Послесловие

 

В большинстве работ, посвященных гибели «Новороссийска», на первый план выходит версия подрыва этого линкора итальянскими диверсантами. Не считая возможным однозначно стать на сторо­ну этой версии (как и версии о случай­ном подрыве на мине), хотелось бы вы­сказать некоторые соображения, которые ее сторонники (Б.А.Каржавин, Н.А.Черкашин и другие) почему-то не принима­ют в расчет.

1. Любое участие государственных структур Италии (ВМС, разведка и т.п.) в этой акции, а также сокрытие от миро­вой общественности информации о под­готовке диверсии частными лицами оз­начало бы в тех условиях объявление войны, которая, естественно, вырастала в третью мировую. Риск «засветиться», как на стадии подготовки, так и на ста­дии выполнения такой диверсии, был достаточно велик, особенно учитывая активность советской разведки, влияние итальянской компартии и традиционное неумение этой страны хранить военные секреты. Подготовку к подобной опера­ции следовало держать в тайне даже от союзников, которые тогда, особенно США, вникали во все военные дела Ита­лии. Для США это также означало опас­ность в случае провала быть втянутыми в войну. В случае же успеха эффект не имел никакого военного значения (как, например, Порт-Артур или Перл-Харбор) вследствие полной боевой непригоднос­ти объекта атаки, а носил бы чисто мо­рально-политический характер. А из-за морального удовлетворе­ния группы воинствующих недобитых итальянских фа­шистов никто не стал бы «городить огород».

2. Акция могла быть под­готовлена в тайне от госу­дарства на деньги частных лиц (большие деньги, кото­рые не каждый, даже жаж­дущий морального удов­летворения фашист риск­нул бы вложить). Но и в этом случае пришлось бы сохранять полную секрет­ность. Интереса ради мож­но пофантазировать и на тему «Участие сицилийской мафии в гибели линкора «Новороссийск». Написать можно даже больше, чем о Боргезе(По версиям Н.А.Черкашина и Б.А.Каржавина— возможный организатор диверсии. В годы войны он был командиром 10-й флотилии MAS (диверсионно-штурмовые средства ВМС Ита­лии)). Смущает только финансовая сторона дела — стала бы мафия на это тратить деньги?

3. Для удачного минирования корабля в охраняемой гавани необходимо со­брать полную информацию о режиме ох­раны, местах стоянки, выходах кораблей в море и т.п. Собрать такую информа­цию без резидента с радиостанцией в Севастополе или где-то рядом (а полу­чается, что это должен быть личный ре­зидент Боргезе или же подкупленный им агент разведки какой-либо из западных держав) невозможно. Вряд ли в условиях закрытости Севастополя такой агент мог бы существовать и к тому же активно дей­ствовать, а идти на подобную акцию всле­пую не рискнул бы и сам Боргезе. Все ана­логичные операции в ходе второй миро­вой войны проводились только после по­лучения всей необходимой информации.

4.  Как теперь выясняется, проникнуть в Севастопольскую бухту в 20-х числах октября 1955 года карликовая подлодка могла бы без большого труда. Но требо­валась уверенность в том, что боновые ворота будут открыты; что РЛС наблю­дения за морем — ремонтироваться; что не будет организован надлежащий пат­руль ПЛО, а «Новороссийск», выйдя в море, вернется к вечеру и станет на боч­ку, кстати, не на свою штатную. Как мог­ли участники диверсии все это узнать? Конечно, можно было рискнуть, но такой риск оправдан только в военное время.

5.  Допустим, они все-таки рискнули. Прошли в бухту и, неоднократно под­всплывая для визуального наблюдения (а как без этого найти нужный корабль ночью, не зная заранее, где он стоит?), подошли к «Новороссийску». Но почему заряд подвесили к носовой части линко­ра, а не в самом уязвимом месте — под погребами или механизмами, где их ра­бота облегчилась бы наличием скуловых килей? (Кстати, именно отсутствие ску­ловых килей на авианосце «Аквила» не позволило тем же итальянским подвод­ным диверсантам подвесить заряды на его корпус — их просто положили на дно гавани, и их взрыв не потопил корабль, на котором даже отсутствовал экипаж, чтобы бороться за живучесть.) Со сто­роны опытных боевых пловцов (а только такие люди могли быть привлечены к ди­версии), к тому же хорошо знавших быв­ший итальянский линкор, наивно было предполагать, что он погибнет от пробо­ины в самом носу. Это ведь плохое зна­ние характеристик корабля, глубины и ка­чества грунта на дне бухты и неправиль­ная организация борьбы за его живучесть привели к столь трагическому финалу. Пробоина вне броневой цитадели не может привести к гибели такого кораб­ля, даже если его спасением вообще не заниматься. Другое дело, если корабль неправильно спроектирован, и потеря запаса плавучести в носу приводит к по­тере остойчивости, или сдают хилые пе­реборки, позволяя воде распространять­ся по всему кораблю. Итальянцы знали, что этот линкор имел плохое разделение на отсеки, недостаточную остойчивость и был практически беззащитен от взры­вов под днищем. Чтобы пустить его на дно, действительно было достаточно од­ного 1000-кг заряда, но размещенного никак не в оконечности. «Тирпиц», зами­нированный англичанами с помощью кар­ликовых подлодок, почти без последст­вий выдержал два аналогичных взрыва. Правда, немцы умели строить боевые ко­рабли, а у итальянских с живучестью всегда были проблемы: Боевые пловцы в 1955 году не могли не знать о резуль­татах своих коллег в годы войны, когда корабль-цель из-за неправильно установ­ленного заряда не тонул. Закладывая заряд (возможно, с магнитной «липуч­кой», чему способствовало чистое дни­ще линкора, не так давно вышедшего из ремонта) в носовой части, диверсанты рисковали свести на нет все свои уси­лия. Можно предположить и то, что они просто ошиблись на десяток-другой мет­ров, пытаясь прикрепить заряд под пог­ребами.

6.  Бытует версия о наличии заряда внутри корабля — как раз в носовой час­ти. Но она опровергается характером пробоины (края загнуты внутрь корпуса). К тому же сложно рассчитывать на то, что итальянцы могли успеть заминиро­вать корабль перед передачей его СССР, не оставив при этом свежих следов. А предположение о минировании во вре­мя капитального ремонта в 1933 — 1937 годах лишено здравого смысла: как мож­но воевать на корабле с заложенной взрывчаткой?! Все же публикации в тог­дашней итальянской прессе о возмож­ном взрыве линкора на переходе в СССР скорее всего были результатом бессиль­ной злобы. И вспомнилось о них только тогда, когда случилась катастрофа. За­явления об обнаружении магнитной мины у бывшего итальянского же крейсера «Керчь» после катастрофы с «Новорос­сийском» психологически объяснимы: после гибели «Петропавловска» на мине у Порт-Артура всем на эскадре в каждом предмете на воде виделся перископ под­водной лодки. После гибели «Императ­рицы Марии» все не вполне объяснимые происшествия на флоте рассматривались исключительно через призму возможной диверсии. Известно и множество других примеров.

7. Ссылки на итальянских морских офи­церов, которые кому-то заявляли о сво­ем участии в потоплении «Новороссий­ска», также бездоказательны. Информа­ция о гибели линкора просочилась за границу довольно быстро, и не нужно быть очень сообразительным, чтобы в целях саморекламы не воспользоваться такой возможностью. Тем более что уг­розы подорвать этот корабль высказы­вались неоднократно. И в случае с «Им­ператрицей Марией» имеется по край­ней мере несколько признаний герман­ских агентов, что именно тому или дру­гому из них «принадлежит честь» быть исполнителем (или организатором, а то и тем и другим) этой акции.

8. В нынешних условиях, когда раскры­ты многие неприятные страницы в меж­дународных отношениях (даже более страшные и подлые, чем возможная се­вастопольская диверсия 1955 года), вряд ли есть смысл итальянской стороне опа­саться за какие-либо последствия, если она раскроет «тайну» гибели линкора «Новороссийск». И если итальянцы до сих пор ничего не говорят, то, может быть, они здесь и ни при чем? Возмож­но, эта тайна так и останется нераскры­той, как и загадка гибели «Императрицы Марии». Хотя здесь остаются всего две возможные версии, а не три.

Думается, нечто подобное с этим ко­раблем должно было произойти. Напри­мер, при назначении его на Север вмес­то возвращенного англичанам «Архан­гельска» (кстати, более «молодого» по возрасту) «Новороссийск» мог вообще опрокинуться в штормовом море. У него мог взорваться боезапас, который у итальянцев никогда не отличался хоро­шим качеством. При любой аварии борь­ба за живучесть затруднялась бы отсут­ствием техдокументации, незнанием подлинных характеристик остойчивости и плавучести, совершенно отличным от отечественной практики устройством, принципом действия и расположением приборов и систем. Конечно, со време­нем все это можно было освоить и ис­править под свои требования. Но стоило ли тратить на это силы и время? Ни одна страна в то время не вводила в строй своих ВМС крупные трофейные кораб­ли, даже новые, поскольку затраты на их освоение были велики, а эффективность такого «инородца» как боевой единицы все равно оставалась низкой.

И если говорить о причинах трагедии, то, кроме непосредственных виновни­ков — комфлота, члена военного совета флота, а также и.о. командующего эскад­рой, и.о. командира корабля и других (все они в разной степени ответственны за гибель корабля и сотен людей), нуж­но обязательно вспомнить о главной ошибке, сыгравшей роковую роль в судь­бе корабля, — включении его в состав действующего флота. Ведь это был ус­таревший и неудачный корабль, в кото­ром изначально в жертву не бог весть какой скорости хода принесли и плохое разделение на отсеки, и недостаточную защиту, и общую слабость конструкции, чем всегда грешили итальянцы. Брони­рование его, рассчитанное на противос­тояние 305-мм снарядам, оказалось слабым уже в годы первой мировой войны, а при модернизации его так существен­но и не улучшили. Зато добавление бро­ни и башен среднего калибра в верхней части корпуса значительно снизило ос­тойчивость. Орудия главного калибра об­разца 1909/1934 года, бывшие в годы второй мировой войны самыми «мелки­ми» среди линкорных (немецкие линей­ные крейсера типа «Гнейзенау» не в счет, поскольку установка на них 280-мм ору­дий являлась временной мерой, обуслов­ленной политическими причинами) и об­ладавшие наихудшими баллистическими характеристиками, в советском флоте стали самыми большими за всю его ис­торию. 320-мм снарядов наша страна ни­когда не производила, но они и не были нужны — расстреляв весь имеющийся в погребах боезапас, с которым корабль передали СССР, «Новороссийску» при­шлось бы сменить изношенные стволы. Наличие всего одного поста управления огнем главного калибра и слабые сред­ства ПВО также делали этот корабль ущербным по сравнению с другими лин­корами. Фактически «Новороссийск» был совершенно непригоден для современ­ного морского боя и мог выполнять толь­ко функции учебного судна(Есть сведения, что сохранение линкора в строю обуславливалось желанием готовить на нем экипажи для намеченных к постройке тя­желых крейсеров проекта 82. Но без соответ­ствующих переделок вряд ли он подходил для этой цели лучше, чем недавно введенные в строй крейсера проекта 68-бис. К тому же в 1955 году постройку тяжелых крейсеров, пос­ледних крупных кораблей грандиозной сталин­ской программы океанского флота, уже отме­нили). Эксплуата­ция его без части вооружения, брони и боезапаса оказалась бы куда более без­опасной, и в таком качестве он вряд ли бы стал предметом внимания даже са­мых отъявленных итальянских национал-патриотов.