Wundefwaffe

НА ЗАДВОРКАХ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ

 

«Первые часы войны. Немецкая эскадра выходит из Киля в Балтийское море для немедленного внезапного удара. Идут линейные корабли, крейсера, миноносцы, может быть, даже линейные крейсера Флота Открытого Моря, все эти так хорошо знакомые по «Джейну» и «Ташенбуху» (Справочники по военным флотам — английский «Jane's fighting ships» и германский «Weyer's Taschenbuch der Kriegsflotten») «Мольтке», «Дойчланд», «Кайзер Вильгельм де Гроссе», «Лютцов», «Кельн», «Страссбург» — все брошено на ост, в Финский залив, на Кронштадт, на Пе­тербург, первый, пугающий, терроризирующий удар, морской Седан... Немецкая чванная мощь — эскадра идет, как на парад, черт бы их драл! Они же знают, что русский флот не успел еще отмобилизоваться, что это бу­дет не бой, а игра дюжины котов с одной мышью».

 

Вот такие ужасные картины постоянным кошмаром мелькали в воспаленных мозгах офицеров российского Моргенштаба. Судя по всему, все они страдали манией величия в особо острой, не поддающейся лечению фор­ме, потому что были убеждены, что у германского флота нет и быть не может более неотложной и насущной зада­чи, чем прихлопнуть пару проржавевших русских броненосцев. И русский флот начал энергично готовиться к отражению такого удара.

Самое смешное, что примерно в таком же состоянии пребывал и германский Адмиралштаб. Немцы были убеж­дены, что с минуты на минуту в Кильской бухте появят­ся мрачные силуэты «Айрон Дьюка» и «Лайона». Поэто­му они с не меньшей энергией приступили к сооруже­нию оборонительных редутов в «мокром треугольнике» Северного моря. О Балтике немцы на тот момент просто забыли. Об этом достаточно ясно говорит численность пресловутых «Сил Балтийского моря», которыми коман­довал адмирал принц Генрих Прусский, брат кайзера Вильгельма II.

Сравнить силы флотов противников в начале войны оказывается не так просто. И русские, и немецкие источ­ники грешат неточностями. Например, все советские из­дания охотно повторяют следом за Фирле (Р. Фирле «Война на Балтийском море», том 1, М 1937), что немец­кий флот располагал 7 крейсерами. Но на той же самой странице 17, более того, в той же таблице говорится, что русские уже к началу войны имели 2 линкора. Однако лин­коры типа «Петропавловск» вошли в строй в октябре — декабре 1914 года. В той же таблице говорится о 5 русских броненосных крейсерах, тогда как на самом деле их было 6. И окончательно путает карты Кильский канал. Возмож­ность в течение суток перебросить на Балтику любые силы вынуждает к любым данным по немецкому флоту отно­ситься не слишком серьезно.

С русским флотом все относительно ясно. К началу войны командующий флотом вице-адмирал Эссен (Николай Оттович фон Эссен в нашей литературе потерял дворян­скую приставку «фон», хотя сам от нее не отказывался. Вслед за офици­альной историей и мы не будем настаивать на ее использовании) имел броненосцы «Андрей Первозванный», «Император Па­вел I», «Цесаревич» и «Слава»; броненосные крейсера «Рюрик», «Россия», «Громобой», «Баян», «Паллада»,  «Адмирал Макаров»; бронепалубные крейсера «Бога­тырь», «Олег», «Диана», «Аврора» и эскадренный мино­носец «Новик». Кроме того, адмирал мог рассчитывать примерно на 60 старых угольных миноносцев и полтора десятка подводных лодок. Хотя Фирле упрямо твердит, что русские линкоры вошли в строй летом, будем точны. 1 июля 1914 года линкор «Гангут» приказом вице-адми­рала Н.О. Эссена был зачислен в вооруженный резерв 2-й бригады линкоров. После начала войны с Германией лин­кор был в аварийном порядке переведен в состав дей­ствующего флота, но формальный акт приемной комис­сии был подписан лишь 22 декабря.

Немецкий флот располагал легкими крейсерами «Магдебург» и «Аугсбург» и 3 современными эсминца­ми. Остальные корабли входили в состав дивизии обо­роны побережья Балтийского моря. Хотя «Тетис», «Га­зелле», «Фрейя» и «Ундина» были не старше той же «России», немцы к активным операциям их не при­влекали. 3 старые подводные лодки совершенно не ме­няют картины, поэтому говорить о сравнении сил ста­новится просто неловко. Прославленный и воспетый русский Балтийский флот в начале войны просто не имел противника. Не то, чтобы противник был слаб, нет, он фактически не существовал! Германский Адмиралштаб рассматривал Балтику как второстепенный, или даже третьестепенных театр. Зимой 1913 года адми­рал фон Поль писал:

 

«Существование неослабленного, совершенно бое­способного германского флота я считаю самым верным и вместе с тем безусловно необходимым средством, чтобы воспрепятствовать выступлению Англии в качестве посредника или участника континентальной войны. Со­хранение боеспособного флота в этом отношении для нас гораздо важнее, чем уничтожение русского флота, за которое при неблагоприятных обстоятельствах при­дется дорого заплатить. В этом случае нам придется, пока существенно не изменится общее политическое положение Европы, удовольствоваться «обезврежением» рус­ского флота».

 

В результате, у немецкого флота на Балтике не было ни каких-то серьезных целей, ни сил. Тем не менее, все планы русских были пронизаны паническим страхом пе­ред немецким флотом. Хуже того, с первого дня войны Моргенштаб начал активно готовиться к отражению вы­садки германского десанта в Финском заливе под Петер­бургом, хотя гораздо вероятнее была высадка марсиан на берега Невы. Есть предположение, что такой образ действий был навязан морякам царской ставкой. Если это так, почему никто не объяснил генералам беспоч­венность их опасений? Понять и объяснить все это про­сто невозможно. Единственная притянутая за уши гипо­теза — все-таки существовал в русском флоте «синдром Цусимы». Или не существовал? У меня нет оснований считать русских адмиралов дураками, однако в данном случае они проявили такое недомыслие, что я просто отказываюсь это комментировать. Апофеозом паники стало беспрецедентное в военной истории событие — Балтий­ский флот был подчинен командованию 6-й армии, на которую возлагалась оборона столицы. Примем как гра­ничные условия задачи, что в своих действиях командо­вание русского флота исходило из реальности угрозы высадки немецкого десанта на Дворцовом мосту, и дви­немся дальше.

В основе действий русского Балтийского флота лежал оперативный план 1912 года. Он предполагал создание на рубеже Нарген — Порккала-Удд минно-артиллерийской позиции. Опираясь на огромное минное загражде­ние и при поддержке береговых батарей, русский флот должен был отразить попытку немцев прорваться в Фин­ский залив к столице империи. Однако реальность резко разошлась с мечтами. Приведем отрывки из плана кам­пании Балтийского флота на 1914 год.

 

«в отношении собственных средств, если и можно предвидеть перемены к 1914 году, то только в смысле уменьшения наших ограниченных средств. Никаких изменений в судовом составе в виде вступления новых кораблей до 1915 года не предвидится. Осенью 1914 года должны пойти в капитальный ремонт «Слава» и «Цесаревич», два крейсера типа «Баян» требуют серьезного котельного ремонта. Но самым серьезным у нас является состояние минных судов, как надводных, так и подводных. Этот род оружия, не возобновляемый постройкой в течение 9 лет, выслуживает последние строки и в большей части его совсем утратил...                                 

Базирование флота остается в том же, совершенно  не отвечающем самым ограниченным требованиям, положении. Оперативные требования вынуждают базироваться на Свеаборг и Ревель, но оба эти порта остаются и в 1914 году в том же положении, что и ранее, то есть не могут обслуживать даже те бригады, которые в них находятся. Важнейшим недостатком операционных баз Балтийского флота является их слабая защита и даже, полное отсутствие фортификационных сооружений, неимение дока, погрузочных приспособлений и плавучих средств для быстрой мобилизации и, в частности, для снабжения судов топливом. Ревель остается незащищенной стоянкой флота, а Свеаборг с его до некоторой степени защищенным рейдом имеет один, опасный для больших судов, выход. 1-я минная дивизия находится  по-прежнему в Либаве, с необходимостью оставления ее в случае политических осложнений и неуверенностью да в зимнее время найти где-либо убежище...»

 

Полнейший разброд царил и в мнениях относительно потенциального противника. С потрясающей наивностью все адмиралы ожидали присоединения Швеции к Центральным Державам. Впрочем, в делах политических российские военные начала века действительно ориентировались на уровне новорожденных младенцев. Однако не будем судить их слишком строго. Англичане тоже впада­ли в истерику при одном только слове «вторжение», и сей призрак постоянно наводил ужас на обитателей зда­ния Адмиралтейства.

Но в одном отношении страх перед немцами сослу­жил хорошую службу русскому флоту. Минное дело было поставлено на немыслимую для любого другого флота высоту, и русская мина стала для немцев грозным про­тивником, борьба с которым очень дорого обошлась кай­зеровскому флоту. Причем, в отличие от совершенно бес­смысленного и бесполезного Великого Заграждения, по­ставленного союзниками поперек Северного моря, рус­ские мины стали важным фактором стратегической борь­бы на Балтике. При этом для постановки мин были обо­рудованы почти все корабли Балтийского флота, вплоть до броненосных крейсеров!

 

Постановка центрального минного заграждения

 

Первой боевой операцией русского флота стала поста­новка минного заграждения на линии остров Нарген — полуостров Порккала-Удд. Бригада линейных кораблей 26 июля перешла из Ревеля в Гельсингфорс, где произвела приемку угля и погрузку боеприпасов. В тот же день крей­сера «Громобой», «Баян», «Паллада» и «Адмирал Мака­ров» развернулись в устье Финского залива, чтобы нести дозор.

27 июля заградители «Амур», «Енисей», «Нарова» и «Ладога» пришли в Порккала-Удд в сопровождении ди­визиона эсминцев, чтобы ждать приказа в непосредствен­ной близости от района операции. 28 июля адмирал Эс­сен самостоятельно приказал начать постановку крепос­тных заграждений в Кронштадте. На следующий день были погашены некоторые маяки. В полночь 30 июля была объявлена мобилизация флота. Однако, несмотря на все просьбы Эссена, морской министр адмирал И. К. Григорович постановку центрального заграждения не разре­шал. Штаб флота считал такую ситуацию недопустимой, так как угроза внезапного нападения немцев считалась совершенно реальной. Эссен отправил Григоровичу не­сколько телеграмм, требуя разрешить постановку заграж­дения. На последней стояло время 18.00:

 

«Прошу сообщить о политическом положении. Если не получу ответа сегодня ночью, утром поставлю заграждение».

 

Но Эссену повезло — он не стал нарушителем воин­ской дисциплины. 31 июля в 4.18, то есть еще до офици­ального объявления войны Германии, Николай II теле­граммой разрешил поставить заграждение. Напомним, что германская нота с формальным объявлением войны была вручена послом графом Пурталесом русскому министру иностранных дел Сазонову 31 августа в 19.00, в то время как аналогичная нота в Париже была вручена только 3 августа. Россия начала воевать раньше своих западных союзников.

31 июля в 6.56 минные заградители начали ставить первые мины. Их прикрывали броненосцы «Цесаревич», «Слава», «Император Павел I» («Андрей Первозванный» в это время ремонтировался в Кронштадте). Операция длилась около 4 часов. 4 заградителя поставили 2124 мины, однако это было лишь начало...

Впрочем, немцы находились не в лучшем положении. Поскольку флотское командование воевать с Россией не собиралось, оно отчаянно пыталось выяснить у полити­ческого руководства, нужно начинать военные действия на Балтике, или нет. Принц Генрих был даже вынужден отменить свой собственный приказ крейсерам «Магде­бург» и «Аугсбург». Ранее он распорядился:

 

«После официального объявления войны не ждать исполнительных приказаний для выполнения возложенных задач».

 

Теперь ему пришлось приказать прямо противополож­ное: ждать особого распоряжения. После перепалки меж­ду статс-секретарем по морским делам гросс-адмиралом фон Тирпицем и министерством иностранных дел утром 2 августа Адмиралштаб через голову принца Генриха по­слал приказ непосредственно командирам «Магдебурга» и «Аугсбурга»:

 

«Война с Россией. Начать военные действия. Действо­вать согласно плану».

 

Так что, как нетрудно увидеть, в начале войны все ее участники различались только степенью царящего бар­дака и некоторыми его национальными особенностями. Хаос и путаница были всеобщими. И все-таки в отличие от русских первые действия немцев были активными. 2 августа «Аугсбург» и «Магдебург» обстреляли Либаву и поставили минное заграждение на подходах к этому пор­ту. Операцией руководил командир «Аугсбурга» капитан 1 ранга Андреас Фишер. Обстрел длился 25 минут, нем­цы выпустили 420 снарядов. Русские затопили на входе в порт несколько кораблей, чтобы помешать противнику пользоваться Либавой. Немцы это видели, но все-таки позднее предприняли операцию... с целью заградить вход в Либаву!

 

В августе германские крейсера несколько раз обстре­ливали маяки и наблюдательные посты, чему русские никак не противодействовали. 15 августа командующий дивизией обороны побережья контр-адмирал Мишке получил приказ провести постановку мин на входе в Финский залив. Ее должен был выполнить вспомогатель­ный минный заградитель «Дойчланд» в сопровождении миноносца V-186. Прикрывали заградитель крейсера «Аугсбург» и «Магдебург» и миноносцы V-25 и V-26. Вечером 16 августа германские корабли вышли в море. Несколько раз немцы видели дымы русских кораблей, но встречи не произошло. В 19.43 «Дойчланд» начал ставить мины, и как раз в этот момент германские крейсера, находившиеся немного восточнее, заметили 2 русских крейсера. Это были «Громобой» и «Адмирал Макаров». Однако коман­дир русского отряда ничего не предпринял и просто по­вернул прочь. K 20.11 «Дойчланд» завершил постановку 200 мин. Сразу скажем, что это заграждение практически сразу было обнаружено русскими, и позднее они вклю­чили его в состав заграждений своей передовой минно-артиллерийской позиции.

Заградитель был отправлен в Данциг, а контр-адми­рал Мишке решил с остальными кораблями совершить вылазку в Финский залив. Миноносцы днем обстреляли маяк Нижний Дагерорт на острове Даго, а потом вышли на линию Оденсхольм — Ханко. Там они столкнулись с русскими крейсерами, которые видели накануне. Адми­рал Мишке с «Аугсбургом» и «Магдебургом» прошел севернее только что поставленного заграждения и тоже видел это столкновение, хотя издалека. Вот что написал германский адмирал о происшедших событиях:

 

«На 100° усмотрел два отряда по 3 корабля в каждом в двойном походном строю. Суда северного отряда четырехтрубные, вне сомнения типа «Россия». Южный от­ряд, головной корабль четырехтрубный, два других двух- или трехтрубные, с достоверностью не разглядел. В направлении на Лапвик 2 раздельных дыма. Между Пакерортом и Оденсхольмом 5 или 6 дымов, — по-видимому, миноносцы. Северная эскадра легла в 18.05 на NW. Миноносцы шли обратным курсом. Чтобы разглядеть а типы ее судов, повернул еще раз на 23°. Северный отряд открыл в 19.03 огонь с расстояния 10 км (48 кабельтовых). Первые выстрелы русских кораблей по германским давали всплески в 400 — 800 метрах за кормой минонос­цев. Пошел самым полным ходом назад. Развил сильный  дым, чтобы замаскировать цель».

 

Перестрелка длилась 13 минут, попаданий не было. И снова русский отряд противника не преследовал. Объяс­нить эти действий контр-адмирала Коломейцева невоз­можно. Командир миноносца «Буйный», отличившийся в Цусимском сражении, показал себя никудышным ко­мандиром эскадры. Он оправдывал свое поведение тем, что принял германский отряд за броненосные крейсера «Роон» и «Принц Генрих» в сопровождении 4 легких крей­серов, но поверить в такое объяснение нельзя. Даже в условиях не слишком хорошей видимости принять 3 ми­ноносца за 4 крейсера сложновато. Адмирал Эссен, кото­рый в тот же вечер встречался с Коломейцевым, напи­сал в дневнике:

 

«Контр-адмирал Коломейцев на меня произвел дурное впечатление. Всегда до войны его считали беззаветно храбрым человеком, а тут я увидел человека, впавшего в маразм. С таким настроением в бой идти нельзя».

 

Видимо, «синдром Цусимы» продолжал действовать. Вскоре Коломейцев был снят, но, как мы увидим, по­ложение это не спасло.

 

Гибель «Магдебурга»

 

Наверное, гибель легкого крейсера «Магдебург» име­ла большее значение, чем гибель любого другого кораб­ля в годы Первой Мировой войны. Рискну предположить, что даже гибель 3 линейных крейсеров Битти в Ютланд­ском бою была не столь весома.

23 августа контр-адмирал Беринг поднял флаг на легком крейсере «Аугсбург». Он получил устное распоряжение командующего провести рейд в Финский за­лив. В состав эскадры вошли крейсера «Аугсбург» и «Маг­дебург» и эсминцы V-26 и V-186. На совещании утром 25 августа адмирал ознакомил командиров крейсеров со своим планом. Беринг намеревался действовать агрес­сивно, не считаясь с опасностью. «Если не будем риско­вать, то нечего надеяться на успех», — заявил адмирал. Он намеревался в ночь с 25 на 26 августа атаковать сто­рожевые корабли в районе центральной минно-артиллерийской позиции. В приказе на операцию он ставил задачу: уничтожить вражеские миноносцы. Для обеспе­чения операции привлекались также старый крейсер «Амазоне» и подводная лодка U-3.

Русские адмиралы дали противнику все основания для уверенности, однако, эта уверенность сначала перешла в самоуверенность, а потом и в откровенное нахальство. Немцы начали действовать, не считаясь ни с противни­ком, ни с навигационной обстановкой.

С наступлением темноты германская эскадра полным ходом двинулась в Финский залив. Однако уже около 21.00 немцы встретили полосы тумана, которые становились все гуще. Практически сразу германские крейсера поте­ряли друг друга. Туман был настолько густ, что с мости­ка «Магдебурга» даже в бинокль было невозможно рас­смотреть впередсмотрящего на баке. С «Аугсбургом» ос­тался миноносец V-186. V-26, который должен был со­провождать «Магдебург», тоже потерял крейсер. Совер­шенно неожиданно для себя адмирал Беринг в 1.03 по­лучил радиограмму с «Магдебурга»:

 

«Выскочил на мель, курс 125°».

 

Из дальнейших сообщений стало известно, что «Маг­дебург» в 0.27 на 15-узловой скорости вылетел на камни у острова Оденсхольм. Беринг предполагал, что с «Магде­бургом» находится V-26, поэтому адмирал не прекратил операцию. Однако рейд «Аугсбурга» оказался бесполезным. Никого не встретив, с 1.48 немецкий флагман повернул назад. Из-за этого же тумана русские дозорные крейсера «Богатырь» и «Паллада» ушли в Балтийский порт, а до­зорный дивизион эсминцев отстаивался на Лапвикском рейде. Но самое интересное заключается в том, что ко­мандир V-26 тоже не прекратил операцию, и в течение всей ночи следовал практически на параллельных курсах с адмиралом, только на некотором удалении от него. Лишь в 8.30 он прибыл к потерпевшему аварию крейсеру.

Потеряв адмирала, командир «Магдебурга» капитан 3 ранга Густав-Генрих Хабенихт не проявил должной ос­торожности. Беринг повернул на юго-восток заблаговре­менно, не подходя к Оденсхольму, так как боялся, что его может снести течением. Хабенихт ограничился про­мерами глубины. Он намеревался повернуть в 0.30, одна­ко в этот момент ему сообщили, что получена радио­грамма адмирала. Командир «Магдебурга» решил дождать­ся, пока ее расшифруют, совершенно забыв о своем на­мерении. Распоряжение Беринга гласило:

 

«В 0.16 лечь на курс 79°».

 

Однако ведь часы показывали уже 0.34 Хабенихт при­казал немедленно поворачивать, но когда в 0.37 рулевой доложил, что корабль на курсе, днище «Магдебурга» за­скрежетало по камням. Крейсер оказался на мели всего в 500 метрах от маяка Оденсхольм.

Разумеется, немцы попытались снять крейсер с кам­ней, однако практически сразу стало ясно, что это не удастся. За борт полетела часть боезапаса и другие тяжес­ти. За корму завезли кормовой стоп-анкер, одновремен­но машины дали самый полный назад. Бесполезно. В это время русский наблюдательный пост открыл огонь по крейсеру из винтовок. «Магдебург» ответил из пулеметов. Стало ясно, что русские знают о присутствии герман­ского корабля. Действительно, наблюдатели сообщили по телефону о появлении неприятеля.

Около 8.00 туман немного рассеялся, и «Магдебург* сделал 120 выстрелов, разрушив маяк. Но положение крей­сера было совершенно безнадежным, и в 9.10 Хабенихт приказал взорвать подрывные заряды, заложенные в но­совом и кормовом погребах. Миноносец V-26 пристал носом к корму крейсера, чтобы снять остатки команды, хотя в любой момент могли взорваться погреба крейсера. На счастье немцев кормовой погреб не сдетонировал. Зато взрыв в носовом разрушил корпус «Магдебурга» до вто­рой трубы. Миноносец отвалил, сняв часть команды крей­сера. Хабенихт остался на корабле. В это время в тумане показались силуэты русских кораблей.

Сразу после получения телефонограммы, 1-й дивизи­он миноносцев получил приказание следовать к Оденсхольму и атаковать противника. Однако он заблудился в тумане и тоже никого не обнаружил. Крейсера «Богатырь» и «Паллада» также получили приказ идти к Оденсхольму. Начали готовиться к выходу в море и корабли в Ревеле. В 7.00 оттуда вышли миноносцы «Рьяный» и «Лейтенант Бураков». В 7.25 из Балтийского порта вышли «Паллада» и «Богатырь», а в 9.30 из Ревеля — «Олег» и «Россия». Туман едва не послужил причиной крупных неприятностей — «Рьяный» и «Лейтенант Бураков» приняли «Богатырь» и «Палладу» за немцев и атаковали их торпедами. Хорошо еще, что торпеды прошли мимо. Крейсер «Паллада» от­крыл ответный огонь, но и его снаряды в цель не попали.

Когда туман немного рассеялся, «Паллада» и «Бога­тырь» увидели сидящий на камнях «Магдебург», и «Бо­гатырь» открыл по нему огонь с дистанции 14 кабельто­вых. V-26 открыл ответный огонь. Пока миноносец раз­ворачивался и набирал ход, он получил несколько попа­даний. Особенно неприятным был взрыв 152-мм снаряда в кормовой офицерской каюте. Погибли несколько чело­век, спасенных с «Магдебурга», и был поврежден паро­провод в кормовом турбинном отделении. Скорость ми­ноносца временно снизилась до 23 узлов, но по каким-то причинам русские его не преследовали. В 10.33 V-26 встретился с «Аугсбургом» и передал на него раненых. Всего немцы потеряли 17 убитых, 17 раненых и 75 про­павших без вести. Из них 57 человек, в том числе коман­дир «Магдебурга», были взяты в плен.

Но самое важное событие произошло немного позднее. Когда русские обследовали обломки крейсера, то водо­лазы подняли со дна трехфлажную сигнальную книгу гер­манского флота в свинцовом переплете. В каюте коман­дира была найдена шифровальная таблица, с помощью которой составлялись радиограммы. В каюте одного из офицеров была найдена записная книжка, где были опи­саны предыдущие походы «Магдебурга». С ее помощью удалось установить координаты нескольких немецких минных заграждений.

По приказу Эссена копии секретнейших документов были переданы англичанам, что сильно помогло им в начале войны. Все-таки следует заметить, что слишком часто советская историография переоценивает значение этого факта. Все победы британского флота объясняются только тем, что русские передали англичанам германс­кие шифры. Это уж слишком смело. Немцы не раз меня­ли шифры за время войны. Англичане сами захватили несколько копий шифровальных таблиц с потопленных дозорных судов и сбитых дирижаблей. Вот только неизве­стно, поделились ли они своими трофеями с русскими. И безусловным является то, что шифры «Магдебурга» были первыми, которые попали в руки союзников.

 

Гибель броненосного крейсера «Фридрих-Карл»

 

Немного оправившись от первого шока, русские предприняли несколько вылазок в воды, которые яко­бы контролировал германский флот. 1 сентября сам Эссен повел в набег в Данцигскую бухту бригаду крей­серов. В море вышли «Рюрик», «Россия», «Богатырь», «Олег» и группа миноносцев. Но погодные условия заставили малые корабли вернуться, и с крейсерами ос­тался только «Новик». Дозорные крейсера немцев, разу­меется, отошли, не приняв боя. «Новик» почему-то не сумел догнать «Аугсбург», хотя имел скорость 36 узлов против 26 узлов германского крейсера. Торпедный вы­стрел был произведен вдогонку уходящему неприятелю просто для очистки совести, шансов поразить цель не было даже минимальных.

После этого выпада немцы перебросили на Балтику 4-ю и 5-ю эскадры линкоров из состава Флота Откры­того Моря. Наши историки пытаются доказать, что это было сделано для «усиления» морских сил Балтийского моря, но если вспомнить, какие именно корабли вхо­дили в эти эскадры «линкоров», становится ясно, что это совсем не так. Броненосцы типов «Виттельбах» и «Кайзер» к началу войны устарели настолько, что лю­бая попытка использовать их в бою против дредноутов Гранд Флита была настоящим самоубийством. Более того, даже устарелые «Цесаревич» и «Слава» легко могли унич­тожить любой из них. Серьезным усилением было толь­ко временное появление на Балтике броненосного крей­сера «Блюхер», а также броненосцев «Эльзас» и «Брауншвейг». Адмирал фон Тирпиц настаивал на оконча­тельной передаче крейсера принцу Генриху, но уперся командующий Флотом Открытого Моря адмирал фон Поль. Он утверждал, что это слишком ослабит его флот. Гибель «Блюхера» в бою на Доггер-банке подтвердила, что этот корабль был лишь обузой для Хиппера. Пере­вод на Балтику мог спасти «Блюхер».

6 сентября немцы совершили вылазку крупными си­лами к входу в Финский залив. «Аугсбург» столкнулся с русскими крейсерами «Баян» и «Паллада» и попытался навести их на свои корабли. Но «Блюхер», который заме­тил русские крейсера, преследование тоже вел довольно вяло. Бой не состоялся.

Более важным событием стало потопление русского крейсера «Паллада» подводной лодкой U-26. Один удачный торпедный выстрел смял всю систему дозоров. Но, если русские крейсера и линкоры теперь в основном отстаивались в базах, то эсминцы проявили активность, используя главное оружие Балтийского флота — мины. В конце октября и начале ноября были поставлены не­сколько минных заграждений в Данцигской бухте и в других местах. Еще одним важным событием октября 1914 года стал прорыв британских подводных лодок в Балтийское море. Форсировать в военное время мелко­водные Балтийские проливы гораздо труднее, чем Гиб­ралтар.

 

Если свой первый крупный корабль немцы потеряли самостоятельно, то причиной гибели второго стали рус­ские мины, которые были значительно опаснее русский пушек. Как мы уже говорили, командование немецкого флота решило закупорить Либаву, для чего предполага­лось затопить на входе в порт 4 брандера. Брандеры «Юлия», «Марта», «Эльфи» и «Марциал» сопровождал легкий крейсер «Любек» и 20-я полуфлотилия минонос­цев — G-132, G-133, G-135. Прикрывать этот отряд пла­нировал сам адмирал Беринг на броненосном крейсере «Фридрих-Карл». Это было очередное «усиление», кото­рое сплавили на Балтику из Северного моря. В операции также участвовали крейсера «Амазоне», хорошо знако­мый русским «Аугсбург», а также подводные лодки U-23 и U-25.

17 ноября в 1.46 в 30 милях западнее Мемеля «Фрид­рих-Карл» попал на минное заграждение, поставленное русскими миноносцами 5 ноября. После подрыва на пер­вой мине крейсер слегка вздрогнул, и создалось впечат­ление, что он таранил подводную лодку. Однако вскоре начали поступать донесения о том, что вода затапливает различные отсеки. Адмирал Беринг сразу решил, что крей­сер торпедирован английской подводной лодкой. Чтобы уклониться от повторной атаки он приказал повернуть и уходить полным ходом на запад. Однако вода прибывала слишком быстро, скорость крейсера упала до 10 узлов, и ему пришлось повернуть обратно на восток, чтобы по­скорее выбраться на мелководье.

Эти танцы прямо на минах ни к чему хорошему при­вести не могли, и в 1.59 крейсер подорвался на второй мине. И снова взрыв приписали торпеде. Крейсер полу­чил большой крен на правый борт и сел кормой. Вы­шла из строя левая машина, и скорость снизилась до 8 узлов. Руль заклинило в положении 20° на левый борт. «Фридрих-Карл» потерял управление и только описы­вал круги на месте. Взрывом сорвало антенны, вышли из строя динамо-машины, и крейсер лишился радио­связи. Титаническими усилиями немцам все-таки уда­лось наладить связь, и в 2.50 была послана радиограм­ма с призывом о помощи. Ответ пришел только через час. «Аугсбург» сообщил, что идет на помощь, но ему понадобится еще 2 часа, чтобы прибыть к месту под­рыва броненосного крейсера. «Любек» с миноносцами в это время уже находился вблизи Либавы и не мог прервать операцию.

Команда изо всех сил пыталась спасти подорванный корабль, но вода затапливала один отсек за другим. Са­мое неприятное заключалось в том, что перед выходом в море с корабля сняли почти все шлюпки во избежание пожаров. Адмирал Беринг горько пошутил, обращаясь к своему штабу: «Мы унесем с собой на дно последнее уте­шение: английские торпеды никуда не годятся». Но в 5.25 на горизонте показался «Аугсбург». К 6.35 он снял всю команду «Фридриха-Карла», кроме 8 человек, погибших при взрыве.

В 7.15 броненосный крейсер перевернулся, но все еще держался на воде. Адмирал приказал подошедшему крей­серу «Амазоне» попытаться отбуксировать «Фридрих-Карл» на мелкое место. Но это оказалось невозможно, и вскоре «Фридрих-Карл» затонул.

Этим же утром немцы получили еще один удар. Вы­шедший из Мемеля на помощь подорванному крейсеру пароход «Эльбинг 9» (Воениздатовская книга «Флот в Первой Мировой войне», там 1, стр. 116, называет его почему-то крейсером. Конечно, в германском флоте имелся легкий крейсер «Эльбинг», но зачем врать уж совсем идиотски?) в 8.22 попал на другое минное заграждение, взорвался и затонул со всем экипажем. Шедший в Мемель с экипажем «Фридриха-Карла» «Аугсбург» видел этот взрыв. Крейсер немедленно повернул в Нейфарвассер. Гибель «Эльбинга 9» фактически спас­ла «Аугсбург».

Тем временем «Любек» и миноносцы обстреляли Либаву и затопили брандеры на входе в порт. Хотя русские им не мешали, закупорить гавань не удалось. Крейсер выпустил по городу 270 снарядов, но это имело лишь моральное значение. Таким образом, операция по заблокированию Либавы немцам кроме потерь ничего не дала.

До конца года русский Балтийский флот совершил еще несколько походов к берегам Германии для минных постановок. На них уже в январе 1915 года подорвались несколько германских кораблей.