смотрел на весь мир. В Атлантике немецкие подводные лодки наносили большой урон союзникам, ежемесячно отправляя на дно английские и американские суда общим водоизмещением до 700 тысяч тонн, - больше, чем спускалось на воду судов в доках США, Канады и Шотландии. Хотя Гитлер и оголял свою оборону на Западе, перебрасывая оттуда солдат, танки и самолеты на Восточный фронт, чтобы покончить с Россией, в то лето еще не чувствовалось, что англичане и американцы достаточно сильны, чтобы предпринять, пусть небольшую, высадку через Ла-Манш. Они даже не стали рисковать ради захвата Северной Африки, находившейся в руках французов, хотя ослабленные и разделенные французы едва ли смогли бы оказать серьезное сопротивление союзникам, да и немцы не смогли бы ничего предпринять, разве что выделить несколько подводных лодок и небольшое число самолетов для баз, расположенных в Италии и Ливии.

Английский военно-морской флот и военно-воздушные силы оказались не в состоянии сорвать переброску немецких линейных крейсеров "Шарнхорст" и "Гнейзенау", а также тяжелого крейсера "Принц Ойген" из Бреста в безопасные гавани Германии. Средь белого дня они на полной скорости беспрепятственно пронеслись по Ла-Маншу и Па-де-Кале с запада на восток на виду у всех {Это случилось 11-12 февраля 1942 года и оказалось для англичан полной неожиданностью. Только незначительные военно-морские и авиационные силы были подняты по тревоге, но нанесли немецкому флоту незначительный урон. - Прим. авт. }. Гитлер опасался, что англичане и американцы попытаются оккупировать Северную Норвегию, и настоял на переброске из Бреста в Северное море вышеуказанных боевых кораблей, чтобы использовать их для обороны в норвежских водах. "Норвегия, - говорил он Редеру в конце января 1942 года, - это сама судьба". Поэтому ее следовало защищать любой ценой. Но, как выяснилось, в этом не было необходимости. Англо-американцы намеревались использовать свои ограниченные силы на Западе по-иному.

На карте завоевания Гитлера к сентябрю 1942 года казались ошеломляющими. Средиземное море практически превратилось во внутреннее озеро держав оси, где Германия и Италия контролировали большую часть северного побережья от Испании до Турции, а южное побережье - от Туниса до участка, расположенного в 60 милях от устья Нила. По существу, немецкие войска контролировали территорию от норвежского мыса Нордкапа, омываемого арктическими водами, до Египта и от Бреста, расположенного на Атлантическом побережье, до низовьев Волги на границе с Центральной Азией.

Войска немецкой 6-й армии вышли к Волге чуть севернее Сталинграда 23 августа. За два дня до этого фланг со свастикой был водружен на вершине Эльбруса. 8 августа были захвачены нефтеносные районы Майкопа, ежегодно дававшие 2, 5 миллиона тонн нефти, хотя нефтедобывающие сооружения достались немцам почти полностью разрушенные; к 25 августа танки Клейста заняли Моздок, расположенный всего в 50 милях от главного советского нефтедобывающего центра в районе Грозного; отсюда до Каспийского моря оставалось каких-нибудь 100 миль. 31 августа Гитлер настаивал, чтобы фельдмаршал Лист, командующий армиями на Кавказе, собрал все свои наличные силы для завершающего броска на Грозный, с тем чтобы "прибрать к рукам нефтеносные районы". В тот же день Роммель начал наступление у Эль-Аламейна, будучи уверен, что прорвется к Нилу.

Хотя Гитлер никогда не был удовлетворен действиями своих генералов - 13 июля он снял фельдмаршала Бока, командующего южным направлением, которого он, как явствует из дневника Гальдера, постоянно ругал и отчитывал, как большинство других командующих и генеральный штаб, за недостаточно быстрые темпы наступления, - но теперь он считал, что решающая победа не за горами. Он приказал 6-й армии и 4-й танковой армии продвигаться вдоль Волги на север после того, как будет захвачен Сталинград, и совершить глубокий охват, что позволит ему наступать на Центральную Россию и Москву как с востока, так и с запада. Он считал, что с русскими покончено, и, по свидетельству Гальдера, всерьез говорил о наступлении частью своих сил через Иран к Персидскому заливу и о том, как он соединится с японцами в Индийском океане. Он всецело доверял точности немецкого разведывательного доклада от 9 сентября, в котором утверждалось, что русские исчерпали все свои резервы. Совещаясь с адмиралом Редером в конце августа, Гитлер уже не вел речь о России, которую он теперь рассматривал как "заблокированное жизненное пространство", и все свои помыслы обратил к англичанам и американцам, которые вскоре, в чем он не сомневался, будут вынуждены "пойти на обсуждение условий заключения мира".

И тем не менее, как позднее вспоминал генерал Курт Цейтцлер, каким бы розовым ни представлялось тогда будущее, почти все генералы на фронтах и в генеральном штабе видели недостатки этой приглаженной картины. Их можно суммировать следующим образом: у немцев уже не осталось ресурсов - ни людей, ни орудий, ни танков, ни самолетов, ни средств транспортировки, чтобы достигнуть тех целей, которые ставил Гитлер. Когда Роммель попытался было объяснить это своему повелителю в отношении Египта, то Гитлер приказал ему взять отпуск по болезни и отправиться в Австрийские Альпы. Когда Гальдер и фельдмаршал Лист попытались объяснить то же самое в отношении русского фронта, он снял их с занимаемых постов.

Даже стратег-дилетант не мог бы не увидеть, как по мере усиления советского сопротивления на Кавказе и у Сталинграда и приближения осенних дождей над немецкими армиями на юге России нависала угроза. Растянутый северный фланг 6-й армии оказался опасно оголенным по рубежу Верхнего Дона на 350 миль от Сталинграда до Воронежа. Здесь Гитлер разместил три армии своих сателлитов: венгерскую 2-ю - южнее Воронежа; итальянскую 8-ю - еще дальше на юг от Воронежа; румынскую 3-ю - правее, у излучины Дона, к западу от Сталинграда. Так как венгры и румыны ожесточенно враждовали, то в промежутке между ними была размещена итальянская армия. В степях к югу от Сталинграда находилась румынская 4-я армия. Не говоря уже об их сомнительных боевых качествах, все эти армии не были оснащены должным образом, у них не хватало бронетанковых средств, тяжелой артиллерии и транспорта. Более того, они были сильно растянуты по фронту. Румынская 3-я армия держала фронт 105 миль силами всего 69 батальонов. Но союзные армии - это все, что имелось у Гитлера. Не хватало немецких частей, чтобы прикрыть брешь. А поскольку он считал, по свидетельству Гальдера, что с русскими покончено, то особенно и не беспокоился относительно оголенного и растянутого Донского фланга.

А между тем фланг этот являлся крайне важным для сохранения как 6-й армии и 4-й танковой армии у Сталинграда, так и группы армий "А" на Кавказе. В случае развала этого фланга возникала не только угроза окружения для немецких войск у Сталинграда, но и опасность оказаться отрезанными для войск на Кавказе. Нацистский правитель опять вел рискованную игру. И это в ходе летней кампании случалось не впервые.

23 июля, в самый разгар наступления, он сделал еще один рискованный шаг. Русские отступали между Донцом и Верхним Доном, отходя на восток, к Сталинграду, и на юг, в сторону Нижнего Дона. Нужно было принимать решение: следует ли немецким войскам сосредоточиться на захвате Сталинграда и блокировании Волги или лучше нанести основной удар на Кавказе, чтобы обрести русскую нефть? Еще в начале месяца Гитлер искал ответ на этот решающий вопрос, но так и не нашел. Сначала на него сильнее всего действовал запах нефти, и 13 июля он изъял из группы армий "Б" 4-ю танковую армию, которая наступала вниз по Дону, в сторону излучины реки, и дальше к Сталинграду, и бросил ее на помощь 1-й танковой армии Клейста форсировать Дон в нижнем его течении, у Ростова, и наступать дальше на Кавказ, к нефтеносным районам, хотя в этот момент 4-я танковая армия, вероятно, могла почти беспрепятственно продвигаться к Сталинграду, который почти некем было оборонять, и быстро захватить его. К тому времени, когда Гитлер осознал свою ошибку, было уже поздно, и тогда он еще больше усугубил ее. Когда 4-я танковая армия через пару недель была снова переброшена на сталинградское направление, русские пришли в себя настолько, что уже были в состоянии остановить ее. Снятие же 4-й танковой армии с кавказского направления слишком ослабило Клейста, чтобы успешно завершить наступление на нефтеносные районы Грозного {Клейст подтвердил это Лиддел Гарту: "4-я танковая армия... могла захватить Сталинград без боя в конце июля, но ее отвлекли на юг в помощь мне форсировать Дон. А я не нуждался в ее помощи, и она просто забила дороги, которыми я пользовался. Когда она через две недели снова повернула на север, русские успели собрать достаточно сил у Сталинграда, чтобы остановить ее". К тому времени Клейсту потребовались дополнительные танковые резервы. "Мы могли выйти к нашей цели (район Грозного), если бы мои силы не были отвлечены - чтобы помочь наступлению на Сталинград", добавил он (Лиддел Гарт. Говорят немецкие генералы, с. 169- 171). - Прим. авт. }.

Переброска этого мощного танкового объединения обратно для наступления на Сталинград явилась результатом рокового решения, принятого Гитлером 23 июля. Его фанатичная решимость захватить одновременно и Сталинград и Кавказ вопреки советам Гальдера и других командующих войсками на фронтах, которые считали это невозможным, воплотилась в Директиве э 45, которая приобрела широкую известность. Она явилась одной из наиболее роковых, изданных Гитлером за всю войну, ибо в конечном счете не была достигнута ни одна из поставленных в ней целей, что привело к самому унизительному поражению в истории Германии. Уж вскоре стало совершенно ясно, что ему никогда не удастся выиграть войну и что дни тысячелетнего третьего рейха сочтены.

Генерал Гальдер был ошеломлен. Последовала бурная сцена в ставке Вервольф на Украине, возле Винницы, куда 16 июля перебрался Гитлер, чтобы находиться ближе к фронту. Начальник генерального штаба настаивал на том, что необходимо бросить все основные силы на захват Сталинграда, и пытался объяснить, что у немецкой армии недостаточно сил, чтобы вести две крупные наступательные операции на двух различных направлениях. Гитлер сослался на то, что с русскими уже покончено, и Гальдер попытался убедить его, что, согласно разведывательным данным, которыми располагает армия, дело обстоит совсем не так.

"Всегда наблюдавшаяся недооценка возможностей противника, - с горечью писал Гальдер вечером в своем дневнике, - принимает постепенно гротескные формы и становится опасной. Все это выше человеческих сил. О серьезной работе теперь не может быть и речи. Болезненная реакция на различные случайные впечатления и полное нежелание правильно оценить работу руководящего аппарата - вот что характерно для теперешнего так называемого руководства".

Позднее начальник генерального штаба, дни которого на этом посту были сочтены, вернется к этой сцене и запишет:

"Решения Гитлера перестали иметь что-либо общее с принципами стратегии и тактики, как их понимали прошлые поколения. Эти решения являлись продуктом мышления натуры неистовой, возникали под воздействием импульсов и не признавали никаких пределов возможного; эти решения принимались на основе желаемого и без учета возможностей их реализации... "

Что касается упомянутой Гальдером "болезненной реакции" и "недооценки возможностей противника" верховным главнокомандующим, то Гальдер сообщает следующее:

"Однажды, когда ему зачитывали совершенно объективный доклад, из которого явствовало, что в 1942 году Сталин все же будет в состоянии собрать от одного миллиона до миллиона с четвертью свежих войск в районе севернее Сталинграда и западнее Волги, не говоря уже о полумиллионном войске на Кавказе, и что, по надежным источникам, выпуск русскими боевых танков достигает, по меньшей мере, 1200 единиц в месяц, Гитлер, сжав кулаки, с пеной в углах рта, бросился на человека, зачитывавшего доклад, и запретил ему читать дальше такую чушь".

"Не надо обладать особым даром, - заметил Гальдер, - чтобы сказать, что произойдет, когда Сталин направит не полтора миллиона войск против Сталинградского и Донского фланга {Гальдер рассказывает, что на Украине он совершенно случайно наткнулся на книгу о разгроме Сталиным генерала Деникина между излучиной Дона и Царицыном во время гражданской войны в России. Тогдашняя обстановка была аналогична той, которая складывалась в 1942 году, и Сталин мастерски использовал слабые места в обороне Деникина на Дону. - Прим. авт. }. Я откровенно указал на это Гитлеру. Результатом явилось отстранение с поста начальника генерального штаба сухопутных войск".

Это произошло 24 сентября. Уже 9 сентября, когда Кейтель сообщил ему, что фельдмаршал Лист, командовавший войсками на кавказском направлении, снят с этого поста, Гальдер понял, что следующим будет он. Фюрер, говорили ему, пришел к убеждению, что он, Гальдер, "более не соответствует тем психологическим требованиям, которые предъявляет занимаемое им положение". Гитлер объяснил это своему начальнику генерального штаба более подробно при прощальной встрече 24 сентября.

"... Мои нервы истощены, да и он свои поистрепал; мы должны расстаться; необходимость воспитания личного состава генерального штаба в духе фанатической преданности идее; решимость настойчиво проводить свои решения также и в сухопутных войсках".

"Так мог говорить, - комментировал впоследствии Гальдер, - не ответственный военачальник, а политический фанатик".

Итак, Франц Гальдер ушел. Он не был лишен недостатков, которыми обладал и его предшественник генерал Бек: они заключались в том, что мысли его подчас отличались противоречивостью, а воля к действию оказывалась парализованной. И хотя он нередко возражал Гитлеру, правда безуспешно, но так же, как и все другие армейские офицеры высокого ранга во время второй мировой войны, долго оставался соратником фюрера, содействуя свершению возмутительных актов агрессии и завоеваний. И тем не менее у него сохранились добродетели, присущие более цивилизованному времени. Он был последним начальником генерального штаба третьего рейха из числа генералов старой школы {Увольнение Гальдера явилось потерей не только для армии, но и для историков, исследующих историю третьего рейха, ибо его бесценный дневник заканчивается записью от 24 сентября 1942 года. В конце концов он был арестован, отправлен в концентрационный лагерь Дахау, где находился рядом с такими известными заключенными, как Шушниг и Шахт, и освобожден американскими войсками у Нидердорфа в Южном Тироле 28 апреля 1945 года. С тех пор он сотрудничал с американской армией в ряде военно-исторических исследований по второй мировой войне. Он не раз обстоятельно отвечал на вопросы автора этих строк, указывая при этом достоверные источники. - Прим. авт. }. Его заменил генерал Курт Цейтцлер, более молодой и совершенно иной по характеру, бывший до этого начальником штаба у фельдмаршала Рундштедта на Западе; находясь на этом посту, который некогда, особенно во время первой мировой войны, считался самым высоким в германской армии, он исполнял роль сродни мальчику на побегушках при фюрере, вплоть до покушения на жизнь диктатора в июле 1944 года {Фанатично преданный фюреру генерал Йодль, начальник штаба оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта, тоже находился в ставке Гитлера, когда он поднял вопрос об отстранении фельдмаршала Листа и генерала Гальдера. Йодль возражал против их увольнения, чем вызвал такую вспышку ярости у фюрера, что тот в течение многих месяцев не подавал руки Йодлю при встречах и не садился обедать ни с ним, ни с другими офицерами штаба. Гитлер настроился было уволить Йодля в конце января 1943 года и заменить его генералом Паулюсом, но было слишком поздно. Рассчитывать на Паулюса, как мы вскоре убедимся, не приходилось. - Прим. авт. }.

Замена начальника генерального штаба не улучшила положения немецкой армии, наступление которой в двух направлениях - на Сталинград и на Кавказ затормозилось в результате усилившегося сопротивления советских войск. В самом Сталинграде весь октябрь шли ожесточенные уличные бои. Немцы продвигались от дома к дому, неся огромные потери, ибо руины большого города, как известно каждому, кто испытал на себе тяготы современной войны, предоставляют большие возможности для упорной и длительной обороны, и русские, отчаянно отстаивая каждый метр развалин, максимально использовали эти возможности. Хотя Гальдер, а затем его преемник предупреждали Гитлера, что войска в Сталинграде изматываются, верховный главнокомандующий настаивал на дальнейшем наступлении. Он приказал бросить под Сталинград свежие дивизии, которые вскоре были перемолоты в этом аду.

Из средства достижения цели - цель уже была достигнута, когда немецкие соединения вышли на берег Волги к северу и к югу от города, перерезав водную транспортную артерию, - Сталинград превратился в саму цель. Для Гитлера же его захват стал теперь делом личного престижа. Когда даже Цейтцлер набрался достаточно мужества, чтобы предложить фюреру ввиду угрозы растянутому вдоль Дона северному флангу отвести 6-ю армию из Сталинграда к излучине Дона, Гитлер пришел в ярость. "Где немецкий солдат ступит ногой, там и остается! " - бушевал он.

Несмотря на крайне медленное продвижение и огромные потери, генерал Паулюс, командующий 6-й армией, 25 октября по радио информировал Гитлера, что овладение Сталинградом завершится, самое позднее, к 10 ноября. Воодушевленный этим заверением, Гитлер отдал на следующий день приказ 6-й армии и 4-й танковой армии, сражавшимся в Сталинграде, подготовиться к броску на север и на юг вдоль Волги, как только падет город.

Нельзя сказать, что Гитлер не видел угрозу Донскому флангу. Из журнала боевых действий ОКБ явствует, что угроза эта вызывала у него беспокойство, однако недостаточно серьезное, вследствие чего он не предпринял действий для ее устранения. Действительно, он был так уверен, что ситуация полностью находится у него под контролем, что в последний день октября вместе со штабом ОКБ и генеральным штабом сухопутных войск выехал из ставки, расположенной в Виннице, в ставку Вольфшанце, расположенную возле Растенбурга в Восточной Пруссии. Фюрер убедил себя, что если зимой и начнется какое-либо советское наступление, то либо на центральном, либо на северном фронте. В таком случае ему будет легче управлять войсками из ставки в Восточной Пруссии.

Едва он успел вернуться в Восточную Пруссию, как до него долетели скверные известия с другого, более отдаленного фронта: Африканский корпус фельдмаршала Роммеля попал в тяжелое положение.

 

Первый удар: Эль-Аламейн и англо-американская высадка

 

Лиса Пустынь, как называли его по обе стороны фронта, возобновил наступление на Эль-Аламейн 31 августа с намерением опрокинуть английскую 8-ю армию и двинуться дальше на Александрию и к Нилу. Ожесточенное сражение произошло в невыносимую жару на 40-мильном фронте, протянувшемся по пустыне между морем и впадиной Кваттара, но прорвать фронт Роммелю не удалось, и 3 сентября он, прекратив сражение, перешел к обороне. Наконец, после долгих ожиданий английская армия в Египте получила сильные подкрепления в людях, орудиях, танках и самолетах (много танков и самолетов американских). 15 августа здесь появились и два новых командующих: эксцентричный, но одаренный генерал сэр Бернард Лоу Монтгомери, который принял командование 8-й армией, и генерал сэр Харолд Александер, который в будущем проявит себя как опытный стратег и блестящий администратор, а в настоящем - как главнокомандующий на Среднем Востоке.

Вскоре после этой неудачи Роммель взял отпуск по болезни и отправился на горный курорт Земмеринг, чтобы подлечить воспалившийся нос и беспокоившую его печень. Здесь днем 24 октября раздался телефонный звонок от Гитлера: "Роммель, из Африки поступают скверные известия. Обстановка представляется довольно мрачной. Никто, по-видимому, точно не знает, что случилось с генералом Штумме {Штумме, исполнявший обязанности командующего на время отсутствия Роммеля, умер от сердечного приступа в первую же ночь английского наступления, убегая на своих двоих через пустыню от английского патруля, который чуть было не захватил его в плен. - Прим. авт. }. В состоянии ли вы возвратиться в Африку и снова принять на себя командование? " Больной Роммель согласился вернуться немедленно.

К вечеру следующего дня, когда он добрался до своей штаб-квартиры к западу от Эль-Аламейна, сражение, начатое Монтгомери в 21. 40 23 октября, было уже проиграно. У 8-й армии оказалось слишком много орудий, танков и самолетов, и хотя итало-немецкие войска еще удерживали фронт, а Роммель предпринимал отчаянные усилия по переброске своих потрепанных дивизий, чтобы отбивать атаки англичан на различных участках и даже кое-где предпринимать контратаки, он понимал, что положение безнадежное. У него не было ни людских резервов, ни танков, ни запасов топлива. Английская авиация впервые полностью господствовала в воздухе и безжалостно молотила его войска, танковые части и остававшиеся склады снабжения.

2 ноября пехота и бронетанковые части 8-й армии прорвали фронт на южном участке и начали громить там итальянские дивизии. В тот вечер Роммель радировал в ставку Гитлера, расположенную за две тысячи миль в Восточной Пруссии, что он не в состоянии более держаться и намерен отойти, пока еще есть такая возможность, на рубеж Фука, что проходит в 40 милях к западу.

Он уже начал отход, когда на следующий день по радио поступила длинная депеша от верховного правителя:

Фельдмаршалу Роммелю

Я и немецкий народ внимательно следим за героическими оборонительными боями в Египте, с верой уповая на силу вашего руководства и храбрость германо-итальянских войск под вашим командованием. В той ситуации, в какой вы теперь находитесь, не может быть иного выхода, кроме как твердо удерживать занятые рубежи, не отступать ни на шаг, бросать в бой каждое орудие, каждого солдата... Вы не можете показать своим войскам иного пути, кроме того, который ведет к победе либо к смерти.

Адольф Гитлер

Этот идиотский приказ означал, что итало-германские армии обречены на быстрое уничтожение, и Роммель впервые, по мнению Байерлейна, не знал, что делать. После короткой борьбы со своей совестью он решил вопреки протестам со стороны генерала Риттера фон Тома, фактического командира Африканского корпуса, который заявил, что будет отступать в любом случае {На следующий день, 4 ноября, заявив Байерлейну: "Приказ Гитлера является беспримерным случаем безумия. Я не могу больше терпеть это", генерал фон Тома надел чистую форму со знаками различия и орденами и встал возле горящего танка. Он сдался подошедшему английскому подразделению и вечером ужинал с Монтгомери в его штабной столовой. - Прим. авт. }, подчиниться приказу верховного главнокомандующего. "Я в конце концов заставил себя принять такое решение, - писал Роммель в своем дневнике, - так как сам всегда требовал беспрекословного повиновения от своих солдат... " Позднее, как явствует из записей в его дневнике, он начал прозревать.

Роммель с неохотой отдал приказ приостановить отход и одновременно направил курьера самолетом к Гитлеру, чтобы попытаться объяснить тому, что, если не будет дано разрешение немедленно отойти, все будет потеряно. Однако последовавшие события сделали поездку курьера уже ненужной. Вечером 4 ноября, рискуя быть осужденным военным трибуналом за неповиновение, Роммель принял решение спасти остатки своих войск и отойти на рубеж Фука. Только остатки танковых и моторизованных частей могли оторваться от противника. Пехотинцы, в основном итальянцы, остались, чтобы сдаться в плен, что фактически основная масса пехоты уже и сделала {Потери Роммеля у Эль-Аламейна составили 59 тысяч убитых, раненых или попавших в плен, из них 34 тысячи были немцы. - Прим. авт. }. 5 ноября поступило короткое сообщение от фюрера: "Согласен на отвод вашей армии на позиции Фука". Однако позиция эта оказалась занята танками Монтгомери. За 15 дней Роммелю пришлось отступить на 700 миль за Бенгази с остатками своей африканской армии (около 25 тысяч итальянцев, 10 тысяч немцев и 60 танков), и даже там не было возможности прекратить отступление.

Для Адольфа Гитлера это явилось началом конца, а для его противников решающим сражением, пока что выигранным ими в войне, хотя более решающее сражение должно было вот-вот начаться в заснеженных степях Южной России. Однако еще до его начала фюреру предстояло получить новые скверные известия из Северной Африки, которые предопределили крах держав оси в той части мира.

Уже 3 ноября, когда поступили первые вести о разгроме армии Роммеля, в ставке фюрера было получено сообщение о том, что в районе Гибралтара наблюдается концентрация кораблей союзников. Никто в ОКБ не смог разгадать, что бы это значило. Гитлер был склонен считать, что очередной конвой готовится следовать к Мальте. Это довольно любопытное соображение, поскольку всего две недели назад, а именно 15 октября, руководящий состав штаба ОКВ обсуждал различные сообщения о нависшей угрозе англосаксонской высадки в Западной Африке. Разведывательная информация, вероятно, поступила из Рима, ведь неделей ранее, 9 октября, Чиано после разговора с начальником военной разведки записал в своем дневнике, что "англосаксонцы готовятся к высадке крупными силами в Северной Африке". Известие это вызвало у Чиано подавленное настроение; он предвидел, и правильно, как оказалось, предвидел, что это неизбежно приведет к высадке союзников в Италии.

Гитлер, поглощенный своими неудачными попытками подавить дьявольское сопротивление русских, не воспринял всерьез эти разведывательные данные. На совещании ОКВ 15 октября Йодль предложил разрешить вишистской Франции направить подкрепления в Северную Африку, чтобы французы могли отразить любые попытки англо-американцев высадиться там. Фюрер, как явствует из журнала боевых действий ОКВ, отклонил это предложение, так как оно могло вызвать раздражение у итальянцев, ревниво воспринимавших любые действия, направленные на усиление Франции. До 3 ноября в ставке верховного главнокомандующего, казалось, забыли об этой проблеме. Но и в тот день, когда немецкие агенты с испанской стороны Гибралтара сообщали, что наблюдают огромное сосредоточение англоамериканского флота, Гитлер, которого занимало тяжелое положение Роммеля у Эль-Аламейна, посчитал его просто очередным конвоем, предназначенным для Мальты.

5 ноября в ОКВ поступила информация, что английская военно-морская оперативная группа вышла из Гибралтара в восточном направлении. И только утром 7 ноября, то есть за 12 часов до начала высадки англо-американских войск в Северной Африке, Гитлер принялся размышлять над последними разведывательными донесениями, поступившими из района Гибралтара. В позднейших сообщениях, полученных в ставке в Восточной Пруссии, говорилось, что английские военно-морские силы в Гибралтаре и огромный флот из транспортов и боевых кораблей, подошедший со стороны Атлантики, соединились и устремились на восток по Средиземному морю. Офицеры штаба долго обсуждали это с фюрером. Что бы это значило? Какие цели преследовала столь крупная военно-морская группа? Теперь Гитлер склонен был считать, что западные союзники, вероятно, попытаются высадить крупный десант в составе четырех или пяти дивизий в Триполи или Бенгази с целью захватить Роммеля с тыла. Адмирал Кранке, офицер связи флота в ОКВ, заявил, что на судах союзников не более двух дивизий. Но если и так, что-то же нужно делать. Гитлер распорядился немедленно усилить части люфтваффе на Средиземном море, но ему ответили, что это в данный момент невозможно. Судя по журналу ОКВ, Гитлер в то утро сделал одно - известил Рундштедта, главнокомандующего войсками на Западе, чтобы тот приготовился к осуществлению операции "Антон" (кодовое наименование операции по оккупации остальной части Франции).

Затем, 7 ноября, верховный главнокомандующий, не обращая внимания ни на это зловещее известие, ни на положение Роммеля, который оказался бы в западне, если бы англичане и американцы высадились у него в тылу, игнорируя предупреждения разведки о нависшей угрозе русского контрнаступления в тылу 6-й армии в Сталинграде, сел после завтрака в поезд и выехал в Мюнхен, где на следующий вечер должен был произнести традиционную речь перед своими старыми товарищами по партии, которые ежегодно собирались отметить годовщину "пивного путча" {Потери Роммеля у Эль-Аламейна составили 59 тысяч убитых, раненых или попавших в плен, из них 34 тысячи были немцы. - Прим. авт. }.

Как заметил Гальдер, в критический момент войны в фюрере политик взял верх над солдатом. В штабе верховного главнокомандования старшим остался полковник Тройш фон Буттлар-Бранденфельс. Генералы Кейтель и Йодль, старшие офицеры ОКВ, отправились вместе с фюрером на торжество. Видится что-то роковое и безумное в этих поездках верховного правителя, который настойчиво стремился руководить войной на уровне дивизиона, полка и даже батальона на разбросанных на тысячи миль фронтах, в поездках, лишенных смысла с точки зрения политики, в момент, когда дом начинал разваливаться. Происходили глубокие изменения и в отдельно взятом человеке, как это случилось с Герингом, который, несмотря на то, что его некогда всемогущие люфтваффе неуклонно теряли боеспособность, испытывал все более сильное влечение к драгоценностям и игрушечным поездам, почти не оставляя времени для решения проблем угрожающе затягивавшейся и принимающей все более ожесточенный характер войны.

Англо-американские войска под командованием генерала Эйзенхауэра высадились на побережье Марокко и Алжира в 1 час 30 минут 8 ноября 1942 года, а в 5. 30 Риббентроп позвонил из Мюнхена в Рим Чиано, чтобы сообщить эту новость.

Юн нервничал, - писал Чиано в дневнике, - и хотел знать, что мы собираемся предпринять. Должен признаться, что я был застигнут врасплох и еще не совсем проснулся, чтобы дать более или менее вразумительный ответ".

Итальянский министр иностранных дел узнал от сотрудников немецкого посольства, что там "пришли буквально в ужас от этого удара".

Специальный поезд Гитлера прибыл из Восточной Пруссии в Мюнхен в 3. 40 пополудни. Первые сообщения, полученные фюрером о высадке союзников в Северной Африке, тревоги не вселяли. Повсюду французы оказывали упорное сопротивление, докладывали фюреру, а в Алжире и Оране попытки высадить десанты вообще были отбиты. Друг Германии в Алжире адмирал Дарлан с одобрения режима Виши занимался налаживанием обороны. Первая реакция Гитлера на известия была противоречивой. Он приказал немедленно усилить гарнизон на острове Крит, находившийся вне нового театра военных действий, объяснив, что шаг этот столь же важен, как и направление подкреплений в Африку. Он дал указание гестапо доставить генералов Вейгана и Жиро в Виши и держать их там под надзором {В этот момент генерал Жиро находился на пути в Алжир. Он сбежал из немецкого лагеря для военнопленных и проживал на юге Франции, откуда его 5 ноября вывезли на английской подводной лодке и доставили в Гибралтар для переговоров с Эйзенхауэром перед высадкой союзников в Северной Африке. - Прим. авт. }. Фельдмаршалу фон Рундштедту он приказал приступить к осуществлению операции "Антон", но не переходить демаркационную линию, пока он не получит дальнейших указаний. Затем Гитлер обратился с просьбой к Чиано {В этот момент генерал Жиро находился на пути в Алжир. Он сбежал из немецкого лагеря для военнопленных и проживал на юге Франции, откуда его 5 ноября вывезли на английской подводной лодке и доставили в Гибралтар для переговоров с Эйзенхауэром перед высадкой союзников в Северной Африке. - Прим. авт. } и Пьеру Лавалю, к тому времени премьеру вишистской Франции, на следующий день прибыть на встречу с ним в Мюнхен.

Около суток Гитлер носился с идеей попытаться заключить альянс с Францией с целью втянуть ее в войну против Англии и Америки, а в данный момент поддержать правительство Петена в его решении оказать сопротивление союзникам, высадившимся в Северной Африке. Его, вероятно, ободрило, что утром 8 ноября правительство Петена разорвало дипломатические отношения с Соединенными Штатами и что престарелый французский маршал заявил американскому поверенному в делах: его вооруженные силы окажут сопротивление англо-американским силам вторжения. Из записей в боевом журнале ОКБ за тот воскресный день видно, что Гитлер был занят разработкой "далеко идущего сотрудничества с французами". Вечером немецкий представитель в Виши Круг фон Нидда передал Петену предложение заключить более тесный альянс между Германией и Францией.

Но уже на следующий день после своей речи перед ветеранами партии, в которой он утверждал, что Сталинград "твердо удерживается в немецких руках", фюрер переменил свое мнение. Он заявил Чиано, что не питает никаких иллюзий относительно намерения французов сражаться и решил осуществить "полную оккупацию Франции, высадиться на Корсике, чтобы использовать ее как плацдарм для прыжка в Тунис". Об этом решении, но не о времени претворения его в жизнь, было сообщено Лавалю, когда он 10 ноября прибыл в Мюнхен на автомобиле. Вероломный Лаваль тут же обещал уговорить Петена пойти навстречу пожеланиям фюрера, однако посоветовал немцам начать осуществление намеченного, не ожидая одобрения со стороны престарелого маршала, что Гитлер и намеревался сделать. Чиано оставил описание премьера Виши, который был после войны казнен за измену:

"Одетый в костюм зажиточного французского крестьянина, при белом галстуке, Лавалъ явно не вписывался в обстановку, царившую в огромном салоне, заполненном высокопоставленными военными. Он пытался в привычном тоне рассказать о долгом сне в автомобиле по дороге сюда, но его слова не заинтересовали никого из присутствовавших. Гитлер обращался к нему с холодной учтивостью...

Этот жалкий человек не мог даже представить, что немцы собираются поставить его перед свершившимся фактом. Лавалю ни словом не намекнули о предпринимаемой акции - в то время как он курил сигарету и разговаривал с разными людьми, в соседней комнате отдавались приказы об оккупации Франции. Фон Риббентроп сказал мне, что Лавалю только в 8. 00 утра сообщат, что, получив ночью соответствующую информацию, Гитлер был вынужден прибегнуть к полной оккупации страны".

Приказ о захвате неоккупированной части Франции в нарушение соглашения о перемирии был отдан Гитлером в 8. 30 утра 10 ноября и проведен в жизнь к утру следующего дня без каких-либо инцидентов, не считая протеста Петена. Итальянцы оккупировали Корсику, а немецкие самолеты начали в срочном порядке перебрасывать по воздуху войска, чтобы занять Тунис до того, как туда придут войска Эйзенхауэра.

Был еще один типичный для Гитлера трюк, рассчитанный на обман французов. 13 ноября фюрер заверил Петена, что ни немцы, ни итальянцы не собираются оккупировать военно-морскую базу в Тулоне, где со времени заключения перемирия стоял на приколе французский флот.

В дневнике боевых действий ОКБ имеется запись за 25 ноября, что Гитлер принял решение немедля осуществить операцию "Лила" {Следует отметить, у Гитлера имелись серьезные подозрения, что французский флот может попытаться уплыть в Алжир и там присоединиться к западным союзникам. Несмотря на свое сотрудничество с немцами и ненависть к англичанам, адмирал Дарлан, прибывший в Алжир навестить больного сына, встретился с Эйзенхауэром, который старался привлечь на свою сторону французского командующего в Северной Африке, потому что тот был единственным офицером, способным не только дать приказ французской армии и флоту прекратить противодействие высаживающимся союзникам, но и дать приказ, как надеялись союзники, адмиралу в Тунисе оказать сопротивление высаживающимся там немцам и убедить французский флот в Тулоне уйти к берегам Северной Африки. Однако надежды союзников не оправдались, хотя Дарлан и предпринял попытки в указанном направлении. На распоряжение Дарлана перебросить флот из Тулона в Северную Африку адмирал де Лаборде ответил одним выразительным, хотя и не совсем деликатным словом: "Дерьмо". - Прим. авт. } (кодовое наименование операции по оккупации Тулона и захвату французского флота). Утром 27 ноября немецкие войска атаковали военно-морскую базу, однако французские моряки удерживали оборону до тех пор, пока экипажи по приказу адмирала де Лаборде не потопили свои корабли. Таким образом, державы оси лишились французских боевых кораблей, в которых они остро нуждались на Средиземном море, но вместе с тем их не получили и союзники, для которых они явились бы исключительно важным подкреплением.

Гитлер выиграл гонку, захватив Тунис до появления там войск Эйзенхауэра. Однако это была сомнительная победа. По настоянию фюрера, чтобы удержать этот плацдарм, сюда пришлось перебросить почти четверть миллиона немецких и итальянских солдат. Если бы несколько месяцев назад фюрер направил Роммелю пятую часть тех войск и танков, что пришлось направить сюда теперь, то Лиса Пустынь наверняка уже находился бы за Нилом, англо-американские десанты не высадились бы в Северной Африке, а Средиземное море было бы безвозвратно потеряно для союзников, что обеспечило бы безопасность "мягкого подбрюшья" для держав оси. В конечном счете каждый солдат, танк и орудие, переброшенные Гитлером в Тунис в ту зиму, а также остатки Африканского корпуса оказались потеряны к концу весны, а еще больше немецких войск, чем под Сталинградом, было отконвоировано в лагеря для военнопленных {Согласно утверждениям Эйзенхауэра, из общего числа 240 тысяч около 125 тысяч военнопленных составляли немцы, остальные были итальянцами. В это число входят только те, кто сдался в последнюю неделю кампании - с 5 по 12 мая 1943 года (Эйзенхауэр Д. Крестовый поход в Европу. М. , 1980, с. 199).

По более поздним данным известного английского историка А. Тейлора, число итальянских и немецких военнопленных составило около 130 тысяч человек. - Прим. авт. и тит. ред. }.

 

Катастрофа под Сталинградом

 

Гитлер и наиболее видные генералы из ОКБ с удовольствием коротали время в окружении Альпийских гор возле Берхтесгадена, когда до них дошли первые известия о контрнаступлении русских на Дону, которое началось ранним вьюжным утром 19 ноября. Хотя советское наступление в этом районе и ожидалось, однако в ОКБ не верили, что оно примет такой размах, Гитлеру и его главным военным советникам - Кейтелю и Йодлю придется спешно возвращаться в ставку в Восточной Пруссии.

Спокойствие и тишину, которыми они наслаждались, внезапно нарушил телефонный звонок генерала Цейтцлера, нового начальника генерального штаба сухопутных войск, который оставался в Растенбурге. Он сообщил "тревожные известия", как было записано в журнале боевых действий ОКБ. В первые же часы наступления превосходящие бронетанковые силы русских прорвали фронт на участке румынской 3-й армии между Серафимовичами и Клетской, к северо-западу от Сталинграда. К югу от осажденного города другая мощная группировка советских войск завязала решительный бой против немецкой 4-й танковой армии и румынской 4-й армии, угрожая прорвать фронт.

Достаточно было взглянуть на карту, и задача, которую преследовали русские, становилась ясна каждому. Тем более была ясна она Цейтцлеру, который по данным армейской разведки знал, что противник сосредоточил там тринадцать армий и тысячи танков. Русские наступали крупными силами с севера и с юга с очевидной целью отрезать Сталинград и вынудить немецкую 6-ю армию поспешно отступить на запад, дабы не оказаться в окружении. Позднее Цейтцлер утверждал: как только он понял, что там назревает, он стал уговаривать Гитлера, чтобы он разрешил 6-й армии уйти из Сталинграда к излучине Дона, где можно было занять прочную оборону, Но даже предложение вызвало у Гитлера приступ раздражения. "Я не оставлю Волгу! Я не отойду от Волги! "- кричал фюрер. Это решение, принятое им в приступе ярости, быстро привело к катастрофе. Фюрер приказал 6-й армии твердо стоять в Сталинграде.

Гитлер и сопровождавшие его офицеры штаба вернулись в ставку 22 ноября. Шел уже четвертый день наступления, и известия поступали катастрофические. Два мощных клина советских войск, наступавших с севера и с юга, встретились у Калача, расположенного у излучины Дона, в 40 милях западнее Сталинграда. Вечером по радио поступило донесение от генерала Паулюса, командующего 6-й армией, который подтвердил, что его войска находятся в окружении. В ответ Гитлер приказал Паулюсу перенести свой штаб в город и организовать круговую оборону. Он обещал снабжать 6-ю армию по воздуху, пока ее не деблокируют.

Но это были пустые обещания. У Сталинграда были окружены двадцать немецких и две румынские дивизии. Паулюс радировал, что им потребуется ежедневно доставлять по воздуху как минимум 750 тонн грузов. Это превышало возможности люфтваффе, у которых не набралось бы требуемого числа транспортных самолетов. Но даже если бы они и имелись, далеко не все смогли бы долететь до Сталинграда в условиях метелей и господства в небе русских истребителей. Тем не менее Геринг заверил Гитлера, что военно-воздушные силы обеспечат снабжение окруженных войск по воздуху.

Более реальной представлялась перспектива деблокировать 6-ю армию. 25 ноября Гитлер отозвал с Ленинградского фронта фельдмаршала фон Манштейна, одного из наиболее одаренных командующих, и поставил его во главе вновь сформированной группы армий "Дон" с задачей, наступая с юго-запада, деблокировать 6-ю армию у Сталинграда.

Однако фюрер навязал командующему группой армий "Дон" невыносимые условия. Манштейн пытался объяснить ему, что единственный шанс добиться успеха заключается в том, чтобы 6-я армия предприняла наступление из района Сталинграда в западном направлении, а он, Манштейн, одновременно предпримет мощное наступление навстречу Паулюсу, чтобы таким образом прорвать русское кольцо окружения. Но Гитлер опять не разрешил отход от Волги. По его мнению, 6-я армия должна была оставаться в Сталинграде, а Манштейну предстояло пробиваться туда.

Манштейн пытался убедить верховного правителя, что это просто невозможно, что русские здесь слишком сильны. Тем не менее 12 декабря с тяжелым сердцем он начал наступление, которое было названо операцией "Зимняя гроза", ибо казалось, все свое неистовство проявила русская зима в этих степях, наметая снежные сугробы и обжигая трескучим морозом. Вначале наступление войск Манштейна протекало довольно успешно; 4-я танковая армия под командованием генерала Гота, продвигаясь на северо-восток по обе стороны железной дороги от Котельниково {Ныне Котельниковский. - Прим. ред. }, преодолела почти 75 миль. К 19 декабря главные части наступавших войск находились примерно в 40 милях от города; к 21 декабря они приблизились на расстояние 30 миль, и осажденные войска 6-й армии по ночам могли видеть через заснеженные степи сигнальные вспышки приближавшихся спасителей.

В этот момент, согласно показаниям немецких генералов, данным после войны, прорыв из Сталинграда 6-й армии навстречу 4-й танковой армии наверняка увенчался бы успехом. Однако Гитлер опять запретил оставлять Сталинград. 21 декабря Цейтцлер вырвал у фюрера разрешение на прорыв войск 6-й армии из окружения при условии, что они удержат за собой Сталинград. Эта глупость, по отзывам начальников генерального штаба, чуть не свела его с ума. "На следующий вечер, - рассказывал позднее Цейтцлер, - я упрашивал Гитлера санкционировать прорыв. Я указывал, что это последний шанс на спасение для 200-тысячной армии Паулюса".

"Гитлер не уступал. Напрасно я описывал ему ужасные условия внутри так называемой крепости: отчаяние умирающих с голоду солдат, потеря веры в верховное командование; раненые умирают из-за отсутствия необходимой медицинской помощи, в то время как тысячи замерзают. Он оставался глух к моим доводам такого рода, как и другим выдвигаемым мной доводам".

Сопротивление, оказываемое русскими, все усиливалось, и генералу Готу не хватило сил и средств, чтобы преодолеть последние 30 миль до Сталинграда. Генерал Гот считал, что, если бы 6-я армия вырвалась из Сталинграда, он бы смог соединиться с ней и затем вместе отойти к Котельниково. Это, по его мнению, спасло бы не менее 200 тысяч солдат {В своих мемуарах, написанных после войны, Манштейн говорит, что 19 декабря в нарушение приказов Гитлера он дал указание 6-й армии начать прорыв из Сталинграда в юго-западном направлении, чтобы соединиться с 4-й танковой армией. Он приводит в мемуарах текст своей директивы. Однако в ней имеются определенные оговорки, и Паулюс, все еще выполнявший приказ Гитлера, который запрещал оставлять город, вероятно, был совершенно сбит этой директивой с толку. "Это был единственный шанс спасти 6-ю армию", - говорит Манштейн (Манштейн Э. Утраченные победы, с. 336-341, 562-563). - Прим. авт. }. Вероятно, в течение одного или двух дней между 21 и 23 декабря это можно было сделать, но позднее это стало невозможно, ибо Красная Армия неожиданно для Гота нанесла удар дальше на север и создала угрозу левому флангу всей группы армий "Дон" Манштейна. Вечером 22 декабря Манштейн позвонил Готу и приказал приготовиться к коренным переменам в самое ближайшее время. На следующее утро пришел приказ: прекратить наступление на Сталинград, направить одну из трех танковых дивизий на северный фланг Донского фронта, а оставшимся войскам обороняться там, где они находятся.

Попытка деблокировать окруженную в Сталинграде 6-ю армию потерпела неудачу. Новые неожиданные приказы Манштейна явились результатом тревожных событий, о которых ему стало известно 17 декабря. Утром того дня Красная Армия прорвала фронт на участке итальянской 8-й армии выше по течению Дона, у Богучара, и к вечеру углубилась в прорыв на 27 миль. За три дня прорыв по фронту расширился до 90 миль, итальянцы в панике бежали, а румынская, 3-я армия, которая была основательно потрепана еще 19 ноября, в первый день советского наступления, просто разваливалась. Неудивительно поэтому, что Манштейну пришлось забрать часть танковых сил у Гота, чтобы хоть как-то заткнуть образовавшуюся брешь. Началась цепная реакция.

Отступили не только армии на Дону, но и войска Гота, подошедшие было близко к Сталинграду. Это, в свою очередь, поставило в трудное положение немецкую армию на Кавказе, над которой нависла угроза оказаться отрезанной, если русские выйдут к Ростову у Азовского моря. Через день или два после рождества Цейтцлер доложил Гитлеру: "Если вы не отдадите приказ на отход с Кавказа теперь, то очень скоро мы будем иметь второй Сталинград". С большой неохотой 29 декабря верховный главнокомандующий отдал необходимые распоряжения группе армий "А" под командованием Клейста, состоявшей из 1-й танковой и 17-й армий, группе, которая так и не сумела овладеть богатыми нефтеносными полями в районе Грозного. Ей тоже пришлось отступить, хотя совсем недавно ее конечная цель находилась в пределах видимости.

Отступление немцев в России и итало-немецких армий в Северной Африке навели Муссолини на размышления. Гитлер пригласил его приехать в Зальцбург на переговоры где-нибудь в середине декабря, и недомогавший дуче, находившийся на строгой диете из-за болезни желудка, принял приглашение, хотя, как он говорил Чиано, поставил условие: он будет питаться без посторонних, "так как не желает, чтобы множество прожорливых немцев видели, что он вынужден сидеть на одном рисе с молоком".

Подошло время, по мнению Муссолини, сказать Гитлеру, что пора поискать выход из переделки на Востоке, пойти на переговоры со Сталиным и сосредоточить усилия держав оси на обороне остальной части Северной Африки, Балкан и Западной Европы. "1943 год будет годом англо-американских усилий", - говорил он Чиано. Гитлер был настолько занят делами на Востоке, что не мог покинуть свою ставку, чтобы встретиться с Муссолини, так что пришлось Чиано по поручению Муссолини совершить 18 декабря долгое путешествие в Растенбург, чтобы изложить нацистскому лидеру предложение дуче. Гитлер выслушал эти предложения с презрением и заверил итальянского министра иностранных дел, что без какого бы то ни было ослабления русского фронта может направить дополнительные силы в Северную Африку, которую, как он заявил, необходимо удержать. Чиано нашел, что моральное состояние немцев в ставке весьма подавленное, несмотря на уверения Гитлера: "Атмосфера тяжелая. К скверным известиям, поступающим с фронтов, пожалуй, следует добавить уныние сырого леса и скуку совместного проживания в казармах... никто не пытается скрыть от меня своего глубокого разочарования известием о прорыве на русском фронте. Были прямые попытки свалить за это вину на нас".

В это самое время остатки итальянской 8-й армии, уцелевшие на Дону, спасались бегством, и когда один из сопровождавших Чиано чиновников спросил у офицера ОКВ, тяжелые ли потери понесли итальянцы, ему ответили: "Никаких потерь нет: они просто бегут".

Немецкие войска на Кавказе и на Дону, если и не бежали, то поспешно отходили, чтобы не оказаться отрезанными. С начала 1943 года они отходили все дальше от Сталинграда. Теперь для русских наступило время окончательно разделаться с немцами. Но прежде они предоставили обреченным солдатам 6-й армии возможность спасти свои жизни.

Утром 8 января 1943 года три молодых офицера Красной Армии, следуя под белым флагом, пересекли передний край немецкой обороны на северной окраине Сталинграда и предъявили генералу Паулюсу ультиматум генерала Рокоссовского, командующего Донским фронтом. После напоминания, что 6-я армия отрезана и уже не может быть деблокирована, что ее снабжение по воздуху невозможно, в ультиматуме далее говорилось:

"Положение ваших войск отчаянное. Они страдают от голода, болезней и холода. Суровая русская зима только началась. Жестокие морозы, холодные ветры и метели - все еще впереди. Ваши солдаты не обеспечены зимним обмундированием и находятся в ужасающих антисанитарных условиях... Ваше положение безнадежно, и любое дальнейшее сопротивление бессмысленно.

Ввиду этого и для того, чтобы избежать лишнего кровопролития, мы предлагаем вам следующие условия сдачи в плен... "

Это были почетные условия. Всем пленным гарантировалось "нормальное питание", сохранение знаков различия, наград и личных вещей, раненым, больным и обмороженным - оказание медицинской помощи. Паулюсу давалось 24 часа на размышление.

Паулюс немедленно передал по радио Гитлеру текст ультиматума и просил предоставить ему свободу действий. Верховный правитель тут же отклонил его просьбу. По истечении 24-часового срока ультиматума, утром 10 января, русские приступили к последней фазе Сталинградского сражения, открыв артиллерийский огонь из пяти тысяч орудий.

Сражение было ожесточенное и кровопролитное. Обе стороны дрались с невероятной храбростью и отчаянием на руинах полностью разрушенного города, но это длилось не долго. В течение шести дней размеры котла уменьшились наполовину и достигли в самом широком месте пятнадцати миль в длину и девяти миль в глубину. К 24 января окруженная группировка была разрезана на две части, а последний небольшой аэродром потерян. Самолеты, доставлявшие продовольствие и медикаменты для больных и раненых и эвакуировавшие 29 тысяч тяжелораненых, больше не приземлялись.

Русские еще раз предложили своему мужественному противнику сдаться. 24 января на немецкие позиции прибыли представители советского командования с новыми предложениями. Колеблясь между чувством долга, требовавшим повиноваться безумному фюреру, и стремлением спасти своих солдат от неизбежного уничтожения, Паулюс снова обратился к Гитлеру.

"Войска без боеприпасов и без продуктов, - радировал он 24 января. - Более нет возможности эффективно управлять войсками... 18 тысяч раненых без какой-либо медицинской помощи, без бинтов, без лекарств. Катастрофа неизбежна. Армия просит разрешения немедленно сдаться, чтобы спасти оставшихся в живых".

Ответ Гитлера сохранился:

"Сдаваться в плен запрещаю. 6-я армия будет удерживать свои позиции до последнего человека и до последнего патрона и своей героической стойкостью внесет незабываемый вклад в стабилизацию обороны и спасения Западного мира".

Спасение Западного мира! Это была горькая пилюля для солдат 6-й армии, которые совсем недавно сражались против того самого мира во Франции и Фландрии.

Дальнейшее сопротивление было не только бессмысленно, но и невозможно, и по мере того как январь 1943 года подходил к концу, героизм сражавшихся выдыхался, угасал, подобно догорающей свече. К 28 января остатки того, что когда-то представляло собой огромную армию, были расчленены на три части - небольшие котлы, причем в южном котле, в подвале разрушенного универмага, находился штаб генерала Паулюса. Как утверждает очевидец, командующий армией сидел на своей походной кровати в темном углу в состоянии, близком к коллапсу.

Ни он, ни его солдаты не могли должным образом оценить поток хлынувших в их адрес поздравительных радиограмм. Геринг, коротавший большую часть зимы в солнечной Италии, расхаживая с напыщенным видом в огромной меховой дохе и сверкая кольцами с бриллиантами, тоже послал 28 января поздравительную радиограмму.

"Сражение, которое дала 6-я армия, войдет в историю, и грядущие поколения будут говорить о нем с гордостью как о примере высокого мужества, упорства, храбрости и самопожертвования". Не доставило им радости и напыщенное выступление по радио рейхсмаршала вечером 30 января 1943 года по случаю 10-й годовщины прихода нацистов к власти:

"Тысячу лет теперь немцы будут говорить об этом сражении с глубоким почтением и благоговением и, несмотря ни на что, будут помнить, что именно там была предопределена конечная победа. ... В грядущие годы будут говорить об этом героическом сражении на Волге: когда придете в Германию, скажите, что видели нас, полегших у Сталинграда, как того требовали наша честь и наши вожди, во славу великой Германии... "

Слава и ужасная агония 6-й армии близились к концу. 30 января Паулюс радировал Гитлеру: "Окончательное поражение невозможно оттянуть более чем на двадцать четыре часа".

Этот сигнал подстегнул верховного главнокомандующего провести целую серию присвоений внеочередных званий обреченным в Сталинграде офицерам, очевидно, в надежде, что такие почести усилят их решимость умереть со славой в этой кровавой мясорубке. "В военной истории не зафиксировано ни одного случая пленения немецкого фельдмаршала, - заметил Гитлер Йодлю и после этого сообщил по радио о даровании Паулюсу желанного маршальского жезла. 117 других офицеров были повышены в звании. Этот жест произвел довольно жуткое впечатление.

Вечером в последний день января Паулюс отправил последнее донесение в ставку Гитлера:

"6-я армия, верная своей клятве и осознавая огромную важность своей миссии, держалась на занятых позициях до последнего солдата и последнего патрона во славу фюрера и отечества".

В 7. 45 вечера радист штаба 6-й армии направил последнюю радиограмму от своего имени: "Русские в дверях нашего бункера. Мы уничтожаем оборудование". И добавил буквы "CL" - международный радиошифр, означающий: "Станция больше работать не будет".

У штаба армии не было последнего боя. Паулюс и его штаб не держались до последнего солдата. Группа русских солдат во главе с младшим офицером показалась в темном подвале, где размещался командующий. Русские потребовали сдачи в плен, и начальник штаба 6-й армии генерал Шмидт подчинился их требованиям. Подавленный Паулюс сидел на своей походной кровати. Шмидт обратился к нему: "Господин фельдмаршал, есть еще что-нибудь, о чем нужно сказать? "

Расстроенный Паулюс не отреагировал.

На севере, на развалинах тракторного завода, небольшая группа из остатков двух танковых и четырех пехотных дивизий все еще оказывала сопротивление. Вечером 1 февраля там получили радиограмму из ставки Гитлера:

"Немецкий народ ожидает, что вы выполните свой долг точно 1 так же, как выполнили его солдаты, удерживавшие южную крепость. Каждый день и каждый час длящегося сражения содействует созданию нового фронта".

Незадолго до полудня 2 февраля и эта группа капитулировала, направив перед тем последнюю радиограмму верховному главнокомандующему: "... Сражались до последнего солдата против превосходящих сил противника. Да здравствует Германия! "

Наконец над покрытым снегом, обильно политым кровью полем сражения нависла тишина. 2 февраля, в 2 часа 46 минут, высоко над городом пролетел немецкий разведывательный самолет и по радио доложил в свой штаб: "Никаких признаков боев в Сталинграде".

К тому времени 91 тысяча немецких солдат, в том числе 24 генерала, изможденные, обмороженные, а многие из них раненные, потрясенные и надломленные, плелись при 24-градусном морозе по льду и снегу, укутавшись в солдатские, пропитанные кровью одеяла, в унылые лагеря для военнопленных. За исключением 20 тысяч румын и 29 тысяч раненых, которых эвакуировали по воздуху, это было все, что осталось от армии завоевателей, которая еще два месяца назад насчитывала 285 тысяч человек. Остальные были убиты в ходе военных действий. А из 91 тысячи немцев, которые зашагали в плен в тот зимний день, только 5 тысячам суждено было вновь увидеть свой фатерланд {Согласно данным, опубликованным боннским правительством в 1958 году. Многие из пленных умерли от эпидемии тифа, начавшейся весной. - Прим. авт. }.

А в хорошо протопленных помещениях ставки в Восточной Пруссии нацистский правитель, упрямство и глупость которого привели к этой катастрофе, поносил своих генералов, воевавших у Сталинграда, за то, что они не знали, как и когда умирать. Протокольные записи совещания, которое Гитлер провел в ОКБ 1 февраля, проливают свет на поведение немецкого диктатора в этот критический период в его жизни, в жизни армии и страны.

"Они сдались там по всем правилам. Можно было бы поступить иначе: сплотиться, образовать круговую оборону, оставив последний патрон для себя... Если отказывают нервы... не остается ничего другого, как застрелиться... можно было бы сказать: человек вынужден застрелиться, подобно тому как (раньше полководцы) бросались на меч, если они видели, что сражение проиграно... Даже Варе приказал своему рабу: теперь убей меня".

Злоба Гитлера к Паулюсу за то, что тот решил остаться в живых, становилась все ядовитее по мере того, как он продолжал рассуждать:

"Представьте себе: он прибудет в Москву, и вообразите себе эту "крысоловку"! Там он подпишет все. Он будет делать признания и составит воззвания. Вот увидите: теперь они пойдут по пути бесхарактерности до предела, докатятся до глубочайшего падения... Он в ближайшее время выступит по радио, вот увидите. Зейдлиц и Шмидт будет говорить по радио. Они запрут их в крысином подвале на Лубянке, и через два дня они будут настолько измучены, что немедленно заговорят... Как они могли поступить так трусливо? Я не понимаю этого...

Что такое "жизнь"? Жизнь... Отдельная личность должна умереть. Что остается от отдельного человека? Это народ. Но как может человек испытывать страх перед той секундой, когда он может освободиться от земных тягот, если долг не удержит его в юдоли печали.

... Мне это потому так досадно, что из-за одного-единственного слабовольного, бесхарактерного человека перечеркнуто мужество столь многих солдат и теперь этот человек сделает это...

... В эту войну никто больше не получит звание фельдмаршала. Все это будет сделано только после окончания войны. Не видав вечера и хвалиться нечего... " {Гитлер предсказал все верно, но ошибся во времени. К июлю следующего лета Паулюс и Зейдлиц, ставшие руководителями так называемого национального комитета "Свободная Германия", действительно обратились по Московскому радио к армии с призывом устранить Гитлера. - Прим. авт. }

Затем последовал краткий обмен мнениями между Гитлером и Цейтцлером относительно того, как преподнести известие о капитуляции немецкому народу. 3 февраля, то есть спустя три дня, ОКВ опубликовало специальное коммюнике:

"Сталинградское сражение завершилось. Верные своей клятве сражаться до последнего вздоха, войска 6-й армии под образцовым командованием фельдмаршала Паулюса были побеждены превосходящими силами противника и неблагоприятными для наших войск обстоятельствами".

Чтению этого коммюнике по немецкому радио предшествовала приглушенная барабанная дробь и вторая часть Пятой симфонии Бетховена. Гитлер объявил четырехдневный национальный траур. На это время были закрыты все кино, театры и варьете.

Вальтер Герлитц, немецкий историк, в своем труде о генеральном штабе писал, что Сталинград "явился второй Йеной и стал безусловно крупнейшим поражением, какое когда-либо терпела немецкая армия". Но Сталинград символизировал и нечто большее. Он, как Эль-Аламейн и англо-американская высадка в Северной Африке, знаменовал собой поворотный пункт во второй мировой войне. Волна нацистской агрессии, захлестнувшая большую часть Европы и докатившаяся до границ Азии и Африки, теперь начала отступать, чтобы никогда не вернуться. Время нацистских молниеносных ударов с тысячами танков и самолетов, наводивших ужас на армии противника и рассеивавших их в прах, миновало. Правда, еще последуют отчаянные удары локального характера - под Харьковом весной 1943 года, в Арденнах на рождество 1944 года, но они явятся частью оборонительной борьбы, которую немцы будут вести с огромным упорством и мужеством. Инициатива ушла из рук Гитлера и никогда к нему не вернется. Теперь ее захватил противник и прочно удерживал в своих руках. И не только на суше, но и в небе. Уже в ночь на 30 мая 1942 года англичане осуществили свой первый налет на Кельн, использовав тысячу самолетов; за ним последовали мощные налеты на другие города в то столь богатое событиями лето. Впервые немецкое гражданское население, подобно немецким солдатам у Сталинграда и Эль-Аламейна, испытало на себе тот кошмар, который их вооруженные силы несли до сих пор другим народам.

И наконец, в снегах Сталинграда и в знойных песках североафриканской пустыни была повержена в прах великая и ужасная нацистская идея. Оказался обреченным в результате разгрома Паулюса и Роммеля не только третий рейх, но и отвратительный и гротескный "новый порядок", который Гитлер и эсэсовские головорезы пытались установить в завоеванных странах. Прежде чем мы обратимся к заключительной главе - падению третьего рейха, неплохо было бы сделать паузу, чтобы посмотреть, что это был за "новый порядок" - в теории и варварской практике - и чего Европа - этот древний оплот цивилизации - едва избежала, пережив короткий период кошмаров и ужасов. Эта глава необходима в данной книге, поскольку "новый порядок" был предназначен для добропорядочных европейцев, либо переживших его, либо уничтоженных до того, как было покончено с третьим рейхом - этой самой мрачной главой европейской истории.