25 взрывов в Северной бухте
Со вступлением в войну Болгарии (на стороне Германии в сентябре 1915 года) и Румынии (на стороне Антанты в августе 1916 года) весь бассейн Черного моря стал театром военных действий. Получив в свое распоряжение порты, береговые наблюдательные посты и радиостанции Болгарии, превратив Варну в базу германских подводных лодок, противник сильно осложнил действия Черноморского флота. В ответ был проведен ряд широкомасштабных операций, в результате которых активность германских и турецких кораблей была парализована почти полностью. Эффект сказывался даже за пределами театра. Успешное наступление на Кавказском фронте, обеспеченное флотом, заставило противника, перебрасывая войска в Турцию, отложить операции на Балканах, плотная блокада угольного района грозила лишить топлива турецкий флот, не исключая «Goeben» и «Breslau». Приходилось везти в Турцию уголь из запасов германского флота и ослаблять подводную войну в Атлантике переброской настоятельно требовавшихся адмиралом В.Сушоном подводных лодок. Так черноморские дредноуты, не совершив громких подвигов, оказали стратегическое влияние на ход войны.
В одной из масштабных операций флот в 12 минных постановках у Босфора, Варны и Констанцы выставил 3557 мин. Тем самым надводные корабли противника оказались окончательно запертыми в Босфоре, а германские подводные лодки, после гибели двух из них, вынуждены были отказаться от базирования на Варну и до мая 1917 года в море не появлялись. Обеспечивая этот успех, дредноуты только во второй половине 1916 года совершили 24 боевых прохода.
В людях и кораблях накапливались утомление и усталость. После напряженных походов и бессонных вахт на боевых постах корабль, вернувшийся с моря, погружался в суету почти непрерывного пополнения запасов топлива, снарядов, воды, продовольствия. В отличие от новых полностью нефтяных эсминцев дредноуты оставались мучениками угольных погрузок, тем более изнурительных, что угля им приходилось сжигать несравнимо больше, чем старым линкорам. 1/1 сгибались матросские спины под тяжестью пятипудовых мешков с углем, скрипела на зубах и вечным свидетельством эпохи оседала (в дни погрузок) между страниц вахтенных журналов всепроникающая угольная пыль, после которой, долго и мрачно отфыркиваясь, весь корабль сверху донизу отмывался и чистился. Нефть — всего 500 т (против 1700 т, а на «Императрице Екатерине Великой» даже и 2000 т полного запаса угля) приберегали для эсминцев.
Нередко продолжали появляться на корабле и «вольные» мастеровые. Завод все еще не мог сполна рассчитаться за свои и чужие недоделки; хватало и новых забот, вызванных требованиями войны: работы шли в башнях и погребах, на верхней палубе и за бортом. Вместе с усовершенствованными противоторпедными сетями возвращались на корабли в новом, зенитном, качестве 47-, 63,5- и 75-мм пушки, установка которых требовала устройства погребов боеприпасов и систем их подачи.
К этим привычным заботам, волнениям и недолгим часам отдыха вернулись на «Императрице Марии» после очередного похода. В десятом часу вечера, в вахту мичмана А.Н.Мельникова, съехали на берег последние из 150 работавших в этот день на корабле мастеровых, и на линкоре, уже с 8 ч погруженном в сон, воцарилась полная тишина. В полумраке притушенного освещения бодрствовали на своих постах вахтенные, охраняя отдых экипажа, неясно маячил справа утес между бухтами Панаиотовой и Голландия. Непривычно спокойно было и на рейде, где за всю ночь появился с моря лишь один корабль. В 4 ч 30 мин 7 октября отвалил от борта катер с отправлявшимися на берег за продуктами буфетчиками и поварами. В 6 ч прозвучал сигнал побудки. Корабль ожил, начался новый день, ставший для «Императрицы Марии» последним.
Ход событий, по минутам изложенный в заключении, подготовленном А.Н.Крыловым, показывает, что спустя 20 мин после побудки матросы, находившиеся около носовой башни, услышали шипение горящего пороха, и тотчас же из всех люков и горловин вокруг башни повалил дым с проблесками пламени. Немедленно раскатали пожарные рукава, дав знать вахтенному начальнику. По кораблю прогремел сигнал пожарной тревоги, было приказано затопить погреба, но уже через 1,5—2 мин последовал огромной силы взрыв, дым и пламя взметнулись на высоту до 300 м. Верхняя палуба позади носовой башни была вскрыта почти во всю ширину корабля, обнажив объятые пламенем нижние отсеки (загорелись хранилища нефти). За борт, как легкие игрушки, снесло боевую рубку с ее мостиками, фок-мачту и носовую дымовую трубу, сместило с места носовую башню, которая, как свидетельствовали очевидцы, осела кормовой частью, отчего орудийные стволы поднялись вверх. До 100 матросов, находившихся в носовых отсеках и на палубе, были убиты или ранены, обожжены, сброшены за борт. Разрыв паровой магистрали оказался, по-видимому, приговором кораблю — остановились турбо-динамомашины, прекратилось электропитание, погасло освещение в отсеках, пожарные насосы перестали качать воду. Дублированных средств пожаротушения не было, дизель-генераторы проектом не предусматривались, да и затопление погребов с замедленной скоростью едва ли возымело бы успех. До большинства клапанов затопления просто было невозможно добраться, и многие из моряков погибли, героически выполняя свой долг. Так, помощник старшего механика старший лейтенант В.Г.Пафомов с двумя матросами проник в заполненное дымом помещение, преодолевая огромные завалы искореженных конструкций, добрался до клапанов затопления снарядных погребов 2-й башни и успел их открыть, предотвратив новый огромный взрыв.
Флот уже спешил на помощь «Императрице Марии». Подошедшие пожарные баркасы подали шланги на палубу, люди отчаянно пытались подавить бушевавшее пламя. Шлюпки и катера подбирали сброшенных на воду людей, принимали раненых и обожженных. Уже спустя 15 мин после начала пожара на корабль прибыл командующий флотом вице-адмирал А.В.Колчак, который, как он докладывал затем Николаю II, стремился прежде всего «ограничить распространение взрывов, последствия которых могли бы принести большой вред на рейде и в городе». По его распоряжению отвели на безопасное расстояние «Императрицу Екатерину Великую», на палубу которой начали падать горящие полузаряды пороха, выбрасывавшиеся взрывами из погребов «Императрицы Марии». Но всех принимаемых мер — непрерывное заливание пожара водой, разворот корабля лагом к ветру и попытки подтянуть его к берегу кормой (цепь от бочки отделить не удалось) — оказалось недостаточно.
Взрывы (их по разным свидетельствам насчитали от 14 до 25) с угрожающей методичностью продолжали сотрясать корабль. В 7 ч 2 мин последовал новый, почти той же силы, что и в начале пожара, взрыв, которым, как предполагалось, сорвало клинкеты минных аппаратов, перебило трубы или клапаны затопления погребов. Носовая часть начала принимать воду уже и через орудийные порты. Прошло 6—7 мин, и линкор, дрогнув от последнего взрыва, по палубу сел в воду носом. В 7 ч 12 мин форштевень корабля (глубина под килем составляла всего от 8 до 12 м) уткнулся в грунт. И только тогда, в 7 ч 16 мин, уже наполовину погрузившись, «Императрица Мария» стала валиться на правый борт и, продержавшись на поверхности килем вверх еще около 4 мин, затонула. Затянутый водоворотом, погиб оказавшийся в опасной зоне паровой катер. Шлюпки, окружившие место катастрофы, подобрали из воды 225 раненых и обожженных людей, из которых позднее умерло 85. Всего из 1225 человек команды погибло более 300 — сведения о точном числе потерь расходятся...
Невыносимо ужасающим был, как передавали в глубокой тайне, более двух суток слышавшийся изнутри стук заживо погребенных. Бессильным криком прощания, плачем и слезами всего флота по погибшим три минуты на исходе этого черного дня ревела над рейдом сирена осиротевшей «Императрицы Екатерины Великой»...Нелепость, неожиданность, непостижимость произошедшего возбуждали слухи, один другого фантастичнее, обраставшие новыми и новыми подробностями, распространялась всеобщая несомненная версия — диверсия.
Прибывшую из Петрограда комиссию Морского министерства возглавлял член Адмиралтейств-совета адмирал Н.М.Яковлев. Членом комиссии и главным экспертом по кораблестроению был генерал для особых поручений при морском министре, флота генерал-лейтенант, действительный член Академии наук А.Н.Крылов. Он и стал автором заключения, единогласно одобренного комиссией.
Особенностью его была ориентированность только на одну сторону катастрофы — на исследование причин пожара, вызвавшего затем гибельные для корабля взрывы. Из трех возможных версий две первые — самовозгорание пороха и небрежность личного состава в обращении с огнем или пороховыми зарядами — комиссия в принципе не исключала. Что касается третьей, то, даже установив ряд нарушений в правилах доступа к погребам и недостаток контроля за прибывавшими на корабль рабочими (их по давней воинской традиции пересчитывали про головам, не проверяя документов), комиссия признала возможность злого умысла маловероятной. Существует также версия, впервые выдвинутая бывшим мичманом линкора В.В.Успенским, согласно которой комендоры использовали ленты бездымного пороха из поврежденных картузов полузарядов в качестве... набоек для сапог. Понятна проистекающая из этого обстоятельства версия взрыва, вызванного воспламенением эфирных газов, а за ними и пороха полузарядов при извлечении из них матросами «сапожного материала». Версию о злом умысле не подтверждал (хотя ее ему пытаются приписать) и адмирал А.В.Колчак. В своих показаниях после ареста, в январе 1920 года, он считал, что пожар мог произойти от саморазложения пороха, вызванного нарушениями технологии производства в условиях военного времени; возможной считал он и какую-нибудь неосторожность. «Во всяком случае, никаких данных, что это был злой умысел, не было», — повторил он свое мнение.
За свою короткую жизнь линкор, не считая перехода с завода, выходил в море в 1915 году в июне с 25 по 30, в августе с 13 по 15, в сентябре с 17 по 19, в октябре с 7 по 9, с 12 по 15, с 19 по 20 и с 29 по 31, в ноябре с 10 по 12, с 26 по 28 и с 29 ноября по 2 декабря, последний раз в 1915 году — с 18 по 22 декабря.
В 1916 году «Императрица Мария» выходила в море 19 раз: в январе с 13 по 17 и с 23 по 27; в феврале с 16 по 18 и с 21 по 27; в марте с 9 по 15, с 23 по 28; с 29 марта по 4 апреля, с 7 по 12 апреля и с 24 апреля по 1 мая; в мае с 3 по 9 и с 17 по 23; в июне с 21 по 25; в июле с 9 по 10 и с 20 по 25; в августе с 5 по 7, с 15 по 18 и с 24 по 28; с 25 по 27 сентября и, наконец, со 2 по 5 октября.
Работы по подъему «Императрицы Марии» начались в том же 1916 году по проекту, предложенному А.Н.Крыловым. В предварительно герметизировавшиеся отсеки корабля, как в цистерны подводной лодки, требовалось подать сжатый воздух и, вытеснив воду, заставить линкор всплыть в положении вверх килем. Затем, введя корабль в док, требовалось загерметизировать полностью корпус и на глубокой воде поставить на ровный киль.
С первой частью проекта справились успешно: в ноябре 1917 года во время шторма корабль привсплыл кормовой частью, обнажив днище на половину длины корпуса, и затем, постепенно поднимаясь по мере вытеснения воды, полностью всплыл 8 мая 1918 года. Все это время из линкора, по мере осмотра его отсеков водолазами, продолжалась выгрузка боеприпасов. В доке с корабля сняли 130-мм артиллерию и ряд механизмов.
К 1923 году корпус линкора из-за подгнивших клеток просел, дав прогиб, док из-за повреждения батопорта оказался затоплен. На время исправления дока корабль поставили на мель у входа в бухту. В1926 году линкор в том же положении вернули в док и через год разобрали на металл. Позднее подняли и башни корабля; их 305-мм орудия установили на 30-й батарее под Севастополем.
