Ла-Сейн — Порос

 

Путь "Цесаревича" от Ла-Сейн к малоиз­вестному островку Порос близ Пирея (не пу­тать с о. Парос в Эгейском море) был первым шагом в сложнейшей операции, в которой русское Морское министерство рассчитывало перехватить инициативу в затянувшейся воен­но-дипломатической тяжбе с Японией. Этот ос­тровок помнил знаменитое (480 год до нашей эры) Саламинское сражение греков и персов, он в 1827 г. служил базой действовавшей при Наварине эскадры Л.П. Гейдена.

Отсюда в 1895 г. начала свой путь эскад­ра Средиземного моря контр-адмирала С.О. Ма­карова. Тогда, соединившись в Чифу, две эс­кадры сумели продиктовать Японии путь мир­ного урегулирования конфликта двух держав.

Нечто подобное, возглавив формировав­шийся на Балтике отряд подкреплений, должен был теперь сделать и "Цесаревич". Но теперь, фатально проиграв Японии в развертывании программы нового судостроения и сосредото­чения морских сил на Дальнем Востоке — несмотря на приход в Порт-Артур летом 1903 г. отряда контр-адмирала Э.А. Штакельберга, думать приходилось уже не о превосходстве, а сохранении хотя бы зыбкого равновесия. Заняв прочные позиции, японцы теперь вели себя на переговорах все более вызывающе. Отряд "Цесаревича" был последним усилием России, еще надеявшейся спасти мир на Дальнем Востоке.

Предполагалось, что отряд возглавит ко­мандующий эскадрой Средиземного моря контр-адмирал П.П. Молас, державший свой флаг на броненосце "Император Николай I" (именно он возглавил в 1895 г. русские "Со­единенные эскадры" в Чифу). К нему вместе с "Цесаревичем" должны были присоединиться вышедшие 25 июля из Кронштадта броненосец "Ослябя" и крейсер "Баян" (он успел побывать на родине после постройки во Франции). Этот состав, определенный "высочайшим" докладом по ГМШ от 8 июля, позднее пополнили крей­сера "Аврора", "Дмитрий Донской" (переобо­рудован под учебный корабль Тихоокеанской эскадры) и "Алмаз" (яхта-крейсер адмирала Е.И. Алексеева), эскадренные миноносцы типа "Буйный" и четыре 150-180-тонных номерных миноносца.

Поразительно, но стратеги под "шпицем", по-прежнему уповая на число, а не на качество, не захотели присоединить к "Цесаревичу" (пусть даже с риском что-то доделывать в пути) проходивший в это время испытания в Крон­штадте броненосец "Император Александр III".

Но два главных вершителя судеб флота — Ф.К. Авелан и З.П. Рожественский — были видимо, слишком опьянены счастьем неожидан­но пришедшего к ним (из-за смерти П.П. Тыртова) продвижения к вершинам власти и в высоких подвигах во славу отечеству необхо­димости не видели. И броненосец, который мог усилить отряд едва ли не на половину, продол­жал оставаться во власти бесконечно-нетороп­ливой достроечной рутины в Кронштадте. Это была вторая стратегическая ошибка, допущен­ная министерством накануне войны.

Командование отрядом, переменив наме­рения, поручили помощнику начальника ГМШ контр-адмиралу А.А. Вирениусу. Он имел спе­циальные наставления З.П. Рожественского, имевшие целью принудить И.К. Григоровича к ускорению сдаточного процесса в Ла-Сейн. Взять на себя подобную же неблагодарную заботу в Кронштадте (чтобы ускорить рабо­ты по "Императору Александру III") З.П. Рожественский не захотел. Ему было удоб­нее управлять флотом по телеграфу. Недоделок на "Цесаревиче", конечно, было очень много, и офицеры, только еще при­бывшие на корабль, были далеки от его пол­ного освоения. Но и времени до полного сбо­ра отряда в Средиземном море (о походе в Рос­сию уже не думали) тоже было достаточно. Все теперь зависело от офицеров и от готовности фирмы осознать серьезность положения русских заказчиков.

Первым помощником командира в этом был старший офицер. В редком для этой дол­жности лейтенантском чине (с 1891) эту долж­ность занимал Дмитрий Петрович Шумов (1861-1906). В 1893 г. он окончил по 1 разряду мин­ный офицерский класс, имел опыт плаваний и службы в 1883-1885 гг. на фрегате (крейсере 1 ранга) "Минин" и в 1892-1895 гг. — на крей­сере "Адмирал Корнилов".

Главнейшие специалисты, от которых за­висели боеготовность и безопасность корабля, также были в лейтенантских погонах. По тем временам это означало наличие уже достаточ­ного служебного опыта. Старший штурманский офицер Сергей Васильевич Драгичевич-Никшич. Ему было 32 года, и он только что окон­чил морскую академию. В 1893-1897 гг. плавал на крейсере "Память Азова". Старший артил­лерийский офицер Дмитрий Всеволодович Ненюков, 34 года, в 1900 г. окончил артилле­рийский класс по 1 разряду, В 1892-1895 гг. плавал на крейсере "Адмирал Корнилов", в 1897—1899 гг. — "Память Азова". Старший минный офицер Владимир Константинович Пилкин (1869-1950), 34 года (по-видимому, сын известного адмирала), окончил в 1901 г. минный офицерский класс (1 разряд). В 1892-1896 гг. и в 1898-1899 гг. служил на крейсере (кли­пере) "Разбойник". Младший минный офицер (1 разряда) Алексей Алексеевич Щетинин, 27 лет, в 1897, 1898, 1900, 1901 служил на крейсе­ре "Светлана", в 1901-1903 гг. — на минонос­це № 120. Ревизор Алексей Федорович Дани­лов, 31 год, был чистый "строевик" (классов не кончал, в 1896-1899 гг. плавал на крейсере "Крейсер"). Младший артиллерийский офицер Николай Николаевич Азарьев 27 лет, прибыл на "Цесаревич" только в октябре. В 1897-1900 гг. плавал на крейсере "Владимир Мономах" и в 1900 — на четырех номерных миноносцах (таков был уже тогда офицерский недокомп­лект). Второй младший артиллерист мичман Борис Оттонович Шишко прибыл в октябре. Вахтенный начальник Юлий Георгиевич Гадд, 21 год, Лев Андреевич Бабицын, 24 года, и Ки­рилл Платонович Гильтебрант, 20 лет, окон­чили морской корпус только в 1902-1903 гг. Вах­тенный начальник Александр Николаевич Сполатбог, 23 года, 1904 г. успел окончить штур­манский класс, в 1901-1902 гг. плавал на бро­неносце "Император Николай I", в 1902 г. на крейсере "Владимир Мономах", в 1902-1903 гг. на миноносце № 119 (во время первой миро­вой войны — оператор в штабе командующе­го Балтийским флотом). Младший штурманс­кий офицер Борис Андреевич Вилькицкий (1885-1961), 18 лет, пришел на "Цесаревич" прямо с корпусной скамьи, счастливо начав свою вы­дающуюся карьеру. С "Осляби" уже в пути при­шлось перевести на корабль вахтенными офи­церами таких же молодых мичманов Михаила Васильевича Казимирова и Льва Александро­вича Леонтьева.

Так в канун войны продолжал являть себя буквально лихорадивший флот катастрофичес­кий недокомплект офицеров. Так же обстояло дело и с матросами-специалистами. В почти поголовно неграмотной России их подготовка постоянно отставала от потребностей флота. То же было и с офицерами-механиками и матро­сами-специалистами машинных команд.

История состоявшихся в 1902 и 1903 гг. плаваний в Порт-Артур новейших броненосцев "Победа" и "Ослябя", практически вышедших из строя из-за неумения машинных команд и острейшей нехватки опытных инженер-механи­ков, должны были бы, наконец, обнажить всю остроту проблемы. Но все эти "телячьи нежно­сти" пониманию карьерных адмиралов — Ф.К. Авелана, В.П. Верховского, З.П. Рожественс­кого и других — были просто недоступны. "Жаль, что сам справиться не может, а неопытность команды вещь обыкно­венная", — так с высоты сво­его Олимпа отозвался З.П. Рожественский на крик души мо­лодого механика с "Осляби", чуть ли не в одиночку мета­вшегося среди трех машин своего нового и увы совсем не­знакомого корабля.

Нечто подобное грозило и "Цесаревичу". Бюрократия не хотела считаться даже с обычно соблюдавшейся тради­цией несменяемости офицеров-механиков и приобщения их к своему кораблю во время по­стройки. Но слишком уж ла­комыми были командировки под солнце лазурного берега. Ими наделяли избранных, от них отвращали недостойных. Непостижимо, но на построй­ку "Цесаревича" его штатные офицеры начали появляться лишь в последние дни сдаточ­ных хлопот, когда знакомить­ся с техникой и осваивать ее было поздно. Проклятый все­ми мыслящими офицерами морской ценз продолжал ду­шить и уродовать флот.

Но ГМШ имел свои пра­вила прохождения службы. И потому калифами на час про­мелькнули прибывшие еще в 1899 г. на постройку лейте­нант князь А.В. Путятин, ко­торый позднее был в Цусиме на "Авроре", и еще в 1900 г. числившийся артиллерийским офицером корабля лейтенант Ф.В. Римский-Корсаков 2-й. Назначенный старшим офице­ром "Цесаревича" (1..900-1902 гг.) он затем пе­реводится на ту же должность на броненосец "Петропавловск". Сюда он и унес весь опыт освоения новейшего корабля, на котором ему служить не позволили.

Еще большей насмешкой над здравым смыслом была командирская должность, в которой капитан 1 ранга А.Р. Родионов состоял на "Баяне" в 1899-1902 гг. Но командовать кораблем он и не собирался. В декабре 1902 г.. получив чин контр-адмирала, он продолжал службу в качестве начальника отдела сооруже­ний ГУКиС. В нарушение традиции старшим механиком корабля не стал и наблюдающий по механизмам Д.А. Голов. Он предпочел вернуться на свое место делопроизводителя и функ­ционера МТК, а механиком стал второй на­блюдающий Н.В. Афанасьев, чей опыт не был столь полным. Но он был сыном В.И. Афа­насьева (1843-1913) и этим все решилось.

Недолгим был опыт изучения корабля только что прибывшими Ф.А. Яковлевым и М.Д. Жуковым. Они уже в октябре покинули корабль, а их место заняли, начав изучать броненосец заново уже во время плавания на Восток, инженеры П.А. Федоров, В.К. Корзун и А.Г Шплет. Ветераном корабля вместе с Н.В Афанасьевым остался к концу похода только минный (вначале трюмный) механик М.С. Коробков.

Лишь ценой огромного напряжения, обу­чаясь сами и обучая матросов-специалистов об­ращению с новейшими механизмами, механи­ки во главе с Н.В. Афанасьевым сумели избежать тех горестных приключений, которые на пути в Тихий океан пришлось пережить "По­беде", а затем и "Ослябе".

А бюрократия продолжала резвиться. Уже в Суэце пришел срок списания в запас 9 мат­росов-специалистов, из которых двое были "для прохождения службы" присланы из Кронштадта накануне выхода "Цесаревича" в плавание из Тулона. И это при том, что на корабле не хва­тало 28 таких специалистов, то есть тех, кто мог самостоятельно обслуживать технику и оружие. По этим причинам И.К. Григорович, чтобы избежать риска, на время всего плава­ния предпочитал идти со скоростью не более 12 узлов. В пути же пришлось восполнять и нехватку артиллерийских офицеров. Вместо трех получили только двух, и оба (лейтенант Н.Н. Азарьев и мичман Б.О. Шишко) должны были ловить свой корабль уже на пути следо­вания в греческих водах.

Но З.П. Рожественский, не желал видеть ни проблем комплектации (в которых был сам повинен), ни сложностей с приемкой корабля и обширными заводскими недоделками. По его глубокому внутреннему убеждению (оно скво­зит во множестве язвительных и просто желч­ных замечаний, которыми испещрены страни­цы донесений И.К. Григоровича и А.А. Вирениуса) все объяснялось гораздо проще. В на­стояниях офицеров "Цесаревича" добиваться от завода приведения башен в работоспособное состояние он видел не проявление долга служ­бы, а лишь намерение продлить срок своей уни­кальной курортной командировки. Так уж он был устроен Зиновий Петрович. Всех окружав­ших, по свидетельству современников, он счи­тал (А. С. Новиков-Прибой) поголовно прохво­стами и бездельниками.

"Время стоянки на Riviere могло бы при­ятно затянуться еще на годик". "На Riviery вер­нуться не удастся", "слишком соблазнительна была Riviere, чтобы торопиться уйти оттуда" — так не перестает суровый начштаба обли­чать офицеров в низких замыслах отлынива­ния от службы.

Неиссякаем и запас адмиральской дема­гогии, обращаемой, правда не в высшие сфе­ры, а исключительно к наблюдающим, "не три-четыре недели (на этот срок И.К. Григорович считал нужным задержать уход, чтобы дорабо­тать-таки капризничавшую подбашенную тележ­ку. —P.M.) тянулась эта канитель, а ровно четыре месяца без всякой надежды на успех", "как же до такой простой вещи три года не до­думались". "Три года дум", пять длинных лет и не готов!" — не перестает адмирал усеивать следами своих негодований страницы очеред­ных донесений И.К. Григоровича. Вспышки ру­ководящего резонерства перемежались впрочем и деловыми советами (до адресатов их все-таки не доводили): "Это и видно — не нашли денег, если главнейшее вооружение — двенадцатидюй­мовые башни не привлекли к себе своевремен­ное внимание г-на Григоровича". "Умывальни­ки и каютные занавеси, наверное лучше при­смотрены", — не находил адмирал пределов своему возмущению.

В чем-то он, может быть, был прав, но несказанно бы удивился, услышав, как это сле­довало бы сделать, что немалая доля вины за безалаберную конструкцию башен несут и ру­ководимый им ГМШ и МТК. Ведь никто в обоих этих учреждениях не пытался провести хотя бы поверхностное обобщение конструктив­ного совершенства и надежности действия башенных установок, выработать самые общие требования к их проектированию, добиться, чтобы они по своим характеристикам, а в осо­бенности в скорости стрельбы, не уступали об­разцам европейских флотов. Ничего этого не делалось, и когда в 1906 г. один из флотских артиллеристов предпринял подобный обзор, то результаты его оказались столь удручающими, что от продолжения публикации обзора в "Мор­ском сборнике" предпочли отказаться.

Мысль об ответственности верхов, прогля­нувшая в деле о задержке выхода броненосца, особенно задела Зиновия Петровича. Ведь офи­церы, входящие в приемную комиссию, в од­ном из своих актов прямо записали, что пол­ноценная приемка башен и всего броненосца оказалась невозможной из-за постоянных тре­бований З.П. Рожественского и А.А. Вирениуса о спешном и незамедлительном уходе. "Это бестактно по отношению к заводу, которому выдана копия и ложно по существу", — без оби­няков отметает он намек на его личную ответ­ственность и неполадки, за аварии. Адмирал был убежден, что его обязанности — погонять, а офицеров — всю ответственность принимать на себя. А когда и А.А. Вирениус, командиро­ванный для энергичного выталкивания броне­носца из Тулона, был вынужден смириться пе­ред фактом невыполнимости им же отданного приказа о дате завершения испытаний, он так­же немедленно подпал под подозрения Зино­вия Петровича в саботаже и халатности.

Точно так же возлагая всю ответствен­ность за последствия спешки на офицеров и оставляя за собой лишь право безостановочно и безнаказанно их погонять, отнесся и.д. на­чальника ГМШ и к обстоятельствам восьмидневной перегрузки боеприпасов на "Цесаревич" с пришедшего из Севастополя парохода. Эту рабо­ту, по мнению адмирала, вполне можно было бы провести не за восемь, а всего за три дня. Надо было только привлечь силы всей эскадры Средиземного моря, ра­ботать не по 8 часов, а по 24 часа в сутки. И тогда "Цесаревич", ожидая доставки эксцентрика из Тулона, мог бы в течение 5 вы­игранных дней заниматься бое­вой подготовкой.

Как всякий мистик, он не давал себе труда задуматься над тем, что этот выигрыш мог бы обернуться непоправимой ката­строфой, с которой броненосец и вошел бы в историю. А шансы к тому были немалые, ибо вся по­грузка 500 тонн боеприпасов легла на плечи исключительно одного артиллерийского офице­ра. Два других, о срочной высыл­ке которых И.К. Григорович нео­днократно доносил тому же са­мому начальнику штаба, прибы­ли только к завершению работ.

Между тем, как видно из донесения командира от 29 ок­тября 1903 г., работы были орга­низованы вполне грамотно. Лей­тенант С.В. Шереметев (1880-1968), имел 60 рядовых и 2 квар­тирмейстера, готовил боеприпа­сы к подаче из двух трюмов па­рохода. Разгружали его сразу с двух бортов. С одного -- непос­редственно на борт броненосца, к которому пароход был ошвартован, с друго­го борта погрузка шла в четыре баржи, кото­рые затем подводили к другому борту броне­носца. Всего в работах участвовали один кон­дуктор, шесть квартирмейстеров и 250 рядовых.

Как писал командир, "для судовой надоб­ности" оставалось в распоряжении старшего офицера около 80 человек и в том числе кара­ул, фалрепные, вельбот адмирала, шестерка, два паровых катера, по четыре человека на барказах, возивших воду, сигнальщики, вестовые, ба­рабанщики, горнисты, коки и другие. Минеры и минные машинисты были в распоряжении минного офицера для приема минного воору­жения, приведения его в порядок и укладки.

Машинная команда находилась в распо­ряжении старшего механика для очистки кот­лов и осмотра машин, в особенности после поломки одной из них. Приводилась и табли­ца "числа принятых ежедневно обтертых и уло­женных на место боевых запасов, включавшей в частности 609 полузарядов и 267 305-мм снарядов". "Это из рук вон плохо", -- напря­мую в свободные строки представленной И.К. Григоровичем таблицы вписал З.П. Рожественский свое заключение. Словом, настрой началь­ника таков, что он, будь ему дана такая власть, без колебаний разжаловал бы командира "Це­саревича" в рядовые. И только "монаршее бла­говоление", заслуженное командиром "Цесаревича" за переход из Пирея в Порт-Артур, за­ставило З.П. Рожественского "предать забве­нию", как значилось в очередной его резолю­ции, "упорное сопротивление быстрому окон­чанию сборов к походу в Тулоне и в Поросе".

Так под сенью начальствующих прокля­тий и адмиральского рыка, с которым еще пред­стояло познакомиться всему флоту на 2-й эс­кадре, происходило плавание "Цесаревича" в Порт-Артур.