Уроки трагической ночи

 

В ноябре 1903 года Тихоокеанская эс­кадра получила последнее серьезное под­крепление: в Порт-Артур прибыли броне­носец «Цесаревич» и броненосный крей­сер «Баян». Это настолько воодушевило наместника на Дальнем Востоке адмира­ла Е.И.Алексеева (являвшегося главноко­мандующим всеми сухопутными и морски­ми силами края), что на состоявшемся 18 декабря совещании он предложил немед­ленно выйти всей эскадрой в море и в районе главной базы японского флота Сасебо «устроить неприятелю второй Синоп». Изумленные адмиралы О.В.Старк и В.К.Витгефт (начальник морского штаба наместника) с трудом уговорили своего начальника подождать прихода броненос­ца «Ослябя» и крейсеров «Аврора» и «Дмитрий Донской», находившихся пока еще в Средиземном море...

Между тем, война надвигалась со всей неотвратимостью. Переговоры русских и японских дипломатов о сферах влияния в Корее зашли в тупик. Между Петербургом и Токио шел непрерывный обмен нотами, тон которых становился все более и бо­лее угрожающим. Уступать ни одна из сто­рон не хотела.

18 января 1904 года адмирал Алексеев отдал приказ всем судам эскадры немед­ленно начать кампанию. На «Ретвизане» подняли вымпел, и на следующий день с полной водой (Выход из порт-артурской бухты для больших ко­раблей был доступен лишь во время прилива) броненосец вышел на внешний рейд. Здесь Щенснович получил пакет с секретным приказом, предписы­вавшим в любой момент быть готовым к дальнему походу.

Ранним утром 21 января эскадра сня­лась с якоря и взяла курс на полуостров Шантунг. Корабли шли в кильватерной колонне: впереди — крейсера, за ними — броненосцы. Два отряда миноносцев дер­жались отдельно, а минные транспорты «Амур» и «Енисей» шли позади на рассто­янии соответственно в 15 и 30 миль от эскадры: они выполняли роль ретрансля­торов для поддержания радиотелеграфной связи с Порт-Артуром. Около 16.00 голов­ному крейсеру «Аскольд» открылся Шантунгский маяк, после чего был получен приказ наместника возвращаться назад. В 5.00 22 января эскадра стала на якорь в заливе Даляньвань, а днем перешла на порт-артурский рейд.

По утверждению адмирала Алексеева, целью этого плавания являлось «упражне­ние личного состава в эскадренном пла­вании и маневрировании», а также испы­тание радиосвязи. Насколько это удалось выполнить, сказать трудно: по воспомина­ниям Э.Н.Щенсновича, никакой отработ­ки маневрирования в тот день не прово­дилось. Однако в развитии дальнейших событий поход к Шантунгу сыграл роко­вую роль...

Известие о том, что русская эскадра в полном составе ушла из Порт-Артура в не­известном направлении, не на шутку встревожило Токио. Японцы опасались, что они могут быть застигнуты врасплох и все их планы военных действий окажутся на­рушенными. Поэтому на чрезвычайном совещании, состоявшемся под председа­тельством микадо, приняли решение без­отлагательно начать войну. 22 января Япо­ния отозвала своего посланника из Петер­бурга, а на следующий день командующий Соединенным флотом вице-адмирал Хейхатиро Того получил приказ о начале бое­вых действий против России.

До сих пор историки гадают о причи­нах той необъяснимой беспечности, с ко­торой командование русского флота встретило войну. Несмотря на разрыв дип­ломатических отношений с Японией, ко­рабли порт-артурской эскадры продолжа­ли находиться на внешнем рейде по дис­позиции мирного времени — в четыре ли­нии, с зажженными якорными огнями и без противоторпедных сетей. Даже в ночь на 27 января, когда японские миноносцы с заряженными торпедными аппаратами уже легли на боевой курс, над внешним рей­дом сверкало море огней: на «Полтаве», «Победе» и «Диане» при ярком свете электрических люстр шла погрузка угля, а от «дежурных по освещению» «Ретвизана» и крейсера «Паллада» во все стороны рас­ходились прожекторные лучи...

Как это ни парадоксально, но нападе­ние японцев для наших моряков оказалось абсолютно неожиданным. В 23.33 вахтен­ный начальник броненосца «Ретвизан» лейтенант А.В.Развозов внезапно обнару­жил в луче прожектора два четырехтрубных миноносца, совершавших боевой раз­ворот. Он немедленно пробил сигнал «от­ражение минной атаки», но было поздно: головной «истребитель» 1-го отряда «Сиракумо» уже выпустил торпеду. В 23.35 «Ретвизан» содрогнулся от взрыва. Фор­туна улыбалась японцам: первый же их выстрел достиг цели, поразив лучший ко­рабль русской эскадры.

Торпеда угодила в левый борт броне­носца, в район 19 —20-го шпангоутов. Сквозь образовавшуюся пробоину вода хлынула в отделение подводных торпед­ных аппаратов; из находившихся там шес­ти человек минной прислуги пятеро мгновенно погибли, и лишь одному унтер-офи­церу удалось спастись. Вода начала стре­мительно распространяться по носовым отсекам, и корабль все сильнее кренился на левый борт. Во внутренних помещени­ях погас свет.

Командир «Ретвизана» в момент атаки находился в своей каюте. Разбуженный взрывом, он поднялся наверх в самый раз­гар боя. Русские корабли открыли беспо­рядочную стрельбу из всех орудий по ми­ноносцам противника — и реальным, и по­мерещившимся. Море закипело от взры­вов, и дальнейшие атаки японцев (2-го и 3-го отрядов «истребителей») оказались безуспешными (Все три торпедных попадания — в «Ретвизан», «Цесаревич» и «Палладу» — были достигнуты в течение первых 10 минут боя).

На «Ретвизане» объявили водяную тре­вогу. Крен продолжал расти; когда он до­стиг 11°, Щенснович приказал затопить патронные погреба правого борта. Эта мера оказалась действенной: крен умень­шился вдвое, но корабль все глубже са­дился носом в воду. Ситуация осложня­лась тем, что единственная водоотливная турбина для носовых отделений была по­вреждена взрывом, а перепустить воду в котельные отделения, где имелась мощ­ная 10-дюймовая турбинная помпа, было невозможно, поскольку в переборках от­сутствовали клинкеты.

Как вскоре выяснилось, быстрому за­топлению отсеков способствовала и не­удачная конструкция клапанов вентиляци­онных труб. Полые медные шары, которые по замыслу должны были всплывать и пе­рекрывать сечение труб,, при взрыве силь­но деформировались и не могли удержать воду.

Положение несколько улучшилось пос­ле того, как под пробоину в качестве плас­тыря удалось завести подкильный парус и восстановить электрическое освещение. Через 45 минут после взрыва были разве­дены пары, и Щенснович с разрешения командующего эскадрой приказал уходить на внутренний рейд. Якорную цепь при­шлось отклепать, поскольку шпилевая ма­шина оказалась поврежденной взрывом.

Командир броненосца полагал, что уро­вень воды позволит беспрепятственно пройти по фарватеру. Однако он не учел, что «Ретвизан» принял около 2200 т воды, полностью затопившей три отсека. В 1.30 ночи корабль коснулся носом грунта и плотно сел на мель прямо в проходе. Те­чением прилива корму броненосца развер­нуло к Тигровому полуострову — таким образом «Ретвизан» застрял поперек фар­ватера, загородив вход в гавань.

С рассветом взору портартурцев откры­лась удручающая картина. Два лучших бро­неносца — «Ретвизан» и «Цесаревич» — сидели на мели в проходе напротив полу­острова Тигровый хвост, первый — с силь­ным дифферентом на нос, второй — на корму. Чуть поодаль, у маяка Люшинкоу, стоял на якоре поврежденный крейсер «Паллада». Остальные корабли эскадры по-прежнему находились на внешнем рей­де, но теперь они по силе уступали Соединенному флоту адмирала Того чуть ли не вдвое.

Командующий эскадрой адмирал О.В.Старк доложил наместнику об итогах трагической ночи: три корабля выведены из строя, 13 матросов погибли и 32 полу­чили серьезные отравления пороховыми газами (на «Палладе»). Адмирал пребы­вал в подавленном состоянии, поскольку до самого последнего момента не верил в реальность войны. Даже получив сооб­щение с «Ретвизана» о попадании торпе­ды, Старк почему-то решил, будто это ре­зультат неосторожного обращения с мин­ным аппаратом на одном из наших мино­носцев, и приказал немедленно прекра­тить огонь. Правда, корабли эскадры про­игнорировали все передаваемые с флаг­манского «Петропавловска» сигналы, в том числе и направленный вертикально вверх луч прожектора, означавший «окончание ночных учений». Только в 0.35 — через час после атаки! — Старк получил сообщение о подрыве «Цесаревича» (раньше с по­следнего никаких сигналов не поступало из-за отсутствия электроэнергии) и, нако­нец, понял, что началась война.

Любопытный факт: накануне попадания, 26 января, управляющий Морским минис­терством адмирал Ф.К. Авелан получил пакет от вице-адмирала С.О.Макарова, занимавшего тогда должность главного командира Кронштадтского порта. Степан Осипович, узнав, что порт-артурская эс­кадра начала кампанию, рекомендовал немедленно принять все меры предосто­рожности и ни в коем случае не держать корабли на внешнем рейде. Послание за­канчивалось следующими пророческими словами: «Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы при­нуждены будем это сделать после первой ночной атаки, заплатив дорого за ошиб­ку». Авелан оставил письмо Макарова без внимания, хотя до рокового взрыва у бор­та «Ретвизана» оставалось всего несколь­ко часов...