Заложник "пещерных адмиралов"

Катастрофа 31 марта 1904 г. покончила с продолжавшимися лишь немногим более месяца напряженными попытками С.О. Макарова преодолеть последствия 20-летнего застоя, которым наградил флот его высочество генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович. Не оставалось и надежд на то, чтобы нашелся последователь погибшего командующего флотом который столь же титаническими усилиями добился бы всеми ожидаемого перелома.

"Помазанник" не захотел прислать взамен погибшего С.О. Макарова из числа близких к нему по авторитету адмиралов: Г.П. Чухнина, Ф.В. Дубасова или Я.А. Гильтебрандта. Назначен был наиболее сомнительный претендент, к тому же находившийся (как об этом говорилось и в письме лейтенанта СВ. Шереметева) в натянутых отношениях с наместником - Н.И. Скрыдлов. Он предпочел не спешить в Порт-Артур и дождался, когда его отрезали от России. Так во главе флота остались случайно оказавшиеся там и совсем не обладавшие талантами флотоводцев контр-адмиралы В.К. Витгефт, М.Ф. Лощинский (только что прибыл с Черного моря, где за ним тянулись "неправильности" с казенными деньгами), князь П.П. Ухтомский (характеристику, данную в письме лейтенанта Шереметева адмирал вскоре сполна подтвердил), ничем себя не успевшие проявить новоиспеченные (с 28 марта 1904 г.) контр-адмиралы И.К. Григорович и Н.А. Матусевич. Все они, исключая, может быть Н.А. Матусевича и М.Ф. Лощинского, оставались воспитанными цензом и угождением перед Е.И. Алексеевым, приспособленцами его "школы". Они с гримасами отвращения и спустя рукава вели войну, не прилагая усилий и стремлений к достижению победы. С легкостью сдавали они позицию за позицией, обманывая надежды и ожидания флота, жителей Порт-Артура и его защитников.

Но адмиралы, обзаведясь надежными блиндажами (особенно хвалили в городе благоустроенный блиндаж адмирала Григоровича) и поголовно усвоив пещерный образ мышления, сумели напрочь утратить остатки понятий о чувстве чести и долга, верности присяге и отечеству. Они оставались лишь зрителями с завидной последовательностью осуществлявшейся японцами переброски армии и вооружений на материк и придали Того уверенность в удаче третьей операции по закупорке Порт-Артура 20 апреля (русские корабли, отбив атаку, в море почему-то вопреки обыкновению не вышли), позволили ему без раздумий начать высадку в Бицзыво и тем ускорили обложение Порт-Артура и гибель в ней эскадры. Русский флот ни разу не беспокоил японцев при перевозке войск морем и при высадке в Бицзыво, начатой 22 апреля. И происходило это в пределах Квантунской области, в 60 милях от Порт-Артура, там же, где японцы в 1894 г. высаживали войска для штурма тогда еще китайской крепости.

После недолгого сопротивления 15 мая 1904 г. было сдана решавшая судьбу Порт-Артура стратегически важная позиция на перешейке в Киньчжоу, и тогда адмиралы, словно выполняя согласованный с японцами план, взялись за разоружение флота.

Смело, несмотря на препоны со стороны почти полоумного генерала-солдафона Стесселя, издававшаяся в Порт-Артуре газета "Новый край" 17 июля 1904 г. писала: "Артур, уже привыкший к ночному грохоту выстрелов, за последние дни освоился и с дневной нескончаемой канонадой, перекаты которой, как отдаленные раскаты, слышались 13, 14 и 15 июля. Два месяца спустя после киньчжоуского боя японцы наконец приблизились к Артуру. Микадо утвердил план штурма нашей крепости... Оказалось, что японцев не менее как 4-5 дивизий при 120 орудиях, в числе их есть и дальнобойные. Говорить о боях 13, 14 и 15 июля, значит опять повторять то же: хвалить доблесть русского солдата, его стойкость, выносливость, его преданность отечеству и Престолу, его готовность лечь костьми за родину. Хребты Квантунских гор видели славных потомков героев Альп и Балкан. 15-го весь Артур утром уже знал, что в ночь по всей линии началось отступление наших войск на заранее подготовленные позиции".

Далее автор утешается преимуществами уменьшения линии фронтальной обороны, но не мог позволить себе задуматься о том, как же могли отступать потомки героев Севастопольской обороны, противостоящие всей Европе, как держава с населением 140 млн человек, утвердившая в 1895 г. мощь своего флота в Желтом море, теперь оказалась неспособной противостоять силами маленького островного государства с населением 45 млн чел. О гнилости одряхлевшего самодержавного режима говорить не позволял российский патриотизм.

Что касается фактической стороны обороны Порт-Артура, то все ее боевые эпизоды на море перечислены в обстоятельнейшем, составленном лейтенантом А.И. Лебедевым (1881-?) "Перечне военных действий флота у Порт-Артура (в Желтом море) в 1904 ." (С-Пб, 1910), уточненном затем по замечаниям участников войны. Краткая хроника этих действий приведена в "Боевой летописи русского флота", в трех книгах официальной истории ("Действия флота").

Львиную долю их составляют чисто фактологические, иногда с некоторыми количественными оценками (число выходов в море, расход боеприпасов, достигавшиеся скорости), сведения. Так было заведено, так было политкорректно по отношению к правящему режиму. И поэтому почти напрочь отсутствовало то, что составляет главную ценность, смысл и содержание истории, аналитическая оценка событий и выявление опыта и уроков войны. Их в приложении к обороне Порт-Артура позволил себе, пожалуй, только один автор - истребленный в пору сталинских репрессий М.А. Петров (1885-1938, чекисты), успевший в числе своих трудов оставить несравнимый по глубине анализ "Обзор главнейших сражений парового флота в связи с эволюцией военно-морского искусства" (Л., 1927). Его и сегодня можно считать образцом комплексной работы, в которой описание и анализ операций на море неотделимы от проблем кораблестроения и тактики.

Обращаясь к этим выводам относительно судьбы "Баяна", надо в первую очередь подчеркнуть, что все встречающиеся в истории свидетельства активного участия "Баяна" в обороне Порт-Артура не относились к тому главному назначению, ради которого создавался корабль - к прорыву завесы отряда легких крейсеров, к дальней разведке, к крейсерско-набеговым операциям на базы и пути сообщения противника, к действиям на флангах во время эскадренного сражения. Пришлось лишь вспоминать бой 31 марта 1904 г., когда Р.Н. Вирен не решился на смелый скоростной маневр, чтобы вывести из действия, а может быть, и потопить кого-либо из тех по артурской терминологии "собачек" отряда контр-адмирала Дева, которые, правда, тогда поддерживали два больших броненосных крейсера. Такого случая "Баяну" уже в продолжение всей войны не представлялось. Не поручали ему ни налет на конвой с войсками, шедшим в Бицзыво, ни набег на эту базу. Но вместо этого взращенный в покорности В.К. Витгефт приступил к начавшемуся с отъездом наместника разоружению флота. Пока что пушки снимали с кораблей, находившихся в ремонте, и "Баян" согласно приказу временно и.д. командующего эскадрой от 24 апреля в ряду с другими кораблями отдал на батарею литер "В" четыре 75-мм пушки.

Так началось все более углублявшееся падение флота, начавшего забывать о собственном назначении. Каким-то образом "тихо умерло" и состоявшееся телеграммой № 1547 от 30 апреля предписание Е.И. Алексеева о настоятельной необходимости "атаковать теперь японский транспортный флот в пределах его операций и на Квантуне соединенными силами обоих минных отрядов". Здесь же наместник сообщал свое мнение об особом значении присоединения теперь к Владивостокскому отряду "Баяна", "Аскольда" и даже, может быть, "Пересвета". Операцию прорыва этих кораблей через блокаду и похода вокруг Японии следовало разработать в "весьма секретном" собрании флагманов и капитанов.

Но все же не состоялось ни прорыва "Баяна" и названных выше кораблей во Владивосток, ни соответствующего резкого усиления эффективности операций крейсеров у берегов Японии. Бездействовал "Баян" и во время выпавшей флоту 2 мая 1904 г. несказанной удачи - подрыва на мине поставленных накануне "Амуром" двух броненосцев - "Хатсусе" и "Яшима". Судьба словно бы давала возможность сполна рассчитаться с японцами за гибель "Петропавловска". Но В.К. Витгефт, несмотря на настояния многих командиров и охвативший флот неописуемый энтузиазм и готовность "разобраться" наконец с японцами, остался при своем непреклонном стремлении "избежать какого-либо риска". Атака посланных к месту катастрофы миноносцев (почему-то без поддержки хотя бы крейсеров) была с легкостью отбита "собачками", яростно ведя огонь, они преследовали наши миноносцы до самой зоны огня береговых батарей.

Не проявил В.К. Витгефт и готовности помочь армии в отстаивании позиций в Кинчжоу. Под боком у главной базы японские канонерские лодки "обрабатывали" позиции русских войск, а флот мог помочь только действием канонерской лодки "Бобр". О попытках создать в бухте временную базу флота, чтобы надежно запереть позицию у Киичжоу, не было и речи. Потеряв брошенную на позиции 6-дм морскую пушку (только что установленная, она успела сделать лишь 25 выстрелов) и взорванный из-за невозможности снять с камней миноносец "Внимательный", силы флота вслед за сухопутными частями отступили.

"Баян" только 20 мая получил приказание быть готовым вместе с "Аскольдом" идти на помощь миноносцам к северному берегу, но так и остался без движения. Ничем крейсер не проявил себя и при выходе эскадры в море 10 июня, когда с восстановлением подорванных 27 января кораблей предполагалось дать японцам решительный бой.

Следуя приказанию временно командующего эскадрой, "Баян" в 7 ч 10 мин утра по выходе броненосца "Ретвизан" перешел с помощью буксиров из гавани на внешний рейд, став на SO в 10 каб. от входного маяка. С 8 ч 30 мин до 12 ч 45 мин по сигналу адмирала занимались тралением вокруг корабля с помощь спущенных гребных катеров. 14 ч 45 мин спустя 45 мин. после начала съемки эскадры с якоря (головной "Новик", "Диана", "Аскольд", за ними 6 броненосцев), "Баян" вступил концевым в образовавшейся колонне, держа в кильватер "Цесаревичу".

"Баяну", возглавлявшему крейсерский отряд под брейд-вымпелом капитана 1 ранга Рейценш-тейна даже не приказали отогнать японские миноносцы, которые напали на русские миноносцы, шедшие во главе тралящего каравана. После вялой часовой перестрелки с участием "Аскольда", "Дианы" и "Новика" японские миноносцы отступили. Более часа было потеряно на устранение несколько раз появившихся неисправностей рулевого управления на "Цесаревиче".

Только в 16 ч 50 мин пройдя 8 миль, отпустив тралящий караван и миноносцы 2-го отряда, "Цесаревич" занял место головного в колонне 6 броненосцев и следовавших за ними 5 крейсеров во главе с "Баяном". "Новик" шел концевым. На правом траверзе шли два минных крейсера и 7 миноносцев 1-го отряда.

В 17 ч 50 мин слева от SO показались главные силы японского флота. Эскадра увеличила скорость с 10 до 14 уз, а спустя час В.К. Витгефт, не делая никаких сигналов, лично отдал рулевому "Цесаревича" команду о повороте на обратный курс.

В 19 ч 10 мин по сигналу адмирала "Баян" и его крейсера заняли место впереди броненосцев, но ничем не могли помешать тихому, без единого выстрела, позорному бегству, в которое обратился недавно проводивший молебен о победе командующий.

Несказанное ликование охватило японский флот. Так в тот день "несколько часов подряд участь войны колебалась до тех пор, пока русский флот вследствие какой-то неизвестной причины повернул обратно в Порт-Артур, не предпринявши решительных действий ("Действие флота", кн. 2, с. 201). Действительно, против шести русских броненосцев японцы имели только четыре с добавлением четырех броненосных крейсеров (еще четыре ушли для действий против Владивостокского отряда крейсеров). Но в бою броненосцев, чем должен был бы решиться исход встречи, русские имели превосходство в тяжелых 12-дм и 10-дм орудиях (23 против 12). У японцев было больше 8-дм и 6-дм орудий, но они большей частью были рассредоточены на 9 крейсерах, и трудно было ожидать, чтобы их огонь мог быть целиком сконцентрирован на русские броненосцы.

Удовлетворенные тем, что русские добровольно повернули в свою ловушку - Порт-Артур, японцы с расстояния 55 каб. перестали сокращать дистанцию и мирно - без единого выстрела, отошли в сторону. "Баяну" досталась лишь сомнительная честь возглавить строй эскадры при возвращении ее на рейд. По следующему сигналу адмирала в 21 ч 15 мин "Баян" отдал якорь в 18 каб. от входного маяка и, не мешкая, опустил сетевое заграждение. Концевые корабли в это время уже в течение более получаса отбивали атаки неотступно следовавших за эскадрой японских миноносцев.

Судьба снова удивительным образом хранила русский флот - сначала при долгих утренних сборах на внешнем рейде, перед выходом в море корабли как-то миновали набросанные накануне японские минные банки, а затем при возвращении на рейд. Первым в 21 ч 45 мин на якорь на свое место по диспозиции встал "Баян", за ним - остальные корабли. Минные атаки японских миноносцев были отбиты. Оказалось, что при другом отпоре миноносцы менее, чем на 12 каб., сближаться не смели. Подорвался на мине, подходя к якорному месту, только броненосец "Севастополь".

С "Баяна" хорошо видели 4 миноносца, по которым открывали редкий, но действенный огонь. Было выпущено 2' 8-дм, 27 6-дм,8 75-мм и 16 47-мм снарядов. Выпустив, по сведениям японцев, 38 торпед (12 было обнаружено на берегу и около кораблей на рейде) в 30 атаках, японцы не достигли ни одного попадания по русской эскадре. Одна из торпед угодила в участвующий в атаке миноносец "Чидори", но взрыв не оказался гибельным.

Не веря в безрезультатность своих атак, японцы полагали, что потопили по крайней мере один броненосец и два крейсера. Важным итогом той ночи стало крушение упорно культивировавшегося В.К. Витгефтом мифа о крайней опасности атак японских миноносцев. Выдержанный в сухой формально-этической манере, рапорт Р.Н. Вирена ни словом не упоминал об отступлении. Просто отмечалось: эскадра начала "ложиться на W, а затем привела на N". Вот и все. Не приводились сведения о составе отрядов противника, о поведении своей команды, о расходе боеприпасов, о числе атак, проходивших с полуночи до рассвета, о числе обнаруженных торпед. Какой-то отрешенностью и равнодушием веяло от этого рапорта, представленного начальнику отряда крейсеров.

В 10 ч 30 мин 11 июня, убрав сети, соблюдая очередь (8-й после "Дианы" и броненосцев, начавших сниматься с якоря около 5 час утра, "Баян"вошел в гавань и оставался под парами до 20 июня 1904 г., когда, будучи сторожевым на рейде (сменив "Диану"), он сделал один выстрел из 8-дм пушки по четырем японским миноносцам, подошедшим к Ляотешану на 60 каб. и поспешивших тут же удалиться. Отказавшись от возможности перелома в войне на море, предоставлявшегося 2 мая (а всего было упущено не менее двадцати подобных шансов на успех), запугав себя до невменяемости обилием японских мин и заперевшись в Порт-Артуре, русская эскадра предоставила в распоряжение японцев и Печилийский, и Ляодунский заливы. Все повторялось, как в Крымской войне. Флот был обложен в своей базе самым тесным образом, никогда еще Андреевский флаг не претерпевал такого унижения. Неотвратимо, ввиду предстоящих штурмов крепости, надвигалась опасность самоуничтожения флота.

Пока же флот, еще надеясь вступить в бой, выходил в море для поддержки обороны крепости.

Бездействие флота в эти дни в своей замечательной книге, исполненной редких по тем временам вопросов и размышлений, подтверждал и лейтенант А.П. Штер: "...броненосцы изредка занимались перекидной стрельбой по японским позициям, крейсера снимали часть своих орудий и ставили их на береговые укрепления, а "Новик" с миноносцами и канонерскими лодками продолжали обстреливать японцев с тыла" (с. 42). В этой деятельности, надо добавить, активно участвовал и "Баян". 22 июня "Баян" приготовился выйти для поддержки отряда крейсеров, канонерских лодок и миноносцев, обстреливавших в бухте Тахэ занятые японцами высоты и вступивших в бой с отрядом японских кораблей. Утром 26 июня "Баян" под брейд-вымпелом Н.Х. Рейценштейна возглавил отряд, включавший броненосец "Полтава", крейсера и миноносцы. Они провели организованный обстрел высот, а подходившие японские крейсера и миноносцы были отогнаны огнем "Баяна". Он в тот день выпустил 15 8-дм и 11 6-дм снарядов.

А.П. Штер, подтверждая успешность стрельбы по японским позициям, добавлял детали совсем иного свойства: "На горизонте в это время показались характерные силуэты японских крейсеров "Ниссин" и "Кассуга", отряд наш представлял из себя значительную силу, а потому спокойно продолжал стоять на якоре, ожидая приближения противника. Каково же было общее изумление, когда, несмотря на то, что от японских крейсеров видели одни только трубы, настолько они были далеко, около борта "Баяна" упал снаряд, подняв взрывом громадный столб воды. "Полтава" немедленно ответила, но снаряд ее упал на половине дороги. Тогда "Баян" поднял, насколько мог, свою носовую 8-дюймовку, но снаряд его также не долетел, и вот отряд из броненосца, четырех крейсеров и четырех канонерских лодок принужден был, снявшись с якоря, уходить от двух крейсеров..." (с.43).

В примечаниях к изданию книги А.П. Штера 2001 г. этот бой датирован 26 июня 1904 г. (сам автор даты не называл), но вероятнее, это было позднее. Рапорты командиров крейсеров появление "Ниссин" и "Кассуга" ("Документы", изд. 3, кн. 1, вып. 5, с. 60-66) и бой с ними "Полтавы" не упоминают. Из них следовало, что попытки японских крейсеров сблизиться пресекались метким огнем 8-дм и 6-дм пушек "Баяна" с расстояния 44 каб. Эти крейсера - "Итсукушима" и "Хашидате" - начали удаляться. Их снаряды ложились очень близко, но вреда не приносили.

С 13 ч 45 мин "Баян" возобновил обстрелы высоты "150", в 14 ч 30 мин окончил стрельбу. Под проводкой тралящего каравана в 15 час корабли вернулись на внешний рейд. В 16 ч 30 мин "Баян" вошел в гавань. В 17 час на корабле из-за невнимания прислуги произошел взрыв 75-мм патрона в элеваторе. С возникшим пожаром справились. При входе на внутренний рейд левым бортом "Баян" коснулся грунта у мыса Тигровый хвост. При осмотре водолазами обнаружили, что была содрана лишь окраска.

Особо тревожными для "Баяна" были ночь и день 4/17 июля 1904 г., когда, пользуясь сильно осложнившим наблюдение за морем большим пожаром на берегу, корабль, занимавший на рейде сторожевую позицию, пыталась атаковать диверсионная группа мичмана Иокоо с японского броненосца "Фудзи". Это был один из первых опытов применения торпеды с помощью боевых пловцов. Атаки торпедами с моторных катеров предлагали в русском флоте еще до войны капитан 2 ранга И.И. Казаров, (1861-1905), с началом войны капитан 1 ранга В.А. Лилье (1855-?). Свой проект подрыва "Миказы" с помощью буксируемой мины предлагал балтийский водолаз Туртанов, но "их превосходительства" в Петербурге эти инициативы не поддержали. Теперь же энтузиасты нестандартных методов ведения минной войны нашлись в японском флоте. По счастью для "Баяна", пловцы, еще не имея легководолазиого снаряжения, не справились с буксировкой торпеды от доставившей ее на рейд шлюпки. Державшийся поблизости, обеспечивавший минный катер, несмотря па усиление бдительности из-за пожара, был замечен с крейсера только с рассветом, когда атака была уже невозможна.

В "Боевой летописи русского флота" (М., 1948, с. 294) отмечалось, что 4/17 июля на "Баяне" отражали атаку будто бы прорвавшегося через боновое заграждение японского торпедного катера. Речь, понятно, могла идти только о минном катере, но и его атаку Р.Н. Вирен в служебной записке № 1154 от 5 июля не упоминает. В ней говорилось (эти сведения повторены и в труде МГШ, кн. 2, с. 267), что днем 4 июля "Баян" двумя выстрелами отогнал пытавшиеся тралить в бухте Тахэ японские суда, а вечером сделал один выстрел по остановившимся в 58-60 каб. на рейде двум большим японским миноносцам. Снаряд упал под носом одного из них и заставил их отойти к о. Кэп, откуда они пришли. Тем самым "Баян" позволил нашим миноносцам незаметно перейти в бухту Тахэ.

В этих и подобных эпизодах обращает на себя внимание какой-то лишь предупредительный характер стрельбы из 8-дм орудий. Причиной могли быть, видимо, экономия боеприпасов и невозможность залповой стрельбы, которая могла бы дать наибольший эффект. В этот же день наблюдалась какая-то странная суета, происходившая близ Ляо-тешаня (в 70-75 каб. от крейсера) среди непонятно маневрировавших там 9 разных типов японских миноносцев. Внимательно за ними наблюдавшие вахтенный начальник лейтенант В.И. Руднев (1879-1960, Париж) и два сигнальщика были убеждены, что один двухтрубный миноносец в результате суеты пропал. Предположений о подрыве миноносца на мине Р.Н. Вирен не высказывал, не говорится об этом и в труде МГШ, но возможно, что именно в этот день на минах когда-то поставленных "Амуром" под прикрытием "Баяна", погиб миноносец.

13 июля "Баян" снова возглавил большой отряд поддержки правого фланга русской армии, так же отгонял японские миноносцы, а при возвращении вступил в перестрелку с пытавшимися преследовать наши корабли японскими крейсерами. Удачным попаданием 8-дм снаряда в корму крейсера "Итсукушима" он заставил выйти его из строя, а остальные "собачки" - отступить (с. 285). В этот момент с "Баяна" был замечен подрыв на мине крейсера "Чиода", который начал малым ходом уходить в Дальний. Командующего эскадрой просили послать "Баян" для истребления столпившихся у "Чиоды" "собачек", но тот засомневался, не будучи уверен в расположении японских заграждений, которые следовало протралить.

14 июля "Баян" вновь возглавлял отряд, шедший за тралящим караваном в бухте Тахэ для обстрела наступавших по всему фронту японских войск. В отряд с 3 канонерскими лодками, 7 миноносцами включили "Ретвизан", "Новик", "Аскольд" и "Полтаву". Оценив действенность их огня, японцы поспешили выдвинуть против нашего отряда крейсера "Ниссин" и "Кассуга".

Тогда-то и состоялся один из самых, может быть, показательных моментов той войны. По какой-то странности или чьему-то умыслу описание этого дня оказалось в истории полным умолчанием. В труде МГШ (кн. 2 с. 288-293) подтверждается особый эффект стрельбы по горе Юпилаза, которую вел "Ретвизан". (О нем В.И. Семенов писал в "Расплате": около 11 часов утра, своим мощным ревом покрывая все звуки боя, заговорили 12-дюймовки "Ретвизана". С какой любовью их слушали...", с. 167). Отлично действовали и остальные корабли, заставив японцев очистить все горы и перевалы на линии фронта. В 1 ч 50 мин, быстро сблизившись, "Хашидате" и прикрываемые пятым боевым отрядом контр-адмирала Ямада "Ниссин" и "Кассуга" открыли огонь по "Ретвизану" с расстояния 62 каб. "Ретвизан" и отряд крейсеров снялись с якоря и пошли за тралом в Артур в следующем порядке: "Аскольд", "Баян", "Паллада", "Ретвизан", имея справа лодки. "Ретвизан" отвечал на огонь из 12-дм орудий".

В 2 ч 03 мин перестрелка прекратилась. Японские снаряды перелетали через "Баян" и "Ретвизан", и осколки попали в одну из труб "Аскольда", но не причинили повреждений. "Баян" сделал попытку сблизиться на расстояние выстрела из 8-дм орудия, но японцы увеличивали все время расстояние, держась на расстоянии выстрела 10-дм орудия". Авторы этих строк из труда МГШ, не признавая, что отряд был принужден к отходу воздействием от огня "Кассуга", нашли возможность лишь пояснить, что сближению сил двух сторон мешали разделявшие их русские и японские заграждения.

Наиболее скупыми оказались почему-то сведения Р.Н. Вирена: "В 1 ч 50 мин неприятельские броненосные крейсера приблизились к нам на расстояние 62 каб. Повернули на О и открыли огонь. Мы снялись с якоря и вслед за караваном пошли в Порт-Артур. Назывался и уже приводившийся выше порядок строя при отходе, и ответная стрельба "Ретвизана" из 12-дм орудий, но не упоминалось о собственной стрельбе и о других дистанциях боя, и причина отхода под огнем "Ниссин" и "Кассуга".

В отличие от странной невнятности рапорта Р.Н. Вирена, гораздо более содержательны были рапорты начальника прибрежной обороны М.Ф. Лощинского. В первом № 173 от 14 июля, в частности, говорилось: "в 2 ч, расстреляв все снаряды, прекратил стрельбу и пошел в Артур, тем более, что крейсера пошли обратно, и неприятельские снаряды с 90 каб. ложились близко, и большое число перелетало через суда. Мы и батареи не были в состоянии отвечать". В рапорте № 176 уточнялось: "...Продолжал обстреливание берега совместно с "Баяном" и "Ретвизаном" до 2 ч дня. Все время на горизонте держалась японская эскадра, состоящая из 32 миноносцев и крейсеров "Итсукушима", "Хашидате", "Акицушима" и броненосец "Чин-Иен".

Во 2-м часу показались еще "Матсушима", "Ниссин" и Кассуга". Два последних судна стали лагом к нашим судам. Открыли огонь с расстояния от 70 до 90 кабельтовых (это было за пределами дальности стрельбы русских корабельных 8-дм и 12-дм артиллерийских установок - P.M.), причем снаряды ложились между нашими крейсерами и лодками, давая небольшой недолет, а большей частью перелеты. К 2-м часам дня все 9-дм снаряды на лодке "Отважный" были расстреляны. Ввиду этого, а также и потому, что отряд крейсеров и "Ретвизан" после открытия огня неприятелем начали сниматься с якоря, приказал лодкам идти в кильватерной колонне, имея "Новик" головным, к Порт-Артуру ("Документы", отд. 3, кн. 1, вып. 5, СПб, 1913, с. 156-161). Отход "Ретвизана" под огнем японских крейсеров подтверждал и его командир Э.Н. Шенс-нович (1852-1910).

После открытия огня по горе Юпилаза "Ретвизаном" и "Баяном" "одна из неприятельских миноносок, за ней другая устремились по направлению к Дальнему, и из-за острова Кэп появились "Ниссин" и "Кассуга" и открыли огонь с расстояния 100 каб. Снаряды неприятеля очень близко ложились около "Ретвизана" и даже перелетали "Ретвизан". Такова была дальность стрельбы . Ответные снаряды с "Ретвизана" не долетали, хотя орудия были направлены на наибольший угол возвышения. Пользуясь килевой качкой, сделал несколько выстрелов на восходящем угле качания. Снаряды долетели до неприятеля, но, конечно, ни один из таких случайных выстрелов не дал никаких попаданий. Подняв якорь, неприятель стал удаляться, и мы возвратились в Артур (РГА ВМФ, ф. 763, оп. 1,д. 8, л. 69).

Сказанное позволяет предполагать, что весь рассказ А.П. Штера о встрече русского отряда с "Ниссин" и "Кассуга" относился не к "Полтаве", а к "Ретвизану". Здесь же, продолжив его рассказ, уместно привести и сделанный в нем вывод: "малая сравнительно дальность боя нашей артиллерии играла существенную роль во всей русско-японской войне; даже новейшего типа броненосцы, как "Цесаревич" и "Ретвизан", не могли соперничать с некоторыми из японских судов" (с.43).

Особенно фатальную роль сыграли эти обстоятельства в судьбе "Баяна". Во множестве случившихся с ним боевых эпизодов он не мог достичь большего эффекта при присущих ему недостатках вооружения: наличии одноорудийных башен, не позволявших применять эффект залпа, неоптимальной - только две пушки - численность 8-дм артиллерии, малом угле возвышения орудий. И судьба, не дождавшись проявления "Баяном" боевой активности, послала ему подрыв на японской мине. Это произошло при возвращении после перестрелки с "Ниссин" и "Кассуга", спустя три часа после того, как подорвалась и едва ли не затонула входившая в состав тралящего каравана грунтоотвозная шаланда № 14. Перед этим в гавань успели войти "Новик", канонерские лодки и миноносцы, в 18 ч благополучно прошел "Аскольд".

"Баян" же, идя, судя по описаниям, тем же курсом - посреди расстояния между буйками выставленного минного заграждения сухопутного ведомства и затопленным перед входом в гавань пароходом "Хайлар", правым бортом задел мину. Через пробоину затопило первую кочегарку, две угольные ямы и правый бортовой коридор против первой группы котлов. При небольшом крене на правый борт дифферент дошел до 2,1 м. Справившись у штурмана - какой путь короче - в гавань шли до Белого Волка, командир, резко прибавив скорость, решил входить в гавань. В 18 ч 40 мин успели встать на бочку и корабль сел на грунт. По указанию старшего офицера и под руководством лейтенанта В.И. Руднева подвели два пластыря, часть переборок подкрепили под руководством трюмного механика Б.П. Кошелева. В помощь плохо державшим пластырям - пробоина длиной 9,75 м пришлась на боковой киль - для откачивания воды подошло портовое судно "Силач". Пришлось экстренно тралить рейд, после чего только в 20 ч 40 мин в гавань смогли ввести "Ретвизан". "Паллада" заняла на рейде место дежурного крейсера.

Взрыв "Баяна", появление под Порт-Артуром почти всего японского флота и неспособность справиться с минами, которыми, по словам В.К. Витгефта, весь район был забросан "даже до бонов", лишили командующего готовности поддерживать оборону подступов к Порт-Артуру.

Войска отступили в крепость.

Авторы истории МГШ не дали объяснения причин появления мин, а в "Боевой летописи русского флота" (с. 294-295) день 14/28 июля 1904 г. оказался вовсе изъят. Слишком, видимо, несбалансированным получалось у советских историков изложение событий - за три дня до взрыва "Баяна" флот потерял бездарно погубленный единственный 30-уз миноносец "Лейтенант Бураков", бывший незаменимым для прорыва блокады с депешами в Чифу. Его подорвал минный катер с броненосца "Миказа", прокравшийся под берегом в бухту Тахэ. Таким же образом был подорван миноносец "Боевой", и чудом избежал попадания торпеды "Грозовой".

Провал в судьбе "Баяна" на страницах "Боевой летописи" вот уже более 50 лет остается без объяснения, отсутствуют какие-либо упоминания о действиях корабля в море после отражения им 4/17 июля мифической атаки японского "торпедного катера", отсутствие его в бою 28 июля в Желтом море. Корабль упоминался лишь участием его личного состава в обороне на сухопутном фронте. Недопустимым, видимо, считалось признание подавляющего превосходства противника в технике, тактике, искусстве применения минного оружия, одержанной японцами победы в минной войне, как и неспособности "пещерных адмиралов" развернуть необходимой мощности тральные силы. Нельзя не согласиться с правотой В.К. Витгефта, выразившего неодобрение поступка командира миноносца "Расторопный" лейтенанта В.И. Лепко (1867-?), который, не проявив выдержки, поспешил выпустить торпеду по проявившему непослушание и агрессивные намерения английскому пароходу. Пароход в случае обнаружения военной контрабанды мог быть конфискован и использован в качестве тральщика.

Результаты минной войны и судьба эскадры были бы, наверное, иными, если бы в составе тральных сил были применены все те пароходы (часть их непродуманно затопили на рейде для его защиты) все те плавучие средства, которыми располагал Порт-Артур и порт Дальний, а также весь флот из 16 пароходов, что были присланы японцами для закупорки входа в гавань 11 февраля, 14 марта и 20 апреля.

Восстановить их не составляло большого труда, хотя ремонтное наследие адмирала Греве было столь плачевно, что решено было отказаться даже от ремонта заградителя "Амур", незначительно повредившего днище о камни 3 июня 1904 г. Флот, оказывается, исчерпал запас мин, и заградитель, который мог бы послужить в качестве тральщика и сторожевого корабля, до конца осады оставался в бездействии. "Пещерным адмиралам" было выгоднее использовать экипаж корабля для отправки на боевые позиции. То же предстояло и "Баяну".

Так приходилось расплачиваться за провалы в предвоенной подготовке, так были предопределены все те утраты, потери и неудачи, которые теперь должны были переживать корабли. Нельзя не вспомнить и о подводной лодке, которая могла резко понизить активность японского флота и о которой великому князю генерал-адмиралу в своем втором письме от 29 февраля 1904 г. написал лейтенант С.В. Шереметев.

Будь порт-артурская оборона насыщена всеми доступными тогда флоту средствами борьбы и ремонта кораблей, судьба "Баяна" мола бы не потеряться на страницах "Боевой летописи". Эти ее недомолвки вполне устраняются выпущенной в 1913 г. и уже не раз упоминавшейся работой исторической комиссии МГШ. В ней ("Действие флота", кн. 2, СПб, 1913, с. 294-295) говорилось: "Катастрофа с "Баяном" вывела его окончательно из строя; хотя он по выходе из дока и производил по временам перекидную стрельбу, на полную боевую силу."

Этот лучший и единственный броненосный крейсер в Порт-Артуре так и не удалось восстановить. Причин к тому было несколько, но главной было желание "пещерных адмиралов" воспользоваться аварией корабля для его полного разоружения уже перед вводом в док. С корабля, "чтобы не надломился" (кн. 2, с. 304), сняли все 6-дм и 75-мм пушки. Они были переданы частью на сухопутный фронт, частью для восполнения ранее отданной на береговые укрепления артиллерии броненосцев "Победа", "Пересвет", "Ретвизан", "Севастополь", "Полтава" ("Документы", С-Пб, 1913, отд. 3, кн. 1, вып. 6, с. 238). Две из 6-дм пушек, уже поданные к борту "Ретвизана" на барже, утонули с ней вместе при обстреле японской осадной артиллерией.

Разоружению своего корабля содействовал, как ни горько это признать, и его командир. Этот самый популярный из флотских офицеров, о котором, приводя похвальный отзыв лейтенанта С.З. Балка (1866-1913) - "таких людей немного" - ив столь же восторженных выражениях (это тот командир, "который дает своему крейсеру и ум и отвагу") писал в своей книге художник Н. Кравченко (с. 160-161), успел, видимо, почувствовать утомленность от уже достигнутых с начала войны высших боевых отличий. Сложившееся у него мнение о дальнейшей роли флота в войне он с особой обстоятельностью высказал на совещании 11 командиров и флагманов, которое В.К. Витгефт созвал 15/28 июля 1904 г.

На вопрос Командующего эскадрой "оставаться ли флоту в Артуре до конца, помогая чем можно на берегу в обороне Артура", только двое: капитан 1 ранга Н.О. Эссен и контр-адмирал Н.А. Матусевич высказались за немедленный уход флота во Владивосток. Остальные не допускали ухода. Р.Н. Вирен предложил наиболее радикальный план капитуляции перед Того. "Флоту оставаться в Артуре, составляя с ним нераздельное целое, но разделить суда на те, которые будут выходить на рейд, и другие, которые останутся в гавани, окончат кампанию, и вся команда их пойдет на берег и примет участие в обороне Артура".

Вековая слава флота, заветы С.О. Макарова, готовившего флот к решительному сражению и, наконец, прямые настояния Е.И. Алексеева, начавшего запоздало усваивать трезвый взгляд на стратегию войны - ничто не могло поколебать ущербность мышления собравшихся по воле случая в Порт-Артуре "флотоводцев". Вбитый с детства синдром героики севастопольской обороны парализовал их ум и сознание. Никто не хотел понять, что в отличие от Крымской войны, где флот был обречен на гибель из-за полной технической отсталости и отсутствия какой-либо другой защищенной базы, война в Тихом океане имела реальную победную альтернативу. Имея на своей территории исторически обретенную базу - Владивосток и дождавшись подкреплений из Балтики можно было овладеть морем и решить исход войны в пользу России. Но что можно было ожидать от всех этих питомцев ценза, из которых на состоявшемся ранее совещании 4 июля (мнение Р.Н. Вирена в сборнике документов не приводилось - он был в море) только Н.К. Рейценштейн признавал возможность прорыва (под прикрытием "Аскольда", "Баяна" и "Новика" ("Документы", отд. 3, кн. 1, вып. 5, с.101).

На грани маразма находился и сам командующий эскадрой. В телеграмме от 22 июня в очередной раз "доказывая" Е.И. Алексееву невозможность прорыва во Владивосток, он писал: "Не считая себя способным флотоводцем, командую лишь в силу случая и необходимости, по мере разумения и совести, до прибытия Командующего флотом. Боевые войска с опытными генералами отступают, не нанося поражения, почему же от меня, совершенно неподготовленного (четыре года начальник морского штаба - P.M.), с ослабленной эскадрой, 13-узловым ходом, без миноносцев, ожидается разбитие сильнейшего, отлично подготовленного, боевого 17-узлового флота неприятеля с громадным числом миноносцев. Принятие боя при данных условиях было бы не Синоп, а Сант-Яго". ("Документы", С-Пб, 1913, отд. 3, кн. 1, вып. 5, с. 46).

Доходя до крайней степени отчаяния, он 11 июля приводит еще более убедительные, по его мнению, государственного значения доводы. "Обложившие Порт-Артур японские мины ставили эскадру в положение парусного флота против парового". И совсем нечего думать о сохранении эскадры, так как "потерянные суда можно построить", а потеря Порт-Артура нанесет "славе и престижу России больший удар, чем потеря всей эскадры, а поэтому всю ее без остатка израсходовать на оборону Крепости". Этот во всем покорный своему властителю службист потоком жалкой демагогии пытался внушить Е.А. Алексееву всю никчемность задачи прорыва эскадры во Владивосток. Казалось бы, не должно было оставаться иного выхода, незамедлительно устранить от командования впавшего в маразм адмирала. На его место могли быть назначены И.О. Эссен, Н.А. Матусевич или тот же, успевший заслужить репутацию храброго воина, Р.Н. Вирен. Этого безоговорочно требовали задачи ведения войны на море. Но Е.И. Алексеев, связанный с В.К. Витгефтом какими-то, видимо, особо доверительными отношениями, продолжал его уговаривать, как малое дитя. Возможно, он не хотел признаваться перед собой в роковой ошибке, - назначении по собственному выбору столь никчемного человека.

О том, что произошло 28 июля 1904 г., автор обстоятельно говорил в книге ("Цесаревич", ч I, C-Пб, 2000, с. 68-101). Гремучая смесь трусости и холопской исполнительности (Вильгельм Карлович без раздумий отвергал все поступившие здравые советы, включая и предложения И.К. Григоровича оставить в Порт-Артуре связывающие эскадру тихоходные "Полтаву" и "Севастополь") привели к неизбежному роковому результату. Эскадра как боевое соединение перестала существовать, а ее остатки, вернувшиеся в Порт-Артур, всецело оказались во власти с новой энергией взявшихся за свое предательское дело "пещерных адмиралов".

К ним - вот еще одна загадка природы - присоединился Р.Н. Вирен. Да, да, тот самый лихой командир героического "Баяна", которого император поспешил произвести в контр-адмиралы и утвердил в должности командующего того, что осталось от эскадры - начальником отряда броненосцев и крейсеров".

Он и продолжил дело разоружения флота.