Wundefwaffe

Под флагом наследника

 

23 августа 1890 г., спешно закончив пос­ледние приготовления, но так и не справив­шись с перегрузкой, "Память Азова" вышел в свое первое плавание. Кораблю предстояло обогнуть Европу, пройти в Севастополь, где принять на борт наследника, и затем следо­вать на восток вокруг Азии. Европа из куль­турной программы цесаревича почему-то (ви­димо, чтобы уберечь его от утомления и чрезмерных впечатлений) была исключена.

Сразу же по входу в Бискайский залив корабль попал в жестокий шторм, на деле про­веривший качество постройки. По признанию офицеров, он стал чуть ли не самым суровым испытанием во всей дальнейшей его службе.

На переходе в Пирей вместе с "Владими­ром Мономахом" "Память Азова" обнаружил "вялость качки". Для повышения остойчивос­ти по ходатайству командующего отрядом контр-адмирала Басаргина решили снять и оставить на берегу вместе с шлюпбалками оба минных катера. Еще до этого (на пути от Пли­мута до Мальты) перегруженный фрегат бла­гополучно выдержал шторм; никаких повреждений по корпусу не обнаружилось, а потери ограничились смытыми носовыми украшения­ми (его впоследствии заменили более простым накладным) и клеенкой настила с балкона. "Вообще фрегат оказался крепок и обладает довольно хорошими мореходными качества ми в полном грузу, но все-таки короток для форсирования большой океанской волны", -писал командир корабля капитан 1 ранга Н.Н. Ломен. "Превосходно, безостановочно и при всяком состоянии моря" действовали на крей­сере главные машины производства Балтийс­кого завода; они ни разу не потребовали оста­новки в девятисуточном переходе от Плимута до Мальты и в течение 16ч при половине ра­ботавших котлов уверенно выдерживали 14-узловую скорость.

Но вместо Черного моря кораблю, при­шедшему 22 сентября в Пирей, предписали со­вершить обратный путь в австрийский порт Триест. По приходе в Грецию была продолже­на дальнейшая "разгрузка" крейсера. Решили снять и доставить во Владивосток коммерчес­ким пароходом оба 50-футовых минных кате­ра. За ними последовали их шлюпбалки и ряд других "необязательных устройств" - всего 43 тонны.

В Триесте 19 октября и приняли прибыв­шего поездом из Вены наследника. Плавание в Черном море (планировался уход из Греции 28 сентября, а уход из Севастополя 16 октября 1890 г.) не состоялось. Турки, видимо, уже даже ради наследника не соглашались нару­шить неприкосновенность проливов, как это для плавания великого князя Алексея было сделано в 1867 г., когда в Батум пропустили фрегат "Александр Невский". Возможно, что император, предвидя отказ, не пожелал обра­щаться с просьбой к султану.

В Пирее состоялось по-родственному теплая встреча "Памяти Азова" с его крестной - королевой эллинов Ольгой, прибывшей на корабль с королем Георгом. В число офице­ров фрегата был включен принц Георгий Гре­ческий. В Средиземном море за фрегатом сле­довали назначенный постоянным конвоиром крейсер "Владимир Мономах" и временно присоединенный стационар в греческих водах канонерская лодка "Запорожец". Лодка со­стояла в отряде до прихода в Суэц.

Своего рода первым этапом путешествия наследника можно считать неспроста, видимо, совпавшее с ним плавание парусно-паровой яхты "Тамара". Ее в путь 16 августа 1890 г. провожали прибывший из Александрии на­следник, состоящий в экипаже "Памяти Азова" великий князь Георгий Александрович (1871-1899) и великие князья Георгий, Алек­сандр и Сергей Михайловичи. Владелец яхты великий князь Александр Михайлович, приняв в Севастополе великого князя Сергея Михайловича, предложил плавание вслед за отрядом наследника. После проводов в Крон­штадте и первой встречи с "Памятью Азова" в Плимуте 1 сентября 1890 г. корабли на пять месяцев расстались, чтобы выполнить каждый свою культурную стратегическую программу. Они во многом были схожи: приемы, обеды, парады, достопримечательности, охота. И пока наследник в Индии, трусливо стреляя из укрытий, истреблял слонов и прочую тропи­ческую живность, вкушал угощения и обозре­вал храмы, офицеры корабля пополняли сек­ретные сведения о лоциях окрестных вод и укреплениях британской империи. Особенно полезным был разведывательный бросок, ко­торый под прикрытием отряда наследника и под видом туристского путешествия в воды Малаккского архипелага совершила яхта "Та­мара". Покинув Цейлон 9 ноября 1890 г., яхта перешла к о. Суматра и, проведя в этих водах почти три месяца, вернулась на Цейлон для встречи с отрядом "Памяти Азова".

Роскошно изданное описание этого пла­вания "23 000 миль на яхте "Тамара" о путеше­ствии великих князей Александра и Сергея Михайловичей в 1890-1891 гг." (С.Пб, 1892г.), составленное доктором Г.И. Радде (1831-?), иллюстрированное академиком Самокишем (1860-1944), являло собой обширное собрание красочных впечатлений путешественников, но и в них проскальзывали замечания об особенностях театра. В частности, указывалось на явную неточность морских карт, выпускав­шихся британским адмиралтейством. Это не мог не заметить великий князь Александр Ми­хайлович, уже знакомый с театром во время плавания на корвете "Рында". Надо думать, что в архивных документах может обнару­житься более конкурентный "стратегический" отчет о плавании "Тамары" и о перспективах базирования в Малаккском архипелаге рус­ских крейсеров. Проблема крейсерской войны продолжала оставаться актуальной, и сюжеты фантастической повести А.Г. Конкевича "Крейсер "Русская Надежда" (С.Пб, 1887 г.) вполне еще могли осуществиться наяву с учас­тием "Памяти Азова" и его предшествовав­ших и последующих собратьев.

Обстоятельства плавания, как они виде­лись с бота конвоира "Владимира Мономаха", во многом отображают письма (к жене) его ко­мандира капитана 1 ранга Ф.В. Дубасова (1845-1912), опубликованные в Морском сборнике за 1916г. (№№ 6, 7, 10). Немало сказано состояв­шим тогда у него старшим офицером Г.Ф. Цывинским (1855-1938, Вильно) в его самой, мо­жет быть , значительный книге эмигрантских мемуаров "50 лет в императорском флоте" (Рига, 1921 г.). Свиту возглавлял "главный ру­ководитель", обеспеченный доверием госуда­ря, генерал-майор князь В. А. Баратынский

Отрядом, находясь на "Памяти Азова", командовал флаг-капитан императорской сви­ты контр-адмирал В.Г. Басаргин (1838-1893). Его опыт неоднократных тихоокеанских пла­ваний должен был обеспечить полную безо­пасность. Ему же в продолжение неслыханно долгого, рассчитанного на 7 месяцев (приход во Владивосток 26 мая 1891 г.) путешествия пришлось нести тяжкий груз ответственности за сохранность драгоценной наследнической жизни -- будь то восхождения на египетские пирамиды, 42-х дневное постижение Индии, охоты на слонов и аллигаторов, приемы у ко­ронованных особ Азии и Японии и т. д.

Разбираться пришлось и с невыносимой обстановкой, которую на "Владимире Моно­махе" сумел создать его командир, рафиниро­ванный интеллектуал и сноб (как это видно из его писем), Ф.В. Дубасов. Изгнание с корабля едва ли не половины оказавшихся неугодными офицеров, замена еще ранее нескольких стар­ших офицеров заставили адмирала принять решение и о замене самого командира. Но прибывшего ему на смену в Бомбее капитана 1 ранга С.Ф. Бауера (1841-1896) пришлось поме­стить на "Владимире Мономахе" (место на "Памяти Азова" заняла свита наследника) в должности флаг-капитана при адмирале. Было принято неудобным менять командира в присутствии наследника и на виду иностран­ных командиров. Уже во Владивостоке С.Ф. Бауер оказался полезным для смены заболев­шего командира "Памяти Азова" (Цывинский, с. 98). Дубасова же назначили команди­ром броненосца "Петр Великий" и в том же 1891 г. батареей "Не тронь меня". Флаг-офи­цером при В.Г. Басаргине был также плавав­ший на "Памяти Азова" лейтенант Н.А. Кроун (1858-1904), один из будущих героев войны с Японией 1904-1905 г.

Придя 3 декабря в Аден, застали на рейде крейсер "Адмирал Корнилов". Он здесь под­жидал отряд наследника, чтобы принять учас­тие в его конвоировании. Крейсер был пер­вым в Тихоокеанской эскадре, которая, как говорится, была готова (или получили такое предписание) "разбиться в лепешку", лишь бы путешествию наследника придать побольше помпы, блеска и пышности. Корабль, отслу­жив, как полагается, срок своей командировки на Дальнем Востоке, возвращался на родину, но был привлечен теперь для несения придвор­ной службы.

Только 21 октября покинув Коломбо, "Адмирал Корнилов" теперь возвращался об­ратно на восток уже в составе отряда наслед­ника. О расходах, которые ложились на флот этой бессмысленной прогулкой, и не думали. Ослепительная роскошная идея - эскадра встречает наследника на западной границе своих вод— напрочь затмила постоянно съе­давшие ведомство, но сколь неуместные в при­дворной службе заботы об экономии.

И "Адмирал Корнилов", только поки­нувший Бомбей, должен был теперь снова "прогуляться" в этот порт из Адена. Цесареви­ча развлекали и в море. 6 декабря, на третий день по выходу из лишенного красот природы и достопримечательностей Адена, отпраздно­вали тезоименитство наследника. С "Адмира­ла Корнилова" и "Владимира Мономаха" приняли поздравительные сигналы. Ночью, следуя в строе клина, корабли в честь наслед­ника были роскошно иллюминированы элект­рическими лампами. "Адмирал Корнилов" эффектно осветил линию берега и рангоут, и "Владимир Мономах" нес на фок-мачте вен­зель наследника. За все цесаревич благодарил сигналом "о изъявлении своего особого удо­вольствия". 11 декабря корабли отдали якоря на Бомбейском рейде. Окружение цесаревича приступило к 42-дневной программе развлече­ний наследника в Индии.

Непредвиденные изменения в составе от­ряда внесла болезнь состоявшего в экипаже "Памяти Азова" в чине мичмана великого князя Георгия Александровича. У него держа­лась постоянно высокая температура, и рус­ские и английские врачи обнаружили у него явные признаки туберкулеза, который во влажном тропическом климате мог опасно обостриться. Г.Ф. Цывинский пояснял, что даже не рок, а собственная беспечность под­толкнула мичмана к постигшему его несчас­тью: сначала проводы после бала на "Азове" приглянувшейся итальянки на катере по хо­лодному рейду в легком сюртуке, а затем -сон у открытого окна в ледяном сквозняке по­езда после поездки к пирамидам в Египте. Ру­шились, и как вскоре выяснилось, непоправи­мо все мечты о блестящей карьере этого одного из достойнейших представителей дома Романовых. Император приказал немедленно вернуть больного в Россию, и мичман Георгий Александрович, который при иных обстоя­тельствах мог бы поменяться судьбами с на­следником, в невыразимо подавленном состо­янии, но не желая покинуть корабль, с которым успел сродниться, оставался на "Па­мяти Азова" (Цывинский, с. 93-98). Наследник же, пышущий здоровьем, немедленно отпра­вился в путешествие по Индии.

Свои приключения он прервал только 18 января 1891 г., чтобы проститься с братом. Го­речь прощания с полюбившимся великому князю кораблем на отряде пытались скрасить особенно пышными проводами и императорско-адмиральскими почестями. К трапу "Памя­ти Азова" для переправы на "Адмирал Корни­лов" для мичмана Георгия подали катер, на котором гребцами были офицеры фрегата, а на руле сам командир Ломен. (Цывинский, с. 104). В тот же день 23 января 1891 г. простить­ся с великим князем на "Адмирал Корнилов" прибыли старший брат цесаревич и принц Ге­оргий Греческий. При их съезде с корабля пос­ле прощания команда "Адмирала Корнилова" была послана по реям. При проходе корабля мимо "Памяти Азова" на нем был поднят сигнал: "Наследник желает счастливого плава­ния". По реям были посланы команды всех трех оставшихся крейсеров и всех иностран­ных кораблей (Морской Сборник, 1891, № 5). Тягостные предчувствия владели всеми на рус­ских кораблях, с которых, не отрываясь следи­ли за уходившим за горизонт "Адмиралом Корниловым". Так разошлись каждый на­встречу своей судьбе два ближайших к престо­лу брата-наследника: один — чтобы медленно угасать в уединении имения Аббас-Туман, другой — к непонятно за какие заслуги угото­ванной ему императорской короне. Вместе со свитой он по окончании путешествия по Ин­дии был принят на борт "Памяти Азова".

31 января на рейде Коломбо (о. Цейлон) застали целую английскую эскадру и яхту "Тамара". Салюты и визиты не прекращались весь день. Теплую встречу августейших сооте­чественников среди неописуемых красот юж­ного океана и его природы украсили прояв­лявшие тогда к русским дружественные чувства представители английских морских сил в Индии. Их корвет "Turquoise" встретил русские корабли на подходе к Коломбо и, за­няв место впереди "Памяти Азова", привел корабли в гавань.

Череда визитов, приемов, экскурсий пре­рвалась захватывающим аттракционом, кото­рый был устроен в джунглях перед специально сооруженным павильоном их императорских высочеств с "Памяти Азова" и "Тамары". Сначала прирученные слоны, сокрушив учас­ток джунглей, продемонстрировали свою фан­тастическую мощь и силу, а затем провели хорошо освоенную под руководством погон­щиков ловлю диких слонов и водворение их в заранее сооруженный загон (Г.И. Родде, с. 220-222).

"Вечером 11/23 февраля великие князья давали второй обед в честь наследника цесаре­вича в украшенной и освещенной электриче­ством "Тамаре" под звуки музыки с "Памяти Азова". Лишь только замолк оркестр, как с английского корвета "Turquoise" отделились две большие шлюпки и, сияя венецианскими фонарями, стали приближаться к яхте. Множество других разнообразных небольших гон­дол, наполненных разодетыми дамами, уже ранее окружало "Тамару".

Вдруг с одной из первых лодок раздалась серенада. Прекрасный тенор пел по-английски итальянскую арию под аккомпанемент пиани­но, скрипки и флейты. Взрыв аплодисментов был наградой певцу, а наш оркестр отвечал на пение несколькими бравурными ариями. Даже необыкновенно говорливое море смолкло, как бы прислушиваясь к чудным мелодиям. Оча­рованною лежала неподвижно его гладкая по­верхность, а луна задумчиво смотрела с неба, играя серебром на этой глади. Казалось, что вся природа нежилась и дремала в эту волшеб­ную ночь, как дитя под звуки колыбельной песни, трогавшей душу. Тихо стало на "Тама­ре" в час ночи. 12/24 февраля еще раз великие князья, пригласив нас, отправились на "Па­мять Азова", чтобы откланяться, наследнику цесаревичу, и затем вернулись на "Тамару", уже готовую двинуться в путь в 10 часов утра.

Роскошный крейсер под флагом Госуда­ря Наследника, а за ним и "Владимир Моно­мах" вышли в море. Раздались салюты с анг­лийских судов; в ответ загремели им наши; неподвижно стояли на реях матросы-англича­не, провожая Августейшего Гостя. Скоро све­жий бриз развеял пороховой дым, окутывав­ший колоссы-корабли. Наша "Тамара" быстро, как птичка, промелькнула, обрезав нос "Мономаху", и несколько времени шла рядом с "Памятью Азова". Море едва колыха­лось за нею. Все время между крейсером и ях­той велась, при помощи рупора, беседа, пока наконец на "Памяти Азова" не раздался сиг­нал к обеду. В час дня снова наша яхточка об­менялась с крейсером и "Владимир Монома­хом" сигналами и, круто повернув назад, взяла курс на NW 30" в Тутикорин, лежащий) на восточном плоском Коромандельском берегу Индии. Завтра ранним утром мы должны туда прийти. Долго-долго следили с "Тамары": за удалявшимися на восток кораблями, мощно разрезавшими воды Бенгальского залива.

Медленно дышит океан под нарастаю­щими легкими порывами северо-западного ве­терка. Еще раз поднялись сигнальные флаги, и, несмотря на далекое расстояние, последний привет "Тамары" был повторен на крейсере, уже начавшем скрываться на горизонте."! (Доктор Радде, с. 224-226).

Нельзя не присоединиться всей душой к восторгам по поводу этой, изображенной док­тором Радде, исполненной красот и великоле­пия картины. Хочется, как и автору с "Тамары", закончить этой сценой свое пове­ствование и уверить себя, что дальнейшее пу­тешествие наследника протекало счастливо и безмятежно. И остается лишь пожалеть, что для высшего блага наследника и всей России он не был отправлен на родину на борту "Тамары". Неописуемая роскошь и нега путеше­ствия было бы так кстати сменить на более скромные, чем на "Памяти Азова", условия яхтенного плавания. Но безмерно людское холопство и самонадеянность.

Пышность безумного путешествия реши­ли (любопытно было бы видеть мотивиров­ку!) углубить присоединением в пути к отряду наследника всей Тихоокеанской эскадры. О таком именно присоединении эскадры в Син­гапуре говорилось в отчете по Морскому ве­домству за 1890-1893 г. (С-Пб, 1895, с. 36). Словно подгулявший купчик, ведомство без­думно разбрасывало деньги, которых флоту всегда не хватало на ремонт и боевую подго­товку кораблей. Не считая двух канонерских лодок, в Сингапур для лицезрения наследника и почетного усиленного конвоирования "при­гнали" из Нагасаки (через Манилу) и самый мощный тогда в Тихом океане крейсер "Адми­рал Нахимов". Он пришел под флагом началь­ника эскадры вице-адмирала П.Н. Назимова (1829-?), который, заранее придя в Сингапур по получении известия о выходе отряда на­следника с Цейлона, начал готовить торже­ственную встречу.

18 февраля с приходом на рейд "Памяти Азова" (флаг наследника) и следовавшего за ним "Владимира Мономаха" все корабли — и русские, и иностранные (по приглашению адмирала) — окутались дымом громоподоб­ного салюта из 25 выстрелов, послали по реям команды и прокричали пятикратное "ура". Соединение отряда с эскадрой означа­ло, как практически замечал Ф.В. Дубасов, "низложение" Басаргина и прочие чиновно-бюрократические преобразования. Структу­ру отряда нарушили, его начальника превра­тили в младшего флагмана эскадры и с "Памяти Азова" "выселили" на "Мономах" (где и был поднят флаг адмирала), а капитана 1 ранга Бауера "выселили" с "Мономаха" на "Нахимов", где он стал флаг-капитаном при начальнике эскадры.

Заступаться за своего адмирала, чтобы сохранить отряд в неприкосновенности, на­следник не стал. Новым для него развлечением стали состоявшиеся 18 и 19 февраля смотры "Адмиралу Нахимову" и лодкам "Манчжур" и "Кореец". 19 февраля на "Памяти Азова" на­следник дал обед командирам трех фрегатов эскадры, после чего адмирал Назимов пере­брался на "Память Азова" под флаг наследни­ка. Как замечал Ф.В. Дубасов, хотя "Нахи­мов", а тем более лодки, не значатся особенной внушительностью, но так как в об­щем нас здесь пять судов, то эта парадная встреча и соединение эскадр не лишены были некоторого блеска, который, кажется, очень неприятен англичанам" (Морской Сборник, 1916, №6, с. 41).

Понятно, конечно, что эта игра мелких амбиций, получившая у офицеров название "показывать из-за угла кулак Англии", не мог­ла оправдать расходов по "прогону" "Адми­рала Нахимова" из Японии до Сингапура, а затем, сопровождая наследника обратно на се­вер, чтобы уже в июне того же года снова от­правиться на юг, для возвращения в Россию. 23 февраля три крейсера пришли в Батавию. На кораблях не без основания предполагают, что это было сделано (с возвращением назад) ради устройства для наследника праздника пе­рехода через экватор.

Празднество подготовили с большой вы­думкой и с большим энтузиазмом провели по установившемуся в русском флоте классичес­кому сценарию: явлением на корабль морско­го царя Нептуна, с огромной, фантастически наряженной и несообразно накрашенной сви­той, включая неизменного брадобрея. Всем не прошедшим ранее экватор (кто проходил, -тем разрешалось откупиться) устроили столь же театрализованное бритье и последующее купание в сооруженном из парусины бассейне.

Все это в подробностях описывалось Г.Ф. Цывинским и Ф.В. Дубасовым. "Все остались чрезвычайно довольными этим праздником, и команда действительно наслаждалась им с со­вершенно детской радостью", — писал Ф.В. Дубасов. Наследника, правда, не искупали, его, как и принца Георга, оберегали также и от других неудобств корабельной жизни. Так на время погрузки угля в порту на "Память Азова" обе высокие особы перебирались на "Адмирал Нахимов".

В Батавии для наследника устроили охо­ту на крокодилов. 7 марта пришли в Бангкок, оттуда на яхте сиамского короля наследник был доставлен во дворец для продолжения программы развлечений, включая, конечно, ловлю слонов (их пригнали аж 287) и щедрую раздачу орденов для чинов свиты наследника (на него возложили знаки высшего государ­ственного ордена Шокра-Кри). 15-19 марта стояли в Сайгоне. В город пришли, оставив глубокосидящий "Адмирал Нахимов" в устье реки Меконг. Шли большой скоростью про­тив сильного течения под проводкой лоцмана. Узкая извилистая река пряталась в обильной зелени, и по временам казалось, что идущий1 впереди "Азов" катится по зеленому лугу, за­росшему высокой густою травой и гаоляном", — писал Г.Ф. Цывинский (с. 111).

Как и в Сиаме (где король искал союза с Россией, чтобы сохранить независимость сво­его государства), прием в Сайгоне отличался особой сердечностью и торжественностью. Во всем чувствовалось уже скорое приближение союза России и Франции. "Вся набережная и прилегающие к ней улицы были заполнены на­родом и в воздухе гудело: "Vive la Russia!" (Г.Ф. Цывинский, с. 111).

23 марта, ощутив наконец переход от из­нуряющей всех тропической жары к умеренно­му климату, вошли на рейд Гонконга. 29 мар­та продолжили плавание до Шанхая, на подходе к которому наследник пересел на па­роход "Владивосток" для продолжения путе­шествия по Китаю. Две канонерские лодки провожали пароход в Ханкоу, а "Память Азова" с двумя другими крейсерами отправили в Нагасаки.

5 апреля 1891 г., до краев переполненный живностью тропиков и дарами растительного мира, с разгуливающими на палубе двумя сло­нятами и черной пантерой, увешанный клетками с заморской птицей, "Память Азова" входил на показавшийся всем сказочным видением нагасакский рейд. Петербургский журналист князь Ухтомский, обстоятельно (в отличие от наследника) описывавший все путешествия, включая и впечатления от бесподобных красот бомбейских природы и побережья, не находил слов для описания величе­ственных берегов и узкого, ведущего в Нагасаки залива. К апрелю на рейд Нагасаки собралась едва ли не вся Тихоокеанская эскад­ра: "Память Азова", "Владимир Мономах", "Адмирал Нахимов", лодки "Манчжур", "Ко­реец", "Бобр", клипер "Джигит" и три паро­хода добровольного флота: "Петербург", "Владимир" и "Байкал".

Размах происшедшего культурного об­мена ("полтораста офицеров сочеталось япон­ским браком") был неописуем. Корабли осаж­дали сотни лодок, с которых предлагали самые экзотические товары. Невероятно уве­личилась торговля на берегу. Прибыл весь со­став посольства, и город стал почти русским.

Прибывший 16 апреля из Китая на "Па­мяти Азова" наследник приступил к освое­нию обширной программы приемов, чество­ваний, экскурсий и других развлечений. 28 апреля особенно удался обед в японском рес­торане, где, как записывал Ф.В. Дубасов, "со­браны были все самые лучшие гейши Киото, вообще славящиеся по всей Японии как са­мые красивые, образованные и элегантные, и там мы превесело провели вечер почти до 12 часов". Наследник "был ужасно в духе, ужас­но наслаждался, и все хохотали до упаду, как принц Георг дурачился с молодыми девчон­ками, и они его облепляли, как пчелы, и рез­вились, как котята". Наследник и наутро "не переставал восхищаться и вспоминать смешные эпизоды вчерашнего вечера". В восторгах ("как никогда" — писал Ф.В. Дубасов) про­шел и завтрак близ Киото на оз. Бива (город Отсу, Оцу или Отцу) 29 апреля.

Тогда-то и пришло время возмездия. При возвращении на рикшах по узкой, запру­женной толпой улочке в Отсу наследник, сле­дуя за рикшами приставленного к нему прин­ца Арисугава и его свиты, неожиданно получил удар саблей по голове от стоящего в оцеплении японского полицейского офицера. Наследник пытался укрыться в ближайшей на улице лавке, но при выходе подвергся нападе­нию того же злоумышленника (такие подроб­ности в своем письме передавал лейтенант с "Джигита" Е.А. Трусов). Достойно внимания то обстоятельство, что никто из свиты, вклю­чая и князя Баратынского, не встал грудью на защиту наследника. От гибели его спас принц Георг. Выскочив из своей коляски, он ударом трости по голове отвлек преследователя и по­мешал ему нанести второй удар. Переполох и паника в толпе и свите наследника были, ко­нечно, неописуемы, но злодея успели обезору­жить. Легкую рану черепа, не затронутого ударом сабли, удачно зашили, и Микадо лич­но отвез пострадавшего до Кобе, откуда он перебрался на "Память Азова".

С извинениями за поступок своего под­данного Микадо на следующий день прибыл во главе отряда кораблей. Его встречали со всеми почестями, с салютами, расхождением людей по реям, криками "ура". Шесть салю­тов по 21 выстрел состоялось в тот день при встрече и обменах визитами.

Происшествие с наследником оберну­лось дождем орденов, которыми, стремясь за­добрить русского императора, Микадо осы­пал офицеров эскадры. Адмиралам прислали ордена Восходящего солнца 1-й степени со звездой, командирам трех крейсеров — Н.Н. Ломену, Ф.В. Дубасову и А.В Федотову (1839-?) — Восходящего солнца 2-й степени со звез­дой, их старшим офицерам "Памяти Азова" О. А. Энквисту (1849-1912), "Владимира Моно­маха" — Г.Ф. Цывинскому и "Адмирала На­химова" - - А.Р. Родионову (1849-?) -- Свя­щенных сокровищ 3-й степени, а Г.Ф. Цывинскому сверх того — еще и орден Восхо­дящего солнца 4-степени. Командиры кано­нерских лодок получили орден Священного Сокровища 3-й степени, а штабные чины -Восходящего Солнца 4-й степени. Невзирая на повторную просьбу Микадо, император Алек­сандр III приказал путешествие прекратить и всей эскадре отправиться во Владивосток.

6 мая отпраздновали день рождения ("нашего флагмана" — Ф.В. Дубасов), устрои­ли по этому поводу гонку шлюпок, разукра­шенных роскошной электрической иллю­минацией. 7 мая 1891 г. последним актом путе­шествия стал завтрак, устроенный наследни­ком на "Памяти Азова" для Микадо.

Так завершилось путешествие, вошедшее в историю на редкость бесцельным и дорогим (42 дня стоянки двух крейсеров в Бомбее, семь месяцев без боевой подготовки), отмеченное знаками неблагополучия судьбы, ничего не принесшее наследнику в "образованности" и лишь умножившее число умерщвленных в Азии слонов, тигров и крокодилов. 11 мая во Владивосток пришли "Адмирал Нахимов" и "Владимир Мономах", 16 мая в сопровожде­нии канонерских лодок пришел и "Память Азова" с наследником. 18 мая к эскадре присо­единился клипер (крейсер 2 ранга) "Джигит", вышедший из Иокогамы.

19 мая стало днем единственно государ­ственно значимых в путешествии наследника событием. Он совершил торжество закладки сибирской железной дороги, а затем — нача­того в порту, первого на русском Дальнем Во­стоке, сухого дока. Занятная была подготов­лена для цесаревича инсценировка. Как писал состоявший в числе представителей эскадры лейтенант с "Джигита" Е.А. Трусов (1855-1904), (в 1895-1897 г. старший офицер "Памяти Азова"): "Наследник на лошадях проехал за две версты, там отслуживши молебен, сел в привезенный уже царский вагон и в нем по набросанной в несколько недель железной дороге прибыл к месту, где назначено пост­роить вокзал в городе. Тут опять было мо­лебствие, и он вложил после него серебряную доску в основание фундамента, и при нем тут же забросали этот угол". За завтраком в пре­красно декорированном бараке наследник огласил телеграмму от императора о разре­шении постройки прямой железной дороги через Сибирь.

В понедельник 20 мая на верхней палубе "Владимира Мономаха" с участием 170 при­глашенных состоялся завтрак, за которым эс­кадра прощалась "с молодым флагманом, ко­торого ужасно полюбили" (Ф.В. Дубасов). Честь приема наследника уступили "Монома­ху", так как "Азов" (обиходное название ко­рабля) был "уже осчастливлен пребыванием на нем Его высочества".

Спич, произнесенный Ф.В. Дубасовым в завершение плановых тостов, расстроил всех присутствовавших до слез и чрезвычайно тро­нул наследника. В речи подчеркивалось значе­ние его путешествия на Дальний Восток, то есть "в ту сторону, куда лежит историческая дорога, по которой подвигается русский порт, и та особенно высокая честь и милостивое до­верие, которое оказано флоту этим впервые совершенным им плаванием. "Счастье" этого путешествия и запечатленный в сердцах "тот простой и добрый привет", которым в про­должение семи месяцев наследник одарял каж­дого, Ф.В. Дубасов обещал не только сохра­нить, но и передать "следующему поколению моряков". Наследник же, выйдя из-за стола, крепко сжал руку оратора, сказал: "Я от всей души благодарю Вас за Ваши слова и никогда их не забуду".

И действительно, карьера Ф.В. Дубасова была обеспечена, хотя и не на самых высших должностях. Восторг наследника оказался не­долговечным, и даже Н.Н. Ломен, избранный с воцарением Николая II на должность флаг-капитана, был через малое время заменен бо­лее "духовно близким" — умелым царедвор­цем и интриганом К.Д. Ниловым (1856-1919).

"В своем восторге от общения с наслед­ником, который держал себя с нами так про­сто, как с товарищами", — писал и наблюдав­ший его (уже в кают-компании "Мономаха") лейтенант Е.А. Трусов. "Много раз за это вре­мя я был близко около него, и каждый раз все более и более мне нравился его симпатичный взгляд, и теперь, конечно, еще больше, такие добрые прелестные глаза редко встретишь". Каждому цесаревич обещал прислать из Хаба­ровска по своей фотографии, пока же для кают-компаний кораблей было подарено по большому снимку. Ко­мандирам и старшим офицерам с "Памяти Азова" наследник при­слал в подарок чеканого золота чарки в древне­русском стиле, усыпан­ные драгоценными камнями, офицеры по­лучили перстни, часы и запонки, лейтенанты с "Азова" — по золотому портсигару. Е.А. Трусову на "Джигите" достал­ся роскошный перстень. В этой эйфории счастья несказанно близкого товарищеско­го, как всем казалось, общения с наследником престола немыслимо было представить, сколько лицемерия, лжи и коварства обнару­жится вскоре за мнимой его любезностью и обходительностью. Никому не дано было предвидеть, сколь многим из соприкасавших­ся с молодым императором государственных и военных деятелей предстоит испытать на себе горечь самого низкого предательства и сколь гибельной для судьбы страны окажется совершенно неподходящая для государя, не­устойчивая и маниакально упрямая натура последнего из правящих Россией Романовых. Не мог и лейтенант Трусов предвидеть, что он в числе многих обречен на гибель в войне, состоявшейся и проигранной по вине того, кто в дни торжеств во Владивостоке в 1891 г. излучал столько обманчивых добра, привет­ливости и света.