Wundefwaffe

Глава 17

 

Вечером 26 ноября «У-230» вышла в последний раз из Брестской бухты. Она проследовала в кильватере эскорта мимо противолодочных заграждений и понеслась в откры­тое море на полных оборотах. Мы знали, что наш выход в море остался незамеченным противником, потому" что все­ведущая британская радиостанция «Кале», которая пере­давала на немецком дурные вести, не адресовала нам осо­бых пожеланий перед уходом.

Около полуночи мы повернули на юг и проследова­ли в 200 метрах от французского побережья вдоль линии континентального шельфа. Обойдя «долину смерти», взя­ли курс на северное побережье Испании. Ночью мы были вынуждены трижды погружаться под воду, но ухитрились все-таки встретить первые лучи солнца без потерь. Перед тем как лодка ушла под воду на долгий день, Зигман опо­вестил команду по системе внутренней радиосвязи о на­шем рискованном походе. Ее реакцией были смешанные чувства удивления и сдержанного согласия. Наш экипаж уже не раз побывал в адских условиях боя, чтобы впасть в уныние от сообщения капитана.

Но были другие предсказуемые реакции. Многие из наших подводников, оставившие на берегу возлюбленных, внезапно осознали, что никогда их больше не уви­дят. Их разочарование в связи с вынужденной разлукой выразилось в забавной форме. Когда во время обычно­го обхода лодки я заглянул в носовой торпедный отсек, то увидел матроса, сидевшего на койке, и столпивших­ся вокруг него приятелей. Он держал в руках женский лифчик и трусики, взятые взаймы или украденные у своей подруги. Его приятели плотоядно улыбались и делали скабрезные замечания. Я присоединился к ним и посмеялся от души. Мужчины с таким чувством юмо­ра становятся хорошими моряками.

Осторожно продвигаясь к испанскому побережью, мы прошли под водой после первого погружения основатель­но разрушенный бомбардировками Лорьян, а на следу­ющую ночь оставили по левому борту порт Ла-Рошель. Когда мы увидели огни Сан-Себастьяна, то поднялись на поверхность, повернули на запад и пошли вдоль черного контура высоких гор на расстоянии четырех миль от по­бережья. Наше путешествие вдоль испанского побережья осталось незамеченным, и мы позволили себе полюбо­ваться алеющими на закате городами Сантандер и Хихон. На пятую ночь мы обогнули опасные утесы мыса Орте-гал и через 20 часов прошли мыс Финистерре, место, где недавно были потоплены четыре наши подлодки. На сле­дующую ночь мы увидели мерцание отражавшихся в небе миллионов огней Лиссабона. Пока жители португальской столицы предавались ночным развлечениям или мирно спали под одеялами, мы пересекали Лиссабонскую бух­ту. На восьмой день похода подлодка часто поднималась на перископную глубину. Мы брали пеленги на мыс Сан-Висенти. 5 декабря незадолго до полуночи в погружен­ном положении приблизились к Кадисскому заливу. В это время Ридель пришел на мостик и сказал бесстрастным тоном:

— На твоем столе радиограмма. Она еще не дешифро­вана. Почему бы тебе не сделать это? Может, что-нибудь важное.

Ридель подменил меня на вахте, я же спустился в тес­ное помещение, чтобы дешифровать радиограмму. В ней передавались поздравления Вернеру и Риделю в связи с присвоением им очередного звания обер-лейтенанта.

Вскоре мы оставили за кормой Кадис и подобрались совсем близко к британской зоне насыщенной противо­лодочной обороны пролива. 6 декабря через два часа пос­ле полуночи мы проникли в залив Барбате-де-Франко, где заканчивалось наше крейсирование вдоль европей­ского побережья. Мы ушли под воду и посадили «У-230» на песчаный грунт. Частые разрывы глубинных бомб в этот день всего лишь в нескольких милях к востоку на­поминали нам, что «томми» полны решимости не пропу­стить через пролив неприятеля. Пока команда отдыхала или делала вид, что отдыхает, я сидел с командиром и обсуждал план прорыва. После нескольких часов взве­шивания разных вариантов Зигман решил пройти угол от нашей стоянки до североафриканского порта Танжер и оттуда в самую горловину пролива, где британцы готовят ловушку непрошеным гостям.

6 декабря вечером личному составу подлодки было при­казано занять свои места и оставаться там три следующих дня. В 21.00 «У-230» всплыла на гладкую поверхность моря и помчалась на полных оборотах к африканскому побе­режью. Над нами простиралось безоблачное черное небо, усыпанное яркими звездами. Как только мы вышли из-под защиты испанского берега, радиолокационные импульсы стали барабанить по нам с возрастающей частотой. Дове­рившись оператору нащего радара, мы продолжали про­двигаться вперед с бьющимися от волнения сердцами.

— Впереди объект — громкость три!

Предупреждение прозвучало в ночи, как звон бьюще­гося стакана. Мы бросились в рубку, и лодка немед­ленно нырнула в глубину. После того как напряжение спало, наступила тишина. Ободренные этим, мы снова всплыли. Однако после восьмимильной гонки настойчи­вый импульс снова загнал нас в глубину.

В 23.00 мы всплыли и, не обнаружив в небе самолетов, двинулись вперед. Во время крейсирования зарядили ба­тареи достаточно, чтобы электричества хватило на три дня хода под водой. Лодка прошла значительное расстояние, извергая сверкающие фонтанчики вокруг своего корпуса и оставляя позади целую милю предательских пузырьков. Как ни удивительно, нас все же не обнаружили. Мы дви­гались вперед до тех пор, пока не увидели огни Танжера, затем повернули на восток и пошли к узкой горловине пролива между двумя континентами.

Вскоре мы смешались с флотилией африканских ры­боловных судов, нахально лавируя между ними зигзага­ми. Постепенно лодка подошла ближе к проливу. Через 40 минут мы оставили позади ничего не подозревавших рыбаков и подошли к горловине на опасную дистанцию. Здесь радиолокационные импульсы били особенно гром­ко. Не было никакой необходимости торопить нашу фан­тастическую удачу. Мы ушли под воду.

7 декабря в 00.45 «У-230» начала свое бесшумное дви­жение под водой. На глубине 40 метров она шла с неболь­шим дифферентом, имевшим, однако, тенденцию к нара­станию. Установленная скорость лодки достигла полутора узлов. Это было достаточно только для того, чтобы лодка держалась на плаву. Однако течение на глубине погруже­ния имело скорость три узла, что давало нам ускорение хода до четырех с половиной узлов. Ожидалось, что возле горловины пролива течение возрастет еще больше. В са­мой горловине оно достигало пика и составляло на выхо­де в Средиземное море восемь узлов.

Я устроился в помещении центрального поста в ожи­дании развития событий. Наш лучший акустик Кёстнер вскоре услышал слабый шум винтов и импульсы «асди-ка» прямо курсу. Возникли и другие странные шумы, ко­торых он никогда не слышал. Оставив за себя Фридриха, я пробрался в радиорубку, чтобы разобраться в этом фе­номене. Я надел другую пару наушников и стал слушать. Новые шумы явно отличались от знакомых назойливых импульсов «асдика». Кёстнер предположил, что они ис­ходят от британского радара нового типа. Это было что-то вроде посвистывания и писка резиновой детской иг­рушки, которую сжимают. Наконец я догадался:

— Это не новый радар, Кёстнер, это разговаривают дельфины! Прислушайся, ты сможешь даже различить их голоса.

Мы слушали как зачарованные разговор дельфинов, которые с удовольствием кувыркались в подводном тече­нии. Одни из них развлекались поодаль от нашей лодки, другие терлись о ее корпус, но им всем, кажется, понра­вилась стальная рыбина, приплывшая, как им, видимо, показалось, чтобы поучаствовать в их играх. Голоса дель­финов усиливались по мере нашего приближения к гор­ловине пролива, но так же обстояло дело и с импульсами «асдика». Когда же вдали прогрохотали первые разрывы глубинных бомб, наша шумная компания поспешила воз­вратиться в Атлантику.

Над нами несколько британских эсминцев старатель­но бороздили поверхность пролива в поисках лазутчиков. В 10.00 их активность достигла апогея. Импульсы «асди­ка» забарабанили по нам, словно градины, однако верх­ние слои воды другой термальной плотности создавали защитный покров для лодки. Не обнаружив нарушителей, эсминцы прибегали к старому трюку — они начали швы­рять глубинные бомбы наугад. К полудню, когда я вновь встал на вахту в помещении центрального поста, импуль­сы немного ослабли и удалились за корму. Очевидно, мы вырвались из блокады и прошли горловину пролива. Потихоньку напряжение спадало, а к 16.00 Зигмана про­рвало.

— Главмех, — обратился он к Фридриху, — подними лодку на перископную глубину. Посмотрим, удалось ли нам выбраться. Интересно взглянуть на место, где сходят­ся Европа и Африка. Старпом, полюбуйся на это.

Капитан занял место у перископа. Он быстро повер­нул его вокруг своей оси, проверяя, есть ли в непосредственной близости опасность, затем понаблюдал некото­рое время за левым горизонтом, за правым и, наконец, вновь повернул оптику налево. После этого сказал:

— Думаю, мы оставили скалу далеко за кормой. Пере­дайте мне справочник.

Я подал ему тяжелый фолиант морского справочника по испанскому побережью. В нем был помещен снимок, изображавший вид с моря Гибралтарской скалы.

— Точно, мы ее уже прошли. Лодка двигалась значи­тельно быстрее, чем ожидалось. Позовите Прагера. Хочу получить у него некоторые пеленги.

Вскоре штурман снабдил нас точными вычислениями. Диаграмма Прагера дала поразительные результаты. Гиб­ралтар находился за кормой нашей лодки на дистанции семь с половиной миль. На это расстояние мы уже про­никли в Средиземное море. Быстрый подсчет показал, что наша скорость в подводном положении составила в целом 14 узлов. Из них 12 с половиной приходились на скорость течения.

Зигман освободил для меня место, и я направил перис­коп на скалу, которая переливалась на солнце радужным цветом, устремившись из зеленого моря в лазурное небо. Сквозь низко стелившуюся дымку я насчитал минимум шесть британских боевых кораблей, стороживших вход в Средиземное море. Я направил окуляры перископа к пра­вому борту и увидел берег Северной Африки, почти пер­пендикулярно возвышавшийся над поверхностью моря. На вершине скалистого утеса близ испанской Сеуты воз­вышался мемориал жертвам гражданской войны. Берега по обе стороны от мемориала таяли в полуденной дым­ке. Я так увлекся зрелищем, что, заметив самолет, успел только крикнуть:

— Срочное погружение на 60 метров, самолет!

Я втянул внутрь длинную трубу перископа и затаился в ожидании. Однако «У-230» успела уйти на необходимую глубину до бомбежки. Вместо главмеха я приготовился считать разрывы глубинных бо.мб. Впрочем, необходимость в этом отпала. Лодка двигалась в безопасной тиши­не. С каждой милей угроза для нас быть обнаруженными уменьшалась. В 22.00 впервые за 12 дней маленькая лам­почка в помещении для капитана была погашена, а тем­но-зеленая занавеска перед его койкой задернута.

Почти через сутки, в 21.30 следующего вечера, «У-230» всплыла. На траверзе светились огни испанского порта Малага. Выбравшись из рубочного люка, я увидел, как за городскими огнями тянутся к серому небу темные горы. Ночь была настолько теплой, что я снял свою кожаную куртку. Затем заработали дизели, и «У-230» пошла вдоль темной горной гряды. Мы провентилировали корпус лод­ки и с гордостью передали в штаб свою первую радио­грамму: «Спецзадание выполнено. Ждем новых указаний. «У-230».

Около часа мы ожидали реакции противника на свой радиосигнал, однако ее не последовало. Незадолго до за­ката пришел ответ из штаба: «Поздравляем с выполнени­ем задания. Следуйте в тулонскую бухту с крайней осто­рожностью. Особые предосторожности на траверзе порта. Следите за подлодками противника».

Мы были готовы к немедленным боевым операциям про­тив союзников, которые снабжали свои войска, интенсив­но эксплуатируя судоходные линии между портами Север­ной Африки и Южной Италии. Нарушить эти коммуника­ции и ослабить давление англо-американских сил на наши войска в Северной Италии было нашей первейшей за­дачей. Поэтому мне показался непонятен приказ штаба о заходе в порт, если он не означал нового спецзадания.

Чтобы добраться до Лионского залива по соседству с Марселем, нам понадобились три ночи движения в над­водном положении на полных оборотах и некоторое число погружений под воду в связи с угрозами с возду­ха. 15 декабря в 01.00 мы сообщили южному филиалу штаба подводных сил о своем предстоящем прибытии. Днем мы ушли под воду на перископную глубину, но вскоре Зигман заметил приближение нашего эскорта.

Через час двадцать минут мы всплыли в 30 метрах от левого борта нервозно маневрировавшего тральщика. Его капитан попросил нас следовать за ним. Нам про­сигналили флажками с тральщика, чтобы мы проявля­ли максимум бдительности, поскольку две недели назад британские подлодки потопили наше судно и подлод­ку. Мы следовали за эскортом, повторяя его зигзаги. Экипаж подлодки выстроился на палубе в спасательных жилетах. У входа в порт нас встретил буксир, который затем перекрыл вход противолодочной сетью, протащив ее от одного пирса к другому.

По мере нашего движения вперед Тулон открывался во всей красе. Под ярким солнцем блестели зеленые горы, красная и зеленая черепица на крышах побеленных до­мов, поржавевшие надстройки нескольких поврежденных французских военных кораблей на приколе. «У-230» ос­торожно продвигалась по бухте мимо двух затопленных французских эсминцев и трех подлодок, стоявших у со­вершенно незащищенного причала. Командир, заметив небольшое скопление людей в морской форме, направил лодку к незанятому причалу пирса. «У-230» остановилась. То, что прежде казалось самоубийственным предприяти­ем, обернулось спокойным безопасным походом. Наше невероятное везение продолжалось.

Представители Двадцать девятой флотилии подвод­ных лодок проявили трогательную заботу о нас. Из Бре­ста были доставлены наш багаж и почта. Было проду­мано все, вплоть до пустяков, чтобы обеспечить нам уют и комфорт. Я собрался было распаковать свой багаж, когда был вызван в комнату капитана.

— Присаживайся, старпом, кури, — предложил мне Зигман. — Я получил из штаба по телетайпу приказ, ко­торый подводит черту под нашей совместной службой. Тебе приказано отправляться в Нойштадт, чтобы пройти подготовку на командира подлодки. Поздравляю тебя.

Прежде чем я смог осмыслить сообщение, Зигман поднялся, пожал мне руку и выразил сожаление, что вынужден со мной расстаться. Он пожелал мне удачи в получении более современной лодки, чем его старушка «У-230».

Все еще не придя в себя, я пробормотал слова благо­дарности за двадцатимесячную службу под его командо­ванием и тоже пожелал ему удачи и новой лодки. Затем мы коротко обсудили проблемы, вытекавшие из внезап­ной перемены обстановки. Большая часть команды «У-230» должна была уйти в продленный отпуск, включая Фридриха и Риделя. Поскольку моя командирская под­готовка не могла начаться раньше 10 января 1944 года, мне очень хотелось позаботиться о команде и провести недельки две в порту, притягивавшем своими достопри­мечательностями.

В свою комнату я вернулся другим человеком. Побла­годарил Всевышнего за то, что он позволил мне дожить до этого дня. Поразмышлял о том, что могло означать мое двойное продвижение по службе, и поклялся сделать все возможное для достижения победы.

18 декабря, через два дня после окончания нашего перехода из Бреста, экипаж лодки была выстроен перед командующим флотилией, который отдал должное на­шим заслугам и наградил орденами и медалями. Когда он прикрепил к моему кителю второй Железный крест, я подумал о своих друзьях, лежавших в стальных гро­бах. К этому солнечному дню декабря 1943 года погибли почти все представители старой гвардии подводников на Атлантическом фронте. Многих новичков уничтожили в Норвежском море, прежде чем они смогли нанести вра­гу потери. То же происходило и в Средиземном море. Последней по времени жертвой была «У-593» под ко­мандованием Колблинга, побывавшего в свое время «гостевым капитаном» на борту «У-557». Его успеш­ная карьера оборвалась после того, как он торпедиро­вал британский эскорт у побережья Северной Африки.

Его лодка попала под бомбежку глубинными бомбами эсминцев США и была отправлена на дно.

То, чего наши подлодки не добились за четыре года, — превосходства на море — союзники приобрели за семь месяцев. Их амбициозная цель —- очистить моря от наших подлодок — была почти достигнута. После жестоких уда­ров летом и осенью у нас осталось лишь небольшое чис­ло подлодок. К декабрю союзники уничтожили 386 на­ших лодок, из которых 237 были потоплены в одном лишь 1943 году.

Зигман и большинство команды «У-230» отправились в отпуск сразу же после получения наград. Я встретился с офицерами, с которыми делил образ жизни на базе и неопределенное будущее. Мои новые друзья познакоми­ли меня с городом и втянули в свою суматошную жизнь. Мы устраивали оргии и вечеринки, которые следовали с нарастающей частотой и отличались все большим буй­ством. Однажды я присутствовал на вечеринке, во время которой парни и девицы купались в ванне, заполненной шампанским. В другой раз сцену устроила молоденькая итальянка, бросившаяся совершенно голой в объятия ар­мейского лейтенанта, после того как была отвергнута сво­им любовником в морской форме.

Как раз тогда, когда теплый климат Лазурного бере­га заставил меня вообразить, будто пришла весна, насту­пило Рождество. Чахлые елки, привезенные с севера и украшенные игрушками и серебряным дождем, странно контрастировали с роскошными пальмами и придавали празднику неестественный вид. В течение недели после Рождества мы, несколько северян, совершили на автобу­се, предоставленном флотилией, турне по южному фран­цузскому берегу. Обилие субтропических цветов, высокие кипарисы и роскошные сосны радовали глаз на марш­руте между курортными городами Лавард, Сент-Тропе и Сент-Максим.

Предновогодний вечер был отмечен театрализованным представлением и шумным застольем в офицерской сто­ловой флотилии. Всю ночь я протанцевал с молоденьки­ми балеринами, забыв о том, что океанские глубины со­дрогаются от взрывов боезарядов, а наши города рушатся под бомбежками союзников.

Мое пребывание в Тулоне завершилось в тот день, ког­да из короткого отпуска вернулся Ридель. Ему не повезло с поездкой. Из-за массированных разрушительных налетов союзной авиации он не смог попасть сразу в свой дом в Богемии и был вынужден значительную часть отпуска про­вести в поездах и в Мюнхене. Я передал свои дела другу, который унаследовал мою должность старпома «У-230». На прощанье предупредил его:

— Будь зорким и чутким, старый лис.

Это был последний раз, когда я видел Риделя. Через год он погиб в последней битве близ Британских ост­ровов во время своего первого и единственного боево­го похода в качестве командира «У-242».