Wundefwaffe

По инструкции адмирала Макарова

 

Неудачи и потери первых дней войны застави­ли царское правительство немедленно учредить дол­жность командующего флотом Тихого океана, обла­давшего в соответствии со статьями № 28-56 Морского устава значительно более широкими пол­номочиями (наместник вскоре стал добиваться их урезания), чем те, которыми ранее располагал на­чальник эскадры. На должность командующего фло­том назначили вице-адмирала С.О. Макарова.

Многократно проявленные истинно военный талант командира и флотоводца, эрудиция учено­го, пытливость изобретателя, широта взглядов мыслителя, энергия и инициатива резко выделяли С.О. Макарова среди современников. И все же, в отличие от таких баловней режима, как Н.И. Скрыдлов, 3.11. Рожественский и Е.А. Алексеев, царизм предпочитал держать Макарова па вторых ролях. Незримое клеймо "кантониста", как его именовали иные аристократы, репутация "беспокойного" тор­мозили его карьеру. Угнетенный рутиной тыловой должности главного командира Кронштадтского порта С.О. Макаров, предчувствуя грозное разви­тие событий на Дальнем Востоке, с горечью гово­рил друзьям: "Меня пошлют туда, когда дела наши станут совсем плохи..."

1 февраля 1904 г., получив уведомление о ре­шении Николая II поручить ему командование фло­том, С.О. Макаров, не ожидая приказа (он вышел лишь через неделю), немедленно сдает дела в Крон­штадте и уже 4 февраля выезжает из Петербурга на Восток. Встретившись по пути в Мукдене с намест­ником, С.О. Макаров утром 24 февраля прибывает в Порт-Артур. Уже в пути ему пришлось "ощутить сопротивление бюрократии, не желавшей понимать всю тяжесть возложенной на него задачи: добиться победы над численно и технически превосходящим флотом противника. Наместник пытается вмеши­ваться в предпринимаемые С.О. Макаровым новые назначения командиров кораблей и офицеров его штаба, генералы из Петербургского Главного артил­лерийского управления запрещают использовать на полную дальность 254-мм пушки приморской бата­реи Электрического утеса, в МТК отвергают возмож­ность присылки по железной дороге миноносцев в ра­зобранном виде, в ГМШ под предлогом отсутствия средств откладывают на будущий год печатание эк­стренно необходимой для офицеров флота работы С.О. Макарова "Рассуждения по вопросам морской тактики". Выведенный из себя, командующий ставит вопрос о доверии, и только тогда изыскиваются тре­бующиеся для упомянутого издания 500 руб.

Упорно преодолевая все неурядицы, поощряя инициативу, неустанно добиваясь повышения боеспособностей кораблей и предельного напряжения сил всего флота и его базы, С.О. Макаров в отведенный ему судьбой месячный срок совершил, казалось бы, невозможное: внушил людям веру в победу, стремле­ние найти противника и разгромить его. Это была тяжелая и изнурительная каждодневная работа, но безраздельную любовь и преданность матросов и офицеров С.О. Макаров завоевал уже на второй день своего командования, когда с "Аскольда", на кото­ром держал свой флаг, перешел на "Новик", чтобы скорее поспеть на помощь погибавшему в море ми­ноносцу "Стерегущий". Этот смелый выход малень­кого крейсера под флагом командующего флотом навстречу превосходящим силам врага ("Баян" силь­но отстал) вызвал огромный энтузиазм матросов и офицеров на кораблях, позволил быстро восстано­вить уверенность в своих силах и веру в победу.

В числе первых мер, предпринятых С.О. Ма­каровым по повышению боеспособности и активи­зации действий флота, было назначение (приказом от 24 февраля — в день прибытия в Порт-Артур) начальником отряда крейсеров контр-адмирала К.П. Иессена.

Ранее командовавший крейсером "Громобой", а затем ставший младшим флагманом эскадры К.П. Иессен прибыл из Порт-Артура 4 марта. В отданном им первом приказе по отряду говорилось, что харак­тер успехов японцев временный, и выражалась уве­ренность в том, что подвиг "Варяга" и "Корейца" станет и для экипажей владивостокских крейсеров "блестящим примером беззаветного исполнения дол­га службы и присяги". К.П. Иессен привез составлен­ную в штабе С.О. Макарова новую инструкцию [12], в которой перед крейсерами ставились более конкрет­ные цели, а начальнику отряда предоставлялась боль­шая свобода действий.

Вместо общей и казавшейся С.О. Макарову сомнительной задачи "наведения паники" на япон­цев посредством набеговых операций, он считал, что отряду по месту его нахождения (в правильности ко­торого он был тоже, по-видимому, не уверен) следу­ет взять на себя задачу препятствовать перевозке войск в Гензан и другие пункты, лежащие от него к северу. "Это есть главнейшее задание", — считал командующий флотом. Набеги на японское побере­жье тоже не исключались, но опять, таки с расчетом отвлечь внимание неприятеля от выполнения отря­дом главной его задачи. Выходить в море разреша­лось в любом составе — либо высылая отдельные корабли, либо всем отрядом — тогда, понятно, "мож­но быть гораздо смелее".

Убежденный, вероятно, по прежней должнос­ти главного инспектора морской артиллерии в пре­восходстве русских орудий над японскими ("наши снаряды лучшего качества... имеют более правиль­ный полет и более обеспеченный разрыв", а пушки гарантируют "большую меткость стрельбы"), С.О. Макаров считал, что это подтвержденное в боях пре­восходство наших кораблей в артиллерийском деле позволяет быть с японцами "более смелыми и пред­приимчивыми", чем с другим, лучше вооруженным и подготовленным неприятелем. Конечно, адмирал был искренен в этих утверждениях и высказывал их не для того, чтобы поднять дух своих подчиненных, вводя их в такое опасное заблуждение, как об этом иногда приходится, слышать. Искренность адмира­ла проявляется и в следующем важном предостере­жении о том, что в минном оружии японцы сильнее (больше калибр торпед и, стало быть, сильнее разру­шительное действие), отчего нашим крейсерам, осо­бенно при их большой длине (не позволяющей быст­ро уклониться от торпеды), не следует сходиться с японцами на расстояние минного выстрела.

Призывая начальника отряда вселить в подчи­ненных безусловную уверенность в победе, С.О. Ма­каров предостерегал, что она не будет легкой, "так как неприятель "чрезвычайно настойчив и весьма от­важен" и разбить его можно лишь "умением и хлад­нокровием". Указаний по методам управления стрельбой корабля и всего отряда, способам при­стрелки и сосредоточения огня, особенно с дальних дистанций, инструкция не содержала. Предполага­лось, очевидно, что для этого достаточно уже выра­ботанных на эскадре прежних правил стрельбы. В инструкции было предложено только "переговорить" со своими командирами о том, как действовать со­вместно в случае открытой схватки с неприятелем.

Для более широкого обзора чужого берега ко­раблям предлагалось расходиться на предельную дальность флажных сигналов и радиопереговоров. Двигаясь при этом строем фронта на берег, можно было сразу видеть его участок длиной 60-80 миль и быстро соединиться там, где окажется противник. При движении таким фронтом вдоль берега с непри­ятельских наблюдательных постов в лучшем случае можно увидеть лишь один корабль на фланге, что введет командование в заблуждение о действитель­ной численности появившихся кораблей. "Имейте в виду, — предостерегал командующий, — что непри­ятель попирает всякие международные законы, а потому будьте осторожны и недоверчивы". Чтобы скрыть время действительного ухода отряда в морс, предлагалось каждый день высылать из бухты по одному или два крейсера и не допускать никаких тор­жественных проводов. О дате ухода следовало сооб­щить шифровкой только на имя командующего, ник­то другой этого знать не должен.

Командир порта контр-адмирал Н.А. Гаупт "не находился в подчинении начальника отряда. К нему К.П. Иессен должен был "явиться" по прибы­тии во Владивосток, с ним рекомендовалось действо­вать в "полном согласии" и к нему следовало обра­щаться в случае необходимости привлечь к операциям находившиеся в его распоряжении мино­носцы. В заключение инструкции говорилось, что, указывая некоторые подробности, адмирал не наме­ревался стеснять инициативу начальника отряда и что всякие его действия, направленные на решение главной задачи — предотвращение японской высад­ки в Корею, "будут вполне уместны".

Не склонный, как вскоре выяснилось, считать­ся с минной опасностью, хотя организация траль­ных сил портом по-прежнему задерживалась, К.П. Иессен вынужден был больше месяца оставаться во Владивостоке в ожидании прорыва в Порт-Артур, который (по вызову С. О. Макарова) мог потребо­ваться в случае высадки японского десанта в Инкоу — тылу Порт-Артурской эскадры. Десант не состо­ялся, но помимо упорно распространявшихся о нем слухов, которыми японцы сумели ввести русских в заблуждение, явились, тоже выдававшиеся за достоверные, сведения из Лондона о намерении японцев высадить войска в заливах Посьета и Аме­рика и о якобы уже начавшейся блокаде Владивос­тока эскадрой Камимуры.

Только 8 апреля, после двукратных обращений к главнокомандующему Е.И. Алексееву, К.П. Иессен получил разрешение осуществить свой план похода к корейскому берегу и последующего набега на Хако­дате. 10 апреля все четыре крейсера, якобы для прак­тики в эволюциях, вышли в море. Для полного прав­доподобия этой версии вышедший "Рюрик" ненадолго вернулся в гавань. Позже к отряду после­довательно присоединились миноносцы № 205 и 206. Сбор у о. Скрыплева и дальнейшее плавание несколь­ко раз задерживалось из-за густого тумана, в котором даже при уменьшенных до 90 м расстояниях корабли не видели один другого. Но К.П. Иессен применил для ориентировки выпущенные за корму туманные буи, и с уменьшенной (иногда до 7 уз) скоростью ко­рабли продолжали настойчиво двигаться вперед. Утром 11 апреля "Громобой" перехватил радиопе­реговоры японских кораблей (как выяснилось в даль­нейшем, это была эскадра Камимуры) о возрастаю­щих трудностях плавания в тумане. Незадолго до этого установленное радиомолчание позволило рус­ским сохранить скрытность движения.

Считая, что ослабленный потерей кораблей и деморализованный гибелью С.О. Макарова русский флот обречен на. пассивность, японское командова­ние решило теперь расправиться с владивостокски­ми крейсерами. В день, когда К.П. Иессен начал свой поход, навстречу ему, после суточной стоянки в Гензане (для приема воды и угля), вышла прибывшая из Желтого моря эскадра Камимуры. В Гензане он ос­тавил свои малые 85-тонные миноносцы. Им пору­чалось отконвоировать в порт Риген и обратно вой­сковой транспорт "Кинсю мару" с ротой солдат на борту, а после их высадки для демонстрации десанта и возвращения его на транспорт направиться обрат­но. Вышло так, что транспорт с миноносцами ушел из Гензана за несколько часов до появления у порта русского отряда.

Выполнив поручение, транспорт в одиночку (миноносцы остались пережидать непогоду в бухте Остолопова) отправился обратно. Ночью он выныр­нул из тумана навстречу русскому отряду, который утром 12 апреля, потопив в Гензане (торпедой с ми­ноносца) один пароход и вечером на обратном пути в море — другой, шел теперь (отпустив миноносцы во Владивосток) к Сангарскому проливу для выпол­нения второй части задания — бомбардировке Ха­кодате. На пароход, ожидавший встретить своих (с него с готовностью ответили на окрик русских по-английски из рупора), прибыла призовая команда, но солдаты на нем отказались сдаться, и когда при­зовая партия покинула транспорт, пытались отстре­ливаться (на "России" даже оказались раненые). Транспорт был потоплен торпедой с "России".

От людей, при­нятых с транспорта и потопленных ранее судов (всего до 200 человек), узнали, что вблизи находится эс­кадра Камимуры. Это, по-видимому, и заставило К.П. Иессена уже в середине пути повернуть во Владивосток. И вновь наш отряд удачно разминулся с Камимурой, который, от­казавшись из-за совсем уже сгустив­шегося тумана от продолжения похода, утром 12 апреля по­вернул обратно и днем 13 апреля при­шел в Гензан, где и выяснились обстоя­тельства катастрофы "Кинсю мару". Русский отряд 14 апреля возвратился во Владивосток. С этого времени эскадра Камиму­ры уже не покидала Японского моря. Главная цель русского отряда крейсеров — отвлечь на себя превос­ходящие силы японского флота— была достигнута. Последующие действия отряда были прерваны постановками японцами мин перед Владивостоком в ночь с 15 на 16 апреля, продолжавшейся неоргани­зованностью траления, а затем аварией крейсера "Бо­гатырь". Она произошла у мыса Брюса в Амурском заливе по пути в залив Посьета, куда К.П. Иессен ут­ром 2 мая вышел для обсуждения с сухопутным ко­мандованием вопросов приморской обороны.

В густом тумане крейсер, шедший по настоя­нию К.П. Иессена недопустимо большой в этих ус­ловиях 10-узловой скоростью, плотно сел на при­брежные скалы, свернув на сторону таран. От ударов днищем о камни ряд отсеков был пробит, скалы, вой­дя внутрь корпусных конструкций, не позволяли сой­ти на чистую воду. Это можно было сделать лишь после основательной разгрузки корабля. Из-за сла­бых спасательных средств и опасений, что японцы могут помешать работам, дело затягивалось.

Вблизи места аварии соорудили укрепленный лагерь с полевой артиллерией и орудиями, снятыми с корабля, крейсера охраняли подходы с моря, мино­носцы держались в дозоре у выхода. Не раз ложные тревоги заставляли спасателей свертывать работы и уводить баржи и понтоны из залива, а крейсера -выходить в море навстречу ожидаемому противни­ку. Но и японцам, подавленным катастрофой 1 мая под Порт-Артуром, где на минах один за другим погибли два их броненосца, было не до "Богатыря", который к тому же, как они знали через свою обшир­ную агентуру во Владивостоке, находился почти в безнадежном состоянии. Наконец, в разгаре были массовые перевозки второй японской армии в Корею. Эти обстоятельства вместе с прибытием во Владиво­сток (путь в Порт-Артур уже был отрезан) нового командующего флотом вице-адмирала Н.И. Скрыдлова и "командующего 1-й эскадрой (2-я формиро­валась на Балтике) флота Тихого океана вице-адми­рала П.А. Безобразова заставили русские крейсера оставить охрану "Богатыря" и вернуться к активным действиям на морских путях сообщений.

31 мая 1904 г. три крейсера под командовани­ем П.А. Безобразова (К.П. Иессен поднял свой (флаг на оставшемся во Владивостоке "Богатыре") вышли из Владивостока. Днем 1 июня миновали о. Дажелет и скалы Лианкур, утром 2 июня были у о. Окиносима, находившегося на полпути между о-вами Цуси­ма (база эскадры Камимуры) и входом в Симоносекский пролив, ведущий во внутреннее Японское море. Здесь на главном пути японских воинских перевозок были обнаружены сразу несколько японских судов, бросившихся врассыпную. В 8 ч утра сквозь мглу и дождь заметили на горизонте дозорный крейсер япон­цев "Цусима". Русские радисты умело поставили по­мехи в радиопереговоры японцев, и передачу доне­сения Камимуре удалось надолго задержать.

Упорно пытавшийся уйти от "Громобоя" к бе­регу войсковой транспорт "Идзумо мару" остано­вился лишь после интенсивного обстрела. С него успели снять около 100 человек, транспорт затонул. Погоня за другим транспортом из-за нерешитель­ной стрельбы вдогонку ("через час по чайной лож­ке" - каждый выстрел с разрешения адмирала) затянулась, и преследовавшие его "Россия" и "Рю­рик", боясь разлучиться с "Громобоем", который уже потеряли из виду, вернулись к входу в Симоносекский пролив. Оттуда направлялись на запад два транспорта. Четырехмачтовый "Хитаци мару", ан­глийский капитан которого пытался таранить "Громобой", был охвачен пожаром от огня крейсера, но не останавливался. Его расстреляли в упор и доби­ли торпедой. На нем находилось свыше 1000 солдат и офицеров, принадлежащих, как выяснилось мно­го позднее, к составу гвардейского резервного кор­пуса, и восемнадцать 280-мм гаубиц, предназначав­шихся для осады Порт-Артура.

На втором транспорте "Садо мару", искусст­венно создав панику, при полной дезорганизации спасения людей команда пыталась выиграть время до подхода помощи (офицеры-самураи удалились в трюм на прощальное пиршество). Убедившись в не­желании солдат спасаться на шлюпках (некоторые так и остались неспущенными), адмирал приказал потопить транспорт торпедами с крейсера "Рюрик". Не ожидая гибели транспорта, пораженного двумя взрывами (один с левого борта, другой с правого), наши корабли стали отходить. Спешившая на вы­ручку своих от о-вов Цусима эскадра Камимуры прошла от концевого "Рюрика" не более чем в 10 милях, но не сумела обнаружить русских, отходив­ших на север вдоль японского побережья. Камимура, уклоняясь в сторону, пошел к о Дажелет, а затем на Гензан.

Утром 3 июня, когда японская эскадра подхо­дила к Дажелету, наш отряд вблизи о-вов Оки за­держал и с призовой командой отправил во Влади­восток английский пароход "Аллантон". Дойдя до Сангарского пролива и отпустив по пути после дос­мотра ряд не вызывавших подозрений мелких судов (на одну из шхун пересадили людей, подобранных с потопленных судов "Громобоем"), повернули во Владивосток, куда прибыли 7 июня. На следующий день, ведя с собой захваченную шхуну, вернулись из набеговой операции на Хоккайдо миноносцы № 203, 205, 206. "Богатырь", снятый с камней, нахо­дился уже в доке.

Тревожное положение под Порт-Артуром не позволило крейсерам в полной мере выполнить край­не необходимые профилактические и ремонтные ра­боты. Поражение корпуса генерала барона Г.К. Штакельберга под Вафангоу лишило маньчжурскую армию возможности деблокировать Порт-Артур. Усугубилось в осажденной крепости и положение эскадры, вынужденной отдавать свои людские и ма­териальные ресурсы на сухопутный фронт и обрекав­шей себя на гибель под огнем осадной артиллерии. Предпринятая 10 июня попытка эскадры вырваться из Порт-Артура (о результатах встречи с японским флотом не было известий несколько дней) потребо­вала активизации действий и от владивостокских крейсеров. Передышка была недолгой.

Директива, полученная П.А. Безобразовым, требовала пройти в Желтое море и по возможности подняться до о. Росс, нанося энергичные удары по морским сообщениям противника, "проявляя неус­танную деятельность и быстроту в захвате и уничто­жении всех неприятельских плавучих средств". Спе­циальной задачей ставилось не допустить перевозки четырех японских армий на материк. При подходе к Владивостоку на обратном пути разрешалось иметь лишь трехдневный запас топлива на движение эко­номической скоростью. В случае встречи с Порт-Артурской эскадрой П.А. Безобразову по его долж­ности предстояло принять командование соединив­шимся флотом.

15 июня для набега на Гензан крейсера вышли в море вместе с восемью миноносцами и транспор­том "Лена". Уничтожив в Гензане ряд японских скла­дов и сооружений, а также пароход и парусник, об­ратив в бегство отряд японских солдат, миноносцы вернулись к крейсерам и пошли вместе с транспор­том "Лена" обратно во Владивосток. Движение отряда задерживал миноносец № 204, у которого при набеге на Гензан оказался свернутым на сторону руль с рулевой рамой. Не предприняв серьезных попыток устранить неисправность, миноносец, не имевший никаких других повреждений, взорвали с помощью подрывных патронов по приказу начальника экспе­диции капитана 2 ранга барона Ф.В. Радена. (По­зднее в заключение начальника военно-морского от­дела штаба командующего флотом капитана 2 ранга Н.Л. Кладо справедливо отмечалось, что раньше, чем уничтожать корабль, следовало попытаться ввести его в строй, освободившись от руля, мешавшего дви­жению, с помощью тех же подрывных патронов.)

Утром 17 июня крейсера, расставшись с транс­портом "Лена" и миноносцами, взяли курс на о. Дажелет, а от него на о. Окиносима. На подходе к ост­рову в течение двух часов перебивали японские радиопереговоры и этим, по-видимому, обнаружи­ли себя. К вечеру 18 июня 15-узловой скоростью по­дошли к о. Икисима (Ики) и увидели дымы японс­кой эскадры, показавшейся из-за южной оконечности южного о. Цусима. В быстро приближающихся ко­раблях уже через несколько минут опознали броне­носные крейсера "Идзумо". "Асама" (или, может быть, "Токива"), "Ивате", "Адзума". Три остальных, судя по величине, могли быть броненосцами. Такое превосходство сил и опасность последующих ночных атак миноносцев из близлежащих баз заставили ук­лониться от боя.

Повернули на обратный курс, скорость увели­чили до 18 уз. Японская эскадра из четырех броне­носных крейсеров (остальные корабли отстали), не­смотря на недосягаемое для артиллерии расстояние (около 120 кб), тотчас же открыла огонь. Громом выстрелов японский адмирал спешил, по-видимому, дать знать изрядно его порицав­шим за неудачи соотечест­венникам, что он таки на­стиг неуловимые русские крейсера. Два-три залпа из 203-мм орудий легли недо­летами в 25-30 кб за кормой концевого "Рюрика"; паде­ния остальных не удавалось и увидеть. В 19 ч 20 мин японцы после активного об­мена флажными сигналами прекратили стрельбу залпа­ми и, продолжая погоню, только изредка, видимо, для проверки дистанции, дела­ли один-два выстрела. Наши корабли, чтобы в слу­чае боя ввести в действие все кормовые орудия, с нача­лом стрельбы (на нее не от­вечали) перестроились в строй уступа вправо. Этот строй помог сорвать попытки атак японских мино­носцев, показавшихся двумя группами (до 8-11 ко­раблей) слева и справа. Еще хорошо видимые на ве­чернем горизонте, освещенные прожекторами крейсеров, миноносцы попали под плотную завесу огня и не решились прорезать строй отряда.

Стреляя по крейсерам из орудий (на "России" обнаружили потом перебитым фока-брас), минонос­цы контркурсами справа налево разошлись с отря­дом в расстоянии около 20 кб. С "России", стреляв­шей из всех орудий левого борта, видели, как снаряд ее 203-мм орудия под полубаком (старшего комен­дора Григория Новоженина) накрыл один из миноносцев, а 152-мм снаряд ретирадного орудия — другой. Два больших столба пламени позволяли предположить, что по крайней мере один из миноносцев был уничтожен. Миноносцы потеря­лись за кормой и вскоре, судя по разгоревшейся за­тем за горизонтом стрельбе, попали под огонь сво­ей же эскадры [5].

Наутро, идя курсом к скале Лианкур, перехва­тили английский пароход "Чельтенхем", груженный лесом для японской железной дороги в Чемульпо и Фузане. С призовой командой "Громобоя" под ко­мандованием лейтенанта Б.Б. Жерве контрабандис­та отправили во Владивосток. Он пришел на второй день по прибытии отряда.

Со дня прихода — 20 июня — корабли присту­пили к пополнению запасов, очистке котлов и пере­борке машин, которые работали большую часть по­хода полным ходом. Сверх табели организовывали третьи смены машинной и кочегарной команд. В пос­леднем походе они оказались в критическом состоянии: отстояв по боевой тревоге 3,5 ч, боевые вахты после двухчасового отдыха должны были с началом боя вновь заступить на свои места у машин и котлов.

22 июня "Россия" вновь подняла флаг К.П. Иессена, адмирал П.А. Безобразов пе­решел на продолжавший ремонт "Богатырь". Отряд готовился к походу в Тихий океан. Ре­шение о нем в инструкции командующего флотом вице-адмирала Н.И. Скрыдлова объяснялось новой задержкой планов проры­ва эскадры контр-адмирала В.К. Витгефта из Порт-Артура во Владивосток, отчего задача соединения с ней владивостокских крейсеров временно откладывалась. В то же время было ясно, что после рейдов в Японском море япон­цы прекратили судоходство у западных бе­регов Японии и перенесли его на восточные океанские районы. По расчетам, на подходах к восточному побережью Японии каждый день могло находиться, не считая транспортов с вой­сками, до 20 судов, участвовавших в ее внешнем то­варообмене [9]. Иначе говоря, при внезапном появ­лении и достаточно длительном пребывании в районе урон японским военным поставкам мог быть нане­сен весьма ощутимый.

После выхода в поход в 17 ч 40 мин 4 июля из Владивостока отряд задержал в пути туман, затем было совещание командиров на "России". К о. Осима (Кодзима), в 40 милях от входа в Сангарский про­лив, подошли к заходу солнца 6 июля. Чтобы преж­девременно не дать себя обнаружить, отошли обратно в море. Стали ждать захода луны. В это вре­мя было бы не лишним перед прорывом в Тихий оке­ан пополнить запасы угля, но транспорт "Лена" по­чему-то, хотя бы до входа в пролив, с собой не взяли. Не было при отряде и миноносцев, которые могли провести разведку входа в пролив и выяснить, горят ли маяки (как оказалось, они всю ночь горели по-мирному и позволяли, как вначале и предполагал ад­мирал, войти в пролив ночью). Но в глубине проли­ва стояла ночная мгла, видимости не было и адмирал, находясь, очевидно, под гнетом аварии "Богатыря" и не зная о горящих маяках, не решился рисковать сразу тремя крейсерами.

В пролив вошли только когда стало рассветать, в 3 ч утра 7 июля. "Берега были застланы туманом и мглой",— докладывал впоследствии К.П. Иессен, то есть еще была возможность пройти незаметно. Подхваченные течением, прибавлявшим до 4 уз ско­рости, стремительно бросаемые мощными слоями, которые то и дело выбрасывали огромные крейсера из кильватерной колонны, корабли пронеслись 60-мильным проливом за три часа. Каких-то несколь­ких минут не хватило (если бы корабли запаслись углем и шли полной скоростью!), чтобы незамечен­ными проскочить во мгле крепость Хакодате: ясное утро открыло оторопевшим японцам картину совер­шившегося прорыва в океан русских крейсеров. Ба­тареи даже не пытались стрелять, застигнутые врас­плох японские суда стремительно уходили под берег, и хотя два или три корабля сил береговой обороны двинулись за нашими крейсерами, но это была лишь видимость погони.

Используя первые часы замешательства и воз­можных запозданий в оповещении всех судов в гава­нях и в море, можно было совершить стремительный бросок туда, где неприятель не мог ожидать скорого появления, — ко входу в Токийский залив — узел пе­ресечения всех путей торговых судов. Наверное, это принесло бы больше результатов, чем избранное не­торопливое "прочесывание" прибрежья с севера на юг, в котором выполнявшаяся каким-либо одним из крейсеров процедура задержания, досмотра и унич­тожения (сначала — с применением подрывных пат­ронов) очередного судна оборачивалась часами без­действия всех кораблей отряда. Пойти же (ради одного только предполагаемого в будущем успеха) на прямое нарушение данного ему приказания унич­тожать все суда с военными грузами адмирал, оче­видно, не решился. Да и как можно было оставить без внимания большой английский пароход "Сама­ра", задержанный в первые часы океанского крейсер­ства,— ведь англичане почти в открытую помогали Японии в той войне. Но, несмотря на "большие по­дозрения", как писал потом К.П. Иессен, пароход пришлось отпустить: трюмы его были пусты (он шел за углем в Муроран), судовые документы изоблича­ющих сведений не содержали, отправить его во Вла­дивосток для более обстоятельного разбирательства в призовом судне не позволял запас угля в ямах.

Напрасно, как оказалось, был задержан "Рос­сией" тем же утром 7 июля и небольшой японский пассажирский пароход "Киодониуре мару". Прибывшая на пароход подрывная партия "Рюрика" с приказанием адмирала людей снять, а пароход взор­вать обнаружила весьма незначительный груз и до 50 пассажиров, в большинстве — женщин с грудны­ми детьми. Подвергать их рискованной процедуре пересадки в шлюпки на океанском волнении адми­рал не решился и приказал пароход отпустить. Тот поспешил в Хакодате.

Чтобы сберечь время, которое отнимали дей­ствия с подрывными патронами, пробовали топить покинутые после задержания японские шхуны и па­роходы артиллерийским огнем. Такой опыт заронил первые сомнения в эффективности чугунных 152-мм бомб: многие из них, не успев разорваться, пронизы­вали деревянный корпус шхуны практически без вре­да для него, а те, что успевали разорваться, также не производили существенных разрушений и не вызы­вали даже пожара. Таран, очевидно, из-за опасений за деревянную и медную обшивки крейсеров приме­нить не пытались, катерные самодвижущиеся и ме­тательные мины расходовать, по-видимому, жалели. А время уходило безвозвратно.

Первый крупный успех ожидал отряд утром 7 июля, когда в 45 милях от берега вблизи города Мито был задержан большой германский пароход "Арабия", шедший из США. С призовой командой "Громобоя" (командир лейтенант П.П. Владиславлев) его отправили во Владивосток.

После безрезультатного крейсерства у входа в Токийский залив (все суда, получив предостережения японских властей, укрылись в гаванях) спустились еще на юг и утром 10 июля на широте около 33° у о. Косима (Кодзима) задержали английский пароход "Найт коммандер". Его груз — рельсы, мостовые конструкции и вагонные колеса для железной доро­ги в Чемульпо — составляли явную военную кон­трабанду. По решению начальника отряда пароход

был потоплен. Для уничтожения прибреж­ных мостов и дамб у города Хамамацу, в 35 милях к северу от крайней западной точ­ки крейсерства, возможностей не было: из-за большой нехватки угля на "Громобое" отряд вынужден был возвращаться. По пути остановили для досмотра и отпусти­ли затем английский пассажирский паро­ход "Тсинан". Изумление встречей с рус­скими крейсерами выразил капитан этого парохода. По его словам, русский отряд в Европе называли не иначе, как "эскадра-невидимка".

12 июля задержали английский па­роход "Калхас". С призовой командой "Рюрика" (командир лейтенант барон К.Ф. Штакельберг, офицеры мичман И.Л. Ханыков, волонтер-прапорщик В. Ярмерштедт) он возвращался вместе с отрядом, вызывая восхищение у русских своей пре­красной мореходностью. У Курильских о-вов, где К.П. Иессен рассчитывал прорваться в пролив Лаперуза, корабли вошли в плотный туман. Лишь "Кал­хас", в какое-то мгновение уловивший просвет в ту­мане, "успел проскочить" проливом Кунашир. Для крейсеров такой возможности не оказалось. Время шло, уже приходилось расходовать уголь из непри­косновенных запасов (300 т на "Рюрике", по 400 т на "России" и "Громобое"), сберегавшихся для полно­го хода на случай боя. Ничего не оставалось, как вер­нуться назад и попытаться прорваться через Сангарский пролив, в конце которого, по всей вероятности, предстояло вступить в бой с Камимурой.

Высокий класс штурманской подготовки на отряде (флагманский штурман лейтенант С.А. Ива­нов) обеспечил, казалось, невозможное: три дня не имея обсервации, в густом тумане, в условиях силь­ных малоизученных течений, идя по счислению, ко­рабли днем 16 июля вышли на вид города Хакода­те. Державшиеся под берегом корабли береговой обороны пытались навести русские корабли под огонь батарей, но отряд, не обращая на них внима­ния, форсировал пролив против сильного течения и к вечеру вышел в Японское море. Эскадры Камимуры там не оказалось: боясь, что русские крейсера обогнут Японию с юга, для того чтобы уничтожить транспорты с войсками в Желтом море, а затем соединятся с Порт-Артурской эскадрой, он не ре­шился идти на перехват русских с севера. Не на­шлось для этого и миноносцев.

Пройдя свыше 3000 миль (расстояние, равное пути от Кронштадта до Алжира), 19 июля крейсера вернулись во Владивосток.

Результаты крейсерства, хотя ни одного войс­кового транспорта, что ставилось главной задачей, перехвачено не было, оказались неожиданными. Па­ника охватила наживавшиеся на войне торговые круги Японии, США, Англии. Судоходные компании сократили или вовсе прекратили рейсы судов в Япо­нию, лондонские страховые общества перестали стра­ховать суда от военного риска. Особенно велики ока­зались убытки от резкого сокращения (на 80%) ввоза хлопка в Японию из США [9]. Тревожная обстанов­ка войны возникла и в бассейнах Индийского и Ат­лантического океанов, где успешно действовали вы­шедшие из Черного моря крейсера (вооруженные пароходы Добровольного флота) "Петербург" и "Смоленск". Это были дни торжества идей крейсер­ской войны, не получивших, однако, необходимого развития и поддержки: крейсера из Красного моря под давлением Англии были отозваны, операции крейсеров "Дон", "Урал", "Терек" и "Кубань" в Ат­лантике отменили из-за опасений, что они осложнят движение эскадры контр-адмирала З.П. Рожественского на Дальний Восток.

В самой Японии, в результате паники, вызван­ной действиями владивостокских крейсеров, озлоб­ленная толпа сожгла дом адмирала Камимуры в То­кио. Для более надежного прикрытия побережья его эскадра была переброшена еще дальше от Порт-Ар­тура — во внутреннее Японское море.