15. Завершение шестилетней эпопеи

 

Французский маркиз де Баленкур в комментари­ях к очень в свое время популярной (шесть отечествен­ных изданий, восемь переводов в мире) трилогии В.И. Семенова (1867-1910)"Расплата" (С-Пб,М., 1910), не жалея усилий для оправдания З.П. Рожественского, писал о проявленных русскими при Цусиме образцах "фаталистического славянского характера". Минуло три года, но с тем же фатализмом, заранее смирясь с как бы предопределенными свыше нелепостями и не­урядицами, переживали оба наших крейсера двухлет­нюю задержку достроечных работ. Задержку нелепую и необъяснимую, ибо за ней не было даже тех понятных оправданий в виде многоэтапных и многотрудных, как на додредноутах, забот по проектированию и со­ответствующим переделкам. Такой была подлинная картина послевоенных событий, далекая от "истинно­го" (в куцем понимании некоторых "сверхэрудирован­ных новых историков") осмысления опыта войны с Япо­нией. Завесу над уровнем этого осмысливания отчасти приоткрывал в своем дневнике ставший вскоре морс­ким министром И.К. Григорович.

О том, сколько за свое недолгое правление (29 июня 1905-11 января 1907 г.) успел "наследить" избран­ный императором первый морской министр А.А. Бирилев, пришлось еще раз вспомнить 17 марта 1909 г. В этот день А.Н. Крылов докладывал товарищу Морского министра о том, что крейсер "Адмирал Макаров" имеет одну мачту, а "Рюрик" и "Олег" по одной в корме и по одной стойке для несения топового огня. Эти три крей­сера первоначально должны были иметь по две мачты, но, по распоряжению А.А. Бирилева, по одной мачте на этих кораблях упразднили. Так уже пятый год продол­жалась глубокая умственная работа бюрократии по выбору числа мачт на новых крейсерах. Еще 23 авгус­та 1905 г. МТК решил на "Олеге" вместо двух мачт установить одну легкую (высотой от ватерлинии не более 140 фут). Тогда же возник вопрос — надо ли на "Баян" и "Палладу" ставить две мачты. В итоге на "Баяне" и "Палладе" решено было установить по две мачты. И теперь возник вопрос, надо ли на "Рюрике", "Макарове" и "Олеге" восстанавливать упраздненные ранее мачты или оставить все без изменений. Состоявшееся ранее решение министра Дикова от 28 июня 1905 г. оказалось недействительным. И теперь новый товарищ нового морского министра И.К. Григорович подтвердил еди­нообразие в числе мачт. Так спустя пять лет две мач­ты окончательно утвердились и на наших крейсерах.

Тем временем "Баян" и "Паллада", мучительно преодолевали новые и новые барьеры достроечных за­бот (их перечнями переполнены все строевые рапорты командиров) к лету 1909 г. подошли наконец к рубе­жу ходовых испытаний. Рядом с ними такие же муче­ния претерпевали их товарищи — додредноуты "Ан­дрей Первозванный" и "Император Павел 1".

Планы на 1909 год были, однако, многообеща­ющими. В июле "Палладу" собирались перевести в Кронштадт в док. На 5 августа назначили ходовые ис­пытания, после чего корабль должен был вновь вой­ти в док "для снятия руля на предмет переделки его для легкого сбрасывания в случае заклинивания во время боя". 1 сентября планировали вернуться в Петербург (углубленный фарватер позволял это сделать), оставив руль в Кронштадте, и довершить особо крупные работы — установить боевую рубку, броню подачных труб и покончить с другими недоделками.

Перед закрытием навигации собирались вернуться в Кронштадт, чтобы установить руль и зимовать. Завод считал корабли почти достроенными, и начальник завода 2 июля 1909 г. счел возможным, подводя итоги, доложить Главному инспектору кораблестроения о преимуществах перед "Адмиралом Макаровым". В свете обсуждавшихся в МТК недостатков французского образца указывалось, что обнаружившийся на нем значительный дифферент будет устранен или уменьшен благодаря перераспреде­лению грузов. Так были сдвинуты в корму отдельные устройства и помещения, добавлен вес машинных пере­борок (93-112 шп. и от миделя до 75 шп.), на 11 м, в срав­нении с одной мачтой "Адмирала Макарова" (61-62 шп.), был смещен общий центр тяжести двух мачт, приходив­шийся на 75 шпангоут.

Совершеннее была и система вентиляции с при­менением нормальных трубопроводов, вместо примененной французами комбинации бимсов с подшиты­ми к ним листами. Об устройстве сбрасывания руля ни­чего, однако, не говорилось, что заставляет предпола­гать, что от этой чрезвычайной важности новшества успели отказаться так же, как и отказались от приме­нения турбин и усиления артиллерии. (РГА ВМФ, ф. 421, он. 1, д. 1649, лл. 348, 345).

На испытаниях 28 октября 1909 г. при осадке на ровный киль 22 фут полная скорость составила 21,9 уз.

1 марта 1910г. ^Паллада" стояла на швартовых у стенки лесных ворот Кронштадтской военной гава­ни. Весь немногочисленный еще состав ее экипажа (138 человек, включая 15 офицеров) был занят приемками и испытаниями техники и оборудования. Неукосни­тельно соблюдая давнюю, но ни в чем не изменившу­юся традицию, завод и порт с крайней неохотой исправ­ляли все те обширные недоделки, с которыми корабль в конце сентября был переведен в Кронштадт.

Чтобы доложить императору о полной готовно­сти (она по отчетам составляла 99%), бюрократия сне­даемая извечным фельдфебельским мистицизмом, спе­шила вытолкнуть его прочь от завода-строителя. Так в 1892 г. В.П. Верховский вытолкнул в Кронштадт бро­неносец "Гангут", так в 1902 г. с броненосцем "Князь Потемкин Таврический" поступил адмирал Н.В. Копытов (P.M. Мельников, "Броненосец Потемкин", Л., 1908, 1981, с. 27). Так происходило с каждым кораб­лем. Так собирались вытолкнуть и наши крейсера.

Лишь каким-то чудом уход "Паллады" с авгус­та был перенесен на начало, а затем — на конец сен­тября. Это позволило Адмиралтейскому заводу успеть справиться с многими близкими к завершению рабо­тами. В эти авральные три-четыре недели, как гово­рилось в рапорте командира от 1 февраля 1910г., уда­лось сделать больше, чем за несколько месяцев. Перед Рождеством привезли на корабль броню для боевой рубки и сумели поставить на место без крана, с помо­щью талей. Начали испытание новых 6-дм и 75-мм эле­ваторов. Завод Леснера их перебрал, чтобы предъявить для окончательной приемки комиссии капитана 1 ранга С.Ф. Васильковского (I860-?). Но теперь завод, подчер­кивал командир, всячески уклонялся (или не имел средств? — P.M.) для ускорения работ, и даже мебелировка помещений командира, офицеров и кондукторов металлической мебелью фирмы Хайловича происходи­ла "бесконечно медленно". Образцы такой мебели ко­мандир нашел для завода на крейсере "Рюрик".

Палки в колеса продолжал ставить и Кронштад­тский порт, который в январе вдруг прекратил рабо­ты на возложенную на него проводку системы ПУАО. Пришлось командиру обратиться к товарищу Морс­кого министра И.К. Григоровичу, и спустя 2 дня деньги на продолжение работ нашлись.

Не все ладно было и в отношениях командира с заводом. Проявив себя истым строевиком, капитан 1 ранга Александр Григорьевич Бутаков жаловался на своевольство завода, уговорившего корабельного док­тора взять на себя прием на корабле рабочих и без ведома командира будто бы заменив­шего достроечного строителя ко­рабля штабс-капитана М.А. Ереме­ева (1886-?).

Но на множество все еще оставшихся работ обратил внима­ние и новый (с 8 января 1909 г.) морской министр С. А. Воеводский (1859-1937, Виши). Бывший в 1908-1909 гг. товарищем министра и, ка­залось бы, хорошо знакомый с подведомственным ему тогда судо­строением, он в своей резолюции от 6 февраля 1910г. обратил внимание на медленность и беспечность ра­боты Адмиралтейского завода". "Раньше, писал министр, -- все сваливали на неготовность брони Ижорским заводом", но в задерживавшихся теперь работах никакой связи с броней нет.

Тщательно, но с таким же поверхностным нра­воучением, видя корень зла лишь в "непредусмотри­тельности и несистемном" распределении работ стро­ителем в ходе постройки "Князя Потемкина Таврического", в 1898 г. отзывался главный командир Черноморского флота Н.В. Копылов. И теперь, не же­лая вникать во все определявшие экономику и заста­рело низкий уровень организации казенного судостро­ения, министр ограничился указанием принять меры против "недостаточного внимания со стороны началь­ства завода и ненормального отношения к судовому начальству" (РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 4013, лл. 1-4).

Нежданно по выбору императора "вплывавший" в министры, не знавший за собой ни флотоводческих, ни ученых заслуг, не счел нужным С.А. Воеводский брать на себя труд понять, что неоконченность брони задерживала и многие другие работы. Размышлять же о десятилетиями не решавшихся проблемах казенного судостроения он, видимо, и вовсе не хотел. А.Н. Кры­лов очень неодобрительно отзывался об этом балов­не судьбы, удивительно скоро шагавшем по ступеням карьеры (контр-адмирал 1907 г., вице-адмирал 1909 г. адмирал 1913!). Такие вот "орлы" (увы не "гнезда Пет­рова") окружали и формировали уже начавший катить­ся под откос режим Николая Александровича.

Кораблю же тем временем хлопот подбавляли и полезные инициативы (все утверждены товарищем мор­ского министра) "Совета командиров строившихся в Петербурге судов". Только за полгода 1909 г. этот со­вет, состоявший из командиров двух додредноутов А.Ф. Шванка (1863-?), П.В. Римского Корсакова 1 (1961-1927) и командира "Паллады" капитана 1 ранга Бутакова 1 под председательством контр-адмирала Лилье (1855-?) принял до 22 постановлений преимущественно шкиперского-бытового и организационного характера.

Но и Совет командиров был не в силах помочь в главной беде их кораблей невообразимому некомп­лекту личного состава. Людей не хватало, несмотря на предстоящие "Палладе" в мае 1910г. ходовые испыта­ния. Но министерство продолжало порочную довоен­ную практику вывода кораблей на испытания в недо­строенном виде. С "Палладой" это проделали осенью 1909 г., но и в марте 1910 г. она оставалась не приня­той в казну.

Удручающим, несмотря на полугодовое прожи­вание на корабле, было состояние жилых помещений экипажа. Работы в феврале продвигались по-прежне­му очень медленно. Даже у командира не было своего стола, а диван в его кабинете по ''своей твердости на­поминал деревянную скамью". Но начальник завода подполковник А. А. Александров (1859-?), как говори­лось в очередном рапорте командира, по-прежнему был мало озабочен приведением помещений экипажа в "жи­лой, опрятный и приличный вид". Все работы совер­шались с какой-то "прямо непонятной медлительно­стью". Даже к разрешенным председателем МТК переделкам на паровом катере завод упорно не присту­пал. Задерживалась и доставка из Петербурга необхо­димых строителю материалов. Во всем повторялась ярко отображенная В.П. Костенко картина мытарств броненосца "Орел" в 1904 г. в "чужом" кронштадтс­ком порту.

17 марта 1910г. "Палладу" ввели в Константиновский док, где в продолжение двух месяцев (вместо планировавшегося одного) занимались установкой руля. Металлический завод пытался устранить массо­вые недоделки в станках 6-дм орудий, которые при ис­пытании на корабле при крене более 2° вместо обще­принятых 5 фунтов требовали на рукоятках чуть ли не трехпудовое усилие. Тогда же, в марте, заменили че­тыре кингстона, необходимые для безопасного проду­вания котлов, "протаской мин", проверили правиль­ность и готовность к действию подводных минных аппаратов.

Во всем повторилось на "Палладе", как и на всех кораблях флота, другое последствие Цусимы — край­ний некомплект машинной команды, грозивший выхо­дом из строя дорогостоящих механизмов. Еще осенью 1909 г., готовясь к заводским испытаниям, корабль должен был дать обществу франко-русских заводов комплект кочегаров для предварительного освоения котлов Бельвиля, но только сейчас из машинной шко­лы поступило 30 наспех подготовленных и без всякой практики "малоопытных учеников". В наличии к 1 апрелю 1910 г. в экипаже состояло всего 218 чело­век. Из предусмотренных табелью комплектации 545 нижних чинов имелось только 194 от штатной числен­ности и 218 человек машинной команды (не хватало 144 человек).

С подводными аппаратами, несмотря на очевид­ную тактическую непригодность торпед (калибром 45 см) на не отличавшихся скоростью крейсерах, расстать­ся все еще не спешили. И не они ли помогли состояв­шейся (как и на "Петропавловске" 31 марта 1904 г.) катастрофе "Паллады". На крейсерах аппараты бла­гополучно просуществовали в продолжение всего срока службы. Сняли их (в 1916 г.) только с "России", "Ди­аны" и "Авроры".

На наших крейсерах к 1 апрелю 1914 г. не хва­тало 4 унтер-офицеров и 42 матросов на "Макарове", 1 унтер-офицера и 32 матроса на "Палладе" и 2 боц­манмата, два унтер-офицера и 37 матросов на "Баяне".

Обширными 1 апреля 1910г. был и перечень не­доделок на "Палладе". К ним относились броневые двери переборок, где на них еще не было креплений по-походному, настилка линолеума в жилых помещени­ях, мебель и оборудование. Мало было сделано по ус­тановке и оборудованию камбузов и мостиков, в пушечных портах не были прорезаны иллюминаторы, в боевой рубке не окончено внутреннее оборудование, отсутствовали вьюшки для тросов, ростры, не были закреплены стеньги на мачтах.

Серьезен был перечень недоделок по артиллерии, где оставались не испытанными башни 8-дм орудий и даже не готовы их мамеринцы. Не были оборудованы дальномерные посты, не готова проводка и оборудо­вание ПУАО в боевой рубке и башнях, а прицелы к орудиям Обуховский завод обещал доставить только к 25 мая. Никак не удалось справиться со станками 6-дм орудий, которые при кренах до 2° поворачивались "с большим трудом", а при крене в 8° их приводы вовсе не поддавались никаким усилиям.

По минной части в числе 12 пунктов недоделок значились недопоставленная "радиостанция" (этот тер­мин уже входил в употребление), не установленные рас­пределители носовой динамо-машины, отсутствующие телефоны, рулевые указатели, электрические турбины (водоотливные насосы). По штурманской части ука­зывалось на отсутствие рулевых указателей и румпель-талей для управления рулем. Не окончено оставалось и устройство для разобщения головы руля в случае зак­линивания. По механизмам насчитывалось и вовсе 32 пункта недоделок.

Тем не менее по выходе из дока 27 мая корабль начал подготовку к официальным ходовым испытани­ям. Они состоялись 1 июня 1910г., когда корабль при осадке на ровный киль 21 фут и 125 об/мин, главных машин в продолжение 8 ч пробега достиг скорости чуть более 21 уз. ("с небольшой дробью", — уточнял пред­седатель комиссии капитан 1 ранга С.Ф. Васильковский). Наибольшая скорость при попутном ветре и те­чении составила 22,34 узла. Этот случайный результат командиры почему-то любили вписывать в свои стро­евые рапорты вместо более объективной спецификационной скорости.

Вернувшись с испытаний, продолжили устранять недоделки. 1 июня все еще не было получено обещан­ных к 25 мая прицелов 6-дм и 75-мм-орудий. 6-8 октября на рейде Биорке, имея экипаж из 399 человек, прове­ли испытания стрельбой из минных аппаратов. В те­чение года к 12 офицерам, имевшимся 1 марта 1910 г., добавились еще 10, но экипаж почти не увеличивался и составлял те же 399 человек.

Из-за оставшегося множества недоделок осен­ний поход корабля был отменен, и командир Бутаков ходатайствовал перед МГШ о разрешении кораблю зимовать вне Кронштадта. Базирование на Либаву (порт "Императора Александра III") Ревель и Гель­сингфорс позволял для практики выходить в море. Перед окончанием навигации командир рассчитывал принять в Кронштадте необходимые материалы и обо­рудование, чтобы затем, перейдя в Ревель или Либа­ву, имея на борту сборную артель во главе со строи­телем, дать возможность Адмиралтейскому заводу завершить все еще остававшиеся неоконченными работы. И октября зимовка была разрешена. 19 ок­тября "Палладу" временно причислили в распоряже­ние начальника Действующего флота Балтийского моря вице-адмирала Н.О. Эссена, который уже дол­го добивался ввода корабля в строй.

В первом выходе в пробное плавание из Крон­штадта 23 октября машинной команде пришлось стоять вахты в две смены (некомплект остался не устранен­ным). Проверялась и готовность всех остальных служб. После похода в Ревель и Гельсингфорс по телеграфному требованию Н.О. Эссена вернулись в Ревель (вместо плавания в Либаву), доведя скорость до 14 уз. (75 об/ мин.). В Кронштадт вернулись в ночь па 30 ноября. Особой непогоды в пути не испытали, но все же, как докладывал командир, убедились в том, что "качества крейсера хороши, и он в значительной степени готов".

24 октября радиостанция "Паллады" подтверди­ла свою 100-мильную паспортную дальность. Корабль, находясь в Кронштадте, принимал "радиограммы" (этот термин применил командир в своей телеграмме) Ревельской береговой станции и переговоры с находив­шимся в Поркалло-Удде учебным кораблем "Африка" и радиограмму с эсминца "Пограничник".

За зимнюю 2-3 месячную стоянку в Ревеле или Либаве командир рассчитывал справиться с оставши­мися недоделками. Зимовать было бы лучше в Ревеле, где Адмиралтейский завод имел хорошие связи с мес­тными предприятиями. Поэтому по примеру "Адмира­ла Макарова" прошлой зимой командир просил раз­решения в декабре стать на зимовку в Ревеле. Отсюда он 1 февраля рассчитывал пе­рейти в Либаву, где встать в док, чтобы, как на этом настаивал И.О. Эссен, быть полностью готовым присое­диниться к флоту.

8 ноября вернулись после выхода в море с Н.О. Эссеном. 15 ноября на крейсере, стоявшем в Ревеле, получили телефонограмму от начальника ГМШ вице-адмирала Н.М. Яковлева (1856-?), передававшего пред­писание министра: зимовать в Либаве, "где закончить все работы и определить там данные для тактического формуляра". Ходатайство Н.О. Эссена, напоминавшего о неудобствах для Адми­ралтейского завода перенесения работ в Либаву, дей­ствия не возымело. 19 ноября ему на "Рюрике" в Крон­штадте доложили новую телефонограмму адмирала Н.М. Яковлева: "министр остался при своем прежнем решении". Зимовка "Паллады" в Либаве была реше­на бесповоротно.

По совпадению с ожидаемыми переменами или по личной инициативе Н.О. Эссена переход в Новый год "Паллады" ознаменовался усиленной практикой, кото­рой он подверг корабль в канун 1911 г. В довершение этих всесторонних испытаний крейсера в Финском заливе адмирал 4 декабря 1910 г. вышел на нем в крейсерство вокруг о. Борнхольм. В полдень 5 декабря крейсер был в померанских водах Германии — в самом ее балтийском логове — на полпути к острову Рюген (в треугольнике маяков Аркона-Рона-Истад в долготе 13°56').

Совершив еще одно практическое плавание, "Паллада" 9 декабря вернулась в Либаву и по прика­занию Н.О. Эссена 12 декабря вступила в вооружен­ный резерв. Адмиралтейский завод прислал к этому вре­мени своих рабочих, и подготовив материалы, приступил к работам. К ним прибавилось еще обору­дование (по просьбе командира) помещений для восьми гардемарин. Вопрос же о включении корабля в гарде­маринский отряд оставался нерешенным.

Строительное невезение и бюрократические увертки казенного судостроения почему-то особенно упорно продолжали преследовать "Палладу". В тече­ние всего 1911г., вместе с начавшейся в этом году стро­евой службой, не прекращались, в частности, заботы о выборе типа настилок палуб и формы походной рубки для "Паллады". Этой проблеме в ГУК (ф. 401, оп. 2, д. 6605, лл. 2-26) посвятил целое дело.

К октябрю 1911 г. в итоге долгих настояний ко­мандира Адмиралтейский завод начал устанавливать верхнюю походную рубку. Как 27 октября 1911 г. док­ладывал в ГУК командир, рубка эта получалась очень тесной и неудобной, а по габаритам уступала даже крыше боевой рубки, на которой устанавливалась. По­трясенный таким пониманием со стороны судостро­ения, не нашедшего нужным согласовать с команди­ром чертежи рубки, А.Г. Бутаков просил переделать рубку по его личным указаниям. Но начальник Ад­миралтейского завода все претензии командира счел необоснованными, а переделки признал возможными лишь после ассигнований дополнительных средств.

Успевший вполне обюрократиться, вошедший во вкус закулисной коммерции и мнимых забот о казенном интересе, начальник кораблестроительного отдела ГУК (в 1911-1913 гг.) генерал-лейтенант Н.Н. Пущин (1861-?), о котором тогдашние судостроители отзыва­лись с крайним неодобрением (К.Ф. Шацилло, Русский империализм и развитие флота, М., 1968, с. 297), пола­гал возможным обойтись на корабле фиктивной кон­струкцией в виде "парусиновой убирающейся рубки со вставными стеклами". И уже 22 декабря 1911 г. коман­дир "Паллады" Бутаков 1-й, продолжая неравную борь­бу с ведомством, напоминал о том, что штатную руб­ку он вправе иметь исходя из однотипности с "Макаровым", и что нелепо предлагать парусиновую рубку, каких не имеет ни один 21-уз крейсер и от какой в любой хороший шторм не останется и следа. Надо, на­поминал он, хотя бы расширить имеющуюся на "Палладе" рубку перестановкой образующих ее щитов по периметру крыши боевой рубки.

Понятно, что при таком отношении еще слож­нее, труднее и медленнее должно было стать внедрение ожидавшего корабли приборного усовершенствования их артиллерии и новые ПУАО с "приборами совмеще­ния стрелок", муфтами Дженни, дальномерами Бар­ра и Струда с увеличенной до 9 фут базы, переход на более скоростное заряжание 8-дм орудий и других на­сущно необходимых новшеств, поступавших на кораб­ли в продолжение 1911-1914 гг.

Весь этот путь повторили и собратья "Паллады".