Wundefwaffe

Глава 20

 

На следующий день в 15.30 я зашел в офис Винтера. Сначала он справился о том, как устроились мои подвод­ники. Я сказал, что о них хорошо позаботились.

— Отлично, — произнес Винтер и продолжил: — Те­перь о причине вашего отзыва из похода. Как вы, веро­ятно, уже слышали, верховное командование ожидает в ближайшем будущем высадку союзников на континент. По всем признакам она может состояться в мае.

— Ходят разные версии о том, где они могут высадить­ся. Что-нибудь определенное известно об этом?

— Мне не известно. Возможно, в Норвегии. Полага­ют, что они могут попытаться сделать это на побережье Бискайского залива. Но вероятнее всего, проведут десан­тную операцию на побережье близ Гавра, здесь кратчай­шее расстояние от британских портов. Во всяком случае, нам нужно сохранять бдительность и боеготовность. Ваша лодка будет немедленно отправлена в док. Допустимы лишь самые неотложные ремонтные работы. Уже через десять дней вы получите боевой приказ. К этому време­ни необходимо обеспечить шестичасовую боеготовность лодки. Дальнейшие указания вы получите в этом офисе от старшего офицера штабного подразделения «Запад», когда командование примет решение относительно наше­го контрнаступления.

Вспомнив о беспокойстве Винтера состоянием лодки и команды, я снова закинул удочку на наболевшую тему:

— Вполне вероятно, герр капитан, что выполнение нашего будущего боевого задания потребует оснащения лодки «шнёркелем». Что-нибудь предусмотрено на этот счет?

— Пока не знаю, — ответил он уклончиво. — Про­сто «шнёркелей» больше не поступало. Жаль, конечно, но вам придется обойтись без него, многим другим ка­питанам тоже. Нам придется противодействовать высад­ке союзников тем, чем располагаем.

— Герр капитан, штаб должен понимать, что мы не сможем уверенно выполнять боевые задания без «шнёр­келей».

— Я понимаю вас и сочувствую. Однако не имею пол­номочий изменить ситуацию. Хотелось бы помочь вам, но есть предел и моим возможностям.

Я покинул офис Винтера с твердой решимостью раз­добыть «шнёркель» во что бы то ни стало и оснастить им «У-415» до начала десантной операции союзников. Судя по вооружению противника, которое мы наблюдали в море, его силы вторжения должны были быть столь ве­лики, что ни одна наша подлодка не сможет быть исполь­зована в боевых целях без «шнёркеля». Меня беспокоила мысль о том, как плохо штаб представляет себе масшта­бы боевой мощи союзников и как мало извлекли уроков из наших ужасных потерь начальники в Берлине.

Я отвел «У-415» в сухой док и договорился об объеме ремонтных работ. Затем позвонил на верфи Лориана и Сент-Назера, чтобы справиться о наличии там запасных «шнёркелей», правда, без успеха. Их поставляли в таком мизерном количестве, что оснастили всего лишь семь подлодок, базировавшихся на Брест. Однажды для меня мелькнул луч надежды: один из инженеров дока сообщил, что видел разобранный «шнёркель» в грузовом депо вокзала Монпарнас в Париже. Однако все мои попытки при­обрести и доставить в Брест необходимое оборудование утонули в море бюрократических формальностей. По­степенно я смирился с тем горьким обстоятельством, что придется снова выходить в море без «шнёркеля».

В течение нескольких дней пришли или приковыляли в бухту отдельные подлодки. Они составляли лишь часть тех, которым было приказано вернуться для отражения высадки союзников. За первые четыре месяца 1944 года было уничтожено более 55 наших лодок — около 80 про­центов от вышедших в море. Мизерный тоннаж потоп­ленных за этот период судов не оправдывал понесенных нами потерь. Само сохранение лодок должно было стать первоочередной задачей, поскольку они могли бы послу­жить тысячелетнему рейху, оказавшемуся в смертельной опасности.

С прибытием «У-821» тонкая струйка возвратившихся в порт подлодок иссякла. «У-311» была потоплена на об­ратном пути в порт, «У-392» не удалось встретиться у скал с нашим эскортом, «У-625» и «У-653» потерялись в Бис­кайском заливе, «У-744» и «У-603» пропали, не отправив радиограмм бедствия. В дополнение к лодкам, которые базировались на Брест и предназначенным для укрепле­ния нашей обороны накануне вторжения союзников, к нам были направлены 20 подлодок из Норвегии. И все без «шнёркеля». Экипажи этих подлодок не имели опы­та борьбы с противолодочными средствами противника. Только две из них прибыли в порт назначения. В це-лом в Бресте осталось лишь 15 подлодок — семь из них оснащены «шнёркелями». А мы должны были защи­щать тысячелетний рейх от миллионов союзных десант­ников.

Май наступил в атмосфере благоухания магнолий и сирени. Слабый бриз с океана распространял их на необъятные пастбища Бретани. Когда в начале апреля я покидал побережье, теплый ветерок с юга и отдельные распустившиеся почки порождали только предчувствие прихода весны. За время моего отсутствия деревья по­крылись листвой, зазеленела трава, расцвели цветы, установилась по-летнему жаркая погода.

Персонал верфей круглосуточно трудился под общей бетонной крышей, чтобы отремонтировать и оснастить оборудованием 15 подлодок для выполнения ими наибо­лее важного боевого задания. Торпеды, горючее и продо­вольствие были доставлены на пирс одновременно, что­бы сократить срок их погрузки в лодки. Наши мотористы произвели добровольно массу мелких починок, чтобы обес­печить боеготовность лодок к намеченному сроку.

В то время как спадала активность на верфях и уси­ливалась нервозность в штабных учреждениях базы, про­тивник завершил свою подготовку к огромной десантной операции через пролив Ла-Манш. Он усилил воздушные налеты на порты побережья Бискайского залива, держа ежечасно нас и силы ПВО в напряжении. Каждую ночь эскадрильи самолетов союзников проносились над на­шими базами, усеивая бухты и фарватеры магнитны­ми минами. Каждый день наши тральщики выходили на поиски скрытой под водой плавучей смерти, а скалы по­бережья Брестской бухты отражали эхо от взрывов мин. Многочисленные эскадрильи англо-американских бом­бардировщиков вторгались в небо Франции, системати­чески подвергая бомбардировкам ее территорию, выводя из строя шоссейные и железнодорожные пути, вокзалы, склады, аэродромы, казармы, мосты, деревни и города. Они разрушали прекрасную Францию, которой до сих пор война почти не коснулась.

В один из этих солнечных зловещих дней старший офицер штабного подразделения «Запад» капитан Розинг нанес ожидавшийся визит в компаунд Первой флотилии. Он ознакомил нас с планом штаба по уничтожению де­сантного флота союзников. В роли гостеприимного хозя­ина высокопоставленного гостя и командиров подлодок

Девятой флотилии, базировавшейся на другом конце го­рода, выступал капитан Винтер. Когда мы расселись за столом совещания, я обратил внимание на своих сорат­ников по предстоявшей неординарной операции. Слева от меня сидел мой друг Хайн Зидер, командир «У-984». Справа — Дитер Захсе с «У-413». Кроме них здесь были Тедди Лештен, командир «У-373», Хайнц Марбах с «У-953», Бодденберг с «У-256», Ул с «У-269», Хартман с «У-441», Штарк с «У-740», Буге с «У-629», Кнакфус с «У-821», Мачулат с «У-247», Штамер с «У-354», Бекер с «У-218» и Кордес с «У-763».

Все мы были молоды, преданы делу, полны решимости выиграть сражение, к которому готовились так долго. Во­семь из нас, включая меня, имели свои соображения отно­сительно предстоявшей боевой операции. Однако адмирал Дениц не считал Нужным консультироваться с теми, кому предстояло сделать невозможное — остановить десантный флот, да еще без помощи «шнёркеля».

Участники совещания приготовились слушать. Капи­тан Розинг пригладил на голове свою прическу с просе­дью, как будто выбившиеся волосы мешали ему думать. Он начал говорить только после того, как привел их в порядок.

— Господа, как вы знаете, вторжения союзников мож­но ожидать в любой момент. Вы должны быть готовы выйти в море в любой час. Так как нашей разведке не удалось установить точную дату и место высадки десан­та, я передам вам лишь общие указания. Мы должны быть готовы отразить десанты в любом месте. В Норве­гии содержатся для этого в боеготовности 22 подлодки. Еще 22 сосредоточены на побережье Бискайского за­лива в портах Лориан, Сент-Назер, Ла-Палис и Бордо. Наиболее вероятно, однако, что силы вторжения просто пересекут Ла-Манш и попытаются высадиться на наш берег в 20—50 милях от портов Англии. Тогда в бой при­дется вступить вам. Приказ штаба лаконичен и точен: «Атаковать и топить десантные суда. В качестве последнего средства — таранить корабли противника с целью их уничтожения».

В комнате воцарилась мертвая тишина. Пятнадцать капитанов, опытных подводников, не могли поверить в то, что слышали. Это было явное безумие. Мы яростно сражались в течение нескольких месяцев поражений и потерь за то, чтобы сохранить от гибели подлодки и их команды. Теперь, когда их осталось так немного, штаб предлагает пожертвовать всем, что удалось спасти, без учета продолжения войны. Нелепо использовать под­лодку в качестве торпеды. Неужели мы приобретали боевой опыт и мастерство для самоубийства? Неужели этот бессмысленный жест оправдывает нашу гибель на морском дне?

Я взял себя в руки и спросил эмиссара штаба:

— Герр капитан, значит ли это, что мы должны тара­нить корабли противника, даже если сохранится возмож­ность вернуться в порт за новыми торпедами?

— Приказом предписано таранить. Вот директива, ко­торую мне поручено довести до каждого из вас. Господа, я буду откровенным, У вас, скорее всего, не будет возмож­ности повторить атаку. Вот почему приказано атаковать столь решительно, даже если это означает добровольное самоуничтожение.

Теперь все стало ясно. Он передал смысл и содержа­ние приказа совершенно точно, не оставив нам ничего другого, кроме как действовать по примеру японских камикадзе. Мне пришло в голову, что этот приказ от­ражает понимание штабом безнадежности войны. Но я не осмеливался еще делать выводы из этого заключения.

Хайн Зидер, чья лодка была оснащена «шнёркелем», тоже позволил себе высказаться:

— Я предлагаю в этой связи, чтобы подлодки со «шнёр-келями» были направлены в Ла-Манш именно сейчас, герр капитан. Нам выгоднее атаковать первыми через несколь­ко часов после выхода десанта в море и до его высадки на наш берег.

— Мы не можем позволить себе подвергать свои под­лодки опасности до начала высадки, — возразил наш гость. — Вам будет приказано выйти в море заблаго­временно. Мы располагаем вдоль нашего побережья хо­рошей системой раннего оповещения. Детали будут до­ведены до вашего сведения в момент выхода из порта. Если, господа, у вас имеются еще вопросы, теперь са­мое время их задать.

О чем здесь было спрашивать? Нас учили выполнять приказы беспрекословно. И все же мы, 15 капитанов, обсудили в одностороннем порядке не вполне раскры­тые положения приказа. И пришли к выводу, что сво­бодны в тактических маневрах. Но если встречаем силы вторжения, то атакуем их, пока не израсходуем все тор­педы, затем идем на таран.

Участники совещания покинули место сбора. Каждый уходил, одолеваемый мрачными мыслями. Я удалился в свою комнату, включил радио и попытался расслабить­ся в удобном кресле. Прикинул, что авангарды сил втор­жения не позволят подлодкам, лишенным «шнёркелей», занять выгодные позиции в Ла-Манше, когда десантная операция уже начнется. Я был уверен, что семеро из моих друзей придут к аналогичному выводу. Только семерка подлодок, оснащенных «шнёркелями», имела шансы на успешные атаки сил вторжения. Итак, в лучшем случае наше командование могло рассчитывать на семь подло­док в своих планах по отражению десанта через Ла-Манш. Этим людям будет противостоять — если мои оценки во­енно-морской мощи союзников что-то значат — флот вторжения, состоящий из тысяч транспортов, боевых ко­раблей и десантных судов, не говоря уже о бесчисленных самолетах, которые будут прикрывать десантную опера­цию. Разумеется, семь подлодок не способны остановить такую армаду. Даже надежда на то, что они смогут на­нести союзникам сколько-нибудь значительные поте­ри, была детской иллюзией. Если наша армия и авиация окажутся неспособными остановить вторжение на пляжах приморской полосы и сбросить десант в море, то тогда следует рассчитывать только на то, что Всемилостивей­ший Господь спасет наши души и Германию.

Установка на шестичасовую боеготовность лишала экипажи 15 обреченных подлодок возможности про­гуливаться по городу. Увольнительные отменили. Я по­заботился о том, чтобы отвлечь моих подводников от невеселых размышлений. Автобусные прогулки, пешие экскурсии, игры и состязания заполняли их досуг. Была организована профессиональная учеба. Капитан Винтер делал все возможное, чтобы скрасить нам жизнь. Мы, капитаны, провели солнечные дни на курорте флотилии Ле-Трешер, купаясь в море, загорая, играя в шахматы и бридж с девушками из учреждений морской админист­рации, которые не подозревали о нашем роковом буду­щем. Мы больше не говорили вслух о высадке десанта союзников, но думали о ней постоянно так же, как о нашей неминуемой гибели.

Нам все напоминало о смерти, особенно приспособ­ление для спасения нашей жизни. В один из дней мы увидели, как проходят в Брестской бухте учения подло­док, оснащенных «шнёркелями». Мы, матросы и офице­ры подлодок без «шнёркелей», с черной завистью следи­ли за маневрами своих товарищей. Когда мы наблюдали, как маленькие верхушки «шнёркелей» едва достигают до поверхности моря, оставляя за собой лишь короткий пе­нистый след, нам казалось, что товарищи застрахованы от гибели, нас же смерть не минует.

В воскресенье 28 мая мы, 15 командиров подлодок, были приглашены в дивизию СС посмотреть своими гла­зами, какие принимаются меры для укрепления одного из участков обороны Атлантического вала. На грузови­ках нас доставили к побережью Ла-Манша и продемон­стрировали сложную военную технику, долговременные подвижные огневые точки и укрепления. Пехотные под­разделения провели впечатляющие маневры, показывая различные виды техники, готовящейся к отпору десанта. Дивизию укомплектовали личным составом весьма молодого возраста. Многие солдаты были еще юноша­ми, не достигшими 18 лет, а офицеры — не намного старше. Тем не менее нам показалось, что армия, люф­тваффе и СС были способны подавить десантную опе­рацию в зародыше. Мы вернулись в Брест более спо­койными за судьбу нашей обороны.

Ночью мы зарегистрировали семь вторжений одного и того же самолета противника в небо над Брестской бухтой. На следующее утро, 29 мая, адъютант команду­ющего базой передал указание, чтобы все подлодки ос­тавались на своих стоянках в бункерах до дальнейшего уведомления.

— «Томми» сбросили одну из своих мин как раз пе­ред бункером, — пояснил он мне. — Зенитчик на кры­ше одного из наших зданий заметил место ее падения. Наши тральщики займутся этим. К наступлению ночи бухта будет очищена.

— Ох уж эти «томми»! — воскликнул я в негодова­нии. — Скоро они будут подкладывать свои подарки нам в постель.

Адъютант, конечно, понял, что я имел в виду.

Остаток дня два тральщика вертелись во внутренней бухте у подходов к бункеру, где попали в западню 15 под­лодок. Однако они не обнаружили мины. К вечеру поис­ки прекратились и бухта была открыта для передвижения кораблей. Вопрос был исчерпан: зенитчик оказался жер­твой психоза, которому поддались мы все.

Дни напряженного ожидания перемежались с бессон­ными ночами. Все свидетельствовало о приближении дня высадки союзников — участившиеся воздушные налеты, активизация французского подполья, рост антипатии к нам со стороны местного населения, агрессивность про­паганды на немецком языке британской радиостанции «Кале», максимальная высота прилива в начале июня. 4 июня, когда британская эскадрилья из четырех «ли-берейторов» сделала заход со стороны солнца с целью бомбардировки и уничтожения наших подлодок, защи­щенных бетонным навесом, я понял, что час нашей по­следней битвы очень близок.

И вот наступило пятое число. В ранние утренние часы, когда щебетание птиц еще не умолкло под воздействи­ем жары, я вывел подводников на прогулку. Мы прошли строем по окрестностям Бреста с бодрой песней, которая будила еще спавших французов. Семикилометровая экс­курсия понравилась моим ребятам, она отвлекла их от служебных будней.

После полудня я оставил команду на попечение сво­их офицеров и отправился в город с Хайном Зидером, капитаном «У-984». Около 18.00 мы заглянули в офис, чтобы узнать что-нибудь о десанте союзников. Посколь­ку ничего нового нам не сообщили, мы решили отве­дать на ужин аппетитные блюда в городе вместо тощих бутербродов, подаваемых в баре флотилии. Зашли в один из своих любимых ресторанов, заказали два больших омара и запеченные улитки на закуску. Зидер и я на­слаждались классическим бретонским ужином, но были лишены возможности пообщаться с хорошенькими де­вушками, которые в последнее время стали чересчур за­стенчивыми и несговорчивыми. Я вспомнил Маргариту из Сент-Дени и с горечью подумал о том, что больше никогда не увижу ее.в Париже.

Когда мы вернулись в компаунд базы, он был погру­жен в темноту и тишину. Везде был погашен свет, его обитатели, казалось, спали. Бодрствовали только ночная вахта и дежурные радисты.

Среди ночи я был разбужен шумом от ударов кулаков, колотивших в мою дверь. Дневальный срывающимся от волнения голосом кричал:

— Тревога, союзники наступают, тревога! Через секунду я оказался у двери:

— Где они высадились?

— В Нормандии, высадка в полном разгаре!

Он побежал дальше будить моих друзей.

Я включил свет и взглянул на часы. Они показывали 03.47 — 6 июня 1944 года, С досады подумалось: пока союзники садились на корабли и десантные суда, про­гревали двигатели своих истребителей и бомбардиров­щиков, пересекали Ла-Манш, чтобы нанести нам воз­душный удар, мы безмятежно спали на белоснежных простынях в 200 милях от места, где должны бы сейчас находиться.

В возбужденном состоянии я натянул на себя воен­ную форму и не стал бриться. Дело оставалось за ма­лым. Я неторопливо собрал свои вещи, аккуратно сло­жил их и положил в шкаф. Засунул в грудной карман моей зеленой форменки зубную щетку и тюбик пасты. Надел китель и закрыл комнату. Спустился вниз по ле­стнице и, выйдя из здания, отправился в бетонный бун­кер. Мой час настал. Я больше не вернусь.

Когда я пересек сходни, команда моей лодки уже вы­строилась на палубе для переклички. Старпом доложил:

— Герр обер-лейтенант, команда в сборе. Подлодка к походу готова.

Я приподнял козырек своей фуражки и осмотрел ше­ренгу подводников:

— Вольно, ребята. Вы знаете, что противник уже вы­садился на наш берег или высаживается сейчас. Поме­шать ему мы больше не можем. Но в наших силах пресечь новые поставки оружия и подкрепления высадившимся десантникам. Мы сделаем все возможное. Приготовьтесь к выходу в море. Все по местам.

Не было необходимости говорить им всю правду. Что касается моей команды, то для нее этот поход должен был быть таким, как обычно.

Я шагал по палубе, ожидая сигнала к выходу в море. Рядом стояла «У-629», которой командовал Буге. С ним я опустошил немало бутылок вина в Ле-Трешер, ког­да мы попадали в полосу беззаботной жизни и развлечений. Хотя от последнего боя нас отделяло лишь не­сколько часов, мы обменялись тем не менее улыбками и добрыми пожеланиями. Затем я продолжил вышаги­вать по палубе. Уходили минуты. Прошел час. Наконец медленно миновала ночь.

Когда над побережьем Нормандии забрезжил новый день, крупнейшая из всех десантных операций шла пол­ным ходом. Огромный флот — свыше четырех тысяч де­сантных судов с 30 дивизиями союзников на борту, 800 эсминцев, крейсеров, линкоров, боевых кораблей других классов — приближался к побережью Европы, которое подверглось огневому налету десятью тысячами самоле­тов противника. Дивизии парашютистов сыпались с неба за оборонительными линиями наших войск, а бесчислен­ные планеры высадили там солдат, танки, пушки и бое­припасы.

Пока французская земля содрогалась от взрывов мил­лионов бомб и гранат, пока первые волны десантников уничтожались концентрированным огнем оборонявших­ся, пока только несколько сотен наших самолетов подни­мались в небо, а сопротивление нашей пехоты и боевой техники медленно ослабевало под ударами с воздуха и мо­ря, — 15 подлодок простаивали в ожидании под навесом бетонного убежища в Бресте, еще 21 подлодка удержива­лась в портах на побережье Бискайского залива и 22 ос­тальные оставались в безопасности в фиордах Норвегии.

В 10.00 приказа к выходу в море все еще не поступи­ло. Командование не проронило ни слова. Наши парни вынесли на палубу радиоприемник, чтобы послушать но­вости. Сообщалось о героическом сопротивлении наших армий и о том, как они сбрасывали десантников обратно в море. Звучали фанфары и военные марши, призванные внушить населению, что величайшая битва обязательно завершится нашей полной победой. Команды 15 подло­док, приведенные в состояние наивысшей боевой готов­ности, приветствовали эти новости и отбивали на палубе чечетку в такт военной музыке.

Теперь приказы отдавались и отменялись в течение не­скольких минут. Постепенно смятение возрастало. Под­лодки в полдень все еще стояли у пирса. Слухи и ложные тревоги следовали друг за другом как молодые бычки во время панического бегства.

В 14.40 нам, 15 капитанам, было приказано явиться в офис Винтера. Стояла мертвая тишина, когда Винтер вру­чал каждому из нас приказ в запечатанном конверте. Я вскрыл свой голубой конверт, развернул листок бума­ги красного цвета, которая содержала запоздалые указа­ния Льва, Всматриваясь в строку телетайпа, я похолодел. Буквы наползали одна на другую. Я все прочел: «У-415» выйти в море в полночь и следовать в надводном по­ложении на полных оборотах к побережью Великобрита­нии между мысом Лазард и пунктом Хартланд. Атакуйте и уничтожайте транспорты противника».

Приказ был еще более безумным, чем тот, что посту­пил из штаба ранее. Он требовал от меня и семерых моих друзей, тех, чьи лодки не были оснащены «шнёркеля-ми», оставаться на поверхности моря и следовать без всякой защиты к южному побережью Британских ост­ровов в то время, когда небо почернело от тысячи са­молетов, а море кишело сотнями эсминцев и сто­рожевых кораблей. Совершенно очевидно, что нам не удалось бы спастись от гибели до того момента, когда представилась бы возможность таранить транспорты в британских портах.

Семи подлодкам, оснащенным «шнёркелями», повез­ло больше. Им было приказано следовать в погруженном состоянии в район, где происходило вторжение союзни­ков. Медленное продвижение под водой отчасти отсрочи-~ вало их неизбежную гибель.

Капитан Винтер ходил бледным и угрюмым. Он креп­ко пожал руки командирам, с которыми подружился. Он сделал все, что мог, чтобы наши последние дни на су­ше были сколько-нибудь приятными и содержательными. Большего сделать он был не в состоянии.