Крейсер «Диана», благополучно уклонившийся от торпедных атак и уходивший всю ночь на 29 июля 1904 года от места сражения в Желтом море в направлении на S, а затем и на SW, к рассвету «очутился на свободе в средней части Желтого моря»26 в географической точке с координатами 35° 19' с.ш. и 122°29' в.д., то есть немного южнее параллели Циндао — германского порта в Китае. Рядом по-прежнему шел миноносец «Грозовой». У команды крейсера появилась возможность осмотреться, а командиру — принять решение о последующих действиях.
За время, прошедшее после выхода из Порт-Артура, беспрерывно двигавшийся полным ходом крейсер израсходовал 350—370 т угля, с корабля выпустили 115 снарядов из 152-мм орудий и 74 — из 75-мм. На борту оставалось 1173 152-мм патронов и 1156 снарядов к ним (82% от штатного наличия в погребах), 4886 патронов к 75-мм орудиям (78%), 3550 патронов к 37-мм пушкам (99%), восемь торпед (100%). В центральном плутонге после попадания снаряда в раскрепленную на кочегарном кожухе стрелу Темперлея оказалась перебитой сама стрела, избит рельс подачи и его кронштейн, изрешечены три вентилятора на машинных кожухах, выщерблен пожарный рожок, повреждена корма легкого катера, изрыты осколками палуба и коечные сетки, один крупный осколок сделал вмятину в грот-мачте27. Самым серьезным повреждением корабля по-прежнему оставалась подводная пробоина. Утром поставили еще подкрепления и все бревна основательно скрепили между собой. А вот от заводки пластыря, из-за «вздыбливания» вокруг пробоины деревянно-медной зашивки, пришлось отказаться. Похоронили десятерых убитых в бою и умерших после него моряков. Еще 17 членов экипажа получили менее опасные ранения.
Наличие угля в угольных ямах позволяло пройти расстояние лишь в 2570 миль. Именно на такие скорости и режим эксплуатации энергетической установки и рассчитывал старший механик, когда поздним вечером 28 июля обнадежил командира возможностью дойти до Владивостока через Корейский пролив. Но чтобы в случае обнаружения на горизонте кораблей противника «Диана», двигавшаяся экономической скоростью, имела хоть какой-нибудь шанс уйти от преследования, требовалось держать все котлы «под парами». Это увеличивало суточный расход топлива на 50 т и уменьшало общую дальность плавания на 800 миль. Таким образом, к моменту подхода к проливу количество находящегося на борту топлива уменьшилось бы, сверх уже истраченных 350— 370 т, еще на 240 т.
Пролив А.А.Ливен по-прежнему надеялся миновать в темноте ночи на 31 июля, но при условии, чтобы запасы угля позволяли двигаться полным ходом не 12 ч, как он планировал ранее, а целые сутки. Наибольшая скорость «Дианы» при том техническом состоянии, в котором находился корабль, равнялась 17— 18 уз с суточным расходом топлива 290—300 т, и за островом Дажелет в угольных ямах осталось бы угля меньше, чем на двое суток 10-узлового хода «мирного времени», то есть чтобы дойти до Владивостока возникала необходимость по прохождении Дажелета остановить одну машину и прекратить пар в 14 котлах.
Утром 29 июля на борту имелось 700 т топлива, из них в прямом распоряжении всего 440 т, остальное требовалось еще достать из запасных ям. А поскольку на путь по Желтому морю до Корейского пролива расходовалось 240 т, то непосредственно на прорыв оставалось в ямах кочегарок 200 т из 290—300 т необходимых. Таким образом, для достижения Дажелета, а затем и Владивостока требовалось все время с быстротой, не менее чем 80 т в сутки, перегружать запасное топливо в расходные ямы. Такое представлялось возможным выполнить лишь при общекорабельном аврале, с привлечением к работе и артиллерийской прислуги, и неизбежном заваливании углем верхней палубы, делавшим невозможным ведения огня бортовой артиллерией. И, оценив ситуацию, капитан 1 ранга А.А.Ливен от задуманного им накануне прорыва во Владивосток отказался, как и не решился он, по примеру встреченного тогда же утром крейсера «Новик», зайти за углем в Циндао.
Предпринимать поход во Владивосток, огибая с востока Японию, А.А.Ливену представлялось бессмысленным еще в Порт-Артуре. Но в то утро ему бессмысленным показалось вообще идти в этот порт, даже и самым коротким путем -- Корейским проливом. Дело в том, что фактическая дальность плавания крейсера изначально была значительно меньше проектных 4000 миль, а к середине лета 1904 года суточный расход необходимый для поддержания 11 -узловой скорости при условии задействования необходимой части котлов, у порядком изношенной за время боевых действий энергетической установки составлял 110т, что при наличии 1070 т угля
Старший офицер корабля капитан 2 ранга В.И.Семенов в своей книге «Расплата» написал о тех тревожных для экипажа часах безвестности дальнейших действий: «Согласно германской декларации о нейтралитете, мы могли простоять там [в Циндао] не более 24 часов. Довольно времени, чтобы принять уголь; но успеем ли мы надежно заделать пробоину? Притом своими средствами, так как по той же декларации чиниться нельзя не разоружаясь! Благодаря телеграфу наш заход немедленно станет известен японцам, а тогда по выходе — встреча... А у нас только три носовые шестидюймовки (кормовую артиллерию А.А.Ливен опасался использовать, чтобы не расшатать в районе повреждения подпорки. — А.С). Какая-нибудь "Ниитака" уже сильнее нас, и к тому же действовать будет против нас [из-за разницы хода], как против стоячего. Командир полагал, что поставить крейсер в такие условия — преступление. Это бы означало бы отдать его на расстрел. Положение казалось безвыходным»28.
На собранном командиром офицерском совещании предложения возвратиться в Порт-Артур не возникло.
Возобладала показавшаяся первоначально сумасбродной идея мичмана М.Б.Черкасского: уйти для ремонта в далекий Сайгон — достаточно крупный порт находящегося в колониальной зависимости от Франции Вьетнама. «По французской декларации о нейтралитете воюющие стороны могут стоять в их портах неограниченный срок, а также при содействии местных заводов производить всякие починки, кроме исправления и усиления вооружения». По уходе из Желтого моря — акватории боевых действий — «вопрос о необходимости держать пары во всех котлах отпадает сам собой», однако и в таком варианте «угля не хватало миль на 500». Его решили за- брать у какого-нибудь встреченного парохода, оставив ему топлива до ближайшего порта: «...правительство заплатит и за задержку и за убытки... Что касается свежей погоды, о ней, словно по уговору, умалчивали»29.
Сопровождать «Диану» «Грозовой» больше не мог: потекли котлы и холодильники, и миноносец направился на ремонт в Циндао, но, спасаясь от преследования обнаружившего его японского крейсера, командир миноносца лейтенант А.А.Бровцын, питая котлы соленой водой, увел его в Шанхай, где корабль и интернировали.
Тем временем «Диана» уходила на юг. 30 и 31 июля, 1 августа экипаж перегружал топливо. Как писал в своем рапорте командир: «...[крейсер] спустился экономическим ходом на зюйд до ближайшего французского порта, прибыл в Кванчау-ван, где дали лишь 80 тонн дойти до Хайфонга»30. Из Хайфонга А.А.Ливен связался с Ханоем, с генерал-губернатором Вьетнама, заверившим командира крейсера в полном содействии властей французской колонии в решении проблем экипажа и в том, что местные чиновники будут выполнять «инструкции, данные колониальными властями относительно военных судов воюющих держав. В них было приказано держаться правил, изданных для [обеспечения соблюдения Францией нейтралитета во время] Америко-испанской войны»31.
8 августа 1904 года экипаж погрузил в Хайфонге уголь до полных корабельных запасов и направился в Сайгон, куда прибыл через четыре дня. Выяснилось, что для постановки в док требуется получить разрешение из Парижа, считавшееся, по объяснениям местных чиновников, формальностью. Возникают иллюзорные надежды после недельного докового ремонта зафрахтовать груженный углем пароход и с ним направиться навстречу 2-й Тихоокеанской эскадре. Надежды эти подкрепила полученная сразу же по приходе в Сайгон телеграмма из Петербурга с предложением командиру оценить возможность следования в Либаву. Воистину получалось: от Порт-Артура до Владивостока далеко, угля не хватит, поэтому идем в Либаву! Достигнув Сайгона, «Диана», пройдя за время похода расстояние, значительно большее необходимого для достижения Владивостока, стала среди кораблей тихоокеанских эскадр абсолютным «рекордсменом» по дальности плавания от места генерального сражения до порта-убежища.
Князь А.А.Ливен понимал, что его несанкционированные действия по оставлению эскадры с цепью самостоятельного достижения Владивостока с последовавшими затем отказом от этого намерения и непонятным уходом далеко за пределы театра военных действий могут быть расценены в Петербурге не лучшим для него образом. Он послал в столицу несколько телеграмм и рапортов с довольно подробными объяснениями всего происходившего. Но тревоги князя были напрасными — с окончанием войны он оказался в выигрышной роли «спасителя» боевого корабля. В выигрышной относительно как командира «Паллады» В.С.Сарнавского, покорно поведшего вверенный ему крейсер за броненосцами в осажденную крепость под расстрел осадной артиллерией, так и командира «Новика» М.Ф.Шульца, честное выполнение которым воинского долга и приказа наместника о необходимости достижения Владивостока привело в итоге к гибели этого замечательного корабля32. Впоследствии князь А.А.Ливен становится начальником Морского генерального штаба (МГШ), а команда «Дианы» в конце 1907 года, правда на короткий двухмесячный период, включается в состав Гвардейского флотского экипажа.
Разрешение на постановку в док все не поступало. Местные чиновники все настойчивее говорили о необходимости интернирования «Дианы». Узнав об этом, решительный начальник отряда крейсеров контр-адмирал Н.К.Рейценштейн направляет из Шанхая в Петербург телеграмму: «Раз "Аскольд" разоружен, если признаете нужным и правильным, направлюсь немедленно на "Диану", в крайнем случае инкогнито»33. Но его прибытие в Сайгон уже ничего не могло изменить, Франция уступила дипломатическому давлению побеждавшей в войне Японии, и в один день, 21 августа 1904 года, в Сайгон пришли две телеграммы: одна из Парижа местным чиновникам: «Приступить к разоружению [крейсера] собственными средствами, не ожидая распоряжения императорского правительства [России]»34, другая — из Петербурга на Диану: «Спустить флаг и разоружиться по указанию французских властей»35.
Еще до предоставления властям списков интернируемого экипажа «Диану» по согласованию с командиром покинули семь офицеров. Трое — капитан 2 ранга В.И.Семенов, мичман А.Г.Кайзерлинг, младший инженер-механик К.И.Бобров — на кораблях 2-й зскадры участвовали в Цусимском сражении, остались живы и попали в плен. Фамилии еще двух хорошо известны: М.Б.Черкасский — перед Первой мировой войной один из ведущих офицеров МГШ и А.М.Щастный — человек трагической судьбы, командовавший Балтийским флотом в первые месяцы 1918 года. На корабле остались командир, четыре строевых офицера, два механика, врач и священник. 29 августа 1904 года на «Диане» спустили Андреевский флаг и гюйс, сняли замки и отправили в береговой арсенал, перед постановкой в док туда же последовал и боезапас.
16 сентября «Диану» наконец завели в док. Тут только выяснилось, что пробивший наружную обшивку снаряд не разорвался. Он, идя по настильной траектории в направлении от носа к корме крейсера (почти параллельно диаметральной плоскости корабля] на 0,6 м ниже ватерлинии, но несколько выше броневой палубы, ударил у 99 шп. под острым углом (касательно) в борт, разломал и расщепил в месте удара доски деревянной зашивки. При последовавшем затем «скольжении» по корпусу он вдавил, на протяжении от 99 до 104 шп., три листа наружной обшивки (стрелка прогиба до 360 мм); заклепки оказались срезанными, и продольные швы разошлись. Шпангоуты с 99 по 102 вогнулись внутрь корпуса, 103 шп. не только вогнулся, но и разорвался, а прилегающая к нему поперечная непроницаемая переборка дола глубокую складку.
В корпус корабля снаряд вошел между 103 и 104 шп. Пробоина имела форму неправильного четырехугольника со сторонами 0,96, 0,71, 0,68 и 0,81 м и загнутыми внутрь краями. Проникшая сквозь пробоину вода заполнила два бортовых отсека, протянувшихся между стоящими на 98, 103, 112 шп. переборками и ограниченных с остальных сторон наружной обшивкой, скосом броневой палубы и платформой над ней. Снаряд попал в пространство отсека, расположенного ближе к корме. Здесь, между переборками на 103 и на 112 шп., в один ряд помещались восемь цистерн с машинным маслом. На своем пути снаряд разбил крышу одной цистерны, смял крыши двух следующих, порвал соединяющие цистерны трубопроводы. Двигаясь под самым настилом платформы, снаряд выгнул вверх настил между 105 и 106 шп., расшатал заклепки шва настила, пробил бимсы платформы на 105, 106 и 107 шп. и остановил свое поступательное движение на бимсе 108 шп. — смяэ его, упал между цистернами на скос броневой палубы, где и был найден при осмотре места повреждения неразорвавшимся и недеформированным: 203-мм снаряд лежал лишь со смятым наконечником и без ведущего пояска.
Командир в рапорте писал: «...вследствие того, что бимсы были повреждены, палуба (точнее, платформа над бортовым скосом броневой палубы. — А.С.) начала сдавать и выпучиваться кверху от давления воды, так как она держалась одними листами. Вследствие чего мы были все [до постановки корабля в док] уверены, что она расшатана взрывом»36. В ходе месячного ремонта «четыре поврежденных шпангоута заменили новыми. Из бимсов вырезали поврежденные части и заменили вставками. Из листов наружной обшивки сняли три. Два заменили новыми, а один выправили и поставили на место. Деревянная и медная зашивка заменена новой на всем поврежденном пространстве»37. Кроме исправления повреждений провели очистку от ржавчины и окраску цистерн и трюмов.
13 октября 1904 года «Диана» покинула док. А.А.Ливен писал в Петербург: «Служба после разоружения продолжается, как и в кампании. Судно и все имущество также содержится, как в кампании: иначе в здешнем климате и невозможно. Сырость такая, что артиллерия, машины, асе приборы, помещения нуждаются в ежедневном уходе, даже в особо тщательном. Если что-нибудь упаковать или, смазав, уложить на хранение, то неминуемо испортится: дерево, кожа и парусина заплесневеет и сгниет; железо никакая смазка не спасает от ржавчины»38. Заболевших моряков французы увозили на лечение в Алжир. К концу августа 1905 года из офицеров на борту крейсера остались лишь командир, штурман, минный офицер и механик.
По окончании Русско-японской войны уцелевшие крупные корабли обеих тихоокеанских эскадр получили предписание вернуться но Балтику. Исключение составили крейсеры «Аскольд» и «Жемчуг», оставленные для службы в Сибирской флотилии. 11 октября 1905 года, после ратификации мирного договора между Россией и Японией, на находящейся в Сайгоне «Диане» вновь подняли Андреевский флаг и гюйс, а сам корабль включили в состав возглавляемого контр-адмиралом О.А.Энквистом отряда возвращающихся в Россию кораблей. Сайгон стал местом сбора отряда: 20 октября в этот порт прибыли, совершив пятидневный переход из Манилы, крейсеры «Олег» и «Аврора», ожидался подход из Циндао броненосца «Цесаревич». Из Петербурга пришло предписание; укомплектовав «Диану», срочно отправить ее на Балтику. Моряками двух прибывших крейсеров уменьшили недокомплект экипажа, боезапас, из-за истечения допустимых сроков хранения, забирать из французского арсенала не стали, а погрузили новый с двух направлявшихся во Владивосток и зашедших по приказу командования в Сайгон грузовых пароходов. «Диана» вновь была готова к дальнему походу.
Вследствие необходимости быстрейшего увольнения в запас нижних чинов, выслуживших установленные сроки, и во избежание революционных выступлений команд, корабли возвращались на Балтику «с наибольшей поспешностью».
Начало первого послевоенного 1906 года застало эскадренный броненосец «Цесаревич» и крейсеры I ранга «Олег», «Аврора», «Диана», «Громобой», «Россия» и «Богатырь» по пути на родину.
