Wundefwaffe

Глава  11

 

24 апреля 1943 года «У-230» покачивалась на волнах в тени своего бетонного укрытия. Швартовы были сняты с кнехтов. Команда лодки выстроилась на корме, лицом к провожающим на пирсе. Подводники украсили себя цве­тами, прикрепленными либо к флотским фуражкам, либо к петлям своих оливковых форменок. Под ними взби­вали маслянистую воду гребные винты, работавшие на реверсивном ходу. «У-230» плавно отчалила от бетонной стены и вышла кормой вперед из сумрака укрытия под ярко сиявшее солнце. Вторая подлодка, «У-456», отдели­лась от другого причала и пошла в кильватере нашей. На ее мостике я увидел Форстера, соучастника вечеринок у мадам. Мы поприветствовали друг друга взмахами рук. Затем наша лодка набрала ход, и берег со стоявшими на нем друзьями остался позади. Как только мы прошли центр бухты, на лодке установился военный порядок: в действиях, словах и мыслях. Мы вели себя так, словно никогда не заходили в порт, не брали отпуска, не развле­кались в казино-баре, не лежали в объятиях женщин.

«У-230» двигалась при высокой облачности по глад­кой поверхности залива со скоростью 17 узлов. «У-456» шла параллельным курсом в 500 метрах по правому бор­ту. Эскорт скрылся за горизонтом. Серое небо слилось с зеленым морем. Мы двигались дальше, внимательно следя за показаниями радара. Наша лодка была оснаще­на новой радиолокационной антенной, усовершенство­ванным вариантом «бискайского креста». Громоздкий крест во время погружения должен был убираться внутрь лодки, новая же компактная антенна была приварена к ограждению мостика и не деформировалась при уходе под воду. С тех пор как мы вышли из порта, радар улав­ливал лишь слабые импульсы. Когда они стали сильнее, «У-230» совершила режимное погружение. Несколь­кими секундами позже за ней последовала и «У-456». С этого момента мы больше не поддерживали связь с соседней лодкой, которая пошла по своему маршруту в заданный квадрат.

Ночью мы всплыли, чтобы попытать счастья в безопас­ном плавании, и ускорили ход. «У-230» рванулась вперед, проветривая прочный корпус свежим воздухом и подзаря­жая аккумуляторные батареи двумя работавшими дизеля­ми. На расстоянии грань между бесконечностью ночного неба и протяженностью темного моря исчезала, создавая иллюзию движения во Вселенной. Наша одинокая черная лодка продвигалась полным ходом между небом и морем, оставляя большие светящиеся водовороты — прекрасный ориентир для бдительного пилота. Пока дизели разме­ренно стучали, я прикидывал, сколько мы еще сможем двигаться, в надводном положении. Прошло 17 минут. За­тем прозвучал резкий сигнал радара — нас запеленговали. Подлодка ушла под воду.

Наши ночи превратились в дни, а дни — в ночи. Мы часами находились внутри темного корпуса лодки, осве­щавшегося тусклым светом нескольких ламп. Ночи, про­веденные на мостике, были черны, как смола. Мы продви­гались, прислушиваясь к шуму моторов неприятельских самолетов и всматриваясь в черные морские волны, всегда готовые увернуться от плавающих мин, которые сбрасыва­лись пилотами противника с пугающей частотой. Днем мы двигались на глубине 40 метров, прислушиваясь к отда­ленному шуму самолетов противника, толчкам «асдика» и взрывам глубинных бомб.

После того как на смену апрелю пришел май, мы до­стигли «черной ямы» — зоны, куда до сих пор не прони­кал ни один неприятельский самолет. Импульсы рада­ра постепенно затихли, и мы осмелились снова всплыть на поверхность моря, к солнечным лучам. После шести-суточной игры с противником в кошки-мышки, после уклонения от дьявольской изобретательности англи­чан, которая попеременно приводила нас в шоковое со­стояние, отчаяние, страх и гнев, солнце показалось мне гарантом безопасности. Яркий свет позволял расширить сектор наблюдения. Я надеялся, полагаясь на свое зрение и «метокс», что мы сможем обнаружить вражеские само­леты на безопасном расстоянии.

Пройдя 15-й градус западной долготы, мы сообщили в штаб, что совершили безопасный переход через Бис­кайский залив. Через четыре часа база подтвердила при­ем нашей радиограммы. В свою очередь Ридель принял и расшифровал новые распоряжения штаба: «Двигайтесь в сетку квадрата ВД-95.Ожидается конвой, следующий на восток».

Эта оперативная зона располагалась намного южнее района северных штормов, где мы ходили зимой. Я по­лагал, что здесь будут более благоприятные условия для торпедных атак и охоты за конвоями. Нервное напря­жение, которое мы испытали при переходе через Бис­кайский залив, получило разрядку. Вскоре наступили прекрасные весенние дни, не омрачаемые появлениями самолетов противника.

2 мая. Погода превосходная, в спокойном море сол­нечные блики. В 14.08 Ридель засек за южным горизон­том быстро двигавшуюся одиночную цель. На полных оборотах мы поспешили в направлении, пересекающем­ся со средним курсом судна. После трехчасовой гонки, в результате которой транспорт появился на горизон­те, мы не спеша ушли под воду, располагая избытком времени до того момента, когда появится судно. Часом позже наши надежды на первую торпедную атаку не оп­равдались. Судно было опознано как шведский тран­спорт, идущий по «филадельфийскому маршруту», безо­пасность которого для «нейтралов» гарантировала Гер­мания.

После того как шведу было позволено уйти, мы приня­ли радиограмму от одной из наших лодок: «Конвой АЮ-87. Курс северо-восток. Потопили два транспорта тонна­жем 13 тысяч тонн. Продолжаем преследование. «У-192». Сетка квадрата АЮ-87 находилась между Ньюфаундлен­дом и Гренландией — вне пределов отведенного нам района. Мы оставили конвой «волкам», патрулировавшим этот квадрат.

5 мая «У-230» бороздила море в заданном квадрате. Ут­ром мы приняли радиограмму, подтвердившую наши худ­шие опасения. Ридель вручил мне дешифрованный текст радиограммы в полном молчании. «Эсминец. Атака. То­нем. «У-638». Это сообщение было последним признаком жизни «У-638». Больше о подлодке мы ничего не услышали.

Через два часа была спешно дешифрована новая ра­диограмма. «Атакованы эсминцами. Глубинные бомбы. Покидаем лодку. «У-531». Этот второй сигнал бедствия привел нас к тревожному заключению, что битва за кон­вои сопровождалась необычайно эффективными контр­мерами по их защите со стороны противника.

6 мая. Было еще темно, когда с места сражения была послана новая радиограмма: «Атакованы сторожевиком. Тонем. «У-438». Это третье извещение о смерти привело нас в ярость и недоумение. Чем вызван этот поток радио­грамм, извещавших нас только о гибели подлодок?

Но вот еще одна радиограмма: «Атака с воздуха. Глу­бинные бобмы. Протаранены эсминцем. Тонем. «У-125».

Четвертая потеря! Наш гнев перешел в шок.

7 мая. «У-230», крайне осторожно крейсировавшая под звездным небом, перехватила последнюю в этот день ра­диограмму: «Атака с воздуха. Тонем. 47 С. 05 В. «У-663». Я нашел место гибели подлодки на нашей размякшей на­вигационной карте и отметил его черным крестом в цент­ре Бискайского залива. Пятая подлодка, отправленная на дно за три дня! Но через семь часов я был вынужден уве­личить цифру потерь, когда в ответ на запросы штаба со­общить свои координаты «У-192» и «У-531» не откликну­лись. Они встретили свою гибель, атакуя тот самый конвой к юго-востоку от Гренландии.

10 мая. Солнечный день. Мы прибыли в заданный квадрат, занимавший небольшой район в центре Атлан­тики. Предполагалось, что здесь перехватим конвой, о котором ранее сообщалось. Вместе с нами в засаде нахолилось шесть подлодок. Гораздо больше их было в про­странстве между нашим квадратом и Британскими ост­ровами. «У-456», наша напарница при выходе из Брес­та, скрылась где-то в неизвестном направлении. Число участников засады определилось.

11 мая. Еще один некролог из Бискайского залива: «-Атакованы с воздуха. Тонем. «У-528». Мы рассвирепе­ли и теперь рвались отомстить за наших товарищей в стократном размере.

Часом позже мы получили в знак утешения оператив­ные указания из штаба: «Всем подлодкам в сетке квадра­та ВД идти на перехват конвоя, движущегося в восточном направлении в БД-91. Атакуйте конвой по собственному усмотрению». «У-230» немедленно двинулась на полных оборотах новым курсом. Форштевень лодки рассекал по­верхность моря, оставляя по краям искрящиеся фонтан­чики. Готовясь к бою, я приказал тщательно осмотреть все торпеды.

12 мая. В 04.00, когда я поднялся на вахту, весь эки­паж был охвачен волнением. В 05.40 на рассвете Прагер послал несколько сигнальных ракет, чтобы сообщить о нашей позиции другим подлодкам. В 06.20 он сообщил снизу, что мы вышли на расчетный средний курс конвоя. Я убавил скорость лодки и развернул ее в западном на­правлении в сторону конвоя, осторожно продвигавшего­ся вперед. Перед восходом солнца восточный горизонт приобрел кроваво-красный цвет. Оставалась лишь темная линия на западе.

06.15. Солнце выскочило из океана огромным огнен­ным шаром. В этот впечатляющий момент я увидел тем­ное пятно в юго-западном направлении — конвой! Я вызвал Зигмана на мостик и сказал:

— Мой подарок вам, герр капитан!

— Спасибо, старпом, наконец-то обнадеживающая весть.

Мы наблюдали, как темное пятно растет в объеме. Вскоре командир развернул лодку кормой к черно-серым фонтанам дыма. На горизонте в западном направ­лении отчетливо вырастали три верхушки мачт. Пока­завшись полностью из-за горизонта, три корабля оказа­лись эскортами — тральщиками, идущими перед кон­воем. Следуя зигзагообразным курсом, они приблизились к нам, подпрыгивая, как марионетки на пустой сцене. Мы медленно отошли на восток, соблюдая безопасную дистанцию и стараясь определить курс конвоя.

06.38. Верхушки мачт усеяли значительную часть го­ризонта. За ними показались дымящие трубы. Это были транспорты, за которыми мы охотились прежде всего. Могучий строй мачт и труб вырастал из моря все выше. Мы заняли отличную позицию для атаки почти в голо­ве колонны. В течение часа, прикинул я, у нас будет возможность поразить немало целей,

06.55. Команда Зигмана:

— Очистить мостик. Погружение.

Я находился в рубке, когда прозвучал сигнал тревоги. Через пять минут лодка нырнула под воду. Командир, сидя за перископом, информировал команду по системе внут­ренней связи:

— Мы вышли на чрезвычайно многочисленный кон­вой, может быть, в нем более 100 транспортов. Атаковать будем в погруженном положении. Не нужно напоминать вам, что это не воскресная прогулка. Надеюсь, вы сдела­ете все возможное для успеха операции.

Затем он выключил мотор перископа.

07.05. Пока мы не видим конвоя. Зигман приказал приготовить торпедные аппараты к стрельбе.

07.10. Я доложил о боеготовности лодки под тяжелый, уходящий в глубину океана грохот двигавшегося конвоя.

07.16. Акустик сообщил нам новость, расстроившую наши планы атаковать конвой в погруженном положении:

— Конвой, очевидно, изменил курс. Полоса частот переместилась на 3—1.

Командир, явно раздосадованный сообщением, выдви­нул перископ вверх, чтобы поймать в поле зрения проходивший конвой. По корпусу лодки ударяли звуковые волны, исходившие от вращавшихся винтов эскортов и транспортов. Словно грохотало бесчисленное множество туземных барабанов.

— Чертов конвой, — выругался Зигман. — Идет зиг­загами на северо-восток. По его правому флангу мини­мум десяток сторожевиков.

Конвой двигался со скоростью 11 узлов. «У-230» сле­довала параллельным курсом, оставаясь невидимой для его внешнего охранения и не желая атаковать на виду у эсминцев. Ритмичный грохот сотни гребных винтов про­никал сквозь прочную стальную оболочку нашей лодки, перемещаясь внутри нее. Командир освободил свое мес­то у перископа, прорычав:

— Взгляни, старпом. Если бы наша лодка шла побыс­трее, я бы разделался с этим конвоем без труда.

Я занял место капитана. В семи милях по левому бор­ту раскрылась впечатляющая панорама. Во всю ширину горизонта двигался лес мачт и труб транспортов. Мини­мум десяток эсминцев элегантно бороздили зеленые вол­ны моря. Не менее двух десятков сторожевиков вертелись вокруг головной и хвостовой частей конвоя. Под впечат­лением увиденного я сказал капитану:

— Вот это мощь! Кажется, самый большой из всех конвоев!

— Возможно, ты прав. Но раз мы находимся так близ­ко к этой армаде, наши торпеды не могут промахнуться.

Прежде чем рискнуть со всплытием для выхода на угол атаки, необходимо было отойти на безопасную дистанцию от конвоя. Верещание гребных винтов, тя­желое уханье поршней, завывание турбин и пощелкива­ние импульсов «асдика» сопровождали наши скрытные маневры. Почти два часа мы уходили по диагонали от стальных гигантов.

09.15. «У-230» всплыла. Взобравшись на мостик, ког­да лодка еще не полностью вышла из воды, я торопливо огляделся. Далеко на северо-востоке, вдоль четкой линии горизонта, разделявшей сткеан и небо, двигались мачты и дымовые трубы. «У-230» пошла параллельным курсом, рассчитывая опередить конвой до наступления сумерек. Ридель передал по радио в штаб и другим подлодкам со­общение: «Конвой в квадрате БД-92. Курс северо-восток. Скорость II узлов. Сильное боевое охранение. Всплыли для выхода на угол атаки. «У-230».

09.55. Испуганный возглас за моей спиной:

— Самолет!

Я увидел, как двухмоторная летающая машина пики­рует на нас со стороны солнца. Мы были захвачены врас­плох.

— Тревога!

Нас как ветром сдуло в рубку. Лодка мгновенно скры­лась под водой. В этот миг максимальной опасности и минимальной возможности ее избежать нас могло выру­чить лишь чудо, случайность, везение, которое до сих пор спасало экипаж лодки от гибели.

Четыре всплеска сброшенных бомб и мощные взры­вы встряхнули тонны воды над нами и вокруг нас. Лод­ка вздрогнула и стала опускаться с дифферентом 60 гра­дусов. Пока продолжалось падение, неистово плескалась вода, лязгала сталь, скрипели шпангоуты, подтравлива­ли клапаны, прыгали плиты палубы. При свете мигаю­щих ламп я видел изумление в округлившихся глазах людей. И у них были основания удивляться: внезапная атака казалась мистикой. Откуда прилетел этот самолет? Его радиус действия не позволял покрыть расстояние между ближайшей точкой на суше и серединой Атлан­тики. Напрашивался неизбежный вывод: конвой имел собственную авиацию. Как бы трудно ни было в это по­верить, но факт оставался фактом. В составе конвоя шел авианосец, на который садились неприятельские само­леты после облета прилегавших к маршруту движения транспортов районов моря. Идея авиационной поддер­жки конвоев выбивала основу из-под нашей концепции ведения подводной войны. Теперь мы не могли рассчитывать на внезапность атаки и возможность скрытно уйти от преследования.

10.35. «У-230» всплыла на перископную глубину. Вни­мательный обзор неба через резервный перископ не об­наружил самолета противника. Мы быстро поднялись на поверхность.

Охота возобновилась. Мы упрямо двигались вперед, несмотря на нервное напряжение. Двигатели работали на полных оборотах. Я сосредоточился на наблюдении за небом, лишь эпизодически поглядывая на густой лес мачт и труб на горизонте. Белые громады облаков плы­ли по небу на средней высоте, гонимые резким запад­ным ветром. Он обрушивал волны на палубу и в опреде­ленные промежутки времени швырял на мостик клочья морской пены.

11.00. Я обнаружил блеск металла в просвете между облаками. Это был небольшой самолет, приготовивший­ся спикировать на нас.

— Тревога!

Четыре бомбы, разорвавшиеся через 50 секунд непо­далеку, убедили нас в том, что самолет вел опытный пи­лот. Ударные волны сотрясли лодку. Фридрих остановил ее падение на глубине 180 метров, затем выправил киль посудины и поднял на перископную глубину.

11.25. «У-230» всплыла. Мы рванулись вперед и пом­чались за конвоем с мрачной решимостью. Повинуясь охотничьему инстинкту, продолжали преследование, не­смотря на постоянную угрозу с воздуха. Нас не могли остановить постоянные бомбардировки. Мы неслись на предельной скорости, вопреки страху и рассудку — впе­ред, только вперед, к головной части конвоя.

11.42.

— Тревога — самолет!

«У-230» ушла под воду. Четыре взрыва попробовали ее на прочность, но лодка выдержала и это суровое испы­тание. Пока мы ждали, когда самолет улетит, наши серд­ца бешено колотились.

12.04. Мы всплыли в обстановке усилившегося волне­ния моря и двинулись вперед, несмотря на качку. Кон­вой переместился на северо-запад от нас. Несмотря на постоянные атаки с воздуха, мы не отставали от него. Я заметил два эскорта на горизонте, но основная опасность нас подстерегала сверху. Облака опустились ниже и сом­кнулись, закрывая последние просветы голубого неба.

12.08. Снизу на мостик поступило сообщение для ка­питана: «Только что получена радиограмма: «Атакованы самолетом. Тонем. «У-89». Известие вновь повергло нас в шок. С ужасом я попытался представить себе, что слу­чится с нами, когда взрывы расколют корпус лодки.

12.17.

— Тревога — самолет за кормой!

«У-230» еще раз ушла под воду и стала быстро на­бирать глубину. Прикусив губу, я ждал бомбардировки. Через 45 секунд четыре взрыва основательно встряхнули лодку. Каждая секунда задержки с погружением во вре­мя атаки самолета приближала нас к конвою, но если бы мы опоздали хоть на секунду с уходом под воду, то воз­душная бомбардировка положила бы конец нашей охоте, да и жизни тоже.

12.30. Мы снова всплыли. На этот раз на мостик выш­ли только трое: капитан, старший матрос и я. Мы упорно мчались вперед, хотя мысль о возможной гибели и угнета­ла нас в течение часа.

13.15. Двухмоторный самолет неожиданно вывалился из низкого облака за кормой всего лишь в 800 метрах. Погружаться было поздно. После секундного оцепенения Зигман скомандовал:

— Право руля!

Я отпрянул к задней части мостика, чтобы открыть по самолету огонь из зенитки. Матрос взялся за вторую зе­нитку. По мере приближения самолет быстро увеличил­ся в размерах. Во время поворота лодки левым бортом он спикировал на нас, обстреляв из пулемета открытую зад­нюю часть мостика. Ни матрос, ни я не смогли произвести ни одного выстрела. Наши зенитки заклинило. Само­лет сбросил четыре бомбы. Мне показалось, что они па­дают прямо на меня. Затем пилот с ревом пронесся над мостиком так низко, что я почувствовал кожей лица теп­ло от выхлопной трубы летающей машины. Четыре бом­бы поочередно взорвались вдоль правого борта. Огром­ные фонтаны воды обрушились на меня и матроса, стоявших у зениток. «У-230», оставаясь на плаву, продол­жала двигаться вперед, рассекая волны. Самолет, израсхо­довав свой боекомплект, развернулся и улетел в сторону конвоя.

13.23. Радист ознакомил капитана со срочной радио­граммой: «Атакованы самолетом. Погрузиться под воду не можем. Тонем. 45 С. 25 В. Окажите помощь. «У-456».

— Прагер, уточни координаты, — откликнулся капи­тан. — Может, спасем команду «У-456».

Желание капитана спасти товарищей было похоже на самоубийство. Мы сами оказались близки к гибели. Но главное — оказать помощь. Попади мы в положение «У-456», ожидали бы того же. Секундами позже Прагер до­ложил:

— «У-456» всего в 12 милях от нас, пеленг 15 градусов по правому борту.

Командир немедленно изменил курс.

13.50. Мы обнаружили самолет, круживший в четырех милях впереди. Затем я увидел в бинокль нос «У-456», тор­чавший над поверхностью моря. Члены экипажа лодки пытались удержаться на скользкой палубе, ухватившись за стальной трос, который тянулся от носа к мостику. Мно­гие стояли в воде по щиколотку. Самолет продолжал кру­житься над тонущей лодкой. Было бы безрассудством с нашей стороны приближаться к «У-456» в такой обстанов­ке. Попыткам спасти лодку помешала и другая опасность: из-за горизонта за нашей кормой появился сторожевик. Очевидно, его вызвал самолет. Теперь мы сами могли по­гибнуть. «У-230» повернула в сторону от самолета, эскор­та и «У-456». Мы поспешили за конвоем.

14.22.

— За кормой — самолет!

Снова мы опоздали с погружением. Одномоторный самолет летел на низкой высоте по прямой линии нам в кильватер. Я нажал на спусковой крючок зенитки: ее сно­ва заклинило. Я пнул ногой магазинную коробку, устра­няя помеху. Затем выстрелил по приближавшейся цели. То же сделал матрос. Лодка развернулась правым бортом, избегнув попадания авиабомб. Пилот, форсируя рабо­ту мотора, сделал круг и стал пикировать на нас спереди. Он летел очень низко, когда мотор самолета затарахтел и остановился. Машина рухнула одним крылом в высокую волну, другое крыло в это время ударилось о наш легкий корпус. Пилот выбросился из своей кабины, делая рукой знак, что нуждается в помощи. Я увидел затем, как его разорвало на куски теми же четырьмя бомбами, которые предназначались для нас. Четыре мощных толчка с пра­вого борта потрясли лодку. Однако нам и сейчас удалось благополучно покинуть место трагедии.

Гибель самолета, должно быть, нарушила график вы­летов авиации противника. Проходили минута за мину­той без атак с воздуха. Полным ходом «У-230» устреми­лась навстречу конвою. Примерно через час мы вышли на угол пересечения с его курсом.

15.45. Сообщение из радиорубки убавило наше лико­вание по поводу безопасного неба. «Атакованы глубин­ными бомбами трех эсминцев. Тонем. «У-186». Эта была одиннадцатая потеря с начала нашего похода. Кажется, масштабы морской катастрофы росли. Тем не менее мы не располагали временем горевать о смерти боевых то­варищей, которую тысячу раз видел в своем воображе­нии каждый подводник.

16.00. «У-230» сблизилась с конвоем. Я видел, как че­тыре колонны транспортов ползут в одном направлении в юго-западной части горизонта. Мы должны были нарушить их ход, пробить бреши в этих стальных ма­хинах.

16.03.

— Самолет по курсу 3—2.

Мы быстро ушли под воду. Почти одновременно про­гремели четыре взрыва, подтолкнув лодку дальше вниз и заставив вертикальные и горизонтальные рули замереть, когда от них требовалась работа. Через несколько минут поблизости раздались еще несколько взрывов. Однако, бросая вызов нашим преследователям, Зигман приказал поднять лодку на перископную глубину. Он выдвинул пе­рископ, но тотчас опустил его вниз, выругавшись:

— Черт возьми! Этот парень сбросил дымовую бомбу и окрасил воду желтым цветом.

Несмотря на то что место нашего погружения было помечено краской, капитан приказал атаковать конвой прежде, чем эскорты смогли бы сбросить глубинные бом­бы. Удары импульсов «асдика», глухие разрывы глубин­ных бомб неподалеку и грохот сотен судовых двигателей конвоя создавали мрачный фон для нашей атаки.

16.38. Перископ поднят. Прозвучала команда:

— Торпедные аппараты от первого до пятого к стрель­бе — товсь!

— Аппараты с первого по пятый к стрельбе готовы, — быстро ответил я и замер в ожидании.

Зигман развернул перископ, чтоб увидеть происходящее на противоположной стороне, и неожиданно закричал:

— Срочное погружение! Главмех, ради Бога, спрячь ее поскорей — эсминец готов протаранить нас! Вниз — на 200 метров!

Я был почти уверен, что эсминец вот-вот* врежется в нашу рубку. Как только лодка скрылась под водой, в ее стальной корпус ударили звуковые волны от грозно­го грохота двигателей и гребных винтов эсминца. Грохот усиливался так быстро и был таким оглушающим, что мы замерли на месте. «У-230» продолжала погружаться. Но она опускалась слишком медленно, чтобы мы могли из­бежать опасных последствий взрывов глубинных бомб.

Страшный взрыв разметал морскую воду. Серия из . шести зарядов вздыбила лодку, вышвырнула ее из воды и опустила на поверхность моря на милость четырех британских эсминцев. Винты «У-230» вращались на пре­дельной скорости. На секунду все смолкло. Англича­не застыли в изумлении. Казалось, прошла вечность до того времени, когда нос лодки погрузился воду и она стала уходить все глубже и глубже ко дну океана.

Новая серия глубинных бомб подняла корму. «У-230», потеряв управление, вращаясь, падала на дно. С диффе­рентом в 60 градусов лодка ушла на глубину 250 метров, прежде чем Фридриху удалось остановить падение. Дви­гаясь под водой на глубине 230 метров, мы полагали, что находимся как раз под зоной бомбометания противника, и поспешили выйти из этой зоны. Который раз мы бы­ли обречены на прозябание в условиях максимально воз­можного погружения.

16.57. Отчетливо слышимые всплески на поверхно­сти океана известили нас о сбросе новой серии глубин­ных бомб. Двадцать четыре боезаряда разорвались один за другим через короткие промежутки времени. Глухой ро­кот накрыл нашу лодку. Взрывная волна вновь резко под­толкнула ее ко дну океана, пока бесконечное эхо взры­вов прокатывалось сквозь толщи воды.

17.16. Новый сброс боезарядов оглушил нас и заста­вил замереть. Под действием взрывной волны лодка да­ла сильный крен. Стальной корпус скрежетал и скрипел, клапаны раскрылись, прокладки баллера руля дали течь, и вскоре днище кормы заполнилось водой. Помпы без устали откачивали воду, ослабли прокладки перископа, и вода проникла в цилиндры. Повсюду текла вода. Под ее весом лодка уходила в глубину. Тем временем конвой та­щился прямо над ней.

17.40. Грохот достиг предела. Неожиданный всплеск предупредил нас, что мы имеем возможность 10—15 се­кунд перевести дыхание перед очередной серией взрывов. Они чуть было не достали нас. Пока эхо взрывов распро­странялось в океанских глубинах, основная часть конвоя не спеша миновала место истязания нашей лодки. Я представил себе, как транспорты обходят группу эскортов, пытавшихся уничтожить нас. Возможно, нам следовало бы пойти на риск более глубокого погружения. Я не знал, где находился его предел, на уровне которого стальной корпус мог лопнуть под давлением водной массы. Да и никто этого не знал. Те, кто проектировали лодку, стара­лись не говорить об этом. Несколько часов мы терпели экзекуцию и постепенно уходили в глубину. Взрывы се­рии из 24 боезарядов сотрясали нашу лодку каждые 20 минут. Однажды нам показалось, что истязание кончи­лось. Это случилось в то время, когда эскорты поверну­ли, чтобы занять свои места в боевом охранении конвоя. Но наша надежда на спасение жила недолго. Охотники только уступили право добить нас другой группе эскор­тов, следовавшей в хвосте армады транспортов.

20.00. Новая бомбардировка «У-230», за ней вторая, третья... Мы беспомощно висели на глубине 265 метров. Наши нервы были натянуты как струна, кожа и мышцы потеряли чувствительность от холода, нервного напряже­ния и страха. Отупляющая агония ожидания лишила нас чувства времени и аппетита. Днище лодки было запол­нено водой, соляркой и мочой. Наши умывальни были наглухо закрыты. Воспользоваться ими означало бы мгно­венную гибель, поскольку колоссальное внешнее давле­ние не дало бы регулировать сток воды. Были розданы консервы, чтобы команда подкрепила свои силы. К запа­ху отходов, пота и солярки добавилась вонь от разлагав­шегося электролита. На холодной поверхности стально­го корпуса сконденсировались от повышенной влажности капли воды, которые срывались в днище, струились по трубопроводам, пропитывали влагой одежду. В полночь капитан понял, что англичане не прекратят свои бомбар­дировки, и приказал раздать изолирующие противогазы, чтобы облегчить дыхание людей. Вскоре каждый подвод­ник повесил на груди большую металлическую коробку с резиновым шлангом, идущим ко рту, а также зажим для носа. И все же мы надеялись на лучшее.

13 мая. К 01.00 на нас было сброшено свыше 200 глу­бинных бомб. Несколько раз мы прибегали к уловкам, чтобы избежать бомбардировок. Через бортовой клапан легкого корпуса периодически выпускали массу воздуш­ных пузырьков. Скопления пузырьков, уносимые течени­ем, отражали импульсы «асдика» как большую компакт­ную массу. Однако охотники попались на уловку только дважды, и оба раза они оставляли минимум один эскорт прямо над нами. Потерпев неудачу, мы бросили игру и сосредоточились на экономии своих сил, сжатого возду­ха и сокращавшихся запасов кислорода.

04.00. Лодка погрузилась на 275 метров. Уже 12 ча­сов мы подвергались бомбардировкам без всякой надеж­ды на спасение. 13 мая было моим днем рождения, и я спрашивал себя, не будет ли этот день для меня после­дним. Сколько можно рассчитывать на удачу?

08.00. Бомбардировки не ослабевали. Уровень воды в днище поднялся выше плит. Вода плескалась в моих ногах. На такой глубине помпы, откачивавшие воду с днища, оказались бесполезными. После каждого взры­ва главмех закачивал в цистерны некоторое количество сжатого воздуха, чтобы гарантировать сохранение пла­вучести.

12.00. Дифферент погружавшейся лодки резко увели­чился. Наши запасы сжатого воздуха угрожающе сокра­тились, лодка же опустилась еще ниже.

20.00. Духота усиливалась, тем более что мы дышали через изолирующие противогазы. Казалось, сам дьявол стучал в стальной корпус лодки, который скрипел и скре­жетал под невероятным давлением.

22.00. С наступлением сумерек бомбардировки уси­лились. Яростные атаки, временной промежуток между которыми сокращался, показывали, что противник те­рял терпение.

14 мая. В полночь мы подошли к пределу выживае­мости лодки и экипажа. Мы достигли глубины 280 мет­ров и продолжали погружаться. Я стал пробираться через центральный проход, толкая и раскачивая людей, заставляя их бодрствовать. Тот, кто заснул, мог никог­да больше не проснуться.

03.00. Грохот бомбардировки продолжался, однако, без результатов. Нам больше угрожало давление воды, неже­ли глубинные бомбы. Когда раскаты последнего взрыва угасли, раздался шум винтов удалявшихся эскортов. Дол­гое время мы прислушивались к нему, не способные по­верить, что «томми» прекратили охоту.

04.30. Больше часа мы сохраняли молчание. В удачу не верилось. Нужно было подстраховаться. Мы включи­ли опреснитель, который поднялся на работавших мо­торчиках над уровнем моря. Сверху никакой реакции. Используя остаток запасов сжатого воздуха и энергии аккумуляторных батарей, стармеху удавалось поднимать лодку метр за метром. Затем, не способный контроли­ровать подъем лодки, Фридрих пустил ее в свободное плавание, причитая:

— Лодка быстро всплывает... 50 метров... лодка на по­верхности!

«У-230» пробилась к свежему воздуху и жизни. Мы бросились на ходовой мостик. Нас окружила невырази­мая красота ночи, неба и океана. На ночном небе ярко сверкали звезды. Дул легкий ветерок. Ощущение воз­рождения было полным. Еще минуту назад мы не мог­ли поверить, что останемся в живых. Ведь смерть дер­жала нас в своих железных объятиях 35 ужасных часов.

Свежий, богатый кислородом воздух подействовал на меня роковым образом. Почти потеряв сознание, я встал на колени и уткнулся в ограждение ходового мостика. Я долго оставался в таком состоянии, пока силы не вер­нулись ко мне. Командир восстановился быстро, и мы поздравили друг друга с чудесным избавлением.

Затем Зигман скомандовал:

— Средний вперед! Курс 1—80. Провентилировать лод­ку. Команда — по местам.

Он решил еще раз попытать судьбу.

Двигатели лодки вновь заработали. Поскольку кон­вой давно ушел вперед, мы направились к месту, отку­да начали его преследование. Поршни дизелей ободря­юще стучали, заряжая наши разрядившиеся батареи и продвигая лодку к новому восходу солнца. Вода из дни­ща была откачана, спертый воздух выветрен, а собран­ные отходы выброшены за борт. Когда тьма рассеялась и наступил день, «У-230» снова была готова к бою.

Все еще не оправившись от ужасных бомбардировок и прозябания в холодных глубинах океана, мы подвели ито­ги боя. Три подлодки из нашей группы были потоплены. Более 100 кораблей союзников прошли мимо нас, и мы не смогли уничтожить ни одного. Теперь следовало ожи­дать, что около 700 тысяч тонн боеприпасов благополуч­но будут доставлены на Британские острова. Это было ужасно.

День обещал удачу. Тучная фигура Прагера поднялась перед восходом солнца на ходовой мостик и выстрели­ла из ракетницы несколько сигнальных ракет. Я закурил сигарету и наблюдал за поднимавшемся светилом. Небо меняло окраску от темно-синей к фиолетовой, затем от багровой к кроваво-красной. Я вспомнил старинную по­говорку: «Красное небо утром раннюю смерть предвеща­ет». Интересно, что день грядущий нам готовит?

07.10.

— Впереди — дымы! — доложил старший матрос.

Все бинокли устремились к темному пятну на линии горизонта с юго-западной стороны. Сомнений не было, это был второй конвой. В это мгновение мне показалось, что эскорты первого конвоя преднамеренно оставили нас, зная, что рано или поздно нами занялись бы эсминцы, следовавшие в боевом охранении второго конвоя.

07.20. «У-230» ушла под воду. Команда, не спавшая по крайней мере 70 часов, устало разошлась по своим мес­там. От пережитого лица побледнели, щеки впали, глаза налились кровью. Блуждающие взгляды свидетельствова­ли о понимании того, что условия похода кардинально изменились. В этих условиях подводники рисковали ока­заться на дне океана без надежды вернуться в порт бази­рования. Я прошелся по отсекам, чтобы ободрить ребят, похлопать их по плечам, пошутить, обнадежить. 07.45. В переговорной трубе прозвучал голос:

— Акустик докладывает капитану. С правого борта блуждающий шум винта. Противник движется, должно быть, на восток, не на север.

Командир пробормотал ругательство, повертел перис­копом, ничего не обнаружил и приказал всплывать. Меня осенило, что нынешняя ситуация явно копирует ту, что мы пережили три дня назад.

07.50. Мы с Зигманом поднялись на ходовой мостик и, убедившись в отсутствии угрозы с воздуха, стали сле­дить за конвоем. Очевидно, что колонны транспортов шли зигзагообразным курсом, удаляясь от нас точно так же, как это делал предыдущий конвой. То, что казалось лег­кой добычей, неожиданно ускользало из рук. Без промед­ления мы начали охоту.

08.00.

— Самолет с солнечной стороны!

Быстрое погружение сделало нас недосягаемыми для авиабомб. Главмех немедленно поднял лодку, и мы по­шли дальше на перископной глубине. Самолет улетел. Через несколько секунд Зигман сложил рукоятки перис­копа, подождал, пока он соскользнет вниз, и сердито пробурчал:

— Черт бы их побрал, этих птичек. Самолет сбросил дымовую бомбу. Давайте поскорее сматываться отсюда. Главмех, срочное всплытие.

08.32. «У-230» поспешила на восток, подальше от гус­того черного дыма, обозначавшего наше местонахожде­ние. Справа за кормой скопление транспортов обнажило свои мачты и дымовые трубы. Сторожевики и эсминцы шли зигзагами, строго координируя свои маневры.

08.55. Атака двухмоторного самолета с кормы. В не­сколько секунд «У-230» ушла под воду. Четыре взрыва разметали морские волны.

09.15. Всплыли и последовали дальше прямо по кур­су. Зигману вручили на мостике печальную радиограмму: «Атакованы самолетом. Тонем. «У-657». Снова каждый подводник задумывался над тем, сколько пройдет време­ни перед тем, как нас тоже отправят к Создателю.

10.05.

— Тревога!

Как по волшебству возник самолет. «У-230» быстро нырнула под воду. Когда утих грохот взрывов, лодка дви­нулась дальше.

Мы несколько раз всплывали и погружались, увертыва­ясь от авиабомб. Лодка дрожала, тряслась и вибрирова­ла под жестокими бомбежками. В результате беспощад­ных атак она потихоньку разрушалась. Ломались заклеп­ки, трескались болты и гайки, корежился стальной корпус, гнулись шпангоуты. И все-таки оставалась управляемой. Командир твердо выводил ее на угол атаки.

На закате упорство Зигмана в преследовании конвоя, кажется, было вознаграждено. Прячась от эскортов за горизонтом, мы на несколько миль опередили конвой. Но затем летающий дьявол вновь заставил нас нырнуть под воду. Пока конвой с шумом и грохотом продвигал­ся вперед, команда лодки быстро заняла свои места и застыла в ожидании. С непоколебимой решимостью я привел торпеды в боевую готовность.

Однако мои надежды на скорую атаку рухнули. Сре­ди грохота приближавшегося конвоя трем эскортам уда­лось каким-то образом засечь место нашего погружения. Встревоженный Зигман скомандовал:

— Внимание! Погружение на 200 метров. Приготовь­тесь к бомбардировке!

Через несколько секунд охотники сбросили на нас свой смертоносный груз. Солидная порция боезарядов произвела взрыв такой огромной мощи, который превзошел все, что мы испытали прежде. За бешеной тряс­кой лодки последовала полная тьма. Я был отброшен к стальным тросам перископа. Направив луч своего фо­нарика на глубиномер, я с ужасом обнаружил , что его стрелка резко качнулась вниз. Я увидел, как два матроса, ответственные за горизонтальные рули, в панике повис­ли на рулевых колесах, услышал отчаянные команды ко­мандира и шокирующий плеск воды. Так поднялась за­навесь над другим долгим актом трагедии, повторившим сцены истязаний, которым мы только что подвергались. Наверху, где были охотники, спустились сумерки, ветер утих, и поверхность океана успокоилась. В результате бомбардировки усилились. Разрывы мощных боезарядов заставляли грохотать океан. Мы тряслись от холода и потели от страха. Нас бросало в жар по мере прибли­жения гибели. Ночью ядовитые испарения аккумуля­торных батарей заполнили корпус лодки. Полуотрав­ленные, мы пребывали в каком-то полубессознательном состоянии. А когда поднялось солнце, наши преследо­ватели возобновили свои бомбардировки, сбросив более 300 боезарядов. Однако они не добились своего. «У-230» осталась на плаву на глубине почти 280 метров.

В полдень мы обнаружили, что лодка полностью утра­тила способность к дрейфу и у нас не осталось кислоро­да. Теперь предстояло выбирать между самоубийством и капитуляцией. В отчаянной попытке отдалить хоть на час смерть или плен Фридрих закачал немного сжатого воз­духа в срединную цистерну балласта. Шипение воздуха привлекло внимание охотников. Еще один взрыв неве­роятной силы потащил лодку вверх. Как только иссяк сжатый воздух в цистернах балласта, она стремительно начала подниматься. Но затем взорвался еще один комп­лект боезарядов, сильно ударив взрывной волной в пра­вый борт лодки и послав ее снова на дно. Мы ползали по центральному проходу, чтобы равномерно распределить свой вес, хотя и были уверены в неминуемом конце. За­тем «У-230» плавно выровнялась на отметке глубиномера 300 метров и стала вибрировать в предсмертных кон­вульсиях. Люди захватили ртами резиновые шланги, втя­гивая горячий воздух из фильтров емкости с поташем и беспрерывно откашливаясь. Через восемь минут комп­лект из шести боезарядов взорвался за кормой. Затем все затихло более чем на час. Сверху не поступало ни им­пульса «асдика», ни телеметрического сигнала, никакого звука.

Перейдя порог выживаемости, мы попытались спрово­цировать «томми» на обнаружение своего присутствия уда­рами кувалды по корпусу лодки. Однако реакции сверху не последовало. «У-230» начала медленный подъем.

19.55. Наконец распахнулась крышка рубочного люка. Нас с Зигманом буквально вынесло на ходовой мос­тик огромным избыточным давлением, образовавшимся в корпусе. В глаза ударили солнечные лучи. Изобилие све­жего воздуха и ни одного признака присутствия против­ника в пределах видимости. После внимательного обзора неба и моря мы занялись оценкой повреждений, полу­ченных лодкой в результате бомбардировок. Кормовая топ­ливная цистерна разбита. Из нее вытекала солярка, остав­ляя предательский маслянистый шлейф в кильватере. Для противника большое маслянистое пятно было бесспор­ным свидетельством прямого попадания в лодку. Вот по­чему англичане оставили нас.

Тем не менее лодка получила большие повреждения. Две цистерны были разорваны, баллер руля правого бор­та погнулся, лопнул фундамент под дизелем, не говоря уже о бесчисленных более мелких повреждениях. Поте­ряна большая часть солярки. Продолжение похода было невозможно: даже возвращение на базу стало проблема­тичным.

В 21.05 Ридель передал в штаб радиограмму, информи­руя его о нашем состоянии и мощной противолодочной обороне противника в центре Атлантики. Он сообщил так­же, что мимо нас прошли два конвоя, не позволив нам выпустить хотя бы одну торпеду. Однако упущенные нами шансы увеличить счет потопленных судов противника не шли ни в какое сравнение с нашим неожиданным спасе­нием. Только особая благосклонность Провидения позво­лила нам остаться в живых в то время, как многие дру­гие лодки погибли на дне моря.

Вечером 15 мая на исходе четырехдневного сражения были подтверждены гибель «У-456», а также двух других лодок. «У-266» и «У-753» никогда больше не откликну­лись на запрос штаба об их координатах. Итогом битвы была потеря шести лодок. Седьмая получила такие по­вреждения, которые сделали ее небоеспособной. Эта была катастрофа, вторая в мае 1943 года.

«У-230» тащилась на восток через необъятные про­странства Атлантики. К счастью, два дня подряд не по­палось ни одного самолета. Однако тишина была омра­чена рядом трагических радиограмм с других подлодок. Их расшифровка стала частью нашей ежедневной рабо­ты. Кипа радиограмм росла на столике капитана.

«Атакованы самолетом. Тонем. «У-463».

«Преследование конвоя прекратили. Атакованы само­летом. «У-640».

«Атакованы эсминцем. Тонем. «У-128».

«Эсминцы. Самолет. Погружение невозможно. «У-528».

«Атакованы самолетом. Тонем. «У-646».

Эти лодки пропали навсегда. Мысли о неизбежности нашей собственной гибели сверлили нас тем более на­стойчиво, чем больше мы перехватывали радиограмм бед­ствия. Оставались часы, в лучшем случае дни до того, как нас настигнет противник и отправит в стальном гробу на вечное успокоение.

18 мая. На рассвете мы получили распоряжение про­извести заправку топлива с подлодки «У-634» в сетке квадрата БЕ-81.

19 мая. Англичанам удались два прямых попадания. «У-954» и «У-273» были потоплены почти одновременно. Текст радиограмм, отправленный обеими подлодка­ми, был одинаков. Только места их гибели разные.

21 мая. «У-230» в течение нескольких часов патру­лировала в условленном месте встречи. В 13.15, когда мы уже начали сомневаться в существовании «У-634», глазастый Борхерт заметил лодку. Через 40 минут мы встали рядом с ее бортом. Я выяснил, что командиром «У-634» был Далхаус, мой старый приятель по совмест­ной службе в Голландии, где мы тралили мины. Мы пе­рекинули с лодки на лодку резиновые шланги, дрейфуя одновременно по ветру. При помощи помп в наши ци­стерны было перекачано 15 тонн солярки. Заправка за­няла почти два часа в беспомощном нервном ожидании воздушного налета. Но самолеты не появились. С боль­шим облегчением мы отошли от «У-634». Обе лодки взя­ли курс на Брест.

23 мая. «У-230» пересекла 15-ю западную долготу на подступах к Бискайскому заливу — чистилищу для наших подлодок. Мы перехватили новые радиограммы бедст­вия. Радиограмма с «У-91» информировала, что они виде­ли, как была атакована и потоплена ударами с воздуха «У-752». Никто из ее экипажа не спасся. В 10.40 мы со­вершили срочное погружение перед атакой британского самолета «сандерлэнд». Не было запеленговано никаких радиолокационных импульсов. Очевидно, пилот полагал­ся на собственное зрение. Эта атака стала началом шес­тидневного кошмара.

Под покровом темноты максимальная скорость хода «У-230» достигала всего лишь 12 узлов. Мы семь раз со­вершали срочные погружения, подверглись 28 атакам авиабомбами и комплектами боезарядов. К рассвету ко­манда лодки была ошеломлена, оглушена и истощена. Мы скрылись под водой на весь день.

24 мая. Очевидно, англичане знали о том, что две подлодки следуют в порт. Их самолеты, включая бази­ровавшиеся на суше четырехмоторные бомбардировщи­ки, казалось, охотились именно за нами. В эту ночь мы девять раз уходили под воду и пережили в целом 36 бом­бардировок с воздуха.

25 мая. Через три часа после рассвета мы вошли в смертельно опасную зону воздушного патрулирования противника. Двигаясь водой при абсолютном молчании, мы сумели ускользнуть от него сквозь дождь беско­нечных, беспощадных и хищных импульсов «асдика». За час до полуночи лодка всплыла, но была обнаруже­на подстерегавшим нас самолетом. Во время первой же атаки четыре комплекта боезарядов сильно встряхнули нашу посудину. Неожиданно произошла вспышка в зад­ней части центрального поста. Веер искр посыпался в тесном пространстве, нас окутали клубы ядовитого дыма. Лодка горела. Казалось, ее невозможно было за­ставить всплыть и мы обречены на гибель. Наглухо зад­раили круглые люки двух переборок. Несколько чело­век с огнетушителями принялись гасить огонь. «У-230» выбросило на поверхность там, где только секунды на­зад самолет сбросил нам свою дьявольскую визитную карточку. Клубы густого дыма душили нас. Огонь пры­гал от стенки к стенке. Я прижал ко рту свой платок и вслед за капитаном прошел в рубку. Лодка выровнялась. Мы поспешили на мостик. Кто-то выбросил на палубу боекомплект для нашей пушки. Заработал дизель с ле­вого борта. Пламя вырвалось из рубочного люка. Мы двигались в ночи, как горящий факел. Наконец коман­де удалось погасить пожар внутри корпуса.

В эту ночь мы подверглись атакам с воздуха еще семь раз. На нас было сброшено 28 авиабомб.

26 мая. Четвертый день нашей борьбы за возвраще­ние в порт и, следовательно, спасение. Мы двигались на глубине 40 метров, прислушиваясь к разрывам глубин­ных бомб, раздававшимся на расстоянии многих миль к западу. Это продолжалось весь день. В 22.30 мы всплыли. Ночь была очень темной. Больше часа радар не улав­ливал никаких сигналов. Затем мы увидели, как в небе повисло большое светлое пятно. Оно росло с безумной скоростью, осветив мостик слепящим дневным светом. Четырехмоторный «либерейтор» с ревом приближался к нам, стреляя из пулеметов. Подлодка рванулась навстре­чу быстро приближавшемуся свету. Летающий гигант с ревом пронесся над мостиком и скрылся в ночной тьме, осыпав мостик искрами и дыхнув на нас волной горя­чего воздуха. Взорвались четыре бомбы, распространяя глухой рокот. После каждого взрыва меня подбрасыва­ло вверх.

Через несколько минут снизу сообщили:

— Лодка управляема, готова к погружению.

Когда «У-230» погрузилась на безопасную глубину, Зигман вломился в радиорубку к радисту, который не смог предупредить нас о показаниях радара.

— Кёстнер, в чем дело, черт побери? Спишь, что ли? Ты чуть не погубил нас!

— Герр капитан, на радаре не было показаний, — воз­разил радист. — А наш радиолокатор в порядке.

— Не рассказывай мне сказки, Кёстнер, — возмутил­ся Зигман. — В твоих руках — судьба команды. Если ты еще раз ошибешься, нам несдобровать.

27 мая. Мы всплыли, истощив запасы электроэнер­гии и кислорода. Нервное напряжение достигло высшей точки. По телу прошла дрожь, во рту пересохло. Мне казалось, мы не переживем очередную атаку, если она последует в ближайшую минуту. Однако продолжитель­ное время нас сопровождали только рокот дизеля и шум вентиляционной установки.

Щадящий период времени длился всего лишь час. Вне­запно свет прожектора осветил мостик. Его луч светил со стороны кормы справа. Снова гигантский «либерейтор» снижался, чтобы обстрелять лодку. Его пули прошли в сантиметрах над нашими головами. Затем самолет умчал­ся в ночь, выключив прожекторы. Четыре разрыва бомб подняли в воздух фонтаны воды. Лодку сильно тряхнуло, но обошлось без повреждений. Мы немедленно ушли под воду.

Когда я провожал командира в каюту, он расстегнул свой покрытый солью кожаный китель и, подняв голову вверх, сказал:

— Я допускаю, старпом, что наш радар не уловил никаких импульсов. Кажется, наш «метокс» в пол­ном порядке. Англичане, должно быть, применили но­вый тип радара. Это единственное объяснение произо­шедшему.

Мы были шокированы. Сначала авианосец в конвое. Теперь новая электронная диковинка, позволявшая анг­личанам обнаруживать нас, не раскрывая себя. Больше не было смысла подлодкам двигаться днем под водой, а но­чью — в надводном положении. Нам придется изменить свою тактику и двигаться в надводном положении днем, когда противник виден невооруженным глазом. Уничто­жать его при дневном свете лучше, чем быть разнесенным на куски ночью.

В 07.20 мы всплыли, но вовсе не были уверены, что наши надежды на последний 170-мильный переход в порт осуществимы. Было обнаружено четыре «сандерлэнда» и пять «либерейторов». Девять раз мы погружались в воду и девять раз всплывали, продолжая движение вперед. В полдень мы достигли континентального шельфа. Ночью сообщили в штаб, что прибудем на место встречи с траль­щиком сопровождения на следующее утро в 08.00. Потом ушли под воду с мыслями о том, что в этой новой войне на море у нас больше нет шансов на успех.