Wundefwaffe

8. Прожекторы, мачты и кокосовые половики

 

Адмирал М.П. Лазарев (1788-1851), приглашен­ный в 1825 г. в очередной на русской истории "Коми­тет образования флота" (ставилась задача преодолеть тот застой и неустройства, к которым то и дело при­водила флот бюрократия) после первого же заседания в отчаянии решил подать в отставку. "Вообразите, — объяснял он другу Д.И. Завалишину (1804-1892), буду­щему декабристу, — первый же вопрос, какой задал Комитет образования флота — это какие дать киве­ра морякам" (С.П. Белавенец "Нужен ли нам флот и значение его в истории России, С-Пб, 1910). Любовь бюрократии к мундирам, выпушкам, погончикам, пет­личкам", в технике являла себя возней с коврами, фо­нарями, шкафами и умывальниками.

Поразительны были предпринимавшиеся МТК в 1896 г. покупки в Германии цветов подсолнечника, признанных очень полезным и перспективным запол­нителем бортовых коффердамов (они видны на чертеже мидель-шпангоута крейсера "Варяг" (см. книгу авто­ра, Л., 1975, с. 11,4; 1983, с. 84) вместо дефицитной целлюлозы. Озадаченный таким поручением, морской агент в Германии докладывал о сложности приобре­тения такой большой партии (20 пуд.), т. к. в Герма­нии подсолнечник культивируется в весьма незначи­тельном количестве. Тогда, обратившись к министерству земледелия и государственных имуществ, начали поиски поставщика отечественного продукта (РГА ВМФ, ф. 421, оп. 8, д. 57, л. 440).

До уморительности долго решали вопрос о за­мене 47-мм пушек на 57-мм, но так и не удосужились перед войной разработать фугасные снаряды для 75-мм пушек. И всю войну флот в этом калибре оста­вался почти на доисторическом уровне. Осуществив грандиозную программу судостроения 1898 г., МТК, уже окончив войну, все еще не мог выбрать практич­ный вид палубного покрытия, который мог бы заме­нить дорогостоящий деревянный настил.

После двух лет размышлений четвертым допол­нительным актом от 4 апреля 1907 г. решили отка­заться от тикового настила верхней палубы (предус­матривавшейся ст. 54 спецификации № 2) и от линолеума, предусматривавшегося по ст. 55 для па­луб мостиков и полубака. Это давало экономию в 68300 франков и облегчало корпус на 58 т. Линолеум сохраняли в каютах батарейной и жилой палубах. На батарейной и жилой палубах между поперечны­ми переборками стелили продольные съемные коко­совые дорожки.

Взамен деревянного настила предлагалось при­менить мастику Викерстрема толщиной 35 мм на вер­хней палубе и балконе командира, 25 мм на полубаке и 13 мм — в прочих помещениях. Эта досужая выдум­ка канцелярских чиновников вызвала решительное воз­ражение командира. Сродни деревенским половикам, они будут быстро изнашиваться и станут постоянными грязенакопителями. Лучше было бы применить покры­тие 8-мм "шведской мастикой". Из документов других кораблей уже было известно, что и эта мастика в море держалась недолго, но командир об этом сведений, ви­димо, не имел или в них не верил. Сохранение же ли­нолеума нежелательно — он, как показал пожар на французском броненосце "Иена", очень хорошо горит. Расплата за легкомыслие пришла позднее, когда, как смущенно докладывала корабельная комиссия (16 ап­реля 1909 г. рейд Виго), мастика на верхней палубе при­шла "в совершенную негодность", вся потрескалась, повсюду отстала от палубы, частями выкрошилась. В полостях под мастикою в продолжение 1,5 лет палуба оказалась доступна действию ржавчины.

Но в МТК почему-то это не предвидели и, согла­шаясь с мнением Залевского о необходимости устра­нения горючих материалов, предлагали оставить в па­лубах только дорожки из линолеума. Вместо же предлагаемого наблюдающим дермита (был такой мед­ный, но также оказавшийся несостоятельным материал) МТК рекомендовал ему посоветовать заводу применить шведскую мастику.

В декабре 1906 г. определили, что этой мастикой будет покрыто 920 кв.м площади верхней палубы, 130 кв.м рубок в ее выгородках, 95 кв.м коечных сеток, 61 кв.м полубака, 157 кв.м мостиков. Всего собирались покрыть 1145 кв.м слоем 35 мм и 218 кв.м — слоем 13 мм на полубаке и мостике. Такое решение приняли и для "Рюрика", но для него расчет мастики поручи­ли вычислить фирме Виккерса.

Кончилась эта эпопея весьма плачевно. Дав хо­рошо заработать "Товариществу шведской мастики" и его представителю в Петербурге г-ну В.В. Бэру, на кораблях, после недолгого плавательного опыта, при­шлось со скрежетом зубо­вным очищать палубы от оказавшегося негодным но­вомодного покрытия и по­рожденной им ржавчины. Сначала на "Рюрике", а за­тем по его примеру на "Ад­мирале Макарове" палубы внутренних помещений по­крыли традиционным лино­леумом. А верхнюю палубу, махнув рукой на пожаробезопасность, украсили при­вычным деревянным парке­том. За эти и другие подобные новшества, не пре­дусмотренные контрактом, приходилось платить по до­полнительно заключавшимся соглашениям.

Конечно, были попытки и более глубокого ос­мысливания опыта войны и реализации его в проек­тах строившихся кораблей. Так, на волне пробужден­ной поражением в войне и обостренной им революционной обстановке являлись невиданные ра­нее идеи и инициативы. Обширный кладезь опыта войны предоставили собранные ГМШ ответы офице­ров флота на поставленные перед ними 87 вопросов о приложении их боевого опыта к усовершенствованию тактики боя кораблей и создании их новых типов. Но эти ответы, содержавшие немало свежих и прогрессив­ных предложений, остались без применения.

Тогда же под председательством контр-адмирала А.Н. Паренаго (1897-1908) трудилась еще и "Комиссия по вопросу об устранении перегрузки на вновь стро­ящихся судах". В феврале-марте 1906 г. Комиссия в протоколах высказала обстоятельные предложения по всем частям проекта корабля, но вместо линолеума предлагала остановиться на шведской мастике или за­меняющем его ксеноасбесте. Обстоятельные предложе­ния получили и от командира броненосца "Император Александр И" капитана 2 ранга Д.С. Михайлова, на­стаивавшего, в частности, на отлично себя зарекомен­довавшем на крейсере "Аскольд" линолеуме высшего качества.

Недолгое командование только что произведен­ным в капитаны 2 ранга Д.С. Михайловым (1869-?) сво­им, хотя и устарелым, но все же линейным кораблем, как и наблюдения капитана 2 ранга Лазарева за по­стройкой "Адмирала Макарова", приходится объяс­нить либо временными просветлениями сознания бю­рократии, решившись уважить вернувшихся из Порт-Артура участников войны, либо стремлением понизить уровень протестных настроений, которые офицеры могли проявить к бюрократии. Очень скоро для этих должностей нашлись более подходящие, по мнению бюрократии, кандидатуры: A.M. Лазарева

Перед уходом в Кронштадт передвинули в командиры минного крейсера "Капитан-лейтенант Баранов" (тогда он и выступил с предложе­нием о значительном усилении вооружения своего корабля), а Д.С. Михайлова отправили на минную дивизию, и его служба завершилась до начала войны. Похоронены в делах оказались и его инициативы, в которых он пытался донести до бюрократии опыт действий флота под Порт-Артуром. Офицеров, прояв­лявших дух творчества и инициативы, власть по-пре­жнему на жаловала.

Участник обороны Порт-Артура корабельный инженер Н.Н. Кутейников (1872-1921) напоминал о горьком опыте перегрузки броненосца "Император Александр III", указывал предметные статьи нагруз­ки, которые могли быть пересмотрены в проектах, и обращал внимание на очень содержательную статью о мерах против перегрузки, помещенную в "Морском сборнике" за 1905 г. № 2 (автор "Л.К."). Предложен­ные им 34 принципиальных изменений норм и правил проектирования, а также сокращения нагрузки вклю­чали, в частности, применения только парных, а не одноорудийных башенных установок и "по возможнос­ти" барбетных, а не закрытых (впрочем, различие между ними — а они ко времени войны сильно стер­лись — не приводилось). Но комиссия уже в августе 1906 г. распалась, не доведя дело до строгих нормативов, адмирал А.Н. Пареного ушел в отставку, его сотруд­ники получили другие назначения.

Ожидаемые от комиссий наставления и прави­ла составлены не были, и существенных перемен в иде­ологии флота не произошло. Даже в трудах офицеров МГШ строительство крейсеров типа "Адмирал Мака­ров" воспринималось, как непререкаемая данность, и проектов их усиления сообразно новому времени не появилось. От деятельности комиссии остались лишь требующие тщательного изучения кипы документов, записок, протоколов и несколько не всегда согласован­ных частных рекомендаций. Самым весомым их практическим результатом была разработка программы опытовых стрельб в Черном море и отработка обуче­ния миноносцев в минной дивизии под командованием Н.О. Эссена ("Эскадренные миноносцы класса "Доб­роволец", СПб, 1999). Силами МТК начиналась раз­работка заданий на проектирование дредноутов, в умах же высших кругов продолжала царить предцусимская служба, которая во всю свою ширь отрази­лась в журналах о проходивших в апреле-июне 1906 г. под председательством министра А.А. Бирилева де­сяти совещаниях по вопросу о новой судостроитель­ной программе.

Из заполнившего журналы этих совещаний "по­тока сознания", похоронившего применение турбин, и обновление типа строившихся крейсеров, особенно замечательным был безапелляционный приговор, ко­торый новоназначенный министр, ссылаясь на опыт плаваний, решительно отрицал какую-либо возмож­ность оборонительного значения моонзундской пози­ции. Лишь война не оставила сомнений в значении Моонзунда, который в 1917 г. решил судьбу не только Балтийского флота, но и династии Романовых.

Напрочь устранив ясность мышления и совсем почему-то не поверивший в талант отечественных ин­женеров, А.А. Бирилев предлагал новые проекты крей­серов у фирмы Ансальдо и в Дании, где "также, навер­ное, найдутся чертежи, так стоит ли нам самим вырабатывать чертежи".

Показательно "разобрался" А.А. Бирилев и с крейсером "Адмирал Макаров". В кругу доверенных участников совещания он на первом же заседании без обиняков объявил, что "Баяны" — совсем не крейсе­ра, они по артиллерийскому вооружению совершенно ничтожны". Столь исчерпывающий отзыв не вызвал, однако, у присутствующих ни вопросов, ни предложе­ний о спасении для флота только что начатых построй­кой и уже с легкостью списанных министром трех крейсеров.

Но и без новшеств корабли не остались. 8 мая 1905 г. Главный инспектор минного дела сообщил в ГУКиС о решении, которое 21 февраля приняло осо­бое совещание под председательством капитана 1 ранга B.C. Сарнавского (1855-1916). С одобрения Морского министра (в феврале 1906 г.) на броненосцах и боль­ших крейсерах следовало число прожекторов умень­шить до двух и отказаться от введенной перед войной сигнализации конусами и лампами для показания положения пера руля. О решении распространить это на крейсер "Адмирал Макаров" Главный инспектор минного дела 8 мая 1906 г. сообщал в ГУКиС. Для этого следовало на мачтовой площадке "з а д н е и" (разрядка моя — P.M.) мачты поставить не два, как предполага­лось, а один прожектор", устроив площадку, как было на "Баяне". Два средних прожектора на верхней палубе отменялись. Упоминания о "задней мачте" заставля­ет на этом сюжете остановиться особо. Являлось уже третье остающееся неразрешимым историческое недо­умение с мачтами кораблей.

Первое относилось к решетчатым мачтам кораб­лей типа "Андрей Первозванный". Кто и как решил их установить — документы пока не объясняют. Нет све­дений и о попытках применения мачт системы инже­нера В.Г. Шухова (1853-1939) на первых русских дред­ноутах по примеру американского флота. А.Н. Крылов в силу случающейся временами с людьми аберрации па­мяти даже посчитал в 1944 г., что эти так и не состо­явшиеся мачты (их успели изобразить на проектных рисунках черноморских дредноутов типа "Императри­ца Мария", помещенных в справочнике "Российский императорский флот, 1913 г.") он лично наблюдал в Бизерте вместе с Е.А. Беренсом. Авторы примечаний к этому упоминанию ("Воспоминания и очерки", М., 1956, с. 292, 824) привели справку об инженерной дея­тельности В.Г. Шухова, но не посмели заметить (или сами были в неведении) ошибку академика. Что-то по­хожее происходит и с мачтами "Адмирала Макарова". Считалось, что одна мачта в районе миделя, с которой крейсер прибыл в Россию и которую, изрядно с ней помучившись, в конце концов заменили на две, была предусмотрена проектом под влиянием опыта войны. Известно, что мнения на этот счет разделились, и еще перед войной, строя в России крейсера типа "Изумруд", по образцу "Новика", число мачт с одной, как было у него, увеличили до трех. Но бюрократии после вой­ны очень хотелось совершить какой-нибудь "револю­ционный" поступок, и на "Адмирале Макарове" две уже установленных мачты (разрядка моя — Р.М.) приказали снять и взамен установить одну в средней части корпуса между средними дымовыми трубами. Ин­трига или, проще сказать, выдающееся головотяпство этого решения и всех причастных к нему лиц остается скрытой во мраке других такого же рода замечатель­ных творческих находок бюрократии.

Этим эффектным решением ("дешево и сердито") министерство, не посмев заимствовать артиллерийс­кое вооружение "Ниссина" и "Касуги", "учло" воен­ный опыт в применении имевшихся на них одиночных мачт. Но неудобства для сигналопроизводства оказа­лись все же существеннее псевдотактических преиму­ществ. Мачт вскоре снова оказалось две. Надо ли ис­кать более зримое свидетельство той творческой прострации, которая после Цусимы поражала руково­дящие круги морского ведомства. Замечательно, что с началом первой мировой войны революционная идея одиночной мачты всплыла в штабе начальника 1-й бригады линейных кораблей как важное средство де­зориентирования подводных лодок противника и зат­руднения выхода их в атаку. Победила все же здравая точка зрения: длина корпуса корабля и дымовые тру­бы останутся для лодки достаточным ориентиром даже и при одной мачте. Не стоит прибегать к таким мерам, носящим "случайный и неубедительный характер", — так об инициативе штаба отозвался капитан 1 ранга Н.Г. Рейн (1870-1917, матросы).

Обращаться надо было к активным мерам борь­бы с подводными лодками, а "не к совершенно второстепенному защитному, а следовательно, пассивному средству "в виде одиночной мачты (РГА ВМФ, ф. 556, оп. 1, д. 64, л. 6). Нужно было, однако, без малого де­сять лет, чтобы вернуться к этой здравой мысли, но по­надобилась еще и гибель "Паллады", чтобы заста­вить флот действительно задуматься об активных ме­рах борьбы с подводными лодками. Пока же на "Мака­рове" неосмотрительно отказались от "лишнего" прожектора и только в пос­ледний момент решили не исключать его из состава вооружения, а доставить (чтобы не оставлять францу­зам) в Россию.

Бесспорно полезным, хотя едва ли осуществлен­ным, было и предложение о защите прожекторов во вре­мя дневного боя. О нем командиру сообщили 24 мар­та 1907 г. на основании решения комиссии З.П. Рожественского. Его следовало распространить и на "Адмирал Макаров". В числе этих "боевых" мер решетчатый пол в боевой рубке крейсера (вероятно, вспомнив о стоянии адмирала в Цусиме на коленях) предлагалось "оставить из деревянных решетчатых люков" без замены их латунными.

Ходовую рубку и верхний передний мостик (что­бы осколки не попадали в бою внутрь боевой рубки) следовало упразднить, а предусматривавшиеся на них два прожектора поместить на нижнем переднем мос­тике позади пулеметов. Их во время подготовки к дневному бою предлагалось, "как это принято теперь в нашем флоте", убрать под броневую защиту. Сделать это следовало, как, видимо, казалось членам комиссии (в подробности она не вдавалась), с помощью нехит­рого приспособления в виде трех водонепроницаемых крышек с горловинами, прорезанными в палубе мос­тика, верхней и батарейной палубах. Таким путем оба носовых прожектора со всеми удобствами могли быть надежно укрыты на броневой палубе в отделении между носовыми шпангоутами 41-48. Где должна распола­гаться для этого кран-балка — подписавший письмо за Главного инспектора кораблестроения генерал-майор Н.Е. Титов (1846-1918) не указывал.

Приборы управления крейсером, электрический и ручной штурвалы и машинный телеграф, независимые от имеемых в боевых рубках, следовало установить на ее крыше. Здесь же должен находиться и главный компас. Остальные приборы при нехватке места мог­ли быть установлены на нижнем мостике впереди бо­евой рубки вместе с путевым компасом. За этими ука­заниями 27 марта было получено предостережение о применении на штагах предполагавшихся по проекту деревянных изоляторов. Вскоре последовало уточне­ние: на совещании 25 апреля 1907 г. под председатель­ством нового Морского министра И.М. Дикова было решено сохранить на "Адмирале Макарове" ходовую рубку и верхний мостик.

Правильно поняв отказ Министерства от про­тивопожарных страхов и отстаивая свои коммерчес­кие интересы, фирма уже в июле представила коман­диру (для утверждения в Петербурге чертеж д е р е в я иной (разрядка моя — P.M.) штурманской рубки.

Временами удавались и полезные для корабля решения — люки для форсирования тяги на случай аварии с дымовыми трубами. Но при этом продол­жалась борьба с навязывавшимися кораблю кокосо­выми половиками, а затем и шведской мастикой (ко­мандир добивался замены ее линолеумом). И пусть ученая комиссия признавала его опасно горючим, более практичного покрытия, напоминал командир, в мире пока не найти.

Решение этого "принципиального" вопроса было отодвинуто другими, более существенными задачами, с которыми работы на корабле приближались к завер­шающей стадии.