Wundefwaffe

Скапа-Флоу

 

Британские власти не разрешали сходить на берег немецким морякам даже для корот­кой прогулки. Сообщение между кораблями германской эскадры было также запрещено. Многочисленным вооруженным дрифтерам, служившим в качестве судов охраны обшир­ного рейда, был дан приказ, ввиду предупреждения перемещения личного состава с одно­го германского корабля на другой, открывать огонь по всякой шлюпке, спущенной с лю­бого из кораблей Рейтера. После прибытия интернированного флота к месту его пребы­вания на германских кораблях было произведено сокращение экипажей — до 200 офице­ров и матросов на линейных крейсерах, 170 на линкорах, 60 на лёгких крейсерах и 30-40 на эсминцах. Все остальные были отправлены на пароходе в Германию.

7 января 1919 г. в Скапа-Флоу из Киля прибыл «Баден». Перегон сверхдредноута на при­соединение к интернированной германской эскадре был осуществлён под нажимом допол­нительных требований союзников, посчитавших его достойной заменой недостроенному ли­нейному крейсеру «Макензен». Сопровождавший бывший флагманский линкор кайзеров­ского флота легкий крейсер «Регенсбург» забрал с него большую часть экипажа и 16 января вернулся назад в Вилыельмсгафен.88 Для немцев вновь потянулись унылые серые будни...

Помимо смертельной тоски и ужасающего однообразия их силы ослабляла недостаточ­ная и почти несъедобная пища. Согласно условиям перемирия, провизия на интернирован­ный флот поступала из Германии, где и так ощущался острый недостаток в продуктах питания, и германские корабли в Скапа-Флоу снабжались родиной очень скудно, продукты к тому же приходили в ужасном состоянии. Мясо и овощи попадали на корабли в испор­ченном виде, хлеб прибывал отчасти заплесневевшим и пропитанным морской водой. Мо­ряки британских сторожевиков отворачивались, проходя мимо германских кораблей, на палубах которых раскладывался этот провиант для просушки. По их свидетельству, такие продукты были непригодны даже для того, чтобы отправить их на корм скоту. Чтобы хоть как-то протянуть, на интернированных кораблях в ход пошли небольшие неприкосновен­ные запасы продовольствия, а затем матросы на них принялись даже ловить рыбу и чаек.

Настроение моряков германского флота было в общем довольно подавленным. В но­ябре 1918г., вскоре после восстания, когда Флот Открытого моря последний раз вышел из Вильгельмсхафена держа курс на север, матросы, со свойственным немцам оптимиз­мом надеялись, что к Рождеству их увидят возвращающимися в родные порты. Герман­ские моряки поначалу полагали, что британцы встретят их, свергших власть «ответствен­ных за войну тиранов», с распростертыми объятьями «как братьев». Немцы действитель­но верили, что в Англии вспыхнет революция вскоре после прибытия сдавшегося флота, и эта надежда жила у них вплоть до марта 1919г.

Опубликование британскими газетами условий мирного договора пробудило герман­ских моряков от этой спячки и заставило их быстро понять, что они ещё очень далеки от всемирного братства наций, о котором мечтали. Однако ознакомление с условиями мира повлияло на личный состав кораблей неодинаково. Некоторые из матросов под впечат­лением этого изменили свои взгляды и снова сделались такими же патриотами, какими они были в 1914 и 1916 гг., большинство же под влиянием этих новостей ушло в лагерь социалистов-радикалов.

Несмотря на то, что обстановка на большинстве кораблей оставалась удовлетворитель­ной, патриотическое настроение многих матросов было подавлено. Лидеры радикально настроенного большинства старались убедить моряков, что условия мира были потому так жестоки, что новое правительство Германии предало революцию и находилось под влиянием трусливых и эгоистичных индивидуалистов. В силу этого они объясняли, что не обязаны больше служить такому правительству, поскольку теперь уже не состоят на дей­ствительной морской службе и являются гражданами и «свободными рабочими».

Хотя офицеры и старались убедить матросов в том, что их точка зрения и доводы нео­сновательны, социалистам удалось приобрести немало сторонников на борту каждого ко­рабля. Их агитация вызвала в середине мая 1919г. беспорядки на флагманском «Фридрихе дер Гроссе». Возмущение было подавлено в течение двух дней с помощью подошедших к борту дредноута двух британских эсминцев и высадившихся на него вооруженных команд со сторожевиков, при этом даже обошлось без кровопролития. После этого происшествия адмирал Рейтер со своим небольшим штабом перебрался на лёгкий крейсер «Эмден».

В конце мая все эти события укрепили решение командующего эскадрой отослать по­ловину из почти 5000 остававшихся на кораблях матросов в Германию. Рейтер считал это решение единственным выходом, хотя знал, что не может рассчитывать на пополнение эвакуированных людей. Англичане одобрили этот план. Известие об отправке на родину вызвало бурную радость на борту германских кораблей. Трудно было найти доброволь­цев, которые остались бы на борту кораблей, и соответствующее количество команды пришлось оставлять приказом, хотя среди старшин и унтер-офицеров добровольцев ока­залось даже больше, чем было нужно.

В середине июня в Скапа-Флоу пришли два транспорта, чтобы захватить всех, кого на­значили на возвращение в Германию. Все офицеры оставались на борту интернирован­ных кораблей. На линкорах и линейных крейсерах оставалось по 50-60 добровольцев, на лёгких крейсерах и эсминцах по 30-40. 19 июня 1919 г. в два часа пополудни германские транспорты вышли из Скапа-Флоу, увозя свыше 2700 человек.

Непосредственной связи интернированного флота с Германией не было, поскольку ан­гличане демонтировали радиостанции со всех кораблей. Поэтому германское правитель­ство не могло непосредственно сноситься с командующим флотом. Весь обмен информа­цией между ними проходил через британские власти.

В тот же день, когда транспорты со списанными матросами вышли в море, все остав­шиеся надёжные команды получили письменный приказ адмирала Рейтера пустить свои корабли на дно. Некоторые получили этот приказ даже несколько раньше. Любопытно, что этот крамольный приказ был развезён на германские корабли ничего не подозревав­шим английским дрифтером, который служил в качестве почтового судна и один раз в день перевозил почту с флагманского корабля Рейтера на остальные корабли. В приказе германского адмирала давались детальные инструкции о сигналах, о принятии мер безо­пасности и об отношении к британцам. Технические детали затопления были предостав­лены на усмотрение командиров кораблей.

В письменных предписаниях Рейтер объяснял причины, которые побудили его при­нять решение затопить флот. В понедельник 23 июня перемирие кончалось. Если в этот день мир не подписывался, а адмирал Рейтер был уверен в этом, поскольку условия его были совершенно неприемлемы, было более чем вероятно, что англичане безотлагатель­но откроют враждебные действия и захватят германские корабли. В силу этого его обя­занностью было не допустить, чтобы эскадра попала в их руки неповрежденной. Герман­ский флот не мог ни защищаться, ни уйти в открытое море, следовательно, оставалась единственная возможность не допустить этого захвата —затопить весь флот.

По получении распоряжений адмирала на борту всех кораблей произошли одинако­вые сцены. Командиры кораблей собрали свои небольшие команды и объявили о реше­нии командующего, подробно останавливаясь на его доводах. Это известие всеми без ис­ключения было встречено с энтузиазмом. Немедленно приготовили к открытию подвод­ные торпедные аппараты и кингстоны, а спасательные шлюпки — к спуску. Личный со­став германских кораблей как будто переродился. Приказ адмирала воодушевил даже тех, кто до этого не отличался особой лояльностью; теперь же все преисполнились реши­мостью спасти хотя бы честь их бывшего непобедимого флота.

21 июня 1919 г. было ярким солнечным днём. На темно-голубом небе взошло солнце, и лёгкий западный ветерок слегка рябил поверхность моря. Сторожившие германский флот линкоры британской I линейной эскадры вице-адмирала Сиднея Фримантла снялись с якоря в 9 час. утра и двинулись в море на проведение учебных торпедных стрельб, вскоре за ними последовали эсминцы — все кроме трёх, стоявших на ремонте (на одном из них можно было даже развести пары). Таким образом, теперь ничто не мешало проведению распоряжений адмирала Рейтера в жизнь. Весь вопрос был теперь в том, отдаст ли он при­каз сегодня или будет ждать до понедельника 23 июня, когда истекал срок перемирия. Все глаза были устремлены на сигнальный рей флагманского линкора. Согласно приказу, на носу и в корме каждого германского корабля было по сигнальщику. Первый же из них, кто прочитал сигнал флагмана, должен был передать его командиру своего корабля, который, в свою очередь, передавал сигнал следующему, и так далее по всей линии.

В 11 час. 20 мин. на сигнальных фалах «Фридриха дер Гроссе» взлетел сигнал: «Все на­верх!». Десять минут спустя последовало второе распоряжение: «Одиннадцатый параграф сегодняшнего приказа — подтверждение». Это безусловно означало, что следовало вы­полнить приказ о затоплении, заключавшийся в одиннадцатом параграфе распоряжений Рейтера, и каждый корабль, отрепетовав сигнал, должен был показать, что он им понят.

Тотчас же началось большое возбуждение среди сигнальщиков, передававших эти сиг­налы от корабля к кораблю. Британские вооруженные дрифтеры, постоянно курсирую­щие между германскими кораблями, всё ещё не могли понять, что происходит. На гер­манских кораблях, стоявших в центре линии, ещё продолжали активно сигнализировать, когда «Фридрих дер Гроссе» начал стремительно крениться на левый борт. На остальных кораблях эскадры в это время открывали торпедные аппараты, конденсаторы и все кинг­стоны. Штоки забортных клапанов ударами кувалд изгибались так, что их нельзя было закрыть, рукоятки и маховики кингстонов выбрасывались за борт. Теперь уже ничто не могло спасти германский флот. Вода стремительно хлынула в чрева стальных гигантов, команды бросились к шлюпкам. В этот момент на кораблях эскадры в последний раз взвился германский военно-морской флаг.

События быстро следовали одно за другим. На германских дредноутах ревели сирены, на нескольких линкорах корабельные оркестры играли гимн «Германия превыше всего». Боль­шинство больших кораблей быстро погружались в воду, часть из них кормой, задрав форш­тевни высоко над водой. Многие линкоры и линейные крейсера при гибели переворачива­лись вверх днищем. Уходящие на дно гиганты являли собой апокалиптическое зрелище. Их исполинские туши заваливались на борт, переворачивались вверх килем, шлюпки и катера сыпались в воду, шлюпочные краны отрывались, мачты со страшным скрежетом переламы­вались. Внутри уходящих на дно левиафанов стоял глухой грохот: орудийные установки срывались с оснований, сорвавшиеся с фундаментов механизмы крушили все на своем пути, паровые котлы взрывались. Выходящий воздух вздымал фонтаны воды, холодное море, вса­сываемое в бездонные стальные утробы, заставляло издавать их чудовищные звуки.

«Байерн» и «Баден», стоявшие на якорях ближе всех к флагманскому линкору Рейтера «Фридрих дер Гроссе», оперативно приступили к выполнению последнего в их короткой боевой судьбе приказа. «Байерн», находившийся на более глубоком месте, чем его собрат, принимал воду через кормовые траверзные торпедные трубы, а также многочисленные кингстоны и заборные патрубки машинно-котельных отделений, и быстро садился кор­мой. Его главный шлюпочный кран левого борта, сорвавшись со стопоров, развернулся перпендикулярно борту и раскачивался из стороны в сторону. Несколько чудом сделан­ных в этот момент фотографий передают весь драматизм гибели огромного корабля. Когда орудия четвёртой башни погрузились в воду, форштевень линкора поднялся высо­ко вверх и из клюза левого борта вывалился и повис низко над водой массивный якорь. «Байерн» уходил на дно кормой, все глубже оседая в воду и кренясь на левый борт. На га­феле линкора продолжал развиваться императорский военно-морской флаг, а на ноке фо­ка-рея — сигнал адмирала фон Рейтера, призывающий к последней, самоубийственной жертве. Вскоре нос ещё выше поднялся из воды, и корабль, потеряв остатки продольной остойчивости, грузно повалился на левый борт. В 14 час. 30 мин. огромный линкор, пере­вернувшись вверх днищем, пошел на дно Скапа-Флоу одним из последних германских дредноутов — лишь «Дерфлингер», «Гинденбург» и «Маркграф» из последних сил боро­лись с потоками воды, чтобы вскоре разделить судьбу остальных германских кораблей.

Гибель «Бадена» происходила не так эффектно, как уход с поверхности моря его со­брата. Открытых торпедных аппаратов на нём оказалось недостаточно, чтобы быстро за­полнить корабль водой. «Баден» погружался медленно. Очнувшиеся от оцепенения анг­личане перебили на нём подрывными патронами якорные цепи, завели буксирные концы и принялись тащить линкор на мелководье в бухту Сванбистер. Там линкор и сел окон­чательно на дно, причем его полубак возвышался над водой.

В это время эскадра вице-адмирала Фримантла вернулась в Скапа-Флоу и стала на якоря. Из спасательных шлюпок с германских кораблей образовались четыре длинные колонны, которые шли на буксире у четырёх британских сторожевиков вдоль всей воз­вратившейся эскадры. В полдень 22 июня британская эскадра снялась с якоря и пошла в Инвергордон, перевозя моряков германского флота, теперь уже в качестве военноплен­ных, в лагерь для их содержания на берегу, куда в качестве охраны был отряжен баталь­он колониальных стрелков. Перед этим командиров германских кораблей доставили на борт флагманского британского линкора «Ривендж». Их выстроили на юте по левому борту под охраной вооружённого караула морской пехоты, в то время как напротив, по правому борту, выстроился британский командный состав. Адмирала Рейтера и началь­ника его штаба вывели из рядов и поставили перед строем германских офицеров. По­явился британский командующий Фримантл и, с трудом сдерживая ярость, прорычал сквозь зубы: «Честные моряки всего мира неспособны на подобный поступок, за исклю­чением, разве, ваших людей». Смысл его дальнейшей речи заключался в том, что герман­ский адмирал действовал «как изменник», совершивший «деяние, которое нельзя расце­нить иначе как предательство». Логика этих слов при менее трагичных обстоятельствах могла бы показаться смехотворной, и сам Фримантл, поостыв впоследствии от былой ярости, заявил: «Я не могу не испытывать симпатии к фон Рейтеру, который сумел со­хранить достоинство, оказавшись не по своей воле в чрезвычайно затруднительном и ос­корбительным для его чести положении». В то время, когда британский флагман метал на борту «Ривенджа» на голову германского адмирала громы и молнии, Рейтер лаконич­но ответил, что во всем происшедшем виноват лишь он один, и, помедлив, добавил, что всякий британский морской офицер, поставленный в подобное положение, поступил бы также».

В Германии весть о гибели когда-то гордого флота от рук собственных команд вызва­ла шквал эмоций. В стране, раздавленной статьями Версальского мира, едва ли не каж­дый был готов согласиться со словами отставного адмирала Хиппера, который, узнав о потоплении германскими моряками своих кораблей, сказал, что «истинно германский дух не угас». И поэтому когда в январе 1920 г. фон Рейтер и 1860 его бывших подчинён­ных вернулись домой, их встречали как героев.