Wundefwaffe

«Зеленые сердца» из JG 54

 

В то самое время пока JG 51 на­прасно пытался помочь осажденному гарнизону Великих Лук проходил пе­ревооружение второй и последний на Восточном фронте истребительный полк. Этим полком, получившим Fw 190, был JG 54 «Grenherz» - Geschwader, сформированный перед началом Битвы за Англию из трех прежде самостоятельных дивизионов. В начале операции «Барбаросса» JG 54, оснащенный Bf 109E, составлял единственную часть истребительной авиации в составе 1-го Воздушного флота (Luftflotte 1), действующего со­вместно с частями Группы армий «Се­вер» (Heeresgruppe Nord) фельдмарша­ла Риттера фон Лееба (von Leeb). Пройдя к концу августа прибалтийс­кие республики, в начале сентября JG 54 оказался под Ленинградом. 5 сен­тября полк расположился на аэродро­ме в Сиверской и, спустя несколько дней, на аэродроме в Красногвардейске (Гатчине). На протяжении года JG 54 оставался под Ленинградом и вел, по меркам Восточного фронта, «сидя­чий образ жизни». Пространство, кон­тролируемое полком, простиралось от Демянска на юге (где JG 54 действо­вал совместно с JG 51) до Финского залива на севере, то есть полк контро­лировал фронт длиной около 500 км.

В декабре 1942 года первые летчи­ки из I./JG 54 (командир - гауптман Ганс Филипп (Philipp)), отправились в Восточную Пруссию для освоения но­вых истребителей - Fw 190A-4. В отли­чие от JG 51, Jagdgeschwader 54 прохо­дил перевооружение не в Йесау, а в расположенном поблизости Хайлигенбайле - бывшей базе бомбардировоч­ной авиации, в дальнейшем превра­щенной в главную ремонтно-снабженческую базу, связанную с железной дорогой и расположенную в 30 км от Кенигсберга. Среди этих летчиков были два пилота, которые станут са­мыми известными асами Восточного фронта из числа летающих на Fw 190.

Первый, унтер-офицер, невысокий и незаметный еще только собирался прославиться. Немногие могли пред­положить, что нерешительный мямля, судетский немец Отто Киттель (Kittel) станет самым результативным асом JG 54. Летом 1941 года, когда Bf 109 ца­рили в воздухе, Киттель за восемь ме­сяцев одержал всего лишь 15 побед. И только пересев на Fw 190, Киттель рез­ко пошел в гору.

Второй будущий Experte, напро­тив, летая на Bf 109, сбил 50 самолетов противника. Тем не менее, карьера 22-летнего лейтенанта-австрийца Вальте­ра Новотны (Nowotny) могла закончиться еще толком не начавшись. Свои первые три победы Новотны одержал 19 июля 1941 года. В тот день Новот­ны заметил над островом Эйзель (Сааремаа) три биплана И-153. Сбив два из них, Новотны занялся третьим. Од­нако смертельно раненный советский истребитель успел всадить очередь в немецкий самолет. Перед Новотны встала нелегкая дилемма: совершить вынужденную посадку за линией фрон­та или упасть в море. Новотны выбрал море и направил свой самолет к юж­ной оконечности Эйзеля. Из кабины летчику удалось выбраться только ког­да самолет уже ушел глубоко под воду. Новотны надул спасательный жилет под водой и оказался едва не задушен­ным парашютными ремнями, которые он забыл отстегнуть. Выбравшись из постромков, Новотны смог залезть на надувной плотик. Только теперь пилот смог перевести дыхание. Единствен­ное, что огорчало пилота - это то, что сигареты размокли в воде и преврати­лись во влажную массу, которую со­вершенно невозможно было курить. Дальше Новотны вспоминает сам:

«Позднее я не пожалел о том, что выкинул размокшие сигареты в море. Мне было нечего есть и пить, поэтому курить в таких условиях было бы гу­бительно. К счастью я не знал о том, что ожидает меня впереди и надеялся на то, что меня скоро обнаружат, под­берут и дадут воды. Я попытался уста­новить направление и скорость тече­ния, бросая спички за борт одну за дру­гой. Солнце постепенно садилось, мой спасательный плотик был оранжевой точкой, качавшейся на волнах, а спа­сатели, что-то не появлялись. Вдруг я заметил, что течение меня относит к юго-западу, прочь от Эйзеля. «Меня найдут, - подумал я, - не сегодня, так завтра». Мне хотелось оказаться как можно ближе к земле, которая по моим расчетам находилась в 60 км к югу.

От нечего делать я начал грести руками с удовольствием замечая, что маяк, стоящий на южной оконечности Эйзеля, постепенно удаляется. Меня удивило, что персонал маяка не обра­щает на меня внимание, наверное они полагали, что я утону и так. Наступи­ла ночь, на небе высыпали звезды, а я все греб и греб, держа Полярную звез­ду за спиной. Хотя на мне были толь­ко футболка, штаны и носки - ботинки на меху я сбросил еще в воде - холода я не чувствовал, благодаря физической нагрузке.

На утро маяк казался уже в поло­вину меньше чем вчера. Вскоре по небу пролетело несколько Bf 109, но все мои попытки привлечь их внимание ни к чему не привели. Вскоре буквально надо мной прошли еще два Bf 109. Пару раз я выстрелил в воздух из своего пистолета, потом снял рубаху и на­чал ею размахивать. Однако рубаха была темно-синего цвета и ее было плохо видно на фоне воды. Опять меня никто не заметил!

Итак, по-видимому, мне придется спасаться самостоятельно. Это была довольно горькая мысль. Вскоре нача­ло припекать солнце, а мне нечем было утолить жажду. Время от времени я снимал рубаху и накрывал ею голову, чтобы избежать солнечного удара. В добавок, я натер внутреннюю поверх­ность рук о борта моего плотика. Эти потертости начали гореть огнем. Тог­да я применил другой метод. Смастерив из одежды плавучий якорь, я заб­расывал его вперед, а затем подтяги­вался к нему за веревку.

Постепенно Эйзель полностью скрылся из виду и я начал ориентиро­ваться при помощи своих пилотских часов. Тишина и покой, которые по­зволили мне вчера успокоиться после барахтанья в воде, теперь начали воз­действовать на мою психику разруша­юще. В добавок волны заливали мой плотик, а соленая вода жгла раны.

Тишина второй ночи была внезап­но нарушена около полуночи. Из тем­ноты вынырнули две тени и в это же время вода вокруг вскипела от снаря­дов. «Странно, - подумал я, - Если это русские корабли стреляют по моему пло­тику, почему я не вижу вспышки выст­релов?» Когда корабли приблизились, я понял, что это два советских эсминца, идущих на всех парах на север. Чтобы меня не обнаружили, я завесил борта плотика одеждой и всем, что у меня име­лось. Эсминцы прошли мимо.

Хотя волнения ночи окончательно изнурили меня, я воспрянул духом. Ведь по эсминцам вела огонь немецкая береговая артиллерия. Следовательно, до берега оставалось километров во­семь, не больше.

На следующий день вокруг меня опять была одна вода. Внутри меня разгоралась настоящая битва. Жажда, судороги и, что было хуже всего, боль в ранах. «У тебя нет выхода, - подумал я. - Лучше побыстрее покончить со всем этим». Я взял карандаш и начал писать на борту плотика прощальное письмо своим родителям. Может быть плотик все же прибьет к берегу.

Но только я вывел «Мои дорогие...», как бросил карандаш на дно плота и с новой силой начал грести. Дважды я вынимал из кобуры пистолет, но всякий раз убирал его обратно, а потом вообще засунул пистолет подальше.

На третье утро я проснулся ощущая тяжесть во всем теле. Дул устойчивый холодный бриз. Сначала я не понял, что это значит. Медленно я перевел взгляд с облаков на небе вниз и сквозь утренний туман разглядел полоску суши на горизонте. С новой силой я начал грести к берегу. Вдруг я почув­ствовал, что плотик мягко о что-то стукнулся. Тогда я прыгнул в воду и очнулся уже стоя на четвереньках на бе­регу. Я прополз еще пару метров вверх и окончательно потерял сознание. Очнувшись, я прополз через проволоч­ное заграждение и увидел ферму, после чего опять упал в обморок.

В этот раз я очнулся на простыне, укрытый одеялом. Мои вещи были ак­куратно сложены на табурете, стояв­шим у кровати. Сверху на одежде ле­жал пистолет. К своему ужасу я уви­дел двух солдат в советской форме и судорожно потянулся к пистолету. Вдруг, я обратил внимание на нарукав­ные повязки, которые эти солдаты но­сили. Это были латвийские полицейс­кие - название этой фермы - Микельбака я буду помнить всю жизнь.

Артиллеристы, которые подобрали меня на берегу, были из тех, кто вел огонь по русским эсминцам той ночью. Они утверждали, что видели что-то желтое, но посчитали, что это буй.

Когда я вернулся в свою эскадри­лью (9./JG 54), там уже упаковали мои вещи и отправили уведомление роди­телям о моей гибели. Спустя неделю я снова поднялся в небо, однако летать над морем мне было не по себе. От это­го чувства я избавился через две неде­ли, сбив русский бомбардировщик возле маяка на южной оконечности Эйзеля. Больше подобные неприятные ощу­щения меня не беспокоили».

Хотя описанные выше события имели место в самом начале карьеры Вальтера Новотны, события в небе над островом Эйзель сыграли большую роль в его стремительном взлете. С того дня Новотны ни разу не вылетал на боевые задания не надев своих рва­ных брюк, покрытых солевыми разво­дами. Новотны называл эти брюки Abschusshosen - «победные штаны». Вскоре это слово стало как бы общим позывным JG 54!

Постепенно пилоты I./JG 54 и П./ JG 54 постепенно пересели на Fw 190, как это было и в JG 51. И здесь тоже не обошлось без жертв - 28 декабря лей­тенант Вальтер Баймс (Beims) из 3./JG 54 разбился у Хайлигенбайля. Нельзя сказать, что пилоты сразу прониклись любовью к своим новым «боевым ко­ням». Один из будущих «экспертов» заявлял, что фокке-вульф «приземля­ется как мокрый мешок» и называл Fw 190 не иначе как «гардероб».

Странно, но инструкторы в Хайлигенбайле ни разу не упомянули о том, что Fw 190 имеет склонность к свали­ванию в штопор на слишком крутых виражах. Высказывалось предположе­ние о том, что модификация Fw 190А-4 (JG 54 получил самолеты этого типа, в то время как JG 51 летал на Fw 190А-3) была лишена этого недостатка. Но скорее всего это не так, поскольку ава­рии, вызванные сваливанием Fw 190 в штопор встречались на протяжение всей войны, вплоть до весны 1945 года. На молодцов из JG 54 наибольшее впе­чатление произвела одна особенность нового истребителя - прочная, моно­литная несущая плоскость. Летчики провели неофициальный «экспери­мент», который должен был выяснить максимально допустимую нагрузку на крыло. Один из пилотов JG 54, кото­рый перед этим долгое время работал в Люфтганзе - более опытного летчи­ка найти было бы сложно - набрал пре­дельную высоту и перешел в верти­кальное пике. Скорость самолета стре­мительно росла. Хотя преодолеть зву­ковой барьер самолету не удалось, но истребитель развил такую скорость, что вращающийся пропеллер стал иг­рать роль воздушного тормоза. Летчи­ку стоило немалых усилий вывести машину из пикирования, хотя он был довольно крепкого телосложения. После посадки, пилоты и механики обследовали весь истребитель, пытаясь найти повреждения, но обнаружили всего лишь одну сорванную заклепку! Даже когда Курт Танк испытывал свой самолет с ракетным ускорителем, ему не удалось подвергнуть машину большим нагрузкам.

В начале января 1943 года в Берли­не было решено поменять местами JG 54 и JG 26, который до этого находился на Западном фронте. Опасаясь, что одновременная переброска двух пол­ков оголит Восточный и Западный фронты, передислокация растянулась на долго. Было решено, что с фронта будут снимать по одному дивизиону. Поэтому I./JG 26 отправился на вос­ток, a III./JG 54 - на запад. Вскоре от проведения этой рокировки отказа­лись, и I./JG 26, проведя четыре меся­ца в России в июне 1943 года вернулся на прежнее место, в то время как III./ JG 54 воевал на Западном фронте до конца войны.

Тем временем, I. и II./JG 54 посте­пенно проходили перевооружение. С января по март эскадрильи по очере­ди возвращались на покрытые снегом аэродромы в Сиверской и Красногвардейске, где покрытые зимним белым камуфляжем новенькие Fw 190A-4 де­лили место в ангарах с «ветеранами» Bf 109 (II./JG 54 располагал Мессершмиттами до августа 1943 года). По­скольку полк базировался на этих пре­жних советских крупных аэродромах очень долго, пилоты устроились там с почти домашним комфортом. В Сивер­ской, где располагался штаб полка (Stab./JG 54), украшенный двумя чу­челами бурых медведей и большими фи­гурами Сталина, Рузвельта и Черчилля, вырезанными из бумаги, пилоты могли в свободное время сходить в сауну или кино. В Красногвардейске летчики жили еще роскошнее, поскольку устроились в бывшей летней царской резиденции, находившейся рядом со взлетной по­лосой и декоративным озером.

Механики - Schwarz Minner - на­званные так за то, что носили черные рабочие комбинезоны, тоже не жало­вались на жизнь, поскольку обслужи­вали самолеты не в открытом поле на ветру, а в капитальных ангарах. Един­ственным недостатком этой базы была ее близость к фронту, однако советс­кие бомбардировщики и дальнобойная артиллерия вскоре стали восприни­маться как обыденное явление.

Однако не все русские были на­строены враждебно по отношению к летчикам из JG 54. Например, для ок­купантов в Сиверской, где не было взлетно-посадочной полосы с твердым покрытием, очень кстати пришелся совет советского дезертира, который рассказал, как можно добиться рабо­тоспособности полосы весь год. Как посоветовал дезертир, после того, как установиться устойчивый снежный покров, половину поверхности аэро­дрома следует утрамбовать, и полу­чить тем самым нормальную ВПП.

Вторую половину аэродрома дезертир посоветовал не трогать, тогда рыхлые сугробы быстро растают весной и об­нажиться дерн, который также позво­лит самолетам взлетать и садиться.

Другой хитростью, позволившей фашистам сносно пережить суровую русскую зиму, было разведение кост­ров на земле под капотами самолетов, стоявших на открытом воздухе. Такие костры облегчали запуск моторов и упрощали обслуживание истребите­лей. Если же холод становился невы­носимым, почти весь личный состав перекочевывал с Сиверской в ближай­шую деревню. Здесь оккупанты жили в домах местного населения, грелись у русских печек и возвращались в казар­мы, только с приближением весны.

Подобное уютное житье вскоре было нарушено. Все началось с того, что JG 54 получил новые истребители. Вместе с тем, пришел конец периоду господства люфтваффе в воздухе и вер­махта на земле, который длился два с половиной года. Следующие два с по­ловиной года, хотя и принесли с собой некоторые тактические победы на зем­ле и вознесли индивидуальный и об­щий счет победам на небывалую вы­соту, были далеко не столь приятны. Несмотря на многочисленные опера­ции по всему Восточному фронту, на­чалось глобальное и неудержимое от­ступление немецко-фашистских войск. События, имевшие место в начале 1943 года, стали как бы символом на­ступивших перемен. 13 января советс­кие истребители атаковали звено из 3./ JG 54 к востоку от Ленинграда. Один Fw 190 был сбит, а второй истребитель, пилотируемый унтер-офицером Гель­мутом Брандтом (Brandt), получил по­вреждения и летчику пришлось совер­шить вынужденную посадку на лед у берега Ладожского озера. Хотя само­му Брандту удалось перейти линию фронта и выйти к своим, его Fw 190 с черной двойкой на фюзеляже стал пер­вым относительно исправным Fw 190, попавшим в руки противника. 26 ян­варя обер-лейтенант Макс Штотц (Stotz), который вступил в ряды авст­рийских ВВС в 1935 году, довел свой боевой счет в рядах JG 54 до 150 по­бед. В тот же день «кипучий майор» Ганс «Асси» Хан (Hahn), который был одним из героев дневной истребитель­ной авиации и сбил 68 самолетов, слу­жа в JG 2 «Richthofen», сбил свой 100-й самолет с тех пор, как в ноябре 1942 года принял командование II./JG 54. А 19 февраля общий счет JG 54 составил 4000 сбитых самолетов противника. Вот что сообщал военный корреспон­дент Шойерман (Scheuermann):

«В тяжелых воздушных боях, кото­рые Jagdgeschwader 54, возглавляемый оберст-лейтенантом Траутлофтом (Trautloft), вел на северном участке Восточного фронта, летчики полка сбили 4000 самолетов противника.

Только за один день, было сбито 33 большевистских самолета. В том чис­ле кавалер Рыцарского креста с Дубовыми листьями, гауптман Ганс Фи­липп (Philipp) одержал свою 168-ю и 169-ю победу в воздухе. Кавалер Ры­царского креста с Дубовыми листьями лейтенант Штотц сбил 158-й и 159-й самолет противника. Обер-лейтенант Байссвенгер (Beisswenger) сбил свой 137-й самолет, а майор Хан - 107-й».

Репортер умолчал о том, что при­мерно в те же дни и «Асси» Хан и «Байссер» Байссвенгер были сбиты. Хан совершил вынужденную посадку с заг­лохшим двигателем за линией фронта в районе Демянска и это стоило ему семь лет лагерей. Окончательный счет «Асси» - 108 зарегистрированных и 36 неподтвержденных победы. Байссвенгера, который имел 152 официально признанные воздушные победы, в пос­ледний раз видели 6 марта в районе озера Ильмень. После неравного боя, в котором «Байссеру» противостояло десять советских истребителей, само­лет немецкого аса с медленно вращав­шимся винтом резко терял высоту. Два других пилота, упомянутых в заметке также не дожили до следующего года. 17 марта гауптман Ганс Филипп стал вторым пилотом, чей счет воздушным победам перевалил за 200. В конце мар­та Филиппу присвоили очередное зва­ние и он оставил должность команди­ра I./JG 54 и возглавил JG I. JG 1 на­ходился на Западном фронте. Там в октябре 1943 года Филиппа и настиг американский Р-47. Четвертый пилот -  Макс Штотц - один из лучших асов JG 54 стал жертвой кровопускания в конце лета 1943 года.

Были в JG 54 и малоизвестные пи­лоты, например курсанты (Fehnrich). Норберт Ханниг (Hannig) вспоминает такой случай:.

«Начало мая 1943 года. Около 20 раз я вылетал на задания как "Ka4MapHK"(Katschmarek (нем., жарг.) -  ведомый.) старого опытного обер-фельдфебеля, некоего Ксавера Мюлле­ра (М(11ег). На земле Мюллер был ти­пичным суровым швабом. Но в возду­хе у него просыпались молниеносные рефлексы, и надо отдать ему должное, он никогда не терял головы и всегда присматривал за своим ведомым. На его счету уже было более 40 побед, за которые его наградили Золотым немецким крестом (этот орден немецкие летчики называли «печеным яйцом» за характерную форму и размер). Не­сколько из этих побед я видел соб­ственными глазами. В воздухе мы по­нимали друг друга без слов. Я словно пиявка висел у него на хвосте, контро­лировал заднюю полусферу и повторял все его маневры.

В тот день эскадрилья 5./JG 54, в которой я служил, находилась в Сиверской в состоянии повышенной готовности. Пилоты дремали под солныш­ком, развалясь на шезлонгах, читали или играли в карты. Ксавер дремал около меня. Вдруг появился посыль­ный из оперативного отдела, который обратился к Мюллеру: «Герр обер-фельдфебель, задание для Вас. Ваше звено должно прикрывать Bf 110, ко­торый будет вести корректировку ар­тиллерийского огня нашего бронепо­езда, стоящего на станции Мга. Цель огневого налета - железнодорожный мост у Шлиссельбурга. Bf 110 проле­тит над нами в 10:30, сигнал для взле­та - зеленая ракета. Вы летите на само­лете с черной двойкой, курсант Ханниг - с черной «12». Ваши позывные -«Эдельвейс-1 и Эдельвейс-2».

Ксавер кивнул головой, зажмурил­ся на солнце, глянул на часы (было де­сять часов) и сказал мне: «Все ясно? Через пол часа». Потом он повернул­ся на бок и опять заснул.

Через пятнадцать минут мы шли к самолетам. Механики помогли нам забраться в кабину и мы занялись при­стегиванием ремней. Я посмотрел на Ксавера и тот махнул рукой, давая по­нять, что пора запускать двигатель. Я быстро оглядел приборную доску и нажал кнопку стартера. Двигатель пару раз кашлянул и ожил. Механик отсоединил аккумуляторную тележку и дал сигнал к взлету. Я выставил закрылки в положение для взлета и вслед за Ксавером вырулил на взлетную по­лосу. Было 10:27. Еще раз я посмотрел на приборную панель - все было в по­рядке. Я дал об этом знать Ксаверу и тот кивнул мне в ответ. Мы захлопну­ли фонари и стали смотреть в небо, ища наш Bf 110. Я первым заметил чер­ную точку в небе и сообщил по радио:

—  «Эдельвейс-1», я - «Эдельвейс-2», корректировщик на 6 часов, высо­та - 1000 метров,

— Ксавер откликнулся:

— «Эдельвейс-2», я - «Эдельвейс-1»,

В воздух взвилась зеленая ракета и мы начали разбег. Набрав высоту, наше звено начало эскортировать Bf 110. Прямой радиосвязи с эскортируе­мым самолетом мы не имели. Погода была великолепна. На синем небе не было ни облачка, видимость более пя­тидесяти километров. Линия фронта проходила вдоль Невы, от Ладожско­го озера. Единственный железнодорожный мост, который соединял Ле­нинград с тыловыми районами, прохо­дил через Неву. Мы уже неоднократно пытались перерезать эту стратегичес­кую артерию, но русские постоянно ремонтировали мост. На этот раз на станцию Мга прибыл железнодорож­ный состав, на платформах которого стояли 400-мм орудия. С помощью этих пушек мы рассчитывали разру­шить мост раз и навсегда.

Заданием Bf 110 было корректиро­вать огонь тяжелой артиллерии. Что­бы русские не засекли расположение бронепоезда, одновременно с ним огонь должны были открыть вся наша крупнокалиберная артиллерия в этом районе. Этот артналет походил на ги­гантский фейерверк. Для прикрытия моста с воздуха, советы использовали два аэродрома: один в Шлиссельбур­ге, другой в Шуме.

Мы пересекли Неву на высоте 5000 метров. Русских зениток нигде не было видно. Под нами был мост, одноколей­ная железная дорога терялась в густом лесу. Ясно вырисовывались две ВПП на советских аэродромах.

-  «Антон-1» всем велосипедистам: русские истребители в Шлиссельбурге готовятся к взлету», - раздалось в на­ушниках. «Антон-1» - это был позыв­ной станции радиоперехвата.

-  «Эдельвейс-1» «Антону-1», Вас понял - ответил Ксавер. Все развива­лось по плану.

Внизу поднялись фонтаны разры­вов - снаряды легли южнее моста. Не­долет. Вдруг мы заметили клубы пыли на одном из аэродромов - советские истребители попарно взлетали. Всего 16 самолетов. 16 против 2.

-  «Эдельвейс-2» «Эдельвейсу-1», 16 «индейцев» взлетело из Шлиссельбурга.

-  Сомкнуть строй.

Я держался в 50 метрах позади Ксавера и продолжал вести наблюдение. Русские были хорошо видны. Их само­леты - еще точки - группой набирали высоту и направлялись в нашу сторо­ну. В эту минуту разорвались снаряды третьего залпа. Они легли вокруг мос­та. Bf 110 развернулся и полетел на базу - свою работу он сделал. Удаляясь кор­ректировщик покачал крыльями, да­вая нам знать, что и наше задание по­дошло к концу. Теперь мы были один на один с русскими. Схватка вот-вот начнется.

Ксавер заложил широкий вираж вокруг истребителей противника. Я держался у его правого крыла. Под нами кружили иваны. Один из них на­чал петлю. Воздух прочертили трасси­рующие пули, однако выстрел был не­прицельным и не представлял никакой опасности. Другой истребитель выпол­нил маневр, отдаленно напоминавший иммельман, машина поднялась при­мерно на нашу высоту и оказалась в 100 метрах перед нами. Советский ис­требитель продолжал свои безрассуд­ные маневры и подставил себя под огонь Ксавера. Короткая очередь и ЛаГГ-3 подбит.

«Победа!» - подтвердил я успех Ксавера.

«Теперь твоя очередь,» - сказал Ксавер, - «я тебя прикрою».

Я выдвинулся вперед, по направле­нию к другому русскому истребителю, направлявшемуся к нам. Самолет от­крыл огонь, а потом снизился, пыта­ясь занять место в боевом порядке. Я посмотрел в прицел. Дальность - 150 метров. Затарахтели пулеметы. Я по­чувствовал запах кордита даже через кислородную маску. За самолетом про­тивника потянулась черная струя дыма, иван теряя высоту устремился к аэродрому.

«Он еще держится! Давай, доби­вай», - это Ксавер.

Я оглянулся. Ксавер справа, слева и сзади все чисто. Сверху и снизу вер­телись русские самолеты. Я открыл дроссель и начал догонять уходящий истребитель. Прицел отсчитывал дис­танцию: 150, 100, 75 метров... пора! Я нажал на гашетку. Моя очередь угоди­ла в цель. В стороны разлетелись круп­ные обломки.

«Победа!»

Я попытался набрать высоту и по­пал в огненный ком. Что-то попало в мой самолет справа и Fw 190 потерял управление. Черное масло залило стек­ло фонаря. «Черт возьми! Какая-то поломка». Как-то мне удалось выпра­вить машину и найти горизонт сквозь залитое маслом стекло.

«Прыгай с парашютом! Ты го­ришь!» - закричал Ксавер.

Моей первой мыслью было: «До линии фронта 15 км - это значит плен. Значит нужно попытаться дотянуть. Я оглянулся. В кабине открытого огня нет. Открыв топливный кран, я брыз­нул бензином на лобовое стекло и от­тер масло. Вот так будет лучше. Высо­та 3000 метров. И тут я заметил по­вреждение. Пушка у основания право­го крыла была расщеплена до казенной части. В крыле зияла дыра площадью примерно один квадратный метр. Пра­вое шасси вышло из ниши и висело.

Маслорадиатор был пробит и масло лилось вдоль фюзеляжа. Давление мас­ла падало и температура двигателя уже достигала критической отметки. Но время еще есть.

«Ксавер, я отхожу за линию фрон­та. Немного еще продержусь,» сказал я открытым текстом, забыв формаль­ности, принятые в радиоэфире.

«Еще немного и ты дотянешь до Мги», - ответил Мюллер.

В Мге имелась аварийная посадоч­ная полоса. Она располагалась посре­ди леса и представляла собой наполо­вину луг, наполовину болото и начи­налась сразу за передовой. Незадолго до этого Вальтер Хек (Heck), один из «стреляных зайцев» нашего дивизиона перевернулся, совершая вынужденную посадку на эту полосу. При аварии сло­малась бронеспинка у кресла и Хек свер­нул шею. Его полностью парализовало и накануне нашего вылета он умер. Что же мне выбрать: парашют или вынуж­денную посадку? Я направился к Мге. Ксавер прикрывал меня сзади.

«Внимание! Иван снова атакует!» Я обернулся и увидел, как пара ЛаГГов-3 заходят справа. «Пусть будет что будет!» - подумал я, развернул­ся в сторону атакующих и отрыл огонь изо всего оставшегося у меня оружия. Оба ЛаГГа прошли подо мной. Их фо­нари были открыты и я отчетливо уви­дел синие комбинезоны пилотов, пару­синовые шлемы и большие летные очки с черной оправой, сквозь которые рус­ские смотрели на меня пролетая мимо.

Я потерял на всех этих маневрах половину высоты и был теперь в 1500 метрах над землей. Поискав глазами Ксавера, я к своему ужасу вместо него увидел еще один русский истреби­тель, сидевший у меня на хвосте. Раз­вернув на 180 градусов свой самолет я открыл огонь.

«Не стреляй, это же я!» - Ксавер был слишком опытным, чтобы попасть под мои пули.

«Поворачивай, летим дальше!»

И вот, всего в 500 метрах передо мной появилась болотистая посадоч­ная полоса, окруженная высокими со­снами. Выпускать шасси было бес­смысленно, закрылки не работали. Я терял высоту. Температура двигателя поднялась выше всяких пределов и мотор мог заклинить в любой момент.

Я попытался закрыть дроссель, но при­вод был перебит. Слишком большая скорость. Выключить зажигание. Вер­хушки сосен проносились мимо меня со скоростью немного превышающей 300 км/ч. А посадочная скорость дол­жна быть только 150 км/ч. Я подтянул ремни. Винт медленно вращался. Как же поставить его двумя лопастями вниз!? Деревья в конце полосы стали приближаться с пугающей быстро­той... нужно сделать еще один заход... зажигание, черт, не схватывает... я уда­рил по топливному насосу... двигатель заработал как раз во время. К счастью у меня был запас скорости, чтобы про­вести еще один разворот.

Второй заход я совершал с проти­воположного направления. Вдруг раз­дался удар и пропеллер застыл непод­вижно. Двигатель все-таки сдох. Я быстро опустил левое крыло и резко переложил налево штурвал, надеясь хоть чуть-чуть затолкать висящую стойку шасси назад в нишу, прежде чем сесть на брюхо. Моя затея удалась. Планируя над водянистой почвой, я чуть задрал нос самолета. Серия уда­ров и толчков и я благополучно при­землился. Мой самолет даже не скапо­тировал.

Наступила тишина - мертвая тиши­на. Я отстегнул ремни и попытался выбраться из кабины. Но замок фона­ря заклинило и я оказался в ловушке. Внезапно раздался звук, похожий на грохот паровоза, проносящегося мимо. Первое, что я подумал было: «Рванул бензобак!» Второй мыслью было: «Надо включить механизм аварийного сбрасывания фонаря». Ава­рийный механизм тоже заклинило, но мне удалось дотянуться ногой до ру­коятки и с силой ударить по ней. В лицо мне ударила волна воздуха - это произошел отстрел фонаря. В голове промелькнуло: «Хоть я и попал в бо­лото, зато цел». Над капотом истреби­теля поднимались клубы пара. Вода заливала раскаленный металл, этим и объяснялся рев, который я услышал.

Я взобрался на фюзеляж и помахал Ксаверу, который продолжал кружить надо мной. Он заметил, что я цел и не­вредим, покачал крыльями и повернул к Сиверской. Оглядевшись, я заметил, что двигатель и моторама не оторва­лись от остального фюзеляжа. Позади меня из осоки торчали крылья, к кото­рым все еще были прикреплены шас­си. Еще дальше, у начала длинной бо­розды, которую я оставил на земле, валялась задняя часть фюзеляжа и хво­стовое оперение. Неплохая посадка. Конечно, от самолета остались одни обломки, но я, по крайней мере, могу отсюда выбраться... из болота меня вытащила пожарная бригада, дежурив­шая на полосе.

Причиной аварии был саботаж. Кто-то на заводе, выпускающем боеп­рипасы, так и не удалось выяснить кто, испортил фугасный снаряд. Снаряд заклинило в стволе, и он детонировал, а вслед за ним детонировали бронебой­ный и полубронебойный снаряды. Это было просто чудо, что я не погиб на месте. Кабина и силовое отделение были просто изрешечены осколками.

Пока я сидел на солнышке и пытался унять дрожь в руках, прибыли два главных сержанта, оба увешаны орде­нами. Один из них улыбнулся мне и спросил:

-  Извините, может быть вы помо­жете нам. Примерно 15 минут назад где-то здесь приземлился сильно дымя­щий фокке-вульф. Когда он пересекал линию фронта мы попытались огнем не подпустить к нему русских, сидящих у него на хвосте. Скажите, пилоту уда­лось остаться в живых?

- А почему это вас так интересует? - ответил я вопросом на вопрос.

Тогда отозвался второй сержант. По его произношению можно было безошибочно узнать в нем баварца:

-  Мы с моим коллегой поспорили на бутылку коньяка. Я утверждал, что пилоту удалось приземлиться, а он - что пилот погиб.

- Поздравляю вас, - сказал я, - вы выиграли. Я - пилот того самолета и как видите я жив. Те жестянки, что раз­бросаны по болоту - все что осталось от моего фокке-вульфа.

Тут меня любезно пригласили в гости - на передовую, чтобы можно было отпраздновать мое спасение, но я отказался, объяснив, что сейчас дол­жна прибыть за мной спасательная команда из Сиверской.

Примерно через час «Клемм К-35» из нашего полка подвез меня к казар­мам. Я не успел выйти из машины, как к ней подскочил Ксавер и протянул мне руку:

- Поздравляю! Хорошо сработано. Ты ранен? Пошли скорее, начальство и остальные ребята нас уже ждут.

На следующий день я полетел с Ксавером выполнять следующее бое­вое задание. На этот раз мы сопровож­дали «штуки» - Ju 87 - обычное наше занятие».

Норберту Ханнигу повезло. Он не погиб и прошел всю войну. К концу на его счету было уже 34 победы. В последние месяцы его II./JG 54 получил реактивные истребители Me 262. А вот спокойному швабу Ксаверу Мюллеру повезло меньше. Он погиб, выполняя боевое задание, три месяца спустя - 27 августа 1943 года. К этому времени ему удалось сбить 47 самолетов противника. Таким образом, к концу весны оба дивизиона JG 54 потеряли с начала года несколько десятков пилотов. При этом полк оказался растянутым вдоль фронта от Ленинграда до Ржевско-вяземского плацдарма и даже дальше, до Орла. Курская операция должна была вот-вот начаться.