Глава 2. Рождение проекта: от 30К к 30бис

 

В 1942 году работы по проекту 30 передаются ЦКБ-17, в декабре закан­чивается его корректировка. Кроме уси­ления корпуса и более широкого применения электросварки в корпусных конструкциях, откорректированным проектом предусматривались изменения в вооружении: добавлялись шесть 37-мм автоматов 70-К, а 76,2-мм артсистема 39-К заменялась на 92-К (85/52 пушки в габаритах той же башенноподобной установки); вместо пятитрубных тор­педных аппаратов 2-Н, производство которых не начиналось, решили уста­новить трехтрубные — типа 1-Н. Доступ к технике союзников и работы отече­ственных ученых позволили поставить вопрос о вооружении наших кораблей радиолокационными станциями, уже прочно утвердившихся в своих правах на английских и американских эсмин­цах. Противолодочное вооружение «тридцаток» должны были усилить бом­бометы и гидроакустические станции. В результате всех изменений стандарт­ное водоизмещение корабля выросло до 2200 тонн, а расчетная скорость полного хода (при мощности механизмов 54 тысячи л.с.) снизилась до 34,5 узлов. Неизбежное значительное ухудшение остойчивости пришлось компенсировать укладкой в междудонном пространстве 100 тонн твердого балласта и установкой боковых килей. В июле 1943 года от­корректированный проект утверждается совместным решением НКВМФ и НКСП, и начинаются достроечные ра­боты на одном корабле. Как уже гово­рилось, до 22 июня 1941 года на воду успели спустить 5 корпусов «тридцаток». Это были «Огневой» и «Озорной», стро­ившиеся на заводе № 200 в Николаеве, а также «Отличный», «Образцовый» и «Отважный» — на заводе № 190 в Ленинграде. Летом 1943 года «Отлич­ный», наименее пострадавший от артоб­стрелов и бомбежек, имел общую техническую готовность около 40%, но для его достройки необходимо было разыскать и вернуть на завод эвакуи­рованное корабельное оборудование. На стапеле завода имени А.А.Жданова уцелели еще два корпуса, остальные были разрушены при обстрелах и ра­зобраны. Изготовленные конструкции «тридцаток» использовались при восста­новительном ремонте эсминца «Сторо­жевой» проекта 7-У, лишившегося носовой части до первого котельного отделения в результате взрыва торпеды 27 июня 1941 года. Идея «соединить «тридцатку» с «улучшенной семеркой» принадлежала, вероятно, уполномочен­ному ГУК ВМФ в Ленинграде А.К.Усыскину. Ситуация на судостроительных заводах была такова, что восстановить «Сторожевой» в первоначальном виде не представлялось возможным: не было необходимого металла, «свободной» артустановки Б-13. Но на Балтийском заводе, у стенки которого стоял «Сто­рожевой», и на заводе имени А.А.Жда­нова имелись корпусные конструкции и отливки «тридцаток» и башня Б-2ЛМ. Проект восстановления разработало КБ Балтийского завода под руководством С.А.Базилевского. На малом западном стапеле завода 28 июля 1942 года за­ложили новую носовую оконечность, которую предстояло собрать до района 58—72 шпангоутов, где она должна была сопрягаться с корпусом «Сторо­жевого». В начале октября ее спустили на воду и отбуксировали к плавучему доку Канонерского судоремонтного за­вода. В этом доке «полэсминца» состы­ковали с новой носовой оконечностью. Носовую надстройку изготовили также по проекту 30, свое место на полубаке заняла башенная артустановка. Коман­дир «Сторожевого» капитан 2 ранга В.Р.Новак ухитрился разыскать в воен­но-морском училище имени Фрунзе комплект ПУС, который установили на корабль. 1 мая 1943 года «Сторожевой» уже проходил на Неве ходовые испы­тания. Он остался единственным в своем роде, так как подобные эксперименты допустимы были только в суровых ус­ловиях осажденного города. Достройку же полноценного корабля решили про­изводить на Черном море.

«Огневой», заложенный под наиме­нованием «Опасный» 20 августа 1939 года и спущенный на воду поздней осенью следующего, в августе 1941 года — к моменту оставления Николаева советскими войсками — вместе с одно­типным «Озорным» стоял в достроечном бассейне завода. 13 августа заводские буксиры вывели их в Южный Буг и начали буксировку вниз по реке. На «Огневом», имевшем более высокий процент технической готовности, перед самым уходом успели смонтировать зе­нитную установку 39-К (без ПУАЗО).

Ведя огонь «на испуг», «Огневой» из­бежал потопления немецкой авиацией на переходе в Севастополь, куда он благополучно прибыл 17 августа. Осенью 1943 года корабль перевели из Поти, где в устье реки Хопи стояли законсервированные недостроенные ко­рабли, в Батуми, где в то время дей­ствовала достроечная база завода № 201 (Севастопольского Морзавода). В Батуми доставили собранное по всей стране недостающее оборудование и вооружение, и ранней весной 1945 года «Огневой» уже был готов к испытаниям. 22 марта на корабле, которым коман­довал капитан 2 ранга П.А.Бобровников, состоялась церемония подъема военно-морского флага. Единственный новый эсминец послужил испытательной плат­формой для новой техники: осенью на его борту прошли государственные ис­пытания корабельной РЛС обнаружения воздушных целей «Гюйс-1 Б» и станции управления огнем 130-лш артиллерии «Редан-2».

Тот факт, что до окончания войны был достроен только один эсминец, имеет несколько объяснений. Во-пер­вых, это крайне ограниченные возмож­ности промышленности, потерявшей в начале войны часть металлургических, машиностроительных и судостроитель­ных мощностей и нуждавшейся в их восстановлении. Во-вторых, вполне объяснимое желание флота получать новые корабли, в проектах которых был бы полностью учтен опыт войны и устранены недостатки предшественни­ков (на конец 1947 года перечень раз­личных решений по усовершенствова­нию проекта 30 насчитывал уже около 30 пунктов). Однако справедливость требует отметить, что выданная флотом формулировка требований к послевоен­ному эскадренному миноносцу являла собой довольно точный «портрет» до­военной «тридцатки» — корабль нор­мальным водоизмещением около двух с половиной тысяч тонн, вооруженный четырьмя 130-мм орудиями, восемью 37-мм автоматами и двумя пятитрубными торпедными аппаратами (отсутст­вие упоминаний о 76,2- или 45-мм зенитной артиллерии свидетельствует о том, что надежды на ее эффективность не оправдались). Новизна требований флота заключалась лишь в увеличении до 4 тысяч миль дальности плавания экономическим ходом и в 15-мм бро­нировании борта и верхней палубы, а также в уменьшении до 36 узлов ско­рости полного хода. Такие требования появились в результате работы комиссии из ведущих специалистов Военно-мор­ской академии, которой приказанием НКВМФ от 6 января 1945 года пору­чалось определить качественный и ко­личественный состав послевоенного флота. Занимавшаяся миноносцами под­комиссия контр-адмирала Добротворского обосновывала необходимость двух подклассов: «эсминцев с мощным торпедно-артиллерийским вооружением, большой мореходностью и значительной дальностью плавания», которые пред­назначались для Тихоокеанского и Се­верного флотов, и «малых миноносцев для стесненных районов Балтийского моря и Тихоокеанского театра». При­мечательно, что спустя два десятилетия вновь прозвучала мысль о целесообраз­ности создания кораблей с учетом спе­цифики морского театра, высказывав­шаяся применительно к советскому фло­ту еще в середине двадцатых годов, но не получившая тогда развития. Прак­тика доказала, что проектировавшиеся по «усредненному» заданию для закры­тых театров «семерки» не вполне под­ходят к условиям Севера и Дальнего Востока (но та же практика и опровер­гала рациональность такого подхода — например, трудно предсказуемыми за­ранее межтеатровыми перемещениями кораблей. Кроме того, этому препятст­вовала сложившаяся в СССР уже в на­чале тридцатых годов централизованная система проектирования).

В 1946 году принимается решение достроить по проекту, которому было присвоено обозначение 30К, десять ко­раблей: четыре — на заводе № 190 , один — на заводе № 200, три — на заводе № 199 в Комсомольске-на-Амуре и два — на заводе № 402 в Молотовске. Первым — 29 сентября 1947 года — был сдан «Осмотрительный» заводом № 402. Со вторым кораблем молотовского завода произошла исто­рия, дающая представление о том вре­мени. Заложенный под наименованием «Охотный», он после исключения из списков Тихоокеанского флота эсминца «Сталин» (типа «Новик») в декабре 1946 года был назван именем вождя, что, естественно, накладывало на завод особую ответственность. Уже при за­вершении проводившихся в экстренном порядке испытаний на эсминце про­изошла авария турбин, устранение по­следствий которой потребовало бы немало времени. Поэтому «втайне от начальства» оформили приемный акт и, отрапортовав в Москву о вступлении в строй эсминца «Сталин», его отбукси­ровали на один из островов в Белом море, где корабль благополучно' про­стоял несколько лет. Ленинградские за­воды сдали флоту четыре эсминца. Завод имени А.А.Жданова осенью 1948 года завершил постройку «Отличного», «От­важный» и «Одаренный» достраивались заводом имени Марти, «Образцовый»

— Балтийским. При достройке эсминцев проекта 30К использовалось поставлен­ное союзниками электрооборудование и вспомогательные механизмы. Корабли показали себя неплохими ходоками — «Отличный» на испытаниях развил ско­рость более 39 узлов при мощности механизмов 59800 л.с. Эсминцы проекта 30К активно прослужили на флотах около 10 лет, но, за редким исключе­нием, не оставили о себе воспоминаний. «Осмотрительный» получил печальную известность в марте 1952 года, при маневрировании на входе в Кольский залив врезавшись форштевнем в корму крейсера «Чапаев». Об этом происше­ствии командующему Северным флотом адмиралу В.И.Платонову пришлось до­кладывать самому Сталину. В 1958 году «Осмотрительный» был переклассифи­цирован в корабль-цель, а в следующем — стал плавказармой (ПКЗ—27). Даль­невосточные «Внушительный», «Вынос­ливый» и «Властный», как и четыре балтийских корабля, находились в строю до середины пятидесятых, а черномор­ский «Озорной» уже в 1949 году был передан болгарскому флоту, где он прослужил под названием «Георгий Ди­митров» до 1961 года.

Достройка десяти кораблей по про­екту 30К, на которую флот (по воспо­минаниям Н.Г.Кузнецова) согласился из опасения остаться в случае начала войны без новых эсминцев, являлась вынужденным шагом — судостроитель­ная промышленность не могла сразу перестроиться на выпуск принципиально новых кораблей, соответствующих со­временному уровню развития техники ВМФ. Планы послевоенного развития флота, предполагавшие массовую пост­ройку эсминцев, строились в расчете на новые корабли, в максимальной сте­пени вобравшие в себя опыт прошедшей войны. Этот опыт подсказывал, что классы лидеров и эсминцев фактически слились в один, а значение универсаль­ной артиллерии резко возросло, тогда как наличие мощного торпедного воо­ружения оставалось скорее данью тра­диции, нежели объективной необходи­мостью. Скорейшего внедрения в новые проекты требовало развитие радиоло­кационной техники, пришедшей на сме­ну артиллерийской оптике. Наконец, сталинские планы создания мощного океанского флота приводили к мысли о необходимости кардинального совер­шенствования энергетики эсминцев для достижения требуемой дальности пла­вания — главным образом, за счет повышения экономичности ГЭУ. Раз­рабатывавшиеся во время войны эскиз­ные проекты эсминцев с универсальной артиллерией (проекты 37, 40) были оторваны от реальных возможностей промышленности, фактически оставав­шейся на довоенном уровне (башенные установки Б-2ЛМ, «итальянская» энер­гетика, устаревшие ПУС, составлявшие основу проектов 30 и 30К). Однако ссылка на производственные ограниче­ния врядли могла служить оправданием строительства морально устаревших ко­раблей в глазах командования совет­ского ВМФ. Принципиальные разно­гласия с промышленностью по поводу подлежащего постройке по программе военного кораблестроения на 1946— 1955 годы проекта эсминца не вышли за пределы спора двух наркоматов. При рассмотрении проекта программы у Сталина в конце сентября 1945 года адмирал Н.Г.Кузнецов настаивал на не­обходимости строительства «больших эсминцев», подразумевая под этим тер­мином океанские корабли водоизмеще­нием около четырех тысяч тонн, вооруженные универсальной артилле­рией. Сталин, ссылаясь на реальные возможности производственной базы и упрекнув Кузнецова в нежелании «при­слушаться к промышленности», требо­вал ограничиться «обычными кораб­лями», необходимое количество кото­рых он определил в 250 единиц. В гигантской кораблестроительной про­грамме, предусматривавшей строительство нескольких линкоров, десятков тя­желых крейсеров и даже авианосцев, пункт об эсминцах играл явно второ­степенную роль. Однако на практике в первую очередь начиналась именно до­стройка заложенных до войны «трид­цаток», за которыми последовали бы новые эсминцы. Согласившись с НКСП по поводу завершения строительства эсминцев по проекту 30К, ВМФ тре­бовал, чтобы начиная с 1950 года су­достроители поставляли флоту только новые корабли этого класса. Упорство Н.Г.Кузнецова в споре с Судпромом стоило ему поста Главнокомандующего ВМС. «Победивший» НКСП «провел» правительственное постановление об утверждении технического проекта «эс­кадренного миноносца проекта 30 вто­рой серии», вышедшее 28 января 1947 года.

В проекте, получившем обозначение 30бис и разрабатывавшемся по приня­тому еще 8 октября 1945 года совме­стному решению флота и промышлен­ности № 134707, сохранялся состав вооружения, механизмов, основного оборудования и устройств «тридцатки», но корпус проектировался заново. Не­обходимо было его уширение для по­вышения остойчивости, толщина наружной обшивки была увеличена в соответствии с изданными в 1944 году «Требованиями к выполнению расчетов прочности конструкций корпуса надвод­ных кораблей», а сами конструкции проектировались сварными и приспо­сабливались для секционной сборки. Переход на цельносварные корпуса был возможен при условии освоения металлургической промышленностью выплавки специальной судостроитель­ной низколегированной стали с хорошей свариваемостью. Марганцовистая сталь марки 20Г, применявшаяся до войны для изготовления клепаных корпусов, не обладала этими свойствами. Метал­лурги разработали сталь марки СХЛ, но ни процесс ее изготовления, ни технология сварки еще не были отра­ботаны. Планировавшаяся огромная се­рия эсминцев — 188 кораблей по уточненной программе — требовала ос­воения судостроительными заводами прогрессивных методов постройки.

Приказом МСП в апреле 1946 года филиал ЦКБ-17 на заводе № 190, созданный для обеспечения строительства эсминцев и сторожевых кораблей, преобразуется в ЦКБ-53, начальником которого назначается Ю.Г.Деревянко, Главным инженером — В.А.Никитин. Исполняющим обязанности Главного конструктора проекта 30бис был утвер­жден А.Л.Фишер. Строительство кораб­лей серии должно было осуществляться на четырех заводах: № 190 в Ленин­граде, № 200 в Николаеве, № 199 в Комсомольске-на-Амуре и № 402 в Молотовске. За проектированием и по­стройкой головного корабля от ВМС наблюдал инженер-подполковник А.Т.Ильичев. Разработка договорного технического проекта завершилась в конце 1946 года, 28 января следующего года упомянутое выше постановление Совета Министров СССР № 149-75 утвердило основные тактико-техниче­ские элементы эсминца.

В корпусной части проекта конструк­торы ЦКБ-53 учли опыт немецкого кораблестроения, ознакомиться с кото­рым позволяла как трофейная техни­ческая документация, так и изучение германских эсминцев, доставшихся СССР по репарациям. Конструкция кор­пуса «тридцаток-бис» весьма напомина­ла «немцев», в строительстве которых сварка использовалась в максимальном объеме уже в 1937—1938 годах. Уроки «семерки» также не прошли даром — корпус эсминца полностью набирался теперь по продольной системе. Доля массы металлического корпуса в на­грузке корабля увеличилась по сравнению с проектом 30 почти в полтора раза. Теоретический чертеж корпуса, спро­ектированный специалистами ЦНИИ-45 по данным ЦКБ-53, позволял рассчи­тывать на получение неплохих море­ходных качеств. Значительный подъем палубы полубака к форштевню, до не­которой степени ухудшавший диаграмму углов обстрела носовой башни, обещал значительно уменьшить заливаемость. Небольшой подъем был сделан и для палубы юта. Форма кормовой оконеч­ности, заимствованная у немецких эс­минцев проекта 1936-А, позволяла при сохранении просторной палубы юта обеспечить в районе конструктивной ватерлинии и в подводной части приемлемые с точки зрения ходкости и удобства эксплуатации на задних ходах обводы. Носовые обводы корпуса по сравнению с довоенным «эталоном» — теоретическим чертежом «Ansaldo» для проекта 7 — несколько приполнили для улучшения всхожести на волну, изме­нив форму шпангоутов в нижней части и увеличив развал бортов. С трудно­объяснимым упорством отечественные специалисты по ходкости продолжали и после войны игнорировать бульбовые обводы, позволяющие уменьшить со­противление формы, а следовательно — при неизменной мощности на валах — повысить скорость хода. Как выяс­нилось, бульбовые обводы применя­лись и на немецких эсминцах, причем немецкие конструкторы удачно вписали в «каплю» оригинальное шпиронное ус­тройство для постановки параванов (за неимением иных объяснений можно предположить, что причиной отказа «на­шей науки» от бульбовых обводов было то, что их изобретателем по праву считался эмигрировавший во Францию русский корабельный инженер В.И.Юркевич. Для больших кораблей «обводы Юркевича» были впервые применены на французском трансатлантическом лайнере «Normandie» и на линкорах типа «Dunkerque»). На «тридцатках-бис» интересно отметить возвращение к «штанам» гребных валов, впервые в отечественном кораблестроении приме­ненным для достижении максимальной скорости хода на лидере проекта 1. Использование такой формы выкружек гребных валов в проекте 30бис, как и в довоенном проекте 30, вероятно, объ­яснялось желанием использовать не только благоприятное влияние «штанов» на обтекание кормовой оконечности, но и их стабилизирующий эффект при бортовой и килевой качке. В таком случае вполне объяснимо отсутствие в обоих проектах боковых килей, поя­вившихся на перегруженных кораблях более ранней постройки уже в процессе эксплуатации.

Изменилась на эсминце проекта 30бис конструкция носовой надстройки. Она получила площадку на первом ярусе для дополнительного 37-мм автомата, а закрытый ходовой мостик, признанный по опыту войны весьма неудобным для управления кораблем при отражении атак воздушного противника, уступил место открытому. Защиту от ветра пред­полагалось осуществлять способом, под­меченным на немецких кораблях — при помощи специального ветроотбойного козырька, создающего восходящий по­ток воздуха, который экранирует нахо­дящихся на мостике от встречного воздушного потока. Фок-мачта, на ко­торой должны были монтироваться ан­тенны РЛС, стала трехногой, появилась и такая же грот-мачта. Вместо трех­трубных торпедных аппаратов 1-Н, ус­танавливавшихся на эсминцах проекта 30К, корабль получил созданные спе­циально для «тридцатки-бис» пятитрубные аппараты ПТА-53-30бис.

Корпус сохранил традиционную для большинства представителей класса эс­минцев полубачную архитектуру. Сем­надцать главных поперечных переборок (доходящих до верхней палубы) делили корпус на 18 водонепроницаемых отсе­ков. Непотопляемость обеспечивалась при затоплении любых двух смежных отсеков. Корабль имел палубу полубака, оканчивавшуюся на 78 шпангоуте, не­прерывную верхнюю палубу, нижнюю палубу и платформу в носовой и кор­мовой оконечностях и двойное дно на протяжении машинных и котельных от­делений. Все соединения поясьев на­ружной обшивки, полотнищ переборок и настилов палуб, элементов набора выполнялись сварными, за исключением клепаного соединения верхней палубы с бортом, обделочных угольников над­стройки и съемных конструкций наклад­ных листов. Сохранение клепки для наиболее напряженных частей корпуса являлось разумной предосторожностью, основанной на чужом опыте: американ­цы, получив первые результаты эксплу­атации цельносварных корпусов эсминцев типа «Benson», ввели в кон­струкцию сварного корпуса кораблей типа «Fletcher» клепаные соединения пазов и стыков наружной обшивки в районе миделя.

Расположение механической установ­ки по эшелонной схеме не изменилось по сравнению с проектом 30 (в 1940 году ее «непреложность» была подвер­гнута сомнению — НТК ВМФ реко­мендовал проектным организациям изучить компоновку механических ус­тановок немецких эсминцев, где при­менялось линейное расположение с промежуточным отсеком между машин­ными и котельными отделениями. Од­ним из преимуществ такой схемы является меньшая длина валопровода носовой машины). ГТЗА «ТВ-6» мак­симальной длительной мощностью 30 тысяч л.с., проектировавшиеся под ру­ководством Главного конструктора Л.А.Шубенко-Шубина, изготавливались ленинградским Кировским заводом. И турбины, и редукторная передача прин­ципиально ничем не отличались от ис­пользовавшихся на кораблях проектов 7 и 7-У. Главные паровые котлы «КВ-30», представляли собой усовершенст­вованные довоенные котлы типа «7-У-бис». Вырабатываемый ими пар на входе в турбину имел давление 27 кг/см2 и температуру 350—370 граду­сов. Проектировались корабельные па­рогенераторы в Специальном конст­рукторском бюро котлостроения (СКБК) Балтийского завода коллек­тивом под руководством Г.А.Гасанова, П.Д.Дегтярева и И.Д.Белоусова, изго­тавливались они там же — на Балтий­ском заводе. Пар для бытовых нужд вырабатывался вспомогательным котлом типа «КВС». На новых эсминцах уста­навливались унифицированные кора­бельные турбовентиляторы «ТВК-У» повышенной производительности (22000 м3/час), разработанные Невским машиностроительным заводом имени Ленина и опробованные на кораблях проекта 30К. Эти турбовентиляторы обладали высоким уровнем шума — свыше 120 дБ в машинном отделении. Электроэнергетическая установка корабля выполнялась на, постоянном токе. Она состояла из двух турбогенераторов мощностью по 150 кВт, двух дизель-генераторов по 75 кВт и 25-киловаттного стояночного дизель-гене­ратора. Энерговооруженность зарубеж­ных эсминцев, электроэнергетические установки которых вырабатывали пере­менный ток, была значительно более высокой: на немецких кораблях типа 1936-А — 550 кВт, на американских типа «Fletcher» — 680 кВт. Переход на переменный ток, предлагавшийся еще в 1934 году в проекте эксперименталь­ного эсминца и впервые реализованный в нашей стране на «Страшном» проекта 7-УЭ уже после окончания войны, был осуществлен на серийных кораблях проекта 56 лишь в середине пятидесятых. Корабельные устройства и системы по сравнению с проектом 30К практи­чески не изменились. Сохранилась при­нятая еще для «семерок» общая компоновка шлюпочного и якорного устройств. Облегченное якорное устрой­ство с палубными полуклюзами, заим­ствованное из итальянской морской практики тридцатых годов, потеряло свои преимущества, так как по требо­ваниям командиров кораблей масса становых якорей была значительно увеличена — до 2250 кг. Наличие же на палубе полубака выступающих за габариты корпуса элементов устройства способствовало брызгообразованию при ходе на волнении. Корабельные плавс­редства состояли из одного моторного командирского катера «М-3», одного десятивесельного моторного рабочего катера и одного шестивесельного яла. Позднее эсминцы укомплектовали жест­кими спасательными плотиками, уста­навливавшимися на втором котельном кожухе. В нашем флоте эти спасатель­ные средства впервые появились на лидере «Ташкент», их наличие было отмечено и на всех немецких эсминцах. Удивительно, но факт: при испытаниях головного корабля проекта 30бис вы­явилась совершенно неудовлетворитель­ная мореходность командирского катера «М-3» (повторилась история с катером «семерок»).

Система водяного пожаротушения «тридцаток-бис», сохраненная без прин­ципиальных изменений по сравнению с «тридцатками», конструктивно, по оцен­ке специалистов, была выполнена «даже хуже, чем на старых кораблях».

Жилые помещения для 286 членов команды располагались на корабле тра­диционно. Каюты офицеров находились на верхней палубе под полубаком и в носовой надстройке, где также была оборудована офицерская кают-компа­ния. Помещения старшин размещались в отдельном отсеке в корме на нижней палубе, там же имелась кают-компания старшинского состава. Семь отдельных кубриков команды — четыре в носовой и три в кормовой части корабля — находились на нижней палубе.

Анализируя проектные решения, можно обнаружить целый ряд примеров, иллюстрирующих ориентацию советских кораблестроителей на использование опыта германского кораблестроения в некоторых разделах проекта 30бис. За­имствования эти сыграли как положи­тельную роль — например, газовая система пожаротушения, впервые уви­денная нами еще до войны на эсминцах проекта 1936-А, так и отрицательную. Последнее можно с определенностью сказать о съемных трехъярусных койках в кубриках команды. Немецкие мо­ряки при стоянке эсминцев в базе жили в береговых казармах, поэтому суровая практичность оборудования помещений команды на корабле для них являлась нормой. Традиции нашего флота: «ко­рабль — дом». Об этом проектанты, видимо, позабыли, отведя матросу всего 1,25 кв. м площади кубрика. Учитывая техническую политику копирования лучших образцов военной техники Гер­мании, проводившуюся в первые по­слевоенные годы по прямому указанию Сталина, заимствование технических решений следует признать закономер­ным. Ссылка на немецкие эсминцы, не имевшие универсальных орудий глав­ного калибра, могла стать в спорах НКСП и НКВМФ аргументом в пользу сохранения неуниверсальных артустановок Б-2ЛМ на «тридцатках-бис». Од­нако более реальная основа упорства «промышленников» — подготовлен­ность производственной базы для массо­вого выпуска освоенных еще до войны артустановок и ПУС, объективно уже давно устаревших и не отвечавших тре­бованиям времени. А ведь на Научно-исследовательском морском артилле­рийском полигоне с 1946 года уже испытывался опытный образец универ­сальной 130-мм башенной установки БЛ-109, на которую флот возлагал большие надежды. Воспитанные сталин­скими методами руководители промыш­ленности прекрасно понимали, что в случае невыполнения гигантской после­военной кораблестроительной програм­мы полетят их головы. Поэтому серийные эсминцы могли получить толь­ко «проверенную», освоенную заводами технику: турбины, котлы, артиллерию, приборы. Никаких экспериментов — ставки слишком высоки! Было только одно исключение — новая сталь, но тут уж ничего не попишешь: без ши­рокого применения современных мето­дов сварки запланированные темпы постройки недостижимы, а без новой стали проблематично добиться качества корпусных работ.

В целом же эскадренные миноносцы проекта 30бис, как единственный тип боевого надводного корабля крупносе­рийной постройки, основные проектные решения которого вырабатывались до начала Второй мировой войны, вполне справедливо будет сопоставить с аме­риканским эсминцем типа «Fletcher». Он современен «тридцатке-бис» по фи­лософии проекта и сравним по массо­вости постройки. Но при этом не следует забывать, что вступление в строй эс­минца «Fletcher» и головного корабля проекта 30бис разделяют семь с поло­виной лет, из которых три года при­шлись на войну.