Январский дебют

Новый, 1904 г., не принес потепления во взаимоотношениях России и Японии. Уступчивость русских дипломатических представителей на переговорах о разделе сфер влияния на Дальнем Востоке в Токио расценили (и не без оснований) как явное проявление слабости Российской империи, убеждавшее японское правительство в реальной возможности решить все спорные вопросы военным путём.

Этому способствовала и международная внешнеполитическая обстановка, в частности отношение к событиям в Азии ведущих мировых держав - Франции, Германии, США, в чьи планы отнюдь не входило усиление России. Провозглашенный ими "нейтралитет" фактически давал понять Японии, что ей не стоит опасаться выступления объединённой коалиции государств, а заключенный в 1902 г. союз с могущественной Великобританией (несомненная победа японской дипломатии ) сулил кроме того солидную политическую и военную поддержку. Сознавая, что более благоприятного момента для начала войны не будет, официальный Токио 23 января 1904 г. объявил о разрыве дипломатических отношений с Россией, а утром следующего дня командующий японским флотом вице-адмирал Х.Того получил секретный приказ императора о выходе в море с одновременным разрешением захвата "по праву военной добычи" русских торговых судов.

Между тем в Порт-Артуре - главной базе русской эскадры Тихого океана -обстановка оставалась относительно спокойной. Как вспоминал впоследствии один из офицеров, "настроение у личного состава было обыденное, хотя все разговоры только и вертелись около могущих быть событий. Обсуждалась возможность войны, затянутость переговоров... Всё это, однако, так приелось и стало надоедать, что в кают-компаниях высказывались за устройство штрафов со всякого, кто заведет разговор о войне...". В её приближение не верили и на "Баяне", хотя вольнонаёмный буфетчик крейсера, француз Орвиллон со ссылкой на знакомых японцев неоднократно предупреждал офицеров о готовящейся атаке эскадры.1

И всё же неопределённость внешнеполитической обстановки настоятельно потребовала принятия эффективных мер по предупреждению возможного нападения. Однако из-за традиционной боязни провокаций решили ограничиться с 19 января ежедневным назначением "дежурных по освещению" кораблей, пары дозорных миноносцев (для наблюдения за подходами к внешнему рейду) и дежурных крейсеров, главной обязанностью которых являлось "быть в постоянной готовности к выходу".

Роковая ночь с 26 на 27 января 1904 г. застала русскую эскадру на внешнем рейде, стоящей на якоре в четыре линии, из которых самую удалённую от берега составляли крейсера. По диспозиции крайним правым кораблём в ней был "Баян", далее на ост от которого с интервалами в 2 кб располагались "Диана", "Паллада" и "Аскольд".

26 января в 23 час. 35 мин. вахтенный офицер "Ретвизана" лейтенант А.В. Развозов в лучах прожекторов обнаружил два японских миноносца, идущих в атаку. Сигнал к её отражению совпал с грохотом мощного взрыва - одна из торпед попала в броненосец. Через три минуты подобная же участь постигла "Цесаревич", а спустя ещё некоторое время японцам удалось торпедировать "Палладу".

Беспорядочный заградительный огонь русских кораблей тем не менее сорвал две последующие атаки на эскадру, положение которой усугублялось ещё и неудачной диспозицией - из 16 боевых единиц стрелять могли лишь семь, а остальные из-за боязни поразить своих фактически бездействовали. Не открывал огня и "Баян", с которого, по сообщению командира, "в течение всей ночи ни одного миноносца не видели". Оставшееся до рассвета время прошло в напряженном ожидании новых атак, однако неприятель появился лишь утром следующего дня. В 8 час. 27 января на горизонте показались японские крейсера "Титосе", "Такасаго", "Касаги" и "Иосино", идущие в кильватерном строю от Ляотешаня на ост - 3-й боевой отряд под командованием контр-адмирала С. Дева, посланный к Порт-Артуру для выяснения обстановки.

Приближение противника было замечено с дозорного крейсера "Аскольд", находившегося мористее эскадры и незамедлительно поднявшего сигнал "Вижу неприятеля на зюйде". Почти одновременно с ним в 8 час. 05 мин. этот же сигнал был отрепетован "Баяном", "Палладой" и "Новиком", командир которого запросил разрешения атаковать. Инициатива энергичного капитана 2-го ранга Н.О. Эссена была поддержана вице-адмиралом О.В. Старком и вскоре на фалах флагманского броненосца "Петропавловск" затрепетали на ветру сигнальные флаги - "Крейсерам атаковать неприятеля". Выполняя это распоряжение, "Аскольд" повернул в море и в сопровождении "Баяна" двинулся на противника.

Сближение длилось недолго. Предполагая наличие неподалеку главных сил японцев, русский флагман принял решение выходить в море всей эскадрой, приказав крейсерам вернуться. Снятие с якорей не заняло много времени - уже к 8 час. 35 мин. все уцелевшие после ночного нападения корабли были на ходу, после чего колонна крейсеров, лидируемая "Баяном", вновь двинулась за неприятелем, а эскадренные броненосцы в кильватерном строю направились вслед за "Петропавловском" на ост. Однако время было упущено - японцы уже скрылись за горизонтом, вследствие чего на "Баян" было передано приказание "Не удаляться", а затем и вовсе "Следовать за адмиралом". В 9 час. 15 мин. эскадра последовательно повернула на обратный курс и, достигнув внешнего рейда, вновь в полном составе встала на якорь за исключением крейсера "Боярин", посланного "на разведки" к Ляотешаню.

Между тем японский отряд, выполнив свою задачу, повернул на зюйд и спустя некоторое время присоединился к главным силам Соединённого флота, находившимся примерно в 20 милях от Порт-Артура. Вскоре все три отряда в составе шести эскадренных броненосцев и десяти крейсеров (в том числе шести броненосных), построившись в одну кильватерную колонну, взяли курс на норд-вест.

Их приближение было вовремя замечено крейсером "Боярин", после короткой перестрелки (было выпущено три 120мм снаряда из кормового орудия) начавшим отход к крепости. Сигнал дозорного корабля "Вижу неприятеля в больших силах", своевременно принятый, тем не менее застал русскую эскадру врасплох - корабли стояли на якорях, а сам флагман незадолго перед тем съехал на берег для доклада наместнику. Оценив всю опасность обстановки, оставшийся за командующего его флаг-капитан А.А. Эбергард приказал крейсерам 1 ранга и "Новику" идти на подкрепление "Боярина", а броненосцам "сниматься с якоря всем вдруг", выстраиваясь затем в кильватерную колонну "не соблюдая номеров".

Сразу же после снятия с якоря на "Баяне" пробили боевую тревогу и корабль во главе крейсерского отряда, шедшего в кильватер, начал сближение с показавшимся на горизонте противником. В 11 час. 15 мин., когда расстояние между противоборствующими отрядами уменьшилось до 29 кб, последовал первый залп 12" орудий японского флагмана, нацеленный по сгруппированной на тесном рейде русской эскадре, вслед за которым "необыкновенно сильный по количеству выбрасываемого металла" огонь открыли и остальные корабли. Условия начальной фазы сражения были весьма выгодны для противника - южная часть горизонта была подёрнута мглой, а невысокое зимнее солнце слепило глаза русским комендорам. Большим "подспорьем" врагу стало и неудачное расположение кораблей эскадры, благодаря чему японцы смогли, определив расстояние, не прицеливаться "в тот или другой наш корабль, но поражать ограниченную площадь маневрирования..., засыпая снарядами ближайший ко входу в порт сектор, причем снаряды его ложились между судами, пролетали через Золотую гору и прямо в проход, попадая в город и даже в суда, стоявшие в бассейне".2

Вслед за первыми выстрелами японцев в ответ загрохотали и орудия "Баяна", г сосредоточившего огонь артиллерии левого борта по японскому флагману "Микаса". Одновременно, чтобы не мешать стрельбе снимавшихся с якоря русских кораблей, крейсер дал ход вперёд, и, не прекращая огня, повернул затем на параллельный с неприятелем курс. Неравный поединок единственного броненосного крейсера с многочисленным противником длился недолго - в 11 час. 30 мин. в сражение вступила уже вся русская эскадра, наконец-то построившаяся в кильватерную колонну и повернувшая на ост для боя на контркурсах. Спустя четверть часа японские корабли, ослабив огонь, легли на зюйд, а еще через 10 минут "вследствие быстро увеличивавшегося расстояния" прекратили стрельбу и русские орудия.

После поворота противника влево "Баян", перенеся перед этим огонь сначала на головной корабль 2-го отряда (броненосный крейсер "Идзумо"), а затем на "Иосино", шедший в колонне концевым, увеличил ход, ожидая приказа о преследовании, однако поднятый на "Петропавловске" сигнал "Построиться в кильватерную колонну, "Баяну" вступить на свое место" заставил крейсер вернуться.3

Преследование отходящего противника не входило в планы вице-адмирала О.В. Старка, считавшего основным достижением в этом бою "уклонение сильнейшего неприятеля от продолжения сражения". Тем не менее, сам флагман полагал вполне вероятным его возвращение для новой схватки, в связи с чем корабли продолжали маневрирование малыми ходами на рейде, а с наступлением вечера "Аскольд", "Баян", "Диана" и "Забияка" вместе с канонерскими лодками и миноносцами вышли к Лютин-Року для ночной охраны эскадры. В том же составе подобное крейсерство было предпринято и на следующую ночь, а утром 29 января, ввиду отсутствия неприятеля и ухудшения погодных условий, крейсерам было приказано возвратиться в гавань для исправления повреждений.

Бой 27 января стал своеобразным дебютом для экипажа "Баяна". В течение 40 минут комендоры крейсера выпустили по врагу 288 снарядов (28 8", 100 6" и 160 75мм), добившись по словам очевидцев нескольких удачных попаданий.4 Из-за значительной дистанции стрельба велась главным образом фугасными снарядами и лишь когда расстояние до неприятеля на короткое время сократилось до 19 кб, обе 8" башни крейсера выпустили по два бронебойных. В ответ корабль получил 9 попаданий - почти четверть от общего числа снарядов, полученных русской эскадрой в тот день. Большинство из них пришлось в надводную кормовую часть корпуса и лишь один снаряд разорвался у ватерлинии, повредив левый бортовой коффердам вблизи каюты трюмного механика.3 Чуть было не привели к взрыву попадания осколков в кранец 75мм патронов на верхней палубе, но по счастливой случайности от их ударов снаряды просто "отвалились от гильз и порох в гильзах сгорел без взрыва".6

Один снаряд среднего калибра разорвался при ударе в борт у кормового 6" каземата. Влетевшими внутрь осколками был выведен из строя практически весь расчёт орудия из пяти человек за исключением матроса 1-й статьи П. Адмалкина, продолжавшего в одиночку вести огонь. Всего же в течение боя потери экипажа составили четверо убитых нижних чинов, а также 37 раненых (в том числе двое офицеров - лейтенант А.А. Попов и прикомандированный к флоту артиллерийский поручик В. Самарский).

Несмотря на ощутимые потери во время ночной атаки японцев и практически "ничейный" результат дневного столковения с неприятелем, действия личного состава эскадры в первые часы войны были высоко оценены императором Николаем II. Многие офицеры были награждены боевыми орденами, а командиры "Баяна" и "Новика" капитаны 1-го ранга Р.Н. Вирен и Н.О. Эссен - золотым оружием "за храбрость".7

Не обошла монаршая милость и нижних чинов. Так, на "Баяне" знаками отличия Военного ордена первыми были удостоены матрос 1-й статьи П. Адмалкин и строевой квартирмейстер Н. Печерица, который, получив тяжёлые ранения, отказался идти на перевязку и не покинул своего поста у кормового флага до конца боя.8 Устранение боевых повреждений, согласно рапорту командира крейсера, заняло на "Баяне" двое суток и к исходу 1 февраля корабль снова был в строю.9