Гибель

Бедственное положение эскадры, потерявшей интернированными лучший свой броненосец - "Цесаревич", два крейсера, 4 миноносца и погибшими крейсер "Новик" и миноносец "Бурный", усугублялось потерей второго за войну состава штаба. Кроме Н.О. Эссена, не осталось никого, кто мог бы настаивать на сохранении кораблей и их прорыве во Владивосток для соединения с готовившейся на Балтике 2-й Тихоокеанской эскадрой.

"Баян", не подозревая об уготованной ему участи, как мог пытался помочь обороне, но положение его становилось все безысходнее. Фактически, выбывший из состава эскадры, с легкостью преданный делавшим свою карьеру прежним командиром, "Баян" оказался беззащитен перед лицом безраздельно воцарявшегося в эскадре синдрома севастопольской обороны.

Об этом вредоносном, но стыдливо замалчиваемом в истории синдроме с полной ответственностью в своем ныне забытом исследовании, с болью в сердце писал в 1910 г. Н.Л. Кладо "Нельзя безнаказанно для военного согласия возвеличивать свои поражения, и в известной степени возвеличение Севастополя привело к Порт-Артуру, а возвеличение Синопа - к Цусиме, как возвеличение отечественной войны 1812 года привело к "отступлению" и "терпению в маньчжурской компании. Надо отдать справедливость "героям", наградить их и оценить их заслуги, но нельзя возводить в культ эпоху, характерная черта которой - военная отсталость и военное невежество. Именно за таким культом пропадают те причины, которые привели к поражению (подчеркнутое - курсивом Н.Л. Кладо), и тем самым затрудняется возможность ясного сознания и устранения этих причин".

Но на "Баяне" думать об этом мешали совсем новые, не располагавшие к героике заботы. Так с 14 мая по 27 июля корабль, как и все другие, должен был (вместо организации специальной службы) нести особую тральную повинность. В эти дни в работах по тралению на рейде под руководством капитана 1 ранга Н.К. Рейценштейна (1854-1916) участвовали командир капитан 1 ранга Р.Н. Вирен, лейтенант Н.А. Подгурский (1877-?), переведенный в конце осады на "Расторопный" мичман К.В. Шевелев (1881-1971, Сан-Франциско), мичманы Ю.Л. Лонткевич (1881-1940, Львов), А.А. Бошняк (1882-?), A.M. Романов (1882-?), П.М. Соймонов (1884-1958, Париж), прапорщик Алмазов. В большинстве они прибыли на корабль только с началом или в ходе войны. От кают-компании первоначального состава, принимавшего корабль в Тулоне и совершавшего океанский поход, на "Баяне" оставались уже единицы.

В начале августа возложили на "Баян" (вместе с другими кораблями) уже артиллерийскую повинность. Ему поручалось обслуживание в семи укреплениях 4 6-дм, 3 120-мм, 12 75-мм, 9 47-мм, 12 37-мм пушек, 5 прожекторов и 9 фугасов форта № III. Их прислуга 223 человека (комендоры, минеры, электрики, сигнальщики) постепенно увеличивалась, и понятно, что корабль полноценной боевой подготовкой заниматься не мог. Еще более 200 человек было послано 7 августа в резерв войск, находящихся на позициях под командованием лейтенанта В.И. Руднева 3 (1879-1966, Париж), мичмана П.М. Соймонова 2. Они располагались до этого в казармах Квантунского экипажа, но уже 11 августа были окончательно оставлены на позиции вместе с десантом "Амура".

Телеграммой от 15/22 августа наместник сообщал о назначении Р.Н. Вирена Командующим отдельным отрядом броненосцев и крейсеров 1 ранга, находящихся в Порт-Артуре. "Баян" поручался новому командиру капитану 2 ранга Ф.Н. Иванову - бывшему командиру "Амура". В отличие от других кораблей история (исключая сомнительные записки Р.Н. Вирена) не сохранила каких-либо мемуаров офицеров "Баяна" о той войне. Но можно быть уверенным, что назначение нового командира офицеры должны были воспринять с энтузиазмом и надеждой. Федор Николаевич Иванов в 1897 г. окончил минный класс, в 1899-1900 г командовал состоявшим в эскадре Средиземного моря миноносцем № 120, с 1900 по 1904 г был старшим офицером крейсера "Новик". Приобретенный миноносный образ мышления и школа плаваний с Н.О. Эссеном блистательно проявились во время недолгого командования в 1904 г. минным крейсером "Гайдамак" и заградителем "Амур". Смелые решения командира, преступившего данное В.К. Витгефтом боязливое ограничение района постановки мин, 1 мая 1904 г. принесло флоту успех, уже никогда в его истории не повторявшийся, и самый жестокий урон противнику. Казалось, что новый командир при поддержке Р.Н. Вирена сумеет поддержать славную репутацию доверенного ему доблестного корабля, избавит от уготованной ему "пещерными адмиралами" участи стать бессмысленной жертвой расстрела в гавани японской осадной артиллерии.

Где-то, возможно, еще откроются исполненные и пламенного патриотизма, и сердечной боли инициативы нового командира о выходе в море для последующих блистательных подвигов его корабля. Факты же таковы, что прав остался А.П. Штер, находивший лишь один ответ на мучившие всех думающих офицеров горестные вопросы о судьбе эскадры и о поведении поставленных перед ней Помазанником невыразимо бездарных "флотоводцев".

"Как известно,- писал он после войны, - из всех судов эскадры только два успели выйти в море до потопления в гавани японскими 11-дм мортирами - суда эти были "Севастополь" и "Отважный". Если командиры этих судов, оставшись при отдельном мнении, сумели в решительную минуту спасти свои корабли от бесполезного уничтожения, вышли в море и в течение долгого промежутка времени боролись с непрерывными минными атаками, то невольно приходит в голову мысль, не является ли гибель наших броненосцев в гавани заранее обдуманным преступлением? Действительно ли командиры этих броненосцев и крейсеров не могли выйти из гавани или они не хотели этого сделать, предпочитая скрываться по блиндажам.

Офицеры "Севастополя" рассказывали, будто командиру мешали выходить, не давая средств для этого, что заставило его чуть ли не силой захватить буксирные пароходы и вывести свой броненосец на рейд. Вот вопрос, который до сих пор не поднимался, но несомненно, требует самого тщательного расследования" (с. 46). Никакого расследования, как известно, проведено не было, и тайные мотивы помыслов "пещерных адмиралов" и сегодня, спустя 100 лет, остаются столь же нераскрытыми, как и тогда.

Но Порт-Артур еще жил. Траление на его рейде продолжалось. В нем своими паровыми катерами участвовал и "Баян". Исключительные подвиги изобретательности и личной храбрости в обороне крепости проявлял минный офицер крейсера лейтенант Н.Л. Подгурский. По его инициативе против осаждавших войск были применены метательные мины из аппаратов катеров и спускавшиеся с сопок шаровые мины и подрывные патроны в качестве ручных гранат.

В последний день второго японского штурма 9/22 сентября лейтенант Подгурский с двумя минерами подобрался вплотную к блиндажу с японцами, на горе Высокой, со второй попытки уничтожил его взрывами подрывных патронов. Пользуясь охватившей противника паникой ("раздался дикий рев и перед нашими глазами выросла громадная толпа японцев, бросившихся из блиндажа по всем направлениям" - вспоминал Н.Л. Подгурский), русские сбросили с горы почти уже захватившие ее японские войска и на целых два месяца заставили их отказаться от попыток нового штурма.

К несчастью, этот успех не был использован для подготовки прорыва из Порт-Артура "Баяна" и других скоростных кораблей. Как явствовало из представленной Главнокомандующему программной декларации Р.Н. Вирена от 2/15 сентября, на "Баяне" к тому времени не доставало уже одного 8-дм, всех 6-дм, 8 75-мм, 8 47-мм и 2 37-мм орудий. Это означало, что на возвращение их с позиций, где они вросли в систему обороны, рассчитывать не приходилось.

Лейтенант Н.Л. Подгурский оставил обстоятельные воспоминания о своей боевой и изобретательской деятельности на берегу, но сведения о самом корабле, в отличие от его боевого сверстника "Новика", остаются пока весьма отрывистыми. Офицеры на "Баяне" вместе с лейтенантом Подгурским обсуждали планы ликвидации злосчастного блиндажа с японцами на горе Высокой, но нет никаких подробностей о том, чтобы офицеры готовили корабль к решительному прорыву.

Лишь на совещании адмиралов 7/20 ноября у И.К. Григоровича было решение, но из оставшихся на кораблях 1600 снарядов 6-дм калибра передать на оборону крепости только 600, а остальные сохранить в виде неприкосновенного запаса. Имелось в виду пытаться "понемногу комплектовать все суда, а в особенности "Баян" (на случай возможного его выхода для прорыва во Владивосток), если он не получит новых повреждений". Вопрос же о безотлагательной действительной организации этого прорыва в дальнейшем уже не появлялся. В "историческом повествовании" советского писателя А.Н. Степанова (1892-1965) "Порт-Артур", (кн. 2, М., 1950, с. 469) выход "Баяна" связывался с особым разрешением генерала А.Н. Куропаткина или командующего флотом Н.И. Скрыдлова. Документы этой версии пока что не подтверждают. Во всех источниках, как и в повествовании А.Н. Степанова все внимание к судьбе "Баяна" сводится к сухопутной обороне. В историю "Баяна" вошли имена командовавших батареями на суше мичманов Юрия Лонткевича, Александра Бошняка, Анатолия Романова; героев последней обороны горы Высокая, где 17-22 ноября были израсходованы все резервы десантов флота - лейтенантов В.И. Руднева, инженер-механика М.И Глинки, младшего врача А.П. Стеблова (1878-?), священника отца Анатолия Куньева. Но сведений о действии самого корабля, а главное, о составе и намерениях его офицеров относительно немедленного прорыва по окончании ремонта в литературе отсутствуют.

Неопубликованным остается даже упоминавшийся в официальном описании войны "Исторический журнал контр-адмирала Вирена" ("Действие флота", кн. 4, с. 128). Не был выпущен и посвященный его порт-артурскому командованию эскадрой сборник документов. Власть оберегала послевоенную, опекаемую лично императором карьеру главного на конец осады "пещерного адмирала". Не поощрялись, видимо, и подобного же рода воспоминания.

Захлебнувшие страну после 1917 г. кровавые события не позволили появиться воспоминаниям многих погибших тогда офицеров, вспоминать о подвигах той войны не было принято и в советское время. Бывшие офицеры старались забыть свое ставшее смертельно опасным "царское прошлое''. Всякое упоминание о нем могло обернуться новыми обвинениями в контрреволюции. Новая власть отняла у офицеров и прошлое, и боевые награды. Остается надеяться на восполнение истории со страниц вернувшегося в Россию, хотя, конечно, в далеко искаженном виде "Белого архива".

Безвозвратно потерянными остаются для нашей истории рассеянные по всему земному шару судьбы бывших офицеров и их свидетельства о пережитом, и "Баяну" здесь кажется, особенно не повело.

Фактическая же сторона событий выглядит следующим образом. В донесении Р.Н. Вирена главнокомандующему от 10 сентября говорилось, что, "кроме "Севастополя", исправления всех кораблей были закончены. На "Баян" устанавливали 6-дм пушки "Паллады", так как с фортов снять невозможно, много подбитых во время бомбардировок с берега". На кораблях эскадры не доставало: одно 12-дм, одно 10-дм, 16 6-дм, 25 75-мм, 26 47-мм орудий. Почти с удовлетворением адмирал сообщал, что "забрав все из порта, имеем снарядов немного менее половины боевого запаса". Это значило, что явочным порядком Р.Н. Вирен успел уже почти полностью лишить корабли возможности к прорыву в море. В донесении от 25 сентября уточнялось, что с "Паллады" на "Баян" ставят шесть орудий, но работы ведутся только ночью. С 26 сентября по 18 октября "Баян" принимал участие в тралении внешнего рейда. 30 сентября и 17 октября сделал 17 и 10 выстрелов по японским позициям. Судьба продолжала оберегать корабль от значительных повреждений, словно подталкивая его к еще возможному прорыву в море. Японцы же, установив 11-дм осадные мортиры за Сахарной головой занимались неторопливой их установкой, и обстрел кораблей вели пока из 120-мм и 6-дм орудий. "Баяну" в названный период досталось 10 таких снарядов из 26 попаданий в корабли эскадры и 6 из 41 попадания 11-дм бомбами.

27 сентября, пристрелявшись к постоянной стоянке "Баяна" в Восточном бассейне под Золотой горой, японцы добились четырех попаданий из 11-дм мортир. Один их снаряд причинил кораблю до 50 разного рода повреждений в машинном отделении, где, в частности, оказалась помята колонна золотниковой коробки цилиндра среднего давления и разбита сама коробка, перебиты кронштейны тяг приводов управления, и до половины - машинный фундамент.

Подозревая, что "Баян" более других кораблей в Порт-Артуре способен на прорыв (он один обладал 21-уз скоростью), японцы неотступно преследовали его огнем 11-дм мортир. Попытки искать спасение па внешнем рейде, куда корабль перешел утром 3 октября, оказались безуспешными, японские агенты очень скоро, как это было и с попытками менять стоянки других кораблей, сообщали о вставшем на бочке под Золотой горой "Баяне", и в продолжение пяти часов дневного времени в корабль попало семь из выпущенных по нему 46 11-дм снарядов. Но эти повреждения все еще не затронули жизненные части крейсера, и командир считал, что они еще не вывели его из строя. На случай прорыва японцы выдвинули к Порт-Артуру крейсера "Асама" и "Ивате", а броненосцы бы попытались перехватить корабль у о. Кэп. В уже замиравшем тралении рейда участвовал и катер "Баяна". 5 и 11 ноября "Баян" выпустил по японским позициям 6 и 4 8-дм снаряда. Отдавая все больше людей на оборону крепости и защиту последнего, критического для флота рубежа на горе Высокой (ее оставили 22 ноября), "Баян", насколько это удавалось, продолжал по ночам ставить пушки со всем уже, видимо, списанной "Паллады", этой, по выражению В.И. Семенова, незадачливой "богини отечественного производства", продолжал заниматься тралением и даже успел 17 ноября сделать из 8-дм пушки (или пушек) четыре мортирных выстрела (чтобы накрыть японцев в ложбине) с полузарядами от орудия в 35 калибров. За это время японцы успели планомерным последовательным расстрелом, начав его 22 ноября, покончить к 24 ноября с четырьмя броненосцами и крейсером "Паллада". Леденящая кровь картина этого неслыханно дешево обошедшегося японцам истребления русского флота (В "Ретвизан" попало 22 11-дм бомбы, в "Полтаву" 1 11-дм, в "Пересвет" 25 11-дм, в "Победу" 28 11-дм, в "Палладу" 4 11-дм) остается и сегодня неподдающейся пониманию.

Освободив свои орудия "убийства" флота в Западном бассейне, японцы с утра 25 ноября принялись за продолжавший смиренно, как жертвенная овечка на привязи, стоять на швартовых "Баян". Как говорилось в труде МГШ (с. 254), согласно решению совещания адмиралов от 7 ноября, корабль "все время поддерживался в готовности для выхода в море". В ночь на 23 ноября на левом борту установили полученные с "Паллады" два 6-дм орудия. Два других недостающих 6-дм орудия (по правому борту) поставить помешала усиливавшаяся бомбардировка.

В этот день, как признавала официальная история, выйти в море еще были способны "Пересвет" и "Победа". Была возможность использовать последний шанс - сформировать из них вместе с "Баяном" ударный отряд прорыва. Пополнить людей можно было с "Севастополя", еще способного прикрыть этот прорыв, и с уже погибших "Ретвизана" и "Полтавы". Но и сегодня отсутствие прямых свидетельств о событиях тех двух дней заставляет лишь теряться в догадках о действиях и намерениях командиров и офицеров этих кораблей. Неизвестно, какие и каким составом офицеров были приняты решения о выгрузке с корабля ночами с 23 на 24 и с 24 на 25 ноября боеприпасов и провизии. На берег перевели и почти весь экипаж, оставив лишь специально отобранные аварийные команды.

Но не веря, что его окончательно предали и в море выводить не собираются, корабль сопротивлялся с удивительной стойкостью и героизмом. 25 ноября с 9 ч утра до 17 ч японцы выпустили по крейсеру до 320 11-дм и 6-дм снарядов. По крайней мере, четыре из 10 попавших снарядов были 11-дм калибра. Не имея подводных пробоин (выручал устроенный на борту бон), корабль, однако, все более садился из-за приема воды в последовательно затапливавшиеся (из-за пожаров) отсеки. В борьбе за живучесть корабля были ранены подшкипер Красилькиков и трюмный механик Кошелев, но о восстановлении корабля уже не могло быть и речи.

Уже до полудня 26 ноября все было кончено. Весь заполнившись водой, с 15° на левый борт, "Баян" уже всем своим корпусом лег на грунт.

В этот день только "Баян" и "Севастополь" из крупных кораблей оставались еще под андреевскими флагами - все остальные по приказу Р.Н. Вирена от 25 ноября, официально уже будучи затопленными в гавани, окончили кампанию.

Команда "Баяна" частью образовали одну из рот последнего десанта флота с мичманом Ю.Л. Лонтковичем и инженер-механиком Е.П. Кошелевым. Комендоры, минеры и машинисты продолжали работы в Минном городке и в порту по изготовлению снарядов и гранат. Командир Ф. Иванов был назначен в помощь Э.Н. Шексновичу при заведовании флотскими командами, размещенными на дачных местах в оборудованных ими фанзах. И матросы, и офицеры в большинстве продолжали переводиться на пополнение убыли в десантных ротах и на батареях.

В приказе от 26 ноября 1904 г. Р.Н. Вирен в обращении к "дорогим товарищам по отряду" оповещал их о постигшем всех "большом горе и несчастье" - потоплении почти всех судов японскими 11-дм снарядами. Своей вины в этом он, понятно, никакой не видел и нимало о ней не упоминал. Адмирал не постеснялся своим, как он высокопарно выразился, "дорогим товарищам по отряду" внушить подленькую мыслишку о том. что вся цель их патриотического долга перед отечеством состояла именно в этих перечислявшихся в приказе, погрузо-разгрузочных и окопных (сугубо мускульных - без проблеска интеллекта), словно речь шла о каменном веке, подвигах.

Впрочем, совсем другую правду Р.Н. Вирен припас для начальника укрепленного района генерал-адъютанта A.M. Стесселя. Письмом от 25 ноября адмиралу напоминалось о настояниях генералов о непременном, несмотря ни на что, прорыве флота во Владивосток и о неизбежной его гибели, если он свяжет свою судьбу с обороной Порт-Артура. Сухопутные генералы оказались мудрее, чем блистательный недавний командир "Баяна".

В ответ Р.Н. Вирен, словно готовя оправдательную речь на грядущем, но, увы, не состоявшемся судебном процессе, обстоятельно повторял все свои не раз уже сообщавшиеся еще Е.И. Алексееву доводы и о полной безнадежности попыток такого прорыва и, наоборот, о крайней полезности реализации всех ресурсов флота и его людей для обороны крепости. "Всякий флот строится, чтобы сражаться с неприятельским флотом, но чтобы он мог это исполнить, ему необходимы порта-убежища, без которых ни один флот существовать и оперировать не может. "Суда - не киты, - писал адмирал генералу, - Роль такой базы Порт-Артур выполнить не мог. Это убежище оказалось такой ловушкой для флота, какую мы могли бы пожелать только самому злейшему врагу". Так яростно (подобное же искусство изворотливости спустя год проявил перед следственной комиссией и З.П. Рожественский) отрекаясь даже от собственной, шесть лет как обживавшейся русскими порт-артурской базы, пытался Р.Н. Вирен отмыться от неотвратимо ложившейся на него каиновой печати. Замечательно, что эти нежданно явившиеся смелые признания о негодности базы (неудобства ее еще в 1898 г. отмечал Ф.В. Дубасов) никак не приводили адмирала к напрашивавшемуся выводу о том, чтобы ради спасения флота от грозящей гибели в осажденной базе и во имя победы в войне на море надо было во что бы то ни стало уходить из Порт-Артура, а не цепляться за его окопы и адмиральские дачи.

Запоздалое и совсем безадресное вольнодумство, проявленное адмиралом под занавес трагедии эскадры и крепости, никак не повредило карьере несостоявшегося флотоводца и ничем уже не могло помочь судьбе последнего крейсера порт-артурской эскадры. Вместе со всем флотом "Баян" достался японцам при сдаче Порт-Артура генералом Стесселем 20 декабря 1904 г. В ночь на этот день "Баян" был взорван одновременно с другими затопленными кораблями эскадры. Утром на глубине 25 сажен был потоплен героически отражавший все это время атаки японских миноносцев броненосец "Севастополь". Днем раньше, еще раз подтвердив возможности прорыва из Порт-Артура в Чифу, с легкостью преодолев блокаду, ушли боеспособные миноносцы и группа катеров.